Аннотация: Рассказ об Эбби, Дочери Железного Дровосека, у которой тоже не было сердца
Много кто читал "Волшебника Изумрудного Города". Сердца многих покорены искренностью и привлекательностью главных персонажей - Элли, её любимца Тотошки, Трусливого Льва, Страшилы и Железного Дровосека. Кажется, все они нам до боли знакомы, как старые друзья детства, которых мы иногда приглашаем на чай. Мы считаем, что знаем о них всё - их характер, привычки, желания, а также мельчайшие детали их биографии.
Все знают, что Элли дождалась и добилась своего хэппи-энда, и что её милый пёсик так и остался при ней её верной тенью. Элли вышла замуж, перекрасилась в блондинку, купила "Фольксваген Жук" и стала лучшим страховым агентом штата Канзас. В Волшебной стране почти не осталось волшебства, равно как и злобных людоедов, и летучих обезьян. Говорят, они подались куда-то в горы, и никто уже много лет их не видел. Волшебницы забросили активное колдовство, а феи и вовсе давно не показывались миру.
Много кто знает, что получив долгожданное желаемое - храбрость, мозги и сердце - друзья из Волшебной страны начали новую жизнь. Спокойную, мирную, не обременённую серьёзными проблемами и налогами. Страшила стал учёным и по выходным развлекался тем, что подрабатывал литературным критиком - читал первое попавшееся произведение и разносил его в пух и прах в своём академическом журнале. Лев пошёл работать в отдел по борьбе с наркотиками, и вот уже почти год от него нет вестей - говорят, работает под прикрытием где-то к северу от Макового поля. А Дровосек женился. Четырежды. После четвёртого развода, который изрядно потрепал его банковский счёт, он забросил попытки найти Идеальную Женщину и решил посвятить себя воспитанию своей дочери, Эбби, что родилась в его втором браке. Его бывшая жена номер два, миленькая троюродная внучатая племянница волшебницы Виллины, выиграв конкурс "Мисс Изумрудный Город" оставила пятилетнее чадо на попечение папочки и отправилась покорять свет. Так и началась история Эбби, дочери Железного Дровосека.
С самого начала Эбби показывала себя не в меру рассудительным, умным и весьма упрямым ребёнком. Дровосек удивлялся и умилялся тому, как легко ему было с этим маленьким чудом, когда оно по большей части проявляло рассудительность и спокойствие, и как сложно было, когда оно переключалось на упрямство. Да, воспитание ребёнка - не самая лёгкая задача, но, к счастью, у Дровосека было много помощников в этом непростом деле.
Страшила читал девочке на ночь поучительные сказки и водил её по выставкам. Лев учил её плавать и играл с ней в спортивные игры. Когда девочка стала постарше, сказки на ночь отошли в прошлое, ей стали куда интереснее лекции Страшилы в университете, куда она прибегала после уроков с завидной регулярностью. Сначала это была просто игра в студентку, где она, высунув язык и вооружившись карандашом записывала лекции и делала оскорблено-умное лицо всякий раз, когда кто-то из студентов ошибался. Но где-то лет в одиннадцать, когда к девочке пришло осмысление абстрактных вещей, она стала серьёзно относиться к философии, истории и иностранным языкам, что вскоре сделало её самой пугающе умной девочкой в школе. Лев тоже наблюдал за становлением этой маленькой личности. От глупых игр в мячик она довольно скоро перешла к почти профессиональному увлечению разными видами спорта. Девочка любила игры с мячом, настаивала на занятиях акробатикой, и залихватски гоняла на велосипеде. Она стала настоящей фанаткой бейсбола - играла, не жалея своих сил и порой переоценивая свои физические возможности, а матчи смотрела так, что в соседних квартирах резко упала арендная плата ввиду неблаговидности соседей, для которых самым обычным делом было кричать на не слышащих их игроков, подбадривать их, свистеть и освистывать...
Всё бы ничего, но с девочкой что-то было не так. Отец стал замечать это с первых дней, проведённых с нею вместе. Он знал, он понимал - что-то в ней было неверным и неправильным, но он никак не мог понять что. У него не было опыта воспитания детей, а потому он не мог сделать вывод самостоятельно. Верные няньки Страшила и Лев тоже лишь пожимали плечами, умиляясь на задорное личико и не по-детски идеальную дикцию. А потому Дровосек не стал принимать это близко к сердцу. Здоровый, весёлый, любознательный ребёнок - что ещё нужно отцу для счастья. И он решил об этом не думать. Вот только не вышло.
Однажды когда Эбби было семь, в приятное воскресное утро Лев, Страшила и Дровосек с дочуркой сидели на кухне. Мужчины, завтракая, болтали о своём, а Эбби, вооружившись толстенным научным журналом и полным нежеланием завтракать, пыталась впитать в себя триста страниц новых умных слов и доселе ей невиданных явлений. Так проводить воскресное утро - было в порядке вещей у трёх закоренелых холостяков. И это утро ничем от других не отличалось, если бы не фраза, которая поставила всех с ног на уши.
- Ничего себе, папа, я - социопат, - протянула Эбби звенящим от удивления голосом.
Дровосек застыл на стуле, Лев уронил на тарелку блинчик, а Страшила подавился тыквенным соком.
- С чего ты это взяла, милая? - осторожно спросил папа.
Девочка оторвала от журнала светящийся нездоровым блеском взгляд.
- Социопаты, папа, не любят других людей и не хотят общаться. Я люблю только тебя, Страшилу и Лёву. Других не люблю - они все странные и глупые. Я не хочу ходить в школу. Они очень долго понимают. А иногда вообще не понимают. А учитель с ними возится, и я его тоже за это не люблю. Они все вот такие, - девочка постучала кулачком по столу, в характерном жесте, в котором нельзя было ошибиться - "они - тупые, как дерево".
- Что это за слова такие?! - тут же возмутился папа, однако тон его не получился осуждающим, он был слишком обеспокоен.
Девочка скорчила гримаску и отмахнулась - не важно.
- Я не люблю, когда люди на меня смотрят, когда меня трогают или пытаются поцеловать. Фуу, это так мерзко. Зачем люди это делают только? И зачем люди плачут? Я так не умею. По-моему, то глупо. Особенно когда кино смотрят. Там собака умерла не по-настоящему, дядя же в конце фильма сказал: "Ни одно животное не пострадало". А они ревут. Рёвы-коровы. -Девочка бросила осторожный взгляд в сторону дяди Страшилы. Они недавно вместе смотрели фильм "Хатико", и учёный просто изревелся уже к середине фильма. Даже Лев пару раз украдкой смахнул слезу, а вот девочка сидела и складывала фигурки из счётных палочек, выказывая полное безразличие к происходящему на экране.
И тут Дровосек понял, что его так напрягало все эти два года - он ни разу не видел, чтобы его дочь плакала. Она никогда ничего не пугалась, ни на что не обижалась. Если не дать ей желаемое - она либо объясняла, почему ей это ну очень надо, и получала это, либо Дровосек объяснял ей, почему она этого не получит - и тогда отступала она. Это могло превратиться в спор или дискуссию, но чтобы в слёзы или обиду - никогда. Даже когда она разбивала коленки, то молча шла на кухню, брала аптечку, с серьёзным видом доставала склянку с зелёнкой и размазывала её плотным слоем, не забывая при этом дуть на ранки, чтобы было не так больно.
