Шевцов Андрей Владиславович : другие произведения.

Подборка стихов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  Ты поседела, Русь
  
  Над полем - Русь, в загашнике - тревога:
  Зачем дожди в косые купола?
  И кто-то пьяный, с мокрого порога
  Дойдёт до поминального стола,
  
  Утопит стопку в чёрном котловане,
  Раскатит слёзы по кривой губе,
  И кинется захлёбываться в ванне,
  С хрипотой причитая по тебе:
  
  Ты поседела, Русь! Ты поседела.
  И не виски твои, глаза - как снег.
  Пока старели юноши без дела,
  Твои ладони грели этот век.
  
  Узоры, ветки, завитки и смычки
  Впечатались в сердитые сердца,
  Сплелись в груди, как рельсы, перемычки
  Ивана, Марьи, матери, отца?..
  
  Без слёз моргает. И в мозолях веки,
  Хоть лад налажен, и облюблен люд,
  Мука с небес осыпалась в сусеки,
  Гремит в геенне огненный салют.
  
  Вошь вожделения... Спасётся ль паства
  От тонкой тени за худой стеной?
  Как белый червь на щётку лезет паста,
  И дышит ночь обугленной спиной.
  
  Ты поседела, Русь! Ты поседела.
  Зачем дожди звонят в колокола?
  Зачем душа без края, без предела,
  Спит на углу дубового стола?
  
  Никто не знает, отчего так грустно,
  Ты отпусти, печаль, нам надо, пусть...
  Как свежий снег, на сердце что-то хрустнет,
  Зачем ты с нами поседела, Русь?
  
  
   * * *
  
  Мой черный херувим с лирическим лицом,
  Без крыльев и без рук, без глаз и без сомнений,
  Ты придавил меня таким тугим концом
  Хо-хо-чущих сти-хо-творений.
  
  
  Антракт
  
  Собачки в городе голые, гордые,
  без шерсти и без хвостов,
  носятся, как монгольские орды,
  в поисках святых костров...
  Мост - стрелой, река - по свитку,
  в небе мандаринчик алый.
  Дверь, как детскую открытку,
  режет нож мемориальный...
  Изогнут бомж, он тихо спит
  безногим манекеном сломанным,
  очнётся, в душу тянет спирт,
  ведь слоганы все солганы...
  
  ...Маршрут 13-й. Слышали? Слышали?
  Сегодня пятница, как на грех.
  Сиденья - красными крышами
  подкидывают женский смех.
  В банке автобуса злой, как горошина,
  милая девушка с пухлым лицом
  улыбкой меня ни за что огорошила,
  и вышла, сверкнув обручальным кольцом.
  Я - за нею, усталый и брошенный,
  бью гробами-ботинками в такт
  каблучкам, словно конь укокошенный.
  Переход. Красный свет. Антракт.
  
  Глаз зелёнкой намазали. Шасть -
  побежали по солнечной улице:
  я - электророгатому в пасть,
  она - с красной пулей целуется...
  
  
   * * *
  
  Мне рифма рвёт плечо...
  Глаголы, словно дети,
  Бьют огненным мячом
  В двадцатое столетье.
  
  Вот полетел в зарю
  С небес осколок синий.
  О, Господи, я зрю
  Иудину осину.
  
  Над чёрною толпой
  Тучнеют чьи-то лица -
  Напялил образ Твой
  Низверженный Денница.
  
  Но рифма рвёт плечо...
  И ангелы у храма
  Целуют горячо
  Надорванную рану...
  
  
   * * *
  
  Зимняя дрожь... Первоцвет вдалеке...
  Март сонно дышит в сугробе.
  Наш поцелуй на хрустальной реке
  Теплится в воздухе, вроде.
  
  
  Дурак
  
  Поймаю сон, зажму в кулак
   и через речку брошу -
  Бубнил на паперти дурак,
   сняв с головы калошу.
  
  Глядел на мелочь, будто царь,
   и радовался свету,
  Струилась огненная варь
   с небес по силуэту...
  
  Ох, плавил воск родной народ,
   лез с поцелуем в доску.
  Дурак крестил открытый рот;
   язык - как красный лоскут.
  
  Сквозил засаленный армяк,
   и сидя в талой каше,
  Он кашлял - валенок размяк,
   светило солнце краше.
  
  Блеснул на колокольне крест,
  и сердце отгорело ало...
  Меж жёлтых луковиц, окрест
   плыло сияние. Пылало.
  
  
   * * *
  
  Распластана душа,
  дай, Бог, ей сил подняться,
  да вороны кружат,
  их чёрных крыл - тринадцать.
  
  Вся эта кутерьма
  летит по спелым венам.
  Я бы сошёл с ума
  и тенью полз по стенам.
  
  Но где-то на бегу,
  пред самою одышкой,
  я выдохну: Угу
  и голову - под мышку.
  
  Пусть снегом заметёт
  брусчатку сизый вечер.
  Моя душа цветёт
  там, где её не встречу.
  
  И жёлтая трава
  застынет в белой скорби...
  Ты, милая, права,
  во рту гоняя Orbit.
  
  Ты думаешь: поэт
  бессилен, безысходен.
  Моя слеза в ответ:
  мы с музыкой в разводе...
  
  
  Поэт
  
  Поэт под небом голубым -
  Всего лишь отраженье в луже
  Кровавых облаков, и дым
  Окурка, что тебе не нужен.
  
  Поэт, как с горкой туесок
  Черники, падающей в ноги,
  А жизнь - отчаянный бросок,
  Как рыбы от остроги.
  
  
   * * *
  
  Темы нет. Есть только лампа.
  И струится ржавый свет
  в тапок, как в дырявый лапоть.
  В светлый вечности момент
  
  тело удержу на стуле -
  пусть больнее и сильней
  буквы жалят в мозг, а улей -
  строки чёрно-белых дней.
  
  Пышет лампа, пишет ручка,
  я, нахохлившись, молчу.
  В тёмном небе мышка-тучка
  прошуршала к калачу,
  
  надкусила; с рваным боком
  месяц вышел на мороз.
  Я застыл - суровым оком
  к толстому стеклу прирос.
  
  
   * * *
  
  Осенний медленный закат,
  в сухих ветвях трескучий ветер,
  и туч могучий перекат
  в потустороннем, алом свете...
  
  Овраг в огне... Огни, огни,
  гудят стволы, стреляют сучья,
  Но вот одни угли, угли,
  да ночь, да темнота, да туча...
  
  А дни, как листья сожжены,
  земля чуть дышит, камень в коме,
  и нет ни друга, ни жены,
  нет ничего, пожалуй, кроме...
  
  Осенний меркнущий закат,
  в сети ветвей трепещет ветер,
  и туч могучий перекат
  гуляет, плещет по планете.
  
  
  Старый дом
  
  Я - годовалый, солнце - медь,
  раскрыта настежь рама.
  Вцепился, чтобы не слететь.
  К груди прижала мама...
  
  Во дворике горбатый пёс
  уснул у ног. Скамейка.
  Пыль на свету струится в нос.
  И ржавчиною - лейка.
  
  Старинный дом, косая твердь,
  глубокий подпол, кошка.
  За столиком худая Смерть
  облизывает ложку.
  
  Мне двадцать три, и суицид -
  так буднично и грешно.
  Лицо - дроблёный антрацит,
  горит вишнёво-нежно.
  
  Крючок. Верёвка - злая нить
  из солнечного неба,
  Но рвётся горло отменить
  белеющую небыль...
  
  
   * * *
  
  Пропасть с локтями в локонах,
  Признаться синеве...
  Осенний чёрный колокол
  Рыдает обо мне.
  
  
  Ночь Руш
  
   И ночь седым соседом в телогрейке
   Испрашивает звёзд, а не любовь.
   О. Мехоношина
  
  Ночь. Тоска отброшена
  Светом в окоём.
  Ольга Мехоношина,
  Мы сидим вдвоём.
  
  Руш. Из комнат люксовых -
  Постмодерна блажь,
  Будто чёрный крюк совы
  Пропахал этаж.
  
  Ночь. И месяц скошенный.
  Прядочка на лбу.
  Ольга Мехоношина,
  Я тебя... люблю.
  
  Ночь. И слово брошено
  Навсегда в Тагил.
  Ольга Мехоношина,
  Люб тебе? Иль мил?
  
  Руш. Поэты синие
  Дрыхнут в номерах.
  Сосны, снег и лилии
  В водочных парах.
  
  Ночь. Рассвет раскрошенный.
  Шелест тонких губ.
  Ольга Мехоношина,
  Люб? И шёпот...
  
  
   * * *
  
  Вино прокисло, женщина ушла,
  Среди берез гуляет Смерть в исподнем,
  И фонари торчат из-за угла,
  Как желтые порталы преисподней...
  
  Читаю Книгу. Острые слова
  Сейчас проникнут в тело, но, возможно,
  Воскреснет отсеченная глава...
  И Саломея спляшет осторожно.
  
  Так где же затянувшийся рассвет?
  Молчит рыбак, не вытянув улова.
  И только от осины - горький свет,
  И только страх евангельского слова.
  
  
   * * *
  
  Мы пили чай, твои улитки спали,
  Сгущалась тьма, фонарь был за окном,
  И листья падали, и души отлетали...
  И пятки шевелились под сукном.
  
  
   Помощница судьи
  
  Январь искрит. И замерла река.
  Меня целуешь, встав спиной к обрыву...
  Плавник ерша, замерзший на века
  (как гибель мира вижу эту рыбу).
  Трещат деревья. Выстрелы берез.
  Луна в засаде. Каменные стены.
  И монастырь. И сипло воет пес.
  И муж подозревает об измене.
  
  Ты молишься и в церкви, и в суде -
  там рясы судей, белая богиня;
  я б расписал ей мраморное вымя
  (ведь не весы, перо - в моей руке).
  Перо иль нож - во тьме не разглядеть...
  Я сам юрист, и знаю все уловки.
  Ты хочешь в судьи? Мантию надеть?
  Мне чьи-то судьбы взвешивать неловко.
  
  ...Припомнишь ли? У моего окна, -
  в одном чулке, ты мужу говорила:
   - В Сибиряке. Не веришь? Да, одна.
  Тебе поклясться? Скоро буду, милый
  (как сталь, светило женское плечо,
  я целовал - от шеи до лопатки).
  И бросив трубку: - Ну, давай еще...
  Как надоели мужнины повадки...
  
  Мы - с богословских курсов. Снежный наст.
  Ты набожна. Я верю только Музе
  (предвидя, что банален смертный час,
  я неизменен в творческом союзе).
  Твой муж - начальник цеха, а я - нет;
  а на вопрос, кем, черт возьми, я буду:
  - Судьей? Директором? - Поэтом! - мой ответ, -
  и пусть мою главу несут на блюде.
  
  Пора трубить истории отбой:
  блеснув пером, я падаю с обрыва...
  Она жива, авто- шуршит домой,
  но гибнет ерш, и бьется мир, как рыба.
  
  
   * * *
  
  Звонила Муза: "Холодно в Тюмени,
  А в Греции - подруги и друзья,
  Я улетаю, ешь свои пельмени,
  Рифмуй, как хочешь, хоть: гвоздя-груздя.
  
  Я промолчал, пошел ворочать строки,
  Таскать слова, замешивать строфу,
  Мне 30 лет, и обжигают сроки...
  Взяв лунный серп, ночь выйдет на тропу.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"