Тяжелый ошейник давно натер нежную кожу, и я старалась шевелиться как можно меньше, чтобы лишний раз не тревожить натертое.
Сидеть, просто прикрыв глаза, было настоящим блаженством - намного лучше, чем казалось когда-то просто валяться на диване с книжкой. Все познается в сравнении...
Дверь лязгнула, и я открыла глаза. Возня, мычание - и по лестнице кубарем летит вниз худенькая фигурка в изорванном платье. Ошейник звонко бьет по ступеням.
Она падает недалеко от моих ног и, покачиваясь, пытается встать. Судя по звукам, она пытается плакать - сложно это с заклеенным ртом. Я-то знаю.
Я осторожно ползу вперед, стараясь не двигать головой, и протягиваю вперед руку. Сдергиваю мешковину, натыкаясь на перепуганные до безумия глаза. Затравленные, голубые. Сбившиеся грязно-русые пряди сосульками очертили лицо с рвущими кожу скулами. Знакомая картина. Наверное, я выглядела не лучше.
Она испуганно смотрит на меня, и я выжимаю из себя улыбку - бесцветную, ненатуральную. Кажется, она немного успокаивается. Вместе мы срываем с ее рта тугой скотч - на счет "три" как в детстве, когда надо сделать что-то неприятное.
Ее трясет, она едва может стоять даже на коленях, и я все-таки советую ей сесть. Очень странно чувствовать себя доброй в такой ситуации. Но я стараюсь. Она ведь не виновата, что оказалась здесь.
Она осторожно опускается на вечно мокрый пол, ощупывая его под собой, будто это может сделать его суше или мягче. Она смотрит в одну точку, ее колотит. Разговаривать с ней бесполезно, и я снова прикрываю глаза.
Через пару часов ее отпускает, она почти не дрожит и пытается завязать разговор. Что ж, пусть. Я так давно молчала.
- Т-ты дав-вно т-тут? - шепчет она, заикаясь на каждом слоге.
Я ухмыляюсь, осторожно притрагиваясь к ошейнику. Больно.
- Здесь не знаешь ни дня, ни ночи. Наверное, да.
Она щурится, приглядываясь ко мне, и глаза ее расширяются, когда она видит кровоподтеки у меня на шее.
- Что происходит?
Я закатываю глаза.
- Отличный вопрос! Хотела бы я знать, что тут, черт возьми, происходит и сколько будет длиться!
Мы молчим. Она пытается заплакать, но натыкается на мой усталый взгляд и проглатывает слезы.
- Плакать нет смысла, - вздыхаю я, - никто не услышит.
Она кивает и прерывисто выдыхает.
- Мирабелла.
Я поворачиваю голову и чуть приподнимаю брови. Дать хоть мать Тереза!..
Но зачем ее обижать?
- Лилит.
- Лилит?! - Она вздрагивает и снова начинает в меня вглядываться, словно хочет увидеть что-то новое. - Совсем как...
- Да, - устало киваю, - совсем как первую жену Адама. Это моя мамочка повеселилась: ушла от мужа, треснув ему прикладом ружья, вот и решила, что Лилит была первой феминисткой, и все такое.
Мирабелла пытается смеяться, но в итоге все равно срывается на плач.
Проходит несколько часов, прежде чем она понимает, что ничего хорошего ее не ждет, и примиряется с этой мыслью. Мы лениво переговариваемся, только я периодически морщусь, когда ошейник попадает на протертое место.
- Меня поймали на заправке, - начинает Мирабелла, хотя я не спрашивала, - я поссорилась с парнем и решила развлечься. Он предложил меня подвести, я согласилась. Я, конечно, понимала, что все не так просто, но чтобы настолько...
Она замолкает, разглядывая свои обломанные ногти, и я понимаю, что Мирабелла все еще борется со слезами. И это пройдет.
- А ты? - она поднимает на меня глаза, кажущиеся совершенно огромными из-за худого лица.
Я смотрю в потолок, туда, где пересекаются огромные ржавые трубы и с вентеля капает вода. Рассказать ей правду?
