Аннотация: Мистический роман фельетонно-обозревательского тона.
Ночь третья
(Какангелие от Асмодея)
И вот наступила ночь с 24 на 25 мая 2005 года. Собственно - ещё не ночь, а вечер - тихий, светлый, "Сам себе и художник и режиссёр"; всё кладбище о ж и л о, расцвело белым, сиреневым, розовым; и сладчайшая Марины Цветаевой малина (ягоды будут где-то в июле), и тонкая рябина из русской песни, и застенчивая, хрупкая яблонька из сказки. Редкие тени бродили между могил, оплакивая своих усопших хозяев, ища новых. И сама Ночь сделалась белой - над буйвищем, и серой - над незасеянными, никудышными полями.
... От дуновения Божия происходит лёд, и поверхность воды сжимается. Также влагою Он наполняет тучи, и облака сыплют свет Его... Разумеешь ли равновесие облаков, чудное дело Совершеннейшего в знании?... Ты ли с Ним распростёр небеса, твёрдые, как литое зеркало? (Иов 37, 10,11,16,18).
Василий Петрович в третий вечер сидел на крылечке своего "офиса", смотрел на запад и слышал Голос: "Отворялись ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной?" - "Конечно видел и не один раз", - дерзко отвечал комендант. "Обозрел ли ты широту земли? Объясни, если знаешь всё это. Где путь к жилищу света, и где место тьмы? Ты конечно, доходил до границ её и знаешь стези к дому её". - "Конечно обозрел, когда жил в Казахстане". А жилища (прописки и угла своего) не имею до сих пор".
Грустные тучки, одетые в траур, схоронили уснувшее Светило и над его закатом возложили гору разноцветных венков и лентия.
"Знаешь ли ты уставы неба, можешь ли установить господство его на земле?" - "Откровенно говоря, нет. А можно - я задам Тебе вопрос? На самом ли деле Бог заботится о нас? Если да, то почему же он допускает страдания? Придёт ли им когда-нибудь конец?" - чувствуя себя как бы новым Иовом, Василий Петрович гордо выпрямился.
"Господь отвечал Иову из бури и сказал: кто сей омрачающий Провидение словами без смысла?" (Иов 38,2). Ветер прошелестел над погостом, ветви черёмухи зашевелились, как белые привидения. "Препояшь ныне чресла твои, как муж: где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь? Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь? (Иов 38 3-5) ...Знаешь ли ты время, когда рождаются дикие козы на скалах, и замечал ли роды ланей? можешь ли расчислить месяцы беременности их?" - "Я не землемер, не ветеринар, не зоотехник" - даже не вымолвил, а всего лишь подумал дерзкохульно Василий Петрович. По небу пронёсся такой гул, будто над Скотопригоньевском-66, набирая силу, шумел ураган, "Рита", готовый двинуться на ненавистную Америку. "...Кто пустил дикого осла на свободу, и кто разрешил узы онагру, которому степь Я назначил домом и солончаки - жилищем? Он посмевается городскому многолюдству и не слышит криков погонщика, по горам ищет себе пищи и гоняется за всякою зеленью. Захочет ли единорог служить тебе и переночует ли у яслей твоих?" (Иов 39 1-2, 5-9). - "За "осла" отдельное спасибо; я, конечно, ничтожен - что я буду отвечать Тебе? Руку мою полагаю на уста мои. Говорил я с Тобой, теперь отвечать не буду, даже дважды, но более не буду. Впрочем, велика ли заслуга моя, если я по пути раздавлю случайно муравья? Так же и Твоя - если раздавишь меня?"
Грустные тучки теперь расходились на поминки, преображаясь в сказочных животных. Потрясающих размеров бегемот медленно поворачивал хвостом своим, как кедром, жилы на бедрах его были переплетены, ноги - как медные трубы, кости - как железные прутья. Через несколько минут он разлёгся под тенистыми деревьями, под кровом тростника и в болотах; потом пил из реки и не торопился, оставаясь спокойным, хотя бы Иордан устремился ко рту его и что бы не случилось на западном берегу его.
Комендант завороженно смотрел на Закат, словно на экран повторного фильма, сценарий которого был написан 3,5 - 4 тысячи лет назад. А Голос (за кадром) продолжал: "Можешь ли ты удою вытащить левиафана и верёвкою схватить за язык его? вденешь ли кольцо в ноздри его? проколешь ли иглою челюсть его? будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко? Сделает ли он договор с тобою, и возьмёшь ли его навсегда себе в рабы? Станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих?".
В левом ухе коменданта засвербило и не у кого было спросить: "В каком ухе звенит?". Первым подвернулся ему под руку Елиуй с Кратким курсом истории ВКП(б) подмышкой. Воспылал гнев Елиуя, сына Варахиилова, Вузитянина из племени Рамова, - воспылал гнев его на коменданта: "На лице человека смотреть не буду и никакому человеку льстить не стану, потому что я не умею льстить: сейчас убей меня, Творец мой". И продолжал Елиуй и сказал: "Ненавидящий правду может ли владычествовать?... Можно ли сказать царю: ты - нечестивец, и князьям: вы - беззаконники?... Нет тьмы, ни тени смертной, где могли бы укрыться делающие беззаконие... Будет ли это для народа, или для одного человека, чтобы не царствовал лицемер к соблазну народа... Бог, Творец мой, Который даёт песни в ночи, Который научает нас более, нежели скотов, но с царями навсегда посаждает их на престоле". И добавил Елиуй, сын Варахиилов, Вузитянин: "А звенит у тебя, Василий сын Петров, в левом ухе; это и загадывать нечего, потому что у вашего племени всегда звенит в левом ухе и ходите вы только налево". Дивился комендант мудрости Елиуя и молча отошёл от него, даже не загадав желания.
Ещё подошёл к Василию Петровичу колдун по имени Стадлин. Попросил закурить. В своё время он, будучи схвачен в Лозаннской епархии, признался, что посредством своего колдовства последовательно убил семь младенцев в утробе матери. Стадлин положил под порог того дома змею; и сделал так, что если её удалить, то обитатели дома снова получили бы способность к деторождению.
Вообще, многие члены Шабаша в третью ночь относились к коменданту, как к с в о е м у. Стадлин, например, предложил Василию Петровичу купить за тысячу баксов гражданство и прописку в РФ (хоть в Скотопригоньевске-66, хоть в любом другом населённом пункте), а также новую фамилию (имя и отчество). Сидоров согласился (имея в виду деньги, которые в первую ночь дал ему Камо). Однако, когда стали рассчитываться, товарищ Стадлин сказал: "Эге! так не честно! Мы так не договаривались: деньги-то - царские!!" Комендант посмотрел, - в самом деле царские! Стало быть, большевики до сих пор пользовались награбленным при Царе?! "С этой публикой надо ухо держать востро", - подумал Сидоров и решил нынче же найти Камо и разобраться с этим малефицием.
Подошла к коменданту Анжела Лабарт (в XIII веке она, будучи аристократкой из Тулузы, сожительствовала с дьяволом и родила чудовище с волчьей головой и хвостом дракона. Каждую ночь она крала младенцев, которыми кормила своего сыночка. Анжела созналась в еженощных совокуплениях с дьяволом, что было установлено инквизитором Гуго Леонидом, который и сжёг преступницу на большом Аутодафе в 1276 г.). "И эти лицемеры учат нас жить: "Права человека", "Демократия", - подумал Сидоров. "А сколько преступниц было изобличено в подозрительных сношениях с жеребцами, кобелями, змеями, котами! Правильно в нашей Госдуме либерал - демократы внесли предложение лишать гражданства россиянок, уехавших за границу и вышедших замуж за иностранцев! Греховность людей растёт, а любовь меркнет... Молодые девки взяли теперь моду шляться по улицам с голыми пупами. А известно, что сила дьявола заключается именно в чреслах и в пупке. Дьявол через излишество плоти господствует над людьми. У мужчин центр излишеств - в чреслах, а у женщин - в пупе...".