Она не любила мультики и детские песни, отказывалась играть с ребятами на детской площадке или в парке. У неё в школе не было подружек. И за партой она демонстративно сидела одна, находя любой предлог убедить учительницу в том, что сосед ей противопоказан.
Вот так, впервые, сидя у себя на кухне тихим воскресным утром, Дровосек задумался о судьбе своей дочери. Где-то через неделю ночных раздумий Дровосек под каким-то предлогом повёл дочь к психологу. Та провела с девочкой несколько сеансов, и провозгласила ребёнка здоровым. Только с очень высоким интеллектом. И очень сдержанными для её возраста эмоциями. Ничего страшного или криминального - а потому решено было оставить девочку в покое.
По мере того, как Эбби взрослела, её странности только нарастали, появлялись новые. Нет, она не мучила животных, не бродила по ночам и не отрезала головы куклам, но, то, с каким завидным упорством она игнорировала всё остальное человечество, не могло не пугать, равно как не могло остаться не замеченным.
Девочка росла аутсайдером. И нисколько не переживала из-за этого. Она была уверена, что она сама - в порядке, это со всеми остальными что-то не так. Она всё в этом мире прекрасно понимала, осознавала, многое знала, но ничего не чувствовала. Конечно, как и у всех маленьких Homo Sapience, у неё были какие-то эмоции, но она отказывалась их понимать. Очень часто ей приходилось играть в такую игру - она сидела и пыталась понять, что за ощущение испытывала в тот или иной момент.
"Так, мне как-то...хм... легко и, наверное, весело. Я, наконец, поеду с папой на ярмарку. Это... радость". Она прислушалась к себе. "Да, скорее всего, это радость".
"Хм, а это что такое? Что-то очень жуткое, странное и неприятное - ой, это меня тошнит!"
Хотя, конечно, с возрастом, она стала делать успехи. Она воспринимала чувства и эмоции, как науку. И стала учиться их читать. Сперва она тренировалась на папе и своих вечных няньках. После стала расширять круг "обследуемых" до школы и даже случайных прохожих на улице. Она стала безошибочно определять, кому грустно, а кому радостно, кто испытывает отвращение, а кто полон восхищения. Злость, страх, удивление, ярость, влюблённость, удовольствие - всё это она отличала на раз. К старшей школе она уже могла определить, когда человек лжёт, когда скрывает грусть за напускной радостью. Могла точно распознать, когда человек разочарован, но не подаёт виду, или когда он воодушевлён чем-то, но пытается это скрыть. Так легко читая эмоции, вскоре она нашла способ им подражать. Она научила себя вести беседу, всячески стараясь выглядеть нормальной и выдавать эмоции, соответствующие ситуации.
В третьем классе она стала замечать, что папа очень сильно переживает из-за отсутствия у неё друзей. И, чтобы порадовать его, она стала имитировать дружбу. Она начинала общаться с кем-нибудь из одноклассниц, делала вид, что ей безумно интересно это общение, и приводила их домой на радость папе. А потом взахлёб рассказывала о том, как весело они проводили время, и как ей нравятся её новые подружки. Хотя на деле она их искренне презирала и жалела (хотя эти эмоции идентифицировать она смогла только к восьмому классу) - все разговоры её подружек отличались однообразием и сводились к нарядам, мальчикам, сплетням и глупому хихиканью.
Однажды в седьмом классе от скуки Эбби принялась считать, сколько раз в разговоре четверо её "подружек" произносили слова длиннее четырёх слогов. И не услышала ни одного. Тогда, совсем уж заскучав, она произнесла в обсуждении свадебных нарядов слово "матримониальные", и в ответ получила откровенно непонимающий взгляд четырёх пар глаз. Казалось, девочки задумались, послышалось ли им, было ли это ругательство, стоит ли им обидеться, или же пора бежать за экзорцистом (хотя вряд ли они знали, что человек, изгоняющий дьявола, назывался экзорцистом).
- Ой, я в журнале прочитала, - тут же опомнилась Эбби. - Ужасное слово, правда? Фиг выговоришь.
- Ага.
- Точно.
- И где ты только его откопала?
Её подружки расслабились, и Эбби принялась скучать дальше, не забывая при этом кивать, поддакивать и улыбаться. Она ненавидела себя за это. За то, что приходилось строить из себя дурёху и потакать тем, кому дурёх строить не надо. Где-то в глубине души она понимала, что дело вовсе не в них - и двенадцатилетним девочкам вовсе не обязательно пользоваться в речи словом "матримониальный" или рассуждать о свойствах кристаллических решёток, открытиях Пржевальского или условиях Женевской конвенции. Но вкуса к общению с ними у неё так и не возникло, и она постоянно ощущала себя каторжником на ежедневных работах (на ум ей приходило именно такое сравнение - хотя она и понятия не имела о чувствах каторжных рабочих, равно как и чувствах любых других). Другого выхода она не видела - ведь она жила в обществе, а не вне его. В том же обществе, где жил её отец, и в ладу с которым он хотел её видеть.
Так она и жила без эмоций, без чувств и переживаний, мотивируясь в своей жизни лишь чувством долга и неписаными социальными правилами. Кто-то скажет, что она - везунчик, ведь ей никогда не приходилось делать мучительный выбор между "надо" и "хочу", ведь этого "хочу" у неё зачастую и не было. Но время шло, и ей становилось только хуже. Ей перестали сниться сны. Она стала плохо различать цвета - все они в голове смешались в какую-то серую блеклую массу, в которой она с трудом могла ориентироваться и отличать один цвет от другого. А в шестнадцать у неё стали случаться приступы дикой головной боли. Поначалу ей удавалось скрыть их от отца, но вскоре приступы стали такими долгими и сильными, что она не могла ходить в школу, не могла есть, не могла спать, а могла лишь лежать на кровати, обхватив голову руками, и ждать, пока это пройдёт.
Тогда уже не на шутку обеспокоенный отец повёл её к врачам. Двадцать два врача двадцать два дня очень долго обследовали её голову, ещё дольше совещались - но не могли ничего найти. С головой было всё в порядке. Тогда новенький двадцать третий врач-интерн предложил просто так на всякий случай сделать рентген грудной клетки. Двадцать два врача посмеялись над ним: "Зачем?"
- У её отца много лет не было сердца. Кто знает, - тихо сказал интерн и нервно, под давлением взглядов двадцати двух пар опытных глаз, пожал плечами. А лица двадцати двух врачей синхронно вытянулись в гримасе недоумения: "Ну и как мы об этом не подумали?"
Дабы сохранить лицо, врачи с умным видом бросились делать рентген. И не сразу поняли, что увидели на снимках.
На месте, где должно было быть сердце, у девушки была странная конструкция из мышц, завёрнутых в спирали, изогнутых, перепутанных и натянутых до предела, как пружины.
"Дефект сердечной мышцы" - умно изрекли врачи, про себя подумав "Боже, что это? Фуу, какая гадость. И что с этим делать?!"
Провели массу тестов - оказалось, в сердце всегда всё было дело. Каждый раз, когда девочка начинала что-то чувствовать, какая-то из мышц-пружин начинала дёргаться и прыгать. Это было больно, и ребёнок ещё в самом раннем детстве научился сжимать эти мышцы так, чтобы те не могли двигаться. Но против человеческой природы не пойдёшь - и новые чувства и эмоции каждый день заставляли девочку держать своё сердце ещё сильнее, сжимать пружины-мышцы во всё более плотный ком, а эмоции и чувства меркнуть и угасать насовсем. И вот этот постоянный стресс, это жуткое давление сыграли с головой Эбби злую шутку - с такой перегрузкой мозг уже отказывался справляться и громко об этом сигналил.
