У них был свой язык. Очень простой, но ёмкий. И очень дорогой сердцу. Куда там Кириллу с Мефодием с их сбивчивым путаным языком. У них всё было проще.
Один стук. Через промежуток - ещё три.
"Как ты?"
Она дотянулась до стены и постучала два раза.
"Хорошо".
Теперь она сама постучала один раз, потом ещё три. И тоже в ответ пришло: "Хорошо".
Потом он просто стал мелодично постукивать по стене. Ей это нравилось - её это успокаивало. Она откинулась на кровати, почувствовав, как её веки тяжелеют.
"Всё хорошо, неужели всё хорошо?" - была последняя мысль, и она провалилась в сон.
Сон был недобрым, как и всегда.
"Ты! Это ты виновата!" Кричала женщина, тыча в неё пальцем. "Ты - убийца".
Она нападала, била по лицу, хватала за длинные чёрные волосы. Но вдруг она замерла и отшатнулась. Её глаза округлились, а от лица отхлынула вся краска.
"Ты" - охрипшим шёпотом произнесла она. "Ты".
И в эту секунду в грудь женщины воткнулся нож. А на рукоятке были Её пальцы.
Девушка резко проснулась.
"Нет, опять".
Она не знала, откуда эти сны. Не знала, как их прекратить. Она знала одно: её зовут Самара. И если она поговорит с кем-нибудь, этот человек умрёт через семь дней.
***
- Ну что, ты так и не будешь говорить со мной? - раздался голос из-за стенки.
"Уходи, оставь меня в покое" - мысленно умоляла она, обхватив себя руками и раскачиваясь из стороны в сторону, закрыв лицо стеной своих густых чёрных волос. Она всегда за ними пряталась, когда ей было страшно.
- Пожалуйста, скажи мне хотя бы своё имя, - продолжал просить глухой голос из-за стены.
Ей было очень его жаль и до безумия хотелось ответить, но она знала - нельзя. Он был её единственным другом здесь, в этой холодной и мрачной палате. Она не знала его имени, не знала, кто он, но его стуки из-за стены были её лучом света в тёмном царстве, именуемом её душой. И она не хотела ему навредить.
"Ну почему нужно было всё испортить? Почему он не мог дальше просто стучать в стену?" - страдала она.
- Ладно, я думал, мы друзья. А ты, видимо не хочешь и знать меня. Я прав?
"Нет, нет, нет!" - она чуть не прокричала это вслух, но вовремя зажала рот руками.
Она подползла к стене и стукнула один раз. "Нет"
"А если он подумает, что "нет" значит "не хочу"?"
Она вдруг осознала, насколько скуден их язык. Но сделать ничего не могла. Слова и кодовые стуки придумывал он. А она слушала и запоминала.
"Нет, не уходи, пожалуйста".
Возникла тишина.
"Неужели он ушёл?"
Она сидела, чуть дыша и напряжённо прислушивалась за тем, что происходило за стеной.
"Не уходи, не уходи, не уходи" - упрашивала она.
- Мне остаться? - вдруг раздалось из-за стены.
"Да!" - воскликнула она и слишком поздно поняла, что вслух.
- Хорошо, я останусь. Но ты скажешь мне, как тебя зовут.
Она издала обиженный стон.
"Ну почему он не хочет понять?"
- Ну и ладно. Я и так знаю. Ты две ночи назад говорила во сне. Я всё слышал. Ты сказала, тебя зовут Агата. И, что тебе очень одиноко.
"Нет! Я говорила с ним? Нет, я спала, это не считается. Не считается... Ну пожалуйста, пусть это не считается..."
А он продолжал.
- Ты говорила, что тебе очень-очень плохо. Что всех твоих родных убили, и ты теперь совсем одна. И что тебе страшно спать по ночам. И мне стало тебя очень жалко. Я же тоже совсем один. И мне тоже очень грустно. А ты не хочешь со мной разговаривать.
И ей вдруг так захотелось заговорить с ним. Не думать о последствиях. Она и так уже всё испортила. Она сказала "да", и он услышал. Это "да" теперь всё испортит. Ему осталось жить семь дней, и это её вина. Она должна сделать так, чтобы эти семь дней он не чувствовал себя одиноким, чтобы это были хорошие семь дней. Она будет ставить зарубки на стене и считать часы. Сейчас 11:11. Семь дней - сколько это часов? Она очень давно не пользовалась арифметикой, вычисления давались с трудом.
"Сто шестьдесят восемь часов" - наконец, подсчитала она.
"Я сделаю так, чтобы это были самые замечательные сто шестьдесят восемь часов" - решила она и придвинулась к стенке.
Она постучала. Не со смыслом, а просто так, привлечь к себе внимание.
- Да-да? - тут же отозвался друг.
"Артём. Его зовут Артём" - вспомнила она.
"Какое имя назвать ему? То, что у меня сейчас, или то, что было у меня до Происшествия?"
Немного подумав, она решила назвать второе. Когда она была Агатой - она была счастлива. А у Самары всё очень-очень плохо.
