Аннотация: Последний раз из Сухуми я уплывала теплоходом в Одессу, где жила теперь моя бабушка Тося. На дворе стояла теплая осень 1985 года.
НЕПОСЛУШНАЯ ПАМЯТЬ
Последний раз из Сухуми я уплывала теплоходом в Одессу, где жила теперь моя бабушка Тося. На дворе стояла теплая осень 1985 года. Очередная семейная жизнь уже повисла у меня камнем на шее, и в смутном предчувствии скорой разлуки я медленно сошла по ступеням почти полностью заросшего виноградом и глицинией дома. У калитки сердце предательски защемило, но я, не откликнувшись на этот немой призыв, продолжала деловито наставлять сторожа, притворно беспокоясь о скором урожае мандаринов.
Теплоход мягко, словно от резиновой, оттолкнулся от набережной. Плавно ухватившись за какие-то невидимые канаты, исходящие из средины моря, подтянулся на них и медленно погрузился в непроницаемую мглу ночного простора воды. Как не похоже это удаление на противное ёканье в животе от тряски самолета по взлетной полосе или на проплывающие мимо тебя мусорные задворки железнодорожного вокзала. Городок уходил, отдалялся, пока не стал россыпью огней на узкой полоске земли между двумя стихиями - морем и небом, то есть вернулся на свое законное крохотное место вместе со своими маленькими, но полными южного самодовольства обитателями.
Отплывшими пассажирами быстро овладело лихорадочное веселье какого-то пира во время чумы. Не прошло и часа, как все едва держались на ногах, несмотря на полный штиль. Объявленный в то время в нашей стране сухой закон вызывал у всех пассажиров нестерпимую жажду, и официанты сбились с ног, разнося в бутылках из-под фанты водку, для конспирации разбавленную апельсиновым соком, и молдавский коньяк под видом заграничной пепси-колы и отечественного "Байкала". За одним со мной столиком оказались тогдашние хозяева жизни - автомеханик с роскошными усами Бальзака, могучая, как Родина-мать, заведующая гастрономом в городе Сочи и сильно смахивающая на барсуков чета зубных техников. Дым стоял коромыслом всю ночь. Море тоже решило порезвиться. Началась качка. Заведующая, играя бриллиантами на всех выпуклых частях тела, танцевала на уходящей из-под ног палубе с автомехаником. Тот щекотал партнершу своими роскошными усами. Дородная тетенька кокетливо взвизгивала, как маленькая девочка, и заливалась счастливым, слегка идиотским смехом.
Наутро капитан, маленький, старый, обрюзгший армянин, и его помощник, иссиня-черная полногрудая и тонконогая еврейка, поздравили малочисленную группу способных к передвижению пассажиров с прибытием в Батуми. Надо было быть слепым, чтобы не заметить, что капитан и помощник - любовники на последней, истошной стадии полной безысходности от надоевшей обоим близости, когда даже присутствие посторонних уже не может удержать их усталого раздражения друг другом.
Мне понравился Батуми - маленький, грязный, весь доверчиво повернутый к морю. С бестолковым движением автомобилей, пыльными пальмами вдоль берега. С корявыми, словно наспех скроенными лавчонками, полными всякого хлама. С прыткими аджарскими старухами, закутавшими в черное свои сухопарые, будто высушенные, провяленные солнцем, тела, и с полными, округлыми, медлительными молодыми женщинами в ярких платьях, лица которых так же резки, как и цвета их одежды. Экскурсия по городу завершилась посещением ботанического сада, где жаждущих острых ощущений курортников заинтересовали только разрушения, что принесла оранжерее последняя необычайно холодная зима, да заморенный медвежонок, которого дергали за поводок и щипали за уши двое небритых грузин, понукая сниматься в обнимку с туристами.
Отплыли поздно вечером. Ночью море снова разволновалось. Оно фыркало, как норовистая лошадь, и пыталось лягаться большими темными волнами в надежде выкинуть теплоход на берег. Ветер на палубе сбивал с ног и таскал по полу легкие пластиковые стулья. Я медленно шла вдоль борта, хватаясь за поручни и заглядывая в иллюминаторы. Это было неприлично, но безумно увлекательно. Дойдя до кормы, я вцепилась в перила, с наслаждением подставив тело под мощные порывы ветра, и во весь голос проорала все песни о море, которые знала, начиная с любимого моим дедушкой-революционером "Прощайте, скалистые горы...". Ветер и волны как будто обрадовались моим воплям и взревели еще сильнее. Устав голосить и замерзнув, я вернулась в каюту и заснула как убитая счастливым сном без сновидений.
Второе утро плавания выдалось пасмурным, мы проходили мимо Ялты без остановки. Море стихло, но тучи продолжали набухать, словно дрожжевое тесто. Выйдя на корму, я рассеянно взглянула на город - и замерла от изумления. Справа шел берег, слегка подернутый туманом, со смытыми очертаниями домов и деревьев, почти сливаясь с горами вдали в одну цвета спелой сливы зыбь. А слева предрассветные тучи настолько точно сымитировали очертание берега, что небо казалось отражением земли. Секунду заоблачная твердь стояла неподвижно, потом дрогнула и двинулась за горизонт, уступая место солнцу. Через мгновение все затопил яркий свет. Сливовый мираж обратился в красавицу Ялту. Веселая, чистая, вся в белых каменных домах с витыми балконами и строгими маршами лестниц, убегающими все выше и выше, и словно на секунду остановившаяся передохнуть перед загородившими горизонт горами. Ялта похожа на молодую женщину, которой легко и радостно бежать на стройных ногах вверх, ловко перепрыгивая через кустарник и расщелины. Если смотреть с моря, то на полпути к вершинам, среди зеленых кипарисов, стоит белая, со сверкающими золотом шапками церковь. Словно в зеленом гнезде крон окружающих ее деревьев сидит белая невиданная птица с золотым гребешком.
Как избирательна наша память. В тот год я поменяла работу, вышла замуж, переехала в новую квартиру. Горбачев сменил Черненко. В СССР объявили перестройку. Наша страна, а следом за ней и весь мир пришли в движение. Началось последнее в этом веке геополитическое перераспределение мира. Но все это стерлось, потускнело и забылось. По-настоящему важным оказались только увитое виноградом крыльцо старого дома, где я была так мимолетно и пронзительно счастлива, протяжный рев ночного моря и призрачный образ города, в котором я так никогда и не побывала. Чуткая память сердца навсегда сохранила эти воспоминания яркими и незамутненными, словно это было не давным-давно, а все еще длится и длится прямо сейчас, стоит только закрыть глаза.