Всё с теми же умными лицами врачи совещались ещё двадцать два дня, десять из которых девочка лежала пластом на кровати и стойко ждала их решения. В итоге они решили: сердце надо заменять. Они приготовили новое, свежее, выращенное в тепличных условиях сердце с типовым номером "СД-1309" и назначили день операции. Хирурги и журналисты уже потирали руки в предвкушении грандиозного события, как вдруг вмешалась пациентка и всё испортила.
- Я не буду этого делать, - категорично заявила Эбби главному врачу.
В руках она вертела банку с сердцем "СД-1309". Со вздохом опустив банку на стол врачу, она объяснила, не дав тому и рта раскрыть:
- Оно чужое. Чужеродное, не моё. Если мне поставят типовое сердце, я стану как все. Я буду уже не я - а это всё равно, как если я умру. Я буду терпеть. И буду жить. И это буду я.
- Да ты! Да как же... - задыхался от возмущения главврач, переводя взгляд с девочки на её отца и обратно. Врачу сулили большую премию, интервью в газете и ужин с мэром за эту операцию, а тут такое.
Он отчаянно пытался воззвать к "здравомыслию" Железного Дровосека, но тот посмотрел в уверенные глаза дочери, и увидел ответы на все свои вопросы. А потому он встал, протянул ей руку и сказал: "Пойдём".
Она взяла отца под руку, и вместе они вышли в коридор, не обращая внимания на рассерженные крики врача. Она мельком посмотрела на самого родного ей человека. Она знала, он будет рядом с ней несмотря ни на что. И будет любить её, несмотря ни на что. Она не знала, что это такое, но почему-то ей казалось, что это - самое важное в жизни, и она не согласна будет это ни на что променять.
На выходе из здания её поймал интерн.
- Эбби, псс, - подозвал он её.
Она отпустила папину руку, и взглядом сказав ему: "Я догоню", подошла к интерну.
- Эбби, ты правильно сделала, что не согласилась на операцию. Есть и другой способ излечиться, - сказал он, оглядываясь по сторонам.
- Какой? - девочка не на шутку заинтересовалась. Папа будет рад, если она выздоровеет. И как же хотелось, чтобы больше не болела голова.
- Есть старый рецепт, придуманный волшебниками. Он поможет твоему сердцу обрести человеческую форму. Только это может быть опасно.
- Почему? - "Если опасно - папа расстроится".
- Никто не знает, как твои мышцы поведут себя - они могут тут же сложиться, как надо, а могут дёрнуться в разные стороны, и разорвать тебе грудную клетку. Поэтому делать всё надо аккуратно. И постепенно. - Он замялся.
- Говори, - попросила Эбби. - Через какие три вещи я должна пройти?
- Первое. Ты должна избавиться от груза, что давит на тебя, излив это всё в слезах.
"Это почти невозможно" - сразу отметила про себя Эбби.
- Второе. Ты должна полностью отдохнуть, расслабиться, отпустить себя на волю.
"Ну, это уж точно невероятно".
- И третье. Ты должна влюбиться.
"Он издевается? Да нет, вроде, серьёзно говорит. Как странно..."
- Итак. Расслабиться, поплакать и влюбиться. Это три ключа к моему спасению?
- Да, звучит странно, - замялся интерн. - Но другого способа нет.
- Как тебя зовут? - вдруг спросила девушка.
- Эски. Меня зовут Эски.
- Спасибо тебе, Эски, - тихо сказала Эбби, развернулась и вышла из больницы.
"Никогда больше не вспоминай об этом разговоре" - приказала себе Эбби. "Не надо".
Зная о причинах проблемы, Эбби научилась, хоть и с трудом, справляться со своей хворью. Приступы продолжались, но девушка обратилась к йоге, медитациям и медицинским препаратам, что помогали ей облегчить существование.
Так, девушка блестяще закончила школу, поступила в университет и начала новую серо-неэмоциональную жизнь. Папа всё так же за неё волновался, а потому девушка не теряла бдительности. Она никогда не показывала ему, сколько ест таблеток, не говорила о кошмарах, что снились по ночам. Гуляла с новыми "подругами" и приводила их домой. Но время шло, она взрослела, и этого уже было мало. Ведь все кругом уже давно заводили романы, сначала глупые, детские, а после и серьёзные. Кто-то из её одноклассниц уже завел детей, кто-то уже во второй раз выходил замуж. А она была одна. И её это устраивало. И так бы и продолжалось, если бы не два "но".
Первое: папа снова начинал беспокоиться.
Второе: её предательски отличная память, так и не дала ей забыть о завете интерна, и девушка всякий раз возвращалась мыслями к его словам и думала: "А что если...?"
Так она решилась. Однажды летом она познакомилась с парнем и стала с ним встречаться. Искренне продолжая недоумевать, зачем людям это надо. Через две недели она сбежала, и год ещё не могла прийти в себя от впечатлений.
А потом у неё появился Поклонник. Он ходил за ней кругами, красиво ухаживал, был безумно галантен. Они пили чай с мармеладками, и он обнимал её крепко-крепко. И любил её. Искренне. Эбби видела это в его глазах и про себя дивилась силе этого чувства. Оно обескураживало, сбивало с толку... и манило. Оно обещало счастье, обещало чувства. Настоящую жизнь. Её мужчина был постоянно рядом, и она каждую секунду ощущала его всепоглощающую любовь так близко от себя, что, казалось, вот-вот сама её почувствует. Сама полюбит. Она так хотела протянуть руку и поймать это светлое чувство, но боялась. Боялась, что будет больно. Боялась, что изменится - и тогда всё было зря. Так она мучилась не один месяц, желая понять непознаваемое и стараясь почувствовать что-то, отстраняясь от этого всеми силами. И вот однажды она решила, что готова. Закрыв глаза и отбросив все сомнения, она с трепетом протянула руку и... ничего не почувствовала. Абсолютно.
Это чувство было не её. Оно было очень сильно и, казалось, его хватало на двоих. Но это только казалось. Её сознание отторгло чувство, как тело реципиента отторгает чужеродные ткани донора. Эбби не могла этого вынести. Казалось, весь мир снова стал серым и холодным, а она только вспомнила, как различать цвета. "Ты никогда никого не полюбишь" - злобно прошептало её подсознание. "Тебе нельзя".
Так, однажды осенью она ушла в тёмный холодный дождь, оставив чужое горячее сердце догорать на мокром асфальте. Она ничего не чувствовала, хотя понимала, что должна. И ни о чём не думала, хотя ничего другого ей не оставалось.
Наступила зима. Холодными зимними вечерами на Эбби стала нападать хандра. Её уже не могли порадовать папины маленькие сюрпризы, или задорные шутки Страшилы. Даже совместные походы на хоккей с дядей Лёвой перестали приносить ей радость. Сначала она перестала смеяться, затем с лица пропала улыбка, забрав с собой все краски. Она прекратила ходить на прогулки, почти перестала есть и, ей, казалось, ещё немного, и она перестанет дышать.
