Аннотация: Рассказ выставлялся на конкурс детектива, где лавров не снискал (15-е место). Теперь выносится на суд широкой общественности.
КОЛЯСОЧНИЦА
С самого начала этот месяц не заладился. Прямо первого апреля, как бы в злую шутку, кто-то умыкнул детскую коляску от дверей поликлиники по улице Томина. Пустяк, казалось бы. И он сначала так подумал. Но третьего, четвертого и пятого история повторилась. Вот тут они зашевелились, а когда за последующие две недели число похищенных колясок перевалило за десяток, - забегали. Где-то кому-то привычно били морды, кого-то насиловали, но хулиганы и насильники ходили безнаказанными, не до них было: всем отделением они ловили "колясочницу". Уже были ее неплохие приметы и даже фоторобот, уже изучили они ее "бандитские" повадки и предпочтения - а взять все не могли. Она же, зараза, тем временем расширила свой ареал, так сказать: стала таскать коляски и от расположенной неподалеку детской поликлиники по улице Красина.
В один из дней эта сука умыкнула одну за другой сразу три коляски. Все. Финиш. Процент раскрываемости по району медленно, но неотвратимо пополз вниз.
А район, надо сказать, и без того был довольно пакостным: оба городских вокзала, центральный рынок, крупнейший в городе (как позднее стали говорить - градообразующий) завод - все умудрились втиснуться не его территорию. А что такое завод, где одних цехов - под сотню, и в каждом из них гегемон каждый день да через день норовит что-нибудь спереть? В ту пору их сильно доставали кражи плат со станков с ЧПУ (компьютеров тогда еще не было). Плата - это маленькая фитюлечка, содержащая не то золото, не то платину, но без нее станок не фурычит. Ну, и шмутки из цеховых раздевалок регулярно уходили, автопокрышки из транспортного цеха, еще там чего по мелочи. На круг неслабо получалось. А вокзалы? Там в окрестных трущобах бандюганские семьи целыми династиями произрастали, от отца к сыну бережно передавая воровские традиции. Чрево Парижа, Содом и Гоморра.
Сеть на колясочницу широко раскинули. У обеих поликлиник, на вокзалах, городской барахолке (ведь где-то надо коляски сбывать?) дежурили опера в штатском, фоторобот ее был у каждого постового милиционера, близлежащие кварталы обшманали не по одному разу, весь контингент психдиспансера - тоже. Обычный график дежурств полетел к черту, пришлось заводить два: "нормальный" и "под колясочницу". Опера не высыпались, ходили уставшие и злые. А было-то их на разбросанный стотысячный район всего девятнадцать гавриков да еще четыре сержантика, младших инспектора, по одному на каждую зону обслуживания.
Наконец, наметился некий просвет. В одно из дежурств опер пошел по приметам за одной бабенкой, покатившей детскую коляску от поликлиники по Томина. Однако сомневался: приметы - приметами, а пост бросить пришлось. Ну, как ошибся? Проходя мимо мусорного контейнера, баба выбросила туда что-то из коляски. Опер, поравнявшись с баком, заглянул и обнаружил, что это была детская игрушка - кукла. И вполне пригодная. Вот те раз! Зачем же куклу выбрасывать? Ускорил шаги, но не успел: баба села в подошедший автобус и уехала.
На разборе полетов оперу досталось крепко. Тем более, что в этот же день пропажа злополучной коляски была заявлена. Сергей рвал и метал. Подумаешь - автобус! Ты что, не мог любую машину тут же схватить, остолоп? Да что возьмешь с молодого оперка, который в сыске - без году неделя?
Однако стал известен автобус. "Шестерочка". Он проезжает между двух поликлиник, минует оба вокзала и уходит в пригородный поселок Увал, принадлежавший в ту пору другому району, сельскому, который кольцом опоясывает город. Вот только неясно, куда эта стерва поехала. Может, она на пригородном вокзале сошла и дальше - электричкой до родного "Пенчекрякова"? Или до самого Увала укатила? Поди гадай.
Сергей пошел к начальству. Оперских сил не хватает, подмогните, братцы, участковыми инспекторами. Это же нужно теперь окрестности всех остановок "шестерки" перелопатить. Одни не справимся. Выделили ему аж восьмерых бравых гвардейцев. Сразу заметно полегчало. Графики стали более щадящими, люди чаще менялись, меньше уставали, зорче смотрели.
