Шинкарёв Максим Борисович : другие произведения.

Последний этаж перед Небесами

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Ветер посвистывал в щели, гулко лязгали, изгибаясь, ржавые кровельные листы.
  
  Выстрел из тяжёлого дробовика снёс дверную ручку. Удар ногой в тяжёлом ботинке распахнул дверь, впустив ледяной ветер, взметнувший пыль и лоскуты тряпья, встопорщивший страницы книг, лежащих на столе, и едва не погасивший свечной огарок, тлевший между ними.
  
  Ещё от удара на двери появились вмятины.
  
  - Сидеть!
  
  - Слушай, - сказал сидящий за столом, - я всё понимаю, но что всем эта дверь далась? Там ручка есть… была. Поворачиваешь - открывается. Открывалась.
  
  - Ты знаешь, кто я? - спросил вошедший, наставив дробовик.
  
  - Да что тут знать, честное слово, не загадка. Почём нынче?
  
  - Двести пятьдесят.
  
  - Чего?! Двести пятьдесят?! Да тут книги дороже стоят!
  
  - Сотен двести пятьдесят.
  
  - А-а, - протянул сидящий, - это меняет дело.
  
  - Пошли? - спросил вооруженный дробовиком.
  
  - Торопишься? - в тон ему спросил сидящий. - Сядь, отдохни. Скольких ты грохнул?
  
  - Что?
  
  - Сюда лезучи, скольких?
  
  - Четверых.
  
  - У тебя кровь бежит, - заметил сидящий, - на виске. Нет, выше.
  
  - Тем более. Встать!
  
  - Не пойду я никуда, - ответил его собеседник. - Хочешь, сам тащи. Оружие моё в шкафу, вон, слева от двери. Растяжку я снял, на верхней полке. Там же аптечка.
  
  - Тогда прощай, - сказал стрелок, нажимая на спусковой крючок.
  
  Боёк сухо щёлкнул по капсюлю.
  
  - Осечка, - заметил жилец.
  
  Стрелок передёрнул цевьё. По полу лязгнула металлическим донцем гильза.
  
  - Давай, - одобрил жилец.
  
  Новый щелчок.
  
  - Осечка, - снова откомментировал жилец.
  
  Цевьё, гильза, щелчок.
  
  - Прекрати, - посоветовал жилец, - не срабатывают. Капсюли, правда, можно потом ещё раз использовать, но уже пятьдесят на пятьдесят. Извини.
  
  - Порох нормальный?
  
  - Какой сыпал.
  
  - То-то так дорого, - заметил стрелок.
  
  Из его рукава скользнул в руку нож.
  
  - Слушай, хватит, а? - взмолился жилец. - Ну подумай ты головой - ты меня щас руками вниз потащишь, высота двести метров, внизу ждут. Ну нахрена?
  
  - Головы хватит, - ответил стрелок, - не тяжёлая.
  
  - Ну давай, - вздохнув, согласился жилец.
  
  Лезвие уже летело ему в горло, и он запрокинул подбородок выше.
  
  Короткий лязг и ругательство.
  
  Ругался стрелок, вынимая из лица острый длинный осколок стали.
  
  - Чуть выше - и без глаза остался бы, - прокомментировал жилец.
  
  Вынув похожий кусок металла из книги, в которой он пробил не прилегающую плотно страницу, он бросил его рядом с огарком и заметил:
  
  - И книжку попортил.
  
  - Где, говоришь, аптечка? - спросил стрелок.
  
  - Слева от двери. Вторая полка сверху. Пластыри были, кстати.
  
  - Угу. - стрелок открыл шкаф, поглядел на лежащую на верхней полке противопехотную гранату с обрывком нейлонового шнурка, на дробовик, стоящий стволом вверх, на пачку патронов, и, поймав взглядом жёлтую пластиковую коробку с надписью “medkit” на боку, потянул её из шкафа.
  
  - Махрово живёшь, - заметил он, раскрыв коробку.
  
  - Угу, и не говори, - согласился жилец, - двери вот только недолго держатся. Представь, как сюда, скажем, дверную ручку тащить.
  
  - Не тяжелее жопы, - ответил стрелок, достал из аптечки пластырь и спросил:
  
  - Зеркало есть?
  
  - Угу. Справа.
  
  Стрелок снял с пластыря предохранительную плёнку и, глядя в осколок зеркала, наклеил полосу прямо на рассечённую борозду. Взял второй, поменьше.
  
  - Чем это тебя так?
  
  - Дробь, - ответил стрелок, - вон, видишь что с курткой?
  
  Он приподнял полу, и жилец увидел, что пола пробита местах в пяти.
  
  - Жилет?
  
  - Угу, - утвердительно буркнул стрелок, отворачиваясь от зеркала.
  
  - Предусмотрительно, - похвалил жилец, - ниже глаза криво наклеил.
  
  - Не модный дом, - ответил стрелок, - сойдёт.
  
  - Ну, присаживайся тогда. Успокойся, закладок нет. Захочешь, сам поставь. Всё в шкафу, на самой нижней полке, под дробовиком.
  
  - А что было? - спросил стрелок, усаживаясь.
  
  - Два гелевых заряда было, аэрозольная граната, четыре дымовые шашки. Ещё арбалетик был, с ядом. Но гнилой. Не всегда срабатывал. Когда тетива порвалась, я менять не стал.
  
  Стрелок присел в указанное кресло с рваной дерматиновой обивкой, поставил дробовик сбоку.
  
  - Там внизу ещё кто есть? - поинтересовался жилец.
  
  - Нет, - ответил стрелок, - я поднимался самым последним. По жребию.
  
  - Угу, - кивнул жилец.
  
  Достав из ящика стола пакет с ирисками, он отломил одну, сунул в рот, протянул пакет стрелку.
  
  - Угощайся.
  
  Стрелок протянул руку, отломил пару, кинул в рот и начать жевать.
  
  Дверь распахнуло ветром.
  
  Открыло, а потом с гулким стуком захлопнуло.
  
  - Вот к чему приводят шутки с дверями, - назидательно сказал жилец, встал, подошёл к двери, вынул из шкафа гранату с шнурком-растяжкой, снял шнурок с кольца, сдвигая его по проволочному извиву, и, сняв, закрепил дверь, пропустив шнурок в дыру, пробитую на месте замка дробовиком стрелка, и связав её с дверной цепочкой.
  
  - Там рядом с тобой шарф валялся, - попросил он стрелка, - дай, будь добр.
  
  Стрелок глянул рядом с собой, поднял засаленный шарф, протянул жильцу.
  
  Жилец кивнул, скомкал шарф и заткнул получившимся комком дыру в двери.
  