В последний день февраля Эбби шла из университета домой. Два дня накануне, не переставая, шёл снег - зима никак не желала уходить. На улице было холодно, кругом, куда ни глянь - лишь белоснежно-белый снег и серый асфальт. Иногда за сугробами мелькали яркие борта грузовиков или цветные витрины магазинов - но Эбби на них не смотрела. Она уже давно с трудом различала цвета, и теперь всё - машины, витрины, дома - казалось её таким же серо-белым. Вокруг не было ничего для неё интересного, и девушка, как и всегда, шла, уставившись себе под ноги. Вдруг она резко поскользнулась и чуть не упала. Вовремя схватившись за ветку дерева, она устояла, но почувствовала, что потянула правую руку и спину - за месяцы заброшенных тренировок она совсем потеряла форму. Зашипев от боли, девушка аккуратно выпрямилась, поправила сумку на плече и отпустила ветку.
- Не ударилась? - вдруг откуда-то слева обратился к ней высокий детский голосок. Эбби повернулась на звук.
Перед ней стояла маленькая девочка в смешной шапочке с бубоном, из-под которого во все стороны торчали светлые кудряшки. Она радостно улыбалась Эбби и что-то ей говорила, но та её уже не слышала. Её внимание привлекло то, что было у девочки в руке. Она держала большой пышный цветок, неуместно смотрящийся на фоне улицы, занесённой сугробами. И цветок этот был ярко-жёлтого цвета. Эбби он казался настолько ярким, что у неё заболели глаза. Она зажмурилась. "Мне показалось" - подумала она. "Это мой мозг со мной играет злую шутку".
Но через пару секунд, открыв глаза, она увидела, что цветок никуда не делся. И не потерял ни толики своей красочности. "Какой же он ...красивый" - впервые искренне подумала Эбби. "Как это возможно?" - удивлялась она, заворожено смотря на ярко-жёлтые лепестки.
- На, держи, - девочка вдруг протянула цветок ей.
"Мне?" - ткнула пальцем в себя Эбби с очень удивлённым выражением на лице.
- Тебе, тебе, - вдруг залилась смехом девочка. - Ты такая грустная. Тебе нужнее. А у меня ещё есть.
Эбби сняла перчатку и протянула руку. Было морозно, и на её кожу тут же набросились тысячи ледяных иголок. Но в тот момент она хотела это почувствовать, и хотела прикоснуться к цветку своей рукой, почувствовать, что он настоящий. Почему-то в тот момент ей это было очень важно. Девочка опустила цветок в руку Эбби, и та, осторожно, чтобы не помять лепестки сжала его в ладони.
- Где ты взяла эту прелесть? - к Эбби вернулся дар речи.
Девочка пожала плечами и, задорно улыбаясь, ответила:
- В Изумрудном Городе. Там таких много. Ты там была?
Эбби отрицательно покачала головой.
- Съезди обязательно! - тут же воодушевлённо воскликнула девчушка.
- Лили, нам пора! - вдруг раздалось из-за спины девочки.
- Иду, - крикнула она, помахала Эбби и побежала за молодой девушкой в цветном горнолыжном костюме.
А Эбби стояла на замёрзшей тропинке и сжимала в руке ярко-жёлтый цветок.
"Изумрудный Город" - шёпотом произнесла она. И поняла, что всё уже для себя решила.
На следующее утро на кухне она вместо дежурного "Доброе утро" выпалила:
- Папа, я еду в Изумрудный Город!
Бедный не проснувшийся папа замер посреди кухни, потряхивая головой и пытаясь подобрать достойный ответ. Но он почему-то не шёл.
- На! - протянула ему дочь кружку горячего чёрного кофе.
В этом они с отцом были похожи - мысли по утрам в их голову приходилось приманивать горячим крепким кофе.
Сделав пару глотков, папа, наконец, стал что-то осознавать.
- Надолго?
Дочь пожала плечами.
- Не знаю, как получится.
"Что бы это всё значило?" - обеспокоился Дровосек.
Но тут он увидел блеск в глазах дочери и румянец на щеках. Он не видел её такой уже очень давно.
"Что ж, Изумрудный Город так Изумрудный Город. Кто знает, может это действительно пойдёт ей на пользу".
- Хорошо, но только пусть тебя дядя Лёва отвезёт. Он же купил новый пикап - всё никак не нарадуется. И нам с тобой не простит, если мы его такой радости как поездка до Изумрудного Города с любимой племянницей лишим.
- Хорошо, - пожала плечами Эбби. - Спасибо пап.
Она чмокнула отца в щёку и побежала собирать вещи.
Уже через два дня Эбби выгружала из блестящего новенького пикапа дядюшки свои вещи и заносила их в своё новое жилище - маленькую квартирку на пятом этаже дома из жёлтого кирпича в восточной части Изумрудного Города. У девушки было прекрасное настроение. Ей хотелось поскорее отправиться гулять по городу. Она никогда не была здесь раньше, и ей было безумно интересно его изучить.
После шумных расставаний с непрекращающимся потоком советов от дядюшки, его еле сдерживаемых рыданий на тему "Наша малышка стала совсем взрослой" и уверений этой самой "малышки" в том, что у неё всё будет хорошо, Лев сел в пикап и уехал, оставив Эбби одну в пустой квартире с кучей сомнений, засохшим жёлтым цветком в руке, но полную энтузиазма и воодушевления.
Положив цветок в карман, и запрятав свои сомнения подальше, девушка отправилась исследовать город. Он сразу же её покорил. Широкие, чистые, ухоженные улицы. Старые изящные здания, которым составляли на редкость удачную компанию новые, современные. Кафе, парки, клубы, спортзалы, бары - здесь любой человек мог найти себе развлечение по вкусу. Девушка была шокирована. В тот вечер, засыпая на новой подушке под непривычные звуки с улицы, девушка думала о том, что сделала правильный выбор.
Так началась её жизнь в Изумрудном Городе. По будням она работала, по выходным - увлечённо продолжала изучать город. Ей всё нравилось, всё казалось таким привлекательным. Город будоражил сознание, но, увы, не грел душу.
И вот уже через четыре недели, Эбби поняла, что больше этого не хочет. Девушка почувствовала, как её опять затягивает в жуткую чёрную дыру, в которой она жила так долго. И яркие витрины больше не спасали. И долгие прогулки уже не вдохновляли. И не было рядом близких, что могли обнять, и разогнать эти мрачные тучи сомнений хоть на время.
Девушка начала метаться в поисках. Она ещё помнила то чувство восторга, которое приносил ей город в первое время. Это было настоящее чувство, и она хотела его вернуть. И она каждый вечер заставляла себя до изнеможения блуждать по городу и искать. Искать источник вдохновения - то, что подарит ей воодушевление и надежду. Как маленький жёлтый цветок, что всегда лежал в её кармане.
В один из промозглых вечеров она шла по тёмной улице, как вдруг услышала:
- Эй, красавица! Ты чего там мёрзнешь? Давай к нам!
Эбби повернулась. Окликнули явно её. И точно, ей махал какой-то парень в кожаной куртке. Девушка подняла глаза на вывеску, что висела у него над головой. "Midnight" - было выведено готическим шрифтом.
"Бар. Я никогда не была в баре".
А тем временем парень ей приятно улыбался, и жестом приглашал зайти.
- Сегодня у нас "Highways" играют - тебе понравится!
Эбби задумалась, но не сдвинулась с места. Парень чуть нахмурился.
- Ну ладно, как хочешь. Я - Гензель. Если что, ищи меня у бара.
И скрылся за дверями.
Эбби сделала несколько шагов, поднялась на крыльцо и в нерешительности протянула руку к дверной ручке. Тут из-за двери раздался весёлый смех и до слуха девушки донеслись манящие звуки музыки. Внутри было привлекательно тепло и светло, а на улице - так зябко и неуютно. Подумав всего секунду, Эбби повернула ручку и зашла внутрь.
Тем самым она начала новый, весьма неоднозначный этап в своей жизни. Она стала зависать в клубах и барах, тусуясь с малознакомыми людьми. Коротко остригла волосы, набила татуировку. Начала переходить дорогу на красный свет и ругаться матом, пить ром, курить, обжиматься на вечеринках с незнакомцами и экспериментировать с лёгкими наркотиками.
Так длилось несколько месяцев. Месяцев полных конспирации - она не хотела, чтобы её отец узнал о том, что с ней происходило. Тем более, что она сама не понимала, что с ней было. Она ощущала лёгкость и эйфорию. Она перестала размышлять, перестала задумываться и сомневаться. Она, по-прежнему ничего не чувствовала, но теперь это не было проблемой. И кто знает, чем бы закончился такой разгульный образ жизни, но однажды холодным октябрьским утром Эбби проснулась в постели с абсолютно неизвестным ей человеком в доме, в который не помнила, как попала. И вот тогда ей впервые стало страшно. Она посмотрела в зеркало и не узнала себя.
"Эбби, что ты делаешь?" - ужаснулось её отражение.
"Надо убираться отсюда!" - подумала она, и тут в комнату ворвались люди с оружием и в масках. Они что-то кричали и переворачивали всё вверх дном. Ничего не понимающую Эбби вместе с хозяином дома увели на кухню, где один из незваных гостей снял маску и оказался Стражем Изумрудного Города. Он стал задавать много вопросов Эбби и ещё не пришедшему в чувство парню. С каждым новым вопросом Эбби всё сильнее и сильнее "выпадала в осадок" - парень оказался наркоторговцем с послужным списком длиннее текста её дипломной работы. Ещё более жуткой ситуация стала, когда Стражи вытащили на свет божий из какого-то тайничка 700 граммов кокаина. Они хотели бы найти больше, но решили довольствоваться этим. Затем Эбби и наркоторговца повезли в участок, где их стали допрашивать по отдельности.
Это было жутко. Это было унизительно. И это было страшно. Да-да, впервые в жизни Эбби испугалась. Казалось, почва уходила у неё из-под ног. Она уже ничего не понимала, всё смешалось, перевернулось и уродливо исказилось. И она не поняла когда. И вот она сидела, съёжившись под осуждающим взглядом Стража, ощущая себя абсолютно ничтожной и несчастной, и никак не могла на это повлиять.
Ей повезло - её отпустили. И она, абсолютно дезориентированная, потерянная и напуганная отправилась домой. Там, в своей квартирке, плотно закрыв дверь и заперев её на все замки, Эбби на негнущихся ногах прошла в спальню, упала на колени и зарыдала.
Слёзы лились сплошным потоком, её трясло от рыданий, и она ничего не могла с этим поделать. Казалось, со слезами из неё выходили страх, горечь, отчаяние и всё то давление, что довлело над ней на протяжении всех этих лет. Она размазывала непривычные слёзы по щекам, и каждую секунду боялась, что задохнётся. Но волновалась она зря - у людей слёзы заложены в рефлексах, и её тело прекрасно знало, что с ними делать.
И вот так, душимая рыданиями, Эбби не заметила, как где-то в груди у неё раздался щёлчок, и даже не почувствовала, как что-то зашевелилось в её странном сердце.
"Это было Один".
Прорыдав несколько часов кряду, Эбби заполза на постель и уснула. А утром собрала вещи и уехала домой. И больше никаких сигарет, рома и незнакомцев. И дорогу она снова переходила на зелёный свет...
Так её жизнь поделилась на "до и после Изумрудного Города". Эти две жизни почти не отличались друг от друга. Казалось, разница была лишь в том, что теперь все, кому не лень выспрашивали у Эбби недоумённо, почему та вернулась. Но было ещё кое-что.
Однажды идя после работы домой, у Эбби оторвалась пряжка на туфельке, из-за чего туфелька стала норовить упасть с её ноги. Девушка доковыляла до лавочки и, присев, стала чинить обувь. Тут её взгляд упал на живописную клумбу рядом с лавочкой, а до её ноздрей донёсся удивительно приятный аромат.
"Ммм, до чего красиво" - подумала Эбби и тут же спохватилась - она ли это? Никогда ранее ей не приходилось ничем восхищаться (если не считать жёлтого цветка, что теперь лежал засохший среди страниц её любимой книги). Она могла лишь сравнить какой-то предмет с общепринятыми канонами красоты и вынести вердикт - красиво это или же нет. Но теперь что-то изменилось - она чувствовала. Ощущала. Ошарашенная, девушка встала с лавочки, подошла к цветам, взяла один из бутонов в ладонь и притянула к своему лицу. Запах ей определённо нравился! Из её груди вырвался лёгкий стон удовольствия, а по телу побежали мурашки. Она не могла поверить - к ней пришли ощущения. Это было так на неё непохоже. И так приятно волнующе.
С тех самых пор изменения преследовали Эбби повсюду - она чаще смеялась, улыбалась. Иногда ей хотелось напевать. И она почувствовала, что готова общаться с людьми. Она вдруг остро ощутила своё одиночество - оставаться одной вечером больше было невыносимо.
Но всё было не так просто. Одно дело - хотеть идти на контакт, другое дело - уметь. Её проблемы никуда не делись. Она до сих пор не могла держать зрительный контакт, боялась заговорить первой. Ей было так же, как и раньше, невыносимо вторжение в её психологическое пространство. И она так и не ощущала большинства человеческих эмоций, а значит, была лишена эмпатии - важного качества. И, помимо всего прочего, у неё хромали навыки доверительного общения. А значит, ей пришлось снова и снова обращаться к своим навыкам искусственного общения. Внимательно слушать, вставлять необходимые фразы и имитировать эмоции. Вот только появилась проблема: эмоции теперь у неё были. Слабые, незначительные, но, как назло, не совпадавшие с теми, которых требовала ситуация общения. А потому девушке приходилось очень быстро соображать, как отреагировать и как ответить, приглушив свой внутренний голос и воссоздав чуждую её душе эмоцию. А потому в какой-то момент Эбби у стали складываться странные ощущения. Как будто она жила в двух параллельных мирах, или словно думала на двух языках одновременно. Это обескураживало. Это было порой неприятно. Но... ей это нравилось. Она виделась себе сказочным персонажем, что жила долгие годы под толщей холодного, мрачного льда, а сейчас лёд начал таять, оставив между ней и миром только тонкую корку. Настолько тонкую, что она уже видела окружающий мир и солнце, но не настолько тонкую, чтобы пробить её и выбраться наружу.
Так Эбби стала каждый новый день проводить в изучении. Себя, своих чувств, окружающего мира. Она ходила по улицам, изучая давно знакомый город, выискивая в нём какие-то вдохновляющие моменты, что-то, что смогло пробудить её окончательно и растопить остатки льда. Что-то наподобие жёлтого цветка.
И вот как-то она шла по улице, и как обычно, жадно разглядывала витрины, машины, старые здания, вывески, облака...
- Да куда ж ты прёшь, дура имбицилоподобная?! - вдруг раздалось впереди, и тут Эбби на кого-то налетела, не удержала равновесия и шмякнулась на асфальт, оцарапав колено.
Полная негодования, не успев даже подняться, девушка среагировала:
- Да пошла ты на хрен, корова кретинистическая!
"Вот и поговорили" - подумала Эбби, пытаясь встать с асфальта, что было не очень-то просто, учитывая высоту её каблуков.
И тут кто-то протянул ей руку.
- Поднимайся давай.
Эбби подняла голову и, прищурившись от бьющего в глаза солнца, увидела виновницу своего падения. Невысокая, коротко стриженная. Лицо - оплот интеллекта, острого юмора и иронии. Сперва Эбби захотела гордо надуть губы и отказаться, но тут же сообразила, что грациозно она сама не встанет, а, скорее, упадёт как-нибудь унизительно снова на радость ироничной незнакомке. А потому девушка схватилась за протянутую руку и позволила себя поднять. Правое колено тут же отозвалось резкой болью. Эбби посмотрела вниз. Так и есть: колено разбито в кровь.
- Шшш, - зашипела девушка от злости. - Scheiße! - Эбби всегда ругалась по-немецки, когда на что-то злилась.
- Die Gauch! - в тон ей ответила незнакомка, смеясь. - Под ноги надо смотреть.
Эбби смерила её самым злобным взглядом, на который была способна, тем не менее вдруг осознавая, что у неё не получается злиться на человека, который использует в речи "имбицилоподобная" и ругается по-немецки. А та, тем временем, невозмутимо полезла в сумочку и достала оттуда упаковку дезинфицирующих влажных салфеток и пластырь.
- На, юродивая, приведи себя в порядок.
- На себя посмотри, делинкветная, - огрызнулась Эбби, но салфетки и пластырь, тем не менее, взяла. Потом доковыляла до парапета, уселась на него и принялась обрабатывать колено.
- Nice to meet you, Abbie, - продолжила знакомство Фрейя.
- Нэ-нэ-нэ-нэ, Эбби, - передразнила её вполголоса Эбби, ведя себя как обиженный ребёнок. И сама себе удивилась - раньше бы она себе такого не позволила.
Однако, Фрейя не обиделась. Она задорно рассмеялась, запрокинув голову назад. И Эбби вдруг почувствовала, что завидует этой девушке, поскольку та могла так смеяться, а Эбби - нет.
- Хочу, - всё тем же обиженным тоном ответила Эбби.
- Ну что, поползли тогда в кофейню, - Фрейя протянула раненой руку.
Эбби, задумавшись на долю секунды, взяла девушку под локоть, и они пошли пить кофе.
Сидя в мягком кресле, и попивая ароматный американо, Эбби совсем расслабилась и перестала злобно коситься на Фрейю. В какой-то момент она подумала, что та ей даже нравится. Девушка была очень умной, с тонким, хоть и черноватым, чувством юмора. Она красиво говорила (пользуясь зачастую словами длиннее пяти слогов) и была даже более начитана, чем сама Фрейя. Девушки проболтали и просмеялись более двух часов, и решили на следующий день пойти на выставку постимпрессионистов.
Так у Эбби появилась настоящая подруга. Ей было безумно интересно проводить время вместе с Фрейей. И это было не то натянутое общение, что преследовало Эбби раньше. Ей было весело, было легко. И она радовалась жизни. Стоит сказать, Фрейя вела довольно-таки активный образ жизни, и всячески пыталась расшевелить подругу. А потому Эбби как-то разом стала вливаться в самые разнообразные тусовки, бывать на самых разных мероприятиях и знакомиться всё с новыми и новыми людьми.
Девушки ходили на тематические вечеринки, играли в подвижные игры на свежем воздухе, участвовали в разных литературных и кинообсуждениях и много гуляли. И, вопреки обыкновению, лето пролетело для Эбби как один яркий миг, чего не бывало раньше.
В последний день пляжного сезона, Фрейя потащила Эбби на берег озера. Это было какое-то новое место, о котором Фрейе рассказал её друг. Они с Эбби ещё не успели побывать там, и Фрейя решила во что бы то ни стало исправить эту оплошность до наступления осени.
И вот в жаркий полдень последнего дня лета, Эбби вылезла из машины, сняла обувь и направилась по песку босиком к воде. Друг Фрейи был прав: место, и правда, было необыкновенным. Мягкий песок, тихий плеск волн, безмятежный горизонт и глубокое синее небо над головой.
"Какаяяяяя прееееелеееесть" - блаженно протянула про себя Эбби.
Казалось, умиротворённая атмосфера этого места передавалась и ей. Она почувствовала себя такой лёгкой, такой отдохнувшей. По её телу бежали мурашки, руки и ноги слегка сводило приятной судорогой. Не желая ни о чём думать, Эбби расстелила покрывало на песке, и сладостно потянувшись, растянулась на нём. Полностью расслабленная, без единой тёмной мысли, она не заметила, как уснула.
Во сне она не почувствовала, как что-то уже во второй раз щёлкнуло у неё в груди, и как струны в её конструкции-сердце стали заживать и соединяться, принимая форму, уже отдалённо напоминавшую форму настоящего человеческого сердца...
"Это было Два"...
Наступила осень. Плавно прошёл сентябрь, ему на смену пришёл обманщик-октябрь, и вот уже ноябрь стал пугать горожан первым снегом. Эбби, напевая, вернулась с работы домой, где её ждал чем-то взволнованный Страшила.
- Эбби, наконец-то! Тебя-то я и жду.
- Здравствуй, дядя. Что случилось?
Страшила любил волноваться по пустякам, поэтому Эбби не стала воспринимать всерьёз его странное состояние.
Тем временем, дядюшка подскочил к ней и закружил её в вальсе, что было не очень удобно, учитывая габариты кухни, на которой они находились. Тут Страшила остановился и торжественным жестом вынул из кармана твидового пиджака красивый конверт.
- Держи, - он протянул его Эбби.
Она, уже всерьёз заинтригованная, взяла конверт и аккуратно, чтобы не повредить (конверт выглядел как произведение искусства), открыла его и достала не менее красивую карточку. Затем быстро пробежалась глазами по тексту. Тут её глаза округлились.
- Не может быть! Они приняли меня!
- Да, точно! - Страшила захлопал в ладоши, как маленький ребёнок, которому показали фокус.
- Не может быть! Так здорово...
В руках у Эбби было приглашение в Академический Клуб Волшебной Страны. Это был старинный клуб интеллектуалов. Из года в год там собирались люди разных возрастных групп, социальных статусов и политических взглядов и участвовали в различных обсуждениях, интеллектуальных играх, да и попросту в пирушках "для избранных".
Эбби никогда и не думала о вступлении в этот клуб, однако, теперь, держа в руках именное приглашение, она испытала невиданное ранее воодушевление. Ей показалось весьма заманчивым стать частью этого обособленного мира. А потому в следующую пятницу, приодевшись соответственно случаю, Эбби пришла в клуб.
