Это личная катастрофа, которая пришла скорее извне. Когда то, что было тебе дорого скорее как долг чести, во что пытался вчувствоваться даже без прямой ассоциации, вдруг явило свою доселе ускользавшую онтологию. Которая сводится к одному: девиантности, бессмысленной и беспощадной. В самом самоназвании заложена склонность к крайностям и к урезанной идентичности. Самоидентичность, чуждая полноты, и потому питающая и питающаяся ненавистью к Руси вопреки изначальной прерогативе. Цинизм, взывающий к прекраснодушной эмпатии русских вообще, пусть и в извращенных преломлениях оной, как в случае русских джихадистов и русскоязычных коллаборационистов.
Причем факт говорения на одном из старорусских наречий не является ни необходимым, ни достаточным, хотя и может служить неким феноменологическим коррелятом, уводящим от сути. Примером тому могут служить все те же вырожденцы, если только речь не идет о банальной продажности и властолюбии как сингулярности страха. Они могут заявлять о себе как о ваххабитах, не зная ни аята из Корана и ни слова по-арабски. Они склонны объявлять себя русскими бандеровцами, словно и не желая оказывать наречию честь попыткой изучения. Наиболее же щирые, практикуя оное, как правило, делают это крайне несовершенно, опять же обнаруживая сомнительное уважение к собственным корням. О таких писывали и Шевченко, и Косач-Украинка. Наконец, можно прекрасно владеть наречиями и любить их, при этом найдя в себе силы преодолеть пикантность злых чар, лукаво апеллирующих к жалости уничтожаемых и растлеваемых.
И все это лишь эманация "кали-юги"--эпохи или уклада брани и мелочной аналитичности, иезуитского цитирования и лукавой казуистики, копеечной эффективности и творческой стерильности. Все это не имеет отношения к народам и нациям, а скорее иллюстрирует единую расу низших, мнящих себя элитой: расу расистов, скудоумных и злобных. Чьи этноцеркви или институциональные экспансии призваны лишь освящать их пути и помогать бестии в притязаниях на легитимность, а то и гегемонию.
Хочу, чтоб не пролилось ни капли крови в священной брани--но для этого нужно пролить реки мысли. Знаю, что любовь превыше частных правд, но вне мудрости нет ни любви, ни правды. Лукавый склонен взывать к лучшим чувствам, казать на "тиранию" Божественного. Но когда сама Любовь в опасности, и когда Истина ненавидима, приходится отложить любовь к оным Их врагам. Это не наши личные враги, и прощать их нам не с руки.
Русь же--да вместит многое и многих, как вмещала доселе. Она не в национальностях, ибо ближайшие родичи враждуют наиболее люто. Не могла быть создана широкая общность и полная идентичность, кабы не имела потенциала, оживляемого усилиями--образа в подобии. Ее сила и сущность--в правде любви, ее погибель--в уклонении. Уничтожить ее невозможно--как разве если сама себя убьет, отступив от мудрости. Сама же и возродит себя, призвав Истину и послужив прочим в любовной мудрости. Иной Русской Идеи нет и не будет. Как нет иной идеи человека и человечества.
P.S. Но любовь не должна быть удушающей: надо уметь отпускать--в свободное плаванье, в ненависть, в погибель. Сам Бог, сокрушаясь, отпускает.