Подошла собачка - не здешняя, здешних Василий Петрович всех знал наперечёт. С такими ласковыми, грустными глазами, полными подлинно человеческого выражения. И так-то всё было на пределе, как в кошмарном сне, а здесь Василию Петровичу, как - только он глянул, стало совсем жутко. "С ума схожу... бежать надо отсюда... Но куда?!" Комендант вошёл в "офис", собачка - за ним, да так ловко прошмыгнула в дверь, будто жила здесь давным - давно, ещё до Василия Петровича (впрочем, кто её знает, может быть жила); улеглась в "сенях", точно знала всё наперёд.
Василий Петрович забылся на две-три минуты, как почувствовал, что его руку словно кто-то лизнул. Встрепенулся весь, приподнялся на локтях, видит - собачка взлаивает, глядит на него в нетерпении и всем видом своим как бы зовёт на "улицу". И в самом деле - комендант услышал осторожные шаги под окнами и условленный стук по немытым стёклам: "свои", открыл дверь - перед ним стояли Федотов, о. Александр и третий мужчина, которого Сидоров не знал. (То был Чагин).
Над погостом мерцало мертвенно - бледное, голубоватое свечение, напоминающее свет от электросварки. Скрипела надломленная бурей сосна, скрипела и стонала, полная могильных звуков, впитываемых её корнями, - и Василий Петрович знал, где она страдала!
Отец Александр, не имея возможности войти в Храм (хотя бы и в разрушенный), вошёл в комендантский "офис". Он помнил, что во дни гонений христиане сходились для молитвы и Литургии в частных домах или в подземных усыпальницах - катакомбах. Был здесь обычный конторский стол, что напоминал тот, за которым верующие тех времён возлежали за братской трапезой. В качестве алтаря отец Александр мысленно представил себе тот, что был в разрушенном Храме, совсем недалеко от "офиса". В проломах его стены видны были полукруглая апсида (где когда-то помещались собственно алтарь и "горнее место" для епископа, остатки иконостаса (без икон) и "царских врат"). Отец Александр добирался до кладбища во внебогослужебной одежде; из-под пальто выглядывали полы рясы (на нём был ещё и подрясник). На месте он облачился, как подобает, в подризник, епитрахиль, пояс, палицу, поручи и др. Когда о. Александр облачился полностью, его товарищи - люди, мягко выражаясь, не воцерковленные, но склонные к поиску Истины - как-то притихли, отрешились от всего будничного и суетного. Вечернее время сама Библия рекомендует как благоприятное для молитвенного предстояния. На ветхозаветном алтаре приносилась жертва, а служители при заходе солнца зажигали светильники - знак души, горящей огнём веры (Исх 30,8). После разрушения Храма этот обычай остался в домашней молитве иудеев и был усвоен новозаветной Церковью. Когда зажигали свечи или лампады, в христианских домах читалось "светильничное благодарение". Так было положено начало церковной вечерни.
Не имея надлежащего благословения даже ещё и на восстановление кладбищенской церкви, о. Александр рассматривал своё нынешнее служение, как предварительные попытки спасти оскверненный Дом народа Божия от дальнейшего поругания, а вспыхнувший в глазах его товарищей - "Православных атеистов" - какой-то новый, необычный свет, - лишь укреплял священника в его дерзновении. "Где двое или трое соберутся во Имя Мое, там и Я среди вас, - говорил Спаситель, а в народе нашем православном давно сложилось убеждение, что Церковь не в брёвнах, а в рёбрах", - произнёс о. Александр, расставляя иконки, возжигая свечки, лампадку и кадило. "Православные атеисты" помогали ему. Была Неделя о расслабленном и вся служба должна была говорить и говорила о тесной связи между грехом и недугом, о том, что истинное исцеление даёт человеку Господь.
Есть же в Иерусалиме у овечьих ворот купальня, называемая по-Еврейски Вифезда, при которой было пять крытых ходов; в них лежало великое множество больных, слепых, хромых, иссохших, ожидающих движения воды, ибо Ангел Господень по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в неё по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью (Ин 5, 1-4).
О. Александр сначала сомневался во всей этой затее: "не одержим ли бесами Сидоров? не по пьянке ли ему всё это мерещится?!". Но уже будучи на месте, в первый же вечер своего личного опыта общения с химерами, - убедился, что тут дело гораздо серьёзнее. На сей раз на кладбище не было видно никаких "лунных людей", ведунов, ведьм, иностранных гостей", сектантов, либералов и проч. Но все четверо ощущали скрытое присутствие (каждый, впрочем, по-своему) некоего метафизического Зла, какой-то невыразимой Тоски, космической Скуки, Абсолютного холода и мрака. Тёмная бездна поглотила погост, слабо отсвечивало только то, что Она не могла проглотить: кресты на могилах, звезды на захоронениях павших воинов - О великий Христов мучениче Иоанне, правоверных поборниче, врагов прогонителю и обидимых заступниче! Услыши нас, в бедах и скорбех молящихся тебе, яко дана тебе бысть благодать от Бога печальныя утешати, немощным помогати, неповинныя от напрасныя смерти избавляти и за всех зле страждущих молитися (из Молитвы св. мученику Иоанну воину).
Когда глаза привыкли к темноте, различимыми стали стены разрушенного Храма; из красного кирпича - они подсвечивались снизу по всему его периметру золотисто-голубыми огоньками, казалось, что тёмная багровая кровь медленно истекает из ран Церкви, отчего и сама земля вокруг неё светилась пурпурным.
А на небесах! Открылись за окоёмом невидимые днём разливы литого зеркала вешних вод с выступающими кое-где незатопленными островками, плывущими в проливах бригантинами, полными волнительных таинств. Уснувшее Светило просвечивало из нижнего шеола, медленно смещаясь к северу. И вдруг нечто страшное и безобразное открылось на закате: чёрный, как сажа, лик, белые клыки, горящие, налитые кровью и огнём глаза. Это Нечто поражало и своими размерами и невероятной живостью черт. Оно стремительно неслось из глубин Космоса к земле. Первым увидел сие Анти-знамение Василий Петрович. Он оцепенел, но всё-таки успел толкнуть локтем Федотова; о. Александр секунду спустя сам увидел и понял, кто это был.
А Юрий Иванович ничего особенного в "знамении" не нашёл, пожал плечами и промолчал (Странные звуки, вибрацию, световые "эффекты" он отнёс скорее к деятельности своего родного НИИ, чем к каким-то чудесам).
...Между тем, все компьютеры "Скот - НИИ" были поражены вирусом "Месаме-даси". Пропали результаты многолетнего труда большого научного коллектива - секретные материалы, разработки, чертежи, схемы и т.д. Вместо них на экранах появлялись такие, например, тексты: "Совершенно секретно. Стандарт + 56, Экологически чистый продукт. Соответствует санитарно-гигиеническим требованиям. ТУ 5437-852-00248645-00 120 +/- 10".
Сотрудников НИИ стали вызывать по одному в органы. Вызвали и Чагина. Разговаривали вежливо, доминировала мысль: нельзя ли восстановить пропавшие материалы? Юрий Иванович обещал подумать и постараться восстановить. Он быстро обнаружил, что в компьютерах сохранились научные материалы групп Б.С. Сунгатуллина и Н.П. Волкова. Органы, вполне естественно, заинтересовались данным обстоятельством. Сунгатуллин и Волков оправдывались изо всех сил, но подозрение на них от их оправданий только крепло.