- Мы познакомились на пляже.
Она недоверчиво фыркает, но тут же замолкает.
- Расскажи...
Я морщусь - мне совершенно не хочется это вспоминать. Но может быть, стоит?
- Ну, я жила недалеко от моря, и у меня была привычка по ночам гулять на пляже - он был частный, я просто перелезала через забор. И там никогда никого не было. Я просто сидела у воды и смотрела на волны, и на лунную дорожку... - Я устало прикрываю глаза, и мне кажется, что я снова там. - Я всегда была там одна, мне никто не мешал. А потом... Потом однажды я увидела его. Я хотела убежать, но почему-то осталась. Мне показалось, что он не причинит мне вреда.
Мирабелла вдруг заходится диким смехом. Громким, звериным. Ну да, действительно, смешно. Когда она успокаивается, я продолжаю:
- Он был так... - Я невольно делаю паузу, пропихивая верные слова сквозь сведенное горло, - красив, - выплевываю я, - так похож на сказочного принца... Мы стали встречаться. Каждую ночь. Гуляли и говорили ни о чем. Знаешь, такая тупая бульварная романтика - топорная, но... Очень действенная...
Я замолкаю на мгновение. Мне стыдно за тривиальность ситуации, за пошлость описания.
Мирабелла смотрит на меня и ждет продолжения. В ее жадных глазах ясно видно желание заполучить эти крохи чужого устаревшего счастья, чтобы забыться.
Я не хочу ничего ей рассказывать, мне противно. Меня почти тошнит от ее тупости, и я уже вижу, как даю ей пощечину - звонкую, жгучую, обидную...
Но мне тоже хочется на ночной пляж, в тишину и покой. И я продолжаю.
- А потом однажды он предложил мне покататься на его байке.
Я обрываю сама себя. Нет, это - я не расскажу. Что бы ни было, я не забуду. Свет луны, блеск хрома и запах кожи. И бешеная скорость, при которой на следующем повороте проще погибнуть, чем выжить.
Это навсегда останется со мной. Что бы ни было.
Мирабелла думает, что мне тяжело, и подсказывает:
- Он тоже держал тебя в трейлере, и под землей, и морил голодом?
Ого. Под землей. Ого.
- Ну да, - уклончиво отзываюсь я, не желая делать ей больно, - пришлось несладко.
- И мне... - она опускает голову и снова плачет, выставив острые коленки. Ноги едут по мокрому железному полу.
Я дремала, когда он пришел, а Мирабелла спала нормально, и для нее лязг двери прозвучал ударом гонга. Она подскочила на месте, не понимая, где находится, бешено оглядываясь и пытаясь пригладить волосы грязной рукой.
Он медленно спустился по ступеням, замирая на каждом шаге и откровенно рисуясь. Я отвернулась, она наоборот - жадно следила за каждым его шагом.
Я знаю, что он смотрит на меня. Анализирует каждый мог шаг, каждое движение головы или глаз, и поэтому сижу не шевелясь.
- Здравствуйте, барышни, - певуче тянет он слова, наклоняя голову вбок, - как вы тут?
- Отпустите меня!!! - Мирабелла вдруг кидается к нему, обнимает за колени, начинает рыдать и целовать его обувь.
Фу, ну нельзя же так цепляться за жизнь.
- Отпустите! Отпустите! - ее крики начинают действовать мне на нервы, я невольно морщусь и тут же замечаю боковым зрением, что он улыбается. Что за мерзкий характер.
Он поворачивается к ней, ласково проводя белоснежной ладонью лицу. Она стоит на коленях, закинув голову вверх, и дрожит так, что ее щека невольно бьется о его пальцы.
- Ты хочешь жить, детка? - нежно спрашивает он, поглаживая большим пальцем колтун волос у ее виска.
Она кивает так, что голова, кажется, сейчас отвалится.
- Ты очень хочешь жить? - уточняет он, и тут я не выдерживаю.
- Доминик, ну, может, хватит уже?! - Я резко разворачиваюсь, глядя ему прямо в глаза, - Тебя что, в детстве мама не учила не играть с едой?! И так тут устроил спектакль не понятно зачем!!
Он смеется - легко и звонко, звук отражается от железных стен и летит в нас.
- А я все ждал, когда ты вмешаешься! - он смеется, искренне и радостно, и на поглупевшем лице Мирабеллы с белыми полосками от слез проступает дурашливое выражение радостного непонимания. - Ну я же знаю тебя, малышка! Я же знаю, какая ты у нас высоконравственная!
Доминик делает большой шаг ко мне, и сжимает двумя пальцами мое лицо так, что выступают щеки - как детям. Я с размаху бью его по уху. Кажется, он просто счастлив.
Мирабелла, ничего не понимая, переводит взгляд с него на меня и обратно. Она пытается как-то расшифровать мою недовольную гримасу и надутый вид, но я отвожу глаза и не смотрю на нее. Мне немного стыдно.
- Ну, - Доминик опускается на корточки напротив меня, и в его изумрудных глазах я вижу неподдельное сочувствие, - тяжело было?
- А сам-то как думаешь? - огрызаюсь я и морщусь, тыкая в ошейник, - с такой бандурой на шее?!
- Бедная де-е-е-етка, - тянет он и, нажав какой-то невидимый рычаг, снимает с меня чертову штуковину. Она валится в лужу, у меня вырывается облегченный стон. Мы смотрим друг на друга, и мне начинает казаться, что все не так уж плохо...
- Эй, - Мирабелла трясет его за рукав кожаной куртки, - а я? А меня вы тоже отпустите?
Доминик, уже потянувшийся поцеловать меня, недовольно закатывает глаза и поворачивается к ней.
- Ты мешаешь, женщина!
Она оседает, нерешительно переводя взгляд с его лица на мое, пытаясь найти ответ.
- Знаю, - улыбается Доминик, обнажая белоснежные зубы, - считай, что это последний этап наказания.
Мне хочется показать ему язык, но это как-то не по возрасту. Я просто делаю резкий рывок вперед и хватаю Мирабеллу за руку. От неожиданности она даже не кричит, только хлопает своими водянистыми глазами, тупо глядя на сомкнувшиеся на ее запястье пальцы. Зато я почти кричу - незажившая кожа отдается болью при каждом резком движении.
- Тебе надо покушать, и все пройдет, - отечески советует Доминик, отодвигаясь чуть в сторону и освобождая мне пространство.
- И все равно ты свинья, - я смотрю в ее тупое лицо, и мне делается просто противно, - нельзя же запирать тут только из-за того, что я не согласилась ехать на этот дурацкий бал!
- Это традиция, детка! - улыбается Доминик и достает из кармана сигареты, - она была до тебя и будет после. Не тебе ее нарушать.
Он смотрит на часы.
- Давай уже быстрее, скоро фильм, который я хотел посмотреть.
Я вздыхаю, морщусь, перевожу взгляд на Мирабеллу. Кажется, у нее ступор. Что ж, тем лучше. Может быть, мне удастся сделать ей подарок - сделать все быстро. Главное, чтобы он не увидел.
Я дергаю ее на себя, перехватываю рукой под затылок, фиксируя голову, чувствую, как ее тело начинает падать на меня, - и погружаю зубы ей в шею.
***
- Зачем ты держал ее под землей?
Мы сидим рядом и курим одну сигарету на двоих. Она лежит в метре от нас, и я с тоской думаю, что он наверняка заставит меня убирать это. Воспитательные меры.
- Чтобы ты медленнее поправлялась, - смеется Доминик, выдыхая дым, - пусть поболит, это полезно.
- Вот мерзкий старикашка! - я картинно отворачиваюсь, но он ловит меня и целует.
Я уже растворяюсь в его запахе кожи и табака от его куртки, когда он вдруг отстраняется и роняет:
- Кстати, не забудь убрать ЭТО.
Я со вздохом встаю с места и под его насмешливым взглядом тащу это к мусорному баку. По полу волочатся светлые пряди.