  - Не люблю, когда задувает, - сказал он стрелку.
  
  Вернувшись за стол, сел.
  
  Молчание повисло в комнате, и только ветер и гулкие стоны железа кровли нарушало его.
  
  - И что? - поинтересовался стрелок.
  
  - А ничего, - ответил жилец.
  
  - Глупая ситуация, - сказал стрелок.
  
  - Полностью разделяю.
  
  - То есть тебя тут что, не убить?
  
  - Ну, задушить пробовали, но не получилось.
  
  - Отравить?
  
  - Угу, - кивнул жилец, жуя ириску.
  
  - Сжечь вместе с халупой?
  
  - Угу.
  
  - Выкинуть с высоты?
  
  - Угу.
  
  - Но ведь есть же способ тебя отсюда вытащить?
  
  - Есть. Один.
  
  - И какой же?
  
  - Чтобы я захотел.
  
  Стрелок кашлянул.
  
  - Интересно.
  
  - Стараемся.
  
  - Хорошо, - стрелок почесал в затылке, - это достижимо?
  
  - Угу.
  
  - Что-то ты стал немногословным.
  
  - Меня эти вопросы, которые повторяешь в среднем раз в месяц, несколько задолбали.
  
  - Ответы.
  
  - Что? - жилец проглотил остатки ириски, - не понял.
  
  - Ты хотел сказать - ответы повторяешь.
  
  - А, вон ты о чём. Нет, не ошибся. Именно вопросы.
  
  Стрелок собрал пальцы левой руки в несжатый кулак.
  
  - Не нервничай, потом поймёшь. Ты же всё равно не торопишься. Есть хочешь?
  
  Стрелок закрыл глаза.
  
  - Хочу.
  
  - А те, что внизу? - спросил жилец, копаясь в ящике стола, - они как, найдут чего?
  
  - Их проблема, - буркнул стрелок, - если бы они лезли, мой голод их бы не волновал.
  
  - Ну, приятно слышать, - заметил жилец, - что ничего в этом мире не меняется. Вот.
  
  Он плюхнул на стол перед стрелком банку каши с мясом.
  
  - Махрово живёшь, - сказал стрелок, поворачивая банку на столе перед собой, - ещё из армейских складов.
  
  - Махрово, - согласился жилец, - ты уже говорил. И да, армейская. Заражение ноль. Ну, если только пока по поверхности путешествовала, что-то хватанула.
  
  Стрелок взял со стола обломок ножа, поглядел на огрызок лезвия, торчащий из рукояти, перевёл взгляд на жильца.
  
  - Не, - ответил тот на молчаливый вопрос, - в банке - нормально.
  
  Стрелок воткнул остаток лезвия в банку, и жесть, скрипнув, поддалась. Он вырезал её по кругу и отогнул зазубренный, неровный на срезе жестяной диск.
  
  - Держи, - сказал жилец и протянул ему ложку.
  
  
  
  
  - Где ты учился? - спросил жилец.
  
  Банки были пусты и вылизаны. Стрелок курил самокрутку, держа её жадно и бережно, как самую большую земную драгоценность.
  
  - В Кёльне, - ответил он.
  
  - Ага, - кивнул жилец, - чувствуется благородный дух. Как там оно, в Кёльне?
  
  - Как везде, - пожал плечами стрелок.
  
  - Университет выстоял?
  
  Стрелок криво и больно усмехнулся.
  
  - Угу, - жилец отломил от пакета новую ириску и сунул в рот.
  
  Стрелок курил. Жилец жевал.
  
  - Хорошо, - сказал наконец жилец, - а как собор?
  
  - Стоит, - ответил стрелок.
  
  - Ну слава Богу, - заметил жилец. - Разграбили?
  
  - Немного, - кивнул стрелок, - часть черепов унесли. Остальное отстояли.
  
  - Храмовники, - мечтательно сказал жилец и причмокнул.
  
  - Суки, - отозвался стрелок.
  
  - Ну, суки, - согласился жилец, - а кто нынче святой? Но как за черепа платили, ай-ай-ай!
  
  Он закатил глаза к потолку и покачал головой в притворном восторге.
  
  - Неделю можно было пить, - сказал он и проглотил ириску.
  
  - На двадцать пять штук - ещё больше, - заметил стрелок.
  
  - Угу, - согласился жилец. - Высоты потрепали сильно?
  
  - Весь левый край, - ответил стрелок, поморщившись.
  
  - Гвардеец? - спросил жилец. - Потерял Дом? Да?
  
  - Да, - кивнул стрелок.
  
  - Ясно, - кивнул жилец.
  
  Он потянул голову назад до хруста в шее.
  
  - Затекает, - пояснил, - неподвижное сидение - это неприятно.
  
  Так же вытянул руки в стороны. Потянул.
  
  - Оох, - сказал он, наклоняя голову из стороны в сторону, - ооох… Хорошо. Ооох..
  
  - Маешься? - спросил стрелок.
  
  - Да не дёргайся ты, выйду я, выйду, - сказал жилец, - что ты как побитая собачка, что никак не поймёт, можно на этот столбик писать или нет. Выплатят храмовники обещанное, не переживай.
  
  - Хм, - качнул головой стрелок.
  
  - Храмовники что, перестали пускать бесплатно? - жилец покрутил головой влево, потом вправо.
  
  - К простым - как и раньше, - ответил стрелок, - а к Избранным - да, денег просят.
  
  - Портятся ребята, - заметил жилец, - раньше проще были. Вырезали бандитов, собор отчистили, переосвятили, черепа собрали. За каждый черепок - денежку. Эх, хорошие были времена. Плюнешь в храме на пол - в рыло. И тут же к тем, что затворение крови дарует. Пока пол не заляпал. Из греха - и сразу в благодать. Помнишь, поди?
  
  Стрелок кивнул.
  
  - А сейчас, стало быть, Высоты подъели, денежек стало мало, принялись за коммерцию. Черепами хоть не торгуют?
  
  - Торгуют, - кивнул стрелок, - самыми простенькими.
  
  - У, - кивнул одобряюще жилец, - хоть тут толком сделали. Нет, молодцы ребята. Дорого берут?
  
  - По рыночной стоимости, - ответил стрелок.
  
  - О, - ещё раз одобрительно кивнул жилец, - чудно, чудно. Цены не падают?
  
  - Нет, они по нескольку в месяц продают, по три, кажется, и только тем, с кем договор заранее подписан. Если не договаривался и три штуки уже продали, не продают. Если лимит не выбран - плати втрое.
  
  - Ну-у, - протянул жилец, - не скажу, чтоб я в восторге, но ладно. Господу видней.
  
  Он зажмурился, потом раскрыл глаза, снова зажмурился, снова открыл.
  
  - Гимнастика, - пояснил он стрелку и спросил снова:
  
  - Народец-то что, в очередь выстроился?
  
  - Ага, - кивнул стрелок, - пока верхи закупаются. Купцов сразу предупредили - сначала верхи, потом купцы. Если верхи свои три черепа не скушали, тогда будьте любезны, но при условии, что черепок уходит из города. Останется - не взыщи, торговый человек, храмовникам тоже кушать надо.
  
  - У, - снова довольно кивнул жилец, - смотри, год прошёл, а как мозги-то храмовникам вправило. Новую черепушку, поди, прикупили?
  
  - Не знаю, - пожал плечами стрелок, - может, и прикупили.
  
  - Или кому сон вещий приснился, если они, конечно, спят, - заметил жилец.
  
  - Не спят они, - заметил кисло стрелок. - Вот не спят, хоть тресни.
  
  - Ну, кому что покорёжило, им - гены в труху, нам - мозги в кучу. Помню, - жилец вытянул ноги и откинулся на спинку кресла, - заказал один царёк голову. Как щас помню, триста сулил за невываренный черепок. Дал, падла, двести, но не в прок ему экономия пошла. Принёс я ему. Он, значит, чтоб черепок не портить, остатки позвонков вырезал, и ложкой, представляешь, прямо в мозги. Выродок лесной. И сожрал.
  
  - И что? - поинтересовался стрелок.
  
  - Ну, что. К месту идти ему было впадлу, так что я ему голову три дня тащил. Протухла, ясен пень. Нажрался и сдох.
  
  - Н-да, - почесал в затылке стрелок.
  
  - Башку-то потом выварили, чин чином, на столбик надели. От зубной боли, оказалось, помогала. А если под ней неделю спать - все зубы на новые сменялись. Просыпаешься - сплюнь.
  
  - О как, - крякнул стрелок.
  
  - Ну. Да, - сказал жилец, почёсывая шею, - пошли, я тебе своё хозяйство покажу. Гость в дом.
  
  Он встал, отодвинул кресло, в котором сидел.
  
  - Да, кстати, это, с винтовкой, там ещё?
  
  - Там, - кивнул стрелок, - сидит.
  
  - Ну и ладно, - заметил жилец, - фиг ему. Пошли, не бойся.
  
  - Я и не боюсь, - сказал стрелок.
  
  - Ну и отлично. Пошли.
  
  Он открыл узкую дверцу, почти сливавшуюся со стеной, и пошёл вперёд.
  
  Стрелок двинулся следом.
  
  За дверцей оказался короткий узкий коридор, в конце которого была вторая дверь.
  
  В этом коридоре стрелок кинулся на жильца, вцепился сзади в шею, попытался взять на удушение.
  
  - Ну-у что ж ты, мил человек, - разочарованно протянул жилец, - сказано же. Ну пробуй, Бог с тобой.
  
  Стрелок попытался впиться пальцами в яремную вену. Заломить голову назад.
  
  Пальцы скользили по непонятно твёрдой, словно тёплый камень, коже. Позвоночный столб отказался поддаваться хоть на волос.
  
  Тяжело дыша, стрелок опустил руки.
  
  - Сказано же, - укоризненно протянул жилец, - ладно, пошли.
  
  Он распахнул дверь.
  
  - Вот, гляди, - сказал он - роскошь.
  
  Стрелок вздохнул.
  
  - Водяной резервуар, - размахивал жилец руками, - там - мыльня, а там - сральня.
  
  - Тьфу, - сплюнул стрелок.
  
  - Ну, кто ж заставлял близко к лифтовой шахте держаться, - заметил жилец.
  
  - Поди обойди, - заметил стрелок и передёрнулся.
  
  - Да что ты как маленький мальчик, честное слово, - фыркнул жилец, - вон, иди сюда. Смотри!
  
  Он вытянул палец.
  
  - Вона где.
  
  - Снизу не видать, - сказал стрелок.
  
  - Если не смотреть, - передразнил жилец. - Вот всё вы как дети, честное слово.
  
  - Сам то как, нашёл, когда лез?
  
  - Ну, - пожал плечами жилец, - ясень пень. Посидел часа два с биноклем и нашёл. Фигли не найти - перекрытия порушены.
  
  Он повёл рукой вокруг.
  
  - Тут же всё - технический этаж. Комната, где мы сидели - это когда-то был пульт управления лифтами. Водяной резервуар - это автономный был ресивер. Фигли, двести двадцать метров. А окна - он махнул рукой в сторону матового ряда окон - они ветростойким пластиком закрыты. Пули отскакивают. Правда, снаружи и не видать, что тут внутри, но иногда наугад отдельные придурки пуляют.
  
  - А вода откуда? - спросил стрелок - Дождевая?
  
  - Ага, - кивнул жилец, - зимой снег просто на фильтры падает, если отопительный контур включить - топится.
  
  - Тут и электричество есть?!
  
  - Как не быть, - гордо сказал жилец, - вон реактор.
  
  - Действительно, роскошь, - согласился стрелок.
  
  - А самый-то цимес, - заметил жилец, - что всё это отсюда не утащить. Вниз скидывать - значит гробить, по частям не спустить, да и радиацией он всех угробит - смонтирован стационарно. Всё, жопа. Только тут. Но тут жить могут максимум двое.
  
  - Почему? - спросил стрелок. - Вон места сколько.
  
  - Потому, - ответил жилец. - Норма такая. Просто поверь мне на слово.
  
  Стрелок промолчал.
  
  - Ладно, пошли, - сказал жилец. - Прохладно тут. Да, - вдруг вспомнил он, - если посрать хочешь - валяй. Руки помыть - там краник есть. Свет там сам включается.
  
  Стрелок покачал головой и пошёл.
  
  Жилец вернулся в комнату.
  
  Сел в кресло, в котором сидел стрелок. Закрыл глаза.
  
  
  
  
  
  - Садись, садись в кресло, - махнул рукой жилец, когда дверь скрипнула и стрелок появился на пороге. - Давай поговорим напоследок.
  
  Стрелок опустился в кресло, медленно, осторожно.
  
  - Как тебя зовут, гвардеец? - спросил жилец.
  
  Гвардеец дрогнул, но ответил.
  
  - Герман Крейг.
  
  - Хорошо, - жилец чуть кивнул головой. - Тогда слушай, Герман.
  
  Он сложил пальцы в замок и потянулся.
  
  - Я выйду из этой двери, но ты заплатишь за это свою цену.
  
  Стрелок напрягся, окидывая взглядом комнату.
  
