КАРЛ МАРКС. РАЗОБЛАЧЕНИЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ XVIII ВЕКА
Советские и российские учебники упорно пытаются убедить читателей в том, что история России берёт свои истоки в Киевской Руси. Дата основания Киева 482 год, а Москвы 1147, на 665 лет моложе Киева. Украинские историки утверждают, что Украина имеет монопольное право на наследие Киевской Руси. Экспертом в данном вопросе является Карл Маркс, написавший в 1856 году книгу "Разоблачения дипломатической истории XVIII века". Он пришёл к такому же выводу, как и украинские исследователи. Но эту книгу московиты тщательно скрывают от россиян. Предлагаю читателям прочитать фрагмент из этой книги, касающийся отношений Московии и Золотой Орды - узнаете много интересного и удивитесь актуальности этой информации.
КАРЛ МАРКС. РАЗОБЛАЧЕНИЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ XVIII ВЕКА
...Колыбелью Московии было кровавое болото монгольского рабства, а не суровая слава эпохи норманнов. А современная Россия есть не что иное, как преображённая Московия.
Татарское иго продолжалось с 1237 по 1462 г., более двух столетий. Оно не только подавляло, но оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой. Татаро-монголы установили режим систематического террора; опустошения и массовая резня стали непременной его принадлежностью. Ввиду того, что численность татар по сравнению с огромными размерами их завоеваний была невелика, они стремились, окружая себя ореолом ужаса, увеличить свои силы и сократить путём массовых убийств численность населения, которое могло поднять восстание у них в тылу. Кроме того, оставляя после себя пустыню, они руководствовались тем же экономическим принципом, в силу которого обезлюдели горные области Шотландии и римская Кампанья,- принципом замещения людей овцами и превращения плодородных земель и населённых местностей в пастбища.
Татарское иго продолжалось целых сто лет, прежде чем Московия вышла из безвестности. Чтобы поддерживать междоусобицы русских князей и обеспечить их рабскую покорность, монголы восстановили значение титула великого князя. Борьба между русскими князьями за этот титул была, как пишет современный автор, "подлой борьбой, борьбой рабов, главным оружием которых была клевета и которые всегда были готовы доносить друг на друга своим жестоким повелителям; они ссорились из-за пришедшего в упадок престола и могли его достичь только как грабители и отцеубийцы, с руками, полными золота и запятнанными кровью; они осмеливались вступить на престол, лишь пресмыкаясь, и могли удержать его, только стоя на коленях, распростёршись и трепеща под угрозой кривой сабли хана, всегда готового повергнуть к своим ногам эти рабские короны и увенчанные ими головы".
Именно в этой постыдной борьбе московская линия князей, в конце концов, одержала верх. В 1328 г. Юрий, старший брат Ивана Калиты, подобрал у ног хана Узбека великокняжескую корону, отнятую у тверской линии с помощью наветов и убийств. Иван I Калита и Иван III, прозванный Великим, олицетворяют Московию, поднимавшуюся благодаря татарскому игу, и Московию, становившуюся независимой державой благодаря исчезновению татарского владычества. Итог всей политики Московии с самого её появления на исторической арене воплощён в истории этих двух личностей.
Политика Ивана Калиты состояла попросту в следующем: играя роль гнусного орудия хана и заимствуя, таким образом, его власть, он обращал её против своих соперников - князей и против своих собственных подданных. Для достижения этой цели ему надо было втереться в доверие к татарам, цинично угодничая, совершая частые поездки в Золотую Орду, униженно сватаясь к монгольским княжнам, прикидываясь всецело преданным интересам хана, любыми средствами выполняя его приказания, подло клевеща на своих собственных родичей, совмещая в себе роль татарского палача, льстеца и старшего раба.
Он не давал покоя хану, постоянно разоблачая тайные заговоры. Как только тверская линия начинала проявлять некоторое стремление к национальной независимости, он спешил в Орду, чтобы донести об этом. Как только он встречал сопротивление, он прибегал к помощи татар для его подавления. Но недостаточно было только разыгрывать такую роль, чтобы иметь в ней успех, требовалось золото. Лишь постоянный подкуп хана и его вельмож создавал надёжную основу для его системы лжи и узурпации. Но каким образом раб мог добыть деньги для подкупа своего господина? Он убедил хана назначить его сборщиком дани во всех русских уделах. Облечённый этими полномочиями, он вымогал деньги под вымышленными предлогами. Те богатства, которые он накопил, угрожая именем татар, он использовал для подкупа их самих.
Склонив при помощи подкупа главу русской церкви перенести свою резиденцию из Владимира в Москву, он превратил последнюю в религиозный центр и соединил силу церкви с силой своего престола, сделав, таким образом, Москву столицей империи. При помощи подкупа он склонял бояр его соперников-князей к измене своим властителям и объединял их вокруг себя. Использовав совместное влияние татар-мусульман, православной церкви и бояр, он объединил удельных князей для крестового похода против самого опасного из них - тверского князя. Затем, наглыми попытками узурпации побудив своих недавних союзников к сопротивлению и войне за их общие интересы, он, вместо того чтобы обнажить меч, поспешил к хану. Снова с помощью подкупа и обмана он добился того, что хан лишил жизни его соперников-родичей, подвергнув их самым жестоким пыткам.
Традиционная политика татар заключалась в том, чтобы обуздывать одних русских князей при помощи других, разжигать их усобицы, приводить их силы в равновесие и не давать усилиться ни одному из них. Иван Калита превратил хана в орудие, посредством которого избавился от наиболее опасных соперников и устранил всякие препятствия со своего пути к узурпации власти. Он не завоёвывал уделы, а незаметно обращал права татар-завоевателей исключительно в свою пользу. Он обеспечил наследование за своим сыном теми же средствами, какими добился возвышения Великого княжества Московского, в котором так странно сочетались княжеское достоинство с рабской приниженностью. За всё время своего правления он ни разу не уклонился от намеченной им для себя политической линии, придерживаясь её с непоколебимой твёрдостью и проводя её методически и дерзко.
Таким образом, он стал основателем московитской державы, и характерно, что народ прозвал его Калитой, то есть денежным мешком, так как именно деньгами, а не мечом проложил он себе путь. Именно в период его правления наблюдался внезапный рост Литовской державы, которая захватывала русские уделы с запада, между тем как давление татар с востока сплачивало их воедино. Не осмеливаясь избавиться от одного бесчестья, Иван, по-видимому, стремился преувеличивать другое. Ни обольщения славой, ни угрызения совести, ни тяжесть унижения не могли отклонить его от пути к своей цели. Всю его систему можно выразить в нескольких словах: макиавеллизм раба, стремящегося к узурпации власти. Свою собственную слабость - своё рабство - он превратил в главный источник своей силы.
Политику, начертанную Иваном I Калитой, проводили и его преемники: они должны были только расширить область её применения. Они следовали ей усердно, непреклонно, шаг за шагом. Поэтому от Ивана I Калиты мы можем сразу перейти к Ивану III, прозванному Великим.
В начале своего правления (1462-1505) Иван III был ещё данником татар, удельные князья ещё оспаривали его власть, Новгород, глава русских республик, властвовал над северной Россией, Польско-Литовское государство стремилось завоевать Московию, наконец, ливонские рыцари ещё не были обезоружены. К концу его правления мы видим Ивана III сидящим на независимом троне, рядом с ним - дочь последнего византийского императора, у ног его - Казань, обломки Золотой Орды стекаются к его двору, Новгород и другие русские республики порабощены, Литва лишена ряда своих владений, а её государь - орудие в руках Ивана, ливонские рыцари побеждены.
Изумлённая Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на её восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московита. Каким же образом Ивану удалось совершить эти великие дела? Был ли он героем? Сами русские историки изображают его заведомым трусом.
Рассмотрим вкратце главные направления его борьбы в той последовательности, в которой он их начинал и доводил до конца,- его борьбу с татарами, с Новгородом, с удельными князьями и, наконец, с Польско-Литовским государством.