Оно выросло ещё больше, когда в Органы поступили анонимные заявления на директора НИИ А.С. Гинзбурга, в которых приводились многочисленные факты, свидетельствующие о его злоупотреблениях своим служебным положением (хищение в преступном сговоре с главным бухгалтером средств, выделяемых Институту из государственного бюджета, по грантам, за счёт незаконной продажи посторонним лицам квартир в строящемся для сотрудников НИИ жилом доме, за счёт продажи продукции подсобного хозяйства НИИ на рынке с нарушениями установленного порядка, - т.д.). Факты, указанные в анонимках, отнюдь не были высосаны из пальца и были подобраны таким образом, что знать о них мог только Волков (помимо директора НИИ и главбуха). Но какой смысл был Волкову копать компру на своего шефа? Тем более, сообщать о ней в Органы... И что такое "Месаме-даси"?!
Профессору Сунгатуллину первому пришла в голову мысль, что ниточку к разгадке тайны всего этого дела следует искать на заседании Учёного Совета НИИ, на котором в части "разное" рассматривался вопрос по поводу ходатайства о восстановлении кладбищенского Храма. А непосредственным толчком к этой догадке в голове профессора послужило словечко "Месаме-даси". Оно показалось ему наполненным каким-то мистическим смыслом. Борис Сунгатович встретился с Аркадием Семёновичем и поделился с ним своими версиями и подозрениями. А.С. Гинзбург тоже был где-то близок к аналогичной версии событий и предложил как следует проверить В. Федотова, сам первичный объект, послуживший началом всей этой истории (кладбищенскую церковь), людей, возможно стоящих за нею. Однако ведь, и ещё одна версия тоже имела право на существование - а не причастен ли к анонимке и сам Борис Сунгатович? Его визит к директору, искреннее, как казалось, возмущение сей "грязной фальшивкой", его предположения относительно её авторства, вся манера его держаться и многое другое, в совокупности, - снизили значимость данной версии, но не отменили полностью, ибо А.С. Гинзбург давно взял на вооружение знаменитое выражение Рейгана: "доверяй, но проверяй!".
А.С. Гинзбург попросил Б.С. Сунгатуллина довести до конца лингвистический поиск самого термина "Месаме-даси", что стоит за этим словом. Кроме того, директор осторожно намекнул, что пришло время, наконец, решать давно назревший вопрос научного роста Бориса Сунгатовича: "хватит Вам ходить в "членах-корреспондентах" РАН - пора уже готовить материалы на "действительного члена Академии наук". И даже рассказал Сунгатуллину известный анекдот на эту тему.
Иными словами, получалось так, что если вы не авторы анонимки, докажите это на д е л е и постарайтесь размотать клубок загадок до конца, вычислите анонимщика. А "действительный член" мог рассматриваться как аванс (и в то же время, как блокатор дальнейших анонимок хотя бы со стороны Сунгатуллина и Волкова). Борис Сунгатович примерно так понял установку Гинзбурга и потом уже (по пути домой) ему пришла в голову ещё одна идея: самому написать (вместе с Волковым) проект ходатайства о восстановлении Храма и съездить с бумагой к мэру вместе с директором. А когда попил дома чаю с чак-чаком, идея эта окрепла, получила развитие и инфраструктуру в голове члена-корреспондента: "А не сам ли директор НИИ подстроил это дело с "Месаме-даси"! Мотив? А вот и мотив: скрыть следы всех своих неблаговидных деяний и отсутствие каких-либо положительных результатов деятельности возглавляемого им Института за последние десять лет. Другие устраивают симуляции кражи, пожара, а Гинзбург - вот так: нанял хакера. По-своему это где-то даже гениально!"
Между тем, физиономия Асмодея совсем приблизилась к земле, увеличившись до чудовищных размеров, наполнившись абсолютной злобой. Верхний слой почвы на кладбище зашевелился, вспучиваясь, как бы поднимаясь навстречу Асмодею; из могил полезли жирные черви; вскоре вся поверхность буйвища кишела червями; земля превратилась в нечто киселеобразное. Запах стоял такой, что "амбре", выделяемое при эксгумации, показалось бы ароматом Тройного одеколона по сравнению с ним. Вся нечистая сила притихла, чуя приближение Асмодея, начальника хоть и не первой руки, но всё - же очень высокого ранга. Он алкал и жаждал жертвоприношений, человеческой крови. Асмодей узрел одного православного священника на развалинах храма и с ним ещё троих (не считая собаки, она показалась Асмодею подозрительной). "Ну что?! Раздарбанить их?! Дунуть на них, чтобы улетели к Чёртовой Матери?!" Асмодея что-то заинтересовало в этой "банде четырёх", и он отложил исполнение своего решения.
Отец Александр твёрдо и бесстрашно стоял с Библией в руках на кирпичах Храма, как раз на том месте, где когда-то был Алтарь. Асмодей не мог не считаться с этим обстоятельством, не имея сил что-либо сделать с о. Александром. Священник читал из Библии, ощущая ритм его пульса: "Опечалившись я заплакал и молился со скорбью, говоря: Праведен Ты, Господи, и все дела Твои и все пути Твои - милость и истина, и судом истинным и правым судишь Ты вовек!... В тот самый день случилось и Саре, дочери Рагуиловой, в Екбатанах Мидийских терпеть укоризны от служанок отца своего за то, что она была отдаваема семи мужьям, но Асмодей, злой дух, умерщвлял их прежде, нежели они были с нею, как с женою". (Тов. 3, 1-8).
Библия была абсолютным орудием против Асмодея. Самим чтением Священной Книги отец Александр как бы показывал злому духу, что опознал его конкретно, и что ему известны злодеяния Асмодея. Не имея что возразить, он стал выкручиваться, заниматься схоластикой. "А ты знаешь, что Советская власть расстреляла, (утопила в проруби и уничтожила другими способами) более 300.000 священников?!" - "Знаю. А что, разве ты, Асмодей, обличаешь теперь советскую власть?!" - "Как сказать... В сундуках у членов Политбюро (после смерти) обнаруживали незаконно присвоенные ими бриллианты, другие церковные ценности (например, у Якова Михайловича Свердлова)". - "Человек грешен, и ты, Асмодей, вместе со своим князем тьмы, толкаешь человека в грех, в погибель вечную". - "Ты многого не знаешь, священник; заучил несколько текстов и думаешь, что познал истину, а в действительности от вас многое скрывают те, кто боится потерять власть над народом. Всякая истинная Вера свободна, а религия - тоталитарна!".
...Василий Петрович, обессиленный, лёг на пол (в "офисе"). Сознание порой оставляло его, и он не понимал - где находится. Иногда ему казалось, что над его головой (где-то сзади) что-то "щёлкает" или "звенит", отдаваясь у него в груди. И как будто бы это щёлкающее - звенящее нечто "спрашивало" что-то у Василия Петровича. Сердце останавливалось, Сидоров "падал в тёмную пропасть", но что-то светлое останавливало падение, в эту секунду его сердце, глубоко "вздохнув", наконец, превозмогало в себе боль, щёлканье исчезало. Василий Петрович, очнувшись, не мог понять - что с ним было. Юрий Иванович, расстегнув рубаху коменданта до пояса, массажировал Сидорову грудь. Его перенесли на святые развалины Храма, положили на те же кирпичи (где когда-то был Алтарь); некоторое время спустя коменданту полегчало. А Асмодей попытался приписать это себе, своим способностям исцелять: "Ваша церковь легла под государство, прогнулась под ним, и почти не борется с нами. Яркое золото её куполов и внутреннего убранства резко контрастирует с нищетой значительной части населения. Некоторые ваши архиепископы додумались до того, что запретили нищим просить милостыню у храмов. Вот вы хотите восстановить сей храм, приписывая ему какие-то "чудодейственные" проявления. В действительности же сей раб исцелился единственно только благодаря тому, что оказался рядом со мной! От меня исходит живая энергия и всякая живительная сила. От меня и стоящих за мной".
Отец Александр, не вступая в "дискуссии" со злым духом, непрестанно молился и это всех их охраняло от нечистой силы: "Господи Вседержителю, Боже сил и всякия плоти, в вышних живый и на смиренныя призираяй, сердца же и утробы испытуяй и сокровенная человеков яве предведый, Безначальный и Присносущный Свете, у Него же несть применение, или преложения осенение: Сам, Безсмертный Царю, приими моления наша..." (из Молитвы св. Василия Великого).
А Асмодей гнул свою линию: "Россия - это осаждённая крепость, но в ней есть пятая колонна..." Юрий Иванович не выдержал и без всякого пиетета возразил Асмодею: "Какая "осаждённая крепость"?!, какая "пятая колонна"?! Ты о ком?!". Злой дух лишь криво ухмыльнулся и продолжал: "О тех, кто распял Иисуса Христа, вот о ком... О тех, по чьей вине население России вымирает, по чьей вине в стране - огромное количество беспризорных детей (зачастую, при живых родителях), детей, больных раком и другими тяжкими заболеваниями...О тех, кого хоть и немного, но вреда от них больше, чем достаточно. Россияне - соборный народ, они должны сплотиться, иначе распад СССР покажется утренником в детском саду по сравнению с коллапсом России. Сорок три процента населения России жаждет возвращения товарища Сталина Иосифа Виссарионовича. Россия - это, по-существу, Империя; империя по определению не может быть "демократической республикой". -"А либеральная империя?", - спросил Юрий Иванович. - "О, это само по себе великолепно! Это всё равно что "либеральный сатана"... Вот я, например "либеральный чёрт"... Как вам нравится, а?! Россией управляют временщики - как говорится: сильны временщики, да недолговечны, сегодня в порфире, а завтра в могиле... Ха - ха - ха! На свете всяко бывает - и то бывает, что ничего не бывает... Но самое главное - вы же в большинстве своём не верите в Бога! Мы же всё видим - как часто вы ходите в Церковь, что вы там делаете, о чём думаете. Скучно, господа - товарищи; мы все - безработные, нам нечего делать! В грехах своих вы перещеголяли нас чертей настолько, что в нашем "ведомстве" намечаются серьёзные реформы под лозунгами: ускорение, перестройка, гласность; намечается приватизация "ада", "чистилища", "рая", о которых у вас самые нелепые представления, как о местах, где "черти", якобы, поджаривают грешников в аду, например на "сковородах". Тысячу лет назад такие примитивные представления могли бы ещё иметь хоть какое-то оправдание, но сейчас, в XXI веке - они свидетельствуют лишь о низком культурном уроне, об отсталости человека. Однако большой ошибкой было бы понять меня так, что в так называемом "аду" приятно находиться - отнюдь нет. Но дело в том, что источник страданий, причиняемых грешнику, далеко не только в чём-то внешнем (огонь, угли, кочерга и проч.), поскольку, во-первых, такие физические страдания слишком скоротечны, а во-вторых, потому что попавшие туда существа - бесплотны. Вся суть - в глубоких нравственных, психических страданиях и во многом другом, что вам сейчас непонятно, но что каждый из вас рано или поздно испытает на собственном опыте. Каждый! Это я вам гарантирую..."
Юрий Иванович - уж такой он был агностик (глазам своим не верил) - опять вылез с вопросиком, явно желая подловить чёрта: "Скажите, ради бога, - (он нарочно вставил "ради бога", явно издеваясь над Асмодеем) - а что такое "Месаме-даси"?!" И подловил - таки, чёрт задумался, завращал своими зенками, на груди у него что-то засверкало сквозь "одежду". Это было похоже на то, как если бы ночью в полумраке больничного отделения встретить больного с холтером на животе, да не с одним. "Месаме-даси"? - переспросил Асмодей, тяня время. - Во-первых, оно или "она" явно присутствует даже здесь, на этом кладбище. Один из членов сей группы прячется среди могил, думая, что мы его не видим, ха-ха-ха! А точное упоминание об этой группе вы можете найти во 2-м томе Сочинений В.И.Ленина (Издание третье, Партиздат ЦК ВКП(б), 1937 г. С. 666 - Вы не поверите, но именно так: шестьсот шестьдесят шесть!!! Интересующимся рекомендую непременно третье издание, в нём чрезвычайно интересен Справочный аппарат (приложения). Уверяю Вас! Вам многое станет более понятным)".
Василий Петрович тоже всё это внимательно слушал, но многого не понял; в мозгу застряло: "1937", "666"; у него кружилась голова от этих цифр, вокруг них в мозгу запеклись малюсенькие капельки крови. Сидоров вспомнил своего старшего брата Ивана Петровича. О! вот была Голова! Он учился в ВУМле и конспектировал классиков. Вот кто смог бы помочь Настеньке в истории с "Месаме-даси". Жалко, что брат умер (его убили рейдеры с целью завладения "бизнесом", которым Сидоров - старший занялся в начале перестройки1). Эти мысли Василия Петровича были прерваны появлением на развалинах Храма Камо. Он был испачкан в земле (большей частью, в глине), и вообще выглядел расстроенным, если не сказать - подавленным. "Вы боитесь?" - громко спросил Асмодей у Камо. "Нет. Теперь мне уже всё абсолютно безразлично", - тихо ответил Петросянц. "Вам кое-что напомнить? - зловеще произнёс Асмодей. - Т о г д а Вы закричали "Да, да!" В то время Вы разыгрывали перед немецкими врачами спектакли полной невменяемости, чтобы избежать привлечения к уголовной ответственности в Германии. А вот, кстати, заключение экспертов: "Называющий себя Дмитрием Мирским представляет в настоящее время душевнобольного человека и останется таковым в будущем, насколько это можно представить... Гофман и Липпман отнесли болезнь к форме истерии, вызванной пребыванием в тюрьме и наследственным предрасположением"2.
Петросянц всё вспомнил в деталях: "Рихтер бесстрастно, одним словом что-то приказал Вернеру, и он понял, что Рихтер приказал начать, потому что переводчица быстро отвернулась к стене, и теперь он видел её красивую ровную спину, которую тоже помнил по суду в Моабите...
Один из санитаров достал из ящика со стержнями и щипцами короткую иглу с круглым набалдашником на тупом конце...
Тот, что поднимал стул, перекинул вдруг через его голову со спинки доску, наподобие той, что бывает на стульях для младенцев, и торопливо просунул кисти его обеих рук под натянутый на доске широкий ремень, и теперь из-под ремня выглядывали только кончики его пальцев, - и он увидел свои ногти, и всё понял... И уже в последнюю секунду, когда санитар протёр иглу ватой и поднёс к его руке, он, не сдерживая охватившего его страха, опять закричал, и тут же почувствовал, как в левую руку, медленно и неотвратимо усиливаясь, вползает отвратительная боль, и сначала он даже не мог понять, в кокой палец всунули иглу..."3. И Камо снова выдержал, изображая удивление, что не испытывает боли и кричал до введения иглы нарочно. Арестовали Петросянца в Германии 9 ноября 1907 г.; у него на квартире в Берлине нашли чемодан с двойным дном, полный динамита, взрывателей и револьвер системы "маузер". В конце концов Петросянца выдали России - "Избежать каторги в Германии, чтоб попасть на виселицу в России"4. Уже в Варшаве, полковник Бельский говорил ему: "Весьма польщён... Молодец. Можно сказать, обвёл вокруг пальца всю Европу. Туда им и дорога. Пусть знают, что даже российский уголовник умнее их вонючих лопухов... В Варшаве его держали в крепости"5.
...И вот почти девяносто восемь лет спустя на каком-то задрипанном кладбище его "допрашивает" некая чумазая харя размером с полнеба, и Камо чувствует её силу и своё бессилие.
- Ну и как, Камо...ты полжизни провёл в тюрьмах и психушках, на самом деле научился показывать людям, что "не испытываешь" никакой боли, никогда... А ради чего?! Ради того, что... теперь вот "новые русские" снова жируют покупают яхты, спортивные клубы... А бедные люди опять страдают, как и сто лет назад. За что боролись, на то и напоролись, что называется...