- Меня зовут Агата, - наконец, произнесла она, разорвав тишину.
Получилось очень хрипло, она давно ни с кем не разговаривала.
- Очень, приятно, Агата. Я - Артём.
- Я помню. Спасибо, Артём.
- Я рад, что ты, наконец, проснулась.
"У него такой счастливый голос. Не буду говорить про проклятье - пусть лучше не знает".
- Я тоже. Рада.
И она улыбнулась. Впервые за долгое время. Это было так непривычно и волнующе. Она знала, что он не видит её улыбки, но всё равно была рада улыбаться.
- Как тебе сегодняшний завтрак? Мне вообще не понравился... Вчера было лучше.
- Я не ела.
- А хочешь?
- Не знаю. Ты же говоришь, не вкусно.
- Знаешь, у меня здесь есть друг, он принесёт тебе какую-нибудь вкуснятину. Только мне надо будет ненадолго отлучиться. Подождёшь?
- Нет! - Мысль о том, что он уйдёт, её встревожила. - Не уходи. Потом поем.
- Хорошо, я никуда не уйду. Но тогда обещай, что ты сегодня хорошенько пообедаешь.
- Обещаю, - согласилась она.
Ради него она была согласна на всё.
***
Так началось их общение. Она дорожила им. Наконец, после такого долгого времени она чувствовала себя счастливой. Чувствовала себя человеком.
Она стала есть, и чувствовать вкус пищи. Стала спать и не видеть кошмаров. Она стала говорить и изливать душу. Она стала смеяться. И любить.
А он рассказывал ей, что творится снаружи. У него было больше свободы - он ходил в общий зал, столовую, библиотеку, его пускали гулять во дворик. И оттуда он приносил ей новые рассказы, свежий воздух и солнечный свет.
Однажды, на девяносто пятом часу их общения он предложил ей пойти погулять с ним, сказал, врачи разрешат. Она отказалась. Она и так уже погубила его - не хватало ещё погубить кого-то из врачей или других больных. Она помнила, что отравлена. И мирилась с мыслью о том, что их с Артёмом общение - это лучшее, что она может себе позволить.
И они продолжали общаться. На стене красовалось уже сто двенадцать чёрточек - сто двенадцать часов. Он стал расспрашивать её о её прошлой жизни. Она не хотела говорить - ей было больно и страшно. Но он так просил.
И она рассказала. Рассказала о том, что у неё была старшая сестра, Оксана, которую она очень любила. Был отчим-пьяница и неуравновешенная мать, которая во всём ему потакала.
Рассказала, как на свой семнадцатый день рождения она с сестрой сидела поздно ночью и смотрела ужастик про девочку, что вылезала из колодца и убивала всех, кто посмотрит её жуткую видеозапись. Ей было очень страшно, но она не показывала виду - не хотелось, чтобы Оксана считала её трусишкой. А та всё замечала, и чтобы её успокоить, намотала на палец её черные густые волосы и сказала, что она сама - как Самара с такими длинными волосами.
Рассказала о том, как посреди фильма в комнату ворвался пьяный отчим, и вышвырнув её из комнаты, стал приставать к Оксане. Как Оксана отбивалась и кричала. Как она пыталась помочь сестре и оторвать от неё отчима. Как тот больно швырнул её в коридор. Как она побежала на кухню к маме, но та, только отвернулась и налила себе ещё водки.
Рассказала, как взяла со стола большой кухонный нож и побежала в комнату к Оксане. Как увидела, что обезумевший отчим душит уже переставшую сопротивляться сестру. Как в ярости воткнула в него нож, потом ещё и ещё раз. Как он упал. Как в комнату заскочила мать и набросилась на неё с криками "Убийца" и стала бить её по голове. Как она выставила перед собой нож, и как легко тот вонзился в пьяную женщину, некогда бывшей её матерью. Как та осела на пол, уставившись на неё остекленевшими глазами. Как вскарабкалась на кровать и прижала к себе сестру, которая уже не дышала...
А он слушал, не перебивая. Мечтая о том, чтобы подойти к ней и обнять и сказать, что теперь всё будет хорошо. Что никто больше её не обидит. Но знал, что нельзя.
Так прошли последние два дня.
Она терзалась: до действия проклятия осталось всего тридцать минут, а он куда-то запропастился!
Но вот она услышала, как за стенкой открылась и закрылась дверь - он снова был в палате. Она кинулась к стене.
- Артём! Ты вернулся!
- Конечно, вернулся. Я же не могу не вернуться.
Она посмотрела на часы. Семнадцать минут.
- Артём, мне надо тебе кое-что сказать.
Она почувствовала, как к горлу подступают слёзы, но она не хотела, чтобы он слышал, как она плачет.
- Слушаю. Как всегда, - его голос был бодр и весел.
- Артём, я проклята. И теперь ты тоже. Я не хотела тебе говорить, - затараторила она. - Но раз я поговорила с тобой - ты умрёшь. Через шестнадцать минут. Прости меня, пожалуйста, я не хотела.
И уже не смогла сдержать слёз - её душили рыдания.
