|
|
||
В очередной раз пришли жители послушать, какой рассказ приготовлен для священника. Сам батюшка был твёрд в том, что никто не опровергнет стародавнее учение. А сказитель вроде и спорил с ним, да не о том.
- Если мир разделён на "здесь" и "там", то отчего же непременно держать в запустении "здешнее", всей душой стремясь "туда"? А если доброе и так делать "здесь", к чему ставить приманку в "тамошнем"? - говорил он.
- Без проповеди заблудший не опомнится. - отвечал священник, - Без образа Бога - человек слеп, как птица в ночном лесу. Ваша картина из "четырёх сторон", каждую из которых он может обожествить - соблазн многобожия, тогда как по моей вере Бог един и только он - праведен.
- Вот уж образов история показывает множество! - смеялся сказитель. - И кровавых споров за них тоже достало. Как будто сами эти божественные образы и воевали над человеческими толпами... или то́лпы и были их оружием.
- Следует говорить только о едином образе, - напоминал святой отец. - А раздоры от недоумия и прежней склонности делить Бога на много. Не узрев, что подо всем - одно. На том и сдружиться следовало бы...
- Вот и моя мысль - объединить разрозненное, что превыше человека и в разной мере диктует закон. Достаточно великое, достаточно сильное. Только... лик ему не пририсовываю, это было бы своеволием. А нахожу в предметах и явлениях, видных каждому.
- Получается, ищи Бога в поле! Как же это?! - развёл руками священник.
- А верно ведь! Искали без то́лку его над полем, да так крепко, что вышло поле боя. ...Надо бы смотреть пониже да пошире. Значит, притча моя будет в самый раз. - сказочник задумался. Наконец молвил:
- Расскажу о пахаре и божественных видениях.
"Веруешь ли в Господа нашего?" - спросил, и селянин ответил: "Верую! Но ты, вестник, - четверть от власти Его. Потому что Бог явлен во многом, вестниками Его могут быть и дерево, и камень."
Но вот раздалось пение многих и блистание большее, встал следом призрак во сто крат великий и произнёс громоподобно: "Есмь Господь твой, веруешь ли?!"
Тогда селянин преклонил одно колено и сказал: "Верую! Но Ты еси половина от власти Господа истинного. Ведь опора мощи твоей - состав твой, чем бы ни был, и место, где она явлена, превыше тебя. Плоть же наполняет властью, не вопрошая, и место довлеет, не приказывая."
Селянин взял ком земли и поднял на ладони к сверкающему лику: "Или скажешь, что нет Тебя зде́сь? ...Но тогда ты - полубог, несущий войну!"
"Я же верую, что Господь мой - целостен," - сказал селянин и обвёл рукой перед собой. - "Он есть Мир и общее поле для всех вещей."
И тогда рассеялись видения, оставив пахаря одного.
- В этой притче сказано немногое. Но мне кажется... - рассказчик помедлил, - что...
"Крепка же вера твоя! Не устрашился ли, что ответ о ней примут за дерзость?"
"Что ж... стереть без остатка, чтобы пахарь больше не дерзил! - усмехнулся тот. - Но вера эта не исчезнет.
Я собрал её по крупицам из всего, что вижу, к чему прикасаюсь. Она рассеяна в малом поле, что окрест, и в просторах, которые ещё неведомы.
Зима убивает многую поросль - и поле пустеет. Но под снегом ждут озимые ростки.
Пусть выжжено поле и завалено камнями - вера кроется даже в пепле и осколках.
Покинет поле один род, заселит другой, наиграется разноцветными идолами, долго ли, коротко ли, но дойдёт к её простоте."
"А если не смерть без остатка, а пламя неугасимое уготовано тебе?"
"В Ад низвергнешь?" - переспросил селянин.
"Может и так. Или же, напротив, слуга его придёт искусить тебя под праведной личиною, тогда что́ сделаешь?..."
"Будь такой Ад, - задумался пахарь, - значит, в мире свара меж божествами-наместниками, каждый в своём царстве.
Либо нижний прислуживает верхнему, как тюремщик.
Если тому́ есть нужда звать ко благу и грозить отлучением, а э́тому - соблазнять к неблаго́му или сжигать муками, выходит, обе власти хоть и сверх человеческих сил, да непрочные.
Даже в котле мучений не утрачу веру во Господа истинного.
Если же найдётся мельчайшее орудие по силе, устрою мятеж в само́м Аду! Когда удастся, но не смогу покинуть те пределы - значит там ляжет поле моё и встанет дом. А не удастся... то сколь вечны те муки - вечными будут и попытки."
"Получается, что Господь твой не имеет облика. Что если ты ошибся, и это Он являлся только что? - тот, кто, пусть по-твоему, заключён во всяком месте и времени," - продолжил ангел.
"Облика человеческого - не имеет. В то ещё верую, что всякое существо, приходящее на порог и вопрошающее, может оказаться превыше человека, да ненамного. Пусть оно побеждает меня силой или убеждает мудростью. Но под этим видны спесь и сомнение.
Сила же и мудрость Господа истинного - суть творение и дар, не взыскующие и не указующие.
В чём сила родника, если я могу взять его часть с собой? А могу и пройти, не заметив в травах. И реку - запрудить плотиной и питаться от силы воды.
В чём сила земли, если я взрезаю её плугом? Но могу забросить пахоту, и плевать наземь, выйдя из кабака, и лить в овраг помои и отраву.
В чём сила ветра, если я укрываюсь в доме? И в чём сила огня, если зажигаю и задуваю его, когда требуется?
В чём сила времени? Ведь слово человеческое шагает и через время.
Вот - дары Господа истинного! Могу не ведать о них, а ведая - не принять.
И сила его - незаметна. Она творит и изменяет, входя в меня водой и хлебом, толкая ветром и согревая пламенем, и слову ве́ка этого - внемлют новые века́."
Тут селянин увидел, что ангел расправляет крылья, готовясь в путь. И сказал напоследок: "Если ты - вестник, прошу, унеси и мою весть: пусть оставят полубоги в покое человеческий род, как бы ни хотелось им грозить и искушать.
Оставят нам - строить дом и кормить детей, строить дом домов и согласие в нём, чтобы затем строить бо́льшее! Иль опасно, что сравняемся мощью и умением с иным полубогом? Что ж - будем делить одно с ним поле.
А если уже сейчас пришла пора враждовать - тогда ты не вестник Господа, а наёмник соседа...
Значит и тебе, и братии твоей пригодится та же вера. Она не отменяет службы вашей, а подстилает незримо, как и поле небесное даёт опору крылам."
На том ангел отлетел в выси, а селянин вернулся к плугу, и дело его было молитвой без слов.
Сказочник откинулся на спинку стула и подвёл итог, связав со сказанным прежде:
- Как до́лжно жить в перекрестье четырёх сторон света? Возделывать поле, не бросая в плевелах. И всюду, куда ни заведёт Дорога, покрывать малый надел очерком Дома - где он ляжет, там и поле твоё. А без того и вовне того - покоится великое поле Простора.
Потом добавил:
- Посыл сегодняшней притчи об образах: жить, не рисуя Богу лик человеческий, как делают одни, не упираясь в книгу, как другие, не строя пирамиду обличий, как третьи, и не растворяясь в бездействии, как иные. Коль отринул вещественный облик Бога в идолах, как и предписано Прежними учениями, то лучшей службой Ему - считать радение-труд, вовсе не танец, хотя и на то бывает похоже. И вместо милостей ожидать живые плоды.
- А где же Мост? - поднял голову староста. - Ведь он и есть результат труда.
- Не просто плод, чем сам сыт и будешь. Мост - это дар, который надо ещё признать... - задумчиво проговорил сказитель. - Как-нибудь соберёмся и потолкуем.
|