Аннотация: Андрей Любимов - талантливый краевед из города Челябинска.
ИЗ ИСТОРИИ ДОЛГОДЕРЕВЕНСКОЙ СТАНИЦЫ
/В очерке отражено более полно, в основном, начало становления оной и её конец - т.н. казачий период. Акцент сделан на житейских, бытовых деталях жизни в мирное время. Масса сохранившихся тематических документов позволяет сделать и более обширное повествование, но ставит вопрос объёма очерка. Данный вариант коротко, но ясно показывает путь развития и трансформацию местной жизни в 19-20 веке./
Пролог.
Рубеж 1830-х-40-х годов 19 века был не спокойным на юге Оренбургской губернии. В степи время от времени происходили события, которые, скажем так, портили нормальную картину общей жизни губернии. То случались похищения скота, то пропадали люди, занимавшиеся вдали от поселков хозяйственными делами. Бывали и открытые нападения на пограничные редуты. Бескрайнюю степь невозможно было полностью контролировать находящимися там /в разъездах/ казачьими (в т.ч. башкирскими) отрядами. Постройка новых степных укреплений в конце 30-х годов сократила расстояние границы, но потребовала поселения и закрепления новых людей в оных. Никто не хотел селиться там добровольно, несмотря на посулы властей в материальной помощи. "Наверху" было понятно, что в связи с расширением территорий, предназначенных для освоения и заселения, понадобится намного больше людей нерегулярного войска, т.е. казаков. Хотя - даже если бы не строительство новой "линии" - всё равно необходимость увеличения местного служивого сословия была давно очевидной, т.к. людей хронически и очень не хватало...
В 1841 г. власти начали работу по пополнению служащего сословия за счёт местных жителей Челябинского и Троицкого уездов. Предполагалось записать в казаки переселённых недавно сюда "белопахотных" солдат, а также более давно живущих здесь "однодворцев". Но вскоре идея получила своё развитие - решено было обширные земли в двух этих уездах передать в ведомство ОКВ, и всех жителей оных поверстать в казаки. Летом появились первые "переписанные" в казаки, осенью таких людей стало больше. Не везде пошло гладко. Чтобы дело не затягивалось надолго, в конце 1841 г. вышел Высочайший Указ, решительно менявший для тысяч людей на востоке губернии их привычный образ жизни (и внесшим сумятицу и тревогу у них за своё будущее). В волостных Правлениях бумаги были получены, зачитаны на сходах жителей и началось их бурное обсуждение жителями, как обычно с добавлениями собственных разумений, предположений и слухов. Предписывалось же крестьянам многих волостей Челябинского и Троицкого уездов однозначно перейти в казачье сословие. Такая перспектива многих не обрадовала, от спокойной жизни идти в службу и брать хомут многих обязанностей - кто ж себе пожелает? Даже перспектива получить новые, большие земельные наделы не прельщала людей. Крестьяне Долгодеревенской волости, к примеру, и так жили очень вольготно, многие имели гораздо больше земли, чем формально записано было "по бумагам", не платя за скрытые излишки оброк. Нередко эти излишки сдавались в аренду пришлым людям, такие случаи время от времени выявлялись. Так что, "виртуальным" калачом в ОКВ было не заманить. /Жизнь же соседей-казаков была намного тяжелее в силу непомерных обязанностей. Из-за нехватки их количества нарушалась очередность командировок, их "дёргали" на службу так часто и без меры, что это печально отражалось на развитии многих семьей и хозяйств. Естественный рост этой группы населения сравнительно был ниже, чем их соседей-крестьян. Немало казаков умирало преждевременно по причинам, так или иначе связанными со службой./ Другое дело, что деваться было некуда - ведь было объявлено, что земля, на которой живут люди, отходит к ведомству Оренбургского казачьего войска. И тем, кто не хочет переходить в служивое сословие, предписали уехать с неё. Известно, что с обоих уездов набралось несколько десятков семей, решившихся на такой переезд, да ещё было немного тех, кто "тянул резину" под разными предлогами пару лет. Но в массе своей люди подчинились. Так было образовано несколько новых станиц и среди них - Долгодеревенская.
Короткая административная справка.
История деревни Долгой и поселков вокруг неё началась немногим после основания Челябинской крепости. В середине 18 века - Долгодеревенское, среди других находившихся на важном тракте, быстро становилось крупным поселением. По ревизии 1763 г. - в Долгой было 62 двора, в Казанцевой 52, в Каштакской 45, и т.д. /Самой крупной была дер. Баландина - 97 дворов./ Постепенно появлялись и новые поселки, представлявшие собою поначалу небольшие выселки по несколько дворов. За два-три десятка лет деревни разрослись, пополняясь за это время новыми переселенцами - обычно с близких районов Исетского края и среднего Урала. Таким образом, к концу века население деревень этой округи было смешанным: крестьянским (новопоселенцы) и казачьим (выходцы из крепости Челябы). Такое положение и продлилось до начала 40-х годов 19 века. Как обычно, почти все названия поселений возникли от фамилий и имён их основателей (Казанцево, Баландино, Щербаково, Прохорово, Заварухино и др.). Иные же были заимствованы с прежних мест жительства, повторяя их (Першино и Коштак). Харлуши /название неясно/, про посёлок говорится "стандартно": основан гос. крестьянами из Пермской губернии, в основном староверами, во второй половине 18 века. Название "Есаулка" говорит само за себя, тоже один из старейших посёлков округи. Сохранившаяся челябинская перепись 1782 г. даёт возможность увидеть многие местные фамилии и их сословную принадлежность. Некоторые фамилии старых казачьих династий на то время, жившие в посёлках Долгодеревенской волости: Бухарин, Еремеев, Попов, Новиков, Невзоров, Казанцев, Колмогорцев, Парфентьев, Резепин, Урюпин, Шелехов...
От века того местных документов осталось мало, есть немного бумаг исполнительного органа - Нижней расправы, да разве что Указы разных властей и иногда отчёты по ним. Исходя из этого, можно представить разные детали местной /общественной/ жизни. Т.к. значительная часть людей являлась тогда староверами-"раскольниками", то много энергии властей уходило на искоренение этого "зла". Так, например, летом 1780 г. в дер. Долгой и других близлежащих посёлках были проверены дома жителей - на предмет выявления крамольных икон, несоответствующих принятым канонам. Найдено их было - большое количество. У жителей дер. Долгой в 20-ти домах были обнаружены "непристойно изображённые святые образа"; в пос. Баландино в 23-х домах нашли "непристойные образа"; в Прохорово - в 17-ти; в Шигаевой в 13-ти домах и т.д. Найденные "раритеты" вероятно были изъяты и уничтожены. Большое количество домов, где были найдены "непристойные" иконы, говорит о том, что всё ещё значительная часть жителей этих посёлков были скрытыми староверами или являлись следующим поколением в семьях оных. Т.к. подобные документы сохранились лишь обрывочно, они дают лишь представление о более широких общих событиях. Сам же образ жизни сельских жителей ясно представляем. Всю свою жизнь люди проводили тогда - среди "вечной" тишины и природы, занимаясь в основном своими личными и семейными делами, платя за это небольшой оброк государству, с которым реально, в лице его чиновников, соприкасались лишь иногда, очень редко. К примеру, когда Указом 1781 г. было предписано слободам составлять ежемесячно ведомости об урожае и текущих торговых ценах на разные хлеба, староста Николай Подкорытов "не мудрствуя" сделал отписку, что урожай был "ничем не лучше, а родился также как и в прошлых летах", о базарных же ценах сказал, что им о том "неизвестно", т.к. теми делами "заведывала бывшая Челябинская ратуша". Вряд ли Челябинская мирская контора потом посылала оные ведомости ежемесячно - ну разве, когда случалось что-то "из ряда вон". Как, например, в 1783 году - когда в начале лета много хлеба побило градом. "Позябло хлебов" в Долгой - 155 десятин, в Баландиной - 300 дес., Шигаевой - 60, Прохоровой - 40, Казанцовой - 50 и т.д. А в сентябре случился мороз и снег - в такие месяцы и переписка "по инстанциям" бывала бурная. Но подобные экстремальные события были редкостью.
Особенностью здесь являлось наличие у людей большого количества домашнего скота. Обычным было иметь на один двор по 7 - 8 коров, 8 - 9 лошадей, по дюжине овец. Свиней держали гораздо меньше - это делали только зажиточные семьи (около половины хозяйств). Многие крестьянские семьи свою зажиточность от взоров государства скрывали, держа немалые порой стада коров и овец на глухих заимках, занимаясь торговлей оным... Люди этой округи являлись в то время прихожанами челябинских церквей: Троицкой и Христорождественского Собора. Сами они не могли часто посещать эти церкви, поэтому кто-нибудь из церковного причта сами, по мере возможности, объезжали посёлки своей "епархии". Это создавало определённые проблемы для всех - для духовенства и власти, для самих жителей. Поэтому большим и значимым событием стало сооружение на рубеже 1830-х годов (Указ Св. Синода 1828 г.) собственной церкви в Долгой (аналогично-значимым событием для современных жителей может быть, ну примерно, пуск метро или другое большое строительство). Одновременно с возведением каменного здания храма, строились также дома для причта. Но после завершения этого большого строительства, вдруг возникла проблема. Вовремя не была выделена земля для церковнослужителей, а в ответ со стороны Духовного Правления - было отложено освящение нового храма. Время шло - возвысясь над селом безмолвно стоял новый храм. Взволнованное население летом 1832 г. через своего доверенного Филиппа Васильевича Телицына обратились с прошением к Его Преосвященству Епископу Оренбургскому - Михаилу. В ответном послании тот указал: "...доколе не будет для продовольствия священно и духовно служителям отведена узаконенная пропорция пашенной и сенокосной земли, дотоле и освятить церковь дозволить не можно". Однако загвоздка эта произошла не по вине местных жителей, а от нерасторопности властей, в лице уездного землемера (этот чиновник вообще был с гонором, занимая высокую гос. должность). Губернское Правление приказало - удовлетворить прошение граждан. Из Оренбурга этот ответ пришёл только в мае 1833 г. - к этому времени Филипп Телицын послал еще одно прошение (в Уфу) - "о скорейшей нарезке земли для священно и церковно служителей в вновь выстроенной в слободе Долгодеревенской церкви". Но система тогда работала не спеша (это мягко говоря). Лишь через полгода наконец-то состоялось само действие - священникам отвели земли в окрестностях озера Узункуль. При этом присутствовали понятые - гос. крестьяне: Ефим, Григорий, Филипп, Никифор, Михаил, Наум и Алексей - Подкорытовы; Тимофей Белехов; из дер. Ужевской - Алексей Зырянов; из Баландиной - Герасим Воложенин; из Прохоровой - Трофим Куликов. Всё, что касалось земли, было тогда жизненно важно для людей, поэтому при подобных действиях понятые давали "Клятвенное обещание" быть честным, "показывать самую истину", где чьё владение, так, чтобы "перед Богом и Судом Его страшным всегда в том ответ дать". Церковные службы в Долгой начались лишь весной 1834 г. Настоятелем сюда назначен был потомственного духовенства священник - Петр Михайлович Мамин (из Челябинского Христорождественского Собора). В то время земли Долгодеревенской волости почти полностью окружали маленький уездный городок Челябу. Во второй половине 30-х годов, к примеру, дер. Баландино насчитывала 278 душ мужского пола; Долгая - 236. Затем Харлуши - 206, Полетаева - 178, Синеглазова - 148, Першина - 113, и т.д. Казаки по данной ведомости не учитывались, про них в ней просто говорилось, что во всех деревнях "живёт и малая часть казаков". При случавшихся (редко) конфликтах доминирующее крестьянское население мало считалось с казаками - известны случаи казачьих жалоб на своих соседей-крестьян.
При постоянном проживании на одном месте, во многих поселках на протяжении почти 200 лет преобладали одни и те же фамилии. Самыми распространенными в данной округе были: Смолин, Подкорытов, Казанцев, Бухарин, Баландин, Быков, Колмогорцев, Щербаков и другие. По отдельным поселкам компактно были распространены - Болотов, Гусев, Завьялов, Заварухин, Резепин, Спицын, Кудрин, Куликов, Костылев, Марков, Медяков, Воложенин, Лисицин, Усов, Тарасов, Телицын, Исаков, Урюпин, Пастухов, Шелехов, Хромыцких и т.д. Иные фамилии были заметны, но не массовы - например Алабугин, Парфентьев, Павлов, Колупаев, Невзоров, Боровских, Попов, Новиков, Максимов, Манаков и многие другие. Некоторые фамилии были немногочисленны или представлены почти единичными семьями: Ананьин, Бурундуков, Белехов, Вершинин, Гурьев, Силкин, Русаков, Скрыпов, Савин, Кнутарев, Кадников, Апокин (Опокин), Лепихин, Шилов, Шахов, Черных и многие другие. В дальнейшем большинство фамилий получили значительное распространение. Ко времени образования станицы, явных старообрядцев-"раскольников" оставалось уже немного, но стало много "единоверцев", т.е. тех же староверов, но пошедших в результате давления власти на компромисс. В Харлушах, ещё в начале века, была построена для них единоверческая (Покровская) церковь. После зачисления в ОКВ, в Долгой была организована своя школа. Там учились мальчики из разных посёлков своей и соседних станиц.