И он сразу покорил её сознание. Здесь было всё, о чём она могла мечтать. Невероятно умные (но при этом тонко чувствующие), остроумные люди. Неиссякаемые игры для ума и пища для размышлений. Забавное веселье никогда не опускающееся до низкопробного. Множество возможностей для флирта (а это занятие с лёгкой подачи Фрейи стало Эбби слишком уж нравиться). Но, к сожалению, слишком мало времени для того, чтобы всё это воплотить. Встречи клуба проводились раз в неделю, по пятницам и длились три-четыре часа, не больше. А Эбби же хотелось проводить там каждый день. Ей всё время было мало, и она теперь уже не могла взять в толк, как она жила раньше без всего этого.
Эбби уже успела расслабиться, пребывая в полной уверенности, что у неё теперь в этой жизни есть всё, что нужно для счастья. И что лучше (или хуже) уже не будет, поскольку лучшее (равно как и худшее) с ней уже случалось. Но судьба - хитрая злодейка, и для жителей Волшебной Страны у неё поблажек нет.
В один из ясных зимних дней в клуб пришёл один из его давних участников - Фейрольф. Он был в явных лидерах всех игр, подавал самые ясные мысли на обсуждениях, хотя и держался зачастую в стороне, и обладал самым циничным и острым чувством юмора из всех участников клуба. Он просто не мог не привлечь внимания Эбби. Он был лишь чуть старше её, невероятно привлекательным, а потому Эбби решила бросить свои пустые флирт-забавы и обратить серьёзное внимание на него. Во время одной из игр тем вечером им довелось играть в паре. И, как назло, Эбби не могла найти ответ на один вопрос и уже была готова сдаться, как вдруг Рольф (как его звали сокращённо) посмотрел ей пристально в глаза и мягким, но, тем не менее, пронизывающим сознание голосом, стал взывать к её стойкости, её разуму и её памяти. Он подбадривал и всячески пытался разбудить в ней Мысль. Но в тот момент Эбби почувствовала, что совсем теряет нить рассуждения и думать может лишь о том, как хочет его поцеловать.
Это было ново. Никогда ещё она не позволяла своим чувствам (поскольку они были слабыми, жалкими и незначительными) затмить и попросту заткнуть её разум. И это было шокирующим открытием. И да, ту игру она проиграла. И, вернувшись домой, она долго не могла понять, почему у неё так сильно бьётся сердце, так ярко пылают щёки и так мелко дрожат пальцы. Она с трудом уснула той ночью. А утром решила, что хочет добиться внимания Рольфа.
Но сказать проще, чем сделать. Она ещё никогда не была инициатором отношений, каждый раз она просто позволяла кому-то появляться в её жизни, находиться рядом, любить её, а после уходила. Да и отношений у неё было раз-два и обчёлся. Да и последние были уже слишком давно. Как бы то ни было, у Эбби была неделя, чтобы привести мысли и чувства в порядок - и к пятнице она была готова.
Вечер прошёл как по маслу. Много игр, непринужденной болтовни, веселья. Фейрольф вёл себя очень вежливо и весело, весь вечер он провёл с Эбби на одной волне. И вот, когда все уже собирались расходиться, а Эбби настраивала себя на то, чтобы подойти к Рольфу и предложить ему... Кофе? Кино? Прогулку (она ещё не решила)? Как вдруг в разговоре выяснилось одно "но" - он был Волшебник.
Волшебников было мало. Они были неподражаемо прекрасны. И у них всегда было море поклонниц.
"Чёрт, чёрт, чёрт!" - мысленно негодовала Эбби, практически выбегая из клуба. "Ну надо же было так, а".
Она знала, что для неё - это финиш. Она могла бы ещё набраться смелости, и взять себя и инициативу в руки и начать добиваться парня, что был одного с ней уровня. Но не так. Но не с ним. Слишком умён, слишком красив, слишком Кто-то. Будучи всю жизнь не такой, как все, неся на себе по жизни крест изгоя, в первый раз в жизни Эбби почувствовала себя неполноценной. Уже зайдя домой, она поняла, что плачет. Это были вторые в её жизни слёзы. Она надеялась, что, как и в прошлый раз, они принесут облегчение, но это не помогло. Она продолжала чувствовать себя жалкой, опустошённой и глубоко несчастной.
Её печальное состояние длилось несколько дней, и никак не желало её отпускать. Ничего не помогало, ни весёлые комедии, ни флирт на стороне, ни даже ироничные подколки всезнающей Фрейи. А потому, понимая, как сложно ей дальше будет в клубе, накануне Эбби воззвала ко всей своей стойкости и ко всему своему упрямству и гвоздями заколотила все признаки чувств к этому неоднозначному человеку. Ощутив себя достаточно трезвой и спокойной, Эбби отправилась в клуб. И только увидев Его снова, поняла, что это были жидкие гвозди...
Тогда она предприняла новую тактику - она стала его избегать. Точнее попыталась. В клубе было не так много участников - все соприкасались тем или иным образом за вечер раз по двадцать. А потому Эбби оставалось только терпеть. Стивнув зубы. Чтобы не кусать губы до крови и не сгрызть все ногти. И притворяться. Раз за разом, делая вид, что ей всё равно...
Так продолжалось несколько месяцев. Эбби успела убедить себя, что то, что она чувствовала к Рольфу - всего лишь плод её воображения. И ничего, что она постоянно думала о нём. И ерунда, что он снился ей почти каждую ночь. И пустяки, что каждый раз завидя его на улице, она бежала к нему со всех ног, как ребёнок к человеку в костюме Деда Мороза. Она упорно делала вид, что с ней ничего не происходит, и даже могла спокойно поддерживать дискуссии с Фейрольфом в клубе, стараясь, чтобы её голос звучал ровно, а руки не тряслись предательски под столом.
Однажды весенним вечером у неё с Рольфом разгорелся спор.
- Да я говорю тебе, - убеждал он её мягким баритоном. - В Волшебной Стране волшебством могут заниматься все.
- Ну да, конечно, все умеют вызывать ветер силой мысли, разговаривать с животными и летать, - попыталась съязвить Эбби.
- Да. - Не обратил внимания на её сарказм Фейрольф. - И я тебе докажу, хочешь? Встречаемся завтра в полдень в Чудесном Парке у Старого Клёна.
"О нет!" - тут же испугалась часть её сознания. "Я не могу оставаться с ним наедине!"
"О да!" - мгновенно отозвалась вторая, чуть прибалдевшая, а потому замешкавшаяся часть сознания. "Это же мой шанс!"
И тут вмешался господин Разум.
"Придётся идти в любом случае. И не для души, а для дела. Его тон не оставляет сомнений в том, что он хочет сказать: "Если ты не пойдёшь, ты уже принимаешь своё поражение - и я победил". Нельзя нам этого допускать, ой, нельзя".
"Yessss" - тут же обрадовалась вторая часть сознания, а первая вдруг позеленела и тяжело сглотнула: "Ну мы и влипли".
Как бы то ни было, ни одной из них, ни ворчливому господину Разуму спать той ночью не пришлось - Эбби была слишком возбуждена и взволнована. Она никак не могла избавиться от целой бури эмоций и шквала мыслей у неё в голове. Ей сложно было поверить, что она останется с Рольфом наедине, и ещё сложнее было представить, как ей вести себя с ним.
Ближе к полудню невыспавшаяся Эбби отправилась в Чудесный Парк навстречу, как она думала, своему самому долгожданному приключению в жизни. Она пришла без четверти двенадцать - его ещё не было. Тогда она присела на висячие качели и принялась нервно ждать, одновременно в мыслях подгоняя время, и желая, чтобы оно остановилось. Без одной минуты двенадцать Рольф появился на поляне. Такой красивый, такой уверенный, он лёгкой поступью подошёл к ней.