Камо молчал, опустив голову. - Сенько, ты помнишь, как ты спрашивал у своей жены Сони: "Для чего вообще бог создал демона?"6 (Камо вздрогнул, когда злой дух назвал его по имени, так его звала мама). Сейчас ты понял - зачем?! Ты, знающий всю подноготную правду...
Камо попытался молча посмотреть прямо в глаза Монстру, но не мог выдержать его взгляда более секунды, при этом Петросянц не видел ни глаз, ни других черт лица Асмодея (как и все прочие, бывшие здесь рядом). Асмодей продолжал:
- Мир не только абсурден, но и бессмысленен. Абсурдно столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности, зов которого отдаётся в самых глубинах человеческой души7. Ну скажите, справедливо ли Ваше мироустройство, когда невинная девушка бросается с шестого этажа из-за какого-то дурацкого "Месаме-даси"?! Чудовищная бессмыслица! И что же мы видим?! Мы видим пустую могилу Настеньки - тайну пустого гроба! - понимаете?!! Вы, вообще, что-нибудь способны понять?!!
Все молчали, понурив головы. - Ничего вы не понимаете! Органы провели эксгумацию тела несчастной девушки; возбудили уголовное дело по ст. 110 Уголовного кодекса РФ (доведение до самоубийства) - против её отца, но главное - не в этом. Главное в том, что, вскрыв гроб, эксперты увидели, что покойница лежит на правом боку! По всему погосту пронёсся возглас ужаса, а Василий Петрович вдруг понял, что зря он не разрыл т о г д а её могилу, понял - что означал этот глухой стон с девяти вечера до полуночи.
- А этот, с позволения сказать, "учитель", который задал Насте этот идиотский вопрос...
- Я зарежу эту... сволочь, - не поднимая глаз сказал Камо, скрежеща зубами.
- Ни в коем случае! - громко изрёк Асмодей. - Вот тогда уж действительно я буду виноват в подстрекательстве к убийству... Или взять вот самого Камо. Этот человек фантастической силы воли, настоящий сверхчеловек, вместо того, чтобы приносить пользу людям, своей стране, - фактически занимается тоже самоубийством, но самоубийством постепенным. И всё впустую, всё абсурдно, всё нелепо! Всё, всё, всё!!! А ведь сваливают всё на чёрта!
Над погостом тихо звучала музыка С.Прокофьева. Асмодей сказал: - Вот сейчас дают пятый фортепианный концерт этого великого композитора. Но ведь было так, что от его музыки "ценители" этого искусства всячески открещивались и чертыхались!
В 1912 году после первого исполнения его первого фортепианного концерта слушатели устроили скандал и скандировали по ходу концерта (подстраиваясь под его ритмический рисунок): "по черепу, по черепу, по черепу..." и т.д. Люди ленивы, нелюбопытны и склонны во всём обвинять нас. Ну мы-то в данном случае причём? Мне, например, это произведение понравилось, я присутствовал на том концерте (сидел в шестом ряду, как сейчас помню).
...Наступила полночь. О. Александр молился - молился глубоко искренне; горели свечи, на временном иконостасе светились лики Спасителя, Богородицы, Святого Преподобного Сергия Радонежского Чудотворца, Святого Николая Чудотворца. Комендант и его друзья ощущали, что погружаются вместе с развалинами Храма и погостом в глубокую пропасть, в то время как небесный свод над горизонтом и за ним как бы наклоняется и служит продолжением земной поверхности. Им постепенно открывались одна за другой сферы, которые Даниил Андреев называл сакуалами (чистилищ, трансфизических магм и др.)8. Первая из магм - это ОКРУС, вязкое дно Фукабирна. В Окрусе формирование нового телесного существа подходило к концу, но ничего, хотя бы отдалённо напоминающего человеческий облик, в нём не было: это было шарообразное Нечто из оживлённого инфраметалла9.
За что же муки Фукабирна и Окруса, за что? За осуждение идейного врага на великие мучения, осуждение невинных, терзание беззащитных, мучительство детей... Здесь мучающийся вспоминает отчётливо о религиозных учениях, слышанных на земле, и о том, что он был предупреждён10.
Коменданту и его друзьям открылись и совершенно новые слои магмы (по сравнению с теми, что описывал Д.Андреев). В том же аспекте мира Возмездия (что и Окрус) появились новые слои: Кяншев, Никроз, Нахиш и другие. В Кяншеве (по-соседству с Ытрэчем) царит планетарная ночь, длящаяся до конца существования нашей планеты в Энрофе. В Ытрэче были очень немногие, например, Иоанн Грозный. В Кяншев может поступить некий тип, который мог бы хотя бы облегчить историческую судьбу России, прояви он элементарную совестливость, некоторую волю и заяви публично, что дважды два равняется четырём.
Конкуренцию этому типу может составить другой очень важный государственный муж, который по замыслу Сатаны может затмить самого Иуду в его Абсолютном планетарном предательстве. Затмить не только и не столько жадностью к материальному достатку, сколько эпохальным цинизмом и лицемерием, лживостью и пресмыкательством перед Власть предержащими. Говоря упрощённо, этот деятель тоже должен был сказать, что 2х2=4. Но Власти в то время нужна была другая сумма, и он назвал её: 2х2=3 (но в принципе могло бы быть и "пять", и "шесть", и "два с половиной", и сколько угодно).
"Нахиш" предназначен для "независимых" судей и работников так называемых "правохоронительных" органов; не всех, конечно, но - людей с атрофированными ещё при жизни на земном Плане Бытия чувствами совести и справедливости, тоже, кстати, п р е д у п р е ж -д е н н ы х.
Возникает обоснованное предположение, что существа, для которых "выстроены" новые сферы их будущего обитания, уже являются игвами здесь, на земле. Как писал Д.Андреев, игвы появились впервые в шрастре Вавилоно-Ассирийской метакультуры. "Дело в том, что хотя среди людей нет монад, демонических по своей природе, но бывали случаи - исключительно, впрочем, редкие, - когда человек в дальнейшем своём пути добровольно становился игвой"11. На наш взгляд, с момента написания Д.Андреевым "Розы мира", таких игв стало значительно больше - и за счёт проникновения их извне, и за счёт добровольного перехода людей в это качество (впрочем, возможно, и не вполне добровольно, и не только игв, но и уицраоров).
"Наука дала игвам возможность проникнуть и на поверхность Земли. В их инфрафизическом слое эта поверхность мертва и пустынна, как в нашем - поверхность Луны"12. Мораль у игв - рабская. "Общество состоит из двух классов: высшая интеллигенция... и подчиняющееся большинство, действующее только по заданиям руководства. Впрочем, и само руководство строго подчинено воле так называемых "великих игв"13. Чувства любви, привязанности жалости находятся у них в зародыше, они лишены стыда. Например, некий отрок был арестован за малозначительное правонарушение. У него умирает отец, который просит судью отпустить сына, чтобы проститься. Судья отказывает. Отец умирает, не встретившись с сыном в последний раз. Судья - явно игв - руководствуется статьёй закона, он формально прав и чувствует себя абсолютно непогрешимым - переубеждать его бесполезно, рассчитывать на его человеческую совесть бессмысленно.
Или взять случай с 14 летним мальчиком Романом Лебедевым (он школьник из Санкт - Петербурга). У него умерла мама и он остался с бабушкой и старшим братом. Не имея достаточных средств к существованию, мальчик отрабатывал "барщину", каждый день оставаясь в школе для уборки помещений, терпя унижения и насмешки. Наконец, он не выдержал и, написав предсмертную записку, бросился под поезд. Кровь мальчика в виде вязкой красной тучки долго сияла тогда в небе над Петропавловской крепостью; видна она была и из Московского кремля...
