Аннотация: Весной и смерть может испытать любовь...
Все персонажи и события - вымышленные. Любое сходство с реально существующими людьми или событиями - случайно.
Весенняя охота.
У вампиров свои забавы, непонятные смертным. Кто из смертных, например, в холодную и дождливую, весеннюю ночь нашел бы забавным висеть на раскачивающемся от ветра тополе, вцепившись ногтями в кору дерева, а взглядом - в окно напротив? Никто. А я вот висел, смеясь беззвучно.
Охотиться можно по-разному. Весной можно влететь в окно к пятнадцатилетней девственнице, сознание которой заполонено сновидениями о будущих постельных битвах и нежным, почти безболезненным поцелуем насытить свою жажду, ощущая, как под ловкими пальцами тело жертвы изгибается в оргазме; летом можно очаровать какую-нибудь даму в самоцветах, сидящую за столиком кафе, вызваться проводить ее по темным аллеям, и там, в страстном объятии, продлить свою жизнь. Вампиры ведь не всегда убивают...
Убийство - это другое. Убийство поддерживает не только нашу жизнь, но и наши сверхъестественные силы. Может быть, это покажется вам глупым, но, отнимая жизнь какого-нибудь бомжа; разрывая сердце подонка, поднявшего руку на припозднившуюся женщину, я чувствую себя эдаким "санитаром" людского племени. Ведь мы редко убиваем тех, кто здоров и полноценен. Бомжи, наркоманы, алкоголики, "ночные бабочки" - вот наши основные блюда. Я знавал вампиров, убивающих ВИЧ-инфицированных людей... есть и такое.
Но сегодня необычный случай. Сегодня я убью здорового человека. Или двоих, не решил пока. Время подумать есть, пока за темным окном, напротив которого я вишу на пальцах, эти двое кувыркаются в постели. Свет погашен, но что такое их стыдливая темнота для моих глаз? Я вижу слегка поскрипывающую кровать: простыни скомканы, одеяло отброшено к стене. Мужчина в неплохой форме, для своих пятидесяти с хвостиком, но время берет свое, и я четко вижу печать неотвратимости Хроноса на дряхлеющих ягодицах, ритмично движущихся туда-сюда.
Как мне весело! Я поднимаю лицо к небу, навстречу дождю. Славный, яростный, органичный и бессмысленный мир, где престарелые самцы людей могут иметь самок, годящихся им в дочери, я снова часть тебя. Пусть мертвая часть, зато какая!
Мужчина не был жертвой, хоть я, возможно, убью и его. Моя цель, вожделенная кровь, лежала сейчас под ним, разведя в стороны сильные, полные ноги; ее длинные ногти впивались в кожу мужчины, но осторожно, дабы не оставить следов. Еще бы, старикашка-то женат, а тигры в здешних краях не водятся. А ведь, если б водились, как легко было бы мужчинам объяснять своим благоверным царапины на спинах. Вот, дескать, с тигром схлестнулся... ха...
Даже отсюда я чувствовал ее запах. Запах крови, дико танцующей по артериям и венам; запах соков ее лона, пробудивших во мне воспоминания из той, предыдущей, человеческой жизни; вкус приправленного водкой дыхания.
Мужчина уже начинал уставать, об этом говорил сбившийся звук дыхания и судорожность, появившаяся в движениях. Он уже давно кончил, и теперь доводил до оргазма свою молодую партнершу. Наивный, хотя, если подумать - сорок минут ведь пилит ее... и это в его-то возрасте. Молодец...
--
Кончай, Танюша, - не выдержал он. - Кончай, родная...
Ответом ему стало участившееся дыхание партнерши, через пару минут она застонала, стоны перешли в крики; пальцы сжали простыню и расслабились - Таня кончила. Довольный собой, мужчина свалился на простыню рядом с ней.
Теперь я могу видеть ее лицо. Заглядываю в ее зеленые глаза и, на миг, мне кажется, будто она тоже видит меня. Но это иллюзия. Таня перекидывает руку через своего любовника и тянет на себя одеяло. Так они лежат несколько минут, потом он встает и начинает собираться. Одевается, достает бумажник.
--
Танюш, - говорит он. - Я тут узнал, что у тебя трудности с деньгами. Вот, возьми немножко...
Триста долларов падают на стол. Таня встает, накидывает белый с красными розами халат:
--
Спасибо, Санечка, - говорит она и прижимается к нему. - Спасибо, котик.
Они целуются и выходят из комнаты. Сейчас он выйдет из подъезда. Пора.
Машина Санечки стоит прямо под деревом, на котором я сижу. Разжимаю пальцы и бесшумно опускаюсь рядом с дорогой "ауди". Мысленным взором нахожу сигнализацию и отключаю ее, щелкает центральный замок - я в машине.
Он выходит из подъезда через пару минут. Торопится, почти бежит к машине, открывает дверь и падает на сидение.
От моего мысленного приказа щелкает центральный замок. Он вздрагивает.
--
Привет, Санечка, - говорю я тихо.
Он замечает меня только сейчас. Похоже, мысль, что кто-то может незаметно пробраться в машину, никогда не приходила ему в голову. А теперь в глазах плещется ужас...