Долгодеревенская станица "обрастала" поселками. В январе 1843 г. причислена сюда дер. Касаргинская. Кременкульская станица также вошла в ведение Долгодеревенского станправления. Земли станицы протянулись к северу и западу от Челябы /большой четвертью окружности при взгляде на карту/. В 1848 г. изъяли пос.Прохоровский (присоединили к станице Петровской). Через 20 лет его (и выселок Мало-Баландинский) присоединили обратно (Петровскую же упразднили). Таким образом, к 1869 г. Долгодеревенская станица состояла из 17 посёлков, плюс несколько выселков. В таком практически виде эта административная единица и существовала далее...
В крупных поселках были построены собственные церкви. В Кременкульском в 60-е г.г. -(Всесвятская); в Баландинском к нач. 70-х г.г. - (Михаило-Архангельская). В конце века в Есаульском пос. казак Михаил С. Парфентьев построил на собственные средства Рождество-Богородицкую церковь. В начале 20 века во многих небольших поселках - также построили свои церкви-часовни. Происходило это по инициативе самих жителей. На сходе решались разные практические детали. К примеру - Общественный приговор 1904 г. жителей Медиакского пос.: "Лиц, имеющих право голоса - 30, присутствует 22. ...Выслушали словесное заявление казака одножителя с нами Ивана Филипповича Кожевина, который просит разрешить ему вырубить из заповедной нашей рощи на постройку полуцеркви в нашем посёлке (далее - цифры количества леса). Постановили ... разрешить Кожевину как строителю полуцеркви вырубить ему из N 1 объезда... 50 корней сырорастущего леса березовой породы тех размеров, как указано в прилагаемой у сего смете...". Далее в таких приговорах шли подписи жителей, присутствовавших на сходе. (Иван Кожевин многие годы был церковным старостой в этом посёлке.) При больших лесных пространствах вокруг, лес считался очень ценным общественным достоянием и, на каждую порубку приходилось спрашивать разрешения вплоть до начальника округа. Впрочем, Троицкое начальство практически не вмешивалось в местные дела, всегда давая положительные резолюции на просьбы - так что фактически всё решало местное руководство в лице общественного схода и поселковых атаманов. По результатам любой вырубки проходила проверка с составлением акта, а рубщик обязался убрать за собою даже щепу и ветки. В документах на эту тему всегда присутствовала фраза: "наш общественный лес". На территории станицы было две заповедных рощи: Лес был очень ценным, нужным и ликвидным товаром - и иногда, бывало, хитрили. Известен случай, когда подобную просьбу о вырубке разоблачил сам же житель из местных. Оказывается, лес был по устному сговору предназначен к продаже за выгодную цену приезжему купцу, а оформлен, как для своих хоз. нужд. Сделка была взаимовыгодной, продумана заранее, но получила огласку...
Общие события; О людях и армейской службе.
Интересно как /в 40-е годы 19 века/ люди меняли свой образ жизни, насколько быстро смогли стать людьми службы, втянуться в неё также, как их "старослужащие" соседи, называвшие себя "природными казаками". Переломные моменты в истории государства или группы общества всегда вызывают более пристальный интерес - поэтому хотелось бы подробнее остановиться на первых годах организации новой станицы. Менять обычаи и традиционный уклад жизни, по всей видимости, было не просто. Но такие нюансы редко отражались в бумагах. Да и "бумаг" от тех времён осталось не так много, как хотелось бы. Данной станице в этом плане, можно сказать, повезло. Что позволяет теперь узнать множество нюансов местной жизни тогда.
1841 год - последний "гражданский". Хотя у долгодеревенцев "давно" своя церковь, её причта для всех не хватает, поэтому многие ещё так и остались прихожанами челябинской Троицкой церкви. Священники привычно фиксируют главные вехи биографий людей: родился; женился... (пара примеров) Зауряд-хорунжий Николай Заварухин крестник у младенца-сына служащего казака Павла Бухарина; казачья вдова пос. Кременкульского Ксения Варлакова вышла замуж за казака Чебаркульской станицы С. Богдановского; крестьянская вдова дер. Ужовки - Екатерина Кудрина "обеременевшей еще при муже" родила сына, и т.п. Везде число родившихся превышает число умерших, хотя и не намного. Из болезней у людей выделяется чахотка - тоже как обычно: отставной казак дер. Ужовки - Федор Колмогорцев; дер. Баландиной крестьянин Давыд Лисицын; села Долгодеревенского - Ефим Подкорытов. Их и многих других погубила эта болезнь. Немало заметно и долгожителей: в тот год умерли: дер. Шигаевой гос. крестьянин Андрей Такшиев /100 лет/, дер. Урефты - крестьянин Гаврил Смолин /100/, дер. Кременкуля - Петр Кнутарев /90/ и Григорий Гусев /80/, села Долгодеревенского - Стефан Завьялов /98/ и Савва Парфентьев /95/, дер. Баландиной - Матвей Воложенин /90/ и др. Умершие в конце года старики формально уже были записаны как "поступившие из крестьян в казаки". Подобные записи здесь начали появляться осенью - по посёлкам неравномерно. Что интересно, первоначально данную местность стали было приписывать к Челябинской станице, и видимо лишь спустя два-три месяца, военное начальство осознало, что надо создавать новую...
Итак, первые назначенные в службу люди из новообразованной станицы были записаны с января 1842 г. - в N 8 казачий полк, объединявший также Челябинскую и Миасскую станицу (о мелких станицах, существовавших недолго, речь не идёт). Проблема взаимоотношений с "природными" казаками существовала первое время. "Дедовщина" в армии было всегда, в разной степени конечно. И в мирное время, прежде всего. Выражалось это в том, что старослужащие и молодежь первое время не могли быть в равном положении, "старики" требовали к себе подчеркнутого почтения. Командиры и учителя молодежи - обычно старослужащие урядники - тоже бывали людьми очень разными, что сказывалось на обстоятельствах первоначальной службы. Те, кто были по-житейски расторопнее, обычно и служили более удачно. Поначалу были случаи уклонения от службы, дезертирства. Или исчезновения из дома того, кто не хотел идти на службу. Бывало, кого-то находили, кто-то сам объявлялся, спустя какое-то время. Есть случай отсутствия на протяжении аж 5 лет - бегал казак из цыган (коих первоначально тут было немало). Обычно провинившийся получал за это наказание - битье розгами. Так, к примеру, в 1843 г. "за самовольную отлучку с жительства, увод лошади у казака Козьмы Ильиных, за перемену своего имени и звания" - по предписанию войскового начальства был наказан Степан Никитич Подкорытов - шпицрутенами через 250 человек. Но, видимо Степан имел неугомонный характер - за подобный же проступок, такое же наказание у него повторилось в дальнейшем. Не сразу все привыкли к ограничению своей свободы и новым строгостям. Более свободный образ жизни был притягательнее. Быт посёлков менялся постепенно. Первые годы довольно часто еще случались кражи, чаще в среде меж бывших крестьян. Прибрать то, что находится без присмотра, "плохо лежит" - с кем не бывает. И еще несколько лет существовали в нескольких посёлках небольшие, но устойчивые группы тех, кто не хотел тяжело трудиться и дополнял свой бюджет этим промыслом (кражами). С утверждением нового, военизированного руководства, привычная жизнь их была нарушена. Питейные дома были закрыты, за исключением одного - в самой Долгой. На полукриминальный элемент стало оказываться давление, в т.ч. наказания (битьё розгами), постепенно развеявшие опасения перед этими людьми в среде законопослушных жителей. Кстати, питейный бизнес через несколько лет пришлось вновь восстановить в крупных посёлках - бюджет, знаете ли... Первый год существования новой станицы в житейском плане мало отличался от прежних - за исключением разговоров и обсуждений. Обещана была многолетняя льгота, успокоившая людей. Возможно, привыкание к новым условиям растянулось бы на обещанный пятилетний срок, но в 1843 г., весной, случилось событие, которое быстро изменило привычную жизнь здесь...
Из событий того года. 9 января - в управление станицею назначен местный офицер - хорунжий Бухарин (вместо зауряд-есаула Вешнякова, жившего в посёлке /соседней/ Петровской станицы). 1 февраля - принято к сведению указание относительно поступивших из крестьян в казаки - жалоб ими на казачье начальство. 12 марта - предписание командира N 8 ОКП (полковник Берг) о присылке в Челябинское казачье училище мальчиков для обучения, из крестьян. От 15 марта - о сборе денег из вновь поступивших казаков на шашки. Резолюция: "Взыскать без всякого отлагательства". 7 апреля последовали Указы полкового Правления N 8 о запрете найма (вместо себя) на службу и о запрете отпусков из станицы. На полном стан. сборе объявлено, чтобы жители "один за другим имели бдительное наблюдение". Приказано также, свободным от командировки быть "во всегдашней готовности к походу и в походной амуниции и полном вооружении". Нервозность вскоре объяснилась. Население на востоке Челябинского уезда было в волнении, дело дошло до массового неповиновения местным властям. А местная власть в то время - это всего три-четыре человека на десяток деревень (слободу). От качества этих людей зависело очень многое в местной жизни. При возникшей вдруг нестандартной ситуации многие представители оной (старшины, писари и священники) оказались не на высоте своего положения. Некоторые просто сбежали, предоставив массу взволнованного населения своей стихии... Таким образом - первым "боевым" крещением для новых казаков стало участие в этих событиях. Выразилось это в организации летучей почты для быстрой связи, предоставлении станицей полутора сотен лошадей и подвод для перевозки войск, а часть людей были назначены непосредственно в воинский отряд. /Один интересный нюанс - одной из причин бунта (не главной, но заметной) был картофель, к посадке которого стали принуждать, без ясного объяснения всем его пользы. На востоке Челябинского уезда люди восприняли это "в штыки". Но вокруг самого Челябинска, в т.ч. в поселках Долгодеревенской станицы картофель выращивали уже не первый год - и уже многие оценили его пользу. В подтверждение можно упомянуть тот факт, что среди краж того года фигурирует не только хлеб, но и картошка./ События в уезде довольно сильно напугали уездную и губернскую власть. Последовали ряд указов, кои можно назвать лишь запоздалой перестраховкой: "О высылке из станицы всех разночинцев - на место жительства"; "О высылке всех киргизов, проживающих в ведомстве станичного Правления, для отправки в Орду". События эти быстро завершились. Уже 28 апреля казаков, состоящих на посту для препровождения летучей почты, положено было распустить в свои дома. Из станицы "очередных" стали отправлять в Нижний Новгород, Казань, Москву (командировки от 6 мес. до 2 лет). В конце мая случилась суета - ждали приезда военного губернатора. Срочно подправляли дороги, готовились к смотру, было назначено вызвать всех казаков, поступившим из крестьян, от 17 до 80 лет - и ожидать приезда Его Превосходительства. Людям это внимание было лишним "геморроем", отрывало людей от своих дел и хозяйства. Но, всё только начиналось. Через пару недель на сходе был прочтён Приказ - "О употреблении из крестьян казаков наравне со старослужащими...с 1 июля сего года". К этому было добавлено напоминание: "О понуждении казаков к обмундированию и чтобы имели седельную амуницию" к 1 сентября, предписано - "строго приказать". Теперь много непривычных хлопот легло на плечи новых казаков. Указания военного начальства касались теперь практически всего, даже такого ясного вопроса, как хозяйствовать на своей земле. Так, 6 июля, "станичный начальник делал казакам своё распоряжение перепахивать на другой раз залог и стан. судья Казанцов выезжал на сенокосные луга, осматривал и для бедных участки отводил оные". Вскоре станут постоянными смотры перед начальством разного уровня. По несколько раз в год станут проводиться учебные стрельбы и др. подобные мероприятия. С трудом, понемногу, люди втягивались в новый образ жизни. В реальных делах, которые последовали через несколько лет, казаки данной станицы зарекомендовали себя очень хорошо, не раз за это были отмечаемы благодарностями и наградами высшего начальства. И дальше было тоже также...
1844 год - весной, как обычно, идут назначения: в Казань, Москву; плюс - в Ижевский завод (для получения пистолетов), а также в Чебаркуль - назначенных служить в N 18 арт. батарею, находящуюся там. 8 апреля получено указание - "собрать всех жителей и ожидать приезда командира полка N 8 в станицу 9 апреля к вечеру". Среди разных разбирательств за этот год можно упомянуть о кражах, конфликтах из-за них, в т.ч. с башкирами, о ловле дезертира, о спорах из-за земли и т.п. Некоторым относительно везло - часть молодежи поначалу служила почти "дома". Обучение происходило в летнем лагере. После месяца-двух проведенных там, молодежь распределялась по разным местам службы. (Зимние квартиры учебного полка находились в Троицке.) Кроме направления в города, многих отправляли в командировки на "линию" - в степь (на сезон - летний или зимний); также на этапы - Екатеринбургский, Нижнетагильский и Верхотурский. После завершения командировок люди возвращались домой. Следующая очередь в подобные сборные команды повторялась через 2-4 года. Таким образом, в течении двух десятков лет (когда человек числился служащим) многие бывали во всех местах /вышеперечисленных/. Можно упомянуть нескольких, из многих служащих "долгодеревенцев", из молодежи рождения 1822 и 23 г.рожд.: Николай Апокин, Матвей Павлов, Филипп Казаков, Иван и Максим Завьяловы, Павел Усов, Иван Урюпин, Фома Казанцев, Алексей Баландин, Григорий Чекалин, Елистрат Ефимов, Андрей Аксенов, Николай Подкорытов, Дмитрий и Федор Смолины, Степан Колупаев, Федор Боровских, Матвей Быков - и многие другие иже с ними.
Пара-тройка более подробных, "стандартных" примеров /1823 г.рожд/:
Иван АнтоновичПодкорытов, начал службу в 19 лет. Первоначально находился в пределах своего округа - что сочеталась и с служебными обязанностями, и с нахождением, по большей части, дома. В 1845 г. у него была первая долгая командировка - в Нижний Новгород, на ярмарку. Обычно срок такой командировки был пол года - год. После - опять домашняя жизнь. С 48 по 49 г. - служба в Пермской губернии. Потом опять несколько лет домашней жизни - и подошла очередь на кордонную линию - в степь на пол года. Последней командировкой было назначение на нижегородскую ярмарку в 1856 г. А вот Ивану Андреянову Подкорытову довелось и повоевать за время службы. Но вначале тоже были командировки в Нижний, потом на "линию". В 1853 г. он участвует в среднеазиатском походе. В декабре-месяце был в нескольких боях с кокандцами, осаждавшими форт Перовский "числом более 10 тыс.". 18 декабря Иван, в составе отряда 540 человек, участвовал во внезапной вылазке на лагерь кокандцев, где "после упорного сопротивления (стало итогом) совершенное поражения неприятеля, завладение лагерем его, со всеми орудиями, артиллерийским парком, провизией и другими припасами". Обращенных в бегство кокандцев казаки преследовали на протяжении 4 верст. После возвращения домой у Ивана была еще одна командировка - в казахскую степь в 1857 г. Хотя и после этого он еще несколько лет числился в составе N 10 (оренбургского казачьего) полка, выполняя время от времени какие-то обязанности службы.
Федор Федорович Завьялов, начало службы - 1842 г. Командировки за годы службы: Нижний Новгород; Казань; "линия"; опять Н.Новгород. В 1863 г. был в походе в составе сводного казачьего полка, направленного в русскую Польшу. Полк находился в Волынской и Подольской губерниях. Возвратился в Оренбургскую губернию в начале 1865 г., в июле сводный полк расформирован и Федор стал отставным...
Андрей Васильевич Воложенин, службу начал в 21 год. В остальном - всё как обычно: во 2-й год службы назначен в первую командировку - на линию. Потом 2 года дома. В 1849 г. в составе сводного полка - поход в Венгрию, возвратился в феврале 50-го. С осени 1854 г. по февраль 57 г. находился в составе сводного полка, посланного в Крым. По обстоятельствам вышло так, что вместо Крыма полк побывал во многих других местах, в т.ч. Москве /лето-осень 56 г./. В то время там находился новый царь /Александр 2-й/ с высочайшим двором, шли торжества коронации. Андрею в награду был пожалован 1 рубль серебром. Как и все другие участники этого похода, Андрей был награжден медалью - в память о той войне. Следующая командировка предстояла А.В. в 1863 г. - в Польшу. Но в то время законы службы уже заметно изменились, появилась возможность остаться дома - по договору найма вместо себя. С 1863 по 65 годы - вместо Андрея отслужил Иван Шихов. По подобным договорам наниматель нёс значительные денежные затраты в пользу служащего.
Другие послужные списки вообщем-то подобны. Можно добавить еще бывавшие варианты службы: командировки к казахским Султанам; для охраны лесов; в губ.центр - Оренбург, иногда в Уральск; на золотые прииски и т.п. Можно лишь повториться, что первым было всё-таки тяжелее, чем последовавшим за ними. Но время шло...
Из местных событий 1848 года. В январе было решено собрать сход жителей "для спросу об оказавшемся излишнем общественном хлебе" (от хороших урожаев 1845 и 46 г.г.) - это приятные хлопоты. К 19 января священнослужители известили о предстоящем большом богослужении. Но год оказался тяжелым в плане болезней - болеют и люди, и домашний скот. Есть холера. Как следствие - высокая смертность. Зимой, духовенство просит, чтобы жители "для напутствования больных людей приглашали священников в начале их болезни, а не когда они будут умирать". Зима - время свадеб. Полковое правление пишет, чтобы "не осмеливались жители вступать в браки без сделания в церквах оглашений и без дозволения станичного Правления". Другие текущие январские дела: два казака наказаны "за безвременное пьянство", хотя пили не одни, а с товарищами. Но итогом пьяных дел стало подозрение на этих двоих в краже соседских лошадей; В Бирской гор. больнице умер Феклист Смолин, командир полка интересуется, какие вещи своего отца получил оттуда его сын Герасим; После лечения в Челябинской гор. больнице, "получил облегчение и отпущен домой" казак Иван Стариков /Также там лечится Степан Смолин/; Двух не способных к учению мальчиков хотят отчислить из школы, учитель Панов просит взять туда способного ученика из Прохоровского пос. (причисленного недавно к Петровской станице); Господ офицеров спрашивают, не хочет ли кто выписать "Записки военной истории и стратегии"; Судьи Василий Попов и Федор Завьялов ведут текущие дела. /В прошлом ноябре у судьи В. Попова "неизвестно кем с лошади его сняли хомут и прочее, стоящих ему 3 руб. серебром" и он всё ещё ведёт об этом переписку, надеясь найти украденное./ Утверждены лесообъезщиками Иван Скрыпов и Андреян Подкорытов; табунщиками Андреян Попов и Федор Телицын. Из Москвы (из сводного полка) вернулись домой служившие там. Предписано изъять у них порох и свинец; Отставной Александр Коновалов причислен (вновь) к родной станице, вернулся на жительство с юга области - с Верхнекизильской дистанции. В феврале вызывали желающих к торгам "на взятие в оброчное содержание во 2 и 5-м башкирских кантонах рыболовных озёр". Из мартовских дел: "О принятии мер против слухов и предубеждения против оспенной прививки"; Предписание командира N 8 ОКП (майор Шмурло) "О назначении в разные степные внешние и линейные командировки - хорунжего Нифантова, 25 урядников и 938 казаков..."; "О вызове желающих к переселению в станицы 4-го полка - Уртамызскую и прочие" (Вряд ли кто нашёлся.); "О составлении, в присутствии заседателей Павлова и Шелехова, сметы на постройку моста в станице Долгодеревенской через р.Изюлгу"; "О назначении в Оренбургское укрепление нижних чинов, состоящих на льготе, вышедших из батареи N 18"; О присяге "утверждённых на следующее 3-х летие в стан. судьи казаков Андрея Невзорова и Гаврилы Новикова"; "О понуждении к уплате денег, позаимствованных (жителями) из полковой суммы"; Предписание командира полка - "о дозволении казакам Михаилу Хромыцкому и Андрею Вершиниину выйти на службу вместо отцов своих"; Получен Манифест о событиях в Западной Европе (там происходили большие общественные перемены). Много в течение года бытовых происшествий и прочего: Представлена бумага от помошника (6-го) кантонального начальника, сотника Кучукова на отыскание жеребца - хозяин опознал его у Ивана Подкорытова. Тот в ответ сказал, что купил его в той же деревне у Файзулы Тупаева за 40 руб. ассигнациями. Послали обоих разбираться дальше, в полковом Правлении - инстанции более высокой и строгой. Ком. полка подписал бумагу "об удовлетворении хорунжего Петрова, казаков Созонова и Максимова - за контрабандные товары, задержанные ими у еврея Ельцеса". Ну и т.д. В мае-месяце отправляли в командировку в Казань. Всё еще приходят деньги (по мелочи) "для выдачи нижним чинам, бывшим в 1843 г. в Челябинском уезде" (ну и ну!). Летом, пономарь Александр Емельянов переполошился, потеряв свою 18-летнюю дочь Пелагею, заявил об этом в Правление. Но вскоре сам нашёл её у родственников в Баландино. Правление же побуждает жителей "к поправке церкви", накопился большой ремонт. У жителей своих хлопот полно - в середине июня прошёл град, побило много хлебов. К началу июня потребовано, чтобы вся молодежь, перечисленная из сиденков в казаки, имела обмундирование. Заставляют ещё иметь в посёлках "огнегасительные машины" - да и вообще, много всяких повинностей и сборов. В станице живут также иностранцы, занимающиеся оригинальным бизнесом - собирают пиявки. Начальство относится к ним напряжённо, с подозрением. Местные же жители сотрудничают, собирая пиявок за оплату. Случаи холеры продолжаются. В Долгую приезжал уездный лекарь, разъяснял правила похорон умерших от этой болезни. Сказано также, что больных можно отправлять в Челябинскую гор. больницу, где для холерных сделано специальное помещение. Создан холерный комитет, объявлено, что болезнь в августе-месяце открылась в станицах Чебаркульской и Травниковской, далее в сентябре - в Верхнеувельской. Пробуют лечиться кто чем - говорят, что помогает жгучий красный перец. Войсковой комитет послал на временное жительство в Долгую лекаря для лечения больных. Смерть собрала заметный урожай. В конце сентября полковое Правление издало Указ, коим разрешено раздать на воспитание сирот, а имение умерших продать с торгов. Отменены из-за холеры смотры, стрельбы и приезд Наказного Атамана. В Оренбургское фельдшерское училище отправлен на учёбу местный мальчик. Жизнь, не смотря на эпидемию, продолжается. Вместе с ней и происшествия, в т.ч. кражи - два казака за них наказаны, причём один оправлен за это в солдаты. Среди краж фигурируют и арбузы, выращиваемые местными жителями - что сегодня читается с удивлением.
Далее, события 50-х годов характерны военным продвижением России в Среднюю Азию. Многим местным казакам довелось принять в них участие. Особенно насыщенным, в этом плане, был 1853 год. Потом было тоже немало дел... После увеличения количества полков ОКВ, "долгодеревенцы" стали числиться в N 10 полку. В начальстве там было немало выходцев из своей станицы. В 50-е годы это: войсковой старшина Бухарин Иван Федорович /1814 г.рожд./, сотники Никита Николаевич Бухарин /1794 г.рожд./, С. Нифантов /примерно того же возраста/, хорунжий Розепин Василий Иванович /1807 г.р./, урядники Заварухин Василий Ильич /1814/, Коркин Михаил Прокопьевич /1808/, Степан Ив. Новиков, Давыд Казанцев и многие другие. Дома в станице жизнь шла своим чередом, можно упомянуть о некоторых событиях тогда. К примеру, 1856 год. Как обычно, большинство дел Правления и Суда связаны с бытовыми происшествиями и конфликтами, а также кражами. Кто-то распахал не свою землю. Кто-то по пьянке наделал себе проблем. Один казак после долгого отсутствия без разрешения начальства "водворен на своё место жительства".; "Степан Колмогорцев застрелил неизвестно с чего собаку Кременкульской станицы казачки Акулиины Зыряновой" (конечно, собаки "сами виноваты", но их хозяева - в первую очередь). Один казак украл у другого тулуп. Прибалтийский немец (Густав Реннер), живший в станице и имевший мельницу, заявил о побеге работавшего у него крестьянина Харитона Мидякова. Немало беспокойства приносит станичный питейный дом - в этом году пришлось сменить его "сидельца" /говоря современным языком - заведующего/, оштрафовав его на 100 рублей серебром "за незаконную продажу вина". Пара казаков, состоящих в торговом обществе, закупают в местной округе скот крупными партиями. Исключительный случай - казачья жена Акулина Семенова находится под надзором полиции. Это делалось по причине какого-либо подозрения, например "в убийстве плода"; Также - получено извещение о суде над казаком, убившем башкира. (Еще не забылось произошедшее несколько лет назад убийство местного мещанина, за что осудили трёх малолетков 18 - 19 лет.); Молодая девушка обвинила в принуждении к "прелюбодейству" молодого же парня. Тот повернул обвинения против неё самой, "ославив" её, а родители пожалели, что начали это разбирательство с привлечением посторонних. Станичное Правление, как обычно, получает много бумаг и ведёт переписку: часто о розыске хозяев "гульного" скота и лошадей; реже о происшествиях; также дает ответы на запросы. Например. "Донесено, что жителям объявлено, чтобы время свадеб, пирушек продолжалось не более двух дней". /Кстати, чтобы обвенчаться, надо было тоже спрашивать разрешения в Правлении. Но эта примета "николаевского" времени вскоре исчезнет./ Донесено, что объявлено о задержании всякого, кто бы появился в пределы с паспортом беломорских мореходов; Получено указание - о розыске убийц троих человек в одном из поселков Еткульской станицы. Ответ: "не открыто". /При подобных происшествиях, летучей почтой быстро оповещалась огромная территория вокруг, обязывая проявить бдительность./ Из Челябинской гор. Думы получено отношение "о вызове желающих на взятие рыбных ловен в р. Миясе"; "Донесено, что бродяга Петр, не помнящий родства, пойман". Ну и т.д. Жизнь течёт в своём многообразии... Сотники Шелехов и Ефимов, служащие заседателями в полковом Правлении, рассматривали, среди прочего, просьбы некоторых казаков о найме вместо себя других лиц. Здесь делался акцент на то, чтобы поведение нанимавшегося было хорошим - "добрым". Головной болью были весенние паводки. В этот год природа просыпалась бурно, вода снесла мосты в Челябе, Долгой и многих других местах. Даже из дальних мест шли просьбы "о вызове желающих на взятие постройки" или ремонта мостов. Но дел своих хватало. В полковое Правление из станицы донесли, что "мост через р.Изюзелгу устраивать непременно нужным", а чуть позже (6 мая) получили обратно указ "о перехвате материалов от изломанного водою моста в г.Челябе". Но указано было, чтобы выловленные в р. Миассе брёвна не пользовать на свои нужды, а "хранить в своих отрядах". Такие сезонные, повторявшиеся порой события нарушали транспортное сообщение городов, приносили ущерб торговле. В тот год (11 апреля) челябинскому купцу Николаю Крашенинникову срочно "приспичило" ехать в Екатеринбург. По случаю разрушения моста, он нанял в Долгой охотников для переправки своего экипажа через реку. Видимо это было непросто, т.к. цена за это была назначена очень большая - 4 рубля серебром. Подрядились отставной казак Степан Завьялов с сыном Фролом и Никифор Кудрин. В 6 часов вечера они стали налаживать подобие паромной переправы, закрепляя канаты на разных берегах реки. Но длины второго каната не хватило, возникла заминка и суета, лодка накренилась, почерпнула много воды и, люди вывалились из неё. Это произошло на середине реки, имевшей в те дни особенно бурное течение. Тепло одетый Фрол Завьялов не смог справиться с течением и утонул. Никифор "по случаю не имения на себе верхней одежды и обуви - выплыл на берег". Собравшимся народом "принимались меры...но остались тщетными", тело утонувшего осталось не найденным. (Редко, но подобные трагические случаи повторялись.) Извещение о происшествии было направлено в Челябу, в полковое Правление. Ведь станичного начальника тогда дома не было - он сопровождал до станицы Степной воинскую команду - откуда далее путь сборному отряду лежал к берегам Каспия и в форт Перовский.
...Далее, с 1858 по 65 г.г. стан. начальником был урядник Василий Ив. Савин /1824 - 66/. Стан. судьями были тогда Никита Зырянов и Михаил Коркин, старший писарь - урядник Гусев. В стране шли большие перемены, но они пока мало касались местной, практически патриархальной жизни. Житейские заботы занимали основное место в сознании людей. К примеру, можно упомянуть 1864 год, вполне обычный, но с "плохой" статистикой. Родилось за год /по приходу Свято-Троицкой церкви/ 189 человек, умерло 214. Неизвестная болезнь унесла жизни многих людей в расцвете сил, т.н. среднего возраста. Диагноз один - "горячка", т.е. неизвестно отчего (иногда под этим "диагнозом" скрывался тиф). Таким же образом, среди других, умер священник Василий Пономарев /в мае/, через месяц умерла от родов его вдова Екатерина (было им 43 и 36). Сначала постоянного священника не было, сменилось их несколько человек, потом назначили Василия Унгвицкого (и останется здесь надолго). Среди почивших стариков, как обычно, больше женщин: Евдокия Воложенина /72/, Акулина, Анна, Екатерина - Завьяловы /73/, /78/ и /88/, Анастасия Чебыкина /88/, Евдокия Быкова /68/ и др. Еще интересная запись: умер "уволенный от службы из Екатеринбургского Горного военного Суда - Титулярный Советник - Георгий Ив. Шаманов, 99 лет от старости". За год случилось пара происшествий - летом у Андрея Пастухова (Баландино) утонул 8-летний сын Коля, осенью (тоже Баландино) найден подкидыш. Его взял к себе Дмитрий Быков, но младенец вскоре умер. Однако, радостные события тоже были, и тоже как обычно. Венчано 34 брака - только в свидетелях на них побывало полторы сотни человек, а если учесть и других близких гостей - так на порядок больше. Также и в крестниках (восприемниках) у новорожденных - почти 4 сотни человек (среди них и атаман Василий Савин, и гости станицы, например - сотник Вениамин Севастьянов). И т.д.
В 60-е годы дел для казаков заметно прибавилось, соответственно - гораздо большим стало и число ветеранов боевых действий. Можно упомянуть поход в русскую Польшу для усиления армии в 1863 г. /сводный полк вернулся домой в начале 65 г./. Некоторые участники того похода: Евдоким П. Попов, Самсон А. Казанцев, Александр Д. Пастухов, Георгий Русаков /по найму/, Иван Иванов /крещеный казах/, Сидор Болотов и т.д. Но особенно много дел тогда было опять в Средней Азии... Из-за экспансии России, которая несла всё же цивилизаторскую миссию кочевникам Великой степи (не трогая при этом их традиционной жизни), началась открытая война с Кокандским ханством. Но и мирные киргизы в степи преподносили иногда неприятные "сюрпризы изподтишка". Пример 1869 г. - в июне месяце русскому отряду пришлось "отражать нападения киргизских шаек во время движения по р. Уилу", и в начале июля тоже - при движении отряда с урочища Кипель в Илецкую защиту. Оренбургские казаки были непременными участниками всех подобных экспедиций, а вышеприведённый случай взят из послужного списка урядника Федора Ив. Подкорытова /1836 г.р./. Долгодеревенцы среди других казаков ОКВ в составе русских войск участвовали в двух взятиях Самарканда, городов Карши, Бухары, Каты-Курган, ну и т.д. - при многих местах и местечках, названия которых теперь ничего не говорят современному читателю.
В некоторых списках 70-х годов видно, что в Туркестан отправляли большинство призванных на действительную службу казаков. Но происходило это не каждый год. Поэтому не всем "повезло" послужить там. В далекой Азии среди людей чаще происходили происшествия по службе или вне её. Всё-таки трёх - пятилетнюю полную разлуку с домом и своим краем не все могли пережить одинаково. Говоря проще, люди имели там больший стресс, чем те, кто служил "дома". Для некоторых молодых людей служба обернулась большими неприятностями, а иногда и сломанной жизнью. Пара примеров разных лет. Так, "по решению и.д. командующего Ферганской обл. ТуркВО от 12.04.77 ... изъяснённого в предписании Атамана 3-го отдела от 8 мая за N 5771, за нанесение ран киргизу Ураганы Папыну, по состоянии на действительной службе в ТуркВО, выдержан под арестом при станичной арестанской на хлебе и воде 3 недели" казак Семен Д. Скотинцев (урож. д.Харлушей). Также он был "переведён в разряд штрафованных с увеличением обязательного пребывания в оном 6 месяцев". 1880 год - Василий С. Щербаков, наказан комиссией полкового Суда (при Управлении Сырдарьинского губернского Воинского Начальника) "за оскорбление часового казака...самовольные отлучки, одна из них из-под ареста и пьянство...приговорен выдержанию под арестом на хлебе и воде в течении 4 недель и переводом в разряд штрафованных с увеличением общего пребывания в оном 2 года 6 месяцев". Другой пример: "По приказу временного военного Суда в г. Самарканде, объявленному в приказе по ОКВ от 06.07.89 за N 211 по лишении войскового звания и всех прав состояния, сослан на поселение в местах Сибири не столь отдаленных" казак-артиллерист Максим Е. Телицын /служивший на тот момент 5-й, последний год/ (урож. д.Прохоровой). А кто-то за проступки там, получал наказание уже будучи дома. Ну а примеров мелких, состоящих "просто" из наказаний по службе, конечно было больше. Типа таких: Андрей Заварухин - "строгий арест на 2 суток за самовольную отлучку и пьянство" (4 ОКП). Были и неоднозначные случаи. Из таких: Егор Дм. Подкорытов на службе в ТуркВО, в июле 1882 г. был наказан командиром сотни на 5 суток внеочередных нарядов. По исполнению наказания, в первый же день после оного, был наказан вновь "за невнимание во фронте - на 7 суток в очередь на службу". (Внеочередные наряды оборачиваются порою многочасовой работой и лишением сна.) Далее - еще через пол месяца он обвинён в краже вещей у солдата - и переведён "в разряд штрафованных с увеличением обязательного пребывания в нём до 2 лет 6 мес.". Может быть, тут сказалась личная неприязнь командира к своему подчиненному, кто теперь знает? Еще пример: Филипп Марков - взыскания: "за нечистку своей строевой лошади" в 87 г., "за незнание обязанностей дневального" в 88 г. В 89 г. - "усиленному аресту 6 суток - за неточное исполнение приказаний командира сотни". В этом же году ему дали еще два ареста - всё тем же командиром сотни. Редко, но случались и похоронки оттуда, например 1872 - родственники получили извещение о "умерших в Туркестане казаков Петра Тарасова и Якова Смолина". Но были иногда и просьбы отслуживших - остаться там на второй срок. Всё же положительных примеров много больше. Но о них уже рассказано во многих тематических публикациях. Здесь же попросту упомянуто и о "другой стороне медали", коснувшейся своей гранью также немалого числа живых людей. Всё же без лучших примеров не хотелось бы заканчивать абзац (к тому же, еще далеко не все они попали на бумагу): урядник Андрей Пастухов - медаль за поход 1853 - 56 г.г., орден "за отличие, оказанное в деле 2 июня 1868 на зарабулакских высотах". Александр Апокин, 3 года службы в Туркестане - "За отличие оказанное в делах 23-27 октября 1875 г. в Кокандском ханстве пожалован Знаком отличия военного ордена 4 степени...". Платон Никулин "из секты раскольников", "награждён металлическим значком за отличную службу" 88 г.; Александр Ив. Белихов - серебрянная медаль за попечительство школы, 89 г.; Егор Евсеевич Спицын, 1911 г. - серебряная медаль с надписью "За усердие" на Александровской ленте, за многолетний учительский труд. Но чаще всего практиковались просто денежные поощрения. В 19 веке - за долгую беспорочную службу к форме казаков добавлялся (как отличие) шеврон желтого цвета. Это тоже было наградой, на кои высокое начальство было очень скупо. В разное время их получили: Андреян В. Бусыгин, Прокофий Баландин, Алексей А. Завьялов, Афонасий Новиков, Василий Н. Стариков, Александр Бурундуков, Анисим Лисицын...
Словно последнее испытание пред наступающей эпохой Великого технического и научного прогресса (о которой большинство живущих не могли иметь понятия, да и воображения бы не хватило) случилось в начале 90-х годов громкое событие - голод. Как непременный спутник ослабления здоровья и полуголодного существования части людей, развились многие болезни, некоторые из которых - тиф и холера - перешли в эпидемии, поражая не только людей ослабленных, но и тех, кто был сыт и здоров. Массовость болезней вызвала решение властей открыть в Челябинске третью "временную" больницу. Во всех трёх больницах лечились также и казаки из окрестных станиц. (Неизвестно, было ли лечение эффективным. Вряд ли.) Немало людей умерло в них тогда. Уровень медицины был ещё слабым. Умерли от болезней в челябинских больницах : Иван Новиков /18 лет/, Иван Коркин /23/, Елена Урюпина /40/, Александр Заварухин /37/, Иван Кокоулин /40/, Иван Табарин /47/ и некоторые другие "долгодеревенцы". Умерли дома (в осн. тиф и чахотка): урядник Иван Боровских /53/, Максим Смолин /37/, Иван Опокин /27/, Гликерия Опокина /13/, Анна Силкина /28/, Иван Окулов /70/, Андрей Опокин /55/, Василий /35/ и Федор Боровских /60/, жена дьякона Кременкульского пос. Анна Боброва /20/ и многие другие "долгодеревенцы". Были и происшествия. Среди таких - в январе 1892 г. недалеко от пос. Казанцевского "обнаружен труп неизвестного замёрзшего башкирца" и при нём живой ребёнок - девочка примерно 4-х лет. После переписки с поселковым Атаманом, девочка была взята на попечение челябинским Дамским комитетом по призрению голодающих детей. (Чуть позже девочка была крещена, восприемниками её стали флигель-адъютант Его Императорского Величества полковник Николай Косач и жена горного инженера Любовь Покровская.) Или такая запись: пос. Касаргинского казак Гавриил Ив. Невзоров и пос. Коштакского казачья жена Варвара Смолина были восприемниками у арестанта челябинского тюрьмы - крестьянина Вятской губ. Ивана Гужевина и его жены. В тот год много арестантов умерло в тюремной больнице. Количество умерших, по метрикам церквей, временно превысило количество родившихся. По итогам голода в прессе говорилось, что 1890-92 годы сильно ударили по материальному благополучию большинства семей; позже было подсчитано, что население губернии съело за этот период треть домашнего скота.
Патриархальная жизнь начала заметно меняться лишь к концу 19 века. С появлением механизмов труд людей постепенно облегчался. Поначалу они были весьма дороги, чтобы их могло приобрести каждое хозяйство. Поэтому Войсковое начальство стало оказывать посильную реальную помощь для приобретения оных. Для этого был создан "Особый капитал" и уже в 1899 г. станицы снабжаются "с/х машинами и земледельческими орудиями на льготных условиях". В том году от каждого посёлка Долгодеревенской станицы поступило по два-три заявления о выдачи им с/х машин. Развивалась кооперация хозяйств. Также практиковались широко ссуды и денежные займы. Говоря современным языком, вполне массово и эффективно заработала система кредитования. Чаще люди брали небольшие суммы - для своих текущих нужд, например, для проведения свадеб, покупки скота, механизмов и т.д. Проценты по кредитам были небольшие. Также стала развиваться система страхования. В основном страховали строения и имущество. Ведь не смотря на строгие меры предосторожности, пожары иногда случались. Власти пытались ввести всеобщее страхование домов, но это не удалось - делали это лишь зажиточные граждане. А когда сгорало незастрахованное имущество, то погорелец получал лишь символическую сумму из общественного капитала. После неурожайных 1891-92 г.г. многим пришлось тяжело, в дальнейшем малоурожайные года тоже бывали. Как следствие этого - людей вновь обязали делать общественную запашку и сбор хлеба в общественный фонд. Люди привычно подчинились, но как и раньше когда-то, делали общую работу не так прилежно, как свою личную. Поэтому неудивительно встретить такое предписание, поступившее начальнику Долгодеревенской станицы: "Т.к. жителями вверенной Вам станицы в настоящем (1900) году озимого хлеба для общественной запашки посеяно не было, то предписываю - посев хлеба для запашки увеличить весною в 1901 г. и довести таковой обязательно до нормы... т.е. чтобы пять человек засеивали 1 десятину казенной меры" (почти гектар). Несмотря на обычные через каждые 3-4 года неурожаи, материальное благополучие людей становилось лучше. Часто люди оттягивали платежи /налоги/ в местные общественные фонды, мотивируя это всегда одной причиной - недостаточным урожаем. В хороший год рассчитывались по старым долгам, а иногда, бывало, их списывали. Нередко проводились и незапланированные денежные сборы, взносы в которые люди делали добровольно. Если цель сбора была близка и понятна людям, то такие акции собирали немалые средства. И, соответственно, наоборот - если просили денег на что-то далекое, акции проваливались, собирали считанные рубли. Примером неудачных акций можно назвать призыв Августейшей (царской) семьи к сбору средств (в 1913 г.) для постройки памятника в Германии погибшим русским солдатам (в т.ч. казакам) в битве при Лейпциге в 1814 г.; или сбор пожертвований на сооружение храма в Варшаве (в 1893 г.). То, что было очень далеко, мало волновало жителей. Свои заботы ближе. Немало людей были недовольны дороговизной службы. Тем не менее, почти все семьи, в т.ч. те, где было по несколько сыновей, справлялись с этой проблемой. Случаи, когда приходилось снаряжать за счёт Правления - единичны. Со времени, когда был разрешен выход из своего полувоенного сословия, заметное количество людей сделали это, числясь теперь т.н. "войсковыми гражданами" (за это они платили дополнительный небольшой взнос). Также появилась категория людей "не способных к службе, но способных к труду" (они тоже платили за своё неучастие в армии символическую плату). Можно сделать вывод, что тот, кто не хотел служить, довольно легко мог это сделать тогда. Другое дело, что в то время это мало кому приходило в голову. Почитание традиций, полное подчинение родителям, внушение сословного превосходства - все эти факторы играли большую роль в сознании. Сотни семей к тому времени стали казачьими династиями, обычно в 3 - 4 поколения. А династии бывших "природных казаков", потомков выходцев из Челябинской крепости, число колен уже точно не помнили, считалось что "из покон веку", слишком много времени миновало. Наравне с повседневным трудом, торговлю вели практически все семьи, но крупных было немного. На поставки товаров и право торговли в станице также распространялась власть местного самоуправления. Для этого объявлялись и проводились открытые торги. Выбирались те, кто предлагал более выгодные цены и условия. Винную торговлю еще с 1869 г. здесь вели братья Злоказовы (в пос. Есаульском с того же года - челябинский купец Базанов Федор Ив.). Потом были и другие. Эта отрасль торговли не раз получала нарекания, но без неё было никак не обойтись. Один маленький эпизод начала нового века: Акцизный чиновник Теплоухов посетил в очередной раз с обычной проверкой Долгодеревенскую, но в тот раз был с новым напарником-коллегой. Позже он с улыбкой об этом вспоминал: "В станице Долго-Деревенской продавцом был Согрин - бывший станичный писарь - чрезвычайно аккуратный и исправный старик. Блудников решил, что это тончайший мошенник - слишком всё в порядке и касса сошлась с записями в дневнике, который вели продавцы, и с документами - из копейки в копейку... Разубеждать его (было) бесполезно". По этому эпизоду видно, что и винная торговля в станице содержалась образцово. Торговля вообще была большим и значимым фактором в умах людей, да и торговали в основном товаром, произведенным своим же трудом. По поставкам других товаров проводились ежегодные торги, по ним заключались договоры с поставщиками. К примеру, в начале века (1912) поставку тёплых вещей здесь вёл Троицкий женский монастырь; конскую упряжь поставлял, также из Троицка, мещанин Михаил А. Антонов. Присутствовали торговцы не только русские, но и евреи. Широкая торговля и кооперация давали свои плоды в виде полной занятости населения, стимулов для реального и быстрого наращивания материального благополучия, безбедной жизни. Пресса, в виде газет и журналов, становилась широко доступной. В ней порой публиковались отзывы, впечатления иностранцев на состояние России тогда. К примеру: "Людям запада трудно даже представить себе, каково будет дальнейшее развитие России: у них нет для этого настоящего мерила...Вся Россия есть воплощение молодой непочатой силы..." (Местная перепечатка из "Русского вестника" 1901 г.). Или - мнение американского журналиста: "Для того, чтобы Россия могла достигнуть предназначенного ей исторической судьбой, необходим для неё только мир. Четверть века мира даст возможность развить России свои колоссальные производительные силы и поднять экономическое благосостояние...Страна с такими богатствами почвы и ископаемыми должна занять первенствующее место ... а с проведением ж.д. Сибири приобретает мировое значение". (перепечатка из журнала "Новое время" 1901 г.) Подобных высказываний и пророчеств было тогда много... И так же многим уже хотелось перемен - быстрых и даже мгновенных...
Далее - была война 1904-05 г.г., неудачная из-за бестолкового руководства - о событиях которой много написано. Что касаемо данной станицы, то известен список погибших на ней - 14 человек. К примеру - Ефим Дм. Кудрин (Ужевский пос.) "убит в стычке с японцами 29.01.05.". Позже Алексеевский комитет оказал небольшую помощь его семье, выдав пособие для его дочери. Или - Акинфий Ив. Черных - пропал без вести в июне 1904 г. Или - Иван Курегов, убит в сентябре 1904 г. Казаки отличились на этой войне с самой лучшей стороны. В списке награжденных позже (в 1907 г.) "долгодеревенцев" - 46 человек. Всем им "назначены пенсии на знаки отличия военных орденов". Среди награжденных: Подкорытов(ы), Ульян П. Вершинин, Павел Ив. Быков, Николай С. Воронин, Георгий В. Баландин, Степан Ив. Меньшаков, Илья Н. Тарасов, Иван Чуваков, вахмистр Степан П. Казанцев и др. Четыре станичника вернулись с этой войны инвалидами...
В 1904 - 05 г.г. три десятка семей переселились на земли Ключевской и Еткульской станиц "на жительство". В основном это были казаки "не способные к службе, но способные к труду". Атаманом станицы был в то время вахмистр Казанцев.
Итак - от 19 до 20 века в жизни большинства молодых местных людей происходили общие аналогичные события, которые в дальнейшем влияли на их мировоззрение, а также на житейские привычки. Большая часть сознательной жизни проходила под влиянием общественно-государственной нагрузки - большого (и часто неудобного) довеска к личной жизни. Врезаясь в память в пожилом возрасте на всю оставшуюся жизнь. Человек, в большинстве случаев, привыкает ко всему. Особенно к тому, что имеет, можно сказать, от рождения, как данность. Привычка же - вторая натура. В сознании человека "время" так или иначе, делится на различные периоды. Тем более - рубеж века всегда кажется таким "узелком", этапом перехода к чему-то новому. Таким же казался и рубеж 19-20 века. Но жизнь не меняется одномоментно. Как не происходит быстро и смена эпох, даже если события развиваются очень быстро. Что-то всегда забегает вперед, а что-то отстает. Сознание не успевает за событиями - или наоборот. Нужно, опять же, время, чтобы одно подтянулось за другим, уравнялось в своём течении. В начале 20 века, как ни банально звучит, жили те, кто родился в веке 19-м, многие - выросшие в (далёкое) "Николаевское" и (ещё близкое) "Александровское" время, помнившие многие приметы и особенности своего времени. (Под "своим" временем обычно каждый человек понимает эпоху своей молодости, активной жизни, главных событий в ней.) Вполне уместно, раз есть повод, упомянуть о тех, которые к тому времени, как говорится, "свой путь земной" завершили. (К примеру) 1906 год: Иван Быков (60), Николай М. Бурундуков (73), Михаил В. Колупаев (77), Василий С. Казанцев (75) /все из Баландино/, Алексей Ив. Бухарин (92) /Бухарино/, Федор и Алексей Шелеховы (58) и (67) /Кременкуль/, Георгий Л. Кадников (65), Андрей С. Вершинин (90) /Урефты/, Иван Подкорытов (62) /Долгодеревенский/, Василий С., Михаил Е. и Прокопий Д. Казанцевы (90), (73) и (53) /Казанцево/, Александр Ф. Подкорытов (68) /Прохорово/, и другие иже с ними. Немало умирало людей, будучи ещё не старыми - многие болезни тогда не лечили. Иногда и со службы, даже и близкой, приходили похоронки - говорилось как всегда: "по болезни". В том году - на Алексея Тарасова, находящегося на службе в N 3 полку (г. Троицк), "умер 17.07.06". Хотя метрические записи вело духовенство, всё же местное станичное начальство параллельно требовало для себя от поселковых атаманов подобные же сведения. Поэтому каждый месяц-два с мест шли записки подобного типа: (пример, из Прохоровского пос.) "Имею честь донести, что умерших нижних чинов с 18 до 48 лет возраста, во вверенном мне посёлке за данный месяц не имеется. Атаман Телицин; врем. исп. должн. писаря - Монаков".
В 1909 г. опять случилась мобилизационная суета, отразившаяся в бурной переписке высокого и местного начальства. Но вскоре всё стихло. И никто не знал тогда, что страна опять была на грани (ненужной) войны, остановленной лишь волею премьера П. Столыпина, в очередной раз заслужившего неприязнь царя к себе за это (за проявленный разум и твердость).
Взгляд людей приезжих, бывавших в нашем крае, часто обращался теперь на бурное строительство, шедшее здесь, и на людей, стремившихся сюда огромным потоком. И взгляд этот не забывал отметить и про местных жителей-казаков - про их сравнительно высокое благосостояние и более высокий уровень культурного развития. "В казаке поражает прежде всего чувство собственного достоинства и сознание, что он несёт какую-то особую миссию, возложенную на него государством. Он пользуется многими льготами и преимуществами, с полным сознанием их заслуженности". (А.М.Нечаева "Челябинские впечатления" 1909 г.)
/Как покажет дальнейшее - свою миссию это сословие выполнит сполна, погибнув при защите своёго государства./
Житейские подробности
Семьи в то время, как правило, были большими. Сам образ жизни того времени предопределял это. Также, обычно несколько близкородственных семей долгое время вели общее хозяйство. Так было легче в повседневной сельской работе - механизации еще не было, поэтому брали числом рабочих рук. Подросших сыновей женили рано - в 17-19 лет обычно. Свадьбы были самым дорогим удовольствием и длились по несколько дней. Обычно зимой, в январе-феврале. Если добавить, что в один день в церкви венчалось по несколько браков с одного посёлка, то можно представить, что пьяным несколько дней бывал также весь посёлок. Но о происшествиях в такие дни упоминаний почти нет. Пили и расслаблялись по-доброму, что немало говорит о нравственном состоянии и эмоциональном настрое людей. (Можно вспомнить Указ полкового Правления в 1856 г. о том, чтобы пили и гуляли не более двух дней.) С течением лет нескольким семьям в одном доме становилось тесно - и начиналось строительство нового дома. И как следствие - разделение хозяйства. (Очень щепетильная процедура всегда, занимавшая в сознании и памяти людей порою больше места, чем прочие общие события.)
После реформ 60-х годов в станицах стало реальным почти полное местное самоуправление. Люди сами выбирали из своей среды атамана, судей, доверенных лиц (окружное начальство утверждало их). Эти люди фактически осуществляли всю полноту местной власти. Если когда-нибудь в прежней России и существовала по настоящему народная власть, то это именно тогда - в последней четверти 19 века и начале 20-го. Потому что именно местная сильная, реальная власть и есть народовластие. При сбалансированном влиянии центральной, конечно. Чтобы не быть голословным, можно привести несколько примеров из местных житейских ситуаций. Любые гражданские конфликты, проступки, спорные ситуации, мелкие преступления - разрешались быстро и эффективно местным выборным судом. (Для сравнения, надо сказать, что до реформ 60-х годов система не была эффективной, дела часто тянулись годами.) Лишь уголовные преступления, что случались чрезвычайно редко, не входили в компетенцию местного суда. Несколько примеров местных судебных разбирательств. - Девушку оскорбил словесно пьяный односельчанин - он мог уже на следующий день (всё зависело от расторопности заявителей) получить повестку в суд, где после опроса его и свидетелей выносилось решение - (если положительное) штраф или арест на несколько суток. По такому же поводу в суд нередко обращались и мужчины - словесная или матерная ругань была уже резонным поводом для этого. Человек взял в долг и тянет с отдачей - суд выяснял нюансы спора. Если решение было в пользу истца, то лучше было не тянуть с отдачей - начислялись проценты, имущество могли изъять в счёт долга. Так же поступали с теми, кто обманывал нанятых работников. Но случаи такие единичны. ...Многие люди "не дураки" были выпить. Но буйство в пьяном виде считалось тяжким проступком. Бывало, еще не успев протрезвев, бедолага-буян оказывался под арестом. После выносилось решение суда и 7-10 суток не умеющий себя "по пьянке" контролировать, сидел на хлебе и воде в камере стан.правления. Вообщем, пей на здоровье, но другим не мешай. Одним словом - бытовые ссоры и происшествия составляли основную массу дел станичного суда. Чаще других в практике суда встречались дела о потраве посевов чужим скотом. Виновный, если находился, обязывался возместить ущерб, платил штраф. Нередко налагались штрафы за самовольную рубку деревьев. Это вообще всегда была больная тема для населения, но предопределённая тем уровнем техн. развития. Грешили самовольными порубками леса и простые казаки, и офицеры, и мещане, и прочие. Кроме штрафа, у виновника также изымали и вырубленный лес. Вот примеры из 1882 и 83 г.г. - "О самовольной порубке Матвеем и Дмитрием Болотовыми"; "О сокрытии Прохоровским атаманом самовольной порубки леса, учинённой Иваном Головиным с прочими"; "О найденных дровах на хуторе купца Ивана Толстых"; "О самовольной порубке леса башкирами"; "О взыске денег с зауряд-хорунжего Апокова и отобрании самого леса"; "О самовольной порубке леса 4 казаками"; "О найденных у крестьянина Стольникова, проживающего в Харлушевском посёлке, дров, самовольно им нарубленных". Нередко возникали дела о мелких кражах. Приходилось также разбирать споры о наследстве, о назначении опекунства. Ведь немало людей умирало в нестаром возрасте от разных болезней. В станице имелся свой фельдшер (в начале 80-х г.г. - Акинф Ив. Казанцев), но много ли он мог один сделать? При рано умерших родителях сирот не отдавали в дет.дом - самого понятия такого не было (появится только в "досточтимое" сов. время). Дети не оставались одни, родственники брали их в свои семьи. А ответственным за ребёнка назначался опекун, которому назначалось денежное пособие. Иногда судьям приходилось вмешиваться и в семейные дрязги. Муж лупил жену (бывало и тёщю) или жена пыталась наказать мужа-изменника. Ситуации, понятно, с вариантами. Что тут сказать? Тут и сами фигуранты порой не разберутся в своей не счастливой, к сожалению, жизни. Кого слушать, кому верить? Чаще суд принимал сторону мужскую. Ну а если "бабская" вина становилась вдруг очевидной, то в решении ещё и припишут: "наказана за скверный свой характер". Также бывали сложные ситуации для суда, когда после случившейся драки один из фигурантов (обычно тот, кто был побит) пытался добиться сатисфакции таким оборотом. А свидетели (или участники) говорили прямо - противоположное. Если "докопаться" тут было невозможно, истец оставался ни с чем. Главным всё же было, чтобы не наказать не виновного. В то же время, бывали исключительные случаи. И вор не пойман, но "ясен день, откуда тень". Такой случай произошёл в 1882 г. У сельчан стали пропадать лошади, но поймать конокрадов не получалось. Подозревать в этих делах стали цыган, здесь поселившихся. Конкретно разоблачить так никого и не удалось, но когда терпение местных жителей кончилось, постановили "выдворить цыган из жительства казаков Долгодеревенской станицы". Такие решения принимались после обсуждения на сходе жителей. Подобные же меры принимались к тем, кто не поддавался воздействию и исправлению обычными мерами. Такие случаи исключительны, но всё же бывали. К примеру (в конце 60-х г.г.) - "Приговор казаков отряда Шигаевского. Яков Л. жизнь свою ведёт распутную, кланящуюся к разным постыдным делам, а также и неповиновению обществу - по закоренелости духа и врождённого в него злостного намерения...". Далее Якова обвинили в "несоюзной семейной жизни и прелюбодействе", "нерадивости к домохозяйству" и "склонности к кражам", "обидам лучших противу себя жителей". Ранее он уже несколько раз бывал наказанным за перечисленные проступки розгами. Но т.к. "меры остались тщетными", Шигаевские жители постановили на сходе, что "не желают его Л. иметь в среде своего общества...удалить его из места жительства куда угодно...". Далее такие постановления утверждались атаманом, всегда почти положительно. (Подобные приговоры есть за 1868 и 80 г.г.) Можно сделать однозначный вывод, что при широком и реальном местном самоуправлении эффективно работала система подавления различных плохих проявлений человеческой натуры, не получая в людях их дальнейшего и крайнего развития. И соответственно, всё хорошее быстро отмечалось и перенималось. Да и сама власть была хоть и строгой, но нравственной - всё понималось и исходило с позиции и закона, и нравственности, к которой отношение было близкое и личностное. Это был тоже своеобразный не юридический, но общий для всех закон. В т.ч. - для начальства. Если кто-то нарушал его, то карьера такого начальника была предрешена. А сам прецедент широко освещался и обсуждался, не смотря на пресловутую "честь мундира". Так, в феврале 1912 г. во всех станицах был получен циркуляр окружного Атамана, где говорилось о злоупотреблении властью должностных лиц в одном из поселков Троицкого округа: "...где Атаман посёлка вместо того, чтобы быть примером справедливости перед своими подчинёнными, при выдаче ссуды жителям постарался прежде всего удовлетворить свой собственный аппетит, выбрав самый лучший кусок ссуды, прибавив к тому еще некоторый излишек. Находя этот поступок вообще позорным для должностных лиц, и преступным, влекущим за собой законную кару, считаю необходимым обратить внимание Атаманов станиц на действия поселковых властей по исполнению ссудных операций, имея ввиду, что за всякое упущение или отступление от закона будут подвергаться ответственности не только прямые виновники, но и Атаманы станиц, как блюстители закона. Даю знать об этом для точного исполнения". Столько шума наделал, рядовой по нашим меркам, случай злоупотребления своим служебным положением. Как говорится - без комментариев. Кстати сказать, в самой Долгодеревенской станице многие люди от ссуды отказались, мотивируя это тем, что "не нуждаются в оной". Семьи победнее ссуды брали. Также от хлебной и фуражной ссуды отказались почти все разночинцы, живущие в станице (учителя и мещане). Еще в декабре 1911 г. был получен циркуляр, гласивший: "...до сведения Наказного Атамана дошли слухи о безпомощном положении их низших казачьих школ в виду постигшего население полного неурожая хлебов и трав ...поставить вне очереди вопрос об оказании возможной помощи учителям ...и их помошникам ввиду того, что существующее бедствие отражается жестоко на их жизни вследствие дороговизны жизненных продуктов и крайне незначительного получаемого содержания от обществ...". Однако в январе 1912 г. в станичное Правление из большинства посёлков пришли схожие ответы: Кременкуль - "разночинцы в ссуде не нуждаются"; Медиак - "разночинцы в вверенном мне посёлке от ссуды корма для скота отказались"; Есаульский пос. - "учитель вверенной мне школы в ссуде не нуждается". Учительница Щербаковской соединенной школы Валентина В. Емельянова отвечала: "...ссуды на продовольствие получать не желаю, потому что средств мне хватает...". Подобные ответы были из Бухаринского, Шигаевского, Урефтинского и др. посёлков. Одним словом, не всё было так однозначно, как стало казаться после промывки мозгов в сов.время. (а вернее, всё было с точностью наоборот.) От неурожаев всегда больше страдали южные степные станицы 1 и 2-го отделов ОКВ, где природные условия были менее благоприятными. При этом, в такие плохие годы власти и общественность делали всё возможное, чтобы без тяжёлых последствий преодолеть последствия неурожая. В такие годы цена хлеба значительно возрастала, многие семьи перебивались на ограниченном или скудном пайке. Но конкретно от голода никто не умирал, о чём потом и сообщалось в прессе, в репортажах из разных мест. (Поэтому сравнивать голод дореволюционный и советский нельзя, это явления совершенно разные.) Является фактом и то, что в ответ на призыв о помощи, денежные послания в губернию шли во множестве - из разных мест огромной страны.
Образование населения было на хорошем, для своего времени, уровне. Школы были практически во всех посёлках (в т.ч. и для девочек - открыты на рубеже 70 - 80-х годов).
Многие хозяйства пользовались наёмным трудом, как правило - сезонным. По мере развития прогресса и повышения материального благополучия, в начале нового ХХ века начиналось постепенно то, что впоследствии назвали бы - небывало большим строительным бумом. Семьи позажиточнее стали строить теперь дома из кирпича. /Попытки кирпичного производства, вообще-то, известны здесь с 40-х годов 19 века, затем повторно с 70-х годов. Но тогда это не получило развития в силу отсутствия ещё одного важного составляющего каменного строительства - дешевого раствора. В конце века в станице единично строились дома из сырцового кирпича. Теперь же прогресс сделал своё дело - появился цемент, и процесс пошёл быстро ускоряющимися темпами./ Появились кирпичные заводы, небольшие пока. И это пропагандировалось как благое дело - в плане сбережения леса. Можно уверенно сказать, что кирпичное (и не только) производство вскоре стало бы везде массовым и дешевым, что привело бы к такому же массовому строительству к 20-м годам ХХ века, говоря современным языком - коттеджному, многоэтажному, разноплановому. Но...
Всё это - и строительный бум и налаженная добротная жизнь - было прервано известными событиями 1918-20 г.г. и гибелью прежнего государства. Вновь такой строительный бум и повышение материального достатка повторятся только через два-три поколения - через век... А гражданское самосознание и через 100 лет не восстановится до былого.
Слом эпохи.
После т.н. октябрьской революции разброд в умах людей ещё больше усилился, всё больше стал нарастать хаос в хозяйственной жизни. Всё это отобразилось и на сохранившихся документах. Появились по всякому поводу пустые и бестолковые резолюции и постановления. (Что ж, не нова история... "На чужом поле жатва всегда обильнее, у соседского скота вымя кажется больше" - Овидий Публий, 1 век до н.э.) Такие документы можно определить лишь одним словом - пустышки, болтовня. Делёж чужого имущества, глупые запреты, политика (точнее её примитивная форма в виде политиканства и популизма), а то и вовсе "бычьи" взгляды на жизнь и события... Но эти процессы тогда лишь начинали развиваться и не получили своего полного развития. Первая сов. власть на Урале в 1918 году была кратковременной, внесла много ветра и романтики в умы тех, кто в неё поверил, и смуты в умы не принявших её, но не задев реально практический образ жизни основной массы населения. Хотя некоторым людям эта кратковременная анархия стоила жизни (например священнику Харлушевской церкви). За несколько недель новая власть была изгнана с южного Урала. Хотя толчок к этому дали чехи, казачество практически сразу стало главной силой антисоветского движения здесь. Началась большая междуусобная война...
/О событиях оной (и предыдущей "германской") здесь речь не идёт, т.к. это сильно увеличит объём очерка. При желании это можно сделать отдельной публикацией./
(Вражда между близкими бывает особенно непримирима. В гражданской войне победители и побежденные никогда не примиряются надолго. В военных делах наибольшую силу имеет случайность. - Корнелий Тацит, 1 век н.э.)
Практически все призванные казаки ОКВ находились в рядах Белой армии, воюя - от Перми до Актюбинска, а также служа в тыловых частях. Также, в массе своей, они проделали очень длинный путь отступления с Урала годом позже, отмеченный, само собою, постепенным упадком духа и как итог этого - массовой сдачей в плен на милость победителей, осенью 19 года - в Казахстане, и зимой 19/20 года - в Сибири. Те немногие, что рискнули остаться дома летом 1919 года, испытали на себе отношение новой власти. Кому-то это стоило жизни. Фамилии расстрелянных (ЧК) иногда публиковались в местной прессе, среди них есть и долгодеревенцы. Правда, вскоре, когда война откатилась далеко на восток, террор стих. Да и изымать, фактически, было некого. Мужского населения поначалу почти не было, даже подростки ушли с беженскими обозами во время летнего массового исхода. Осенью поредевшая беженская волна притащилась -прикатилась обратно. Немало стало возвращаться домой и армейских пербезчиков, их не трогали, рабочих рук не хватало буквально везде, надо было начинать мирную жизнь... После лета 1919 г. завершился процесс разукрупнения станиц (везде в бывшем ОКВ). В данном случае, появились: Есаульская, Баландинская, Кременкульская, Харлушевская. Но имело ли это теперь какое-то значение? Нет конечно. Жизнь так перетряхнулась, что административные перерезки - пустое.
...Зима-весна 1920 г. Далеко в Сибири - в Икутске и Красноярске, в Томске и Нижнеудинске - перебиваясь с хлеба на воду, прозябают-существуют бывшие белые казаки, числясь теперь красноармейцами, служа в караульных полках, госпиталях, трудовых батальонах, кое-кто "проверяется" в ЧК, в концлагерях. Долгодеревенцы среди них (среди огромной людской массы - только в районе Красноярска более 60 тыс. человек сдавшихся). Люди ослаблены, многие болеют, иные умирают. Если канцелярия в части поставлена хорошо, то об умерших сообщали на родину. Примеры одного посёлка (Баландино): "Караульного полка красноармеец Усов Василий, умер 11 апреля 20 г. от сыпного тифа и похоронен в г. Красноярске, о чём прошу известить родственников". Усов Иван, умер там же в госпитале, тиф. Лисицын Иван Петр-ч, умер 26 февр. 20 г. (в 23 года). Лисицын Иван Андр-ч (24 года) умер гор. Красноярске 4 марта. Воложенин Кондратий Павлович - умер в Красноярске 28 марта. В другие посёлки Долгодеревенской ст-цы тоже шли подобные бумажки (тоже из Красноярска): "20 января 20 г. умер от брюшного тифа Василий Завьялов, служивший раньше в армии Колчака, в 17 ОКП старшим унтер-офицером, 27 лет. Был православного вероисповедания. Других сведений о Василии Завьялове в госпитале не имеется"; 25 февраля в 10-м советском госпитале умер Трофим Степанович Казанцев; Смолин Андрей Ив. - умер 27 февраля; Смолин Михаил Тимофеевич - умер 2 марта 20 г.; Белехов Андрей Ив. - 11 марта; Белехов Иван Николаевич - от возвратного тифа, 28 марта. Были похоронки и из других городов. К примеру "из Омского похоронного подотдела в Долгодеревенский Ревком - умер 8 марта 20 г. Алабугин Степан Егорович (пос. Коштак) от тифа. Погребён на военном кладбище". "Из Березовского госпиталя...сообщаю, что Завьялов Василий 2-го сводного Оренбургского полка, поступил в госпиталь 14 февраля и умер 2 апреля с.г. Того же полка Александр Завьялов поступил на излечение 14 февраля и умер 13 марта - оба умерли от сыпного тифа и похоронены на военном кладбище Н.-Березовки". И т.д. (Почти через век в Россию вернутся немногие сохранившиеся воспоминания очевидцев и участников тех дней: "...На словах была отменена смертная казнь, как милость победителей, но чтобы уничтожить захваченных в плен...десятки тысяч офицеров, солдат и казаков, их сосредоточили...в невозможных, страшных условиях жизни, без воды, пищи и топлива, совершенно вне санитарных условий, без медицинской помощи. И смерть от тифа буквально косила...людей, ежедневно умирало по нескольку сот. Мертвых не убирали, оставляя лежать вместе с живыми...". "То самопожертвование, которое проявили господа офицеры и казаки, красота этого невидного, но большого подвига говорит лучше всяких слов...о той настоящей братской связи, которая некогда была присуща всей Российской армии". Ну и т.д.)
Большинство людей из Сибири домой вернулись к лету 20 г. То, что происходило дома, оказалось не намного лучше. От хорошего урожая 19 года осталось не так много - шла пресловутая "развёрстка". Но еда пока не стала дефицитом. Зато многочисленны стали разные болезни, тоже для кого-то кончавшиеся смертью. К примеру - Воложенин Георгий умер дома; Быкова Ульяна 19 лет "умерла неизвестно от чего"; Шигаева Анна, Анна Быкова и т.д. Но смертность, судя по бумагам, пока не большая (хотя бумаги обрывочны и не системны). Ещё обычная "бумажка": умер дьяк Петр Сергеев /42 года/ от тифа, после двух недель болезни. Осталась жена и 8 детей. Люди из этого сословия были лишены прод. пайков. Один из сыновей дьякона находился на тот момент в Красной армии. (Можно добавить - бумаги не отражают всего множества жизненных ситуаций. В то время во многих семьях произошёл разрыв прежних родственных и дружеских связей, а иные семьи исчезли сами по себе. Вообще-то это обычное явление для любых тяжелых или военных времен. Беда в том, что с окончанием этой войны потрясения и тяжелые времена в стране не закончились, а только начались...) И всё же, даже такой мир был лучше надоевшей для всех войны, особенно для казаков, многие из которых навоевались до опустошающей усталости за последние несколько лет... Но в 1920 г. мирная жизнь наступила далеко не всех. В случайно сохранившихся бумажных обрывках, просьбах к новой власти от сидящих в челябинской тюрьме казаков есть, конечно, и фамилии долгодеревенцев (Бухарин, Скрипов, Тарасов и др.). Что с кем стало в дальнейшем, как говорится "Бог весть". Были расстрелянные, были отпущенные домой, были и умершие от болезней. В "Долгой" в то время квартировали воинские части, числом, в осень-зиму 1920/21 г., около 3 тыс.(!) человек. Нетрудно представить, насколько это осложнило жизнь местным жителям. В феврале 1921 г. стан.ИК в связи с этим отмечал, что воинские части "получали всё время хлеб мукою... выпечка производилась домашним способом гражданами посёлка, на которую пришлось израсходовать очень много дров из запаса, положенного гражданам по норме...". (Люди вынужденно привыкали к неудобствам в бытовом плане, не имея теперь возможности, к примеру, элементарно помыться в бане.) Запасы на тот момент ещё были, но уже виделась многим мрачная перспектива такой бездумной деятельности. СтанИК пока что был настроен революционно - перераспределял жильё и имущество, распределял продовольствие, следил за темпами развёрстки, наказывал подчинённых за плохую работу. Председатель Казанцевского пос. Совета тов. Боровских "подвергнут аресту 7 суток при карцере станисполкома" за халатное отношение к выполнению развёрстки, которая "есть самое важное гос. задание", а "Боровских в выполнении таковой не принял никаких мер". Не многим позже по такому же поводу был арестован на 5 суток председатель Урефтинского пос. Совета - Казанцев. А гражданин Б-н, из Шигаевского пос., отсидел 1 сутки за избиение своего рогатого скота. Нервы сдали... С конца января главным вопросом для станИКа стал "назревающий кризис продовольствия". Пришли к заключению, что "Ввиду того, что большинство граждан станицы крайне нуждается в хлебе...а также считаясь с тем, что к весне ожидается громадная убыль гужевой силы, в связи с чем доставка семян, могущих быть отпущенными государством, окажется весьма затруднительной ...постановили: а) изъять весь хлеб у граждан станицы, б) удовлетворить хлебом всех неимущих граждан за счёт перераспределения такового... в) на март-месяц на всех граждан станицы просить отпуск (хлеба) от государства...". Здесь удивляет наивность Исполкома, вера в то, что дадут хлеба сколько надо, из мифических закромов. Но. Вместо хлеба ввели военное положение...
Далее - зиму и всю весну станИК продолжал просить продовольствия у кого только можно, делая это всё более громкими и даже истеричными фразами. Но тщетно - в ответ поступали крохи. В апреле говорится, что - "уже немало наблюдается признаков заболеваний на почве недоедания". Новую власть многие презирают, но сопротивляться нет сил, да и на расправу оная скора. Офицеры, естественно, были взяты на особый учёт, проходя перманентные перерегистрации.
Из "бумажек" военкомата тех лет: Подкорытов Николай Андреевич /1890 г.р./ - бывший чиновник штаба казачьих частей 4 округа, прошел проверку ЧК в Красноярске, сейчас живёт дома. Попов Игнатий Николаевич /1885, Касаргинский пос./ - бывший вахмистр, был на Красноуфимском фронте в 17 ОКП. ВЧК не проходил. Болотов Дмитрий Алексеевич /1891/ - подъесаул, ком. сотни, позже ВРИД ком. полка. Прошел спец.отдел ВЧК в Красноярске, Челябинске. Сейчас работает в дет. больнице, пос. Есаульский. Трифанов Василий Алексеевич /1898/ - служил в интенданстве Южной армии Дутова. Прибыл из Семипалатинска, ЧК не проходил. Подкорытов Андрей Александрович /1894/ - вернулся на жительство из Урянханского края (Монголия), где с его слов был писарем при штабе команд. каз. частями. Колбин Николай Иванович /1890, Кременкуль/ - подхорунжий, сдался с партией в числе 17 человек в Енисейской губ. в январе 1921 (!) года. Арестован там же в декабре 21 г. за службу в Белой армии. Ранее, был ранен в руку на Германской войне, награжден там Георгиевскими крестами 4 и 3 степени. (В паре строк - целый колоритный сюжет, к сожалению - трагичный в итоге.) И т.д. В течение нескольких лет маленьким ручейком продолжалось возвращение людей к себе домой. Трудно человеку жить без дома, тоскливо, а порою и смысл исчезает... (Главой станИКа в течении первых лет был Петр Урюпин /1882 г.р./ - тоже участник германской войны, бывший вахмистр. Но и с ним тоже случалась "проруха" - однажды не сдержавшись заявил, что хоть он идейный коммунист, но "когда хлеб забран подряд у всех - у богатых и бедных...слагаю с себя все обязанности, арестуйте меня, то мне будет лучше...и всем райпродкомам не верю и не признаю". Однако, этот нервный срыв ему простили, оставив без последствий - нервы то у всех тогда были не в порядке.)
Как новая примета времени, стало очень большим количество разводов. Сделать это стало очень просто, достаточно было написать заявление в сельсовет, а новые условия жизни (наступивший голод) не способствовали крепкой семейной жизни. Но нередко в эти годы встречаются разводы и через Суд, заочно. Делали это жёны, переставшие ждать возвращения своих пропавших без вести мужей. Примеры 1922 г. Невзорова Надежда, "брак расторгнут в отсутствие без вести пропавшего в гражданскую войну в Колчаковской армии Невзорова Екима Андреевича". Телицына Анастасия (21 год), "брак расторгнут в отсутствие (мужа) Ивана Ивановича Телицына, как без вести". Справка из Коштакского пос. Совета, дана гражданке Третьяковой "...брак венчан в 1918 г. с гражданином Степаном Максимовичем Третьяковым, который Колчаком был мобилизован в ряды Белой армии и во время отступления убит, в чём и подтверждают его служивцы - граждане бывшей Мияской станицы, пос. Петровского - Коркин Иван и Николай Казанцов...". Заварухина Мария, брак расторгнут, т.к. "супруг без вести пропавший". Агриппина Еремеева (25 лет), муж Федор "отсутствует без вести"... /Подобные заочные разводы будут происходить ещё несколько лет. А для кого-то смерть близкого, любимого человека стала концом и своей прежней жизни. Некоторые женщины в станице стали именоваться монашками - хотя, понятно, никакого монастыря здесь в помине не было./ Чья-то смерть "всплывала" в бумагах случайно во время составления разных списков (например на получение пайка). "Я, гражданин Долгодеревенского посёлка Подкорытов Михаил Григорьевич, даю подписку в том, что мой отец Григорий Федорович действительно умер в Сибири 7 декабря 1919 г.". Заявление Параскевы Кудриной: "муж Иван Николаевич...перешёл к красным в августе 1919 г., был в гор. Оренбурге до октября, отправлен в безсрочный отпуск, по выезде заболел и умер на ст. Челябинск 20 декабря 1919 г. (было ему 35 лет), оставив семью, а средств для прокормления нет". (Далее следует просьба дать какое-либо пособие.) Еще к примеру. В списке пос. Прохоровского убитых и пропавших без вести - 35 человек. В списке пропавших без вести Ужовского пос. - 17 человек. Излишне говорить, что всё это были мужчины самого "лучшего" возраста, убыль их, относительно других, была самой большой. Конечно, надо более подробно сказать о голоде. За год с лишним население в значительной мере приучили жить на разного рода пайках - ведь продовольствие изымалось и затем, соответственно, перераспределялось. От этого страдали зажиточные семьи и хозяйства (к началу смуты - подавляющее большинство). Бедноте, появившейся нищете, разного рода ответственным работникам и большой массе беженцев такая система была выгодной. Дошло до абсурда. Жителей, что продолжали в новых условиях привычно много трудиться, заставили засеивать участки семей красноармейцев и местной "трудовой бедноты". Это было выполнено. Но когда осенью вновь тех, кто работал, стали заставлять ещё и собирать урожай для этих же людей, многие возмутились. Ведь многие из этой бедноты были в состоянии сами работать в поле, но не делали этого, чувствуя полную поддержку новой власти. В данном случае даже некоторые председатели пос. Советов отказались выполнять такие указания - за это кого-то сняли с должности, кто-то подвергся репрессиям. В эти годы состав сов. работников вообще был неустойчивым, менялся много раз.
Эти и другие действия властей довели в итоге ситуацию до полной продовольственной катастрофы. Ещё в марте 1921 г. стан.ИК в очередной раз уменьшил нормы выдаваемого хлебного пайка, "ввиду наступившего продовольственного кризиса в районе станицы". В конце месяца стан.ИК, кроме продовольственного, обсуждал вопрос "о возникающих ночных сходбищах граждан в частных домах с целью пения религиозных песен и обсуждения всевозможных вопросов". Постановили - "т.к. обсуждаются и политические вопросы - принять самые строгие и решительные меры в прекращении всяких незаконных сходбищ". Апрель: "Весьма тяжёлое положение, в котором очутилось население Долгодеревенской станицы... не отлагая часу времени, возбудить ходатайство перед ЧелГубПродкомом о немедленном отпуске хлеба... никаких отлагательств в выдаче наряда на хлеб быть не должно, в противном случае мы слагаем с себя всякую ответственность...". Боялись "могущих произойти нежелательных последствий". Зря боялись, энергия сопротивления иссякла, по крайней мере организованная. Остались лишь вспышки недовольства в разговорах, при общении, да и тех смутьянов изымали. Пример Ужовского пос.: Николай Зырянов и Николай Парфентьев арестованы за агитацию против продналога, "вообще имели смелость и дерзость критиковать действия власти в самом недопустимом виде". Их отправили в ЧелябЧК (ГПУ). Больше же было арестов не политических. В августе арестованы жители Шигаевского пос. Петр Бердюгин, Михаил Боровских, Никита Битюков, Анна Лисицина - "являющимися злостными неплательщиками молочного продналога", их отправили в Челябинский Упродком "для привлечения к ответственности". Это была показательная акция - чтобы другие легче отдавали свою "пищу". За это же "преступление" милиция арестовала по 3-4 человека и в других посёлках. Один не стандартный случай - в Баландино арестовали шестерых мужчин "за уничтожение школьных книг на цигарки", дали им "карцер при станИКе семь суток". То учебники - а если другие старые бумаги - то тут не церемонились... Знаковое событие нового времени, 1 сентября (в Долгой) в здании поселковой больницы открыт Дет.дом. Его заведующий занял себе под квартиру дом своего однофамильца - "дом бывшего Подкорытова Александра Александрова". (Массовое появление детей-сирот показывает не только картину смертности, но и распада человеческих связей. Происходил разрыв памяти /общей и личной/, последствия которого станут понятны лишь в дальнем будущем...) Осенью продолжались единичные аресты, в т.ч. руководителей-сельсоветчиков. Отправлен "для привлечения к ответственности" (в тот же пресловутый Упродком) председатель Баландинского Совета - Киселёв Кирилл, "за нежелание работать, в особенности в такое горячее время, как сбор разного рода натур.налогов". Ком.ячейка Касаргинского пос. постановила привлечь председателя оного Совета - Синицких - к суду Рев.трибунала - "за саботаж выполнения продналогов... защищающего интересы кулачества ... наконец то, что посевы красноармейских семей и беднейших жителей, не могущих своими силами убрать таковой...он искусственно тормозит уборку их...". В посёлках, как обычно, составляют разные списки, смысл которых один - дать какое-нибудь пособие, паёк (в каждом есть с десяток человек инвалидов "армии и труда", имеющих право на такое пособие, но не получающих почти ничего). Если человек умирал преждевременно, писали просто - "от болезни". Случаи, когда написано "от голода; от истощения" - единичны (в бумагах сельсоветов). К примеру, удостоверение пос.совета Ивану С. Воложенину, "что он действительно вдов, жена его Екатерина померла ноября 24 дня 1921 г."; удостоверение для Марии С. Ананьиной, что "у ней муж Максим Ив. помер в 1921 г. в ноябре-месяце и она существует вдовой". Причины смерти не указывались, хотя понятно, что от болезней и из-за слабости людей. Начало зимы. Молодежь, не смотря на голодное время, иногда собирается для проведения вечеров. 30 ноября станИК постановил - запретить "всякого рода вечеринки" среди молодежи, "на которых идёт бесшабашный разгул, сквернословие и даже драки". Новое время весьма быстро меняло людей... (Человек, как почва - культурный слой создаётся долго, но, при неудачном раскладе, быстро разрушается.)
В 1922 г. в больших количествах стало поступать американское продовольствие, спасшее от голодомора сотни тысяч людей в Челябинской губернии, в т.ч. в данной местности. Не смотря на это, именно этот год оказался наиболее тяжелым, т.к. практически замерла всякая экономическая деятельность, передох (съеден) в массе своей скот и главная тягловая сила - лошади. Много людей болеет от употребления в пищу разных суррогатов. Оплаты за работы проводились в основном продуктами, новые деньги быстро стали просто бумагой. Люди жили в основном на получаемые прод.пайки. Это быстро вошло в привычку. Но исчезала другая - много и хорошо трудиться для себя (смысла не было). Для живших тогда, эти месяцы голода казались бесконечными, существованием как в дурном сне, который раньше и представить было нельзя...
Среди прочего, в Исполком чуть не каждый месяц приходили "бумажки" с запросом списка бывших офицеров. Их всего-то было полтора десятка человек по всем посёлкам - но Челябинской ГПУ это не давало покоя. Думается, что дело здесь просто в том, что раз была организация, обязанная выявлять врагов, она их и "выявляла", показывая в отчётах, что свой паёк-зарплату вполне отрабатывает... Так, некоторые из бывших офицеров в зиму 1922/23 г. исчезли - а против их фамилий поставлена "галочка". Они были вызваны "в срочном порядке в станИК, согласно предписания". В тот раз "галочку" в списке поставили напротив ФИО: Суворов Владимир Андреевич и Колбин Николай Ив., которые 31.01.23 были "препровождены" из Кременкуля. Из Каштака вместо 5 явились 3, т.к. один (Смолин Александр) уехал на базар в башкирский посёлок, а второй (Третьяков Герасим) болел тифом. Из большинства же посёлков ответили, что у них бывших белых офицеров не имеется. К лету 1923 г. в офицерском списке появились три новые фамилии - на жительство в станице осели двое пришлых людей из "бывших", и один местный (бывший хорунжий Аксёнов Иван Дм.).
В 1923 г. стало заметно лучше - суррогаты, по сообщению станИКа, уже не едят. Но нормы потребления всё равно остались куцыми (впрочем, это стало уже привычным). К примеру, апрельское пособие заведующему стан. библиотекой и секретарю вол.кома РКСМ: "выдать из фонда Упоследголода по 10 фунтов гороха и 5 ф. рыбы каждому". В некоторых посёлках отмечено массовое самогоноварение. Председателей, допустивших такое ослабление контроля за населением, снимают с должности. По требованию Губ.Исполкома, при станИКе создана Тройка по ликвидации недоимки всех госналогов. Местные руководители опять оказались в "скользком" положении. С одной стороны - надо брать; с другой стороны - население и так захиревшее... В апреле-месяце решали, что делать со стройкой, начатой два года назад (новую школу - "Народный дом" - хотели построить) и тогда же приостановленной в силу "временных трудностей". "Срубленные 7 венцов здания, заготовленный стройматериал...стоят под открытым небом, гниют и если...не будет приступлено к достройке...то окончательно погибнут. Имея в своём распоряжении добровольных пожертвований 700 пудов хлеба, станисполком при всём своём желании не в состоянии приступить к работам, ибо означенного хлеба далеко не достаточно. Делать же обложение населения и так обременённого всякими налогами и платежами, станИК считает не возможным". В итоге решили ходатайствовать в Челябинское губернское Управление местами заключения - выделить партии специалистов для достройки. (Наверное, дело не в том, что своих плотников не стало, а что труд з/к дешевле.) А местные жители по прежнему просили чего-нибудь дать - то картошки, то гороха, то семян. Перед севом все были озабочены. Из протокола станИКа: "Жители не имеющие в настоящее время своих семян...крепко надеются до конца сева, что государство всё-таки даст им хлеба на посев, но сделать сейчас кому и сколько будет дано - это невозможно, и это не знают ни сами жители, ни сама власть...". Вообщем, год был для людей не спокойным, нервозным и трудным...
Не сразу изжились в сознании людей стереотипы прежнего правового сознания. Лишь в 1923 г. здесь были отобраны мельницы из личного пользования. В бумагах по этому поводу до сих пор упоминалось, что владельцы пользуются ими по праву "безсрочного владения по законам ОКВ". Примечателен в связи с этим случай с Прасковьей Боровских. Причиной изъятия у неё мельницы называлась беспутная её жизнь с очередным молодым мужем, пьянство, скандалы. На данный момент это действительно было так, владелица жила одним днём, не задумываясь ни о чём, глуша вином своё восприятие, благо было на что существовать. Но причина такого поведения была проста. Прежняя её семья перестала существовать. Оба её сына погибли. Первый - Петр - молодой офицер, выпускник Оренбургского училища - в Германскую войну в 1915 г. Второй - Александр - подъесаул, погиб летом 1918 г. около села Куяш, командуя сотней. Мужа Порфирия не стало в 1919 году. Даже память о них теперь стала оболгана. Неудивительно, что жизнь её потеряла смысл и нравственную опору. Но могли ли осуждающие примерить на себя степень пережитого ею горя?... Во всех же других случаях "не мудрствовали лукаво" - т.к. грехов и изъянов у владельцев мельниц не нашлось, постановили просто - отобрать. В каждом посёлке также были изъятые или перераспределённые дома - тех людей, кто был неприемлем в новой жизни (духовенство, крупные торговцы) или пропавших в гражданскую. К примеру, Харлушевский пос., "дом Мякишева...считать конфискованным на основе революционного права" (на тот момент в нём разместили "Культпросвет"). В Есаулке большой дом, конфискованный у духовенства для Совета, за пару лет пришёл в упадок, большие ворота свалились, да так и валялись долгое время, вызывая насмешки местных жителей. Хотя, от новой власти на самом деле пострадали не только т.н. бывшие люди, а практически всё население. Для сравнения пример - когда в 1920 г. решили составить стан. список "пострадавших от контрреволюции" (т.е. от "белой" власти), нашлось всего лишь 5 человек, заявивших себя таковыми. Все они были приезжими жителями и их претензии сводились к тому, что во время гражданской войны у них брали продовольствие для нужд армии. /Это к сов. тезису о белом терроре./ Еще во время довоенного "столыпинского" переселения, а потом "Германской" войны - появилось здесь много пришлого населения. Во время гражданской войны и после, населения такого стало еще больше. После окончания войны большинство беженцев стремились домой и, многим, со временем, удалось уехать. Так, например, уехали поляки, какое-то время жившие здесь. В большинстве своём уехали украинцы. Частью уехали прибалтийские немцы, а часть их осталась, основав здесь свою колонию-хутор. ...Из документов конца 1923 г.: "Ввиду того, что население станицы намерено весной 1924 г. ходатайствовать об отпуске семенного материала у государства ...что перевозка (из Челябинска) очень затруднительна - засев производить своими семенами (имеющимися от собранного урожая), (поэтому) оставить зерно на местах и не вывозить на ссыпной пункт в Челябинск, сохранить под ответственность вол. и пос.советов". Разумное решение, наконец-то. В декабре пришлось закрыть Детский дом, т.к. "здание абсолютно не отвечает потребностям жизни и улучшить его в скором времени нет возможности, подходящих же зданий в посёлке нет. Ходатайствовать перед Наробразом о расформировании дома". Детей же, кого пристроили по родственникам, одному 17-летнему предложили устроиться самому, оставшихся 25 детей решили отправить "в существующие в Челябинском округе дет.дома". И всё же - жизнь очень трудно, медленно, но постепенно восстанавливалась...
Автор: Андрей Любимов, Челябинск.
Полный текст статьи Вы можете прочитать в журнале "Инфор" Ветер времени", выпуск которого ожидается к концу 2009 года.
Материал прислан специально для сайта http://www.uralgenealogy.ru/
