Солнце жарило совсем по-летнему, и за десять минут интенсивной ходьбы Ольга вконец изнемогла. Остановившись у чужого плетня, она поставила на землю свою большую сумку и принялась снимать шерстяное полупальто. Внезапное потепление, нередкое в это время года, застало ее врасплох: утро выдалось сырое, холодное и туманное, и Ольга, естественно, оделась потеплее.
Хотя нести полупальто на сгибе локтя было не слишком удобно, Ольга приободрилась и принялась искать искомый дом ?24 с удвоенной энергией. Жаль, конечно, что в это царство крошечных особнячков и частных домов никакой общественный транспорт не ходит, а на такси у нее нет денег. Зимой эти полудеревенские улочки наверняка превращаются в каток, а поздней осенью - в непролазное болото. И от центра города, где она работает, далековато; но она всегда мечтала о собственном доме, и теперь, когда представилась такая возможность, грех от нее отказываться.
Конечно, если бы не Сергей, точнее, не наделанные им долги, она не стала бы продавать свою просторную, унаследованную от родителей трехкомнатную квартиру, просто другого выхода нет. Сергей сейчас числится временно безработным, а на ней уже висит один кредит - ни один банк не одолжит им денег, тем более такую сумму. Все, что можно было сказать себе, она уже сказала, все возможные варианты были перебраны, все думы думаны-передуманы - настало время действовать. И действовать, как всегда, ей - под такой уж незадачливой звездой она родилась.
Ее первая любовь, может быть, и самая сильная - синеглазый Виталик, гитарист и поэт, человек с тонкой, смятенной душой, крепко пил. Он сам признался ей в своем пороке, чуть ли не на втором свидании, и попросил: 'Помоги мне. Мне одному не выстоять в этой борьбе'. Целых шесть лет она боролась за любимого, и перипетии этой борьбы могли бы составить трехтомный роман. Руки у Ольги опустились лишь тогда, когда она узнала, что у Виталика есть другая. А, к черту, не вспоминать, не думать, скверно делается на душе даже сейчас, через 10 лет.
После первой любви она долго приходила в себя, а когда пришла, опять влюбилась в человека, нуждавшегося в ее помощи. Беда у Алексея была большая, проблема нерешаемая - больной ребенок. Ольга все понимала и ничего не требовала, более того, она сама стала бы презирать его, оставь он жену с больным сыном. Она утешала, ободряла, внушала уверенность, поднимала настроение, дарила энергию и желание жить, поддерживала, помогала чем могла в обмен на волшебные слова 'Ты нужна мне'. И примечательно, что это не ей надоело работать спасательной службой, а сам Алексей предложил расстаться, потому что его жена каким-то образом узнала об их романе. 'Я не хочу причинять ей боль'. О боли, причиненной им Ольге, он как-то забыл подумать.
Из мрачных воспоминаний Ольгу вывело внезапное появление собаки. Небольшой, но агрессивный песик 'дворянской' породы выскочил из незапертой калитки и встал перед Ольгой, угрожающе рыча. Она попыталась прогнать собаку, но та не испугалась и перешла в наступление, подпрыгнув и вцепившись в руку - к счастью, ту самую, в которой она несла полупальто. Ольга закричала, на крик вышел хозяин кусачей моськи и отогнал свое животное. Вся сцена заняла минут пять, не больше, но стресс Ольга пережила достаточный. Сердце бешено забилось, к горлу подступила дурнота.
- Женщина, вам что, плохо? Он вас укусил? - на красном лице собаковладельца, толстого седого мужика лет шестидесяти, проступила искренняя тревога.
- Нет, кажется: Можно попросить стакан воды, - пробормотала Ольга.
- Конечно, пройдемте в дом: только я его сейчас привяжу.
Чужой дом встретил ее запахом жареного лука и духотой. Пройдя вслед за хозяином в крошечную кухню, Ольга тяжело опустилась на табуретку и наконец-то рассмотрела руку и полупальто. Рука не пострадала, но в толстой шерстяной ткани собачка ухитрилась прогрызть дыру, причем спереди, на самом видном месте. Почти новая вещь была безнадежно испорчена.
- Вот вам вода, - хозяин протянул ей мутный стакан. - И извините: Шарик вообще смирный, не знаю, что на него нашло:
Ольга хотела сказать, что дело совсем не в Шарике и даже не в полупальто, а во всей ее поганой жизни, в которой она все время куда-то бежит, спешит, все время за кого-то борется, все время что-то отстаивает, и этой гонке нет конца, и она уже устала, - но вместо слов неожиданно для себя разрыдалась.
Хозяин вконец растерялся и захлопотал, как умел.
- О Господи! Вам плохо? Он сильно укусил? Может, скорую вызвать?
- Нет, - утерла слезы Ольга и выпила тепловатую воду, - ничего не надо: Мне уже хорошо. Скажите, - спросила она, немного отдышавшись и успокоившись, - может, вы знаете, где здесь дом ?24?
- Развалюха Петровича, что ль? Которую он уже три года продает?
- Да, - подняла голову Ольга, - я по объявлению. Я хотела посмотреть и купить:
- Женщина, - картинно приложил руку к сердцу хозяин, - поверьте мне: там и смотреть не на что. Недостроенный дом без коммуникаций. Он, дурак, пишет в объявлениях, что дом нормальный, покупатели приезжают и ругаются, раз даже морду ему побили.
- Вот как, - пробормотала Ольга. - 'Что же делать, если обманула нас мечта, как всякая мечта'. И все же - он далеко, этот номер 24-й?
- Через два дома. Нет, можете посмотреть, если уж пришли, но смысла нет никакого.
Выходя, она взглянула мельком в висевшее у двери большое зеркало и увидела бледную женщину с растрепавшимися волосами и жалким, затравленным выражением лица. Неужели у нее такое лицо? А, впрочем, неважно.
Хозяин Тузика не солгал: дом ?24 оказался недостроем, кирпичной коробкой без окон и дверей. Человек, описывавший его в объявлении как 'одноэтажный особняк со всеми удобствами', и впрямь, видимо, был не совсем здоров, и Ольга не стала ему перезванивать. Уставшая, опустошенная, она побрела назад, но метров через 200 остановилась: снова заныло сердце. Она прислонилась к чужому каменному забору и вдруг увидела то, что должна была давно заметить: весну.
Совсем рядом красовалось на чисто-голубом фоне неба великолепное кружево цветущих яблоневых ветвей, и легкий ветер доносил их свежий аромат. Но не только яблони - все цвело, то кипенно-белым, то нежно-розовым, и в зеленой траве у заборов красовались маленькие солнышки мать-и-мачехи. Между цветами порхали яркие бабочки, в ветвях подавали голоса беззаботные птицы, солнце сияло радостно и празднично. Мир вокруг был так неимоверно прекрасен, и Ольга замерла в изумлении, точно увидела его в первый раз.
Шли минуты, а она все не могла сдвинуться с места, все впитывая и впитывая светлую красоту весны. Оказывается, у совсем молодой листвы нежно-зеленый цвет, шмели летают тяжело, заметно рассекая воздух, а каждое цветущее дерево пахнет по-своему. Откуда-то издалека донесся гудок поезда, и Ольга вспомнила, что давно никуда не ездила. И очень давно не смотрела в небо.
Вокруг нее простирался огромный мир, полный солнца и цветов, далеких городов и новых открытий, а она ничего не видела, кроме чужих проблем. Прошла ее юность, пробежала молодость, зрелость близится к своему пику, а вечное колесо все вертится, словно в дурном сне, и она - несчастная загнанная белка в этом колесе. Но истина в том, что на самом деле никакого колеса нет. Все 'неразрешимые проблемы', кроме роковых болезней, мы создаем себе сами. И если ей не хватало пяти минут, чтобы насладиться весной, это не ее особенность, это ее глупость.
Как же можно было так жить? Какая злая сила владела ею, скрывая от нее истину? Все оказалось так просто, так до смешного банально! Но хорошо, что она наконец проснулась.
Зазвонил мобильный. Разумеется, Сергей: сидит дома и переживает. Раньше надо было переживать и думать, прежде чем брать взаймы такие суммы.
- Алло! Да, я посмотрела особняк. В нем жить нельзя, он без коммуникаций, но это не имеет значения. Нет, не скоро буду дома. Чем я занимаюсь? Я наслаждаюсь весной. Нет, у меня все в порядке с головой. Это у тебя вечно все не слава Богу. Да, и еще одно: я передумала продавать квартиру. Тебе придется поискать деньги в другом месте, дорогой.