Возникла пауза.
- И почему через шестнадцать минут?
- Через...хлип... семь дней...хлип-хлип...Мы заговорили... впервые.
Она уже ревела в голос.
- Нет, так не пойдёт!
Она услышала стук. Он звал санитаров.
"Всё, он меня ненавидит. Он сейчас попросит, и его переведут в другую палату - подальше от меня. Зачем я ему сказала?".
И тут она услышала, как дверь в её палату открылась. Она ждала, что зайдёт санитарка и набросится на неё: "Что ты наделала?"
Но это была не она. В палату ворвался молодой мужчина. Она прежде никогда не видела Артёма, но поняла сразу - это он.
Она попыталась сквозь рыдания сказать ему, что ей очень жаль, попросить прощения, за то, что загубила его, но он не дал ей сказать ни слова. Он рывком сел на кровать и крепко прижал Агату к себе.
- Тшш, - приговаривал он. - Всё хорошо. И всё будет хорошо, слышишь? Я никуда не уйду. И со мной ничего не случится.
А она не могла ничего с собой поделать - слёзы лились рекой. Она вспомнила, что она проронила не слезинки после трагедии. И теперь вся та боль, от тех ужасов, что ей пришлось пережить - бездыханное тело её сестры, скрежет ножа по ребрам зверя-отчима, остекленевшие глаза матери, осуждающие и жалеющие лица в суде, и эта палата, ставшая для неё одиночной камерой - все они, наконец, вырвались наружу в каком-то акте очищения, перерождения. Наконец, это гнетущее жуткое состояние, похожее на проклятье, взорвалось в её душе яркой вспышкой разноцветных обжигающих огней, выжгло дотла боль, ужас и отчаяние и отпустило.
Она сидела на кровати в объятьях человека, которого любила больше всего на свете. А он прижимал её к себе, гладил по голове, как маленького ребёнка, увидевшего кошмарный сон и повторял раз за разом, что всё будет хорошо.
Тут он заговорил. Его голос был мягким, убаюкивающим.
- Агата, смотри. 11:12. Мы победили.
Она медленно посмотрела на свои часы, не веря своим глазам. Действительно. Проклятье не сработало. Он жив. Он будет жить.
Он аккуратно вытер слёзы с её лица.
- Ну, скажи что-нибудь.
- Я пойду с тобой сегодня гулять во двор, можно? - Её просящий взгляд был полон надежды.
- Ну, конечно, можно, - он снова прижал её к себе, чувствуя ни с чем не сравнимое облегчение.
Она в порядке. Она будет жить.
***
Переполненная эмоциями, Агата уснула, и он тихонько вышел из палаты. Прошёл по коридору, пересёк холл и вышел во дворик. На улице было солнечно, дул лёгкий свежий ветерок. Он подставил своё лицо солнцу и вдохнул свежий чистый воздух, чувствуя, как его покидает напряжение.
Тут за его спиной раздались шаги, и он услышал знакомый мужской голос.
- Поздравляю, аспирант Волков. Такие результаты. Ваша методика определённо работает. Мы за полгода ни слова от неё не добились, а тут такие успехи. Советую поскорее внести описание в вашу диссертацию, и жду от вас через две недели черновой вариант. Это будет отличная работа, зря вы сомневались. Совету она понравится - поверьте моему опыту.
- Хорошо, я начну прямо сейчас, - воодушевлённо ответил аспирант.
- Вы можете возвращаться в город. Записывать результаты можно и там. Да-да, я помню, что вы рвётесь поскорее отсюда уехать. "Ненавижу эту деревню. Какому идиоту пришло в голову меня сюда отправить. Допишу диссер - и ноги моей здесь больше не будет", - передразнил аспиранта доктор. - Здесь у каждой стены есть уши, - перешёл на доверительный шёпот доктор, увидев непритворное удивление на лице Волкова. - А у некоторых стен их по несколько штук. Да ладно, расслабьтесь. - Он хлопнул парня по плечу. - Я не злопамятный. Вы отлично потрудились, Волков, можете ехать домой хоть сегодня. Успеете на вечерний автобус?
- Успею, - ответил аспирант.
- Ну и отлично. Удачи.
И доктор направился обратно в корпус.
На лице Артёма вдруг отразилась целая гамма эмоций. Он уже всё для себя решил. И нет смысла что-либо менять.
- Владимир Андреевич, - окликнул Артём.
- Да, - обернулся доктор.
- Я могу остаться и продолжить лечение? - теперь его взгляд был полон мольбы.
- Зачем? У вас уже достаточно материала. Езжайте себе на здоровье.
- Я хочу остаться и продолжить.
Доктор пожал плечами.
- Да пожалуйста. Мы всегда рады хорошим кадрам. Дам вам парочку новоприбывших пациентов - мне как раз некого им назначить. Ну и конечно пациентка номер двести шесть останется за вами.
Он развернулся и пошёл к больнице.
А Артём остался один в тихом больничном дворике. Он бросил в след уходящему доктору полный решимости взгляд и тихо прошептал: