Шерзад Тимур : другие произведения.

Буря с Востока

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Альтернативная история. Япония нападает на СССР в 1936 году. Попытка смоделировать военный конфликт (благо предпосылки ИРЛ были) и воспроизвести ощущения людей, внезапно в самом центре этого конфликта оказавшихся. С претензиями на военную драму. Пока выложено около 1/4 имеющегося.
  Китайско-японская граница, 1931 год.
   Рутинный сентябрьский день японской военщины. Вокруг разлеглись опостылевшие равнины Ляодунского полуострова, местами маячили сухие, нечастые кустарники. Кому-кому, а полковнику Сейсро Итагаки всё это успело изрядно наскучить. Нет, он вовсе не желал вернуться домой, в Токио. Единственное, что занимало голову армейского офицера, так это новые захваты, великие действия, свершения. Просиживать штаны на безвестном колониальном посту - что может быть хуже? Но скоро это прекратится. Именно сегодня, а не когда бы то ни было, стартует нечто грандиозное.
   - Сэйсиро! - раздался голос Доихары, низенького, щекастого полковника. - Не надоело пялиться на холмы? Исивара и Танака битый час режутся в карты, и совсем не против взять нас в игру.
   Разумеется, не против. Как же отказать двум старшим по званию офицерам, тем более в японской армии, славящейся дисциплиной и почтением к старшим. Хотя, даже если отбросить традиции и Устав, вряд ли стоило отказываться от любых способов скрасить ожидание, ибо чем ближе до начала операции, тем медленнее тянется время.
   - Не в этот раз, - покачал головой Итагаки. - Всё равно карты не удержу, вдруг руки затрясутся.
   - Соскучился по настоящему делу? - понимающе ухмыльнулся Кэндзи Доихара. - Мы не перед новобранцами, поэтому не буду строить ледяную уверенность. Мне тоже не терпится. Ведь мы, в конце концов, для этого созданы, не так ли?
   Сэйсиро ответил ухмылкой на дружеский хлопок по плечу.
   - Надоело это все, - Итагаки окинул взглядом цепочку холмов на горизонте. - Я был военным атташе, командовал полком, теперь начальник разведки. И за все это время ни одной серьезной драки, с тех самых пор, как сцепились с русскими.
   - Русские, - многозначительно протянул Доихара. - Тогда Япония добилась, чего хотела. Но мы с ними ещё встретимся.
   - Конечно. Для этого достаточно взглянуть на карту.
   Никому в здравом уме не пришло бы в голову охарактеризовать амбиции японских штабистов и политиков, как скромные. Но они не шли ни в какое сравнение с амбициями командиров на местах. Сформировалось парадоксальное правило - чем ниже звание и должность японского офицера, тем быстрее ему хотелось приступить к действиям, тем о большем он мечтал. Командующий Квантунской армией никогда бы не дал санкцию на то, что они замыслили вчетвером с Танакой и Исиварой, но старик был готов закрыть глаза на многое. А потом будь, что будет. Уж больно заманчиво всё это выглядело в перспективах. Итагаки, как начальник разведки, готов поручиться за нужное ему развитие событий.
   - Девять, - бросив взгляд на часы, заметил Сейсиро. - Пойду, разбужу лейтенанта, скоро его выход.
   - Отлично, - кивнул Доихара. - Я проверю солдат. И этих картежников тоже проверю. Нечего им расслабляться. Удачи.
   Полковники разошлись, полные решимости осуществить замышленное.
  
   18 сентября 1931 года, японская железная дорога недалеко от нейтральной полосы. 22:15 по местному времени.
   Старший лейтенант Комото неторопливо шагал вдоль путей, даже не стараясь что-то разглядеть в надвинувшихся сумерках. Вокруг свои люди, и он знает, кто на каком посту, что может случиться? Но, дойдя до пункта назначения, избегать внимания всё же стоило. В конце концов, он полез в сумку не за миской с рисом, а за связкой динамитных шашек. Сделав это, лейтенант присел на корточки, и затих, прислушиваясь.
   Все спокойно, можно начинать. Взрывчатка заложена под рельсы, таймер выставлен, часики тикают. Комото, не спеша, но и особо не задерживаясь, направился к ближайшему крупному валуну. Но тут произошло нечто весьма тревожное.
   Вдали показались огни, дополняемые шумом двигающегося состава. Сомнений быть не могло - пассажирский, судя по количеству светящихся окон, поезд двигался прямо туда, где был заложен динамит. Прикинув время, остававшееся до прибытия поезда, лейтенант понял, что бомба вполне может рвануть в тот несчастный момент, когда состав будет проходить прямо над нею.
   В голове прозвучал приказ полковника Итагаки. Нет, все же не стоит срывать операцию ради случайности. В поезде люди? Ну и что, их смерти послужат великим целям. С самурайской выдержкой Комото отринул лишние мысли, и спрятался за валун, дожидаясь взрыва.
   Через полминуты раздался грохот - значит, всё сделано, как надо. Высунувшись, лейтенант обнаружил развороченные рельсы на пару метров длинной. Это нельзя было считать чем-то катастрофическим, и он успокоился. Ещё большее облегчение лейтенант испытал, увидев поезд, направляющийся по второму, неповрежденному пути, в Мукден. В конце концов, там могли ехать и японцы. С хорошим настроением Комото неспешно направился к точке сбора.
   Изо всего этого можно было сделать лишь один вывод - некто заложил и взорвал бомбу на самой границе, и произошло это на японской территории. Теперь всё можно свалить на китайцев, а заодно и вешать на них все смертные грехи по любому вероисповеданию. Можно, конечно, напасть без театральности и инцидентов, но так дела не делаются даже в японской армии. У офицеров-заговорщиков должен быть чисто формальный повод отвертеться - никто не будет выслушивать честный рассказ или прискорбное молчание нарушившего приказ офицера. Но, если соблюсти формальности, всё будет, как надо.
  
   Прошла всего пара часов с взрыва на железной дороге, но пятьсот человек из подчиненных четверке заговорщиков солдат были полностью готовы. Пять минут назад Итагаки участвовал в фарсе с выслушиванием донесений испуганных патрульных, слышавших взрыв. Кто-то, а эти бедняги были уверенны в реальности происходящего на сто процентов. Теперь стоило всего лишь показать солдатам, насколько мудры их командиры. Ну, и китайцам тоже показать. А потом, в далекой перспективе, вообще всем показать. Да, игра стоила любых свеч.
   Бэйдзин - китайская крепость. Хорошая фортификация, немаленький гарнизон. Все по науке. Только вот беда, последний неопытен, набран из кого попало, и совершенно никак не мотивирован. Да и как может быть мотивирован крестьянин, которого вчера за шкирку вырвали из родной хибары ради того, чтобы торчать на неизвестном клочке земли посреди абсолютно чуждых ему холмов, колючих кустарников и недобрых японцев по ту сторону границы? Если взять Бэйдзин, дорога к Мукдену будет лёгкой и приятной, особенно с теми неряхами, которых смогли выделить китайцы для охраны далекой и неинтересной столичным бонзам границы.
   Немудрено для страны, разделяемой неслабой внутренней встряской. Именно это и подвигло Итагаки сотоварищи заняться всем этим - брать надо, пока дают. Через десять лет в Китае может установиться сильное правительство, и тогда урвать кусок для Японии будет гораздо сложнее. Жадно посматривавшее на север офицерство могло то же самое сказать и насчет СССР. Но это потом, а сейчас Сейсиро должен сосредоточиться на решении текущей задачи. Что он и сделал.
   Они неплохо поработали - никому в голову не могло прийти, что под видом бассейна для офицерского клуба пограничников скрывается хорошо укрепленный бункер с двумя мощными стационарными орудиями, которые могут вести огонь по крепости. У китайцев не было шансов.
   - Начинайте, - рявкнул Итагаки.
   Артиллерийские офицеры закричали свои команды, расчеты орудий завозились с техникой, и понеслось. Две девятидюймовых пушки гавкали по очереди - расчеты были прекрасно тренированы, и паузы между выстрелами затягивались не сильно. Сейсиро бросил взгляд на лицо полковника Доихары - выражение легкой напряженности пополам с ликующей радостью, изо всех сил запрятанной поглубже в себя, но все равно проступающей в скучающем ещё пару дней назад Кэндзи. Итагаки подумал, что, наверное, сам выглядит точно так же.
   Обстрел не причинил крепости серьезных повреждений, но дозоры докладывали - китайцы беспорядочно отходят. Именно этого и ждали опытные японские офицеры, и, не медля, отдали команду на штурм. Пятьсот человек трусцой устремились вперед, позвякивая снаряжением. Битва за Манчжурию началась, чтобы завершиться победой через полтора года. Японская империя расправляла крылья на материке.
  
   Осень 1933. Подмосковье.
   - Люблю я это время года, - задумчиво проговорил генсек. - Самое, что ни на есть, торжество природы. Правильно я говорю, товарищ Ворошилов?
   - Так точно, товарищ Сталин, - кивнул наркомвоенмор. - Можно, я возьму воды? Путь на вашу дачу был неблизкий.
   - Конечно, Клемент Ефремович, - кивнул вождь народов. - В холодильнике.
   Как бы ни пришлось в ближайшем будущем забыть о природных красотах, подумал при этом Ворошилов. Причины для этого имелись, и немалые.
   Налив в стакан холодного Боржоми, наркомвоенмор с удовольствием выпил.
   - Я не просто так приехал именно сегодня, товарищ Генеральный Секретарь, - Ворошилов извлек из портфеля тонкую папку. - Здесь речь японского генерала Араки, которую в июле он произнёс среди губернаторов префектур. Добыта агентурным путем.
   Сталину не надо было перестраиваться на рабочий лад - этот человек буквально жил своим делом, не требуя никакой роскоши или леностей. Помимо, разве что, необходимого для элементарного восстановления сил. Поэтому, даже сейчас, у себя на даче, он встречал Ворошилова в полной готовности заниматься деловыми вопросами.
   - Давайте сюда, - приняв папку, генсек бегло пробежался взглядом по листам бумаги с печатным текстом. - Великая Япония, Сфера Сопроцветания, ну это у них, как обычно. О, вот, уже начинает становиться интересно. Неизбежно столкновение с СССР. Они абсолютно в этом уверены.
   Задумавшись, Вождь начал деловито набивать трубку.
   - Товарищ Сталин, захватив Маньчжурию, японцы совсем обнаглели. Раньше они могли думать трезвой головой, но успех заставил их поверить в ту самую самурайскую исключительность, которой они пытаются поднять дух своих солдат, - Ворошилов развел руками. - Ни для кого не секрет, что японское правительство только и думает, что о новых насильственных захватах, но последние события начисто отключили им способность рационально мыслить. Их не беспокоят последствия для страны и японского народа, эти люди способны на любую глупость.
   Генсек затянулся.
   - Значит ли это, что мы можем подвергнуться нападению в любой момент? - Сталин наклонил голову. - Не думаю. Сперва всегда идёт нагнетание обстановки.
   - Заслуживающий доверия источник раздобыл копию протокола совещания руководящего состава Императорских войск, - из портфеля наркомвоенмора появилась ещё одна папка. - Налицо конфликт между морской и сухопутной фракцией. Первые хотят хапнуть за счет колоний буржуазных государств в Тихом Океане, вторые же видят главным противником нас.
   Сталин всегда быстро ловил суть.
   - Если верх возьмет сухопутная фракция, нам с вами явно не поздоровится, так, товарищ Ворошилов?
   - Так точно, - кивнул Клемент. - Я считаю, нам не стоит оставлять любой, даже крохотной возможности для игры в случай, ни малейшей вероятности. Мы должны быть готовы.
   - Этот Араки, - Сталин покрутил пальцем у виска. - Он же ненормальный. Насколько я помню, он уже не в первый раз визжит о мировом господстве. Неужели все так возьмут и послушают его?
   Наркомвоенмор пожал плечами.
   - Тут сложно сказать. Японцы уже потеряли возможность различать нормальное и ненормальное, если хотя бы допускают подобные споры. Кроме того, они помнят последнюю войну, а это значит, что до сих пор не принимают нас всерьез. В любом случае, если судить по стенограмме того самого совещания, добытого ОГПУ, японцы не будут нападать немедленно. Они считают, что им нужно минимум три года, чтобы подготовиться надлежащим образом. Нападения стоит ожидать в тридцать шестом году.
   - Тридцать шестой, - протянул генсек. - Мы уже состязаемся с ними в переброске войск на Дальний Восток. И мы выигрываем. Как же они хотят переиграть нас?
   - В Маньчжурии надо подготовить все до прибытия войск, - Ворошилов поставил полупустой портфель на ковер. - Как нам, так и им. Нельзя вот так сразу все сделать. Но к тридцать шестому - почему бы и нет?
   - И проиграть нам может помочь только наша собственная бдительность, - хитро улыбнулся Сталин. - Вернее, её полное отсутствие. Что бы вы порекомендовали для победы над агрессором, если это все-таки произойдет?
   - Я бы, - начал Ворошилов, - в первую очередь обеспечил большую пропускную способность Транссиба. И надо плотно заняться промышленностью Дальнего Востока, чтобы там всё было максимально автономно. Надо строить вторую колею - пусть не на всех участках, хотя бы на наиболее загруженных. И заводы, заводы. В идеале надо производить вооружения на местах. Если японцы бросят на нас всё, что у них есть, мотивируя это борьбой с коммунизмом, буржуазные страны не почешутся, чтобы как-то это предотвратить. Нельзя это так спускать.
   Сталин пыхнул трубкой.
   - Нашу страну со всех сторон окружают враги. Они спят и видят, как мы падём. Поэтому мы должны проявлять бдительность. И именно поэтому Блюхер и наши товарищи на Дальнем Востоке получат ресурсы, которые вы для них запросите. А японцы, - последнее Сталин бормотал уже в усы, - получат хорошего пинка под сраку.
  
