На заходе солнца с годы Маура далеко видно, как стелется по земле лилово-сизый туман и, утопая в нем, колышется хвойная риза лесов и будто шепчется с небом. На дальних озерах изумрудная гладь оплывает в серебристо-седой синеве, съедающей горизонт, и мнится, будто вода уже не вода, и озеро не озеро, а бесконечная небесная заводь, в которую уходит Русь, уплывая за край окоема. Очарованный этим простором, некий инок много веков назад решил остаться здесь навсегда и на перешейке меж двух озер построил келью. Там в безмолвии среди болот он днем и ночью молился, а под утро засыпал и видел один и тот же сон - снилось ему таинственная и великая книга, страницы ее были языки пламени, а слова - угли пытающие, и свет ее озарял вечность.
Загорался восход, и догорал в болотах закат, как иссохшая в страстях плоть. В лиловой дымке тонула Русь, уплывая за горизонт. И в ее сметном движении, озаренном пламенем той книги, монаху открывались видения иной жизни, которой нет на земле, но без которой земная жизнь ничто.
Ибо трухлява плоть человеческая, и обрывается путь ее на пороге тления, и облетает прах с костей на ветру вечности, как жухлый лист осенью гнилой.
Но где-то там, где исчезает во мгле волнистый гребень лесов, и в бархатистой бездне неба тлеет янтарный рубец зари, как след стопы Саваофа на Млечном пути, там, где шепчется с травами синий бор и алмазной каплей блестит Божья слеза в земной морщине - там догорает свеча земного бытия, и в голубом саване вечности тают души, восходя к Престолу Божьему. И у подножия Престола, где исчезает в небытии река времени, между тлением и нетлением, в убогой пещере цветет Древо благосеннолиственное, и побеждает смерть.
В глубоком безмолвии глядел инок, как догорает в глубинах озера янтарный закат. И в наплывающей синеве все манил его отблеск той неведомой и далекой звезды. Будто и сам он уже плыл на верблюжьей спине, утопая в плотном, бархатистом саване ночи, и не мог оторвать от нее глаз, упоенный тем фосфорно-лучистым сияние. Тихо шел караван, умолкли погонщики, колокольчики пели, лаская слух в ночном безмолвии. Сонное тело пустыни мягко перекатывалось под ногами верблюдов, как плоть блудницы, грешащей в ночи. Она жарко дышала в лицо и звала уснуть на своей груди, ниспадавшей волнами бархан к Мертвому морю. И была зримой тьма, и шептал под ногами песок. Но все упрямо шли на зов звезды, забыв о летних дворцах и земной суете. И когда ее свет озарил тот убогий вертеп, ту пещеру, исчезла земля, из которой Господь когда-то слепило плоть Адама, но не дал бессмертия и обрек гробу. Она растворилась в дивном сиянии, и узрел инок, будто пещера уже не пещера, а Церковь, парящая на воздушном океане. В ней Богоматерь с пречудным младенцем! Ее сыну приносят дары волхвы, у Ее ног склоняются мудрецы Востока, Роман-сладкопевец уж слагает свой кондак, Иоанн Дамаскин в молитве простирает к Ней исцеленную руку, и ему вторит сонм праведников "О тебе радуется..."
Над Ней шумит дерево Жизни, и жар-птицы клюют цветы в лугах рая, и златорогий Овен пьет из звездного ковша вечность...
3
Долго не мог забыть инок дивное видение. Все стояла перед ним та Церковь небесная - то ли явь, то ли отблеск заката в водах озера. Оно лежало у его ног - чаша неотпитая во глубине болот, хрустальная слеза, упавшая с небе среди изумрудных мхов, как отблеск рая на гноище бытия.
Вспомнил тогда инок старинную легенду, которую слышал в детстве, о чудной церкви среди болот. Была она подобна янтарной свече в лучах солнца в шелковисто-васильковом лоне неба. На ее купол изливался столп света, и в нем парили Сирины, осеняя крылами молящихся. И молились в том храме все старцы и праведники от заутрени до всенощной и читали они "Книгу Голубиную" про житье свято-русское. Страницы той книги были языки пламени, а слова - угли пылающие, и свет ее озарял вечность, ибо написана была та книга перстом Божиим. Собирались к тем старцам князья да бояре да калики перехожие и весь народ - слушали "Книгу Голубиную". А когда богомазы писали в куполе десницу Божию, услышали глас с неба о том, что должны быть сжаты персты ее, ибо в той деснице - судьба мира и всей Руси. И в народе верили, что, по молитвам праведников, тверда еще рука Божья, ибо ждет Господь чад своих, которые соберутся под крыло его. Но как иссякнет вера, то разожмутся персты - тогда граду и миру конец. И будто бы о сроке том сказано в "Голубиной книге".
