Иду к тебе, такой радостный, как на первое свидание, и сжимаю коробку в руках, как самое ценное. Как тебя обнимаю, только бережнее. Ты то любишь, когда я крепко тебя к себе прижимаю, чувствовать меня любишь. А коробку, с ней надо осторожнее, не дай бог, сломаю. Страшно, тогда сюрприза не будет. А я такой неловкий, а сейчас иду - сама осторожность и галантность, прохожие в восемь утра оглядываются, да и только. Куда им сонным и заранее уставшим, понять, что я несу так бережно, аж язык прикусил, как ребенок. Подхожу к твоему подъезду, а ты живешь на первом этаже, я обхожу его с другой стороны и стучу, стучу, говорю, тихонько так, а в одной руке коробка. А ты не спишь, ты варишь на кухне макароны и вообще вся такая хозяйственная, что страшно. Только вещи все разбросаны везде, как будто уезжаешь куда то. Я даже, когда в первый раз к тебе в гости пришел, испугался. Думал скоро уедешь. Холодно так, сердце даже сжалось. Вот я стучу, а ты не сразу слышишь, но все-таки подходишь, и смотришь на меня своими серыми глазами, как будто выпрашиваешь что-то. Я улыбаюсь, к первоклассник и рукой тебя подзываю. Мол, выходи на улицу, и коробку показываю, и киваю заговорщески подмигивая. Ты вздыхаешь, и исчезаешь из окна. Я поднимаю голову к небу, оно такое, как твой зимний свитер, голубой с белый, который тебе отец из Германии привез, помнишь? Я вот смотрю, и чувствую, ты мне в шею дышишь, и руку на мою положила. Ждешь. А я опускаю голову, смотрю на тебя курносую с растрепанными светлыми волосами, провожу по ним рукой и беру за руку. Идем мы долго, ты не успеваешь за мной и мило так под нос себе чертыхаешься, а у меня обе руки заняты чем-то ценным. Вот мы едем на лифте, вот мы лезем по лестнице, вот мы уже на крыше. Тут порывы ветра, и небо, оно такое рукой достал бы, будь чуточку по выше. Мне так кажется, ты, конечно, не достанешь, но я бы мог. И я делаю жест руками, как заправский фокусник, а ты смотришь непонимающими серыми глазами, подняв брови. Осторожно открываю коробку, и вытаскиваю, ей богу, мне барабанной дроби не хватало, вот с каким важным лицом я его вытащил! Я вытащил на свет божий прекрасный воздушный змей. Я делал его несколько месяцев, думая о тебе. Видишь эти цвета? Это твои цвета! Желтый, черный, синий... и иногда этот красный. А ты берешь, совершенно не бережно, залихватским движением, разматываешь нитки, и подбрасываешь его, давая ветру его подхватить. Ты в своем лимонно-желтом платье, с этим змеем такая поэтично-картинная. Но на лице у тебя скука и толика разочарования. Я как кретин стою и мне становится противно. Ты замечаешь это и говоришь. Говоришь, что в детстве твой отец заставлял ходить с ним и пускать этих треклятых змеев, во время любимой детской передачи. Мало того, что тебе они и не были интересны изначально, так еще и это прискорбный факт, огорчал и злил тебя. Внезапно ветер дернул змея в твоих руках, сильнее, как будто вырывая в отчаянии. Я боролся с этим желанием, в отличие от ветра. А ты, ты, не долго думая, отпустила. Отпустила и провела освободившейся рукой по волосам. Пойдем, говоришь ты, ко мне, это ты поясняешь. Говоришь, что-то про макароны. Ну, я и говорю, иди, мол. Ты берешь меня за руку, и ведешь, ведешь... ведешь по этой крыше, к лестнице вниз. Спускаешься, а руку не отпускаешь. Умеешь ты держать, и не отпускать, не хуже охотника. Спускаешься, но отпускаешь, чтобы я спустился. А меня подхватывает ветер, и уносит.