Аннотация: понятие азимутальности пользую уж годков пятнадцать--дондеже оскуде бысть скудость
Азимутальность, или ниббоддхи
Не может не умилять то, как давеча один преосвенцоны укробискуп вычитывал некоему отцу от РПЦ относительно упорного нежелания "византийцев" постичь свет латинского мировосприятия и невыносимую легкоусвояемость эйдоса майданов. Свою заочную лекцию яснопреложеный легат густо пересыпал обширными перекрестными цитатами из основ социальных концепций обоих миров. Среди прочего, не преминул отметить зияющую пропасть между их отправными точками--меж акцентом на обуздание скверны versus реализацию свободы. Несколько странно было слышать, словно бы некое откровение, о свободе и достоинстве личности там, где и распекаемая конфессия не устает говорить о том же--правда, именно о тождестве свободы и личности, а не о разгуле произвола индивидуев, чья окремишно-самостийницкая свобода есть скорее иллюзия, преподанная первым "правдолюбом" еще в Едеме.
Не может не впечатлять и то, сколь последовательно латинореформаты дмятся собственной ограниченностью, копеечной аналитичностью, неспособностью связать локальные видения, склонностью к точечно-инкогерентному цитированию, поиску смысла и жизни в кусках и дребезгах членимого. Как живо откликаются на всякие веяния в апомодерновой философской мысли, беззастенчиво наполняя свои концепции прямыми заимствованиями терминов и выдавая оные новшества за visio sub specie aeternitati. Сосуществующие массы и скопления--нет, даже не парадигмочек произвольных, но попросту досужих теореек--не раз еще сменятся на дню, однако нас уже теперь и всякий раз призывают к приятию новелл как истин в предпоследней инстанции. Причем арбитрарных доводов не далее аристотелевых силлогизмов им хватает и на то, чтоб освятить и такие проявления их "свобид", как иррационально-эгоистичный рынок, в том числе политпродукции,--то бишь, мамону вкупе с основными эманациями. Освятить априорно даже там, где поколебались бы и Гелбрейт с Бжезинским.
Разумеется, от подобных просветлений несвободны бывают и снобы от буддистского лагеря, склонные всякий раз откликаться на научные утверждения: "Садху! Садху! Все то же сказано и в буддизме! Все эти колебания, фазы, фермионы и дуальность--все там присутствует и читается!" Их не особо смутил бы нехитрый мысленный эксперимент, который бы показал, что в случае "парадигматического сдвига", или попросту смены научной моды (скажем, в сторону суперструн и бран, лиевых расслоений или лизиевых Е8), последует и смена толкования ими своего же сокровенного. В лучшем случае, вслед за далай-ламой, удивятся мнимой двойственности волновости-корпускулярности; в худшем же и более исторически реализуемом--не престанут поражаться зияющей непросветленности собратьев из прочих сект.
Разумеется, маху дают и околоправославники из скандально небезызвестных метадьяконов. Оно бы, конечно, было и не совсем благородно с нашей стороны контрольным да вдогонку, кабы не опыт самообнаружения в числе первобозбухателей насчет сей персоны--его дьяконски ненасытной страсти к профанированию великого и провоцированию ненависти к альма-матер под знаменем катарсиса во ослабление оной враждебности. Так, заискивающий снобизм как-то причудливо и вместе предсказуемо реализуется в полном соглашательстве научному методу в отсутствии всякого опыта соприкосновения с конкретными науками или творческим поиском с элементами обнаружения. Позитивизм, если и мог быть достопоклоняем в первые дни существования, едва ли заслуживает сквозь века пиетета, заявляемого нередко и к небессумнительным персонажам национально-освободительных движений, притязающих на мудрость и всеведение даже в свете заднечисленных иллюзий. Поныне освящаемых укролатинянами купно с латинореформатскими искателями теней в царстве ослепительного мрака.