Потом на Русь напали кочевники, и Господь скрыл дивную церковь от поругания - то ли стала она невидима, то ли со старцами в воду ушла и стоит теперь где-то на дне озера среди болот в лесной пустыне. Пропала и "Книга Голубиная" - будто бы затеряна где-то в дремучих лесах старой Руси. Лишь старцы в храме еще читают ее по памяти, и суждено им так читать до последних времен. Тогда та книга явится, страницы ее раскроются, что написано - сбудется. Еще вспомнил инок, что говорят в народе, как в тихую погоду можно услышать голоса старцев и хрустальный благовест заутреннего звона, поющий где-то далеко-далеко, да неясный шелест лесов, будто всхлип - то пустыня, где затеряна книга, тихо плачет о рае.
4
Он долго стоял на берегу, глядя, как меркло небо во глубине вод. На ветру колыхались и пели некошеные травы, клонились березы и ели и, казалось, куда-то звали - за темный край перелесиц, где рдеющей пепел заката уже тонул в сапфирово-васильковой дали. Ночь серебристо-седой вуалью уже заволакивала горизонт, и молодой месяц янтарным ятаганом прорезал ее волнистую холодеющую пелену. Поющий зеленым терем манил - туда, где курился лесной фимиам и меднолитые стволы сосен оплывали в голубовато-лиловой мгле. Инок вошел под сумрачные своды - хвойной ризой укрыл его схимник-бор, мать-пустыня приняла его, и он услышал, как она тихо плачет о рае.
Инок присел у огромной сосны и скоро задремал, головой во мху, будто склонившись к материнской груди. Мать-пустыня убаюкала его, навеяла тихий сон, и в том сне он услышал, как шумит Дерево жизни и жар-птицы клюют цветы в лугах рая, как шуршит песок времен в пустых глазницах черепе на Голгофе. Он увидел, как прах унесенных ветром клубится алмазной пылью на Млечном пути, и златорогий Овен пьет из звездного ковша вечность, как Смерть на бледном коне по ночам облетает землю, и белесый пар из его ноздрей ложится гнилым туманом на рыжие мхи болот, где мелкие бесы пляшут вокруг болотных огней, завлекая грешные души. Тогда явился ему ангел, возвел на гору Маура и там открыл ему тайны неба:
Когда отирает Господь слезу с очей своих, ложится на травы роса медвяная, и в ней купается солнце красное. Когда отгоняет Он от лица ночную думу о делах человеческих, дивно просветляется лице Его - и тем светом возгорается солнце омытое и встает над землею Божьею. Тогда Госќподь нисходит на Лоно Авраамово и утешается среди праведников.
А ночью, когда в великом молчании Он озирает землю и вновь думает свою думу, в тихом дуновении тонкого хлада сыплются звезды ризы Божией и мерцают во мраке неба. И в их голубом свете, незримый для смертных, ясен и чист, как слеза, Покров Богородицы над русской землей. Под ее благодатным Покровом тихо дремлет Русь у подножия Престола Божьеќго, ее баюкает Сирин, и ей поет Алконост о Лоне Авраамовом, иде же несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная.
А над ней праведницы в руце Божьей, и жемчужина уст Саваофа - Божесќтвенный Логос, Спас Вседержитель, в трепете ангельских крыл предвечно парящий в Фаворском свете. И перед Ним, на семи лучах радуги, в серебрисќтом облаке слез человеческих Богоматерь Параклесис. И по той радуге восходят к Богу души праведные.
Когда Богоматерь ходит по мукам и зрит круги ада, идут смерчи и возметает ветер прах нечестивых от лица земли. Когда же она восходит к Престолу Божьему - ложится на землю великая тишь, и в голубую небесную заводь уходит солнце, чтобы уснуть на челе Саваофа. И горний Иерусалим глядится в хрустальную гладь озерной бездны. И во глубине его отражается Лик Божий. И перед тем Ликом во святой церкви невидимой в крове крылу Господня старцы молятся - от заутрени до всенощной все святые службы церковные - и читают Книгу великую. И восходит их молитва ко Господу яко столп огненный, и в том столпе парят Сирины и приносят им рабские хлебы на всенощной. А от корней Древа Жизни им каплет благоуханный елей, и тем елеем помазаются.
А на литургии зрят в алтаре чудный свет и трех ангелов над чашей сердоликовой. И безмерна печаль первого ангела, и чиста, как слеза Саваофа, предвечно дрожащая на ресницах Божиих, чтобы пасть на холодную лаќдонь безразличного мира, отдав ему свое тепло, без которого он обречен гробу.
И безмерна любовь среднего ангела, склоненного к чаше, которая для Бога будет горька, как смирна, но для человека станет сладка, как манна. Манна вечной жизни в Чаше Сионской горницы.
И безмерна мудрость третьего ангела, кроткого, как голубь, который летает, где хочет, и животворит, где желает, в дуновении ветра осеняя крылами все сущее, утешая праведных и умудряя неправедных, ибо ему нет закона. Воспаряет горе и нисходит долу над водами и сушей в льдистой лазури вечности.
И увидел инок, как проходит перед ними образ мира сего. Так, где исчезает в небытии река времени и кончается путь всякой плоти цветет древо над бездной. На нем сидит гоќлубь - рвет цвет и бросает в бездну. Но не иссякнет цвет и бездна не наполнится, пока не придет час, о котором знает только Отец Небесный. И мятется всуе над бездной род человеческий, и трясет его сатана в решете земли яко пшеницу от рождения до гроба. Возсмердеша и согниша раны его от лица безумия его, и отяготеша на нем бремя грехов его якоже гроб каменный. И несет свой гроб племя адамово, подражая греху адамову. И звучит в ушах его плач адамов:
- О, раю мой, раю, с рекою медвяной,
Цветом прекрасным - красой неувядной!
Иссохла плоть его, и почернела душа его. Бесы пляшут на голом черепе его и шепчут: "Рай погиб, мертв Адам! И не будет второго пришествия, ни суда, ни воскресения! Лишь суета и тлен и служение кумиру плоти!"
И услышал инок, как старцы читают по памяти "Книгу Голубиную", обо слова ее были врезаны в сердца их перстом Божиим. И говорилось в ней, будто не раз уж раскаялся Господь, что создал человека, но не разжал десницы своей, в которой держит Он судьбы мира сего. И пока не соберется в руце Божьей сонм праведников из рода адамова по числу ангелов, отпадших с небес, цветет древо над бездной и роняет цвет свой. Но цвету не умаляется, и бездна не наполняется. И рай открыт для душ чеќловеческих. А как соберется, то догорит свеча земного бытия. Тогда и окончится срок жития человеческого.
И поведали старцы по памяти,
Как кровь Агнца омывает род человеческий,
Якоже истекающие из Рая реки сладчайшие
Умягчают горечь земли грешныя.
И как последние праведники придут из Русской земли,
Ибо Русь-земля - всем землям мати.
Вся напоена она слезами Богородицы
О погибших за веру православную.
О древних и новых мучениках,
Умастивших, словно миром, своей любовию стопы Христа.
Над костями их растет плакун-трава,
С нее каплет роса кровавая.
На крови стоят церкви соборные, богомольные.
В тех церквях поминают мучеников и всех святых
Пред иконами Богородицы.
Богоматерь "Оранта" молила о них Сына своего.
"Одигитрия" ввела их в рай.
"Утоли моя печали" отерла слезу.
"Всех скорбящих радость" дала вечный покой.
И открыла мать-пустыня иноку тайны свои, и узнал он, как травы шепчут о рае, и леса в вековой схиме предстоят Богу. Смоляной слезой истекает бор в молитвенном плаче, и в алмазном венце слетает Сирин на гладь озерной бездны. А во глубине ее старцы молятся. И читают по памяти Книгу великую про святую Церковь небесную:
Долина ее - Господь Саваоф,
А ширина ее - Исус Христос.
Высота ее - Дух Святый.
Стены ее - вера православная,
Ее свод - молитва соборная.
А в той Церкви - лазоревый Деисус,
И престол - гора Фаворская.