Процент раскрываемости между тем упал ниже низшего, и по результатам четырех месяцев Сергей из лидеров в одночасье скатился в отстающие. Два его коллеги, начальники угро соседних райотделов, на словах сочувствовали, но в душе, подозревал Сергей, наверняка радовались: во-первых, обошли конкурента, а, во-вторых, стерва эта гарцует не по их угодьям. Тьфу-тьфу, пронеси, Господи!..
К началу мая пропало двадцать три коляски.
И тут, как на притчу, подоспела коллегия УВД. Кто не знает - это как бы совещание, только круче, примочки там погорячее ставят. Шеф мог бы идти один, но он прихватил с собой Сергея. Главного виновника, так сказать. Сидят, ждут своей очереди, с тоскою слушают победные рапорты соседей. Шеф по-быстрому отчитался: немного о том, немного о сем, а как до раскрываемости преступлений дошел - кивнул на Сергея. Вот, мол, товарищ генерал, я тут Прокопьева прихватил, он более подробно может вопрос осветить. Хорошо. Иди сюда, Прокопьев, расскажи, как дошел до жизни такой.
Принялся Сергей, как положено, про достижения "лазаря петь" - не дали. "Ты мне лучше вот что скажи, - прервал его генерал, - сколько еще нужно утащить колясок, чтобы вы, наконец, прекратили этот беспредел?" А Сергей возьми да и ляпни с перепугу: "Больше ни одной!" "Ну-ну, - говорит генерал, - посмотрим. Слово не воробей, придется отвечать". Сел Сергей на место и думает: "Кто меня, дурака, за язык тянул? Ох, не сносить мне теперь головы!" Да и шеф на него сердито косится, недоволен.
Через некоторое время удача снова им улыбнулась. Или, наоборот, - крупно не повезло. Это как посмотреть. В засаде у поликлиники по Красина стоял участковый из приданных сил, он высмотрел похожую кралю, довел ее с пустой коляской до "шестерки", сел туда, и покатили они мирно в сторону Увала. Герою нашему, как он потом рассказывал, все-таки показалось, что баба его "сфотографировала". Но виду не показывала. И вот в центре города, у одного из гастрономов, она сошла. Участковый, через другую дверь, чтобы не вспугнуть, - тоже. И здесь он, расслабившись, капитально лопухнулся. Прямо напротив автобусной остановки, у стены гастронома, стояли автоматы с газированной водой. Не раньше, не позже приспичило ему водицы хлебнуть за копеечку. Жажда, видите ли, замучила. Подошел парень к автомату, взял стаканчик и обернулся, чтоб посмотреть, где колясочница. А ее и след простыл. Одна коляска сиротливо на пустой остановке стоит. Буквально на секунду, говорит, я ее из виду выпустил - и на тебе! Заметался туда-сюда, а что толку? Потом уж сообразил, что она, скорее всего, обратно в автобус успела запрыгнуть. Ну, баба!
Слушает Сергей доклад участкового и не знает: то ли плакать ему, то ли смеяться. Ладно, хоть коляска цела осталась. Удвоили они бдительность. В буквальном смысле: стали по двое на посты ставить. С вокзалов и барахолки людей убрали. Не появлялась она там.
Сергей лично подался на Увал, к соседям. Поговорил с тамошними операми, участковыми, обрисовал ситуацию. Нужна, говорит, бабенка, возможно - одинокая, возможно - шизанутая, возможно - потерявшая недавно ребенка. Приметы такие-то, вот вам и фоторобот впридачу. Заверили, что помогут. Хотя надежда слабая. Сергей по опыту знал, как мало охотников чужие преступления раскрывать, со своими бы разобраться.