"Что же поддерживает жизненные силы уицраоров?... Уицраор излучает в гигантских количествах своеобразную психическую энергию, проникающую в Энроф. Воспринятая сферой бессознательного в человеческой психике, она проявляется среди человеческих обществ в виде комплекса национально - государственных чувств. Благоговение перед своим государством (не перед народом или страной, а именно перед государством с его мощью), переживание самого себя как участника в грандиозной деятельности великодержавия, культ кесарей или вождей, жгучая ненависть к их врагам, гордость материальным преуспеванием и внешними победами своего государства, национальное самодовольство, воинственность, кровожадность, завоевательный энтузиазм - все эти чувства, выявляющиеся уже в пределах человеческого сознания, могут расти, распухать, гипертрофироваться лишь благодаря этой уицраориальной энергии. Но при этом психика людей обогащает эти... разряды энергии своими собственными привнесениями, свойственными лишь ей. Возникает своеобразное психоизлучение двойственной природы обратной направленности. Оно опускается сквозь земную кору, проникает в соседние инфраслои и проступает в виде вязкой красной росы на почве шрастров. Игвы собирают её для уицраоров... а остатками лакомятся сами14.
Уицраоры ныне упиваются "психоизлучением", идущим от России - ксенофобией, агрессивностью, злобой, лицемерием; они довольны жертвами, приносимыми им этой страной ежедневно (особенно, если это дети или вообще - молодёжь, а уж тем более, когда к ним поступают некрещёные). Игвам - тоже раздолье. (Объективности ради следует отметить, что такая же картина наблюдается отнюдь не только в России, но почти повсюду на земном шаре, хотя - с разной степенью интенсивности).
Василий Петрович вместе со своими товарищами плавно погружался в тартарары, понимая, что "опускает" их Асмодей. Он продолжал что-то говорить им сверху и голос его теперь был каким-то скрипучим, "квакающим", напоминая звук воды, стекающей в переполненной ванне через верхний предохранительный слив, - но многократно усиленный:
- Я могу вас снова поднять наверх, но только одного из четырёх. Решайте кто останется?!
Четверо переглянулись и через секунду крикнули:
- Нет, Асмодей! Мы будем вместе доконца...
Спуск в тартарары продолжился.
- Я могу вас поднять наверх, но только двоих; решайте кто останется?!
Ответ был таким же:
- Нет, Асмодей!
Злой дух становился всё злее. Через минуту он обещал поднять наверх троих из четверых, добавив при этом, что лучше всего остаться Василию Петровичу, поскольку он всё - равно умрёт зимой. Трое без колебаний ответили "Нет", а Сидоров промолчал.
- Никто не знает ни дня, ни часа кончины своей, кроме Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, - сказал о. Александр и перекрестился. Трое тоже перекрестились, но Юрий Иванович и Василий Петрович - неправильно. Асмодей захохотал над ними, и это было похоже на раскаты грома в горах. От смеха он подобрел:
- Хорошо, подниму всех четверых, но при условии, если поклонитесь Мне и Моему Какангелию - хотя бы двое из вас.
Юрий Иванович тихо сказал своим:
- Я всё - равно неверующий. Какая мне разница, кому поклониться ради спасения всех нас?
Его поддержал и Василий Петрович, но оба не знали - к а к конкретно сделать сие, и подняли лица свои к Асмодею, чтобы спросить. Тот ухмыльнулся и ответил "Проще некуда, было бы ваше согласие". При этом все четверо почувствовали, что начинают подниматься и даже выше прежнего. Погост теперь был далеко внизу, но они поднимались всё выше и выше. Уже и дух захватывало от высоты, и мысли закрадывались разные: "А ну как бросит теперь их Асмодей оземь - чего ему, чёрту, стоит?!".
Открылись им дали невероятные. Василий Петрович разглядел даже свой посёлок Сосновка (где он жил несколько лет). Около Омска. Построен был немцами - двухэтажные коттеджи с горячей водой, газом, канализацией, - всё так чистенько, аккуратно. Немцы уехали на свою историческую Родину - всё пришло в упадок в Сосновке; теперь туда выселяют из Омска за неуплату квартплаты; в посёлке полная разруха - канализация не работает (прорвало трубы), всё накапливается в подвале, невозможно войти в подъезд; жильцы почти все пьют...
Посмотрел Василий Петрович на север: ба! Москва как на ладони, но только в дымке. Тысячи людей идут на работу почему-то пешком, стоят троллейбусы, трамваи (позже стало известно, что не работает и метро; многие застряли в лифтах, не работают операционные в больницах, отключились холодильники в домах - нет электричества). Управляющий понял - почему это всё. Переглянулся со своими, убедился, что те поняли так же. А Чагин ещё подумал: "Теперь и с компьютерным вирусом в "Скот - НИИ" вопрос решится сам собой; всё можно будет списать на Асмодея с Чубайсом".
Посмотрел Василий Петрович поближе, на деревню М-но, видит единственный оставшийся там мужик (собственно, ещё молодой парень по имени Лёша) со своей голубятни поднял в небо голубей. Их не каждую минуту видно было, издали не разглядишь. Но когда стая, все разом, делала поворот, в лазоревом небе распускался белый цветок - похоже было на салют. Восток был залит алым - то из руин Храма медленно, капля за каплей, сочилась кровь.
Посмотрели теперь все четверо на север, а там Асмодей распростёр свои чёрные крылья над Москвою. Все видели их как чёрные тучи, а четверо понимали - это злой дух накрывает, присматривается грозно и страшно к Третьему Риму...
Не четверо, однако, а трое. Федотов впал в какое-то странное состояние оцепенения (хотя и для всех это не прошло даром). Владимир, закрыв глаза, непрерывно бормотал что-то себе под нос, никак не реагируя на прямые обращения к нему друзей: "В медном городе, во железном тереме, сидит добрый молодец - заточён во неволе, закован в семьдесят семь цепей, за семьдесят семь дверей, а двери заперты семидесятью семью замками, семидесятью крюками. Никто доброго молодца из неволи не освободит, никто доброго молодца досыта не накормит... Приходила к нему родная матушка во слезах горючих, поила молодца сытой медовой, кормила молодца белоснеговой крупой, а кормивши сама приговаривала: не скакать бы молодцу по чисту полю, не искать бы молодцу чужой добычи, не свыкаться бы молодцу со буйными ветрами, не радоваться бы молодцу на рать могучу, не пускать бы молодцу калену стрелу по поднебесью, не стрелять бы белых лебедей, не доставать бы молодцу меч-кладенец"15. (Проще говоря, не лезь в политику, занимайся своим делом).
...Опустились-таки на землю. "Что Бог ни даст: либо выручит, либо выучит,", - подумал о. Александр и молча перекрестился. Он был полон решимости сегодня добиться приёма у епархиального архиерея. Все валились с ног, Федотова тошнило. Несмотря на сильную головную боль, Юрий Иванович вызвался отвезти его в больницу. Василий Петрович с трудом добрался до своего "офиса" и проспал двое суток.
Аркадию Семёновичу запали где-то в душу слова Федотова, что на развалинах Храма происходят чудесные исцеления. Несмотря на всю свою колоссальную занятость, Гинзбург принял самое активное участие в работе Комиссии по подготовке к очередному заседанию Совета НИИ вопроса о восстановлении Храма. Вместе с Волковым они зачастили на "объект". В одну из таких поездок на погост прибежал Лёша (боялся что кого-то похоронят без его участия, и он не попадёт на поминки). Николай Петрович уединился с Лёшей, долго беседовал с ним. А надо сказать, что Волков был прирождённым демократом, ему нравилось общаться - так вот, запросто - с простыми мужиками, черпать народную мудрость из первоисточника. Лёша любил говорить не в прямую, иносказательно, используя народные пословицы, поговорки и приметы. В то лето был весьма обильный урожай рябины; Волков сказал, дескать, это - к морозной зиме. А Лёша с каким-то особенным смыслом ответил: "Как рожены, так и заморожены". Николай Петрович ничего не понял или понял по-своему; после аварии 25 мая на ум только и могла прийти мысль о какой-то другой аварии, но уже в зимнее время ("так и заморожены"). В ходе беседы с Лёшей Волкова осенила Идея. В какой связи с лёшинами прибаутками или собственными размышлениями Николая Петровича находилась сия Идея, совершенно непонятно, но в данном случае это и не столь важно. Он поделился Идеей с Гинзбургом, тот её поддержал и, пользуясь своими связями в городе и области, способствовал её осуществлению.
На кладбище закипела работа. Провели планировку территории, как бы сдвинув могилы подальше от Храма, очистив вокруг него площади для платной автостоянки, для торговых палаток и других надобностей подобного рода. Капитально отремонтировали дорогу от Скотопригоньевска-66 к Храму. Один местный олигарх обласкал реставрацию и уже ко дню Куликовской битвы всё было готово к торжественному открытию... "Гребтилось, что праздник - ан это поп дразнит", - говорил Лёша (его теперь назначили Управляющим, а Сидорова уволили, поскольку у того не было регистрации)... Казино назвали: "Казинаки". Правильность стратегической линии Идеи Волкова - Гинзбурга заключалась ещё и в том, что они интуитивно предугадали общее направление развития Законодательной Инициативы Высших Органов Государственной Власти - убрать с глаз долой, куда-нибудь подальше к Чёртовой Матери весь этот "ласвегас" из городов, от школ, от высших учебных заведений и проч. "Законы - миротворцы, да законники - крючкотворцы", - говорил по этому поводу новый комендант погоста.
А между тем, на старом кладбище обнаружилась новая напасть: в полночь между могил появлялась огромная собака с волчьей головой и хвостом дракона, с фосфоресцирующими глазами. В лунные ночи она выла, подняв морду вверх, с невыразимой тоской, наводя леденящий душу ужас на всё живое вокруг и на мёртвых. Любители приключений специально приезжали в такие дни (лучше сказать - ночи) со всей округи. Прибыль в казино росла, хотя и требовала всё большей остроты ощущений и новых жертв.
Аркадию Семёновичу, однако, всё это было не по душе, он считал, что восстановят действительно Храм, а Волков обманул его, он вкладывал в слово "храм", как оказалось совсем иной смысл. Гинзбург решил выйти из игры. Через две недели он исчез, а ещё через месяц его тело нашли на старом кладбище; первым его обнаружил комендант Лёша. По характеру телесных повреждений было похоже, что директора НИИ загрызла "Жучка" (как любовно называл это чудовище с волчьей головой и хвостом дракона - новый комендант). Прибыли Казино росли ещё быстрее.
На старом кладбище больше никого не хоронили, поэтому доктора химических наук погребли на новом погосте в десяти километрах от Скотопригоньевска-66. (Гинзбург был его первым клиентом и получил бирку N 1, привязанную к ограде свежей могилы). Из надгробных речей, между прочим, можно было понять, что Аркадий Семёнович вообще был первопроходцем - и в науке (химии как таковой), и в организации научной деятельности (здесь ему не было равных в стране), и в целом - в организации ВПК СССР16. Тяжёлая, невосполнимая утрата легла на плечи Волкова, Сунгатуллина, других коллег покойного, - было видно, как искренне они скорбели в связи с безвременной кончиной своего горячо любимого старшего товарища. Около тысячи человек шли за гробом (в Скотопригоньевске-66), на самом погосте людей было значительно меньше (далеко не всем хватило мест в автобусах); впереди траурной процессии следовала автомашина ГИБДД с мигалкой, гаишники по её маршруту перекрывали движение автотранспорта. Было возбуждено уголовное дело.
Новое кладбище невыгодно отличалось от старого, поскольку это было просто-напросто чистое поле огромных размеров. Насколько чистым оно было, так сказать, "под поверхностью" - трудно сказать (покойный это знал лучше). Но что касается "на поверхности", здесь не было ни одного деревца, ни одного кустика, да и трава была какой-то чахлой (в отличие от других мест, даже и по-соседству). Могло сложиться впечатление, что как только "чистое поле" узнало о решении местных властей превратить его в погост, оно настолько расстроилось, что на нём даже трава перестала расти.
Объективности ради следует заметить, что Аркадию Семёновичу было приятно, когда в Скотопригоньевске-66 проводить его в последний путь вышло огромное количество горожан. Приятна была и "мигалка", хотя при жизни на прежнем Плане Бытия ему так и не удалось добиться установки её на своей служебной машине. Речи коллег у своей могилы он не слушал, поскольку их интенсивное и циничное лицемерие ему безмерно надоело ещё в бытность директором НИИ. Его не особенно удивляло и то, что он сохраняет способность видеть, слышать, ощущать и даже мыслить. Он объяснял сам себе, что "процесс умирания происходит постепенно, что он ещё недостаточно изучен" и проч. и проч., т.е. это был настоящий учёный, который всегда верит только научно установленным, объективным фактам и не верит во всякую бредятину о "загробной жизни", считая это шарлатанством.
Но когда все ушли и Аркадий Семёнович остался один - совершенно один во чистом поле, когда ему не с кем было перемолвиться хоть бы одним словечком, хотя бы словечком "бобок", - вот когда ему стало по-настоящему страшно и невыносимо тоскливо. Здесь, ведь, даже не было Асмодея; его команде во чистом поле - прямо-таки негде было ни за что зацепиться или спрятаться. От нечего делать Аркадий Семёнович бродил по кладбищу - хорошо, что ему никто не встретился из живых. Представить только: ночь, огромное, пустынное поле, единственная могила и вокруг неё бродит, как неприкаянная белая тень!
Аркадий Семёнович не знал того, что похоронен он был здесь как лицо привилегированное, в силу своего, так сказать, "первородства" (захоронение N 1). Дело в том, что кладбище переходило на новые, рыночные условия оказания ритуальных услуг. Уже на следующий (после похорон Гинзбурга) день, людям, желающим похоронить здесь своего незабвенного, могилы предоставлялись... в аренду на разные сроки (в зависимости от условий договора от одного месяца до 49 лет). В прокат выдавались гробы и вся ритуальная атрибутика и символика. Мало того, в аренду выдавались покойники, как настоящие, так и живые (играющие роль). Цены были, конечно, з а п р е д е л ь н ы е, поскольку незабвенные в самом деле уходили за пределы земной жизни, а убитым горем родственникам, друзьям и близким покойных просто некуда было деваться.
А что же наша великолепная четвёрка?! Молодой физик, Владимир Федотов... Он попал в психбольницу (в ту же самую, в которой лечился и отец Настеньки; но они не встретились там друг с другом).
Отец Александр вернулся в свой приход в селе Спас-на-Водоге. Нельзя сказать, что он как-то надломился, что его Вера ослабла. Но в третью ночь, во время непосредственного его противостояния с Асмодеем, злой дух внушил-таки отцу Александру по крайне мере одну в высшей степени сомнительную мысль. Я не могу привести здесь её как таковую, иначе это было бы прямым тиражированием злокозненных "мыслей" злого духа. Приведу в адаптированном виде. В сердце о. Александра закралось... сомнение. Он считал, что только на Севере (например, в Архангельской области, в Сибири и т.д.) Вера в Спасителя нашего Иисуса Христа по-настоящему крепка среди простых людей, не сломлена этими проклятыми рыночными отношениями. О. Александр усиленно молился, постился, исповедовался, считая, что его одолевает гордыня и славолюбие. Понасмотревшись в центре России и в самой Москве на людей, в общем-то умных, он считал, что главная беда России в недостатке настоящих людей, которых можно было бы призвать для настоящих преобразований; дело в слабости русской воли, в недостатке самовоспитания и самодисциплины... Русского человека слишком заедает "среда", и он слишком подвержен эмоциональным реакциям на всё внешнее. Не следует поддаваться иллюзиям словосочетаний. Важно и существенно, каков сам человек и каков народ, а не каковы его словесные лозунги и отвлечённые политические понятия... Так, например, наши "правые" были плохим материалам для истинного консерватизма. Они всегда были скорее разрушителями, чем охранителями каких-либо ценностей. Патриотическая, национальная и государственная фразеология правых - слова, слова и слова. Полное отсутствие настоящего консерватизма - фатальная особенность России. "Правая" Россия начала уже разлагаться, когда "левая" Россия ещё не вполне созрела. Всё приходит у нас слишком поздно...17.
Юрий Иванович - единственный из четвёрки, который не получил в результате встречи с Асмодеем какую-либо болезнь или травму (по крайне мере, на первый взгляд). Он посещал Владимира Федотова в больнице и тот часами развивал Чагину некую, прямо скажем, сумасбродную "идею", суть которой Юрий Иванович понял с первой их беседы и только из вежливости и жалости к своему коллеге не спорил с Владимиром (ну какой смысл спорить с... сумасшедшим?!). Чтобы хоть как-то утешить или занять каким-то делом больного, Юрий Иванович предложил Федотову записать его "идею" на бумаге. Но с этим тоже начались какие-то совершенно необъяснимые с точки зрения здравого смысла передряги. Владимир старательно записал свои мысли, но все бумаги на другой день... исчезли. Написал второй раз - то же самое! Записал под диктовку Федотова сам Юрий Иванович - бумаги исчезли. Чагину было неудобно перед Федотовым; он воспроизвёл по памяти мысли, но через сутки на бумаге вместо записанного им накануне нормального текста на русском языке появились какие-то абсолютно непонятные знаки. Чагин (в качестве одной из версий) выдвинул предположение, что это каким-то образом связано с "третьей ночью", с Асмодеем.
(Я как автор поэтому, тоже не могу излагать всё полностью с надлежащей ясностью; многие идеи не просто факты, а именно идеи мы вынуждены лишь описывать в самом общем виде, тем более что многие из них имеют эзотерический характер; их лучше обсуждать на кухне, за чашкой чая, со своими друзьями).
В чём же суть "сумасбродной идеи" Федотова? Прежде всего надо сказать, что данной идее - примерно три - четыре тысячи лет. Некоторая же новизна её в случае с Федотовым состоит в том, что она была навеяна ему, дрожащему от страха, непосредственно злым духом и заключала в себе ряд интереснейших деталей. Владимира удивили тогда слова Асмодея о том, что в "их ведомстве"... "намечаются серьёзные реформы: ускорение, перестройка, гласность; намечается приватизация "ада", "чистилища", "рая"..." Он много размышлял об этом, перечитывая литературу. Литературу весьма серьёзную, придя к выводу, что в XXI веке якобы произойдет космического масштаба событие: люди, живущие на земле, получат возможность общаться в массовом порядке с так называемым "потусторонним миром" (в форме прямой и обратной связи). При этом убедятся в том, что мир действительно неисчерпаем (мысль К.Тулина), поскольку поймут, что "потусторонний мир" тоже имеет весьма сложную структуру и вовсе не исчерпывается ближайшей к "земле" сферой.
...Однако вернёмся на нашу грешную землю. О Василии Петровиче. После увольнения с должности управляющего погостом Сидоров остался без средств к существованию, без жилья (гражданства и прописки у него не было и до того), иными словами он стал волдатом18. Сначала мыкался по организациям, нигде не брали без прописки; да и конкуренция была большая - где-то может быть и взяли бы, да таких как он было слишком много. Просить подаяния -никак не мог в первый раз протянуть руку, съедал стыд и , странное дело, стыд съедал и Сидорова, и его чувство голода (на время). На помойках - та же самая конкуренция; всё, что оставалось белее - менее съедобного, доставалось тем, кто захватил господство над мусоросборниками первым. (Прокормиться, конечно, можно было - граждане стали жить лучше и выбрасывали на помойку много чего, но надо было как-то поладить с нищими - старожилами).
Вернулся тайком на старое кладбище, наелся малины (есть захотелось ещё больше). Ночью лёг в оградке Настенькиной могилы (её похоронили вторично). Часов в двенадцать появилась "Жучка" с горящими глазищами. Сидоров зажмурился и уж - будь что будет! "Жучка" облизала ему руки, виляя своим жутким хвостищем. Убежала куда-то и быстро вернулась, принесла в зубах Василию Петровичу... человеческую ногу. Сидоров погладил "Жучку" в знак благодарности по волчьей голове, она вся затрепетала от человеческой нежности и согревала волдата всю ночь.
Василий Петрович решил полазить по помойкам ночью. Заранее наметил одно местечко, пришёл затемно, но тут на него набросилась стая собак. Встав спиной к кирпичной стенке, загораживающей помойку с трёх сторон, Сидоров отмахивался от дворняжек, как мог. Собаки покусали Василия Петровича и неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы откуда ни возьмись, не появилась "Жучка". Вид её был ужасен: глаза горели, из открытой пасти полыхало пламя и доносился страшный рык. Дворняжки вмиг разбежались, "Жучка" разорвала в клочья двух из них, не успевших удрать. Они вернулись на старое кладбище, "Жучка" зализывала Василию Петровичу раны.
...Но становилось всё прохладнее. Наступила зима. Сидоров весь почернел; небритый, с колтуном в волосах, не мывшийся несколько месяцев, - однажды он подошёл в Скотопригоньевске-66 к дверям продуктового магазина. Встал и стоял молча, не протягивая руку за подаянием. Но и так всем было всё понятно. Мимо спешили люди - молодые, средних лет, старые, мужчины, женщины. Все обходили его, брезгливо морщась или как бы не замечая. Стояли крещенские морозы. Василий Петрович чувствовал, что сегодня ночью умрёт. Уж сегодня-то, наконец, точно.
И вдруг к нему подлетел поражающей красоты ангел небесный - девочка с поднятым на голову капюшоном; мех искрился на морозе вокруг её божественного личика в свете реклам. Она дала ему батон белого хлеба, сто рублей тут-же затерялась в толпе. Василий Петрович заплакал (не вспомнишь, когда это случалось с ним в последний раз). Слёзы замерзали на небритых его щеках, в бороде и сверкали звёздочками в ярком свете из окон магазина. Она показалась Сидорову похожей на Настеньку, и чем больше проходило времени, тем более он укреплялся в своём предположении: несомненно то была Анастасия.
"Ангел небесный" позвонила по мобильному телефону и вызвала к магазину скорую помощь. Когда "неотложка" приехала, Василий Петрович уже не мог стоять, он сидел на корточках, съёжившись, прижавшись к урне для мусора. Рядом на снегу лежал батон. Сидорову казалось, что мимо него по улице идут ряженые в мохнатые шкуры и личины согбенные люди, что идут они на бесовские игрища, вокруг звучала сатанинская музыка, бил барабан, многие плясали. Двоеверные совершали мольбы и требы языческим богам, прибегая к помощи колдунов, чародеев, ведунов и ведуний...
Сейчас уже трудно сказать точно - когда это впервые появилось в Земле Русской... Но вот скорая помощь появилась минут через тридцать. Мороз крепчал...
Василий Петрович умер в больнице в ту же ночь от переохлаждения (и от целого ряда других заболеваний, но главная причина - первая из здесь названных). И как гуманно, как справедливо: его похоронили на старом кладбище!! (в виде исключения; по прежнему знакомству, когда его устраивали без прописки на работу комендантом). А Лёша говорил: "Что мне законы, были бы судьи знакомы!" Дескать, он сам всё решал, "кого в аду, кого в раю, кого хочу, того и похороню". Сделал всё законно, записал в Журнал (заведённый ещё Сидоровым). Так, наконец, и разрешилось всё, так и получил счастливый Василий Петрович и Прописку, и законную Площадь в родной Земле своей!! Чужбина - то ведь не потачлива...