   Май 1936, Владивосток.
   - Вале-ера! - раздался протяжный, требовательный возглас с кухни. - Валера, ну что же ты? Иди скорей, суп остынет! Специально для тебя готовила, сколько же можно?
   Валерий оторвался от окна. На улице стояла замечательная погода, и для приморского города даже припекало. Он давно не помнил такой ясности и жары для приморской весны. Интересно подумать, даже по сравнению с Москвой было довольно жарко для такого времени года, а ведь Владивосток славится своеобразным прибрежным климатом.
   - Да, сейчас, - парень направился к родителям.
   На кухне уже дымились четыре тарелки с маминым, наваристым супом. Родители и Светка расселись, сияя улыбками. Они давно его ждали, ещё с тех пор, как Валерий решил уехать в Москву, чтобы поступить в летную школу. Это было непростое время, не все давалось сразу, да и самостоятельная жизнь оказалось не такой веселой и беззаботной, как казалось. Лентяев и идиотов вышибали быстро и решительно, так что не оставалось ничего, кроме как стараться изо всех сил. Тем более, мечта всего детства! Немалую роль играла и помощь родителей - не смог бы он вернуться с пустыми руками после всего, что они сделали для его поездки. Не смог бы посмотреть в глаза стареющего отца, на неустанно работающую мать и младшую сестрицу, которая видела в нём образец для подражания и надежную опору. И, помня обо всем этом, он упорно работал, и в итоге стал неплохим летчиком.
   Когда Валерий приехал в Москву с небольшой суммой в кармане и школьным аттестатом, его вдохновляли Жюль Верн, Стивенсон, и уходившие из Владивостока в далекие морские путешествия корабли. В общем, всё, чем грезил советский мальчишка. С усмешкой вспоминая, как в детстве они дрались ради этих книжек, играли в пиратов, путешественников и первооткрывателей, парень переключился на свое поступление. Он мог бы посвятить жизнь морю, даже не покидая родной город, по крайней мере, на первых порах. Но парня всегда волновало новое, неизведанное. В двадцатых-тридцатых этим была авиация, ведь самолет мог за день долететь туда, куда кораблю потребовалась бы целая неделя путешествия. Это интриговало и внушало уважение.
   Поначалу он хотел быть тем самым первооткрывателем, которые так будоражили детский разум. Но все пошло несколько иначе. Ещё до того, как он успел подать документы в гражданскую школу, произошла интересная встреча. Когда парень вместе с такими же жаждущими приключений юнцами сидел в холле училища, туда приехал красвоенлет из военного училища, расположенного в Зарайске, под Москвой. Он старался отобрать наиболее лучших, и Валерий воспринял это, как вызов. Долго ли, коротко, но парень стал учиться на истребителя. Закончив школу с отличием, некоторое время прослужил на теплом тихом месте там же, в Подмосковье. Проявил себя, как хороший летчик и ответственный солдат. Но недавно его перебросили на родину, в Приморье - в качестве своеобразной благодарности за хорошую службу, отправили в ПВО родного города. Видимо, прознали о том, как судачил с товарищами по тоске о доме. Радуясь судьбе, Валерий собрался, сел на поезд, и теперь сидел со своей семьей в доме, где прошло детство.
   - Изменился ты, сынок, - улыбнулся отец, добродушный, седеющий профессор ботаники, который в свое время защищал решение сына пойти в летную школу. - Возмужал. Вырос.
   - Есть немного, - Валерий скромно улыбнулся.
   - Не жалеешь, что уехал? - хитро прищурился родитель.
   - Да что тут жалеть, - пожал плечами Валерий. - Я теперь истребитель, со всеми вытекающими. Дело любимое есть, теперь и вы под боком. Буду жить на военной базе, летать, и вас навещать время от времени.
   Мать всплеснула руками.
   - Да что ж это такое, Валерушка. Только приехал, как сразу "на базе".
   - Ну, вот так надо, мамань, - парень оторвался от супа. - Что поделаешь. Не забуду же вас. Кстати, давно я твоей, домашней еды не пробовал.
   Родительница улыбнулась.
   - Знает, чем мамке угодить, плут, - захохотал отец. - Вот ведь бестия.
   Сын заулыбался вместе с остальными. Он был очень рад тому, что наконец-то попал в дом, от которого так стремился убежать. Когда-то уезд казался глотком воздуха, прыжком во взрослую жизнь, но через какое-то время парень захотел вернуться к родным и побыть с ними, хотя быть чуть-чуть. Только оказавшись далеко и надолго от дома, начинаешь ценить его ценность. Так было и с Валерием, и, похоже, он нашел свой смысл жизни. Осуществив по пути мечту - ведь без неба теперь жить тоже нельзя. Наконец и то, и другое совсем рядом, наконец можно жить по-настоящему. Найти девушку, жениться, летать, и заботиться о стареющих родителях - он уже посылал им некоторые деньги во время службы в Подмосковье, но теперь можно поддерживать и морально, быть рядом. Это многого стоит.
   Потом начались бесконечные расспросы сестры. А не страшно ли летать? Что испытываешь, когда поднимаешься в воздух? Трудно научиться водить самолет? Чем военные летчики отличаются от гражданских?
   Валерий с удовольствием отвечал на вопросы сестры, однако мать вскоре увидела что-то в его глазах - такое видеть могла только она - и почувствовала, насколько парень устал.
   - Ну, хватит, хватит, - убирая пустые тарелки со стола, заявила женщина. - Валера устал с дороги. Десять дней в поезде ещё та штука, он должен отдохнуть. А ты, Светлана, иди и делай уроки.
   Летчик улыбнулся.
   - Ладно, мам, - бросила Светка, и направилась к себе в комнату.
   - Иди, выспись, - улыбнулась мать. - Ты ведь правда устал. Или думаешь, что можешь скрыть это от своей матери? - она легко потрепала сына по щеке. - Спи спокойно, всё будет хорошо.
   Верно, подумал Валерий. Все будет хорошо. Как может быть лучше?
  Жизнь налаживалась.
  
   22 мая 1936, Токио.
   Премьер-министр Садао Араки прохаживался по кабинету совещаний. Здесь не было традиционных бамбуковых дверей и бумажных стенок, как и всего остального, чем славился азиатский Восток. Никаких самурайских доспехов, гейш и прочего, свойственного не так уж и давно по историческим меркам "открытой" заново стране. Эпоха Мейдзи не прошла бесследно, и теперь штаб было сложно отличить от европейского. Но бывшего генерала это мало беспокоило - он знал, что боевой дух заключается в головах, а не обстановке. И, как истинный фанатик самурайского духа, знал настроения в армии, которые как нельзя соответствовали его стремлениям. Это не было удачным стечением обстоятельств, ведь он сам их культивировал, и за все, что имел, мог благодарить только себя. Себя и единомышленников, присутствующих в комнате.
   - Итагаки! - обратился он к одному из наиболее ценных сотрудников, армейскому заговорщику тридцать первого года. - Как там поживает ваша ударная группа?
   - Господин министр, - поклонился произведенный в генералы офицер. - Все в полном порядке, соответственно плану.
   - Ребята из флота не доставляют проблем? - ухмыльнулся премьер.
   - Никак нет, - на лице Сейсиро засияла улыбка. - С тех пор, как мы взяли инициативу, флотские делают, что скажешь. Да и некуда им деваться с тех пор, как армии подчинили. Как шелковые ходят.
   - Правильно, - Араки задумчиво глянул на карту. - Эти морячки нас бы завели туда, откуда выхода-то и нет. Они настолько ослеплены выгодой своего ведомства, что не видят элементарных стратегических основ. Посматривают на колонии Западных стран в Тихом и Индийском океанах, хотят быть основной силой в предстоящей войне. И хоть бы кто задумался о том, что мы будем делать после того, как всё это осуществится. И кто будет против нас выступать.
   - СССР тоже не отличается малыми размерами, - осторожно ввернул Доихара, повышенный до командующего Квантунской армии после смерти генерала Такаси в автокатастрофе, и остающийся им уже второй год.
   Араки махнул рукой.
   - Это другое дело. Надо смотреть шире - нельзя бросаться на всех сразу, это может выйти боком, как бы ни были храбры наши воины и искусны командиры. СССР сейчас нигде особо не любят, за исключением его сателлитов вроде Монгольской республики, которой и так осталось недолго. Западные государства смогут выставить против нас объединенную коалицию, которая превзойдет наш флот с его воинственными, но глупыми командирами, хорошо, если только в три раза. Долго ли, коротко, но они дойдут сюда, - премьер указал карту Токио, висевшую на стене. - Это будет позор, который не смоют никакие самурайские поступки.
   Араки очень не любил флот - как из-за ведомственных мотивов, так и из-за объективных. Иногда было трудно разобраться, какая доля перевешивала, но, по сути, оно и не требовалось. Главное, теперь правила игры устанавливает он. Сумев использовать захват Манчжурии, как огромную идеологически-пропагандистскую базу, он провел серию хитрых интриг, и передал власть в стране армии. Это многого стоило.
   - Советский Союз сильно ослаблен, - премьер-министр поднял вверх указательный палец. - За спиной у русских гражданская война, заграничные капиталисты их не любят. Сталин вынужден держать большие армии, но у него нет иного выхода, кроме как распылять их между Западом и Востоком. От Москвы до восточной части страны огромное расстояние, и они не смогут нормально маневрировать резервами. Главное - использовать время. Вот он, слабый противник, победа над которым принесет большие плоды. Это стратегия. И мы победим. Сегодня мы должны развернуть всеобщую, тотальную мобилизацию. Только так можно одержать верх и прославить наши имена в истории.
   Все собравшиеся закивали головами. Пора было переходить к более прозаическим проблемам совещания.
  
   Москва, неделю спустя.
   - Значит, мы настолько слабы? - Генсек скосил бровь. - Значит, мы так возьмем и сглотнем захват Дальнего Востока? Японцы и правда окончательно свихнулись, если так думают.
   - При всем уважении, товарищ Сталин, - сокрушенно покачал головой Ворошилов, - положение на Дальнем Востоке очень серьезно. Наша разведка сработала отлично, и мы знаем приблизительное время удара и цели японцев. Достоверно известно, что они неделю назад начали мобилизацию, а это означает, что они могут снять все регулярные войска с постов, разбавить их резервистами и призывниками, и вся эта орава ломанется на нашу территорию. Никто из буржуазных стран не вступится в нашу защиту, а если и вступятся, то лишь проформы ради. А у нас ничего не готово. Да, мы упорно работали все эти годы, но нельзя создать все из ничего. Гарантированно мы можем остановить лишь Квантунскую армию, но с мобилизацией японцев формируется совершенно другая обстановка. Теперь на нас хлынут азиатские орды.
   Верховный нахмурился.
   - Нельзя исключать, что это не является частью международного буржуазного заговора, - проговорил Сталин, прохаживаясь по кабинету. - Кто-то вполне может одновременно напасть на нас с Запада.
   Сообразно времени и обстановке мысль была небезосновательная - СССР представлял из себя довольно лакомый кусочек, мозоливший глаза всей Европе. А если честно, то и целый каравай. Все, конечно, устали от прошлой войны, но кто знает?
   - Именно, товарищ Сталин, - кивнул маршал. - Мы укрепляли Владивосток, но с нашим флотом, который существует на данный момент, захватить его будет не слишком сложно. Мы все еще не можем строить крупных боевых кораблей.
   Генсек недовольно запыхтел трубкой.
   - Да уж, - недовольно пробормотал он. - Мы никак не рассчитывали на тотальную мобилизацию противника. Кстати, товарищ Ворошилов. Откуда эта информация?
   Клемент Ефремович заглянул в папку.
   - В разведывательном управлении заявляют, что агентурный источник. Стенографист японского штаба, он нас ещё не подводил.
   Сталин пыхнул трубкой.
   - Дела, - многозначительно протянул он. - В любом случае, это не та информация, на которую можно закрыть глаза. Но и объявлять мобилизацию нам тоже не с руки - учитывая ситуацию в мире, это может быть грандиозной провокацией. Поэтому для начала объявите полную боевую готовность на всем Дальнем Востоке. Примите все нужные меры, вплоть до мелочей.
   - Они уже приняты, товарищ Сталин.
   - Отлично, отлично, - Генсек уставился в карту.
   Вождь народов ничуть не глупил - ему надо было думать о многих аспектах политики, не исключая каких вариантов. Страну зажимали со всех сторон - не так сильно, как после Гражданской, но расслабляться не стоит. В то же время допускать японцев на Дальний Восток тоже не хочется - а они могут ударить в любую секунду, ведь планы давно разработаны и многократно перепроверены. Лидер страны крепко задумался.
  
   Нагасаки, 28 мая 1936. 22.00.
   Армада готовилась к выходу в море. Все чинно, спокойно, точно по плану. Многочисленные тренировки давали себя знать - всё делалось спокойно, быстро и со знанием дела. Японский флот занимал третье место в мире по численности, и уж точно не последнее по подготовке экипажей. Русские уже как-то раз недооценили его, за что и поплатились. И вице-адмирал Ямамото надеялся, что история повторится и во второй раз.
   Ему много чего не нравилось в этой операции - он принадлежал к редкому в такое время "умеренному" крылу во флоте, и не питал амбиций, свойственных другим высокопоставленным личностям. Вице-адмирал вполне себе удовлетворялся устроенной жизнью с женой Рейко, игрой в маджонг и покер, а также любимым делом - флотом. Его не тянуло на грандиозные свершения, но как профессионал и подданный императора, он безропотно выполнял приказ - и выполнял хорошо, насколько мог.
   К счастью, отправленный присматривать за "морячками" Итагаки не сильно мешал ему в планировании морской части операции. Ещё один представитель захватившего власть в стране Араки, сумевшего прижать флот и свести на ноль межведомственные трения ценой полного подчинения противоборствующего крыла. В принципе, Итагаки - не худшее, чего можно было ожидать. Зная представителей армии, Ямамото мог быть уверен, что ему не будут давать ступить шагу спокойно. Но нет - Сейсиро оказался неглупым человеком, решившим не вмешиваться в дела морские.
   Прохаживаясь по палубе своего флагмана, авианосца Акаги, вице-адмирал много думал о предстоящей войне. Акаги - хорошо знакомый для него корабль, ведь он командовал им целых четыре года. Еще тогда он пристрастился к авианосцам - видя в них громадный потенциал, Ямамото основал свою тактику на использовании этих летающих аэродромов. Фирма Митсубиси предоставила новый истребитель, который флот наградил его индексом А5. Он должен завоевать господство в воздухе, превосходя аналогичные машины русских. Палубные бомбардировщики тоже готовы - вице-адмирал лично проверял, насколько усердны их тренировки, так что в меткости пикировщиков сомнений нет.
   Рядом, в туманной дымке, мерцал огнями второй авианосец соединения - Кага. Сегодня именно они будут играть главную скрипку, ведь единственное, что русские могут противопоставить японскому флоту, это горстка торпедных катеров, две бригады подлодок и авиация на аэродромах Приморья. Вице-адмирала больше всего беспокоила именно последняя - именно для этого и необходимы авианосцы. Вообще, по сравнению с аэродромами наземного базирования самолетов на авианосцах было не так уж и много, суммарно немногим менее двухсот единиц - истребителей и пикирующих бомбардировщиком примерно поровну. Ямамото делал ставку на внезапность, координацию и подготовку летчиков.
   Про последнюю следовало сказать отдельно. Каждый год в типичную летную школу поступало около тысячи юнцов, а пилотами становились человек семьдесят. Можно представить, какими навыками и способностями обладали закончившие курсы самураи - после всего, что они там пережили, по-другому назвать их не повернулся бы язык. Вот уж кто элита вооруженных сил.
   Вице-адмирал безмолвно глядел в морскую рябь - спокойное море напоминало о мирных временах. А мысли о последних наводили на размышления, что они скоро закончатся. Не являясь дураком, Ямамото прекрасно понимал мотивы Араки. Генерал имел свое кредо, в котором мог наиболее полно реализоваться. Им была война - настоящая, горачая. В отличие от самого Ямамото, которому было вполне достаточно управлять ведомством, и заниматься подготовкой, но не обязательно захватами и агрессией. Генерал же "промышлял" исключительно стремлениями получить если не мировое господство, то региональное точно. А, впрочем, кто в Японии этим не промышлял в это время? Кроме белых ворон вроде Ямамото, конечно.
   Итак, Араки наконец дорвался до власти, пропихнул через императора, которому все равно, что через него пропихивают, новые планы и законы, и, подмяв под себя флот, пытается реализовать свои идеи на практике. Хотя, кто знает, может, у него и получится, учитывая мировую обстановку. Араки все же не такой дурак, как "ястребиное" крыло флота - СССР и правда будет воевать в одиночку, а это даст шансы победить. Учитывая ничтожность флота русских и удаленность самой Японии от центров страны Советов, можно рассчитывать на ничью в крайне случае.
   Авианосец дал ход, покидая бухту. Мимо медленно проплывали уже ставшие родными большие и ржавые доки. Атмосфера перед операцией буквально наэлектризовалась, и вице-адмирал в очередной раз поймал себя на мысли, что он пытается себя успокоить.
   Армада двинулась на Владивосток.
  
   3 июня 1936, Уссурийский залив. 04.00 утра.
   Лазурная бухта идеально подходила для десанта - более-менее гладкий пляж без рифов, чуть северней Владивостока. Если высадиться тут, город будет блокирован с севера японскими войсками, и морской поверхностью, кишащей японскими кораблями, с остальных сторон. Глупо этим не воспользоваться. Именно туда, разгоняя темноту корабельными огнями и лучами прожекторов, и шли японские корабли. Скрываться смысла не было - у коммунистов никогда не было крупных кораблей здесь, в Приморье, а от "москитного флота" в виде торпедных катеров прятаться глупо - лучше высветить в предрассветных сумерках, дающих шанс на внезапную атаку. И быстро уничтожить, чтобы не были повреждены драгоценные авианосцы и транспорты с ударной группой.
   Естественно, все приготовления империи к войне не могли остаться незамеченными, и русские приняли меры - так и сейчас, несколько катеров патрулировали воды залива в ожидании японского флота. Большего просто не было.
   Японские эсминцы, как натренированные гончии, ринулись вперед, развивая полную скорость. Прожектора поймали один из маленьких советских корабликов, сделав беднягу объектом охоты. Тот дал торпедный залп, но безрезультатно - японские эсминцы были настороже, и вовремя поменяли курс. Осознав безнадежность положения, советский катер пытался удрать, но его тут же настиг свист снарядов. Вслед за свистом, не медля, последовали и взрывы. Заставляя экипаж нервничать, они ложились все ближе и ближе. Отчаянно маневрируя, торпедоносец ловил все новые и новые попадания в корпус от зенитной артиллерии японских эсминцев. Всего пара минут, и половина экипажа истекала кровью, кого-то уже убили, а сразу в нескольких местах корабля образовалась течь. Катер потерял ход, беспомощно замерев посреди залива. Минуту спустя метко пущенный снаряд главного калибра довершил дело - кораблик буквально разнесло на щепки.
  
   Торпедист Евсеев беспомощно барахтался в холодной воде залива. Оглянувшись ещё раз, он обнаружил лишь пятно горящей нефти и кучу обломков. Кое-где плавали мертвые члены экипажа, те самые ребята, с которыми он служил последние несколько лет. Они все делали вместе - учились, работали, служили... даже дома в небольшой деревеньке близ Владивостока стояли рядом. Все знали отцов и матерей друг друга. У Витьки была маленькая дочурка. И никто, судя по всему, не уцелел - кроме него.
   Но сейчас было не до того - шок от холода и удара в ногу сделал свое дело, и торпедиста больше беспокоило собственное спасение. Ногу сводило. Он не знал, что это - ранение, ушиб или просто холод - такое произошло с ним впервые. Одно было ясно - в таком состоянии он не дотянет до берега бухты. Пришлось плыть в сторону потопивших катер эсминцев.
   - Эээ-эй! - жилет давал возможность махать руками, чем Евсеев и воспользовался. Кроме того, это восстанавливало циркуляцию крови в холодной воде. Самое время вспомнить уроки морского училища. - Эй, на эсминце! Тут я, тут! Ну не стойте вы там, э-ээй!
   Какое-то время даже казалось, что его не заметили. Но прожектор нашарил торпедиста буквально на ощупь, и на палубе стали появляться бегающие фигурки, кричащие что-то друг другу и показывающие на него.
   Торпедист решил, что можно перевести дух. Но что это? Когда эсминец подошел поближе, стали проступать более-менее четкие очертания команды. Японцы стояли в расслабленных позах, явно не думая его спасать. Один из них держал в руках винтовку.
   Плюх!
   - Эээ-эй! - Евсеев отшатнулся назад, чуть не перевернувшись вместе с жилетом. Справа от него, сантиметрах в десяти, всплеснул фонтанчик от пули. - Что вы делаете, сволочи! Гады! Да вы совсем ох..ли?
   Сам торпедист вряд ли стал бы заниматься подобным Простой деревенский паренек, он никогда не прочь дать обидчику в глаз, но добивать лежачего? Это не только подло, но и ненужно. Беззлобный парень впервые ощутил, что такое быть под прицелом кого-то очень жестокого, холодного и не обладающего человеческими нормами и моралью. Это было явно не то, чего он ожидал.
   Раньше он выпутывался из подобных ситуаций - выручали друзья. Но теперь они плавали на поверхности воды, как безжизненные куклы, которые вряд ли могли прийти на помощь. Пока Евсеев это осознавал, вокруг всплескивались все новые и новые фонтанчики. Торпедист пытался нашарить взглядом глаза японца, который стрелял, но темнота и расстояние давали о себе знать - он видел лишь темную, расслабленную фигуру на палубе эсминца, и его товарищей, которые наблюдали за зрелищем. Оттуда раздавался хохот и улюлюканье - матросня развлекалась вовсю.
   Внезапно стрелявших кто-то окликнул с мостика - громко, отрывисто, но быстро. Матросы вытянулись по стойке смирно. Евсеев видел, как появилась новая темная фигура - судя по поведению, офицер. Он что-то кричал на стрелявшего матроса, а тот безропотно выслушивал старшего по званию и быстро кланялся. Торпедист во второй раз за этот вечер подумал, что он спасен.
   Офицер вырвал винтовку из рук, и, показав сначала на неё, а потом на барахтавшегося в воде Евсеева, выкрикнул что-то отрывистое. Потом, спокойно уперев оружие в плечо, прицелился. Раздался выстрел, и торпедист почувствовал, как пуля пробила ему живот. Теряя сознание, он успел осознать последнюю в жизни истину - морской офицер не хотел останавливать бессердечного матроса.
   Он просто был возмущен, что его подчиненный так плохо стреляет.
  
   - Суу-уки, - сквозь зубы проскрежетал капитан второго катера, остававшегося незамеченным японцами. Набрав воздуху в грудь, он рявкнул: - Залп!
   Одна за другой, торпеды выскочили из пусковых аппаратов, и, набирая скорость, помчались к вражескому эсминцу, разрезая и вспенивая воду. Дистанция выстрела кинжальная, а увлеченные новой забавой японцы здорово расслабились, что само по себе непозволительно в боевой обстановке. И довольно быстро карается иммунной системой организма войны, которая отсеивает зевак и идиотов.
   Попадание оказалось на редкость удачно - в корпус вошли обе торпеды. Сложно сказать, какая из них вызвала детонацию боекомплекта, но сотрясший сумерки взрыв вышел большим и красивым. Затрещал корпус, и, окрашивая предрассветное небо в новые и новые салюты, эсминец медленно, вспучиваясь над мелкими волнами, раскололся. Члены экипажа тут же попрыгали за борт. Горящее на поверхности воды топливо весело плясало огненными зайчиками, а тонущий корабль окрашивал море обломками, спасательными кругами и прочим мусором.
   Израсходовав торпеды и довольный результатом, капитан катера мог и должен был сваливать, но увиденный какими-то минутами ранее расстрел безоружного моряка пробудил нечто, не поддающееся контролю, и, хрипя от злости, офицер заревел в переговорное устройство:
   - Курс на второй эсминец! Огонь из пулеметов!
   Некоторое время японцы на эсминце, расстрелявшем Евсеева, пребывали в ступоре. Однако, офицеры, помнящие чуть ли не Русско-Японскую, быстро навели порядок, и на маленький советский кораблик обрушился град пуль и снарядов. Два пулемета катера стучали, как исступленные - чувство ненависти и стремление к мести передалось экипажу ничуть не меньше, чем капитану. Будучи не в силах пробить броню эсминца, пулеметчики обстреливали палубу - большинство огневых позиций на ней не защищены бронещитками, и артиллеристы носового орудия попадали, не успев даже навести на наглеца перекрестие прицела. Досталось и мостику. Но, все-таки, это были разные весовые категории - против пары пулеметов советского кораблика стояло несколько пушек и множество пулеметов зенитной артиллерии. Торпедоносец буквально изрешетили. Японец, развернувшись носом к замолчавшему катеру, дал полный ход - деревянный корпус маленького кораблика затрещал, рассыпаясь на множество частей. Не в силах ничего более сделать, советский катер, а вернее, то, что от него осталось, пошел ко дну со всем экипажем.
  
   Ямамото непрерывно получал сводки из гущи боя - точнее, из его многочисленных гущ, ведь одной, самой крупной и решающей драки тут не было. Так как флота, как такового, у русских во Владивостоке не имелось, битва развернулась на довольно большой площади. Морские силы, охраняющие акваторию, удалось застать врасплох, и теперь они были вынуждены были стекаться изо всех зон патрулирования, чтобы атаковать противника. Собираться вместе в единый кулак советские корабли ли не додумались, то ли не хотели. Скорее всего, последнее, ведь вряд ли при таком соотношении сил стоило играть по обычным правилам, тем более, москитным флотом. Уж лучше держать японцев в напряжении, изводя атаками со всех сторон.
   Вице-адмирал в целом остваался доволен ходом сражения - ни один транспорт или авианосец не получил повреждений. Пока что силы вторжения потеряли лишь пару эсминцев, и еще несколько имели повреждения различной степени тяжести. Это, конечно, неприятно, но если бы торпедные катера или подлодки прорвались к крупным кораблям, от которых зависел успех операции, вышло бы намного хуже.
   - Эсминец "Митсуке" докладывает! - офицер связи коротко поклонился. - Они потопили советскую подводную лодку!
   Уже третью за этот день. Все идёт отлично.
   Сумерки сходили на нет, и угроза от москитного флота русских резко уменьшилась - теперь подкрасться к крупным кораблям будет намного сложнее, а на больших дистанциях ничего не представляло угрозу для армады. Пожалуй, кроме авиации.
   Ямамото глянул в иллюминатор штабной комнаты - рой японских самолетов численностью в полторы сотни машин взял направление на город. Шпионская сеть в приморье была развита великолепно уже десятилетия, и пилоты знали координаты русских аэродромов и установок зенитной артиллерии с точностью до десятка метров. Каждая эскадрилья имела свой объект для атаки - оставалось надеяться, что они смогут поразить большинство целей во время первого же захода.
   Но нет, вице-адмирал не играл ва-банк - на авианосцах оставалось еще около полусотни истребителей, и они вели непрерывное сменное дежурство вокруг кораблей. Если русские самолеты прорвутся, их будет ждать очень неприятный сюрприз.
   Медленно, но верно морская часть сражения шла к победному для японцев исходу.
  
   Аэродром Унаши, 108 иаэ ТОФ, полчаса спустя.
   Сидя в кабине "Ишака", Валерий пытался прийти в себя. Последние полчаса парень помнил, как заторможенный, невнятный сон - он еще не в полной мере осознал, что же произошло. Их подняли по боевой тревоге, недвусмысленно дав понять, что на этот раз тревога не учебная. И тут же направили на войну, линия фронта которой начинается прямо здесь.
   - Давай! - заорал водитель полуторки, резко затормозившей около истребителя. На грузовике был смонтирован стартер, с помощью которого запускались двигатели. И, как назло, именно сейчас на весь аэродром была готовой лишь пара машин.
   - Валера, готовься дать газ! - механик, приписанный к его самолету, подбежал к пропеллеру, чтобы подсоединить стартер. - Да не спи ты там!
   - Твою мать, - проговорил Валерий. Он видел, как медленно работает такая система. Где остальные мобильные стартеры? Что там, капитальный ремонт, перевозка картошки или пляски в сельском клубе? Почему именно сейчас, когда от одной мысли колотит?
   - Воздухом сжатым, воздухом! - надрываясь, бегал между самолетов начальник аэродрома. - Не ждите вы их, бараны, запускайте так! Что за детский сад? А ну живо!
   Разозленный офицер раздавал пинки направо и налево, стараясь ускорить отправку машин. Валерий не был удивлен - начальник аэродрома лично отвечает за все происходящее, и виноват ничуть не меньше нерасторопных механиков.
   Война пришла в родной дом. С одной стороны, сознание не было готово принять такую новость - можно долго жить в преддверии войны, отдавать себе отчет, что таковая возможна в любую секунду, ибо вражина не спит, и так далее. Совершенно другое - поверить и принять то, что она началась здесь, сейчас, и касается лично тебя. Последнее с наскоку труднодостижимо.
   Валерий бросил взгляд наружу - механик что-то орал, размахивая руками. Судя по всему, раздумья отвлекли истребителя от реальности, чуть не заставив пропустил очередь на взлет. Выруливая на разбег, пилот постарался отбросить лишние мыли, но это оказалось не так-то просто. Внезапно вспомнилась семья, находившаяся сейчас во Владивостоке. Что с ними? Скорее всего, беззаботно спят, ни о чем не подозревая. Похоже, для них, как и всех остальных жителей города, многое поменяется.
   Полный газ и движение закрылками - и старый добрый И-16 оторвался от земли. Боевую задачу им наскоро разъяснили пятью минутами ранее - передовые посты наблюдателей заметили много палубных самолетов, держащих курс на аэродром, и теперь следовало их перехватить.
   Уже высоко в воздухе, Валерий последний раз глянул вниз - с аэродрома взлетали И-15, медленные, но вертлявые бипланы. По наставлению, они должны играть первую скрипку в маневренном бою. А такие, как Валерий, на скоростных И-16, достигнут противника первыми и свяжут боем. Остаётся пристроиться за ведущим, и держать строй. Медлить нельзя.
   На горизонте появились слабо различаемые точки. Валерий присмотрелся - их становилось всё больше и больше, и настроение падало с каждой новой. Справиться со такой оравой будет весьма проблематично. Ну и к черту все - вперед!
   Звено набирало высоту, чтобы атаковать японцев - остальные "Ишаки" тут же последовали примеру. Оставалось надеяться, что их не заметили. Казалось, будет страшно, но выделявшийся адреналин делал свою работу - на душе вдруг стало легко, и страх сменился интересом и азартом. Не спать, и будь что будет!
   Вынырнув из облаков, И-16 с пикирования обрушились на бипланы-бомбардировщики японцев. Застучали пулеметы, работая, подобно циркулярке - благо есть, что распиливать на части. Японские палубники упрямо шли на цель, не меня курса. Пилоты советских истребителей, разгоняющихся в пике до немыслимых скоростей, имели лишь несколько мгновений, пока цели не останутся далеко позади. Валерий решил использовать эти драгоценные секунды по максимуму. Затрещала очередь, и японец выспыхнул. Как на тренировке с фотопулеметами, с одним маленьким различием - перед ними реальный, смертельный враг, прилетевший бомбить родную землю.
   Тихоходные бипланы японцев падали на землю - воздух запестрил раскрытыми парашютами, медленно опускающимися вниз. Порывы ветра мотали беспомощные купола из стороны в сторону, позволяя делать с японскими пилотами, что хочешь. Но истребителей волновали не они.
   Тут подоспели И-15 - вертлявые бипланы вступили в бой с ходу, не набирая высоты. Сражение тут же перетекло в лихую карусель, вихрем завлекавшую все новые и новые самолеты, и выбрасывающую наименее расторопных и везучих в горящем и разломанном виде. Валерий и осознать не успел, как втянулся в бесперспективный для скоростного моноплана ближний бой. Стоило убираться, и он бросил машину вниз, к сопкам - чтобы, выйдя за пределы свалки, вновь взмыть в небо, где можно, оценив обстановку, пристроиться в хвост какому-нибудь одинокому японцу.
   Осознав свою слабость, пикировщики и немногочисленное сопровождение выстроились в оборонительный круг - стоит зайти японцу в хвост, как смельчак тут же подставит собственный. Это давало кое-какие плоды, ведь, пока И-16 делали все новые и новые заходы, а И-15 протискивались внутрь радиуса оборонявшихся японцев, произошло нечто, в корне изменившее ход событий.
   Группа японских истребителей, сопровождавших бомбовозы, успешно отработавшие по соседнему объекту, заметила лихорадочную свалку и подкралась через облака, набрав заранее высоту. Защитники слишком увлеклись охотой за пикировщиками, чтобы обращать внимание на внешние угрозы, и теперь настала их очередь платить. Не успели советские летчики опомниться, как их мгновенно перебросило в меньшинство. Отчаянное сопротивление не помогло - все начали падать, один за другим. На этот раз в небе раскрылись советские парашюты.
   Валерий видел, как один из японских истребителей-монопланов, которые ни в чем не уступали "Ишакам", хищно устремился за одним из куполов. Почувствовав неладное, парень сделал переворот, ринувшись следом, но слишком поздно. В небе засверкали японские трассеры, и выбросившийся пилот повис на стропах безжизненным мешком. От такой подлости стало дурно - Валерий обозлился мгновенно, и пулеметы И-16 просто взорвались ненавистью. Очередь скользнула по фюзеляжу японца, но пилота или важных узлов, видать, не задела. Каким-то чудом тот умудрился выскользнуть из лап вцепившегося "Ишака". Пока последний пытался поймать самурая в прицел, пулемет подоспевшего откуда-то сбоку палубника начал дырявить уже самолет самого Валерия.
   Когда последний опомнился, стало ясно, что дальнейшая борьба бессмысленна - "Ишак" плохо слушался рулей и занялся пламенем. Надо было прыгать, пока не поздно, но, помня, что случилось с одним из парашютистов, Пилот колебался. Внезапно в голову пришла идея, на первый взгляд казавшаяся хорошей. Он смело бросив самолет в пикирование. Отстегнув ремни, Валерий начал выбираться из кабины - сильно давили перегрузки. Воздух, сопротивлявшийся истребителю, пикировавшему на скорости, явно превосходившей предписанную заводом, и тяжесть летного костюма с парашютом всячески замедляли пилота. Кое-как перевалившись за борт открытой кабины, парень дернул за кольцо.
   По его расчетам, инерция и удар воздуха на такой скорости должны форсировано открыть парашют на семидесяти метрах вместо обычных двухсот, но на то они и были расчеты, сделанные за пару секунд, да ещё и в критической ситуации. План сработал наполовину - вернее, на три четверти. Именно настолько успел раскрыться парашют, прежде чем замедляющее действие успело дойти до падающего тела Валерия, и он ударился о землю. В глаза ударили искры, в голове потемнело, а сам пилот бессильно рухнул на траву. Тем временем в небе кипел воздушный бой, чаша весов в котором склонялась явно не на сторону своих.
  
   В целом японский план был осуществлен - уже мало что могло остановить оккупантов. Но сдаваться просто так никто не собирался. На кораблях флота вторжения непрерывно визжала сирена - многочисленные заброшенные диверсанты, агенты шпионской сети, палубники, возвращавшиеся с бомбардировки, не переставая, докладывали: крупная группа русских самолетов движется на главные корабли Ямамото.
   Спешно взлетали самолеты, ещё не поднятые в воздух. Офицеры связи на флагмане прилагали титанические усилия, чтобы собрать вокруг авианосцев все истребители, у которых осталось горючее и боеприпасы. Наблюдатели на эсминцах, находящихся поближе к берегу, могли уже видеть бомбардировщики - с северо-запада на них надвигалась сотня самолетов. Почти без истребительного сопровождения, состоящая в большинстве из бипланов-штурмовиков Р-Z и старых бомбардировщиков Тб-1, эта волна была последним доводом обороны Владивостока, всем, что удалось наскрести с более-менее глубоких аэродромов, не задетых налетом японцев. Финальная оттаянная попытка что-то изменить.
   Изменить, не изменить, но подгадить - почему бы и нет?
   Ямамото сжал кулаки в бессильной ярости - большинство японских истребителей сейчас перевооружались или ждали очереди на посадку. Надо было срочно принять на палубы поврежденные бомбардировщики, и самолетам, которым бы сейчас пополнять топливо и боезапас, приходилось кружить и кружить, не в силах как-то на что-то повлиять. Да и если бы не это обстоятельство, принять на борт сразу всех не представлялось возможным - требовалось время. Но нет, вице-адмирал не бездействовал. Согласно его приказаниям, эсминцы и крейсера занимали оборонительные позиции на подходе к главным кораблям - транспортникам с десантом и авианосцам. Теперь последние были прикрыты со всех сторон, но вице-адмирал не мог полностью полагаться на зенитную артиллерию, этого было недостаточно, чтобы остановить налёт.
   Рассредоточившись как можно шире, советские бомбардировщики заходили маленькими группами с разных сторон - так больше шансов избежать корабельной артиллерии, а истребителей у японцев было сравнительно мало - кто сбит, кто поврежден, у кого кончились боеприпасы. А какой разгром можно было бы учинить наглецам! Но на этом месте удача самураев заканчивалась.
   - Стреляйте! - орал, переходя на истошный визг, кто-то из офицеров зенитной артиллерии. - Стреляйте по ним, стреляйте!
   Обслугу орудий не приходилось упрашивать дважды - они давали все, что могли. И всё равно этого было мало.
   Маневренные бипланы Р-Z проносились практически над верхушками мачт, бросая бомбы и обстреливая корабли из пулеметов. Менее расторопные Тб-1 степенно плыли повыше, сбрасывая горсти бомб на панически бегающих по палубам самураев.
   Конечно, доставалось и атакующим самолетам - кого-то задевали зенитчики, за кем-то охотились немногочисленные палубные истребители, у которых осталось, чем стрелять. Но вести бой с роем разозленных пчел, атакующим спонтанно и со всех сторон разом, оказалось не так-то просто. Всех остановить не получилось.
   Русские самолеты не обращали внимания на корабли охранения - дураков среди пилотов не было, и они в полной мере осознавали, кто несет наибольшую опасность. Если потопить транспортники, японцам придется, развернувшись, убраться восвояси - большинство десанта и тяжелое вооружение так и не высадятся на берег. Если вывести из строя авианосцы, некому будет прикрывать действия войск на земле от атак советской авиации. Поэтому цели у пилотов штурмовиков и бомбардировщиков были вполне конкретные.
   Авианосцу "Кага" сегодня не повезло особо. Принимая самолеты, возвращавшиеся с задания, он совершенно случайно главным объектом атаки. Палуба, полная заправляющихся самолетов, с боеприпасами на борту и открытыми шахтами погрузочных лифтов, представляла очень лакомый кусочек. Этим не преминула воспользоваться стая Р-Z, обрушившая на неё град бомб. После сброса смертоносного груза, стрелки с радостью приласкали бегающих человечков и растекавшиеся лужи топлива из хвостовых пулеметов.
   Сами по себе попадания не угрожали плавучести большого авианосца, но начался пожар. Пламя быстро перекинулось на самолеты, стоящие на палубе, боеприпасы, топливо. Раздалось несколько взрывов, и палуба мигом превратилась в филиал Ада на Земле. Точнее, на вполне себе конкретном японском авианосце посреди Уссурийского залива. Менее чем за минуту все кардинально переменилось - спасти корабль не было никакой возможности, и люди были озабочены только тем, чтобы его покинуть. К авианосцу заспешили эсминцы, за что один из них был мгновенно вознагражден точной бомбой от шустрого Р-Z. После этого энтузиазма заметно поубавилось, и экипажу авианосца пришлось спасаться самостоятельно.
   Всё длилось около получаса - именно столько понадобилось времени, чтобы отбомбиться, и, расстреляв все патроны, удрать, пока не поздно. Конечно, многих советских летчиков сбили, но для Ямамото это являлось слабым утешением. Ведь один из авианосцев догорал на его глазах, каждый из бесценных транспортников имел повреждения различной тяжести, а один из них так и вовсе почти тонул - эсминцам и крейсерам пришлось снять с пузатого судна весь десант, чтобы команда могла нормально бороться за живучесть, и это не говоря об эсминцах. Не лучшие известия.
   Что же теперь делать ему и пилотам с "Каги"? Вице-адмирал крепко задумался.
   - Поступило сообщение от командира ударной десантной группы! - перевал размышления офицер связи. - Генерал Итагаки требует, чтобы вы немедленно обеспечили высадку десанта и прикрытие продвижения транспортников к Лазурной бухте.
   Ямамото тяжело вздохнул. Тактическое поражение вовсе не являлось поводом для того, чтобы прекратить выполнять план, ради которого были принесены в жертву столько людей и множество дорогостоящей техники. Японские корабли взяли курс к берегу. Владивосток был совсем близко.
  
   Граница Монголии и Манчжоу-Го, час спустя.
   Генерал Кендзи Доихара, командующий Квантунской армией, отвел бинокль от глаз. Те же самые равнины и редкие кустарники, что и пять лет назад. Только на этот раз рыбка будет гораздо крупнее. Пробурчав что-то, генерал спустился обратно в землянку, являвшую собой самый важный наблюдательный пост на участке прорыва. Ценность этой незамысловатой постройки заключалась в местоположении - чуть ли не единственный более-менее высокий холм, с которого можно вести наблюдение за постом пограничников МНР.
   Он вспомнил, как в тридцать первом году с группой заговорщиков провоцировал захват Манчжурии. Тогда они, как дети, прятались от старшего командования, которое в душе поддерживало их, но в случае открытого неповиновения немедленно выдало бы по первое число. Теперь, через пять лет бесконечной грызни в штабах, дискуссий и межведомственных трений, Доихара чувствовал себя совсем по-иному. Теперь уже он был высоким командиром, и именно его наметки принимались во внимание, незамедлительно исполняясь после согласования с Араки. Премьер-министр был единственным человеком, которому отчитывался генерал, и это, черт подери, ему нравилось - у Араки и Доихары были на редкость схожие взгляды на мировую политику и войну.
   Сравнивая себя тогдашнего и сегодняшнего, командующий остановился на мысли, что только одно осталось неизменным - сколько бы ни захватывала японская армия, ему было мало. Доихара не старался что-то менять в себе - каким бы ни было топливо для души, заставлявшее его брать новые и новые высоты, Кендзи был рад тому, что оно вообще есть, и не позволяет превратиться в пустую, дряхлеющую оболочку.
   Но пора было заняться делом.
   - Давайте, - буркнул генерал офицеру связи, сопровождавшего его везде в последние два дня. - Начнем представление.
   Заработала система шифровки, закодированные приказы полетели по проводу в расположение штаба, и гигантская махина Квантунской армии, собранная здесь, на монгольской границе и усиленная за счет регулярных частей из метрополии и сотен тысяч резервистов, заворочала маховиками. Они слишком долго и тщательно готовили все. Слишком хорошо была проработана операция, чтобы провалиться. Провала быть не может.
   Прекрасное утро с живописным рассветом для поста пограничников, который занимали монголы и несколько прикомандированных офицеров из СССР, закончилось быстро и неотвратимо. Японские танкетки двигались очень быстро - казалось, только показались клубы пыли на горизонте, и вот они уже здесь, на дистанции кинжального пулеметного огня. Атаковав с ходу, они буквально изрешетили пост и всех, кто на нем находился. Следовавшая за танкетками пехота проползла на дистанцию гранатного броска, и после этого все было кончено. Полетели гранаты, и танкетки по флажку пехотного командира прекратили стрельбу. Японская пехота зачищала внутренний периметр, проверяя землянки личного состава, а многочисленные грузовики с солдатами, танки и гужевые обозы в темпе двигались вглубь территории Монгольской республики. На запад рвались и самолеты - много, и самых различных типов. Требовалось подавить противника как можно быстрее, не дав ни русским, ни монголам и шанса на вразумительный ответ. Это была настоящая, "горячая" война. Время провокаций и недомолвок завершилось.
  
   - Иваныч, глянь, что там такое.
   - Да успокойтесь, товарищ лейтенант, всё путем. Опять эти чурки беснуются, - старшина лениво потянулся на стуле. - Вы же знаете местных. Опять два соседа не поделили какого-нибудь барана, вот и подняли шум всей монголо-татарией своей.
   Лейтенант задумался.
   - Барана? Какого, на хрен, барана?
   - Ну, или плов, - пожал плечами старшина. - Откуда я знаю, что у этих чуреков на этот раз. Что ни день, что-то новое.
   Снаружи палатки и правда стоял шум и гам - и он явно превосходил все, что лейтенант слышал в этой дыре до этого.
   Первой в голову пришла мысль наорать на старшину и заставить пойти проверить собственноручно. С другой стороны, ругаться с таким ценным персонажем не стоило - Иваныч, мужичок с опытом и в возрасте, мог достать все, что душа пожелает, а в степной дыре вроде этой такие качества трудно недооценить. Но встать и пойти самому значит уронить авторитет командира - а на этой заставе, расположенной в Богом забытой монгольской деревеньке, молодой летёха был царем, Господом и судом в одном лице. Это, пожалуй, единственная приятная сторона в этом новом назначении.
   От раздумий избавил ворвавшийся в штабную палатку красноармеец - мокрый, всклокоченный, паникующе размахивавший винтовкой юнец одним своим видом исключал мысль о дурацкой шутке или ошибке.
   - Японцы напали, товарищ лейтенант! - срывающимся голосом закричал паренек. - Японцы, товарищ командир!
   Старшина с лейтенантом похватались за оружие - миг, и у каждого в руке по промасленному ТТ. Лейтенант тут же отбросил мысль спрашивать что-то о численности и местонахождении противника у паренька - судя по глазам, тот и так был в полной панике, будучи неспособным назвать свою фамилию, не обосравшись.
   - Не ссы, боец, - рука сташины похлопала юнца по плечу. - Нормально всё будет.
   Лейтенант высунул голову наружу - на улицах деревеньки уже кипел бой. Где-то в стороне рычал японский танк. Оттуда же раздавались выстрелы орудия и пулеметный стрекот.
   - Ложись! - старшина навалился на замерших летёху и красноармейца. Долю секунды спустя палатка над ними пополнилась дырами винтовочного калибра - небольшая группа японцев как-то пробилась прямо сюда, чуть не поубивав всех.
   - Обалдеть, - пробурчал лейтенант, ползя за угол палатки. Не старшина, так валяться ему с дыркой в голове. - Просто отлично, мать вашу за ногу.
   Выставив руку с ТТ за угол, он выдал несколько выстрелов в сторону противника - скорее, для острастки, чем всерьез.
   - Плохая иде... - открыл было рот старшина, как японские пули стали пробивать брезент палатки прямо перед носом лейтенанта. - Твою копалку!
   Японцы, не будучи дураками, стали дырявить место, где мог находиться лейтенант, едва завидев руку с пистолетом.
   - Вот хитрожопые скоты, - сквозь зубы проговорил летёха, меняя магазин. Я так понимаю, они всех положили. Что-то я по пути за этот чертов угол никого из наших четко не видел.
   - Если не положили, то разбили на маленькие группки и добивают по одному, - уверенно сказал старшина. - Я такого ещё в Гражданскую навидался. Эх, отвыкли кости, - скорчив гримасу, он покосился на колени. - Давно так быстро не ползал.
   - Иваныч, - лейтенант покосился на старшину. - Как думаешь, выберемся?
   Тот сплюнул.
   - Может, и выберемся, - старшина пожал плечами. - Если только тут сидеть не будем.
   - Есть идеи?
   - Видишь во-он тот дом? - Иваныч показал на местную развалюху с той стороны улицы. - Там есть большой подвал, местные чурки хранят в нём жратву и алкоголь. Подвал этот необычный - тянется туннелем под землей, да выходит в степь. Трава с этой стороны высокая, да и кустарников с деревцами много. Если доберемся до домишки, и потом шуметь не будем, сховаемся как-нибудь. А там ночью можно и к своим выйти - застава все равно разбита.
   - Откуда знаешь про подвал? - подозрительно вгляделся лейтенант.
   - Обижаете, - не без гордости заявил старшина. - Я же наш главный снабженец. А где я возьму добрую половину всей этой хренотени - в степях, что ли?
   Пули свистели все ближе да сильней, и раздумывать дальше было смерти подобно.
   - Я вас прикрою, - кивнул старшина на многозначительный взгляд лейтенанта. - Побежите до той стены, и потом прикроете меня. Только, - Иваныч посмотрел в глаза юнцу-красноармейцу, - не забудьте.
   - Хорошо, - зачем-то отряхнув штаны, летёха поднялся с земли, замерев на полусогнутых. - Все будет. По твоему сигналу.
   - Знаете, товарищ лейтенант, - ухмыльнулся старшина. - В какой-то степени нам повезло. Здесь, в Монголии, такие капитальные деревни с каменными домами - редкость. Отправь партия нас в какое другое место, могло и не быть подвала.
   "Отправь партия нас в другое место, глядишь, и не пришлось бы от японских пуль драпать" - подумал лейтенант.
   - Ну, давайте, - старшина проверил предохранитель. - На счет три. Раз, два... три!
   Вдвоем с красноармейцем, они рванули, что было мочи. Мгновения тянулись годами, а бег казался в сотни раз медленнее черепашьего. Но каким-то чудом лейтенант достиг каменной стены, секунду спустя из которой хлынула свежая крошка от пулевых попаданий. Бросив взгляд обратно, он заметил красноармейца, распластавшегося на земле, прямо посередине улицы. Беднягу ранили в грудь - ещё живой, парень трепыхался, отхаркивая кровь. Лейтенант никак не мог помочь, и, пока он думал, что делать, юнца добили прицельным выстрелом за то, что он продолжал сжимать винтовку, и делал слабые попытки выставить её в сторону японцев.
   - Товарищ командир! - раздался возглас старшины. - Моя очередь, прикройте!
   Кивнув, лейтенант вновь высунул руку за угол, стараясь держать направление более-менее точно, и стал расстреливать магазин с интервалом в секунду-полторы. Когда оставалась пара патронов, рядом рухнул старшина.
   - Ф-фууу, - задыхаясь, снабженец хватал воздух. - Давно так не бегал. Надо уходить.
   Лейтенант не мог отвести взгляд от бездыханного паренька.
   - Да не убивайтесь вы так, - старшина потянул командира в сторону входа в дом. - Это далеко не все. На провокацию это не похоже, - Иваныч проводил взглядом стайку японских пикировщиков, шедших на низкой высоте. - Всё это с танками, авиацией... да и не очень близко от границы. Так что это только начало. Не удивлюсь, если они уже захватили четверть этой долбаной Монголии. Мы ещё и не такого навидаемся. Надо уходить.
  
   Если старшина в чем-то и ошибался, так это в масштабах произошедшего. Танковые клинья добились своего - территория МНР была почти полностью захвачена к вечеру. Японские войска несли вынужденную короткую передышку - в преддверии ночи атакующие заняли оборонительные позиции, давая возможность тыловым службам подтянуться поближе, наладить коммуникации, и прояснить обстановку на остальных участках фронта. Дать командующему и штабу время для вынесения новых приказов. Японцы везде были и быстрее, и сильнее количественно - мобилизация всей страны для великого завоевательного похода, как мечтал Араки, прошла отлично. Вкупе с тщательно составленными планами это дало очень хороший результат.
   Напортачил только флот - при таком подавляющем превосходстве можно было надеяться на беспрепятственную высадку, но основная цель была достигнута. На исходе первого дня вторжения генштаб армии мог вполне собой гордиться. Единственный, кто испытывал сомнения, находился на мостике единственного оставшегося в живых авианосца "Акаги", флагмана ударной группы. Этого человека звали Исороку Ямамото.
   Вице-адмирал отдавал отчет, что русские уже не те, что в начале века. Сейчас их застали врасплох, а ведь потом они могут весьма больно дать сдачи. В отличие от армейских генералов, Ямамото не был настолько обрадован успехами, чтобы ослепнуть. И его это пугало.
  
   3 июня 1936. Москва, Кремль, 13.00 по местному времени.
   - По последним донесениям, авиация ОКДВА понесла крупные потери. Тихоокеанского флота, как организованной боевой силы, больше не существует. Во Владивостоке ведутся упорные бои. Наши силы в Монголии терпят поражение. Нельзя ожидать, что они сдержат натиск превосходящего противника. Вот всё, что можно совершенно точно понять из донесений, поступающих нам уже около двадцати часов.
   Уставившись в край дубового стола, Ворошилов закончил доклад. Его грызли два сильнейших чувства - стыд и усталость. Как нарком обороны, он отвечал за произошедшее не меньше командиров на местах. Что же до усталости, то с того самого момента, как началась война, он не смыкал глаз, принимая приходящую информацию и пытаясь составить цельную картину.
   Здесь, на совещании, собрались наиболее важные для войны люди - от наркома тяжелой промышленности Орджоникидзе до главы НКВД Ягоды. Присутствие последнего означало, что кому-то либо тут, либо на Дальнем Востоке явно не поздоровится. В комнате ещё находились несколько командармов из числа приближенных, наркомы более-менее относящихся к военному делу ведомств, и, конечно, Сталин с Ворошиловым.
   Ягода находился в раздумьях. Клемент безгранично предан Вождю, за что тот и держит Ворошилова рядом. Поэтому вряд ли серьезные неприятности за провал на Дальнем Востоке обрушатся на его голову. Но кто же тогда? Наверное, Блюхер. Точно, он. До Москвы и так доходили слухи о беспробудном пьянстве командующего ОКДВА, весьма смутные, чтобы тут же принимать меры. Но доходили. Скорее всего, маршал Блюхер и ответит за провалы.
   - Даа, - многозначительно протянул Сталин. Присутствующие тупо уставились в стол, стараясь не поднимать голов. - Вот значит, чего мы с вами, товарищи, добились за всё это время. Готовились-готовились, и получили пинка под зад.
   На собравшихся было жалко смотреть. Грустнее всех выглядел Ворошилов. Только Ягода сохранял более-менее невозмутимый вид - ему казалось, что кого-кого, а уж наркома НКВД карающий меч коснется в последнюю очередь, и в этом случае он был чертовски прав.
   Вообще, для Ягоды, и многих других руководителей высшего звена начавшаяся война оказалась спасительным канатом. Сталин планировал генеральную чистку этого самого высшего звена, и все было почти готово. Но теперь Вождю народов будет не до этого - на войну уйдет много времени и ресурсов, ведь японцы отмобилизовались полностью и настроены решительно. Счастливый Ягода - он даже не знал, что ему приготовили Вождь народов сотоварищи, и продолжал пребывать в счастливом неведении, даже не зная о своей отсрочке.
   Сталину надоело слушать скорбящую тишину.
   - Товарищ Ворошилов, - вздохнул генсек. - Что предпринимается в настоящий момент?
   Нарком обороны взял себя в руки.
   - Мы срочно стягиваем войска из Сибири, с техникой, оружием и боеприпасами. Пограничники и ОКДВА усиляют укрепленные районы вдоль монгольской границы и прикрывают Хабаровск. Если японцы захватят эти УРы, то тут же двинутся на Забайкалье и, перерезав Транссиб, легко захватят Приморье. С их количеством это будет легко. Сейчас вся наша надежда связана с этими УРами, надо удержать их любой ценой, что бы ни произошло. Все омрачается двумя вещами - во-первых, мы не можем безбоязненно снимать войска с западных границ, так как неизвестно, как на это отреагируют западные державы, и, во-вторых, скорость переброски войск в такую даль по-прежнему оставляет желать лучшего - трех лет оказалось мало, чтобы что-то в корне поменять.
   - Вы приняли какие-нибудь меры относительно вооружений? - нахмурился генсек.
   - Да, товарищ Сталин, - кивнул Ворошилов. - Мы уже разместили ряд заказов на военных заводах. Считаю целесообразным перевести ряд заводов на военные рельсы, - нарком обороны извлек из портфеля лист с машинописным текстом. - Вот список. Упор следует делать на боевую технику - нам критически необходимы грузовики, танки и самолеты. Эта будет долгая война, и мы должны вступить в неё сразу и всеми силами направлять ход событий в свою пользу, не теряя ни секунды.
   Это как раз такой вид тишины, которая имеет собственное звучание. Кажется, что слышен напряжённый звон. Вроде все молчат - но уши заложены этим самым звоном, аж тошно становится.
   - Как быстро мы сможем перебросить на Дальний Восток силы, достаточные для решительного контрнаступления? - генсек почесал подбородок. - При условии, что удержим УРы, конечно.
   - Два-три месяца в лучшем случае, - твердо сказал Ворошилов. - Нам ещё неизвестны масштабы потерь, поэтому говорить рано. Меня больше волнует другое.
   - Что же, товарищ Ворошилов?
   - Победа куется людьми, - прошелестев бумагой, нарком достал из волшебного портфеля ещё несколько документов. - Маршал Блюхер, командующий ОКДВА, давно славился своим пристрастием к алкоголю. Раньше мы могли терпеть это, мы были заняты. Но теперь такого продолжаться не может.
   - Это правильная мысль, товарищ Ворошилов, - кивнул Сталин. - Мы не можем позволить пьянице руководить целой армией, от которой зависит, быть может, жизнеспособность целой страны. Меры будут приняты.
   Как изящно маршал спихивает ответственность из-под своей жопы, подумал Ягода, сидевший совсем близко к докладчику. А главное, генсек при этом делает вид, что сам-то Клемент тут абсолютно ни при чем. Вот что значит собачья верность. Ведь ни для кого не было секретом, что Ворошилов во всем чуть ли не фанатично поддерживал Сталина. Пока это берегло его голову.
   - Но менять коней на переправе тоже не есть правильно, - задумчиво изрек Сталин. - Товарищ Ягода! Вы поедете на Дальний Восток, в штаб ОКДВА. Пусть вы, - генсек сделал широкий жест рукой, - и ваши люди... проведут инспекцию в хозяйстве Блюхера. Посмотрим, насколько он там пьян. Надо назначить в состав комиссии офицера, который мог бы в случае чего взять управление войсками. И наделить его полномочиями, которыми он воспользуется в случае, если товарищ Блюхер нас не устроит. Кого-нибудь молодого, инициативного... в новой войне нужна свежая кровь. Не обязательно с высоким званием, главное, чтобы справился. Товарищ Ворошилов, есть у вас на примете кто-нибудь?
   Нарком обороны широко улыбнулся.
   - Думаю, комдив Жуков нам отлично подойдет.
  