--
Ты кто?
--
Все зависит от того, кто спрашивает, - отвечаю я, чувствуя, как где-то в мозгу разгорается пламя. - К примеру, для тебя, Санечка, я - смерть.
Он вскидывается и поворачивается ко мне. На миг наши глаза встречаются - и все. Сила моего взгляда заставляет свернуться кровь в его теле. Далее следует короткая агония...
Еще через полчаса машина сброшена в овраг, а я снова лечу к Таниному дому. Я убил человека. Просто убил, не насыщаясь. Для кого-то из вампиров мой поступок показался бы бессмысленным или даже ужасным. Но моя бессмертная мать, Одриния, поняла бы меня. Не одобрила бы, но поняла.
С Таней я познакомился в Интернете. Мы много общались, часто созванивались. Я знал о ней все, она обо мне - лишь то, что я считал нужным ей дать. Она была откровенна, делилась со мной всем; меня же привлекала ее открытость, ее сила и бесстрашие. Вскоре она влюбилась в меня. Я следил за ней, знал всех ее мужчин, знал, какую жизнь она ведет.
Говорят, вампирам не свойственна любовь. Врут. Мы любим, иногда влюбляемся в смертных, и они становятся нашими игрушками на короткое время своей жизни или на тот срок, что мы им отмеряем сами. Наша любовь утонченна, легка и изящна, ибо нас не беспокоит никакое желание, кроме голода, да и то - временами. И время наше неограниченно. Мы можем любить, хотя почти всегда для смертных наша любовь означает смерть. Нежную, быструю и безболезненную, но все равно - смерть.
Я позвонил в дверь Таниной квартиры. Она открыла и застыла в изумлении:
--
Дима???
Я шутливо поклонился. Конечно же, она знала меня в лицо: по электронной почте я отправил ей великое множество фотографий, предварительно подкорректировав их, чтобы не казаться таким бледным... таким мертвым, как есть.
Она смотрела на меня в немом шоке. Полумрак коридора скрадывал мою бледность, с плаща капала вода.
--
Ты когда приехал? - спросила она.
--
Только что, - ответил я. - Друзья ехали на машине. Я не мог пропустить такой шанс повидаться с тобой.
--
Какой ты молодец, - ее улыбка обезоруживала, во мне проснулась жалость, но голод быстро с ней справился. - Заходи скорее.
В прихожей она быстро избавила меня от плаща и потащила в свою комнату. Там она прижалась ко мне и неожиданно прижалась губами к моим губам. Я ощутил ее любовь, живую и настоящую, почувствовал ее трепет. Мои губы нежно дарили ей свой холод, а ее умелые пальцы расстегивали пуговицы пиджака. Она быстро расправлялась с моим костюмом, и я дернул пояс ее халата. Холодные пальцы мертвеца ощутили теплоту гладкой кожи, тонкое и властное биение жизни под ней...
--
Димка, ты такой холодный, - прошептала она.
--
Дождь на улице, - прошептал я, стараясь скрыть боль, которую вызвали ее невинные слова.
--
Я согрею тебя.
Вампиры плачут кровью. И я зажмурился изо всех сил, чтобы не допустить слез. Она говорила искренне, действительно любила и ждала меня... все это не было игрой.
Горячие губы скользили по холодной мраморной коже, опускаясь все ниже. У меня не было смертной женщины с момента превращения. Ее желание переплеталось с моим голодом в необъяснимое, неподвластное контролю пламя. И я не дал ей опуститься туда, куда она хотела.
--
Таня... Танюша...
Она уже лежала в кровати, прикрыв глаза. Я опустился на колени перед ней и целовал ее губы, глаза и щеки, грудь, нежный шелк кожи на животе; я просто сходил с ума, а она стонала, и кожа под губами мертвеца быстро покрывалась розовым.
Блаженство от вкуса ее крови было несравнимо ни с чем. Она извивалась и прижимала мою голову к своей шее сильнее и сильнее. Вместе с кровью я пил ее мысли, ее чувства, ее душу... я пил ее любовь.
Еще... еще... еще немножко... моя рука, ласкавшая ее левую грудь, на самом деле следила за ударами сердца. Вот и он, ритм предела, если я продолжу пить, она умрет. Я оторвал губы от ее горла, разрывая кольцо ее рук, переводя дыхание.
Она была истощена и теперь быстро засыпала. Но глаза следили за мной; рука приподнялась и утерла каплю крови в уголке рта.
--
Димка... как хорошо, - прошептала она. - Я люблю тебя, Димка...
Она заснула. В последний раз мертвые губы ощутили вкус губ живых.
Я входил в эту квартиру, как гость, а покинул через окно, будто вор. Мою жажду убийства утолил зазевавшийся на улице наркоман. Его кровь, дешевое пойло, которым я запил драгоценное вино ее крови, погасила смятение и внесла ясность. Я вампир, и останусь таким до самого конца, до той смерти, которую Одриния называла "финальной"... никто и ничто не сделает меня человеком.
Я не имею права на ее жизнь. Я не имею права на ее любовь.