Иван освободил Московию от татарского ига не одним смелым ударом, а в результате почти двадцатилетнего упорного труда. Он не сокрушил иго, а избавился от него исподтишка. Поэтому свержение этого ига казалось больше делом природы, чем рук человеческих. Когда татарское чудовище, наконец, испустило дух, Иван явился к его смертному одру скорее как врач, предсказавший смерть и использовавший её в своих интересах, чем как воин, нанесший смертельный удар. С освобождением от иноземного ига дух каждого народа поднимается - у Московии под властью Ивана наблюдается как будто его упадок. Достаточно сравнить Испанию в её борьбе против арабов, с Московией в её борьбе против татар.
Когда Иван вступил на престол, Золотая Орда уже давно была ослаблена: изнутри - жестокими междоусобицами, извне - отделением от неё ногайских татар, вторжениями Тимура-Тамерлана, появлением казачества и враждебными действиями крымских татар. Московия, напротив, неуклонно следуя политике, начертанной Иваном Калитой, стала необъятной громадой, стиснутой татарскими цепями, но вместе с тем крепко сплочённой ими. Ханы, словно под воздействием каких-то чар, продолжали служить орудием расширения и сплочения Московии. Они намеренно усиливали могущество православной церкви, которая в руках московитских великих князей оказалась опаснейшим оружием против них самих.
Чтобы восстать против Орды, московиту не надо было изобретать ничего нового, а только подражать самим татарам. Но Иван не восставал. Он смиренно признавал себя рабом Золотой Орды. Через подкупленную татарскую женщину он склонил хана к тому, чтобы тот приказал отозвать из Московии монгольских наместников. Подобными незаметными и скрытыми действиями он хитростью выманил у хана одну за другой такие уступки, которые все были гибельными для ханской власти. Таким образом, могущество было им не завоевано, а украдено. Он не выбил врага из его крепости, а хитростью заставил его уйти оттуда. Все ещё продолжая падать ниц перед послами хана и называть себя его данником, он уклонялся от уплаты дани под вымышленными предлогами, пускаясь на все уловки беглого раба, который не осмеливается предстать перед лицом своего хозяина, а старается только улизнуть за пределы досягаемости.
Наконец, монголы пробудились от своего оцепенения, и пробил час битвы. Иван, содрогаясь при одной мысли о вооружённом столкновении, пытался искать спасения в своей собственной трусости и обезоружить гнев врага, отводя от него объект, на который тот мог бы обрушить свою месть. Его спасло только вмешательство крымских татар, его союзников. Против второго нашествия Орды он для видимости собрал столь превосходящие силы, что одного слуха об их численности было достаточно, чтобы отразить нападение. Во время третьего нашествия он позорно дезертировал, покинув армию в 200 000 человек. Принуждённый против воли вернуться, он сделал попытку сторговаться на унизительных условиях и, в конце концов, заразив собственным рабским страхом своё войско, побудил его к всеобщему беспорядочному бегству.
Московия тогда с тревогой ожидала своей неминуемой гибели, как вдруг до нее дошёл слух, что Золотая Орда была вынуждена отступить вследствие нападения на её столицу крымского хана. При отступлении она была разбита казаками и ногайскими татарами. Таким образом, поражение превратилось в успех. Иван победил Золотую Орду, не вступая сам в битву с нею. Бросив ей вызов и сделав вид, что желает битвы, он побудил Орду к наступлению, которое истощило последние остатки её жизненных сил и поставило её под смертельные удары со стороны племён её же собственной расы, которые ему удалось превратить в своих союзников. Одного татарина он перехитрил с помощью другого.