   4 июня 1936, Владивосток. 16.00 по местному времени.
   Открывать глаза, или нет? Открывать или нет?
   С одной стороны, ощутимо болела голова. С другой, тело ощущало приятную пуховую перину и одеяло. Если спать в таком приятном месте, вряд ли будешь разочарован, проснувшись. Но все же, почему голову разрывает на части? И откуда эти далекие выстрелы? Что произошло?
   Веки медленно распахнулись. Кое-как стал проступать белый, идеально чистый потолок. Лампа, освещавшая комнату, замоталась в такт еле-еле раскрывающимся глазам. Несколько раз зажмурившись, Валерий смог различать окружающую картину более-менее четко. Вокруг все было заставлено кроватями с телами. Все в гипсе и перевязках, через которые проступают пятна крови - у кого-то больше, у кого-то меньше, в зависимости от давности наложения. Кто-то вообще без руки или ноги, а то и того, и другого сразу. Вдали гулко ухали пушки, чтобы оглушительно просвистеть снарядом и рвануть где-нибудь в городе.
   - Бум!
   Двери палаты широко распахнулись. Внутрь вбежал старый, пышно усатый доктор. Рядом семенила молоденькая медсестричка, что-то быстро-быстро говоря тоненьким голоском.
   - Так, - доктор явно запыхался, но и не думал сбавлять темпа. - Люба, быстро посмотри, кого отсюда можно выпихнуть, я буду в операционной. Твою мать! - доктор быстро провел глазами по нагромождению коек. - Они все прибывают и прибывают. Мы не справляемся!
   Пробурчав что-то ещё, он пересчитал лежащих, и скрылся в дверном проёме. Медсестричка забегала между коек, лихорадочно проверяя состояние больных и сверяясь с карточками. Лицо её выражало тем большую панику, чем больше людей она проверяла. Но стоило девушке добраться до Валерия, как она тут же просияла.
   - О, вы как раз... - присев на коленки рядом с недоуменно привставшим на локте летчиком, медсестричка быстро затараторила: - Вас привезли ещё вчера. Повреждения вроде не очень сильные, только болевой шок, э-э... был. Вы поспали, пришли в себя, можно смело вас выписывать. Нам негде хранить раненых, поэтому... Вы можете идти?
   - Что со мной произошло? - ошарашено спросил Валерий. - Как закончился бой?
   - Не знаю, - покачала головой девушка, уже деловито помогавшая подниматься. - Вас привезли сюда военные, их госпитали ещё тогда были забиты до отказа. Сейчас и тут не протолкнуться. Японцы в городе, наши воюют за каждую улицу. Самочувствие нормальное?
   Голова еще потрескивала, но, посмотрев вокруг, Валерий решил, что для этого момент больно неподходящий.
   - Всё нормально, - кивнул летчик. - Где мои вещи?
   - Там, в регистратуре, - медсестра показала куда-то в сторону коридора. - Пойдемте.
   Картина была не слишком радующая - даже в узких коридорах койки с ранеными громоздились чуть ли ни друг на друга. Отовсюду раздавались стоны, ругань, топот быстро передвигающегося по зданию медперсонала. Воняло. Реальное лицо войны здорово отличалось от того, что юный Валерий читал в приключенческих романах, и это не добавляло оптимизма.
   Одевшись в летную форму и рассовав выданные бумажки по карманам, пилот наткнулся на того самого, старого, усатого доктора. Тот куда-то спешил, но задержался на секунду возле парня.
   - Какой-то комиссар на площади за углом собирает людей, - бросил доктор. - Идите к нему, и поживее, сейчас дорог каждый человек. Если японцы прорвутся сюда, к раненым, все кончено. Судя по обрывкам слухов, что долетают сюда, они не знают никакой жалости, так что я бы не торопился в плен.
   Час от часу не легче. Кивнув, Валерий побрел в указанном направлении. Город представлял весьма жалкое зрелище. Всё вокруг было изрыто воронками от снарядов - японская корабельная артиллерия обстреливала Владивосток, как хотела. От какого-то дома оторвало и обрушило угол, от другого - сверху кусок. Кое-где не было внешней стены, и виднелись безлюдные внутренности квартир. В одной из таких сидел старый дед и с редкой невозмутимостью пил чай. Видать, он был совсем не прочь помереть, и теперь хотел сделать это с достоинством.
   Наблюдая со всем этим, пилот задумался и о собственной семье. Хорошо, если успели укрыться в подвале, ну а ежели нет? Да и в подвале условия не то, чтобы очень - все ругаются, толкаются, жара да духотища - хотя, по сравнению с перспективой попасть под снаряды или японские штыки это всё казалось ерундой. А ведь он так и не знает, какая часть города захвачена противником. Что там со Светкой, отцом и матерью?
   Погрузившись в эти малопривлекательные мысли, Валерий вышел к площади. Он ожидал увидеть воодушевленного, кричащего в рупор комиссара, громогласно призывающего граждан к борьбе, забравшись на броневик. Ну, или хотя бы на подмосток. В общем, любое мало-мальское возвышение. Однако все обстояло иначе.
   Площадь была засыпана каменной крошкой и пылью. Все выходы на улицы забаррикадированы, около каждого - несколько дозорных с винтовками. У стены здания, которое ближе к морю, на стороне, которая при обстреле осколочными будет страдать меньше всех, стоял угрюмый, маленький человек в форме батальонного комиссара, и работал с бумажками. Просматривая большую кипу, какие-то выбрасывал, какие-то передавал помощнику, а в какие-то долго, пристально всматривался. Там же располагался штаб - под свистом снарядов группа людей что-то чертила на картах, кто-то сидел на рации, кто-то допрашивал группу разведчиков, только что вернувшуюся из восточной части города - по донесениям, там все уже было захвачено японцами.
   Валерий на время успокоился - его семья жила западнее. Значит, на какое-то время они в относительной безопасности.
   - Эй, ты! Летчик!
   Валерий обернулся - громила с огромным синяком под глазом показывал пальцем в его сторону и кричал. На форме звавшего виднелись майорские знаки различия.
   - Да, товарищ майор?
   - Нам нужны люди для обороны во-он той улицы на востоке. Как же её, м-мать, - капитан что-то пробурчал про себя. - Да какая разница. Всё равно табличку на стене завалило к хренам собачьим. В общем, дуй живо туда и смени ребят, что там сидят. Да скажи, чтобы хреначили ко мне, и не вошкались. Я кого-нибудь пришлю скоро. Увидишь что подозрительное, кричи, стреляй в воздух - в общем, разберешься, что да как.
   - Есть, - молодецки козырнул Валерий.
   - Ага, - равнодушно кивнул майор. - Дуй давай.
   Пожав плечами, пилот направился к баррикаде. Последняя представляла из себя выгоревший остов грузовика, наскоро укрепленный какими-то досками, кусками железа, зиявшими проваренными бойницами. В кузове грузовика сидели двое красноармецев, лениво посматривая на улицу. На небольшом балкончике скучал снайпер, время от времени поглядывая в оптический прицел.
   - Э-ээ... - протянул Валерий. - Ну, в общем, я ваша смена.
   - Кто назначил? - зевнув, проговорил один из солдат.
   - Вон, майор с площади, - летчик махнул рукой в сторону уже ругавшегося с кем-то офицера. - Сказал, чтобы живо топали к нему.
   Красноармеец недоверчиво посмотрел на площадь.
   - Тава-арищ майор! - заорал он что есть мочи.
   Оторвавшись от жаркого спора с каким-то гражданским, офицер нетерпеливо махнул рукой на себя. Кричавший красноармеец кивнул вопросительно смотрящим снайперу и товарищу в кузове. Пожелав удачи на прощанье, они зашагали в сторону площади.
   Поначалу следить за улицей было интересно - вытащив и сняв с предохранителя заряженный ТТ, пилот напряженно ждал появления врага. Казалось, за каждым углом, за каждым сгоревшим автомобилем или полуразрушенным зданием может прятаться японский отряд. Но чем больше проходило времени, тем сильнее спадало возбуждение, и через пару часов Валерий откровенно скучал. Шум, доносившийся с площади, несколько убаюкивал, и пилот начал непростительно клевать носом. Он бы и заснул, но позади раздались шаги.
   Обернувшись, Валерий заметил возвращавшуюся тройку. На этот раз ребята прихватили с собой лейтенанта и пулеметный расчет. Приближающиеся звуки канонады свидетельствовали, что японцы переносили огонь корабельной артиллерии вглубь города. Это могло значить только одно - основные силы японской армии приближаются. Что и вызвало намерение укрепить восточные улицы, примыкающие к площади, в том числе и эту.
   - Противник наступает с востока и севера, - сообщил Валерию лейтенант. - Они высадились в Лазурной бухте, и вошли в город полдня назад. Их поддерживают корабли, - офицер кивнул вверх, где свистел очередной снаряд, - авиация, которой, кстати, давно её не было видно, и их много. Очень много. Поэтому мы и укрепляем эту улицу. Вы пока будете с нами. Подчиняться будете мне. С этим проблем нет?
   - Никак нет, - пожал плечами Валерий. - Все равно я тут ни бельмеса не смыслю. Моя стихия там, - летчик показал наверх, - в небе.
   - Вот и отлично. Дозоры докладывают, что противник движется сюда. Пробьются в течение часа, как пить дать. Наши организовывают конвой, он вывезет тяжелораненых к западному берегу, там их погрузят на мелкие суда. И вывезут на материк, в леса. Наша задача - купить им время, сколько сможем.
   Валерий кивнул.
   - Микола, Глеб! - лейтенант занялся более насущными проблемами. - Тащите пулемет на балкончик. Да-да, повыше, выберите себе там нормальный радиус обстрела. Вася, бери в зубы свою винтовку и прячься где-нибудь в развалинах. Да смотри не подстрели никого в здании, там тоже свои сидят. Я пойду в штаб, выпрошу нам немного взрывчатки.
   Когда лейтенант направился обратно на площадь, работа кипела вовсю. Валерий не знал, что и как ему делать, поэтому просто смотрел за улицей в бойницу толстого металлического листа, кое-как прикрепленного к сгоревшему кузову, благо тот был цельнометаллическим и не представлял из себя кучу золы и угольков.
   - Вы давно тут? - сбоку раздался голос красноармейца. Это был тот самый, что звал майора на всю площадь. - Товарищ лейтенант?
   Валерий задумался.
   - Да вот, летал, летал, - проговорил он. - И, как видишь, долетался. Сбили меня, очнулся в госпитале. Только вышел.
   - Понятно, - красноармеец полез за папироской. - Можно?
   - Валяй, - благодушно махнул рукой летчик. - И мне одну дай.
   - Курите? - понимающе протянул солдат, передавая папиросу.
   Валерий пожал плечами.
   - Теперь курю. Расскажи-ка лучше, что произошло, пока я там валялся, - он махнул головой в видневшуюся над одним из почти целиком обрушенных зданий крышу госпиталя.
   Красноармеец затянулся.
   - Да как сказать. Третьего числа высадились японцы. Много их, говорят, - солдат широко развел руки, - тьма тьмущая. Ну и с моря по нам садят, мало не покажется. Наши моряки вроде там кого-то потопили, но им-то что, - красноармеец разочарованно вздохнул. - Высадились где-то чуть севернее, значицца. И как попрут! Все наши посты и заставы как ветром смело, а ведь их усиляли, пока они до суши не добрались. А потом ка-ак ломанутся в город! Ну, там чуть полегче, не равнина, чай. Они вначале сунулись на бронемашинах, но тут их легко пожгли.
   - Это немудрено, - заметил Валерий. - В такой-то тесноте. Из любого окна может граната прилететь.
   - Ну, вот я и говорю, - солдат уставился в небо. - И начали они, значицца, квартал за кварталом брать. И тут самое поганое и началось. Стемнело, - рассказчик сделал длинную паузу для очередной затяжки. - Мы с ними перемешались. Освещения-то нет, электростанцию они сразу разбомбили. И весь город, значицца - хоть глаза выкалывай. Где свои, где чужие - один хрен разберет. Весьма гадкое ощущение, сидишь ты, не видишь ничего, зная, что вот в любую секунду может сука какая - извините, товарищ лейтенант - выскочить, откуда угодно. Не видно ж ни зги! И хренак, значицца, штыком тебе в живот. Аж поджилки трясутся, чесслово!
   - Погано, должно быть, - согласился Валерий. - Не позавидуешь.
   Красноармеец передернулся.
   - Погано - не то слово! Но это еще не самое хреновое. А самое хреновое то, что пошел тут по городу слушок. Что японцы, дескать, не люди, и натасканы, значит, там, у себя, в Японии, на убийства чуть ли не с самого детства. Ну и жизнь человеческую, ясен пень - ни в грош. Убивают всех, как только увидят. Детей не щадят, старух, всех стреляют. Мне тут один утром рассказывал, - голос красноармейца перешел на шёпот, - что они, значицца, наловят людей побольше, и соревнуются друг с другом. Кто больше голов нарубит за минуту. Люди в два рядочка так сидят - женщины, дети, старики, все подряд, короче, и два самурая этих самых, в общем, ходят вдоль рядов и головы быстро рубят. Раз - и нет человека, голова покатилась. Тот-то, кто это рассказывал, сбежать успел. Теперь вот ждет не дождется случая с этими самыми самураями, значицца, сквитаться. Злой - смотреть страшно. И в глазах у него только японцы, которых он зубами грызть будет, если случай представится. Только не знаю, как у вас, а у меня это ничего, кроме ужаса, не вызывает. Я-то сам с Рязани, - красноармеец затушил папиросу. - Но не завидую тем, у кого тут родные живут.
   Валерий обхватил голову руками.
   - О-о, - стукнул ладонью по лбу солдат. - Простите, товарищ лейтенант. Я ж не знал...
   - А, чего уж там, - махнул на него Валерий. - Сказанного не воротишь. Лишил ты меня спокойствия на сегодня, боец.
   Красноармеец пристыжено затих.
   Если раньше парню было изматывающее скучно, то теперь картина изменилась - чертовски сложно усидеть на месте, услышав такое. Всё кардинально поменялось, и, зная в подробностях, на что могут рассчитывать его сестрица и старики-родители, пилот будто рухнул в пропасть. В этой пропасти были поганые мысли на любой вкус, но на этот раз сама окружающая обстановка - полуразрушенные здания, сгущавшиеся синие тучи, пронизывающе холодный ветер, вдруг задувший в начале июня - все, казалось, существовало только для того, чтобы подпитывать его личную внутреннюю безысходность.
   Мысли были паршивые, но отвлек возглас одного из дозорных.
   - Японцы!
   Все, как один, тут же попадали на землю. Сидящие рядом с бойницами прижались к стенкам, похватавшись за оружие. На полминуты повисла тишина - каждый тревожно вглядывался вглубь полуразрушенной узкой улочки, в окна домов, на крыши - где же противник?
   - Вон там я видел, среди развалин! - уточнил кричавший. Указательный палец бойца уставился на полуразрушенный второй этаж.
   Лейтенант, до этого что-то тихо втолковывавший пулеметчику, задумался.
   - Там не должно быть наших патрулей. Возможно, это их разведка. В оба глядеть!
   Валерий, уже не первый час торчавший на этой баррикаде, зевнул. Это не было чем-то нарочитым - зевок лез из самого нутра, не прося разрешения. Однообразное сидение на одной точке давало себе знать.
   И тут началось. Защелкали винтовочные выстрелы из окон домов, расположенных вдоль улицы. Загрохотал "Максим", поливая укрытия японцев свинцом. Кое-кто из атакующих забрался и в разрушенную часть здания, примыкавшего к площади. Оттуда уже доносился шум борьбы - сидящие в доме красноармейцы встретились с японской штурмовой группой. Глухие стуки - кого-то приложили о стенку - и крики раненых штыками звучали достаточно ярко, чтобы Валерий с непривычки вжался в стальной лист баррикады. Так продолжалось несколько секунд, прежде чем пилот опомнился, и, переборов страх, принялся действовать. Он выставил пистолет в бойницу, и, прицелившись в темноту оконного проема, из которого доносились выкрики на японском, нажал на спуск.
   Ничего не произошло - крючок не хотел нажиматься.
   - Твою мать! - конечно, он забыл про предохранитель.
   Он же снимал его ранее, перед самым заступлением на караул. Но, видать, во время часов скуки игрался с оружием, вертя его и ставя-снимая предохранитель. И забыл. Непростительное это дело - но в авиации учили другому. Чертыхаясь, Валерий перевел скобу предохранителя в положение стрельбы.
   - Пам! Пам! Пам-пам!
   Пистолет несколько раз дернулся в вытянутой руке. Валерий не видел, как далеко от оконного проема легли пули. Да это его и не волновало - отстрелявшись, он рывком отполз как можно дальше от бойницы, прижавшись спиной к казавшемуся прочным стальному листу.
   "Что ж это я", - ругал себя он. - "Ну же, не будь трусом!".
   Не был же в авиации. Почему трясется от ужаса здесь?
   Решительно высунувшись из-за листа, он расстрелял остаток магазина. Пули всё равно никуда толком не попадали, но теперь летчик был за себя спокоен.
   - Кончай ты этой хренотой заниматься, - бросил лейтенант, перезаряжавший "Мосинку" в проеме балкончика дома справа. - Всё равно отсюда не попадешь. Беги лучше к майору, пусть пришлет солдат и патроны.
   - Есть, - Валерий уже мчался обратно на площадь.
   Грохот стрельбы, доносящийся сзади, овладел сознанием настолько, что он не сразу обратил внимание на то, что происходило прямо по курсу. А происходило форменное безобразие - каким-то чудом на площадь прорвались танки. Всего несколько, но, вырвавшись из-под прикрытия пехоты, они вовсе не чувствовали себя скованно. Наоборот, на открытом пространстве площади бронированные машины разгулялись, как могли. Никто не ожидал, что японцы вычистят прилегающие улицы пехотой, а баррикады, преграждающие подход к последней цитадели более-менее организованного сопротивления, возьмут тараном беспрепятственно проехавших через очищенные улицы танков.
   Ни у кого не было противотанковых средств - идеальным оружием против бронированной кавалерии в городе считались бутылки с бензином, но применять их сейчас, в творившемся на площади хаосе было поздно.
   На полсекунды Валерий замер истуканом, но даже неопытный в таких делах летчик с каждым разом соображал быстрее, и, выйдя из ступора, он бросился на землю. Вовремя - над головой тут же засвистели танковые пули. Стена, стоявшая позади, брызнула каменной крошкой.
   Поднявшись, Валерий побежал к первому попавшемуся укрытию - им оказалось здание поблизости, примыкавшее к той самой улице, которую он охранял последние несколько часов. Вот, уже дверь. Удар! Нет, наружу. Рука рвёт ручку, да так, что едва не сносит с петель. Только бросается внутрь, как...
   Разрыв.
   Звон в ушах.
   Это что-то не очень сильное - но достаточное, чтобы оглушить. В глаза ударила белая пелена. Впрочем, она тут же пропадает, чтобы изображение окружающего мира - дверной косяк и кусок подъезда - ме-едленно поехало вниз, набирая скорость.
   Не удержавшись на ногах, Валерий рухнул на землю спиной вниз.
   На какое-то время изображение пропало окончательно.
  
   Генерал Итагаки, командующий армейской ударной группой, ехал по улицам Владивостока на штабном автомобиле. В отличие от Валерия, японца ничуть не смущало лицо войны - он уже имел дело с русскими в войне 1904-1905 года, и принципиально нового не встретил. Только вот масштабы сейчас были покрупнее, ведь тогда, тридцать лет назад, они и не мечтали о Владивостоке.
   Часть города, в которой находился генерал, пострадала от корабельной артиллерии сильнее всего. Обстановка вокруг напоминала гигантскую площадку сноса, работы на которой прервались точно посередине. Хотя некоторые дома все же разровнены, что называется, до нуля - только большая груда строительного мусора. Всё это дополнялось редким, но удивительно настойчивым дождичком, что смешивал мусор с водой, образуя бесконечные потоки грязи.
   В какой-то степени Сейсиро даже наслаждался пейзажами войны. Его воспитывали по-самурайски, и это сказывалось на протяжении всей жизни. Итагаки, относясь к смерти философски, привык ценить даже ужасные для нормального человека картины. И, рассматривая с заднего сидения трупы, валяющиеся по бокам дороги, разрушения и кое-где виднеющиеся из-за крыш факелы пожаров, он чувствовал себя, как дома.
   - Генерал!
   К машине подбежал армейский офицер. Итагаки кивнул, и водитель остановился.
   - Генерал! - офицер коротко поклонился. - Дальше нельзя. Впереди русские!
   Сейсиро поморщился.
   - Мне сказали, вы очистили большую часть города, - генерал пристально посмотрел в глаза офицеру. - А мы сейчас на северо-востоке. Мы же, проклятье, начали отсюда!
   - Верно, генерал, - стыдливо закивал офицер. - Но эти, видать, хорошо спрятались. А теперь открыли стрельбу. Вам лучше дальше не ездить. Уверяю, мои люди скоро разберутся с ними.
   Итагаки выглянул из машины, перегнувшись через кузов.
   - Где засели эти паразиты?
   - На следующей улице. Там есть дом, выходящий на угол. Вот на этом углу они и сидят - все отлично простреливается, а сзади зайти можно только через развалины. Когда солдаты пробираются через мусор и куски здания, их расстреливают, как в тире.
   - Дерьмо! - генерал облокотился обратно на сидение автомобиля. - Их как-нибудь можно объехать?
   Мысль о том, что каждый темный угол может таить в себе любое количество вооруженных отчаянных русских, магическим образом развеяла все самурайские мысли, и картина войны уже не казалась такой величественной и красивой. Итагаки мысленно ругал себя за слабость, но помогало мало - то ли он слишком давно не участвовал в боях лично, то ли просто постарел, но всё резко поменялось. Не очень хорошо получается философствовать, когда немаленький город превращается в одну большую смертельную ловушку.
   - Наверху! - истошно заорал кто-то из солдат, мокнувших под дождем. - Крыши!
   Прежде, чем Итагаки успел поднять голову, захлопали винтовочные выстрелы. Сверху раздался крик, и тело в советской форме полетело вниз, беспорядочно задевая пролеты пожарных лестниц руками и ногами. Издав прощальный металлический звон на последнем пролете, труп рухнул в кучу строительного мусора.
   - Стреляйте! - надрывался офицер.
   Кто-то дал очередь из пехотного пулемета. На крыше ещё находилось несколько человек, и они отстреливались из русских винтовок. Пули ударялись об асфальт, высекая фонтанчики из каменной крошки. Несколько пуль с характерным звоном попали в машину Итагаки. Опытный военный, он всё же не забыл элементарных истин, и ещё до этого кубарем вывалился из автомобиля, скрываясь ничком со стороны, противоположной вектору обстрела.
   Стрелять с крыши по улице всегда проще, чем наоборот - фигуры русских появлялись только на несколько мгновений, достаточных для выстрела, и то дай бог на одну четверть. Японцы же хоть и пытались занять укрытие, но торчали, как на ладони. Идеальные мишени.
   Сверху полетели зажигательные бутылки с бензином - изобретенные ещё кубинскими повстанцами, они идеально подходили для борьбы с транспортными средствами противника. Менее чем год назад, в преддверии японского вторжения, советское командование официально приняло их на вооружение, усовершенствовав горючую смесь загустителем. Так они дольше горели, и лучше "прилипали" к любой поверхности.
   Несколько бутылок разбились о штабную машину Итагаки. Генерал вначале не видел, как она занялась огнем, но затем почувствовал жар. Подняв голову, Сейсиро осознал, что фактически прячется под бомбой замедленного действия, и, ругаясь, вскочил, с силой оттолкнувшись от земли. Он рванул к пустому оконному проему разрушенного не до конца дома. Рядом щелкали пули - человек немолодого вида в генеральской форме всегда был желанной целью. Но, видимо, заметив его отступление, японские солдаты начали стрелять особенно ожесточенно, вынуждая русских на крыше пригнуть головы.
   Перевалившись через окно, генерал плюхнулся вниз. При падении он ушиб ребра о торчавший кусок арматуры, но это не страшно по сравнению с тем, что происходило на улице. Японцы брали числом, и парням на крыше приходилось нелегко. К месту стрельбы сбегались всё новые и новые солдаты с окрестных улиц. Через какое-то время, поддержанные пулеметным огнем, подъехавшей танкетки, японцы, подсаживая друг друга, стали взбираться на пожарную лестницу.
   В конце концов, они достигли последнего этажа невысокого дома, образуя типичную картину штурма - обычная для тридцатых годов четырехэтажка, ржавая пожарная лестница снаружи, и десяток японцев с винтовками наготове. Первый тут же получил пулю, стоило только занести ногу над краем крыши - и, не в силах устоять, полетел вниз.
   - Усилить огонь! - заорал пехотный офицер.
   Пулеметные расчеты еле успевали заряжать новые ленты. Крышу поливал гряд пуль, и это давало результаты - следующий рискнувший залезть на неё японец был только ранен, и сполз на ступеньки, держась за живот. Его товарищ перешагнул через стонущее тело, чтобы швырнуть гранату.
   Раздался взрыв. Не желая рисковать без надобности, солдат кинул ещё. А потом он вскочил на крышу, перемахнув через парапет. Итагаки не видел подробностей - снизу было только заметно, как пехотинец произвел несколько выстрелов. К тому времени наверх забрались несколько его товарищей. Сухо защелкали винтовки. Всё было кончено.
   Несколько минут все настороженно сидели, нацелив оружие в разные стороны. Слушали окрестности, пытаясь выделить среди лениво моросящего дождя любой подозрительный звук, предвещающий появление новых разозлённых русских.
   Посидев в развалинах дома минут пять, генерал решил, что на сегодня всё закончилось.
   - Да, лейтенант, вижу, у вас тут всё по плану, - саркастически проговорил он, выбираясь наружу. - Просто молодцы. Настоящие самураи!
   Лейтенант съежился под взглядом Итагаки. Ему было стыдно за инцидент, произошедший прямо на глазах у такого крупного командира.
   Генерал посмотрел на свою машину. Весело полыхая оранжевым пламенем, она представляла яркий контраст между потоками грязи от дождя и серостью полуразрушенного Владивостока. Слева, успев только открыть дверь и вылезти наружу, валялся водитель. Словив несколько пулевых ранений, он был давно мертв от потери крови - форма на груди окрасилась в темно-бордовый. Небольшие язычки пламени уже играли на ногах бедняги, перекинувшись на него с горящей машины.
   - Кто главный в этом районе, и где его штаб? - зло спросил Сейсиро у лейтенанта.
   - М-майор Накамура, - сникнув под тяжелым взором генерала, промямлил тот.
   - А чёртов штаб?
   - Вам надо прямо, и повернуть нале... - лейтенант остановился на середине предложения, звонко хлопнув себя по лбу. - Хотя нет, там окопались эти русские. Тогда назад, направо, и ещё направо, затем увидите отдельное здание закусочной. Он расположился там.
   - Ты и ты, - буркнул Итагаки ближним от него солдатам. - За мной. А от вас, лейтенант, я хочу - мне не важно, как - чтобы этот чертов русский форпост был раздавлен до наступления темноты. Найдите еще людей, дайте им гранат, и поубивайте там всех. Если надо, скажите флоту, пусть разровняют это место с землей. А я пошел делать взбучку этому Накамуре.
   - Есть! - лейтенант вытянулся по стойке смирно.
   Проклиная всё на свете, генерал зашагал в указанном направлении. Первое, что он должен сделать, так это найти транспорт. Потом - наорать на майора, заставив его людей хоть как-то шевелиться. А потом, как город станет безопасным, можно и о красоте войны подумать.
  
   Валерий тряс головой. Уже второй раз за сутки он очнулся после боя. Второй раз за сутки он попал в ситуацию, намного более хреновую, чем что-либо ещё в его до этого, как оказалось, беззаботной жизни. Вот и сейчас, придя в себя среди недобрых людей в японской форме, тыкавших в него винтовками, летчик в очередной раз подметил эту закономерность.
   Если после первого отруба он попал в осажденный полуразрушенный город, а после второго его пинками погнали в колонну пленных, время от времени добавляя прикладом, то третьего раза он ждать точно не хотел. Уж лучше сразу помереть.
   Но пока до этого было более или менее далеко, и он просто уныло брел с такими же, как он. Грязные, усталые, в порванной форме, с теми или иными следами избиения, они олицетворяли собой обратную сторону геройских подвигов - осмеиваемых во всех военных эпосах неудачников, которых угораздило попасть в плен. Так вышло не намеренно, хотя Валерий не был уверен в том, что он не стал бы размахивать белым флагом в ином случае. Просто произошло то, что произошло, и теперь парня заботило только то, как из этой ситуации выбраться.
   Судя по всему, он долго провалялся в дверном проеме - его нашли японские солдаты, проверявшие, все ли мертвые красноармейцы являются таковыми. Валерий ещё дышал, поэтому его облили холодной водой, одарили лечебными ударами сапог, и вот - теперь он здесь.
   Их построили в три шеренги, и заставили маршировать куда-то, через город, уже полностью занятый японцами. Со всех сторон на них поглядывали патрули с винтовками, японцы из охраны штабов и постов, и конвоиры. Ворвавшись в город, азиатская орда растеклась по улицам, как миллиард муравьев - на каждом перекрестке стоял патруль. Бежать было некуда.
   Иногда вдали раздавались выстрелы, но всем было понятно, что подавление разрозненных групп - вопрос времени. Репродукторы в городе, обычно сообщавшие важные новости, вещавшие о счастье всех трудящихся на Первомай и исполняющие мягкую, приятную музыку, теперь использовались либо для передачи приказов командования многочисленным солдатам-тараканам, наводнившим город, либо на ломаном русском вели кое-как подготовленную пропаганду, призывая жителей приходить на пункты сбора гражданского населения. Таковым косноязычный диктор обещал продукты питания, одеяла и медицинскую помощь. Кое-кто повелся и приходил.
   Валерий видел один из таких "пунктов" - колонна как раз проходила мимо небольшого армейского шатра, расположенного на перекрестке дорог. Около него стояла семья из трех человек - мама, папа и пятнадцатилетняя дочка. Они чего-то выжидали. И дождались.
   Из шатра вышли трое - все в солдатской форме, но один с нашивками младшего комсостава. Японцы осклабились, и один из них взял девочку за руку, ведя её в шатер. Отец было дернулся, но один из солдат отбросил стареющего мужчину на землю. Мать, заламывая руки, начала что-то вопить, но один японец, владеющий языком, что-то сказал ей на ломаном русском. Мать продолжала биться в истерике. Мало того, услышав, что ей сказали, она, чуть не умирая от нечленораздельных криков, полезла к японцу, пытаясь выцарапать тому глаза.
   Тут же из шатра появился усатый офицер - засмеявшись, он вытащил пистолет и несколькими выстрелами от бедра уложил родительницу на асфальт. Солдат, который удерживал женщину, вначале вздрогнул от близких выстрелов, но, увидев сияющие лица товарищей, громко рассмеялся.
   Отец девочки, видя жену, валявшуюся на асфальте, видя её вытекающую кровь, медленно растворявшуюся в грязи и каплях продолжавшего моросить дождя, сошел с ума. Заорав, он в исступлении ударил кулаками по земле. Крик его был криком человека, потерявшего самое дорогое. Улыбнувшись, офицер навел пистолет и на главу семейства. Выстрел - и живот мужчины окрасился темно-багровым. Отец рухнул на колени. Пятно вокруг попадания медленно расширялось, окрашивая одежду.
   - Суки, - прошептал кто-то рядом с Валерием. - Будьте прокляты вы, суки.
   Не переставая широко улыбаться, офицер выстрелил ещё раз. На этот раз в грудь - глава семьи упал замертво.
   Девочка смотрела на все это с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, не в силах издать ни звука. Грубый толчок в спину, направивший её в сторону шатра, отрезвил малютку, и та заплакала, порываясь броситься к мертвым родителям. Но японские солдаты схватили ревущую девчонку под руки, и потащили внутрь. Она отчаянно царапалась и вырывалась, но противостоять двум взрослым мужчинам у пятнадцатилетней советской девочки не получалось - и он исчезла в брезентовых дверях армейского шатра. Гордо оглядев процессию пленных, ухмыляющийся офицер погладил усы, направившись туда же.
   - У-уу-убью! - из колонны вырвался советский солдат. Здоровый мужик, он бежал точно на офицера, собираясь, пусть ценой собственной жизни, но покарать мерзавца.
   Офицер даже не обернулся - конвой действовал быстро. Едва тот вырвался за пределы колонны, как винтовочная пуля пробила легкое. Стоило сделать пару заплетающихся шагов, как настигла и вторая - в ногу. Но мужик не собирался останавливаться - он полз на одной ноге, слегка подпрыгивая на здоровой, подволакивая простреленную и снова подпрыгивая. Он бы рвал этого усатого офицерика зубами, если бы тут же не подбежали конвоиры. Эти желтые пигмеи набросились на раненого богатыря со всех сторон. Посыпались штыковые удары. Полминуты яростной обработки - и он валялся тут же, ничем не живее родителей девочки.
   Конвоиры злобно посматривали на колонну с пленными. Больше желающих проявить инициативу не появлялось - все шли дальше, понурив головы. Валерию, как и всем остальным, было тошно смотреть на все это. Они всё брели и брели дальше по раздолбанному Владивостоку, и на каждом углу наблюдали сцены, подобные этой. Всюду совершался грабеж, насилие или убийство. Очень часто за первым следовало второе, и завершалось третьим под дружный гогот японской солдатни. Всё это угнетало не только своей мерзостью, но и бессилием. Каждый пленный в колонне разумом понимал, что сопротивление бесполезно, но сердцем хотел рвать оккупантам глотки. Но материя брала свое, и все послушно шли в колонне, затравленно поглядывая на конвоиров.
   Валерий проклинал все на свете - японцев, этот день, моросящий дождь и круговорот событий. Но более всего этот устало бредущий, контуженый человек проклинал себя - за полное бессилие сделать что-либо. Вокруг шла резня - летчик видел, как людей травили собаками, обливали бензином и поджигали, гогоча - все ради забавы, без конкретных целей. Японцы превзошли всё, что он когда-либо слышал или даже мог предположить о зверствах и грабежах. И при этом они убивали обычных людей, гражданских, а его и несколько сотен оставшихся в живых солдат не трогали - только гнали куда-то, избивая отставших прикладами. Его семью, скорее всего, постигла такая же участь. Он мог только надеяться, что они умерли быстро, под бомбежкой. Чего-чего, а быть издевательски умерщвленными под крики и улюлюкание он бы никому не пожелал.
   В огне зверств азиатской оккупации он потерял все - понимающего, спокойного отца. Любящую, чувствующую его не разумом, но сердцем мать. Озорную, смотрящую на брата большими, обожающими глазами Светку. Он так давно их не видел, и весь период отъезда постоянно думал о них. О том, как вернется домой, и больше никогда их не бросит. Станет защитником, опорой. Но всё рухнуло в один миг.
   - Они нас на убой ведут, - шептал голос сзади, срываясь на плач. - Вот суки же! Они просто выведут нас на открытое место, и перестреляют на хрен! Как скот, бл..дь, как паршивый скот!
   Раздался звук штыкового удара - за разговоры. Бедняга вывалился из строя, принимая многочисленные удары сапог. Конвой был вовсе не прочь разогнать скуку и выместить злость за отвратительную погоду.
   Валерий в тысячный раз вытер лицо - дождь и куча пыли с мусором, вызванные разрушением города, давали мокрые грязевые потоки. Он сколько раз за этот день он бросался на землю, ползал, лежал мордой в грязи, а падающая с неба влага лишь размазывала эту грязь, добавляя и без того неприятным ощущениям нотку своего колорита. Хуже, казалось, и быть не могло.
   Или всё же могло?
   После всего произошедшего не хотелось поднимать голову, но летчик всё же сделал это. Сразу стало ясно, куда их вели. Стадион. Ну, конечно же, идеальное место, чтобы согнать толпу горожан и пленных. Легко контролировать, и никаких проблем.
   У главного входа стояли японские солдаты с офицером. Рядом располагались позиции нескольких пулеметов - случись что не так, колонна мигом попадет под перекрестный огонь. Шансов на побег нет - даже рыпнуться, как тому здоровяку, не получится - тут же всех положат.
   Начальник конвоя, шедший впереди, что-то сказал офицеру. Вернее, не сказал, а прокричал, вытянувшись по стойке смирно. Да что ж у них за язык-то такой? Все время лают на повышенных тонах. Интересно, дома на жену они тоже так орут? Хотя, повидав всего, что японцы успели натворить, Валерий был готов поверить в то, что в Токио ежедневно происходят жертвоприношения Сатане, или, на худой конец, Морскому Дьяволу из книжек Стивенсона. А по зданиям японского штаба бегают красные чертики в офицерских фуражках, помешивая вилами котлы, приготовленные для пленных. Учитывая, что он был знаком с японцами от силы сутки, результат самовнушения вышел впечатляющий. Так быстро парень в свое время не возненавидел даже загребущих буржуев-капиталистов после речей, несомненно, талантливого политрука.
   - Идить внутр! - пролаял на ломаном русском офицер, обращаясь к пленным. - А ну жив!
   И они побрели.
   Огромный стадион был заполнен наполовину. Везде столпились люди - большинство гражданские. Откуда-то раздавался непрекращающийся детский плач - людей сгоняли сюда целыми семьями, не позволяя брать даже самого нехитрого скарба. Валерий видел, как женщина пыталась закутаться в легкую мужскую рубашку, спасаясь от разгулявшегося приморского ветра и холодного дождя. Какой-то мужик - то ли муж, то ли родственник, отдавший рубашку, стоял рядом с голым торсом - ежился, синел, но терпел. Рядом прыгал малец лет шести - высоко задирая голову, он что-то лепетал, безостановочно, неразборчиво и протяжно.
   Валерий бросил взгляд в другую сторону - там кругами бродил еще один ребенок, совсем пацан, на вид из начальной школы. Он выбрал место, не занятое никем - площадка, затопленная одной большой лужей с грязью, не представляла интереса для взрослых. И по ней парень нарезал круги, бесцельно глядя вниз, на взбаламученную им воду. Он делал круг за кругом, не задумываясь ни о чем, просто ходил и ходил.
   Неплохой способ отвлечься от всего этого. А что еще делать девятилетнему пареньку, попавшему в эпицентр водоворота войны?
   Плач детей и всхлипывания женщин перемежались выкриками на японском. Откуда-то из города, уже потише, все так же вещал репродуктор. Время от времени раздавался выстрел, а то и пулеметная очередь. Если рядом слышался голос японца, можно было ожидать, чего угодно. При лающих, непонятных словах люди вздрагивали, стискивая близких крепче, ведь это могло быть их последнее объятие.
   Но это те, кто имел близких. За себя Валерий давно не был уверен. Богатое воображение было ни к чему - ведь вокруг, к услугам всего населения Владивостока, располагался не самый маленький филиал Ада на земле.
   Однако даже в аду могла быть надежда.
   - Эй, парень, - раздался тихий, уверенный голос откуда-то сбоку.
   Пребывавший в некотором трансе от всего увиденного, Валерий не сразу обратил внимание на говорящего. Ему вообще было до лампочки на что бы то ни было - парень свыкся с чем угодно, вплоть до собственной смерти, и, кстати, стал подумывать об этом.
   Легкий тычок в спину несколько привел в себя.
   - Ну же, летчик, - говоривший бубнил под нос, с таким расчетом, что слышать его мог только Валерий. - Сталинский сокол. Выглядишь ты более-менее нормально. У тебя шок, но это пройдет. Мне нужна твоя помощь. Слышишь, мне нужна помощь. Один я не справлюсь.
   Если взглянуть с трибун стадиона, где находились японские патрули, следившие за порядком, вообще трудно было догадаться, что эти двое о чем-то беседуют. Если не сказать - невозможно. Для таких подозрений нужна довольно высокая степень паранойи, но пока японцы удовлетворялись весельем и грабежами.
   - Пойдем в сторонку, здесь нельзя говорить, - буркнул незнакомец. - Ты идешь или нет?
   И зашагал прочь.
   Валерию было все равно, и он тупо побрел следом. За это время удалось рассмотреть говорившего - мужчина средних лет, одет в длинное гражданское пальто темно-зеленого цвета. Все в грязи, оно, однако, прекрасно согревало и защищало от влаги, принимая на себя удары непогоды. Да уж, в отличие от множества женщин и детей, этот товарищ не мерз под дождем и ветром. Но его все равно что-то тревожило. Причем, вряд ли причина состояла в хаосе, творившемся вокруг - на это незнакомец смотрел спокойным, расчетливым взглядом. Ничего вокруг не трогало его сердце, как в любом обычном человеке. Нет, этому надо что-то другое. Что же - Валерию предстояло выяснить. Если кто-то и способен трезво рассуждать в этом бардаке, следует держаться таких людей.
   Они пробирались через разношерстную толпу, стараясь избегать патрулей, занимавшиеся избиением тех, кто косо посмотрит, и в итоге подошли к кромке трибун. Человек в зеленом пальто метнул взгляд на охранников, дежуривших наверху - не заметили. Протолкнув вперед себя Валерия, он скользнул в тень небольшого мостика под трибунами. Сбоку тут же обнаружилась незаметная дверца, ведущая в подсобное помещение. Затолкав туда летчика, незнакомец тихонько, но плотно закрыл дверь.
   - А разве тут не должен... - неуверенно начал Валерий.
   - Должен, - прервал незнакомец. - Но он отошел погулять. Так, в мир иной.
   И кивнул на человека в японской форме, валявшегося в углу с заточкой в горле.
   Валерий открыл рот от неожиданности. Ему начинал нравиться этот человек.
   Теперь он мог видеть лицо, и оно скрывало явно больший возраст, чем казалось на холодном, моросящем дождем стадионе. Не очень много, но - прожилки, морщины и опытный, уверенный взгляд выдавали человека, повидавшего многое. Средней комплекции, человек в зеленом пальто производил впечатление крепкого, поджарого, здорового мужчины. Валерий не сомневался, что в бою без оружия этот товарищ справился бы сразу с несколькими японцами - любыми из тех, что он видел по пути. Но всё же, при этом он не казался человеком сильно пожилым. Лет тридцать пять. Ну, может, тридцать девять или что-то вроде того, но никак не больше сорока. Создавалось явное ощущение, что он не слишком стар, но выглядит старше своих лет.
   - Называй меня Михаил, - продолжал тем временем незнакомец. - Я сотрудник НКВД, и у меня есть нечто, обладающие чрезвычайной военной ценностью для нашей разведки. Ты мне поможешь эту ценность донести до наших войск.
   - Я? - Валерий ещё не отошел от увиденного, и тормозил в некоторых местах.
   - Конечно, - вкрадчиво ответил Михаил. - Ты же не хочешь провести остаток войны здесь, - новый знакомый указал на дверь. - Если все же нет, иди со мной. Я выйду к своим, и, если не будешь отставать, сможешь вернуть японцам должок. По рукам?
   Валерий вспомнил про семью. Нет, оставшись здесь, он её не найдет. А вернувшись в действующую армию, сможет хотя бы расквитаться.
   - По рукам.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"