- Ну что, готова к чудесам? - спросил он бодрым тоном.
- Да, наверное, - Эбби была в этом далеко не уверена. - А каким именно? Что мы будем делать?
- Не мы, а ты. - Поправил он её. - Летать.
- Что? - удивилась Эбби.
- Летать. Это же самое интересное.
- Да, конечно, кто бы спорил. Только я не умею. - Эбби была полна скептицизма, и уже сейчас чувствовала, что ничего хорошего из этого не выйдет.
- Я покажу. Волшебство - это не сложно. Его могут творить многие, почти все. А ты - так тем более.
- Почему? - удивилась Эбби.
- Ты - Дочь Железного Дровосека. Волшебство у тебя в крови.
И в эту минуту он так посмотрел на неё, что она поняла - она сделает, что угодно ради него. Надо летать - пожалуйста, она будет летать. Надо ходить по воде - она пойдёт. Только пусть он так смотрит на неё и впредь.
- Хорошо, что нужно делать?
- Закрой глаза. Расслабься. Почувствуй ветер. Он сейчас твой лучший друг и главный помощник - он тебя подхватит и не даст тебе упасть.
"Он издевается?! Чтобы я доверилась какому-то там ветру? Я доверяю только своему опорно-двигательному аппарату. Да и то не всегда".
Тем не менее, Эбби подчинилась. Она закрыла глаза, постаралась отрешиться от мыслей.
- Почувствуй, что твои ноги больше не касаются земли. Ты вся - невесома, и тебе больше не нужна опора. Только воздух, только ветер, - продолжал наставлять Рольф.
Эбби последовала указаниям, почувствовала себя лёгкой, невесомой, заставила себя мысленно отречься от земли, забыть о ней. И тут же начала на неё падать. Но её поймали сильные руки, не дав удариться о землю.
- Осторожней. Давай ещё раз.
Рольф поставил её на ноги, и она попробовала снова. И снова. И ещё раз и ещё. После четвертого падения Рольф озадачился.
- Хм, давай попробуем по-другому. Мы вместе поднимемся в воздух. Я буду держать тебя...
Тут он поймал недоверчивый взгляд Эбби и поспешил уверить:
- Я не отпущу тебя, даю слово. А тебе надо прочувствовать, что такое парить в воздухе. Может, тогда легче получится.
Эбби посомневалась немного, но потом согласно кивнула.
Фейрольф подошёл к ней ещё ближе, крепко приобнял её за талию, и тут Эбби почувствовала, как у неё на самом деле стала уходить из-под ног земля. Она посмотрела вниз. Они поднимались! Эбби покрепче вцепилась в Рольфа.
- Не бойся, - шепнул он, и тут они перестали подниматься, зависнув в метре над землёй.
- Значит так, теперь смотри вверх, на облака. Ощути себя птицей. Почувствуй, что нет кругом рамок. Нет ограничений "верх-низ-лево-право". Есть ты и воздух. И ты в нём паришь. Я не отпущу, не бойся.
Слушая его тихий нежный голос, Эбби почувствовала, как легко и хорошо ей становится. Она посмотрела на небо, и оно заворожило её яркими красками. По небу медленно плыли облака, и Эбби вдруг захотелось зацепиться за одно из них.
"Как же хорошо" - подумала Эбби, как вдруг Рольф сказал:
- Смотри, ты паришь.
Эбби аккуратно повернула голову. И точно: её тело парило горизонтально поверхности земли, а Рольф лишь поддерживал её одной рукой без видимых усилий. Она плыла в воздухе сама!
Это была сказка. Это было волшебство. Это было откровение. И это была любовь. В этот момент Эбби, наконец, поняла это. И она больше не хотела этому сопротивляться. Она посмотрела в лицо любимому. Она очень хотела знать, о чём он сейчас думает. Хотела посмотреть ему в глаза и увидеть ответ на вопрос: кто она для него? Но он не снимал своих тёмных очков, и всё что она могла в них увидеть - это отражение неба и своих собственных вопрошающих глаз.
"Интересно, а он знает? Догадывается, кто он для меня? Понимает, насколько это сокровенный жест для меня - вот так довериться человеку. Довериться его рукам и просто покорно парить вот так, чувствуя под спиной холодный ветер и пустоту, в которую я могу каждую секунду упасть? Осознаёт ли он всю свою значимость для меня?"
И тут раздался громкий хруст - это пружины в груди Эбби, наконец, слились и превратились в красивое здоровое человеческое сердце. Это слышала только она. И только она поняла, что произошло.
"Это было Три..."
Она только что превратилась в Человека. Настоящего человека. С нормальным сердцем, душой и чувствами. Человека, способного любить...
- Ну всё, думаю, на сегодня хватит уже. Ты молодец! - сказал Рольф, опуская Эбби на землю в прямом и переносном смылах. - Быстро учишься.
- Спасибо, - шёпотом произнесла Эбби. Она ещё не отошла от только что произошедших событий. Но, тем не менее, она подумала о том, что не хотела спускаться, хотела парить в воздухе, держа Роьфа за руку, вечно. Хотела снять у него с лица эти чёртовы очки и посмотреть ему в глаза. И увидеть там, что она тоже ему нужна.
Но она ничего такого не сделала. Она ведь теперь человек, и ей важно не делать ошибок - ведь теперь от ошибок будет больно.
- Ты на машине? - задал вопрос Рольф.
- Да, - ответила Эбби, возненавидев свою машину за то, что та стоит на парковке в восточной части парка. За то, что машина, вернула её к реальности, нарушив сказку.
- Тогда до пятницы. Пока.
С этими словами Рольф лёгким шагом двинулся к западным воротам.
Эбби с минуту смотрела ему вслед и направилась к восточным. Она терзалась сомнениями. Она была в восторге - она провела с любимым Рольфом целый час, и он был так близко. Она была опечалена - он ведь ушёл. И что всё это значит? И что же делать? И надо ли? И как? И что же будет? Всё это смешалось у неё в голове. И это было больно. Но в тот момент она была как никогда счастлива. И знала, что ни на что на свете не согласится променять своё новое сердце.
***
Вся погруженная в свои мысли, она не заметила, как провожают её взглядом двое, сидящие на лавочке - маленькая белокурая девочка и молодой парень в пальто поверх медицинского халата.
- Какая же ты всё-таки жестокая фея, Лили. Девочка жила себе спокойно и не знала горя. А ты вот так её из огня да в полымя. Может, не стоило? Пусть бы себе жила и дальше так.
- Ничего ты не понимаешь, Эски. - Вздохнула фея. - Она ведь не жила. - Она помолчала, потом задумчиво продолжила. - Таких несчастных много. Но она - другая. Она могла ожесточиться, и, видя мир в серых красках, принести людям немало зла. А она... Даже без сердца она любила отца. И пыталась любить людей, как умела. Я решила дать ей шанс полюбить по-настоящему.
- И ты решила, что безответная любовь - хорошее начало? - возразил Эски.
- Мы не знаем, насколько она безответна. - С улыбкой ответила фея. -Всё теперь в её руках. Я научила её ходить, а как далеко она пойдёт - решать только ей, Дочери Железного Дровосека.