Ты голая, стоишь на середине пустой комнаты, и с упоением разглядываешь голые стены.
Если что-то и говорит о некогда жившей тут мебели, то это только пыльные следы.
Вот тут стоял старый сервант, а вот здесь новый дубовый стол, там чуть левее стул-подделка в стиле ренессанс, диван, пропыленный насквозь и помнящий на себе столько людей, сколько не вспомнит Она. И все это оставило тут только пыль. Квадратики, прямоугольники пыли.
Если что и может сказать о таинственном исчезновении мебели, так это топор, стоящий в углу.
Ты взъерошиваешь свои короткие волосы и тем же движение руки проводишь по телу, как бы убеждаясь, что все на месте.
Единственное что не дает Тебе покоя, это телевизор на кухне.
- Мы усовершенствовали дизайн спальни, добавив минимализма...
Ты улыбаешься, показывая невидимому свидетелю свои белые клыки. Проведя по ним языком, Ты с упоением зеваешь и потягиваешься. Если бы невидимый свидетель не был Твоей выдумкой, он бы подумал, что чем то этот жест неумолимо напоминает ему кошачью грацию.
Он бы возможно даже схватился за холст и бумагу, ну или сидел бы в углу и описывал этот волшебный миг высоким стилем.
Но ты стоишь в пустой комнате, а на кухне говорит телевизор:
- Львы это самые представительные кошачьи, живущие прайдами...
Ты делаешь грустное лицо. Нет, не так, Ты делаешь грустную гримасу. Искажая свое лицо до состояния театральной маски. Тут же Тебя передергивает, и Ты смеешься. Ты ушла из прайда, больше Ты не его часть.
Окидывая взглядом комнату снова, и мысль пробивает Твое воображение.
Телевизор издает проигрыш:
- Зима в этом году ожидается суровая и с заносами...
Ты удивленно наклоняешь голову, и в ней проносится: Зима, это когда...холодно?
И тут Ты заливаешься, чистым девичьим смехом прижав обе руки к груди.
Если бы незримый свидетель смотрел на Тебя со спины, он бы захотел это снять этот момент в фильме. Тот момент, когда Твои тонкие плечи дрожат, голова опущена, и все линии Твоего тела передают лишь малую часть дрожи. И совершенно не понятно, смеешься или напротив плачешь. Пока Ты не запрокидываешь голову, и раскатистые колокольчиковые звуки не превращаются в истерический смех, пугающий и одновременно завораживающий зрителя.
Но невидимый зритель живет только в Твоей голове, там он видит лишь обрывки газет и фраз, некрасивые лица и уродливые тела.
Телевизор сочился новостями и подробностями:
- 24-х летнюю футболистку N11 нашли изуродованной в своей собственной ванной, с многочисленными ранениями. Предположительно был использован нож для колки льда.
Изуродованной.
ИЗ уродованной.
ИЗ УРОДО ванной.
ИЗ УРОДО ВАННОЙ.
ИЗУРОДОВАННОЙ.
Тебе уже не смешно, твои колени стоят на подоконнике и ты прижавшись щекой к окну, такая голая и такая чистая смотришь как внизу перемещается жизнь.
Если бы тут все-таки сидел твой незримый поклонник, он бы достал из замусоленного пиджака карандаш и мятый блокнот, и делал бы зарисовки, из которых ты бы поняла, что в тебе он видишь ангела, дитя с крыльями и прекрасным телом.
Тебе кажется, ты слышишь, как карандаш царапает бумагу.
Но твой зритель, его тут нет. И быть не может.
- Вы покупаете 2 по цене 1, звоните круглосуточно...
Ты дрогнешь, но все сильнее вжимаешься в оконное стекло. Рука скользит по волосам, затем по телу и лишь потом ты и ее прижимаешь к стеклу.
Стены начинают дрожать, трястись и с молниеносной для них скоростью стремится друг к другу, как намагниченные. Потолок начинает падать, пытаясь, видимо прижаться к потолку, а ты сидишь и пытаешься вжаться в закрытое окно. Страх искажает твое лицо, той же маской театрального страха.
- Сколько можно, 4-й час ночи?!!!!! Ублюдок, ты недоношенный! - Эта соседка, она ненавидит этот звук, когда телевидение оканчивает свои трансляции.
Ты наплевал, и прибавляешь звук.
Главное не упустить момент, думаешь, ты, доставая из пиджака карандаш и боясь не успеть дрожащими руками, рисуешь почти до конца сломанное женское тело, зажатое в кубике. И лицо - маска.