  - Без паники, - заметил жилец, - хотел бы я тебя убить, лежал бы ты там, внизу, у подножия. Видел?
  
  - Видел, - севшим голосом сказал стрелок. - Как не увидеть. Сколько их там?
  
  - Там? - жилец поднял взгляд к потолку, - четыреста семьдесят два. Плюс ещё десятка свежих не хватает - лесовики унесли.
  
  Стрелок передёрнулся.
  
  - Что ты как целка, - поморщился жилец, - что, никогда человечинки не жевал?
  
  - Нет, - ответил стрелок.
  
  - Вот что значит входить в гвардию Дома, - заметил жилец, - а мне приходилось. Стерен Парцвелл, слыхал?
  
  - Слыхал, - настороженно кивнул головой стрелок, - один из избранных охотников Кёльна. Пропал год-полтора назад. Сюда шёл. Ты его ел? И как, вкусно?
  
  - Не знаю, - пожал плечами жилец, - насчёт вкуса, а Стерен Парцвелл - это вот.
  
  Он поднял над головой руки, покрутил кистями.
  
  - Очень приятно, - автоматически ответил стрелок.
  
  - Ложь во имя приятия беседы, - заметил жилец. - Лучше автоматически солгать, чем сказать правду. Зажратые твари вы там, в Высотах.
  
  - Завидуешь? - спросил стрелок.
  
  - Да ты знаешь, - задумался жилец, - наверное, да, Стерену Парцвеллу есть чему позавидовать у Германа Крейга, помощника главы охраны Высшего Дома Деспере.
  
  Стрелок дёрнулся.
  
  - Я тебе этого не говорил.
  
  - Не говорил, не говорил, успокойся, - ответил жилец. - Да, в столе есть табак и бумага. Покури. И ещё да, там ещё свечка есть, в нижнем ящике - достань, будь так добр, а то эта сейчас потухнет.
  
  Стрелок вынул из нижнего стола свечку, поставил на стол.
  
  - Табак в верхнем ящике. Бумага в кисете, - сказал жилец.
  
  Стрелок вытянул верхний ящик, кинул в него взгляд, вынул кисет.
  
  - Глок, я смотрю, - сказал он жильцу, развязывая устье кисета, - это про него ты говорил?
  
  - Глок, - согласился жилец, - только он не работает. С затвором что-то. Да и патронов всего полдесятка, не больше.
  
  Он вытянул ноги.
  
  - Слушай, а это кресло таки удобнее того, - сказал он стрелку.
  
  - Хочешь в него? - спросил стрелок.
  
  - Нет, - сказал жилец, - хватит, насиделся.
  
  Он смотрел, как стрелок подождал следующей реплики, но, не дождавшись, достал из кисета бумажку, насыпал щепотку табака, лизнул край и свернул папироску.
  
  Прикурив её от огарка, он выпустил облако дыма.
  
  - Ой, хорошо, - сказал стрелок.
  
  - Угу, - сказал жилец. - Я так сказал, когда тёплой водой помылся. Кайф. Круче чем с бабой.
  
  Стрелок кашлянул.
  
  - Не переживай, - утешил жилец, - кому что. Я, видишь ли, того… не могу.
  
  - С бабой? - спросил стрелок и затянулся.
  
  - Да ни с чем, хотя любил именно баб, - ответил жилец. - Мне как-то в лесу многоног попался. И - привет вам, сиськи. Он меня спереди от колен до горла изодрал. Денег от его шкуры еле-еле на лечение хватило. Да и на восстановление я, понимаешь, поиздержался. Оттого сюда полез. Да, ты свечку-то припали. Вон, гаснет уже.
  
  Стрелок поднёс длинный фитиль новой свечи к огарку, зажёг.
  
  - Огарок в стол сунь, где свечку взял, - сказал жилец, - самое место.
  
  Стрелок послушно задул мигающий огарок, сунул его, стараясь не накапать стеарином, в нижний ящик стола.
  
  - Что ты знаешь про черепа? - спросил жилец.
  
  Стрелок глянул на него.
  
  - Ты, охотник, у меня спрашиваешь? Ты тут не крезанулся совсем?
  
  - Ну будь добрее, Герман, - ответил жилец, - пинками в дверь же выкинуть меня не сможешь всё равно. Давай, напряги навыки личной беседы.
  
  - Как скажешь, - стрелок с наслаждением затянулся. - Череп - он и есть череп. Светится светло-зелёным или светло-голубым. Иногда желтовато-зелёным. Лечит. Каждый от своего. Одни лечат зубы, другие останавливают кровь, третьи рассасывают шрамы.
  
  - Откуда берутся?
  
  - Странный вопрос. Из головы. Твоей, например.
  
  - Почему не из любой?
  
  - Откуда я знаю. Знаю только что из отшельников.
  
  - Когда черепа в кучу собраны, что бывает?
  
  - Ну что бывает. Обычно эффект каждого немного усиливается. Но не очень сильно.
  
  - Эффект пустоты?
  
  - Что? - спросил стрелок.
  
  - Эффект пустоты, он же вечное спокойствие.
  
  - Не слышал, - стрелок докурил. Положил окурок в жестяную миску на столе.
  
  - Осваиваешься, - одобрил жилец. - Эффект пустоты или спокойствия - это когда рядом с кучей черепов проводишь достаточно много времени. Обычно не меньше месяца.
  
  - И что?
  
  - Тогда, - жилец протянул руку, взял себе ириску - начинаешь понимать, что всё в этом мире слишком усложнено. Замусорено. Видишь себя посреди стада безумных муравьёв, каждый из которых хочет только жрать, хавать, тащить под себя. И понимаешь, что и ты - тоже такой вот муравей. Когда вдали от черепов. В душе улегаются все бури, все крики, все понты, жадность, ярость, похоть, злоба, весь этот хаос. В первые дни кажется, что ты на поле гнилья, где все рвут друг друга в клочья, в говно, кидаются на эти самые клочья, режут, жрут. А ты на маленьком шестке стоишь. Он гладкий, словно стеклянный, и ни одна гнида не может за него уцепиться, обосрать, погрызть.
  
  Жилец пожевал ириску.
  
  - Шесток не очень высокий, так, пол-локтя, и стоять на нём сложно - даже паника возникает, что будет, если упасть - понимаешь, что тебя вся эта гнидская шваль начнёт тут же жрать, срать в раны, выносить по кускам, а когда от тебя ничего совсем уже не останется, тебя объявят своим. Ужас дикий бывает.
  
  Жилец остановился.
  
  - Слушай, там, в левой тумбе, вода. Дай мне банку и себе возьми. И сверни ещё покурить. Я ещё не скоро.
  
  Стрелок открыл левую тумбу стола, присвистнул.
  
  Вынул банку с водой, протянул через стол.
  
  - Кидай, - сказал жилец, и стрелок, легко махнув, кинул ему банку.
  
  Жилец открыл сосуд, бросил на пол жестяной язычок, отхлебнул.
  
  Стрелок взял себе, открыл, выпил половину.
  
  Выдохнул, свернул ещё папироску. Затянулся.
  
  - Ну так вот, - продолжил жилец, - потом это ощущение становится не таким острым, я про страх. Начинаешь смотреть на мир и видеть его как есть, не как сам придумал. Видишь, как отдельные участки хаоса оказываются вполне себе чётко спланированной деятельностью, но спланированной не гнидами, нет, те просто сами себе копошатся в нужную сторону. Им показали кусок мяса - они попёрли. Примерно как храмовники грохнули это твоё левое крыло Высот.
  
  - Что? - спросил стрелок, уронив папироску из разжавшихся от удивления пальцев. - Что ты сказал? Храмовники?!
  
  - Окурок подбери, страницу прожжёшь, - заметил жилец.
  
  Стрелок кинул взгляд на стол, схватил окурок, пальцем прижал начавший тлеть край страницы.
  
  - Храмовники? - повторил он, затушив и вернувшись взглядом к жильцу.
  
  - А кому ж ещё? - спросил жилец, - власть в “столице герцогства” - штука нужная, и, как трусы, на двоих не делящаяся. Правда, трусы сейчас снова носит только богатая знать.
  
  - Ты сам так решил или что-то знаешь? - спросил стрелок.
  
  - В конце узнаешь, - ответил жилец, - не кипешись. Так вот. Когда эффект тишины доходит до крещендо, если можно так выразиться, то тот, что сидит рядом с черепами, становится иным. Меняется практически полностью. Видел своих Глав? Верховную Семью?
  
  - Видел, - ответил стрелок. Моргнул, задумавшись, потом глянул на окурок в руке и жадно затянулся.
  
  - Ну так вот. Они становятся… хотя что это я. Какими они становятся?
  
  - Они становятся похожими на богов, - ответил стрелок, хлебнув из банки, - холодными, жесткими, всевидящими. Проницательными и почти всемогущими.
  
  - Они не боятся, не плачут, не кричат, не гневаются, - продолжил жилец. - И что самое страшное - они не злые. Не режут, как раньше, рабов в подвалах, не насилуют раскалённой кочергой служанок, как раньше, не морят голодом за провинности. Не душат, не ломают, не унижают. Помнишь?
  
  - Помню, - ответил стрелок, - наши, видимо, стали такими задолго до моего рождения, а вот соседние Дома - да, те пускаются во все тяжкие.
  
  - И тогда, - подхватил жилец, - те, кто рядом, начинают на них молиться, верно?
  
  - Верно, - ответил стрелок. - Я сам служил однажды мессу.
  
  - И как они к этому относились?
  
  - Это, - стрелок чуть улыбнулся, - было единственным, что могло их хоть как-то разозлить.
  
  - Но вы не прекращали?
  
  - Нет, - ответил стрелок.
  
  - Вот так, - сказал жилец, - боги гневаются и смертные не могут сдержать благоговения к ним.
  
  - Да, - сказал стрелок. - Так.
  
  - Так вот, - сказал жилец, - самое интересное, что это происходит практически с любым, кто сидит подолгу рядом с черепами. Очень немногие становятся “богами” “чёрными”, злыми, жестокими сверх всякой меры. И ещё меньшее число просто умирает. Не выносит тишины внутри себя.
  
  - А храмовники? - спросил стрелок.
  
  - Храмовники - это следующий этап развития, - ответил жилец, - это не просто люди с поведением, подобным богам, но и самые начала полубогов. Но они живут мало. Очень мало. Лет двадцать, не больше. Хотя это и не эффект черепов.
  
  - Я знал одного, которому было лет пятьдесят, - возразил стрелок.
  
  - “Знал”, - хмыкнул жилец, - ты знал маску. Знаешь, почему они всегда в масках? Вырождаются. Влетели под раздачу - гены порушены. Двадцать лет - значит, лет в четырнадцать-пятнадцать ты должен стать отцом, ещё за пять заложить в ребёнка начальные знания и умереть. Дальше его ведут другие. Ты вёл - и его поведут. У них нет детства, Герман. Фактически, это разумный человечий рой. Страдающий, тоскующий и бесконечно спокойный в своей тоске рой. Так что ты говорил с разными людьми, имеющими одно имя для тебя.
  
  Стрелок задумался. Отхлебнул из банки.
  
  - Значит, отбери у них черепа - и храмовников лет через десять просто не станет? - спросил он наконец.
  
  - Ну, может и через двадцать, но в численности они сократятся почти сразу. А там на них накинется рой гнид и сожрёт их. Вот такая вот история. Но это частности, а мы отвлеклись.
  
  - Отвлеклись? - спросил стрелок.
  
  - Именно. Вернёмся к вопросу - откуда берутся черепа.
  
  Стрелок молча смотрел и ждал продолжения.
  
  - В древней традиции есть такое понятие - мощи. Это части тел праведников. В нашем случае - отшельников.
  
  - Что?!
  
  - Праведников, дружок.
  
  - Ты мне хочешь сказать, - стрелок уронил на пол пустую банку - что Стерен Парцвелл - праведник?!
  
  - Стерен Парцвелл - нет, - ответил жилец, - возьми ещё воды, и мне тоже дай, а то в горле пересохло.
  
  - Значит, твой череп - пустышка, - сказал стрелок, - и всё это - просто болтовня...
  
  Внезапно стрелок почуствовал, что за горло его взяла неумолимая сила. Взяла крепко, но не сдавила.
  
  - Мой череп - не пустышка, - ответил жилец, - он и правда стоит те двадцать пять штук, что положили храмовники. Воды дай.
  
  Горло отпустило.
  
  Стрелок потёр шею, полез в тумбу стола, уткнулся в неё взглядом.
  
  - Ну что ты там нашёл? Вчерашний день?
  
  Стрелок достал из стола две банки воды, одну кинул жильцу, вторую открыл сам.
  
  - Так вот, в наше время мощи создаются. Раньше они обретались - если человек был святым или хотя бы достаточно праведным, его тело или его части сохранялись. Такая официальная точка зрения, конечно, у Господа или самих святых спросить сложнее. Нет, они ответят, но не каждому. Не нам с тобой, например. Сами виноваты. Кричим не туда.
  
  Жилец отхлебнул.
  
  - Сейчас обретения нет, есть подготовка. Голову с плеч, в котёл, потом - в опарыши. Можно на муравейник, кстати. Ну, тут уже частности.
  
  Жилец замолчал.
  
  Пауза тянулась, пока стрелок не спросил:
  
  - Как готовят?
  
  - Есть места, в которых живут такие, как я сейчас. К ним приходят такие, как ты или как я, когда пришёл. Один умирает, другой нет. Это вкратце.
  
  Жилец хлебнул из банки.
  
  - Если в живых остаётся охотник, он забирает голову. Если нет - не забирает.
  
  - Ты надо мной издеваешься, кажется, - заметил стрелок.
  
  - Не без этого, - согласился жилец. - Мне страшно, видишь ли.
  
  - Так дело, выходит, в месте?
  
  - Знаешь, мне лично кажется, что да. Хотя я знаю, что места возникают и исчезают. Вчера тут было уловисто, завтра - пусто. Таков промысел, видимо.
  
  - Кому - видимо?
  
  - Храмовникам, я полагаю, - ответил жилец, - и твоим бывшим господам. Надеюсь, у них сейчас всё хорошо.
  
  - Они мертвы, - сказал стрелок.
  
  - Сам видел? - жилец усмехнулся.
  
  - Нет, - сказал стрелок. - В бою мы отошли на последний этаж, я командовал последним взводом, мы держали лестницу. Семья отошла в свои покои, и, когда убили последнего моего солдата, они взорвали Высоту.
  
  Он отхлебнул из банки.
  
  - Заряды разнесли свечу вдрызг. Не осталось ни одного уцелевшего этажа. Только несущие колонны и балки. Как я сам выжил - не понимаю. Очнулся в подземном убежище. Один. Вышел на улицу - увидел атаковавшую толпу, уже развешанную на балках Высоты. Оказалось, прошло три дня. Видимо, кто-то заботился обо мне, а потом ушёл за помощью и сгинул.
  
  - И ты покрутился и решил удрать из города, и потому включился в отряд охотников, а?
  
  Стрелок потёр руками лицо.
  
  - Да.
  
  - Ну тогда поздравляю, - сказал жилец, - все живы, но убрались из Кёльна. Тебя спасли храмовники. И вот ты тут.
  
  - Что за бред ты несёшь?!! Что ты вообще знаешь?!! Ты, тупой охотник за головами!!
  
  - Я знаю, что первого ты нагнал на третьем этаже и забил прямо в том закутке, где тот сидел в засаде. Засаде на тебя. Второго - на восьмом. Этого ты пристрелил. Третьего - на шестнадцатом, и потратил на него две гранаты. Четвёртую ты гонял по двадцатому и двадцать третьему этажу, потому что двадцать первый и двадцать второй развалены до костей. Только лестничные перегоны. Потом ты долго стоял над трупом. Что так?
  
  - Она была странная, - ответил стрелок, - красивая, циничная. Я всё никак не мог понять, что ей от меня надо. Она следила за мной…
  
  - Однажды подошла к тебе, с расстёгнутой до середины курткой, и титьки светились изнутри, - сказал жилец, - постояла, прижалась к тебе, поцеловала, потом тронула за штаны и сказала, что слишком ты коротковат. И так и оставила тебя под той елью.
  
  Стрелок глотнул из банки.
  
  - Да.
  
  - Она всё никак не могла определиться, - продолжил жилец, - сильный ты или слабый. Она хотела двадцать пять штук, так что надо было решить, кого она будет убивать здесь. Если бы сочла тебя сильным, то легла бы с тобой тогда, и ты, вероятнее всего, не полез бы сюда или полез, чтобы прикрывать её спину. Но она решила, что ты слабак, потому что ты не завалил её там, не сунул руку за пазуху. Так что она не стала тратить на тебя силы. Ну а тебя, соответственно, дезориентировала.
  
  Жилец вытряс из банки последние капли, поставил банку на пол рядом.
  
  - Просчиталась, - сказал он, - черепные кости слабые.
  
  Стрелок выдохнул. Закрыл глаза.
  
  - Ну так вот. Черепа производятся из любого, но сам череп черепу рознь. Из тебя или меня черепа слабенькие, так, в темноте посветить да понос унять или что-то вроде. Если мы, конечно, проторчим тут достаточно недолго.
  
  Стрелок открыл глаза.
  
  - Продолжай. Недолго - это сколько?
  
  - Это минимум месяц. Самое то, чтобы создать минимальный череп.
  
  Стрелок потёр шею.
  
  - А дальше что?
  
  - А дальше, - жилец моргнул, - начинает работать другая вещь.
  
  - А именно? - спросил стрелок.
  
  - Немного волшебства. Мы начинаем перемалывать себя. И вот тут конечный продукт, так сказать, становится ценнее. Посиди год - получишь двадцать пять штук. Посиди два - получишь и больше. Если храмовники не подохнут к тому моменту, конечно.
  
  - Знаешь, меня что-то стали выводить из себя твои недомолвки, Стерен, - сказал стрелок. - Давай закругляйся.
  
  - Тихо, сопляк, - сказал жилец, и стрелок откинулся назад, увидев его глаза. Эти глаза били под дых, в сердце, в самую свежую и больную рану.
  
  Такие глаза были у Семьи его Дома.
  
  Спокойные, холодные, неосуждающие и негневающиеся.
  
  С лица бывшего охотника за головами на него смотрели глаза Бога.
  
  - Не сметь ставить меня вровню с Творцом, - сказал жилец новым, звонким, стальным и ледяно-непререкаемым голосом. - Вот почему тебя, дурака, оставили в том подвале, - продолжил он прежним голосом и тоном.
  
  Стрелок сглотнул и вытер пот со лба.
  
  - Почему же? - голос его просел.
  
  - Потому что не жрал ты, паразит, ничего морковки слаще, - ответил жилец. - А они видели Его. И знают, что никакая тварь не может быть равна Ему. Особенно, - тут жилец причмокнул, высасывая что-то между зубами, - тварь, пережившая Армагеддон.
  
  Он снова потянулся, отклячив локти назад, а растопыренные ладони держа рядом с головой.
  
  - Оох… Мы и есть те самые муравьи, гниды, черви, - продолжил он, - мы и есть та самая шваль, что когда-то была людьми, детьми Его, сотворёнными из дикой глины по Его образу. Вот только с подобием мы изрядно обосрались. Любим говно всякое. Хлебом не корми - дай в говне поваляться. А потом - орать: а чё это всё вокруг такое, мать, вонючее? А что это всё говном-то отдаёт? А кто этот мир таким сделал? А чё Он нас не остановил, не вразумил, сраку нам не вытер? А раз так, то и нету его. Верно? Храмы у нас всякая шваль занимает - классные из них, вишь ты, укрепления и пыточные выходят.
  
  Жилец откинул голову назад. Выдохнул, словно дымное кольцо выпустил.
  
  - И вот тут и пришло время третьего завета, дружок. Прошла ядерная война, и число лёгших в геенну скакануло в небо. А мы, черви, остались тут. И вроде бы всё, пускай газ сливай воду, но Он не дал нам загнуться совсем. Он продолжает нам давать шанс. Но теперь мы сами должны лечь в фундамент. Мы должны костями своими вымостить эту гнилую пропасть, по которой ползаем, поднять из дерьма всё это поле гнид, дать им память, что не все они - говноеды, что могут они быть людьми.
  
  Жилец шмыгнул.
  
  - Слушай, сверни мне покурить напоследок, а? - попросил он стрелка. - Ну их в лес эти конфетки. Согрешу напоследок. Бог даст, сожгут меня в геенне до костей, до золы, и не будет мне больно. Сверни, будь ласков.
  
  Стрелок вынул листочек, положил на него большую щепоть табака, лизнул край, свернул и протянул жильцу папироску.
  
  - Ой спасибо, - сказал жилец, встал, взял и прикурил от свечки.
  
  Сев, он выпустил клуб дыма и сказал:
  
  - Куда гну, чуешь?
  
  - Черепами мостим твою пропасть, верно? - спросил стрелок.
  
  - Верно, - кивнул жилец, снова затягиваясь. - Ими, родимыми. Так что долго ещё храмовники нам будут нужны. И нашу пропасть, родной, не обманывайся.
  
  Стрелок помолчал, моргнул и свернул папироску себе.
  
  - В общем, так, - сказал жилец, - надоело мне. Что ещё надо сказать? А, ну да. Так вот, - сказал он, пустив струю дыма к потолку, - когда мы сидим здесь, то начинаем меняться. И начинаем понимать, что простое сидение от нас ничего не берёт, и нам, соответственно, и не даёт ничего. В местах живёт Дух. Он живёт. И мы, кто тут болтаемся, какие бы ни были загаженные, засранные, заблёванные по самую макушку, начинаем слышать Его. Слышать и тех, кто сидел тут до нас. Помнишь, я говорил про вопросы? Это я помню тех, кто приходил и не оставался. Их памяти. Все те, что лежат там, внизу. И всех тех, что выходили отсюда с головой в мешке. И всех тех, кто голову свою тут терял. Всех помню.
  
  - Как же они голову теряли? - стрелок подобрался.
  
  - Просто, - ответил жилец, - те, что сидели мало или видели, что обычный кусок говна по них пришёл, тёмный и заскорузлый, не стоящий времени Духа, то либо гасили его сами либо голову под нож сами клали. Я таких десяток положил, как входили, я на всякий случай давал им вопросы позадавать, и если видел, что нет там внутри ничего, только брюхо, жадность да крошащий молоток, то душил, снимал с них что Бог послал, в шкаф складывал, а труп из двери вышвыривал. Да и не особо хотелось мне душу на них разменивать, что врать. Не ангел я. Потом тихо было, с полгода где-то. Как раз ваши бардаки начались, Семья с храмовниками совет держала. Потом эту вашу котовасию устроили, тебя перед взрывом оглушили, вниз снесли и свечку свою грохнули. Чинно грохнули, не намертво - перекрытия закроют, стены надставят и живи, терзай, в говне топи. Смекаешь? Могли бы и просто подрубить её под фундамент, взрывчатки меньше потребовалось бы, кстати, да завалить на бок, соседей брюхом кверху вскрыть, чтобы гниды у них в кишках покопались. Но нет, сделали чисто, с душой. Храмовники отдали им часть запаса своего да отпустили с Богом. Заодно налёт на себя пририсовали и повод получили городишко зачистить. С новыми Семьями, опять же, скорешились, вон, черепа им продают, новые рои готовят, сечёшь?
  
  Жилец посмотрел на погасшую в пальцах папироску, дунул в кончик и затянулся вновь затлевшей.
  
  - Ну так что я, за эти полгода вскрыло меня. Запомни, страшно будет, но ты вытерпишь. Главное…
  
  - Что? Я? Я здесь причём? - спросил стрелок и вдруг понял - прекрасно понимает, при чём.
  
  - Не перебивай, - отмахнулся жилец, - главное - не сопротивляйся, лишнего не дадут, хребет не треснет. Первые три месяца тебя тут никто не побеспокоит, лестничные пролёты на двадцать первом-втором сложились, чтоб сюда пробраться, надо будет кого путного, с крепкими нервами пригнать, а таких не так много. Храмовники не спешат в таких делах, не косячат, так что тихо будет. Придёшь в себя, помоешься, покуришь, отъешься маленько. Мела пожри - за дверью ящики штабелем сложены, там мел писчий. Вроде толщине черепа помогает.
  
  - Стоп, - сказал стрелок, - опять ты про храмовников. Что опять?
  
  - Да ничего опять, - сказал жилец, - просто они давно это место знают и процесс на самотёк пускать не привыкли. Ты ведь что учти - если грохнул охотник созревшего, череп утащил, как я тогда, и не раз, кстати, то место Духа пустует. Тогда надо ждать, пока сюда либо мародёр-лесовик какой не забредёт, либо потенциального святого какого не притянет. Вот и…
  
  - Потенциального?
  
  - Ну, душу светлую, молодую обычно, не засранную. Выбирать-то нынче - не того, не на торжище, так что притягивает. Просыпается такой чистый как-нибудь утром и знает то, что я тебе говорю. И тогда бросает он всё и бежит сюда сломя голову, чтобы Ему и другим послужить. Но только если нету такого в округе, место стоит пустым. А это неправильно. А храмовники процесс контролируют.
  
  - Так, стоп опять. Голова у меня от тебя кругом идёт, - сказал стрелок, - что у тебя храмовники через слово?
  
  Пальцы его тряслись.
  
  - Не ссы, парень, умирать не больно, - ответил жилец, - жить мразью больно, особенно когда узнаёшь, что мразь ты. И водкой и бабой не заглушишь. Только ножом, раскалённой кочергой да петлёй на чужой шее. Но это, сам чуешь, только глубже, в говно, в самую гниль, в жижу, чтобы мозги отбило. А душа болит. Любая, пусть самая гнойная, а болит.
  
  Он поглядел на чинарик в своей руке, и он вспыхнул, истлел горячим ярким пеплом.
  
  - А храмовники процесс берегут. Они сюда и в другие места Духа перестали пускать совсем уж шваль. Или готовить её начали, типа как меня. Я ж под черепами после многонога несколько дней лежал, и посреди бреда что-то понимать начал. Так что когда пришёл ко мне вербовщик от Храма и сказал - череп, цена пятьсот, выход завтра, я спорить не стал, башкой махнул и на последние медяки патроны пошёл покупать. Вот тут год с хвостиком посидел, говно в голове городить перестал, и, Бог даст, толк от меня какой будет. Всё не куличики известно из чего лепить, а гвоздик, камушек в фундамент Царства Божьего.
  
  Он вздохнул, сел чуть поудобнее.
  
  - Терпи, каменщик заблудший, - сказал он стрелку, - немного уже осталось.
  Стрелку было страшно. Он понимал, какой-то странной, потусторонней бездной знания понимал, что ему осталось как раз вечность - умереть и родиться, чтобы потом открыть дверь очередному охотнику и отдать ему свою голову. Это жильцу осталось немного.
  
  И, чтобы оттянуть этот момент, совсем не готовый к тому, что при расставании теперь жертвой окажется он, а не жилец, спросил:
  
  - Почему каменщик?
  
  - Всякий из нас, - ответил ему жилец, - есть малый творец, строитель мира. Помнишь, сказано - по образу? Он творит мир, и мы, гниды, творим. Но не по подобию Его, а так, кто во что, и обычно - дерьмо. На это мы горазды, это легче всего, а учиться другому - это ж надо не жопой, это душой надо, а душа у нас утонула давно, даже пузыри с трудом пускает, гниёт.
  
  Он вздохнул.
  
  - Нет, соврал я тебе - то кресло удобнее. Ладно, дитя проданное, пожалуй, всё.
  
  Он начал подыматься, но стрелок, уже чуть не плача, спросил:
  
  - Почему - проданное?
  
  - Да продали тебя, дурачок, - ответил жилец, - обменяли на уход да черепа. Семья твоя обменяла. А храмовники тебя выпестовали и сюда повели. Они, в отличие от всяких черноволосых дур, хорошо понимают, в ком сила.
  
  - Ты хочешь… - начал стрелок.
  
  - И говорю, блин, - перебил его жилец, - отдали тебя. Только не Семья твоя продала, а храмовники. Они поставили условие - душу незлую, чтобы было кем меня тут заменить, и дух сильный, чтобы череп твой не на бирюльки способен был. Твои подумали и поняли, что лучше тебя нету, и тем и одарили.
  
  - Одарили… - сказал стрелок. Пальцы его вцепились в подлокотники.
  
  - Одарили, - подтвердил жилец, - как иначе? Так сдох бы ты, им свечки возжигая, и куском говна бы в землю лёг. Благородного говна, не спорю, но говна. А так - кому-то тьму развеешь, и исцелишь. Посидишь, подумаешь - поймёшь. Полегчает.
  
  - Стой, - сказал стрелок, открывая глаза, - а что, Дух в других местах не мог меня найти?
  
  - Мог, - сказал жилец, - да только для этого Дух в себя пустить надо.
  
  - Но человек же может?
  
  - Кто может? Ты? Ну так открой дверь и сделай шаг вперёд, а пока летишь, научись летать.
  
  Стрелок говорил механически, словно в угаре:
  
  - Так искушал Спасителя Дьявол, ты в курсе?
  
  Жилец фыркнул.
  
  - Это искушение для Бога. Для человека это урок.
  
  - Недолгий.
  
  - Говорят, смелый умирает один раз, а трус - бесконечно.
  
  - Я за бесконечность.
  
  - Тогда учи урок, пока не примешь науку.
  
  Стрелок заплакал. Слёзы потекли по щекам, оставив блестящие в пламени свечи дорожки.
  
  - А если всё это - зря? Если нет от меня толку, тогда что?
  
  - Бездушные не достигают высот, - ответил ему жилец. - Ну всё. Бывай.
  
  Он подошёл к двери, вынул из дыры скомканный шарф, отвязал верёвочку.
  
  Стрелок следил за ним, щурясь от слёз и света, проникающего в дыру.
  
  - И последнее, - сказал жилец, - жратва и вода из подземного хранилища, армейский фонд, это примерно в сотне километров отсюда.
  
  - Как же за ними идти, если лестницы нет? - спросил стрелок механически. Ему казалось, что всё стало чужим, ненастоящим - беседа, уходящий, он сам, труп на двадцать третьем этаже, взорванная высота в Кёльне.
  
  - А вот так, - ответил жилец и вышел в дверь.
  
  Повисев полсекунды перед проёмом, он подмигнул стрелку и спиной вперёд стал отдаляться.
  
  - Вот так, парень! - крикнул он.
  
  Его тело сотряс удар, и стрелок понял, узнал своим новым потусторонним знанием, что это пуля снайпера-храмовника ударила его в левый бок, пронзив сердце и лёгкие.
  
  Струйка крови потянулась из ноздри летящего, и стрелок услышал его мысли:
  
  - Прощай, брат! Даст Бог, смогу что хорошее принести на костях своих. Прощай. Готовься хорошо, парень. И да призрит Всевышний на душу твою.
  
  Тело летуна стало медленно пускаться вниз, скрылось за срезом проёма и стрелок, сидя в кресле с закрытыми глазами, внутренним зрением следил, как тот опускается, плавно, словно лист на ветру, ложится на землю, чтобы не повредить ударом череп, и душа его гаснет, замолкает.
  
  Потом к телу подошёл один из сторожей лагеря, который пришёл с командой охотников, и начал отделять голову от шеи.
  
  К вечеру её выварят и положат в яму с гнилым мясом и опарышами, чтобы те лишили череп мягких тканей. В яме уже лежали два трупа убитых стрелком на первых этажах.
  
  А напротив, на склоне холма, расчёт снайперов Храма сменил позицию, чтобы следить за происходящим в лагере, чтобы кто-нибудь не удрал с головой, чтобы продать её на стороне.
  
  Стрелок понимал, что это просто перестраховка, потому что лагерь и так охраняется незримым конвоем в глухих чёрных масках, но не удивлялся.
  
  Он курил, держа папироску трясущимися пальцами, и выдыхал дым, борясь со слезами.
  
  Новому жильцу было страшно.
  
  Впереди были минимум три месяца ожидания.
  
  А пока он слушал мир, что распахнулся вокруг. Он слышал мысли лагерных, слышал мысли дозорных-храмовников, что следили за лагерными из крон елей.
  
  Напротив, на холме, лёжа в серо-рыжей поздне-осенней траве, снайпер-храмовник следил за лагерем сквозь прицел и думал о сыне, который должен был сегодня проходить первое посвящение.
   Он волновался за него.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"