Обретя перспективу, парень как будто переродился - теперь глаза горели решительной ненавистью и готовностью к действиям, от былой фатальности не осталось и следа. Конечно, горечь утраты и увиденное в разрушенном Владивостоке будут преследовать не в одном ночном кошмаре, но сейчас появился хотя бы смысл к существованию. Нельзя спасовать и на этот раз, хотя бы чтобы элементарно не помешаться рассудком. Лётчик видел массу людей - из них довольно много не совсем живых. Те же, что ещё дышали, смотрели с равнодушием или безумием. В сложившейся обстановке первое практически соответствовало второму, и теперь Валерий понял - есть только один способ не стать тем или иным.
Только один способ - месть.
- Что будем делать? - осведомился он у нового знакомого.
Михаил стягивал пальто, чтобы повесить сушиться на вешалку в стене - складское помещение было сухим, теплым, и давало возможность провести время с относительным комфортом.
- Дождемся темноты. Так улизнуть проще.
- Его не хватятся? - лётчик показал на мертвого японца.
- Этого? - Михаил бросил взгляд в угол комнаты, где валялся труп. - Да не, до сумерек не так уж и далеко, а у них полно других проблем. Отдыхай пока, ещё набегаемся.
Пожав плечами, Валерий устроился на горе тряпья, сложенной у двери. Он так устал, а ведь с визита в больницу прошло хорошо, если полдня. В чем-чем, а в одном новый знакомый был прав - ему позарез необходимо отдохнуть.
4 июня 1936, оккупированная территория Монгольской республики, граница с СССР. 17.00 по местному времени.
Богом забытая дорога тянулась далеко через степь. Командующий Квантунской армией Доихара Кендзи морщился от пыли, что поднималась штабной колонной. Она лезла всюду, преодолевая любые препятствия. Казалось, пыль представляет из себя множество маленьких-маленьких насекомых, которые только и думают, как бы лично ему, командующему, навредить, забиться под форму и замучать несчастного японца. Пыль скрипела на зубах, в волосах, и норовила залезть даже в глаза, но пока ситуацию кое-как спасали специальные очки.
Колонна догоняла войска, успешно прошедшие всю территорию Монгольской республики. То был победный марш невероятной стремительности - с востока на запад, к центру страны, а потом с юга на север. Он полноправно претендовал на звание чуда военного искусства - Доихара не мог припомнить армии, которая могла продвигаться вперёд с такой скоростью. Моторизовав лучшие боевые части, японский штаб разработал отличный план, основанный на внезапности и смелости. И он в полной мере удался - пока отдельные группы вели бои за укрепленные точки, основная масса войск, обойдя эпицентры сопротивления, устремилась к советской границе по идеальным для войны моторов просторам Монголии. Сзади, вместе со штабами, подтягивались недавно призванные резервисты на гужевой тяге - для них не хватило грузовиков. Впрочем, для монгольского театра военных действий оглушительный успех в первые же дни боев обеспечили и без новичков.
Но не все шло так гладко.
Внимание Доихары привлёк стоявший на обочине грузовик. Уткнувшись носом в примостившееся на обочине деревце, он ещё с начала наступления стоял без движения - пробитые шины, дымящийся мотор и множество пулевых пробоин указывали на то, что такое состояние продлится ещё долго. Вокруг расселись невеселые пехотинцы - понурив головы, они сжимали так и не пригодившиеся в бою винтовки. В сторонке, за разбитым транспортным средством, виднелись аккуратно сложенные трупы - несколько солдат и офицер.
Остановив машину, Доихара прокричал им:
- Что у вас случилось?
Пехотинцы тут же вскочили по стойке смирно.
- Русский самолет! - заорал один из них. - Он атаковал нас во время передвижения.
Генерал критически оглядел грузовик. Дырки от пуль делали эту теорию вполне объяснимой, но...
- Мы действовали по инструкциям, - продолжал солдат. - Затормозили и выпрыгнули, разбежавшись в разные стороны.
- Вы нашли, обо что затормозить, - Доихара покосился на дерево. - Но в воздухе не должно быть самолетов противника!
Солдаты, судя по взглядам, явно так не считали, но препираться с генералом явно не хотели. Некоторое время они переглядывались, и наконец, один из них выдал, коротко поклонившись:
- Никак нет, господин генерал, самолет был! Но он летел один, его могли упустить или не заметить.
Кендзи не нашел, что бы такого ободряющего сказать солдатам - в конце концов, судя по многочисленным донесениям, авиация свою задачу выполнила на отлично, завоевав полное и безраздельно господство в воздухе. Несколько прорвавшихся самолетов не в счет, такого никогда нельзя полностью исключать. Поэтому генерал решил говорить по делу:
- Вы сообщили в ремонтную роту?
- Да, - хором гордо отрапортовали солдаты. - Они уже едут.
Они двигались в составе колонны, значит, рация где-то была. Вопрос глуповатый, но Доихара должен был убедиться, что ту не разбило пулями. Кивнув солдатам на прощание, он дал водителю знак продолжать движение. Штабная колонна снова двинулась, поднимая клубы пыли.
Скоро должна быть советская граница. Последние донесения давали основания полагать, что войска активно штурмуют немногочисленные укрепления русских, и скоро можно будет выйти к Иркутску, затем растекаясь по неохватным просторам Забайкалья, чтобы рассечь СССР надвое. Это можно было бы считать полным поражением Сталина - снабжать на Дальнем Востоке будет некого, и драться не за что. Японцы закрепятся на линии от Иркутска до Транссиба, перерезав последние пути отхода, и ко времени, когда коммунисты будут способны что-то предпринять, будет поздно.
Затем будет ассимиляция, японские колонисты, развитие инфраструктуры - и так до следующего исторического периода, когда у Империи Восходящего Солнца наберется достаточно сил для экспансии дальше. Так думал Доихара, так думал японский Генштаб. Но реальность, как часто бывает с такими амбициями, вносила свои коррективы. Можно было говорить, что СССР подготовился к предстоящей войне намного хуже, чем хотел. Многие грехи лежали на советском руководстве - и они сказывались тем сильнее, чем дольше продолжалась эта неудачная война. Но несколько ключевых вещей сделать все же успели. И сделали это на редкость хорошо.
С тридцать третьего года, когда Араки пришел к власти, стало ясно, что войны не миновать. И страна запустила множество проектов, которые, по мнению комиссий и министров, могли помочь отразить агрессию. Какие-то оказались удачными, какие-то - не очень. Не обошло боком и разгильдяйство. Поэтому в жизнь в полной мере оказались претворены немногие. И поэтому же японцы, приготовившиеся совершить очередной грандиозный скачок через границу, на Иркутск, оказались крайне удивлены.
В горах Северной Монголии, на юге границы СССР, велись грандиозные работы. Строилась новая линия УРов - многочисленных укреплений, протянутых в глубину на десятки километров. Сложнейшая система подземного сообщения, хранилища провизии и боеприпасов - это была одна большая неприступная крепость, в которой можно сидеть годами. И, конечно же, узнав о мобилизации Японской империи, руководство страны усилило гарнизон УРов новыми войсками. Это был весьма удачливый ход, ведь Квантунская армия могла наступать и через Манчжурию, но ей было все известно про укрепления страны Советов там. Но у японцев были свои причины сохранять марионеточное государство в "нейтралитете".
Другое дело - горы Монголии! Такой же марионеточный статус МНР, но уже для СССР, давал НКВД практически полную свободу действий, а когда таким структурам дается карт-бланш, они используют его, как могут. После длительных чисток на Монголию упал железный занавес - японская разведка, прежде могучая, как гигантский спрут, и неуловимая, как тысячи кротов, с неприятным удивлением узнала, что не может сказать ровно ничего обо всём, что происходит севернее Улан-Батора. Передвижения материалов и людей с Транссиба на монгольскую границу тоже оставались незамеченными - титаническая работа контрразведки, ложные объекты и дезинформация справились на удивление хорошо.
Еще тогда, после прихода Араки к власти японский Генштаб, подстегиваемый бывшим генералом, опьяненным свалившейся на него властью, спешно разрабатывал планы вторжения. Данные по Монголии использовали старые, за исключением юга страны, следить за которым худо-бедно получалось. Никому и в голову не пришло, что русские создадут такую мощную линию укреплений всего за два с половиной года. Это немыслимо по любым меркам.
Именно поэтому штабисты в Токио не задавали себе напрашивающегося вопроса - почему от них так тщательно скрывают все происходящее на севере страны? Поэтому, а ещё потому, что слишком увлекали их предстоящие свершения и завоевания, отчего планы - ответственные, проработанные до самых скрупулезных мелочей, страдали отсутствием элементарной логики. Ведь, делая основной упор на легкость выхода к Иркутску именно в силу того, что, полагаясь на горы и войска в самой Монголии, красные не будут укреплять этот участок границы, штабисты даже не пробовали попросить разведку добыть хоть какие-нибудь относительно свежие сведения. Такое сочетание скрупулезности и махания рукой на огромные недочеты могло быть только в Японии. И это дорого стоило амбициозным завоевателям мира.
Войдя в гористую северо-монгольскую местность, японские войска какое-то время двигались более-менее спокойно. А потом с ходу наткнулись на УРы. Сама природа помогала обороняющимся советским войскам, которых поддерживали успевшие вовремя отступить монголы. Да, в свое время строить в горах было тяжело. Но теперь эта грандиозная стройка начала давать плоды.
Сначала самураи попытались атаковать сходу. Особо крупным соединениям удавалось прорвать линию обороны - чтобы тут же наткнуться на вторую, третью и так далее. Яростные атаки японцев вязли, запутываясь в бесконечных витках колючей проволки, надолбах и горных перевалах. Вязли для того, чтобы попасть под перекрестный обстрел и редкие, но меткие налеты авиации, надежно укрытой в высеченных прямо в горных плато аэродромах.
По сводкам из Генштаба, его давний товарищ и сослуживец Сейсиро уже практически взял Владивосток, и это ещё сильнее подстёгивало Доихару. Квантунская армия не могла ни взять, ни обойти эти грандиозного масштаба укрепления. Стало ясно, что добиться цели можно только методичной осадой - с бомбардировками, артиллерийскими обстрелами и долгим, тщательным сбором сил для удара. Кендзи рвал на себе волосы, но был вынужден считаться с элементарными правилами ведения войны. В отличие от приморской части операции, тут Японская империя застряла - крепко и надолго.
- Смотри, он застрял!
- Огонь!
Тяжелое орудие с пумкающим звуком изрыгнуло снаряд. Описав дугу, фугас разорвался точно посреди японской танкетки. Её просто разворотило, а осколками посекло немало народу, пытавшегося за ней спрятаться.
- Заряжай!
Начался небыстрый процесс - один из артиллеристов открыл казенник, с силой потянув за крышку. Оттуда со смесью грохота и звона выпала стреляная гильза. Используя устройство, напоминающее носилки, несколько человек зарядили орудие новым снарядом. Вслед за ним отправилась свежая гильза - она будет служить для разгона массивной болванки. Затем последний член расчета дотолкнул её артиллерийским шомполом. Крышка казенника затворилась.
Немного похимичив с прицелами, наводчик поймал очередную группу бегущих солдат.
Выстрел!
Процесс слаженно повторялся сначала, перемежаясь гавканием пулеметов.
Японцы, прорвав одну из внешних линий обороны, вышли к подножию гор - там, судя по единственной узенькой предгорной дорожке, у них не было выбора. И они пришли сюда. Вообще, эти ДОТы с тяжелыми орудиями предназначались для стрельбы "за горизонт". Но самураи проявили чуть больше прыти, чем предполагалось, и, положив на колючей проволоке немало своих, добрались и сюда. До конца укрепленного района им оставался еще десяток километров хорошо укрепленной, заминированной и труднопроходимой местности. Хотя, сидевшие в ДОТах солдаты сомневались, что японцы пройдут дальше ста метров. Сектора обстрела тщательно выверили ещё при строительстве, и выверили на совесть. Благодаря возведенным укреплениям эта дорога являлась смертельной ловушкой - массивная каменная стена-тупик с крепкими воротами исключала всякую возможность как-то промчаться на танкетке или миновать огневые позиции гарнизона.
- Фёдор! - в дот ворвался офицер. - Настройся на частоту поддержки, мать твою!
Командир ДОТа непонимающе уставился на стареющего капитана.
- Аркадий Петрович, нас тут вообще-то...
- Да мне по...й, как вас тут и куда! - заорал офицер. - Обойдетесь пулеметами как-нибудь. А мне нужна поддержка артиллерии! А ну отправь радиста слушать приказы!
- Он в медсанбате, товарищ капитан! - стараясь перекричать очередной выстрел, ответил командир ДОТа. Лицо напоминало стыдливого, проштрафившегося мальчишку.
- Чё? - Аркадий Петрович поднёс ладонь к уху. - Не мямли, лейтенант, говори по-русски!
Поймав очередную паузу в орудийной стрельбе, многострадальный лейтенант заорал, что есть сил:
- В мед-сан-бате! Контузило его!
Лицо капитана непонимающе вытянулось.
- В каком, к хренам, медсанбате? - грозно зарычал он. - Он что, у дульного среза, мать его, за рацией сидел?
- Никак нет! Японская граната! Ружейная!
Капитан потряс головой. Понимать, как японцы умудрились подползти на расстояние, достаточное для выстрела ружейной гранатой, он не хотел, поэтому лишь послал лейтенанта на мужской половой орган, добавив:
- А меня это не колышет! А ну живо сам за радиостанцию, и чтоб все цели были поражены точно! Батарея стрелять должна, мать вашу, куда прикажут. Обойдетесь пулеметами, и чтобы быстро мне тут огонь организовали!
И убежал наводить порядок в других расчетах.
Метнувшись к рации, лейтенант заново настроился на нужную частоту. Новые координаты были услышаны. Командиры орудий чертили графики стрельбы, наводчики меняли градус возвышения. Через небольшое время пушки заговорили уже по новым целям.
Снаряды обрушились точно на голову японцам, занявшим окопы первой линии. Залпы накрывали всё больше и больше живой массы. Не прошло и четверти часа, как смелый фланговый маневр вернул окопы обратно. Тут же последовал скоротечный бой и отступление немногочисленных выживших самураев. Они вряд ли быстро перегруппируются для новой атаки - а если и перегруппируются, атакующих будет ждать усиленный резерв.
Дело шло к ночи, а японцы продолжали биться лбом в советские укрепления.
Подмосковье. Один из военных аэродромов.
- Вот это красавец, - задумчиво проговорил нарком внутренних дел Генрих Ягода. - Ну, разве после этого кто-то усомнится в мощи идей коммунизма?
- Красавец, чёрт его дери, - улыбнулся Чкалов. - А какие были дебаты, какие дебаты...
Ягода погладил фигурные усы.
- А что, были?
Чкалов погладил массивный обтекатель шасси, по размерам не уступавший небольшой бане.
- А то, - улыбнулся этот знаменитый на всю страну здоровяк-испытатель. - После катастрофы в тридцать четвертом, да ещё и какие. Но, видать, что-то щёлкнуло в головах, и стали они там, в комитетах, уважать авиацию. Теперь у нас таких пятьдесят.
Великий лётчик добродушно похлопал самолет по обшивке.
Ягода улыбнулся. Как же, уважали они вас. Уж он-то знал точную причину такой щедрости и энтузиазма - как начали поступать тревожные звоночки о неизбежности войны, так и зашевелились. Этот здоровяк, наследник канувшего в огне лихачества восьмимоторного гиганта под названием "Максим Горький", был ничуть не хуже папаши. Напротив, он его превосходил. Сложно даже представить себе, что такая махина могла не только успешно взлетать, но и совершать перелеты на огромные расстояния. Конечно, прежде чем они доберутся в расположение штаба ОКДВА, который и являлся главной целью Ягоды, придется совершить множество дозаправок. Но все равно, в этой эпохе такой путь - наиболее быстрейший.
Этот гигантский пассажирский самолет использовался в целях пропаганды в начале десятилетия, и нарком мог назвать только одну причину, по которой его вдруг начали тиражировать - гигант мог дотянуться до Японии, и мог бросать бомбы. Такая воздушная крепость будет почти неуязвима для любого истребителя. И он, Ягода, ни за что не хотел бы оказаться на месте тех, к кому эта махина прилетит с отнюдь не с мирными целями.
- Вылетаем через десять минут, - предупредил Чкалов, посмотрев на часы. Заправщики и техники уже заканчивали возиться с исполином, приводя самолет к полной готовности.
Ягода кинул взгляд - рядом собралось человек пятьдесят. Комдив Жуков, которого Сталин с Ворошиловым прочили на замену Блюхеру, штабные офицеры, специалисты связи, несколько журналистов "Правды". И, конечно, его, Ягоды, сопровождающие из НКВД - все проверенные люди, лично им отобранные. Через двое суток они будут на месте.
Чкалов с грустью смотрел на горизонт - от наркома это не укрылось.
- Скажите, вас что-то беспокоит?
- Да, - рассеянно ответил испытатель. - То есть, нет. В смысле, это не связано с нашим перелетом. Вам не о чем беспокоиться.
Ягода чувствовал себя намного увереннее с уверенными же пилотами.
- И всё же, - аккуратно начал Генрих. - Всё ли в порядке?
- Видите ли, товарищ народный комиссар, - здоровяк Чкалов тяжело вздохнул. - Как только началась война, я подал рапорт о переводе в действующие войска. Я хотел летать в бою, бить этих, - великий летчик замешкался, подыскивая аккуратное слово, - империалистов в хвост и в гриву. Я могу же, не хуже других! Но меня перевели в транспортную авиацию, возить особо важных лиц. Вы только не обижайтесь, но я могу вести бой намного лучше, чем летать туда-сюда по прямым маршрутам.
Ягода успокоился. Ничего страшного лично ему и его сопровождающим не грозит. Можно не волноваться. Пожав плечами, он одарил Чкалова парой вежливых фраз для проформы, и, зевая по пути, удалился в недра самолета.
Владивосток.
- Вкусный суп, мам, - Валерий проглотил последнюю ложку.
Мать погладила сына по голове.
- Вот видишь, - улыбнулась она. - А как в детстве нос воротил, как воротил...
Парень смущенно пожал плечами.
- Ну, оно ж на то и детство. Да и после такой долгой разлуки как-то хочется домашней еды. Тело требует, видишь ли.
В глазах матери читалась неподдельная радость - когда парень был маленьким, она частенько заявляла, что поверит во взрослость сына, только когда тот будет есть суп с настоящим удовольствием, как папа. И этот счастливый момент наступил.
Кстати, об отце.
- Валера! - из соседней комнаты раздался задорный голос отца. - А не сыграть ли нам партию в шахматишки?
- Иду! - мигом откликнулся сын.
Мать проводила удаляющегося отпрыска умиляющимся взглядом.
Отец сидел в кресле. Свежий номер "Правды" на тумбочке и полупустая кружка чая в руке - типично для равномерно текущего, умиротворенного вечера в семье. Отец смотрел на него с гордостью - еще бы, кадровый офицер! Таким бы любая семья в СССР гордилась - статный, стройный, прямо как сам родитель в молодости.
- Расставляй, - папа кивнул на дальнюю тумбочку, где лежали шахматы. Рука отца извлекла запрятанную куда-то сбоку от кресла легкую, простую табуретку - на ней удобно раскладывать шахматную доску.
Валерий стал рыться в тумбочке. Ага, вот и шахматы - старые, коробка ободрана, на месте краски во многих местах проступает дерево, несколько пешек потеряно. Вместо них используются шашки из набора. Но как же это знакомо, как близко. Измученные, засаленные, эти шахматы были для него родными - достаточно взглянуть, и детство пронесется перед глазами. Жить взрослым интереснее - не легче, а именно интереснее, по крайней мере, в возрасте Валерия. Но детство, каким бы оно ни было, все равно будет вызывать какую-то тоску. "А что, если бы, как тогда, все по-старому". Недаром каждый взрослый испытывает трепетное и теплое чувство радости, когда видит нечто, напоминающее ему о тех деньках. Все же, вернуться домой стоило этого.
- Чего мне все это время, когда ты учился в Москве, не хватало, - потянулся тем временем родитель, - так это старых добрых шахматишек. Светка так и не научилась толком, а мать никогда их не любила.
- Ничего, отец, - улыбнулся Валерий, расставляя фигуры. - Теперь я совсем рядом. Рукой подать.
Довольно поглядывая на сына, седеющий отец стал понемногу перебирать черные фигуры. Он уже с трудом определял, где есть что, без очков, и, кряхтя, потянулся за ними.
- Э, да ты и правда давно не играл, бать, - отметил Валерий, протянув руку к фигурам родителя. - В кои ж то веки перепутал короля и ферзя местами.
- Стар становлюсь, - виновато кивнул отец. - Скоро всё будет на тебе, сынок.
Валерий внимательно посмотрел на батяню. Он же не шутит. И, правда, еще чуть-чуть, и все заботы лягут на него, старшего мужчину в семье из способных к серьезным действиям. Хотя, парень уже вкусил взрослой жизни, и ответственности не боялся. Он ощутил гордость. Гордость за свою способность делать что-то полезное, за замечательную семью, за заботу, которую он будет оказывать, находясь уже здесь, во Владивостоке.
- Папа, папа! - в комнату вбежала Светка. - Я сделала уроки, папа! Я сделала уроки!
- Молодец, - ответил отец. - Валера вот не особенно налегал на уроки. Да, Валера?
- Ну, - смущенно ответил парень. - Я исправился. Теперь могу водить самолет.
Но папа не успокаивался.
- Валерий, - схватил он летчика за плечи. - Валерий! Ты должен!
- Ч-что? - оторопел летчик. - Что случилось?
Отец стал меняться. Лицо становилось более жестким, глаза бескомпромиссными, а руки сильными.
- Проснуться, говорю! Идти нам пора, а то и, правда, заглянут на огонек.
Валерий потряс головой. Остатки сна согнало, как птиц с крыла стартующего самолета. Перед ним стоял Михаил, старавшийся привести парня в чувство.
- Отдохнул, и хватит, - буркнул НКВДшник. Он уже надел высохшее пальто, полностью готовый двигаться дальше. - Что тебе там снилось?
Валерий стиснул зубы. Все виденное оказалось лишь сном, миражом. Он успел забыть, что наверняка случилось с семьей. Что случилось со всем городом.
- А, - парень рывком принял вертикальное положение. - Ничего. Мы идем?
- Конечно, идем, - Михаил уже растаскивал в сторону мешки с сухим цементом, сваленные в углу кладовки стадиона. - Помоги мне.
Валерий принялся за работу. Когда он закончил, перед ними гордо красовался канализационный люк.
- Обалдеть, - проговорил парень. - Выход в канализацию, прямо тут, в помещении. Невероятно, мать вашу.
- Невероятного в нашей работе не бывает, - ухмыльнулся Михаил. - Если что-то должно произойти, то оно произойдет. Лезь внутрь. Только не загреми там.
Отодвинув тяжелую крышку люка, Валерий аккуратно нащупал ногой скобу.
- Посветить бы, - нерешительно попросил он.
- Щас, - НКВДшник выудил откуда-то фонарик, направив луч света вниз, в канализацию. - Видишь, падать недалеко. Смелее.
Валерий неуклюже переставил ногу на скобу ниже. Вроде держит.
- Скобы крепкие, постройка не старая, - ободрил Михаил.
Ну что ж, раз крепкие, стоит попробовать. Валерий начал спускаться быстрее - все шло хорошо, до того, как он коснулся земли. Стоило ноге ступить на поверхность коллектора, как парень почувствовал, что теряет равновесие. Ложно успокоенный близостью земли, он уже не держался за скобы - и, матерясь, грохнулся на камень, по которому текло что-то мутное, бурое и вонючее.
- Твою мать, - философски промолвил НКВДшник, аккуратно спускаясь рядом. - Если скобы крепкие, это ещё не значит, что пол не скользкий.
Продолжая ругаться и сжимая кулаки, Валерий кое-как стал подниматься. Получилось не сразу - пришлось схватить спасительную руку Михаила. Ровно встав, лётчик принялся отряхиваться.
- Это бесполезно, - махнул рукой Михаил. - Вот выберемся на поверхность, и постираешься. Пока мы все равно в этом говне по уши. И один хрен собачий знает, как скоро выберемся наружу.
- А я-то думал, у такого мудрого дяди все проработано до мелочей, - буркнул парень. - И каждая дыра в этом закоулке известна.
Михаил саркастично посмотрел на пилота.
- Я-то знаю, смотрел схему. Она, если что, пока ещё у каждого люка после спуска висит, - НКВДшник указал на аккуратную дощечку со схемой туннелей, убранную под стекло. - Но японцы этого не знают. И они не будут отводить патрули подальше от люков наповерхности. Так что да, я не могу точно сказать, когда мы выберемся наружу.
Валерий грязно выругался.
- Нервишки-то сдают, - усмехнулся Михаил. - Ты старайся не злиться много, а то у нас впереди куча сложных ситуаций. И выходить из них с нервным срывом будет намного сложнее.
Валерий сделал глубокий вздох.
- Ну ладно, - более-менее спокойно спросил парень. - Что дальше? Куда мы должны выйти в идеале?
- Неподалеку от поселка Зыбунный есть удобная бухточка, - Михаил уверенно двинулся вглубь тоннеля. - Судя по тому, что высадка уже прошла возле поселка Лазурный, японцев она не заинтересует. По крайней мере, будем надеяться на это. Там нас ждет небольшой катер.
- Насколько я понял из того, что нас все время долбили с моря, - буркнул Валерий, - все воды на триста километров вокруг кишат японцами не меньше, чем рыбой.
Михаил пригнул голову над очередным каменным сводом коллектора.
- Есть такое, - согласился он. - Именно поэтому мы будем следовать по ночам и вдоль берега. Скорее всего, нас никто не заметит.
- Скорее всего, - Валерий пробовал эти слова на вкус. - Ну, раз скорее всего, что я могу сказать. И мы что, на катере переплывем... куда? Докуда еще не дотянулись эти нелюди?
Михаил шел и шел вперед, стараясь не обращать внимания на сырость и запах.
- Если связной ещё ждет нас, он должен слушать радио. Он знает. В идеале доберемся до оставшихся аэродромов, и доставим мое послание, - НКВДшник похлопал небольшую сумку, болтавшуюся на ремне, - куда надо.
Валерий звонко - по крайней мере, ему так показалось - стукнулся головой о свод, перед которым аккуратно пригнулся Михаил.
- Ну что же ты так, - язвительно запричитал НКВДшник. - Нет, правда, приходи уже в себя, парень. Я понимаю, контузия, то да сё, но мы в зоне военных действий.
- А если, - Валерий старался не обращать внимания на насмешки. - А если связной не будет на месте? Что тогда?
- Это очевидно, - пожал плечами Михаил. - Тогда мы будем его искать. Не найдем - придумаем новый способ добраться до своих. Не сдавать же тебя японцам, сам видел, что с такими делают.
На этом месте Валерий замолчал, лишь размышляя относительно последних слов нового знакомого. Интересно, сколько он ещё будет выбиваться из колеи при каждом упоминании о зверствах японцев? Воображение работало слишком хорошо, рисуя картины издевательской смерти членов его семьи на глазах у друг друга и наглые улыбки оккупантов. Нет, надо отогнать такие мысли. Отогнать, пока они не выберутся в безопасное место. Его, Валерия, неуравновешенность угрожает им обоим, и надо её как-то унять.
Они все шли и шли по вонючей канализации - Михаил деловито и решительно, Валерий просто угрюмо плелся следом. Долго это продолжаться не могло в любом случае - если НКВДшник решил дождаться темноты, то он будет использовать её в этот же день. И Валерий просто смирился.
Он уже не помнил, сколько брел по затхлым туннелям коллектора. Парень впал в какую-то полудрему, бесцельно следуя за спиной Михаила. Его перестало волновать, когда это закончится - перед глазами была только та самая спина, за которой нужно идти. В отношении всего остального мозг отключался - одолевали только широкие зевки. НКВДшник что-то говорил, то ли успокаивал, то ли подбадривал, то ли ругал - но Валерий все равно не ощущал, что это было. Не обращая внимания на разговоры, он продолжал брести дальше.
Внезапно Михаил резко потушил фонарь.
- Видишь? - спросил он шёпотом.
- Да. У тебя есть оружие?
Впереди виднелся ещё один источник света - он мерцал из-за угла, все время меняя яркость и интенсивность горения.
- Скорее всего, это костер, - ответил НКВДшник. - Должно быть, тут есть вытяжка. Гм. Станут ли японцы разводить костер в канализации?
- Так что мы, идем к ним?
- Идем, но осторожно. Держись сзади и не твори ерунды.
Стараясь ступать аккуратно, не делая всплесков, они тишайшим образом прокрались до того самого угла, откуда виднелся свет. По мере приближения стало слышимым лёгкое потрескивание. Да, это точно был костер. Но кто его развел?
Михаил аккуратно заглянул за угол.
- Все в порядке, отставить тревогу, - бросил он Валерию. - Давай за мной.
И исчез за поворотом стены.
- Оба-на!
В туннеле находился небольшой закуток - сверху над ним возвышалась вентиляционная шахта. Теперь становилось ясно, почему разводившие костер не задохнулись в замкнутых пространствах канализации - весь дым шёл туда. А дыма исходило немало, ведь жечь приходилось всякий мусор, без разбору, больше под рукой ничего не имелось.
А у костра сидели дети. Обычные советские дети, от пяти до девяти лет. Трудно с ходу разобрать, кто какого пола - все кутались в самую разнообразную одежду, очень часто намного больше размером, а лица были безнадежно перепачканы. Несмотря на жар костра, они зябко ежились - сзади, под пятыми точками все же лежали более-менее холодные камни.
- Вы себе ничего не отморозите? - громко сказал Валерий. Эхо разнеслось, должно быть, по половине туннелей. Михаил поморщился.
Детки вначале рыпнулись, как стая напуганных птиц, но, увидев, что это не японцы, остались на месте. Да и куда им деваться, из этого-то закутка. Так что они продолжали сидеть у костра, испуганно поглядывая на двух взрослых мужчин.
- Что тут делаем? - тихо спросил Михаил.
Дети робко переглядывались, не решаясь ничего ответить.
- Да ладно, - доверительно сказал Валерий. - Мы не кусаемся. Смотрите, что у меня для вас есть.
И достал из летного комбинезона плитку шоколада.
Что бы вокруг не происходило, но они ещё оставались детьми, и шоколад умяли с радостью. Проследив, чтобы плитка была разделена честно, лётчик начал задавать вопросы:
- Давно тут?
Ребенок, умявший свою порцию первым, мальчишка лет шести с толстыми щеками, затараторил:
- Со вчера ещё. Мы, как только японцы дошли до места, где живем, сразу дунули, как смогли. А они же всех убивают, стреляют без разбору, мы видели. Ну, вот и спрятались сюда, я предложил, - мальчишка гордо выпрямил спину. - Я это место знаю, мы его с Петькой нашли, когда мама с папой не видели.
- Молодцы, - кивнул Валерий. - Кто костер разжечь догадался?
Неприметный парень в углу поднял руку.
- Меня папа на охоту с собой брал, - смущенно пояснил он.
- Понятно, - перебил Михаил. - А японцев вы тут, в канализации, видели? Или возле люков, например.
Дети, как один, замотали головами.
- Только насчет люков мы не знаем, - добавил щекастый щегол. - Мы здесь очень давно сидим. Но в канализации вы первые, кто нам встретился.
Валерий смотрел на детей, и ему становилось всё отвратительней и отвратительней. Он, конечно, догадывался, что война будет не сахар, но до такого не скатывался ещё никто на его памяти. Кажется, даже треклятые буржуи-капиталисты не стали бы идти по городу и убивать всех подряд, да так, что даже наивные дети разбегутся по темным и сырым канализациям.
- Михаил, можно тебя в сторонку?
- Да, что такое?
Отойдя за угол, лётчик шепотом начал:
- Я так понимаю, взять с собой нам их не получится.
Михаил посмотрел на него, как на идиота.
- Охренительно верно понимаешь. Мы перед каждым пострадавшим останавливаться будем?
- Ну, - Валерий вдруг вспомнил Светку. Когда он покидал дом, девчонку было не отличить от этих щеглов. - Мы же не можем взять и оставить их вот так.
- Или можем, - НКВДшник начал злиться. - Ты хоть представляешь, сколько с ними будет шума? Да они по любой мало-мальской фигне своим плачем всех японцев в округе подымут. Исключено, мать твою!
Валерий прекрасно понимал всё, о чем говорил Михаил. Доводы железны - не поспорит сам Владимир Ильич. Но как только он смотрел на этих детей, перед глазами становилась Светка, которая безгранично ему доверяла. Точно, как эти преданно смотрящие большими глазами дети, собравшиеся у импровизированного костра.
- Ты думаешь, это мне, бл..дь, нравится? - продолжал НКВДшник. - Думаешь, у меня внутри не закипает? Но мы сейчас ничего, ровным счетом ни-че-го сделать не можем, потому что у нас важное, мать твою, задание. И помочь этим детишкам ты сможешь, только убив как можно больше японцев. Вот когда будешь зубами рвать очередного самурая, вспомни их. А все остальное - это только отсрочит то, что неминуемо произойдет. Если только ты сейчас же не перестанешь пускать слюни, и не займешься делом. А теперь пошли.
Развернувшись, Михаил включил фонарик. И быстро зашагал в темноту тоннеля.
- Не шалите тут, - только и успел на прощание сказать Валерий, бросившись догонять разозлённого НКВДшника.
Он все же не выдержал и обернулся, прежде чем дети с костром скрылись за стеной туннеля. Все, как один, дружно махали им вслед. От этой картины Валерию стало ещё хуже - а ещё он понял, что, случись ему видеть японца, то грызть он его будет натурально, в случае необходимости, зубами.
- А вот и выход! - на фоне скверных мыслей эти слова, сказанные довольно и уверенно, казались просто-таки светочем радости.
- А? - Валерий задрал голову, чтобы увидеть скобы, ведущие к люку. - И куда он ведет?
Михаил поплевал на руки.
- По моим расчетам, в северные пригороды города. Японцы наступали с севера, так что сейчас в городе должны быть их отборные части. Так как с остальных сторон света от Владивостока только вода, тыловые части и резерв сконцентрировались там, куда двинемся мы. Думаю, сможем просочиться, если не будем глупить.
- А-а, - Валерий смотрел на уверенно карабкающегося по скобам НКВДшника. - Ну, я жду пока.
- Угу, - буркнул сверху Михаил. - Я выключаю фонарь.
На секунду в коллекторе воцарилась кромешная тьма.
- Скрррж! - Михаил старался поднимать люк осторожно, но лязг все равно раздался.
НКВДшник стиснул зубы.
Аккуратно приподняв металлическую крышку над собой, он осматривал поверхность - судя по невысоким домам, видневшимся в темноте, это был пригород. В ближайшей округе не было японцев, хотя из какого-то дома раздавались лающие, инородные звуки. Присмотревшись, Михаил разглядел два трупа - мужской и женский. Они валялись прямо на пороге этого частного строения, откуда и доносились пьяные возгласы. НКВДшник был готов поспорить, что это хозяева.
- Ну что там? - громким шепотом спросил Валерий.
С величайшей осторожностью убрав крышку люка в сторону, Михаил поманил его пальцем. Тот же палец он спустя мгновение приложил к губам. Кивнув, Валерий принялся подниматься по скобам, стараясь производить как можно меньше шума.
Выбравшись наружу, они вдвоем аккуратно прикрыли люк, предпочтя отдавить себе пальцы, но не хлопнуть железом.
- Нам повезло, - прошептал Михаил. - Что ночь не лунная. Или бы отсвечивали на каждом углу, как днём.
Валерий кивнул.
Отсюда виднелся стадион, тот самый, с которого они так удачно сбежали. Прожекторы зловеще вращались туда-сюда, пристально глядя вовнутрь. Оттуда доносились голоса - чуть ли не громче, чем из домика в полусотне метров от канализационного люка, даром их иногда усиливал громкоговоритель. Японцы хозяйничали вовсю. Погода чуть улеглась - от дождя остались только лужи и слякоть, но лучше от этого не становилось.
- А теперь мы... - начал Михаил.
Его перебила пулеметная стрельба - нет, не по ним, ведь стреляли явно не близко. Но работал явно не один пулемет - захлебываясь в звуках друг друга, они строчили и строчили, будто бы в каком-то непрекращающемся исступлении. Молотили знатно, минут пять. Потом на какое-то время стрельба прервалась, чтобы возобновиться через пару минут. На этот раз стреляли скупо - короткими очередями. Звук шёл со стадиона.
Валерий с Михаилом переглянулись - все это явно не смахивало на звуки борьбы. Не надо быть маршалом Советского Союза, чтобы определить, что это такое. Согнав всех, кого смогли найти, японцы дождались ночи, чтобы набралось побольше народу. И просто расстреляли всех из пулеметов на открытом пространстве. Затишье и короткие очереди означали добивание раненых - это понял бы даже ребенок.
- П..здец, - тут даже НКВДшник оторопел. - Это же, бл..ть, не солдатня развлекается. На уровне старших офицеров такая хрень творится. Не недосмотр это, а план. Нас тут вырезают. Всех подряд.
Валерий так и стоял с открытым ртом, не в силах чего-либо вымолвить. Будто было мало всего, что он успел навидаться - теперь ещё и преднамеренный план по систематическому уничтожению целого народа. Ведь Михаил был прав - как и всегда. Не просто так сгоняли население на стадион, не просто. Идеальная позиция для скорейшего умерщвления всех подряд. Может быть, кто-то взбунтовался, и охрана панически начала стрельбу? Нет, тогда бы они не добивали раненых. Это именно что планомерная зачистка.
Казалось, страшнее быть не могло, но реальность не уставала опровергать эти установки снова и снова. И это пугало парня, пугало каждую клетку организма. Раньше целенаправленно убивать всех подряд мог только случай - ураган, буря, наводнение - все это не щадило и солдат, ни простых жителей, ни женщин, ни детей. Мысль, что на такое способен человек, причем не какой-нибудь отморозок, а самые что ни на есть высокие инстанции, которые все тщательно спланировали и осуществили, повергала в глубокое уныние, заставляя задуматься чуть ли не о человечестве в целом. Хотя, само по себе человечество было не так уж и виновато - зная о порядках в Красной армии, Валерий и помыслить бы не смог, чтобы им отдавали такие приказы. Да, в учебниках истории как в школе, так и в училище, на тактике, разбирались случаи, где войска Цезаря разоряли город и убивали всех жителей. Но это были всего лишь строчки в учебниках, и никакое, даже самое больное воображение не могло представить себе и тени всего происходящего тут, рядом с ним. Это не говоря уже о том, что Партия твердо вбивала в голову мысль о том, что времена Цезаря давно прошли. Вперед, к светлому будущему!
Изо всего этого становилось ясным только одно - если кто-то и стоит между ним, Валерием, и светлым будущим, так это японцы. Если есть на свете люди, которые могут сотворить такое - холодно и целенаправленно - то, думал он, земля, которая их породила и их семьи заслуживают как минимум той же монеты. Как бы он хотел лично бомбить Японию! Бомбить, не разбирая правых и виноватых, бомбить все подряд, разрушая саму цивилизацию, способную на то, что произошло во Владивостоке!
Забавно - до войны он никогда бы так не подумал. Ведь парень жил своей жизнью, и, в принципе, не был ни на кого зол. Да, ему случалось убивать в первом же бою, но это выглядело совсем иначе - рев двигателей, стремительное пике, очередь, мелькнувший противник. Лётчик с трудом представлял, где можно найти человека, способного расстрелять в упор родителей плачущего ребенка, а потом отправить за ними самого отпрыска. А где можно найти целую армию таких людей?
Теперь он знал ответ - в Японии.
- Некогда рты разевать, - шёпотом буркнул Михаил. От него явно не укрылись мысли пилота. - Давай за мной. И назад поглядывай.
Они двинулись между домов, направляясь на север. Старались держаться темных углов, замирали при каждом постороннем звуке. Михаилу позарез надо было передать свой пакет, а Валерий хотел только одного - обратно в кабину истребителя, и делать то, что у него получается лучше всего.
Но до этого был долгий путь.
5 июня 1936, Манчжоу-го, близ г. Хэйхэ. 05:00 по местному времени.
Река Амур тянулась вдаль, пропадая в туманной дымке где-то там, среди холмов. Лидер белоэмигрантов, радикальный националист Констатин Родзаевский, стоял у берега, вдыхая приятный утренний воздух. Они бежали сюда, в Манчжурию, еще со времен Гражданской войны, благо, для этого следовало всего лишь пересечь реку - вон он, родной Благовещенск, прямо напротив Хэйхэ маячит. Прирожденный лидер, он основал несколько организаций фашистского толка - антисемитизм прекрасно сочетался с нелюбовью к большевикам, и в итоге Константин, не думая долго, стал делать рейды на территорию СССР, всячески саботируя все, что попадалось под руку.
Потом пришли японцы - захватив Манчжурию, они тут же взяли его под крыло. Еще бы, отказаться от такого рьяного и знающего местность и обычаи кадра. Они снабжали соратников Родзаевского оружием, и выдавали кой-какую развединформацию. Конечно, надо было делиться кой-какими уже своими разведданными, но от него не убывало - все, что шло во вред большевикам, доставляло Константину большую радость, и он никогда не был против.
Но зато он был против того, что японцы всячески ограничивали их действия, не давая развернуть полномасштабную партизанскую войну - самураи опасались провокаций СССР на решительные действия, что могло помешать их планам начать войну в тридцать шестом году. Они все время намекали, что час близок, и даже ближе, чем он, Родзаевский, думает, подкармливая оружием и припасами.
И сегодня этот час пришел.
- Господин Родзаевский, - он хорошо помнил этот голос. Все время, что он сотрудничал с японцами, обладатель голоса был куратором, определявшим места тайников с оружием, на нем лежала передача данных и мелких заданий.
- А, вот и вы, - лидер белогвардейцев поглядел на часы. - Как вам удается каждый раз появляться с точностью до минуты?
- Я люблю свою страну, - усмехнулся японец. - Точно так, как вы свою. А если наши желания, как и цели наших стран совпадают, почему бы и не поспешить?
Говоря о любви Родзаевского к Родине, он, конечно, имел в виду ту, старую Россию, какую изо всех сил мечтал вернуть этот горячий, неугомонный человек. Без коммунистов и интернационализма, так ненавидимого Константином - если почаще давить на это при общении с такими, как он, считай, эти типчики у тебя в кармане.
- Скажите мне одно, - лидер белогвардейских партизан прищурился, внимательно смотря на куратора, - почему мы так медлим? Зачем было ждать двое суток с начала вашего вторжения, и всеми силами удерживать нас от активных действий? Теперь красноперые всполошены так, что кошка не пробежит, куда не положено. Мы упустили отличное время. Зачем?
Японец хищно окинул взглядом Амур.
- Коммунисты, - он чуть было не ляпнул "русские", но вовремя удержался, - они отражают наши атаки в северной Монголии, мы практически овладели Владивостоком. Наши враги слишком заняты, чтобы отвлекаться на вас крупными силами. Мало того, вы их сейчас интересуете в последнюю очередь. Как бы вы не разгулялись в своих операциях, у СССР будут проблемы намного серьезнее.
Выкладки японского куратора казались безупречными, и Родзаевский согласился.
- Ну ладно, теперь давайте то, зачем пришли. Где обещанное оружие, документы, советские деньги?
Японец сделал приглашающий жест.
- Пойдемте, - ну и хитрющая же рожа, даже для азиата. - Первая партия в моем грузовике. Уже сейчас вы можете развернуть операции на полную мощность. Это все, что от вас требуется. Дальше - больше оружия.
Прежде чем направиться за деловито зашагавшем к шоссе куратором, Родзаевский посмотрел на утренне-дымчатый Амур. Не то, чтобы он сильно любил японцев - память о войне с ними была все еще свежа. Но не использовать такие шансы для своего дела он просто не мог.
7 июня 1936, военный аэродром близ Иркутска. 15:00 по местному времени.
- Приготовьтесь, заходим на посадку! - предупредил выглянувший из кабины пилотов бортмеханик.
Получилось так, что из пятидесяти работающих на линиях СССР гигантов класса "Максим Горький" не нашлось ни одного цивилизованного пассажирского. Все они либо были на обслуживании, либо в другой части страны, либо их экипаж отдыхал в это время. Под рукой имелась лишь транспортная версия. В ней наскоро установили первые попавшиеся сидушки, на которых задницы затекали быстрее, чем пассажир успевал сказать слово "турбулентность". С обслуживанием тоже оказалось туговато - ну не полагалась транспортнику стюардесса и кухня на пятьдесят человек, поэтому принимать пищу высокопоставленным членам комиссии и офицерам, отправляемым на фронт, приходилось на улице, во время заправок самолета топливом.
Живот наркома Ягоды урчал, как стадо довольных котов, и он был готов отдать полжизни за то, что имел сидящий напротив комдив Жуков. А имел этот молодой, но экспрессивный командир настоящее сокровище - котлету и кусок хлеба, которые неспешно доедал, не стесняясь никого.
Мысли о том, где этот наглец все время прятал целую котлету, изводили Ягоду похлеще проблем его комиссариата. Он не был бы удивлен, узнай, что комдив имел маленький мясной завод у себя за пазухой, со всеми циклами производства - от нарезки фарша до выпекания продуктов. А все потому, что он, Ягода, уже трижды видел, как Жуков достает оттуда котлету. Стараясь не думать, как ему удается прятать столько готовых мясных изделий в военной форме, при этом сохраняя её в идеальной чистоте, Ягода мучался над своим состоянием.
А все дело было в том, что он ненавидел, не мог терпеть летать. С вестибулярным аппаратом у народного комиссара обстояло далеко не так, как хотелось, и он старался как можно меньше есть, ибо потом неминуемо предстояло бежать в хвост самолета, стараясь не расплескать сытный обед по другим пассажирам.
Все это вкупе с нежеланием показывать кому бы то ни было свою, пусть и временную, слабость, приводило к тому, что он был готов съесть не то что лошадь, а целый эскадрон. Ничего, сейчас это произойдет. Иркутск - конечная остановка. По крайней мере, пока. Большая часть ОКДВА закрепилась в Забайкалье, отступив, чтобы японцы не прорвали границу, занявшись перерезанием коммуникаций. Пока за УРами на монгольской границе находится армия в качестве резерва, целостности страны ничего не угрожает. И теперь они прилетели проверять этот важнейший бастион обороны.
Гигантский самолет коснулся земли. Слегка спружинив, он подпрыгнул вверх, чтобы плюхнуться на бетонные плиты аэродрома уже основательно. От всех этих манипуляций желудок Ягоды сделал ещё одну бочку - Жуков же невозмутимо запихал в рот остатки котлеты, чтобы утереть губы краем горбушки, и отправить её следом.
Кое-как спустившись по трапу вниз, Ягода устало поднял голову. Он, наверное, был синий от долгого полета, но уже чувствовал, как восстанавливаются силы - мысль о том, что на этот раз всё закончилось, обладала целительными свойствами похлеще любых антибиотиков. Более-менее придя в себя, нарком НКВД наконец-то обратил внимание на то, что происходило с прибывшими. Стоило посмотреть, что же им приготовили.
А приготовили целый комитет по встрече - у трапа стояли, переминаясь с ноги на ногу, около десяти человек. Возглавлял их лично маршал Блюхер. По правую сторону от него находился начальник штаба, а по левую - пышных форм дама с большим караваем на подносе. Ягода и думать забыл про тошноту - желудок затрубил свое, передавая срочный сигнал в мозг. Но тут все испортил Жуков.
- Скажите, товарищ маршал Советского Союза, - холодно, отчеканивая каждое слово, сказал он вместо приветствия, - почему в этот труднейший момент, когда японцы могут в любую секунду выйти к нашим коммуникациям, вы находитесь не в штабе?
Блюхер несколько опешил от такого приветствия, тем более что оно исходило от какого-то комдива. Но тот находился в составе комиссии, которую сформировал лично Сталин, и он же наделил её весьма существенными полномочиями.