На девятое мая закатило начальство торжественное мероприятие: сначала доклад с президиумом, а на десерт - закрытый просмотр нового фильма "Холодное лето 53-го". Тогда это модно было - закрытые просмотры только для своих. Все, мол, простые люди, еще не видели, а вы, избранные, уже смотрите. Цените и служите еще рьянее. Причипурились все, жен под ручку взяли - и на просмотр. Ничего, вроде интересно. Посредь кинухи открывается дверь, кто-то входит и в темноте у близсидящих чего-то выспрашивает. Потом по рядам пробираться стал. Остановился у края Серегиного прохода и страстным шепотом спрашивает: "Прокопьев здесь?" Шибко это Сергею не понравилось. Вышли они с черным человеком в вестибюль, тот оказался дежурным по УВД. Генерал пред светлые очи требует. Бросил Сергей жену одну кинуху досматривать, поехал на дежурном "Уазике" на ковер. Генерал с порога чуть ли не ногами топочет. "Доколе!? - кричит. - Ты чего обещал?!" Ну, и так далее. Оказалось, что эта стервоза еще две коляски умыкнула, пока они культурный уровень повышали. Дал генерал неделю сроку, а потом готовься на вылет, в рядовые опера. Ну, придушил бы, гадюку, собственными руками!
Прошло еще три дня. Еще одна коляска улетела. В управу хоть не показывайся: народ уж чуть не в глаза смеется, только о колясках и разговору. Один чинуша, который живого жулика в глаза никогда не видел, участливо так спрашивает: "Может, из Москвы бригаду вызвать?" Стыдоба!
И тут позвонил увальский участковый, пожилой дядька, много лет проработавший на одном участке и хорошо знавший всю тамошнюю публику. "Сергей Иваныч! Есть подходящая бабенка. Я сам не лезу, чтоб не напортачить. Приезжай, разберемся".
Сергей - пулей на Увал. Прихватил с собой старшего опера из опытных. Всю дорогу - как на иголках, чуть дырку в сиденье не провертел своим мосластым задом. Участковый рассказывает: "Тамара Ивановна Милютина. Живет одна. По приметам сильно похожа. С головой не дружит, по этой причине ее с год назад по суду ограничили в дееспособности, отобрали ребенка и отдали его в детский дом. Живет на крохотную пенсию по инвалидности да еще подрабатывает мытьем полов в разных конторах. Пару раз соседи видели ее с детской коляской, но значения не придали: мало ли, тоскует по дочке, что с нее возьмешь? Хотя полной дурой ее назвать нельзя, как-то это у нее местами..."
Сергей, еще не дослушав, понял: вот оно! Все в цвет! Пошли к Милютиной, с помощью соседки уговорили открыть дверь, зашли, а там - пещера Аладдина. Чулан битком и еще полкомнаты колясками заставлено. До ночи оформляли бумаги, описывали и изымали коляски, грузили их на найденный участковым грузовик. Вернувшись в отдел, сдали Тамару Ивановну дежурному следователю, а сами - к таксистам за водкой. Тогда только так можно было ночью спиртное достать. Загужбанили с опером по полной программе. Уже изрядно поддатые, позвонили домой Серегиному заму - Володе. Тот, узнав, в чем дело, примчался еще с двумя пузырями и домашней закуской. К утру выпали в осадок.
Следующий день, естественно, получился нерабочим. Опера, разбившись на кучки по интересам, тоже радовались, как могли. Мыкавшие с ними горе участковые проявляли солидарность. Лишь на третий день ситуация вошла в русло. Доложили начальству, выставили сразу двадцать семь карточек на раскрытие и понемногу успокоились. Процент раскрываемости мигом подскочил, но прежних высот все-таки не достиг: слишком многое было упущено на других фронтах. Залатывать образовавшиеся дыры пришлось потом еще долго.
Прошел примерно месяц. Как-то, едучи по городу в злополучной "шестерке", Сергей нос в нос столкнулся с тем самым увальским участковым.
- О, привет, Пахомыч! Как жизнь?
- Да все нормально, Сергей Иваныч! Как там наша Тамара Ивановна?
- Сидит в узилище, грехи замаливает. Жалко бабу: и так-то Богом обиженная, а тут еще срок корячится.
Повздыхали, потолковали о превратностях человеческих судеб, о погоде, о природе, о видах на урожай на увальских полях. Уже сходя, Сергей неожиданно для себя спросил:
- А дочка-то у нее почему в детдоме? Где мужик-то?
Пахомыч пояснил:
- Был мужик. Но незадолго до того, как ей с катушек съехать, исчез куда-то. Бабы говорят, у нее от того и шиза началась. Переживала, мол, сильно. Хотя мне сомнительно. Не очень-то они ладно жили, поколачивал он ее.
- Что значит - исчез? Сбежал к другой?
- Да нет, он официально в розыске как без вести пропавший. Как сквозь землю провалился. Поехал к брату в гости, в Казахстан, но не доехал. И домой не вернулся. Нету мужика.
На том и разошлись. Через какое-то время, встретив в коридоре отдела следователя, который вел дело по коляскам, Сергей спросил:
- Саня, ну как там у тебя? Скоро заканчиваешь?
- Да еще деньков десять - и в суд. С терпилами мороки много. Экспертиза тоже муторная.
- Я вот все у тебя спросить хотел: а на фига ей эти коляски нужны были?
- Ну, тут интересный заскок. Она хотела дочку из детдома утащить, вот и подбирала ей коляску. А того не учла, дура-баба, что дочка уже подросла и без коляски вовсю бегает.
В последующие несколько дней Сергей предпринял ряд действий, совершенно ничем не мотивированных и никакой необходимостью не вызванных. Например, он поручил своему розыскнику связаться с увальским коллегой и узнать подробности розыскного дела на Милютина. Оказалось, что, находясь в отпуске, Василий Милютин уехал к брату в Казахстан и по дороге где-то пропал. Расспросы жены, брата, соседей, коллег по работе ничего не дали. Вскоре после этого с Тамарой Милютиной случился припадок, после которого она и тронулась рассудком. Дочку пришлось забрать. Близкой родни у Тамары не оказалось, поэтому девочку отдали сначала в больницу, а потом - в детский дом.
Кроме того, Сергей смотался на Увал и поговорил с соседями Милютиной. Его смущало странное сумасшествие Тамары. Действительно, здесь многое не вязалось. В страстной любви супруги Милютины замечены не были. Напротив, благоверный частенько бивал свою суженую и вообще во хмелю был довольно буен. По молодости он даже отсидел год за хулиганку. Но если не безмерное горе по сгинувшему неизвестно куда любимому человеку сбило Тамару с катушек, то что?
Иной раз Сергей спрашивал у себя: "Зачем тебе это все? Угомонись!" Но какой-то бес упорно толкал его в ребро. Нюх сыскаря-профессионала подсказывал: здесь пахнет жареным. Он решил поговорить с Тамарой. Следователь без лишних расспросов выписал ему разрешение, и он покатил в следственный изолятор. Никакого конкретного плана у него не было. Он даже затруднился бы сформулировать, что именно его интересует. Надеялся на опыт и интуицию, которые не раз выводили его к цели.
Разговор поначалу не клеился. Тамара была подавлена, дичилась, часто отвечала невпопад, словно мысли ее (интересно, какие у шизиков мысли?) были где-то далеко. Постепенно Сергей нащупал точки соприкосновения. Она охотно говорила о дочери, всей эпопее с колясками и даже похихикала над незадачливым участковым, которого так ловко провела возле автоматов с газированной водой. Она вполне сознавала свое болезненное состояние и сетовала, что из-за этого лишилась дочки. "А ты хотела бы выздороветь?" - спросил Сергей. "Да, конечно, я непременно выздоровлю", - ответила она. Однако стоило заговорить о муже, как она замыкалась. "Неужто вправду из-за него она шизанулась?" - недоумевал Сергей. По его понятиям, в этом случае она должна была отзываться о муже по-доброму, хвалить его, сожалеть об утрате. Ничего этого не было. К концу разговора некий психологический контакт все же установился. Она даже спросила, приедет ли он еще. Сергей пообещал.
Еще несколько раз он приезжал к ней, привозил фрукты, печенье, купленные на свои небогатые оперские доходы, и с каждым разом все больше и больше убеждался, что "собака зарыта" в Василии Милютине. "Куда ж ты делся, мужик?" - думал Сергей.
Однажды бес надоумил его применить старый оперский прием, настолько же дешевый, насколько эффективный. Не одно поколение сыщиков пользуется им из века в век, а он все работает и работает. Условно его можно назвать "очисти душу" или "сними грех с души". Во времена инквизиции он, вероятно, назывался - "покайся". В случае с Тамарой Сергей решил сыграть на ее страстном желании вылечиться. Он затянул волынку в том смысле, что вот у меня есть знакомый профессор, который говорит, что очень часто болезнь не проходит потому, что в душе у пациента есть некий блок, камень, который мешает ему вздохнуть полной грудью. Часто таким камнем бывает какой-нибудь неблаговидный поступок, грех, который больной скрывает от всех. Нужно убрать этот камень, снять грех с души - и тогда наступит выздоровление. К его удивлению, Тамара выслушала эту лабуду очень внимательно и как бы ждала продолжения. "И тогда тебе отдадут твою Анютку", - добавил он. В ее глазах блеснули слезы. "Ведь это связано с Василием?" - спросил Сергей. Она кивнула. "Что ты с ним сделала?" - осипшим голосом прошептал он. "Убила и закопала!" - так же шепотом ответила она.
У Сергея стало муторно на душе. "Доигрался, опер хренов! - с тоской подумал он. - Нашел на свою задницу приключение!" Однако старое оперское правило предписывало ковать железо, пока горячо. Он тут же вывел разговор в то русло, что, дескать, и фиг с ним, с Василием, плохой был человек, тут главное, что ты сняла камень с души. Развивая эту тему, он всячески очернил и обесценил бедного Васю, однако в конце заявил, что нужно непременно показать, где Вася лежит. Она согласилась. "Вот увидишь, все будет хорошо!" - почти с отвращением к себе выговорил он.
Дальнейшее было делом техники. Отпустив Тамару пообедать, он за час вызвонил прокурора (убийства - их подследственность), судмедэксперта, парочку своих оперов - и они покатили лопатить увальские леса. Это оказалось делом непростым. Поковырявшись в трех или четырех местах, бригада засомневалась, не водят ли их за нос. Прокурор вспомнил, что надо сперва допросить подозреваемую, и Сергею стоило больших трудов уговорить его не делать этого сейчас. "Давайте сначала Васю найдем, а то и допрашивать не о чем будет", - выдвинул он веский аргумент. Наконец, он отвел Тамару в сторону и спросил: "Что, не можешь вспомнить место?" "Я не помню всех мест, - ответила она, - он не весь здесь лежит, еще - вон в том леске".
У Сергея, что называется, подкосились ноги. Проглотив ком в горле, он попросил: "Покажи, где помнишь". Она повела. Немного отстав, Сергей взял прокурора за рукав и обрадовал: "Похоже, расчлененка". Тот тоже изменился в лице.
До конца дня они выкопали в разных местах три целлофановых мешка, в которых оказались рука и обе ноги. Осмотрев руку, судмедэксперт сказал, что папиллярные узоры сохранились неплохо, и беднягу можно будет идентифицировать, если он есть в картотеке. "Есть, он судим", - заверил Сергей.
На следующий день они нашли недостающие мешки. Сергей хотел было увильнуть от этой процедуры, но прокурор настоял. "У тебя с ней психологический контакт", - заявил он. "Да уж, контакт, будь он неладен!" - с грустью подумал Сергей. Весь его пыл прошел, в глубине души он уже пожалел, что раскопал всю эту историю. "И лежал бы этот Вася тут еще сто лет, и фиг бы с ним!" - думал он. Почему-то было жалко не столько Васю, сколько Тамару.
Позднее прокурор сообщил ему, что Тамара убила мужа, защищаясь от его пьяных кулаков, расчленила тело в ванне и на детской коляске вывезла по частям в лес. "Ну вот, и коляска объявилась, - подумал Сергей, - с чего начали, тем и кончили. И шиза ее теперь понятна: попробуй-ка распили родного мужа - и не тронься!"
Судили Тамару осенью. Убийство при превышении пределов необходимой обороны, чистосердечное раскаяние, активная помощь следствию, душевное заболевание - короче, получила она по минимуму. Через какое-то время до него краем донеслось, что в психушке закрытого типа, где она содержалась, она заметно пошла на поправку и даже поговаривали о возможности полного выздоровления.
"Вот тебе и "камень с души"! Может, прав тот профессор?" - думал иногда Сергей.