Аннотация: Иногда самая обычная поездка к озеру с семьей может закончиться непредсказуемо...
Никитины каждое лето выбирались на отдых в живописное местечко в сосновом бору, расположенное на границе двух сибирских областей. Путь был неблизкий, но стоило только вспомнить, сколько ягод ждет их в тенистой прохладе леса, и расстояние уже не имело никакого значения. Главной достопримечательностью было, конечно, озеро, поросшее яркими желтыми кувшинками. В здешних местах звали его Линевым.
В этом году им повезло: они разбили палатку почти напротив озера, на ровном сухом месте, по соседству с четой пенсионеров, знакомых им по прежним поездкам. Отдыхающих было немного: выходные выдались пасмурными и многие, видно, просто побоялись дождя.
-- Ну, что, молодежь, дождь будет? -- Михалыч из соседней палатки облокотился на их "восьмерку", широко улыбаясь. Он был тут завсегдатаем, прочесал это место вдоль и поперек и, наверное, считал себя голосом этой земли.
-- А хрен его знает. -- Олег, сморщившись, посмотрел на небо, открыл багажник и стал швырять вещи на траву. -- Чего варежку разинул? Быстро бери шмотки и дуй с ними в палатку! -- крикнул он сыну Игорю, который в это время лазил в траве и собирал свои любимые ромашки.
-- Дык как тут варежку не разинешь, красотища какая! -- басовито засмеялся Михалыч и подмигнул Игорю. Тот глянул исподлобья на отца, схватил рюкзак и волоком потащил его, перевернув по дороге термос и корзинку с едой.
-- Да что ты за растяпа такая! Под ноги смотри! -- Олег кинулся к корзинке и стал собирать рассыпавшиеся вареные яйца.
-- Не успели приехать, ты уже за свое! Чего ты к нему прицепился? Машина тут все выходные стоять будет, успеем перенести. -- Из палатки вылезла Галина и стала раздраженно вытряхивать покрывало.
-- Ему десять лет, а ведет себя как пятилетний. Воспитала маменькиного сынка.
Олег сорвал травинку и стал ее нервно жевать, отмахивая рукой назойливого комара.
-- Нашли из-за чего сыр-бор устраивать. Ты это, Галь, шапчонку ему на голову надень, в этом году клещей много. Видала, какой я красавец? -- Михалыч снова рассмеялся и похлопал себя по голове, на которой было накручено белое вафельное полотенце.
-- Прям султан! И палатка у вас в этом году новая, красотища! -- Галя восторженно посмотрела на синтетическую палатку с яркими контрастными полосами, которая на фоне остальных брезентовых смотрелась как принцесса в толпе блеклых фрейлин.
-- Дочка из Германии прислала. Бабка ее "шапито" кличет. Держи, малец! -- Михалыч бросил большое яблоко Игорю, но тот не успел поймать, и оно стукнуло его по ноге.
-- Руки-крюки. -- Олег сморщился, словно залпом выпил стакан лимонного сока, и со злостью плюнул.
Все его мысли были в городе -- сегодня вечером он планировал встретиться с Натальей, что работала в кафе неподалеку от его конторы. Но все накрылось медным тазом: жене словно вожжа под хвост попала -- чернику на варенье набрать решила. Как он ее только не уговаривал, даже сына подбивал: дескать, в воскресенье -- день города, салют будет, а они не смогут посмотреть. Но эти двое словно сговорились: на озеро поедем, и все тут.
-- А давайте костерок разведем, картошечки испечем! А то скоро эти звери налетят, мало не покажется. -- Михалыч принес сухие ветки и шумно свалил их в кучу.
-- Да они уже налетели. -- Олег со злостью влепил себе по щеке, убив сразу несколько комаров. -- Ты бальзам взяла? -- резко спросил он жену, хлопая себя по голым ногам.
-- Да вроде взяла. В машине в бардачке посмотри. -- Галя повязала голову косынкой и стала натягивать веревку для белья.
Олег закатил глаза и громко выругался. Вчера, когда он еще был уверен, что свидание состоится, он вымыл машину, пропылесосил чехлы, выгреб весь хлам из бардачка и положил туда кассеты со свежими записями.
Галя лишь недоуменно повела плечами и демонстративно отвернулась, проявив неестественный интерес к своим ногтям.
-- Чего, бальзам забыли? А мы с дедом им сроду не пользуемся: аниса нарвем, он их хорошо отпугивает. -- Из своей палатки вылезла жена Михалыча и стала складывать ветки кучкой. -- Ты, Олеж, не расстраивайся так, шут с ними, с комарами, тут такой воздух. Благо, село наше под боком, сорок километров всего, а вам-то далече мотаться...
-- Далече, теть Люб, за бальзамом не сгоняешь. -- Олег пнул сосновую шишку, и она смешно запрыгала по склону, скатившись почти к самой воде.
-- Мам, я палец об траву порезал! -- Игорь подбежал к матери в слезах и протянул ей растопыренную пятерню.
Олег почувствовал, что клокотавшая внутри ярость достигла вершины. Реальность словно выставила ему самую уродливую грань и с каждой минутой усиливала этот эффект. Он с отвращением заметил, что синие трикотажные штаны у тети Любы вытянулись на коленках пузырями, смех Михалыча бьет по ушам противным похрюкиванием, Галя некрасиво морщит лоб, а левое крыло на его "восьмерке" проржавело.
-- Я пойду окунусь! -- Он схватил полотенце и рванул на всех парах к озеру. Комары вонзили в него жала, и он стал яростно себя хлопать полотенцем, проклиная все на свете. Галя что-то кричала вслед -- наверное, хотела, чтобы Игорь пошел с ним, -- но Олег пошел еще быстрее, решив, что залезет в озеро с дальнего северного края -- лишь бы уйти подальше от этой толпы.
Северный берег почти полностью зарос камышом, и подойти к нему было сложно, но Олег шел, чеканя шаг и резко взмахивая полотенцем. Ярость, клокотавшая внутри, гнала его от лагеря все дальше и дальше. Он с сомнением посмотрел на ощетинившиеся кисточки камышей, но потом, словно назло всему миру, полез вглубь. С камыша полетела противная пыль, а в ногу вонзилась острая трава, но Олега это только раззадорило, и он неровными прыжками достиг водяной кромки.
Озеро с этой незнакомой стороны выглядело по-другому -- кувшинки тут не росли, вода была явно мутнее, а изогнутый заросший край полностью закрывал берег с лагерем.
Олег разделся и осторожно шагнул в воду. Дно было скользкое, илистое, и ноги неприятно погрузились в вязкое месиво, которое спешило втянуть в себя его без остатка. Он оторвался рывком и поплыл на спине, разглядывая мелких птах, круживших стайкой прямо над ним. Это внезапное одиночество так пришлось ему по вкусу, что агрессия улетучилась без остатка, и в душе приятными волнами стало разливаться успокоение.
"Эх, сюда бы Наташку сейчас", -- промелькнуло у него в голове. Он шумно перевернулся, метнув в воздух холодные брызги, и поплыл кролем.
Желтые кувшинки покачивались вдали в каком-то особом ритме, круги на воде расходились от него четкими уверенными волнами, словно твердили ему на ухо: видишь, ты центр, ты самый главный во всем мире. Пестрая птичка села на ветку и заливисто запела, направив трели в его сторону. Олег разомлел от счастья при мысли, что в этом крохотном локальном мире, который окружал его в данную минуту, все принадлежало ему, все было для него, он был тут самой главной формой жизни. Он остановился и огляделся вокруг. От осознания собственной значимости у него кругом пошла голова. Незнакомое новое чувство стало распирать его изнутри, и скоро он раздулся от мысли, как же повезло этой бренной земле носить его уникальное тело. Ему даже показалось, что круги на воде не ограничиваются озером, а выбегают в разные стороны и расходятся по воздуху все дальше и дальше.
Когда эйфория в его душе достигла апогея, ногу внезапно свело судорогой, и Олег, резко взмахнув руками, пошел ко дну. Несмотря на то, что он яростно молотил в воде руками, озеро затягивало его вглубь, и Олег с ужасом стал грести изо всех сил к берегу. Какая-то странная сила держала его мертвой хваткой под водой и не давала подняться. Воздух в легких заканчивался, и он отчаянным рывком устремился наверх, словно оборвав незримую веревку, удерживающую его.
Он вынырнул на поверхность и зажмурился от яркого палящего солнца, ударившего в глаза. Шумно вдыхая, он медленно вылез на берег и сел в камыши, прерывисто дыша. Было странно, что так быстро распогодилось, ведь минуту назад все небо было в низких серых тучах. Но размышлять о казусах природы Олег счел делом несвоевременным -- на берегу не было его вещей. Он прочесал весь северный берег, разодрав кожу об острую траву, но так ничего не нашел. Внезапно со стороны лагеря раздался сильный рев мотора, будто тарахтел трактор. Вопросы так и прыгали у него над головой, когда он быстрым шагом подошел к лагерю и остолбенело остановился.
Прямо перед ним работали два бульдозера, они выравнивали берег, вгрызаясь в него и шумно протаскивая землю. Олег пробежался глазами по берегу, но ни машины, ни палатки не нашел. "Шапито" Михалыча тоже испарилось, да и вообще палаток было на удивление мало -- все они стояли в глубине соснового бора.
Олег обошел лагерь с расспросами, но все лишь пожимали плечами в ответ.
-- А что это тут бульдозеристы делают? -- проорал Олег какой-то тетке с обгоревшими плечами, пытаясь перекричать шум двигателя.
-- Турбазу строят. Будем на следующий год за денежки отдыхать, -- ответила та и осуждающе посмотрела в сторону стройки.
Бульдозеристы тоже не видели ни белой "восьмерки", ни бежевого "Запорожца", а на его слова, что они стояли на этом самом месте полчаса назад, громко заржали.
-- Когда пьешь -- закусывать надо! Мы тут третий день вкалываем! -- прокричал ему один из них и стал утюжить землю.
Внезапно Олега озарило: конечно, это все Галка подстроила, чтобы его проучить, как же он сразу не догадался! Она ведь на днях на права сдала, самостоятельная стала, вот и оборзела совсем. Неожиданная разгадка привела его в чувство, впрыснула в кровь желание побыстрей ее найти и устроить по первое число. Злоба заклокотала в нем, смешавшись с обидой и растерянностью -- он соображал, где могли спрятаться эти подлые люди.
Ближе к вечеру, голодный и злой, он стал искать попутчиков до города. Бульдозеристы пожалели его и презентовали промасленную спецодежду, а мужичок на "Урале" подбросил до трассы, где Олега подобрали рыбаки на уазике. Он сказал им, что у него украли машину вместе с бумажником, и всю дорогу слушал их россказни да ловил на себе сочувственные взгляды. Сидя на заднем сиденье, он нервно барабанил пальцами по коленям и мысленно продумывал всевозможные варианты разборки с женой. В том, что это ее рук дело, он ни капли не сомневался: узнала, поди, про Наташку, вот и решила проучить. Сознание собственной значимости полностью вырубило здравый смысл, который, лежа в нокауте, шепотом задавал риторические вопросы.
Рыбаки подбросили его к подъезду, и Олег, мрачно прищурившись, посмотрел на два темных окна на втором этаже. Свет выключили и сидят хихикают, подумал он, чувствуя себя Шерлоком Холмсом, Эркюлем Пуаро и всеми другими умными сыщиками одновременно.
Он долго звонил, потом стал стучать костяшками пальцев, затем развернулся и стал бить в дверь ногой.
Дверь на первом этаже распахнулась, и по ступеням к нему величаво поднялась старшая по подъезду Зина, застегивая на ходу халат.
Олег всегда посмеивался над ней в душе -- это ж надо было уродиться такой: верх и низ словно укомплектовали "под мухой". Та часть, что выше, с узкими покатыми плечами, выразительными черными глазами и высокой помпезной прической могла принадлежать завучу средней школы, а нижнюю -- с широченными бедрами и слоновьими ногами -- словно оторвали от доярки передового колхоза.
Сегодня эта непропорциональность особенно ударила по глазам, и он с вызовом посмотрел на Зинаиду, облокотившись о дверной косяк.
-- Опять буяним? Не угомонишься никак, ни аварии, ни вытрезвители, ни морги тебе нипочем! А мы его тут всем подъездом жалеем! -- С каждым словом она увеличивала громкость, и в конце предложения ее голос с раскатистым эхом вибрировал по всем этажам. Снизу, истошно лая и перепрыгивая через две ступеньки, примчалась Зинаидина собачка, которая так же, как и хозяйка, обожала всевозможные внештатные ситуации. Она азартно запрыгала у его ног, пытаясь вцепиться в штанины.
-- Пшла вон! -- Олег прижался к двери и стал хлопками отгонять их обеих. Но все это раззадорило их пуще прежнего, будто он плеснул в огонь керосин.
-- Нет, ну вы посмотрите на него! Мало того, что пьян в стельку и одет как бомж, он еще на порядочных людей бросается с кулаками! -- взвыла Зина так, что звуковой волной Олега вдавило в дверь.
Собачонка воспользовалась секундным замешательством, с наслаждением вгрызлась в брюки и замотала головой из стороны в сторону. На разных этажах стали открываться двери, и соседи, воспринимавшие зычный голос старшей по подъезду как третий звонок в театре, потянулись к центру событий. Зина поспешила отодрать своего зверька от взлохмаченных штанин и прижала возмущенную псину к груди, напомнив Олегу даму с горностаем.
Он последний раз со злостью пнул дверь и рванул из подъезда, услышав, как клацнули зубы собаки в миллиметре от его уха.
"Что, в конце концов, все это значит?" -- ухало отбойным молотком у него в голове.
Олег не раздумывая рванул к Борису, который жил всего в двух кварталах, недалеко от барахолки. Они с Борисом были соседи по гаражам, и за последние годы стали лучшими друзьями -- Олег хранил у него запасной комплект ключей.
Лишь только он свернул за угол и вышел на широкую площадку между домами, ему сразу бросились в глаза новенькие песочницы и качели.
"Когда только успели?" -- изумился Олег, но тут же вспомнил, что завтра день города и, скорее всего, глава администрации расщедрился и построил аттракционы за одну ночь. Вскоре он заметил новую аптеку, а на месте прачечной пестрел яркими шмотками ларек. Чем дальше он углублялся в район, тем больше тот подкидывал ему всевозможных сюрпризов: рядом с библиотекой мигал рекламой магазин бытовой техники, а на пустыре, где они с Игорем собирали камушки для аквариума, шла стройка дома, возведенного уже до третьего этажа.
Олег то и дело останавливался и непонятно зачем смотрел на часы, словно надеялся найти на циферблате написанные по кругу четкие объяснения происходящего.
Затем в его голове прогарцевала радостная мысль, что он слишком много времени проводит на работе, и просто не заметил изменений районного масштаба. Он же на машине все время, когда он этот район пешком прочесывал? Это успокоило его, и он решительно зашел в подъезд.
Борька молча выслушал рассказ Олега на кухне и достал из холодильника пива.
-- А где твои? -- спросил Олег и с жадностью набросился на бутерброды.
-- К теще в гости на Украину поехали. Значит, говоришь, утром с Галкой и Игорем на озере был? -- спросил Борис и странно так посмотрел на друга.
-- Ну да, -- промычал тот с набитым ртом.
-- И ты, значит, ничего не помнишь?
-- Я много чего помню. Ты уточни.
-- Похороны помнишь?
-- Чьи?
-- Галки и Игоря.
Олег поперхнулся и сильно закашлялся, слезы от кашля брызнули из глаз, и он вытер их грязным рукавом, оставив на щеке широкую полоску, очень похожую на камуфляжный грим героев боевиков.
-- Это тебя Галка подговорила, да? Ну она дает, я ее недооценивал! Это ж надо такой спектакль замутить, мама дорогая! Да другая бы просто за волосы оттаскала соперницу и все, а эта психологически на меня решила воздействовать, вот стерва! -- Тут Олег выстрелил в воздух трехэтажным матом и залпом выпил пиво.
-- Олег, я не знаю, что с тобой произошло -- на пьяного ты совсем не похож. Может, подсознание блок защитный поставило, шут его знает, но похороны были, поверь мне, -- серьезно сказал Борис, скрестив руки на груди.
-- А я где был? -- с вызовом спросил Олег и тоже скрестил руки.
-- Не знаю, где ты был в астрале, но тело твое я там точно видел. Оно еще упилось там так, что тебя двое на руках на второй этаж поднимали.
-- А живу я с кем? -- вырвалось у Олега автоматически.
-- Наташка тебя обхаживает, ясное дело -- прописаться хочет. У нее хахаль в магазине бытовой техники работает, молодой продавец-консультант, это все знают.
Все это было бредом сивой кобылы, подумал про себя Олег и вытер влажный лоб рукавом замасленной спецухи -- на другой щеке тоже появилась камуфляжная полоска, только изогнутая и узкая.
-- Знаешь, Борь, я устал так, передать не могу. А тут еще эта хрень с похоронами, продавцами-консультантами.... Знаешь, я спать пойду, ты не против? -- Олег встал с табуретки, и пошел в спальню с твердой уверенностью, что когда он проснется, все будет четко на своих местах.
Олег в изжеванном комбинезоне, с полосками на щеках, напомнил Борису Рембо, и что-то внутри подсказывало ему, что этот тоже будет биться за свой воображаемый мирок против огромной вселенной до конца.
-- Слушай, а может, я в будущее попал? Ну как в том американском фильме, помнишь? -- Олег поставил тарелки с яичницей на стол и сел у окна.
-- Вот что бывает, когда человек начинает жить одним видеопрокатом, -- мрачно изрек Борис и уставился на друга прокурорским взглядом.
-- Ну почему же одним -- двумя! -- хвастливо возмутился Олег. Больше всего он боялся казаться идущим не в ногу со временем.
Но Борис как-то удрученно на него посмотрел и вышел в прихожую.
-- Вот, посмотри на число -- это свежая газета. Сегодня четвертое августа одна тысяча девятьсот девяносто шестого года. -- Он четко выделял каждое слово, придавливая ими нелогичную гипотезу друга.
-- День города? -- обескураженно промямлил Олег и растерянно уставился на фотографию каких-то передовиков на первой полосе.
-- Его, родимого, день. С народным гуляньем, очередями за пивом и салютом на набережной Иртыша, -- ехидно ответил Борис, который раздражался при мысли, какой можно нагородить огород, лишь бы сбежать от суровой действительности.
Он снял кипящий чайник с плиты и щедро насыпал в чашки растворимый кофе "Касике".
-- У тебя еще есть версии? Как тебе такая: все это подстроили инопланетяне, у них там на Марсе идет прямая трансляция, и вся планета, прижав морды к экранам, ждет, когда же ты догадаешься, где собака зарыта, -- язвительно продолжил Борис и со стуком поставил чайник на стол.
Олег внимательно изучал газету, словно пытался найти секретную информацию между строк.
-- Пей кофе и пошли на кладбище, -- тоном, не терпящим возражений, заявил Борис и насыпал в вазочку галетного печенья.
Кладбище было неподалеку, оно начиналось от конечной остановки автобусов и тянулось между железнодорожными путями и рядами кирпичных гаражей. Олег чувствовал себя на удивление спокойно, он был уверен, что это просто тупой розыгрыш. Но когда они подошли к низким гранитным плитам с черно-белыми фотографиями, в грудь словно вбили кол.
С могильной плиты ему улыбался Игорь. Это была ялтинская фотография, которую Олег хотел увеличить и повесить в гостиной. Галка смотрела на него официально, как будто это было фото с паспорта, и Олег совершенно не мог вспомнить этого снимка.
-- А что произошло? -- спросил он каким-то чужим голосом и дотронулся рукой до холодного камня.
-- В аварию вы попали на сто семнадцатом километре. Галка за рулем была, с управлением не справилась. Ты не пристегнулся, из машины выбросило, а все остальное -- в лепешку. Врачи тогда еще удивлялись: на тебе ни царапины, никаких последствий, а оно видишь как -- вот они, последствия. -- Борька чиркал спичкой, пытаясь прикурить, но та никак не загоралась, и он, выругавшись, засунул коробок в карман.
До Олега стало постепенно доходить происходящее -- он присел между двумя плитами и заплакал как ребенок. Все вокруг стало серым и безжизненным, даже яркие искусственные цветы, воткнутые в землю. К ним подбежала тощая бездомная собака и с интересом уставилась на плачущего Олега.
Ветер гнал мимо по пустынной дороге газету, та сварливо шуршала страницами: на фоне строгого асфальтового покрытия она чувствовала себя мусором. Но когда порыв усилился, она расправила страницы как птица и гордо взлетела в манящее небо, поднимаясь рывками все выше. С высоты газета ехидно посмотрела на ненавистную дорожку и, показав ей на прощание неприличную фотографию, взмыла в бескрайнюю синь.
Олег медленно зашел в ванную, открыл кран с водой и засунул под него голову. Вода пронзила его ледяным холодом, но не пробудила ни одной мысли -- голова по- прежнему плохо соображала. Он посмотрел на себя в зеркало, оттянул пальцами нижние веки, затем высунул язык и внимательно изучил его, задрал майку, посмотрел на живот, а потом в зеркале на спину. Никаких подозрительных симптомов он не нашел, но это его еще больше обеспокоило: неужели он попросту свихнулся?
В конторе к нему отнеслись с пониманием и без проволочек оформили отпуск без содержания. Работать сейчас он был не в состоянии: у него появился панический страх, что он не сможет сделать самые простые вещи. Однако обилие свободного времени тоже раздражало -- квартира давила на него унылой пустотой и беспорядком, поэтому Олег старался поменьше бывать дома.
Но где бы он ни находился, он не мог не заметить перемен, произошедших с ним. Голова была абсолютно пустая, словно аэропорт, где разом отменили все рейсы. Он несколько раз пытался напиться, но ничего не вышло: только он подносил стакан, как его выворачивало наизнанку. Он мог часами разглядывать Галкины женские журналы и протирать от пыли коллекцию Игоря из "Киндер-сюрприза".
Каждое утро он шел на кладбище и молча сидел, уставившись на черно-белые снимки. Он выбросил вычурные искусственные цветы и посадил живые ромашки, такие же, как те, из которых Игорь делал гербарий. Он даже сплел из них Галке венок и повесил его на плиту, тщательно отполировав ее тряпкой. Цветы покачивались на ветру, а Олег кормил бездомного пса и трепал его за лохматые щеки.
Он не мог понять, почему многие так боятся кладбищ, здесь он чувствовал себя спокойно и уверенно. Словно все в его мире перевернулось вверх дном: дома было кладбище, а на кладбище -- дом родной.
Наташка приходила пару раз, пыталась просочиться в квартиру, но он ее не пустил. Он вообще не мог понять -- что могло ему понравиться в этой вульгарной женщине?
Через несколько дней в его голову-аэропорт потянулись первые пассажиры.
Он сидел на кладбище между Галкой и Игорем, кормил пса и усиленно думал. Даже ощущение возникло такое, словно в его голове одновременно трое: то Галка что-нибудь подскажет, то Игорь встрянет.
Как-то вечером Олег позвонил в дверь к Борису, пошел прямиком на кухню и бросил на стол деньги.
-- Это на бензин, давай на озеро смотаемся, очень надо.
-- Что вдруг приспичило? -- с интересом спросил тот, шумно подвинув табуретку к столу.
-- Понимаешь, я долго думал, когда же в моей жизни все пошло не так -- наступила та самая точка невозвращения. На этом чертовом сто семнадцатом километре. Мы когда на озеро ехали, именно там ругаться стали. А озеро стало другой точкой, и получился туннель невозвращения. Ты понимаешь, о чем я говорю?
-- Лишь бы ты сам понимал, -- ответил Борис и погладил кота, который прыгнул к нему на колени.
-- Они для меня в этом мире умерли на сто семнадцатом километре, а я для них в том мире утонул в озере! В жизни всегда все можно исправить, и я хочу туда вернуться, -- твердо сказал Олег и тоже погладил кота.
Борис серьезно посмотрел на друга и подвинул к нему деньги.
-- В такие туннели доставляют бесплатно. Мало ли, может, завтра мне понадобится к своему добираться хрен знает куда.
В пять утра они завели в гараже оранжевую "копейку" и рванули по пустой темной трассе на восток. Позади в темном небе висела почти полная луна, она смотрелась странно, словно декорация в съемочном павильоне.
Олег вышел из машины на сто семнадцатом километре и присел на обочине на корточках. Он помнил все до мельчайших деталей. Здесь они остановили "восьмерку", Игорю приспичило в туалет. Потом он стал цветочки собирать, и это Олега страшно взбесило, он назвал его кисейной барышней. А теперь вот сам с цветочками на кладбище бегает. У него запершило в горле, и он расплакался. Может, он со стороны сейчас тоже выглядел кисейной барышней, ему было плевать.
Борька присел рядом, предложил сигарету, но Олегу курить совсем не хотелось.
К озеру они подъехали ближе к обеду. К работающим бульдозерам добавился экскаватор -- он с ревом копал траншею на восточной стороне лагеря. Палаток стало чуть больше, они обособленно стояли в сосновом бору.
-- Ну, где там твоя вторая точка туннеля? -- заинтересованно спросил Борис, когда они вылезли из "копейки".
Олег взял полотенце, и они не спеша пошли вдоль берега озера. Солнце нещадно палило, небо было бесцветно-белым, без единого облачка.
-- Здесь, -- сказал Олег, остановившись у камышей. Он бросил полотенце и решительно пошел к воде, раздвигая руками густые заросли.
-- Ты там осторожней, если что, кричи. -- Борис пристроился рядом, снял с себя рубашку и положил ее на голову.
Озеро встретило Олега неприятным холодом, как бывшая возлюбленная, с которой случайно столкнешься на улице. Он потоптался по илистому дну и поплыл к середине, щурясь от яркого солнца. Проплыл до южного берега, затем вернулся обратно -- ничего не происходило, земля не разверзлась, небо не рухнуло, лишь бульдозеры продолжали противно трещать, создавая плохую пародию на Армагеддон.
-- Олег, пойдем перекусим! -- прокричал ему Борис с берега и замахал руками.
-- Ты иди, я скоро! -- ответил он, сплевывая воду.
Олег упрямо продолжал нарезать круги, стараясь понять, где же здесь, черт возьми, расположена секретная кнопка. Он сильно устал, но сдаваться не собирался: решил докопаться до сути -- значит, докопается.
Внезапно он с горечью понял, что в этом мире, который начинается от поверхности озера и расходится молекулами во все стороны, он никому не нужен, ну разве что бездомной собаке на кладбище. Этот поганый мир и загнал его сюда, постепенно шаг за шагом выдавливая из себя, как микроба. Этот мир и сейчас злобно наблюдает, как он, словно лягушка в молоке, болтает лапами, и ухохатывается над ним. Вон, даже желтые кувшинки согнулись от смеха, а птицы, наверное, полетели звать собратьев, рассядутся вокруг по веткам и ставки на него делать будут, сколько он еще тут протянет. И чего он, собственно, цепляется за жизнь в таком отвратительном месте? Олег понял, что поставил на кон все и -- проиграл. Он остановился, перестал грести руками и пошел на дно с какой-то особой торжественностью.
Погружаться ему было не страшно совсем, даже любопытно -- и дальше что? Он почувствовал, как воздух заканчивается в легких, как внизу замаячило темное дно с причудливыми водорослями, похожими на волосы дочки старшей по подъезду.
А потом непонятная сила схватила его и понесла быстро наверх, а он вертел головой и не мог сообразить, что происходит.
Олег вынырнул на поверхность и стал шумно хватать воздух ртом, подгребая к берегу. Вылез, растерянно посмотрел на грязные илистые ноги и ополоснул их в воде.
Он поискал глазами Бориса -- ему не терпелось поделиться с ним впечатлениями о том, что с ним произошло, -- наспех вытерся и пошел вдоль берега, размахивая полотенцем. Небо заволокло тучами, а в воздухе пахло костром и печеной картошкой.
Олег вышел к лагерю и резко остановился: прямо перед ним стояла белая "восьмерка", Галка, расстелив на капоте газету, резала хлеб. Михалыч хлопотал у костра -- шевелил палкой угли и вытирал краем вафельного полотенца слезы, проступившие от дыма. Игорь и тетя Люба возвращались из леса с огромными охапками аниса.
-- Папа, я в лесу ящерицу видел зеленую! -- Игорь увидел его и бросился бежать навстречу, смешно размахивая руками.
Олег тоже кинулся к нему, обнял и крепко прижал к себе, целуя в щеки и нос.
-- Пап, ты чего? -- Игорь заметил, что Олег плачет, и озадаченно на него посмотрел.
-- Дыма наглотался, -- ответил тот и закружил Игоря в воздухе.
-- Чего это с ним? -- Галка перестала резать хлеб и застыла в изумлении, широко раскрыв глаза.
-- Водица, видать, холодная была -- привела в чувство. -- Михалыч облокотился на палку, с гордостью посмотрел на свой "Запорожец" и пустился рассказывать, как он вчера обогнал на нем "Ниву".
Возвращались Никитины домой поздним вечером. Галка настырно села за руль, поправив венок из ромашек на голове. Олег не стал ее отговаривать, он был уверен: чтобы выехать из туннеля невозвращения, вести машину должна она. Когда они подъезжали к сто семнадцатому километру, он пристегнулся и вцепился руками в кресло.
Машина, набрав скорость, уверенно ехала по трассе. Где-то там позади остался таинственный туннель, а впереди мелькали огоньки встречных фар и загадочно улыбалась почти полная луна.
Вскоре Олег увидел мелькнувший в окне километровый столбик.
-- Сто шестнадцать! -- радостно произнес он и показал большой палец сыну.
-- Ты прям как Игорь столбы считаешь! -- рассмеялась Галина, и Олег с Игорем присоединились к ней.
В густой синеве неба падала яркая белая звезда -- вселенная отправила ее вместо белой "восьмерки" в район сто семнадцатого километра. Она чиркнула по небу и упала в сторону чернеющего леса, оставив за собой искрящийся след.