Фимиам ее - Слово Божие,
А елей - слеза Богородицы.
А когда на землю падет заря туманная,
Из той Церкви небесныя
Нисходит Богородица.
Северный Венец горит над главой ея.
И Колос Девы в руце ея.
Алмазный пояс Ориона украшает ризы ея.
Млечный путь струится и омывает стопы ея.
Обходит она землю грешную,
Утешает рабов Божиих.
Потому та Собор-Церковь всем церквям мати.
Пресвятая Богородица всем людям мати.
А святая Русь-земля - Дом Пресвятой Богородицы.
И увидел инок, как Богоматерь нисходит на землю, и ветер Эдема колышет травы. И шуршит песок времен в пустых глазницах черепа - это текут его истлевшие слезы, ибо он плачет о рае. И в костях грешников тоскует земля Палестины, ставшая в раю телом Адама, но обреченная гробу и возвращенная в землю. Глина, бывшая плотью, и плоть, ставшая глиной. До Судного Дня.
Когда же Богородица обходит землю Русскую, ангелы читают Книги судеб и кропят праведников миром небесным, чтобы они утешились, ибо велика их награда за гробом. И они видят отверзтые врата рая, и слышат празднующих глас непрестанный. И Русскую землю во тьме Голгофы озаряет Фаворский свет.
Ибо основана Русь-земля Святыим Духом,
Осияна звездой вифлеемскою.
Исхожена Богородицей,
Полита кровью мучеников,
Оплакана слезами праведников,
А содержана Словом Божиим.
И стоит Святая Русь, не шелохнется -
Чаша неотпитая в руце Божией.
Как узрит Господь дела человеческие,
Что творятся не по Божию все повелению,
Что умножились грехи народа русского,
И не чтит он святых угодников.
Поведет Он во гневе своей десницею.
Тогда Чаша восколыбнется,
Русь-земля восколыхнется.
Поползут по ней глад и мор,
Пожгет туча огненная,
Побьет дождь каменный,
Попляшут дщери Ирода, Лихорадки-Трясавицы.
Повылазят жидовья поганые топтать веру крещеную.
Но умолит Сына Богородица,
Усмирит Он десницу свою
И не до конца прогневается.
Тогда Русь-земля успокоится.
Народ покается, помолится,
Покаянными слезами умоется,
Богородице в ноги поклонится.
И где явит Богоматерь народу волю свою -
Там поднимется Церковь Знамения,
Где уронит слезу свою - Храм Успения,
Где от лютой смерти спасет - Собор Покрова.
Поклоняется Богоматерь Честному Кресту.
Стоит Крест посреди свету белого.
Справа от него - земная твердь.
Слева от него - окиян-море.
Опора Креста - Русь-земля.
Опускается Крест во подземелье,
Разрушает врата адовы,
Врата адовы - адамантовы.
Хребет сатаны окаянного.
Попирает смерть во гробе ее.
У того Креста вселенского
Лежит Книга Голубиная.
Страницы ее - плоть самого Христа.
Строки ее - жития праведников,
А слова - слезы грешников.
Кто с Кривдой жил и Христа хулил,
У того на Страшном суде слезы высохнут.
Ангелы его имя вычеркнут,
И пойдет он в ад в муку вечную.
А кто с Правдой жил и Христа любил,
Его слезы потекут пречистой рекой
во горний Ерусалим.
И по той реке, словно по мосту,
Поплывет он над мукой вечною
Во пресветлый рай к самому Христу
Царю небесному.
Ему же слава, держава во веки веков.
Аминь.
Умолкли старцы. Инок очнулся. Гнилой туман уже пал на рыжие мхи, и болотная нечисть копошилась в затхлой тине, сплетая смрадный саван ночи. А в вышине алмазные поля безмолвно и торжественно мерцали в бархатистой бездне неба. "Возведи от тли живот мой... и исторгни мя от гнуса сего", - прошептал монах, и показалось ему, как тихо колеблется звездный полог, вторя неуловимому содроганью неба. И от того содроганья взалкала душа его, как возмущенная ангелом купель Силоама. И в ней открылось, как в неземном дуновении тонкого хлада струится покров Богородицы над русской землей. Ее баюкает Сирин, и ей поет Алконост о Лоне Авраамовом, идее же несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная.