Часть 2

На холодных камнях, взяв сухарь из сумы,
Он, устало зажмурившись, грезил,
Как дракона найдёт, поразит и, как встарь,
Станет править, верша Божий суд.

Но сухарь, как назло, раскрошился в руках,
И унёсся вмиг пылью по ветру,
Что давно пробивался под войлок и сталь,
Выбивая из челюстей дробь.

И, вздохнув тяжело, он ладонь облизнул - 
Не прием, за манеры не спросят -
И, дрожа на сурово свистящем ветру, 
Оглядел неприветливый дол.

Два десятка домов, тропка узких полей
Да часовня под низкою крышей
Осенённая каменным древним крестом -
Вот и всё, что встречало его.

Он спустился с камней и к часовне пошёл -
К Тому в дом, Кого странники ищут,
Когда путь им тяжёл или карта вдруг врёт,
И всех сил лишь упасть и уснуть.

Подойдя, постучал. Не дождавшись ответ, 
Дверь открыл и вошёл самовольно.
И, на старую лавку присев, в тишине
Посидел, глядя Богу в глаза.

Падал свет из окна, и Спаситель смотрел
На него терпеливо-бездонно,
И пылинки, паря в мутном сонном луче,
Опускались из сумрака в тень.

А потом залила всё вокруг темнота...
И, помедлив, накрыла насовсем.

Часть 3

Было жарко в Аду. Кровь стучала в виски,
Сердца гул донося. Изголовьем
Раскалённый от пламени камень служил,
И во членах сил не было встать.

Мерный гул наполнял, словно звон от светил,
Из железа с огнём сотворённых,
Низкий злой небосвод, что над Адом царил
И мерцал алым сумраком в такт.

Вязко время текло, и неспешен был Ад,
Наполняемый болью, как кровью,
И сжигал, и палил, выжигая в костях
В серый пепел отраву грехов.

Он стонал и молил, но не слышал никто,
Лишь порой мгла светлела, и звёздный
Красный свет обдавал его новым огнём,
Проливаясь в прореху её.

Вечность-мгла не спеша равнодушно текла
Раскалённой и мутной рекою.
Он тонул. Хриплый крик вязкой пеной вскипал,
Расплываясь в пространства смоле.

Он хрипел, он роптал, а когда умолкал,
Забываясь в беспамятстве тонком,
Тишина укрывала как пеплом его,
Словно уголь в затихшем костре.

Мгла тянулась века, и была так горька...
Но предел был отмерен и мгле.

Часть 4

- Он получше сейчас, - голос хрипло звучал,
Промороженный и обожжённый,
И рука протянулась, и влажная ткань
Прикоснулась к больной голове.

- Что ж, и то хорошо, - другой голос сказал, 
- Но что делать нам с ним? Он упорный,
Раз прошёл в одиночку Слепой перевал.
Он опасен. Отдай его мне.

- Раз он жив, - прохрипел промороженный глас,
- Значит, волей Творца. И десница
Та, что нам подаёт этот  знак, 
Не оставит его в стороне.

- Даже так... - помолчав, голос вновь прозвучал -
Ты уверен, викарий? - Ты помнишь,
Как тебя Он провёл сквозь огонь и ветра,
И как я был приставлен к тебе?

- А ведь мог и клинок в моё горло вогнать...
Да, я помню. Ты прав, человек.
Что ж, скажи мне тогда - что-то нужно достать?
Я достану, коль скажешь. - Судьбе

Ныне время. Болезнь на упадок пошла.

И лишь Он указует судьбе.