Хотя огромная опасность, которую он на себя навлёк, не смогла заставить его проявить даже каплю мужества, его удивительная победа ни на одну минуту не вскружила ему голову. Действуя крайне осторожно, он не решился присоединить Казань к Московии, а передал её правителям из рода Менгли-Гирея, своего крымского союзника, чтобы они, так сказать, сохраняли её для Московии. При помощи добычи, отнятой у побеждённых татар, он опутал татар победивших. Но если этот обманщик был слишком благоразумен, чтобы перед свидетелями своего унижения принять вид завоевателя, то он вполне понимал, какое потрясающее впечатление должно произвести крушение татарской империи на расстоянии, каким ореолом славы он будет окружён и как это облегчит ему торжественное вступление в среду европейских держав.
Поэтому перед иностранными государствами он принял театральную позу завоевателя, и ему действительно удавалось под маской гордой обидчивости и раздражительной надменности скрывать назойливость монгольского раба, который ещё не забыл, как он целовал стремя у ничтожнейшего из ханских посланцев. Он подражал, только в более сдержанном тоне, голосу своих прежних господ, приводившему в трепет его душу. Некоторые постоянно употребляемые современной русской дипломатией выражения, такие, как великодушие, уязвлённое достоинство властелина, заимствованы из дипломатических инструкций Ивана III.
Справившись с Казанью, он предпринял давно задуманный поход против Новгорода, главы русских республик. Если свержение татарского ига являлось в его глазах первым условием величия Московии, то вторым было уничтожение русской вольности. Так как Вятская республика объявила себя нейтральной по отношению к Московии и Орде, а Псковская республика с её двенадцатью пригородами обнаружила признаки недовольства, Иван начал льстить последней и сделал вид, что забыл о первой, тем временем сосредоточив все свои силы против Великого Новгорода, с падением которого, он понимал, участь остальных русских республик будет решена.
Удельных князей он соблазнил перспективой участия в разделе этой богатой добычи, а бояр привлёк на свою сторону, использовав их слепую ненависть к новгородской демократии. Таким образом, ему удалось двинуть на Новгород три армии и подавить его превосходящими силами. Но затем, чтобы не сдержать данного князьям обещания и не изменить своему неизменному "vos non vobis" ("использовать вас, но не для вашей пользы" (латин.) Ред), и, вместе с тем, опасаясь, что из-за недостаточной предварительной подготовки ещё не сможет поглотить Новгород, он счёл нужным проявить неожиданную умеренность и удовольствоваться одним лишь выкупом и признанием своего сюзеренитета.
Однако в грамоту, в которой эта республика изъявляла покорность, ему ловко удалось включить несколько двусмысленных выражений, делавших его её высшим судьей и законодателем. Затем он стал разжигать распри между патрициями и плебеями, потрясавшие Новгород так же, как Флоренцию. Воспользовавшись некоторыми жалобами плебеев, он снова явился в Новгород, сослал в Москву закованными в цепи тех знатных людей, которые, как ему было известно, относились к нему враждебно, и нарушил древний закон республики, в силу которого "никто из граждан никогда не может быть подвергнут суду или наказанию за пределами её территории".
С той поры он стал верховным арбитром.
"Никогда,- говорят летописцы,- никогда ещё со времен Рюрика не бывало подобного случая. Никогда ещё великие князья киевские и владимирские не видели, чтобы новгородцы приходили к ним и подчинялись им, как своим судьям. Лишь Иван сумел довести Новгород до сего унижения".
Семь лет потратил Иван на то, чтобы разложить республику с помощью своей судебной власти. Когда же он счёл, что силы Новгорода истощились, то решил, что настало время заявить о себе. Чтобы сбросить личину умеренности, ему нужно было, чтобы Новгород сам нарушил мир. Поэтому, если раньше он прикидывался спокойным и терпеливым, то теперь разыграл внезапный взрыв ярости. Подкупив посла республики, чтобы тот на публичной аудиенции величал его государем, Иван немедленно потребовал всех прав самодержца, то есть самоупразднения республики.
Как он и предвидел, Новгород ответил на это посягательство восстанием, избиением знати и тем, что передался Литве. Тогда этот московитский современник Макиавелли, приняв вид оскорбленной добродетели, стал жаловаться: - "Новгородцы сами добивались того, чтобы он стал их государем; а когда, уступая их желаниям, он, наконец, принял на себя этот титул, они отреклись от него и имели дерзость объявить его лжецом перед лицом всей России; они осмелились пролить кровь своих соотечественников, остававшихся ему верными, и предать бога и священную русскую землю, призвав в её пределы чужую религию и иноземного владыку".
Подобно тому, как после первого своего нападения на Новгород он открыто вступил в союз с плебеями против патрициев, так теперь Иван вступил в тайный заговор с патрициями против плебеев. Он двинул объединённые силы Московии и её вассалов против республики. После её отказа безоговорочно подчиниться он повторил приём татар - побеждать путём устрашения. В течение целого месяца он теснее и теснее стягивал вокруг Новгорода кольцо огня и разорения, держа постоянно над ним меч и спокойно ожидая, пока раздираемая распрями республика не пройдёт через все стадии дикого исступления, мрачного отчаяния и покорного бессилия. Новгород был порабощён.
То же произошло и с другими русскими республиками. Любопытно посмотреть, как Иван использовал самый момент победы, чтобы ковать оружие против тех, кто добыл эту победу. Присоединив земли новгородского духовенства к своим владениям, он обеспечил себе средства для подкупа бояр, чтобы впредь использовать их против князей, и для наделения поместьями детей боярских, чтобы в будущем использовать их против бояр. Стоит ещё отметить те изощрённые усилия, которые Московия, так же как и современная Россия, постоянно прилагала для расправы с республиками. Началось с Новгорода и его колоний, затем наступила очередь казачьей республики, завершилось всё Польшей. Чтобы понять, как Россия раздробила Польшу, нужно изучить расправу с Новгородом, продолжавшуюся с 1478 по 1528 год.
Казалось, Иван сорвал цепи, в которые монголы заковали Московию, только для того, чтобы опутать ими русские республики. Казалось, он поработил эти республики только для того, чтобы поступить так же с русскими князьями. В течение двадцати трёх лет он признавал их независимость, терпел дерзости и сносил даже их оскорбления. Теперь благодаря низвержению Золотой Орды и падению республик он стал настолько сильным, а князья, с другой стороны, такими слабыми в результате влияния московского князя на их бояр, что Ивану достаточно было лишь продемонстрировать свою силу, чтобы исход борьбы был решён. Тем не менее, он не сразу отказался от своих осторожных приёмов.
Он избрал тверского князя, самого могущественного из русских феодалов, в качестве первого объекта своих действий. Он начал с того, что вынудил его к наступлению и союзу с Литвой, а потом объявил его предателем, далее, запугав этого князя, добился от него ряда уступок, которые лишили его возможности сопротивляться. Затем он использовал то ложное положение, в которое эти уступки поставили князя по отношению к его собственным подданным, и тогда уже стал ждать, каковы будут последствия этих действий.
Всё это закончилось тем, что тверской князь отказался от борьбы и бежал в Литву. Присоединив Тверь к Московии, Иван с огромной энергией продолжал осуществление своего давно задуманного плана. Прочие князья приняли своё низведение до степени простых наместников почти без сопротивления. Оставались ещё два брата Ивана. Одного из них Иван убедил отказаться от своего удела, другого завлёк ко двору, лицемерными проявлениями братской любви усыпил его бдительность и приказал убить.
Мы дошли теперь до последней великой борьбы Ивана - борьбы с Литвой. Она началась с его вступления на престол и закончилась только за несколько лет до его смерти. В течение 30 лет он ограничивался в этой борьбе тем, что вёл дипломатическую войну, разжигая и усугубляя внутренние распри между Литвой и Польшей, склоняя на свою сторону недовольных русских феодалов из Литвы и парализуя своего противника натравливанием на него других его врагов: Максимилиана Австрийского, Матвея Корвина Венгерского и, главным образом, Стефана, молдавского господаря, которого он привлёк к себе посредством брака, а также, наконец, Менгли-Гирея, оказавшегося таким же сильным орудием против Литвы, как и против Золотой Орды.
Тем не менее, после смерти короля Казимира и вступления на престол слабого Александра, когда литовский и польский престолы временно разделились, когда обе эти страны взаимно истощили свои силы в междоусобной борьбе, когда польское дворянство, поглощённое своими усилиями ослабить королевскую власть, с одной стороны, крестьянство и горожан - с другой, покинуло Литву и допустило уменьшение её территории в результате одновременных вторжений Стефана Молдавского и Менгли-Гирея, когда, таким образом, слабость Литвы стала очевидной, Иван понял, что пришла возможность использовать свою силу и что все условия для успешного выступления с его стороны налицо.
И всё же он не пошёл дальше театральной военной демонстрации - сбора ошеломляющего своей численностью войска. Как он в точности предвидел, теперь было достаточно лишь сделать вид, что он желает битвы, чтобы заставить Литву капитулировать. Он добился признания в договоре тех захватов, которые исподтишка были совершены во время правления короля Казимира, и, к неудовольствию Александра, навязал ему одновременно и свой союз, и свою дочь. Союз он использовал, чтобы запретить Александру защищаться от нападений, подстрекателем которых являлся сам тесть, а дочь - для того, чтобы разжечь религиозную войну между нетерпимым королём-католиком и преследуемыми им его подданными православного вероисповедания. Воспользовавшись этой смутой, Иван рискнул, наконец, обнажить меч и захватил находившиеся под властью Литвы русские уделы вплоть до Киева и Смоленска.
Православное вероисповедание служило вообще одним из самых сильных орудий в его действиях. Но кого избрал Иван, чтобы заявить претензии на наследие Византии, чтобы скрыть под мантией порфирородного клеймо монгольского рабства, чтобы установить преемственность между престолом московитского выскочки и славной империей святого Владимира (киевского князя Владимира Святославича. Ред), чтобы в своём собственном лице дать православной церкви нового светского главу? Римского папу. При папском дворе жила последняя византийская принцесса. Иван выманил её у папы, дав клятву отречься от своей веры - клятву, от которой приказал своему собственному примасу освободить себя.
Между политикой Ивана III и политикой современной России существует не сходство, а тождество - это докажет простая замена имён и дат. Иван III, в свою очередь, лишь усовершенствовал традиционную политику Московии, завещанную ему Иваном I Калитой. Иван Калита, раб монголов, достиг величия, имея в руках силу самого крупного своего врага - татар, которую он использовал против более мелких своих врагов - русских князей. Он мог использовать силу татар лишь под вымышленными предлогами.
Вынужденный скрывать от своих господ силу, которую в действительности накопил, он вместе с тем должен был ослеплять своих собратьев-рабов властью, которой не обладал. Чтобы решить эту проблему, он должен был превратить в систему все уловки самого низкого рабства и применять эту систему с терпеливым упорством раба. Открытая сила сама могла входить в систему интриг, подкупа и скрытых узурпаций лишь в качестве интриги. Он не мог ударить, не дав предварительно яда. Цель у него была одна, а пути её достижения многочисленны. Вторгаться, используя обманным путём враждебную силу, ослаблять эту силу именно этим использованием и, в конце концов, ниспровергнуть её с помощью средств, созданных ею же самой,- эта политика была продиктована Ивану Калите специфическим характером как господствующей, так и порабощённой расы.
Его политика стала также политикой Ивана III. Такова же политика и Петра Великого, и современной России, как бы ни менялись название, местопребывание и характер используемой враждебной силы. Петр Великий действительно является творцом современной русской политики. Но он стал её творцом только потому, что лишил старый московитский метод захватов его чисто местного характера, отбросил всё случайно примешавшееся к нему, вывел из него общее правило, стал преследовать более широкие цели и стремиться к неограниченной власти, вместо того чтобы устранять только известные ограничения этой власти. Он превратил Московию в современную Россию тем, что придал её системе всеобщий характер, а не тем лишь, что присоединил к ней несколько провинций.
Подведём итог. Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso (виртуозной (итал.) Ред.) в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Пётр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира.