Л е в    Ш И Ш К И Н

ИСКУССТВО ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ

Предание пещеры Ласко

  

  

  

   Охотник притаился за скальным выступом, сжимая в руках метательное копье. Другое копье, столь же длинное, но более тяжелое, с массивным каменным наконечником, впрочем, острым как бритва, висело у него за спиной, перехваченное в двух местах кожаным ремешком.

   Несмотря на юный возраст - а было охотнику не больше семнадцати лет - все его повадки указывали на недюжинный опыт, так как к намеченной жертве он подходил с подветренной стороны, чтобы ни запах, ни нечаянный шорох не выдали зверю его присутствие.

   Передвигался юноша крадучись, мелкими перебежками от куста к кусту, а на открытом пространстве иной раз замирал на манер диких кошек. Достигнув скального выступа, он перевел дух. Теперь его и молодого, еще безрогого оленя разделяли не больше пятидесяти шагов, а животное продолжало безмятежно пить из ручья, лишь изредка поднимая голову, чтобы прислушаться.

   Начертав пальцем на пыльной земле силуэт животного с длинной чертой, обозначающей копье, юный охотник легонько ткнул рисунок наконечником копья настоящего. "Лети, копье, далеко! Порази оленя, копье! Быстрый олень, уходи в мир духов!"- пробормотал он чуть слышно. Затем, воодушевленный этим коротким колдовским заклятием, двинулся к кусту папоротника, привычным движением насаживая оперенный хвост копья на упор копьеметалки, которую носил заткнутой за пояс. Там он замер, поддерживая переднюю часть копья левой ладонью с оттопыренным большим пальцем, используя ее как бы в качестве прицела.

   Полуденное солнце припекало. У висков и на лбу охотника проступили капельки пота. Но не только его теплая одежда - туника, сшитая из шкуры мамонта мехом наружу, меховые штаны и сапоги - были тому причиной. Сказывалось напряжение: соблюдая предельную осторожность, юноша шел по следам оленя с восхода солнца и теперь, когда нагнал его, не мог позволить себе малейшую оплошность.

   Не догадывался юноша лишь о том, что был он не единственный, кто охотился у ручья в этот час. Еще одна пара глаз, сверкая зеленоватым огнем, пристально следила за каждым его движением, широкие ноздри хищно раздувались в такт тяжелому дыханию, а мощное, гибкое тело, прижатое к камням, изготавливалось для прыжка.

   То безгривый пещерный лев затаился на скальном выступе, не замеченный ни охотником, ни его предполагаемой жертвой.

   Момент истины настал. Две жизни повисли на волоске, а их обладатели и не ведали об угрозе: олень, мирно склонивший голову у водопоя и безусый первобытный юноша, увлекшийся охотой.

  

  

   Пущенное со скоростью стрелы, копье со свистом разрезало воздух и вонзилось в шею оленя у основания головы. От неожиданной боли животное высоко подпрыгнуло, вспенив воду копытами, потом еще раз и еще: оно стремилось освободиться от копья, но каменное жало глубоко засело в ране; каждый новый прыжок лишь сильнее раскачивал древко, делая рану смертельной. Наконец в попытке выбраться из ручья на крутой берег, олень упал на передние ноги, недолго так постоял, словно собираясь с силами, но в результате завалился на бок и, побившись в предсмертных судорогах, затих.

   Попав в ручей, струйка крови потекла вниз по течению, растворяясь и окрашивая воду в бурый цвет.

   Ничего из этого юному охотнику наблюдать не довелось. Едва он метнул копье, как услышал позади звук падающего камня и резко обернулся. С высоты скального уступа на него, растопырив лапы, летел пещерный лев, оглашая округу кровожадным рыком.

   Казалось, гибель охотника неминуема. Хищный оскал клыкастой пасти - вот последнее, что должен был запомнить юноша перед смертью. Но вышло иначе: инстинктивно, от страха, или, быть может, в силу выработанной привычки, но он мгновенно сжался, припав на колено. При этом древко копья за спиной концом уперлось в землю, а острие намеренно или нет, оказалось направленным точно навстречу прыгнувшему льву, который, не сумев в полете увернуться, накололся на копье как на острогу.

   Послышались хруст, треск, облако пыли взметнулось в воздух. Пронзенный в сердце, страшный зверь мгновенно издох. Однако сила его падения была столь велика, что копье, не выдержав, переломилось, причем часть древка вместе с окровавленным наконечником на добрую ладонь выглядывала из спины льва.

   Если бы хищник упал прямо на юношу, он бы его попросту раздавил. Присевшего же охотника лев почти перелетел. Тем не менее, юношу с силой швырнуло на землю, он ударился затылком о камни и, потеряв сознание, остался лежать, погребенный под задними лапами зверя.

  

  

   Падальщики, в какой бы эпохе они не жили, быстро учуивают добычу. Не успело сражение утихнуть, как в небе на расправленных крыльях уже кружил стервятник, из кустов выглядывали хищные мордочки шакалов, проверяющих, нет ли опасности в том, чтобы полакомиться мертвечиной, а ветви ближайших деревьев с громогласным карканьем облепили вороны.

   Впрочем, люди первые вышли к месту схватки человека и льва. Ими оказались две девушки: одна белокурая, другая - темноволосая, в сопровождении мужчины, вооруженного дубиной. Одежда белокурой состояла из подобия блузки без рукавов, зашнурованной по бокам кожаными ремешками, и короткой юбки. Меховая туника темноволосой едва прикрывала ей колени, будучи перехваченная по талии кожаным пояском. Что касается их спутника, то он прикрывал наготу набедренной повязкой да волчьей шкурой с завязанными на груди лапами, которая защищала спину ее владельца от ветра, дождя, холода и зноя.

   Длинные волосы белокурой девушки собранные в хвост, спускались до поясницы, тогда как более короткие волосы темненькой, переплетенные ремешками, образовывали причудливую гриву из косичек. Мужчина был коротко пострижен и, как ни странно, побрит. Глубокий шрам прорезал его левую щеку. Другой шрам изувечил правую ногу, на которую мужчина заметно припадал.

   Шею, запястья и щиколотки всех троих украшали ожерелья и браслеты из ракушек и клыков животных.

   Собирая ягоды поблизости от ручья, девушки первыми заприметили юного охотника. Они поспешили укрыться за кустом лещины и оттуда наблюдали разыгравшуюся трагедию. Ни предупреждать юношу об опасности, ни тем более помогать ему не входило в их планы, так как появление чужака, дерзнувшего охотиться в лесу апитаков, могло предвещать вторжение целого племени, возможно воинственного и многочисленного. И шаманы этого племени должны быть очень могущественными магами, чтобы не побояться вступить в противоборство с духами предков апитаков, давно поселившихся в здешних местах.

   Обо всем этом следовало немедленно известить племя, на чем настаивал мужчина, однако девушкам захотелось прежде убедиться, что пришлый охотник погиб, и потому все трое направились к скальному выступу.

   Как оказалось, не напрасно: душа юноши хоть и покинула тело, но отлетела недалеко и могла еще вернуться, поэтому его сердце продолжало биться в груди. Так сказал Анадаре, а он много знает. Эвое! Тогда неизвестный юноша - великий охотник! Он убил льва! И оленя тоже убил он. Должно быть, он из тех, кому души его предков любят помогать. Таких надо делать друзьями. Так сказала белокурая Алиноэ, Утренняя Заря, а она главная среди них троих, она - дочь Матери племени.

   Анадаре недовольно поморщился. Он рассчитывал услать девушек за подмогой, необходимой, чтобы перенести в деревню апитаков трофеи, добытые чужаком, а его самого в их отсутствие прирезать. Игнорируя слова Алиноэ, он, возможно, так бы и поступил, но Утренняя Заря пожелала остаться с Анадаре, услав на стоянку Латкати, Быстрокрылую Ласточку.

   Совместными усилиями Анадаре и Алиноэ вытащили чужака из-под туши льва. Алиноэ принесла в горстях воды из ручья и смочила губы юноши. Он ненадолго открыл глаза, улыбнулся Алиноэ, после чего снова впал в беспамятство.

  

  

   Когда человек засыпает, душа его отправляется странствовать в самые разнообразные места, порой довольно странные, так что людям зачастую не хватает слов, чтобы после описать увиденное. Лишь шаманы способны разгадать истинный смысл происходящего с человеком в подобных путешествиях: почему у одного выпали все зубы изо рта, другой повстречался с духом давно умершего предка, а третий в незнакомом лесу в одиночку охотился на носорога.

   Вот и юноша-охотник, придя в сознание, пожалел, что рядом нет старой Татлиты, Мудрой Совы, шаманки его племени. Уж она бы растолковала ему, в каком мире он находится, жив ли еще или уже умер, почему его окружают разъяренные быки, угрожающе трясущие взъерошенными загривками и бьющие в нетерпении копытами, а свет мерцает словно бы при всполохах пожара. Почему он лежит обессиленный на постели из трав и откуда-то со стороны доносятся то необычно гулкие голоса, то несвязное бормотание. Его пугала мысль, что он пребывает во власти злых духов, которые насылают на него жуткие видения, а когда те рассеиваются, принимаются терзать болью все его тело.

   Юноша лишь смутно помнил, что с ним происходило после нападения пещерного льва. В памяти всплывало личико красивой девушки, склонившейся над ним, а потом - шалаши и хижины незнакомой деревни. И будто бы его несли на носилках через эту деревню, пока путь не преградил дряхлый старик, потрясающий клюкой и вопящий, что чужак накликает на племя беду, что его следует принести в жертву и съесть на общей тризне, чтобы его удача в охоте передалась охотникам апитаков.

   На крики вещуна сбежалась вся деревня - дети, женщины, старики. Все с любопытством разглядывали тинга Каампати ("чужака, которого любят предки"), как они на скорую руку окрестили юношу. Удивление и восторг вызвало появление его трофеев: грозного пещерного льва и молодого оленя, туши которых, привязанные за лапы к длинным жердям, несли мужчины племени, распределившись по четыре-пять человек с каждого конца жерди.

   На защиту чужака встала Алиноэ, только мнение девушки вряд ли бы было услышано, не поддержи его полнобедрая Ратина, мать Алиноэ, считавшаяся главой апитаков.

   - Духи-предки похитили разум Катрама. Уходи в хижину, старик! - прогнала она крикливого вещуна и, смеясь, прибавила: - Старый Катрам как лист березы перед хижиной, где Катрам живет - дрожит от легкого ветерка.

   Дружный смех соплеменников проводил удаляющегося восвояси, обиженного старика.

   Баньяга, доводившаяся родной бабкой Алиноэ, как и полагается шаманке племени, обошла юного охотника по кругу, шепча заговоры и обмахивая дымящейся веточкой можжевельника. Со своими всклоченными седыми волосами, беззубым ртом, сетью глубоких морщин, прорезавших кожу лица, и крючковатым носом Баньяга имела устрашающий вид настоящей колдуньи. Ее платье из шкур длинношерстных коз увешивали многочисленные амулеты, лепные фигурки животных, черепа мелких животных.

   - Хорошо, - бормотала она, - хорошо. Пусть отнесут Каампати к духам быков. Духи быков вернут силы Каампати. Или заберут Каампати далеко-далеко, - вынесла она приговор.

   Больше юный охотник не мог вспомнить ничего помимо кошмарных образов, что наводняли его сознание во время лихорадки и бреда. Изредка среди них мелькало милое личико незнакомой девушки, но чаще это была омерзительная рожа старухи, время от времени вынуждавшей его пить вонючее зелье.

  

  

   Запахло лавандой. Чьи-то влажные губы коснулись губ юного охотника и запечатлели на них робкий поцелуй. Юноша медленно открыл глаза и увидел наклонившуюся над ним Алиноэ в венке из голубых цветов. Девушка рассмеялась:

   - Алиноэ поцеловала - Каампати проснулся, - пояснила она.

   Потянувшись куда-то вбок, она достала и положила перед ним на листьях папоротника ломтики запеченного мяса.

   - Каампати, кушай, - предложила она.

   Приподнявшись на локте, юноша осмотрелся. Теперь он понимал, что находится в пещере, своды которой сплошь покрыты огромными изображениями быков; освещало их дрожащее пламя костра, пылавшего в центре помещения.

   - Каампати думал, что Каампати умер, - сказал он, показывая на быков.

   Осторожность заставила юношу назваться тем именем, которое ему дали местные. Открывать свое настоящее имя он не захотел, потому что, как учила мудрая Татлита, зная его, любой колдун мог навести на юношу порчу.

   В ответ на предположение юноши девушка рассмеялась.

   - Тут место, где живут духи-предки апитаков. Духи лечат Каампати. Баньяга просила духов.

   Девушка поведала, что в пещере Баньяга живет одна и никого сюда не пускает без надобности, а прочие апитаки живут в деревне неподалеку. Что с Каампати желает поговорить брат ее матери Барсар, Стерегущий Лев, вождь охотников апитаков, чтобы расспросить юношу о том, кто он и откуда пришел. Но это потом, когда Каампати окрепнет. Что до убитого им оленя, то его съели всей деревней еще вчера, только сначала произвели надлежащий обряд: женщины племени обошли тушу животного хороводом, размахивая горящими ветвями и распевая необходимые заклятия, чтобы дух оленя не мстил Каампати и апитакам за свою смерть.

   - Алиноэ отложила оленину для Каампати. Кушай, кушай! - призывала она юношу, и тот, невзирая на некоторую головную боль и тошноту, которые ощущал с момента пробуждения, с аппетитом набросился на кусочки ароматного мяса. Алиноэ с довольным видом наблюдала за тем, как он ест.

   Откуда-то из пугающей черноты пещерного туннеля донеслось ритмичное постукивание. Юноша насторожился и вопросительно посмотрел на Алиноэ.

   - Анадаре умеет вдувать духи в камень, - пояснила девушка. - Алиноэ покажет. Идем, идем!

   Не дав юноше закончить трапезу, вмиг вскочившая на ноги, Алиноэ потянула его за собой. Не без сожаления юный охотник отложил еду в сторону. Однако, вставая, он испытал такой приступ головокружения, что едва не упал. В глазах его потемнело, руки бессознательно искали опору, так что девушка, поспешившая его поддержать, неожиданно оказалась в его объятиях. Даже когда головокружение прошло, они еще какое-то время стояли, обнявшись, глядя друг на друга.

   - Баньяга собирает травы, Баньяга скоро прийдет, - почему-то сообщила девушка.

   Потом она вырвалась, вынула горящую головешку из костра и поманила Каампати за собой в глубь пещеры.

   Никогда прежде юному охотнику не доводилось бывать в столь удивительном месте. Конечно, зал с расписным потолком, в котором он находился до сих пор, уже оставил неизгладимое впечатление в восприимчивой душе Каампати, но еще большее воздействие произвела галерея, служившая продолжением зала, через которую Алиноэ повела юношу. Ее волнистые стены и своды сплошь покрывали изображения самых разнообразных животных, выписанных так мастерски, что те казались почти живыми. Иллюзию усиливали дрожащее пламя факела и неровности, порождавшие причудливую игру света и тени. Вот большерогий олень: рога его словно человеческие ладони с длинными крючковатыми пальцами, распростерлись над юношей, готовые схватить. А вот черноголовая корова, изогнувшая шею в сторону уходящей парочки, провожая ее недобрым взглядом. А там дальше красные быки, ставшие полукругом, точно желали преградить им путь, и гарцующие брюхастые лошадки.

   Такое количество духов, удерживаемых магией в одном месте, не могло не смущать юношу. Должно быть, Баньяга - могучая колдунья, раз умеет управляться с ними со всеми. С другой стороны, духи очевидно обеспечивали добрую охоту апитакам даже в самые суровые времена. Вот и лев с оленем, убитые юным охотником, тоже достались им.

   Впереди забрезжил свет. Миновав черного быка с его стадом, несущуюся во весь опор большую красную лошадь и множество лошадок поменьше, а также лиловую корову, словно разлегшуюся на лугу, юноша и девушка наткнулись за поворотом на хромого Анадаре, который, сидя на корточках, при свете светильника растирал краски. Ступкой ему служил череп лисицы, а пестиком - обломок бедренной кости. Постукивая им, время от времени, по краю черепа, Анадаре производил тот самый шум, который так насторожил юношу.

   Хромой никак не отреагировал на появление незваных гостей, даже не поднял головы, продолжая заниматься делом.

   - Анадаре вдувает духи в стену, Алиноэ показывает Каампати, - объяснила девушка их приход.

   Вместо ответа Анадаре неторопливо поднялся, положил череп с краской на деревянный настил из связанных жердей, перегораживающих узкий проход и, кряхтя, взобрался на него. Стоя на таких импровизированных лесах, он набрал в костяную трубочку красящего порошка из черепа и выдул его с небольшого расстояния на мраморную стену, приложив к ней левую ладонь. Снова наполнил трубочку и снова ее продул, лишь слегка изменив изгиб ладони. Так в несколько приемов у почти завершенного изображения красного бизона появилась задняя нога.

   - Анадаре - шаман? - шепотом спросил юноша у Алиноэ, на что девушка неопределенно покачала головой:

   - Анадаре пришел из леса, как Каампати. Раненая нога, Баньяга лечила. Много лун, Алиноэ была маленькая, - в ответ прошептала она на ухо юноше.

   Неожиданно Анадаре заговорил:

   - Пролетело восемь лет, одиннадцать месяцев и двадцать два солнца, да... Плохо говорить о человеке за глаза, юная апитаки.

   Каампати непонимающе уставился на Алиноэ.

   - Анадаре часто говорит странно, - пожала плечами та.

   - Плохо шептаться двоем, когда есть третий, - пояснил хромой художник. - Анадаре слышит.

   Чувствуя себя неуютно в присутствии хромоногого, который, как ни верти, умел повелевать духами, юноша потянул Алиноэ за одежду, призывая вернуться назад. Алиноэ не возражала.

   - Сколько солнц назвал Анадаре? - спросил юноша по пути.

   - Алиноэ не знает, - был ответ. - Много. Анадаре один умеет так считать.

   "Анадаре - колдун", - решил для себя юный охотник, и на том успокоился.

   Воротившаяся из лесу Баньяга не без удовольствия отметила, что духи быков вернули Каампати способность ходить. Поскольку уже вечерело, она отослала Алиноэ в деревню, а юноше велела раздеться по пояс. Вновь осмотрев его ушибы и синяки, ощупав ребра, шаманка сделала вывод, что вскоре юноша окончательно поправится. А пока что он должен больше лежать, продолжая пить зелье, которые готовит для него Баньяга.

  

  

   На другой день юный охотник действительно почувствовал себя значительно окрепшим: руки его больше не дрожали, в голове хоть и шумело, но она не болела и не кружилась. Узнав об этом, Барсар еще до полудня отправил посыльного, чтобы тот привел Каампати в деревню. Вместе с посыльным пришла Алиноэ, появлению которой юноша был особенно рад.

   Однако старая карга, позволив посыльному забрать юного охотника, к великому огорчению последнего оставила Алиноэ при себе. Усадив рядом у костра, Баньяга принялась поучать девушку, как ей себя вести, чтобы охотник Которого-Любят-Предки захотел навсегда остаться в их племени. Вскоре соло сменилось на трио, когда к голосу бабки присоединились голоса матери Алиноэ и ее старшей сестры с годовалым ребенком на руках. Они появились в пещере, как только ее покинул Каампати, словно дожидались этого момента, находясь где-то поблизости.

   Тем временем юный охотник вместе с провожатым по тропинке спустились к деревне, упрятанной между двух отрогов холма. Собственно это были с полдюжины хижин, в беспорядке разбросанных на свободном от леса пространстве. Каждая принадлежала одному из шести родов апитаков, среди которых род Баньяги и Ратины считался старшим.

   Жилища апитаки сооружали, покрывая остов из связанных между собой толстых жердей шкурами крупных животных - оленей, бизонов, носорогов. Формой они напоминали удлиненные овалы с полукруглыми крышами. Над входом висел тотем - череп животного, с которым род себя отождествлял.

   К хижинам примыкали хозяйственные постройки - зимние склады и крытые ямы-хранилища, а также летние навесы и шалаши с временными очагами, от которых к небу тянулись сизые дымки. Под навесами сидели женщины, занимавшиеся кто варением похлебки, кто шитьем одежды или изготовлением бус; рядом ошивались чумазые детишки. Мальчики постарше в стороне играли в охотников, метая друг в дружку прутья. Мужчины же предпочитали шалаши или открытые места, где они, чаще в одиночестве, вязали сети, плели корзины из лоз, резали по кости или оббивали камни, чтобы получить в результате острый нож, наконечник для копья или хотя бы скребок.

   Племя апитаков было не таким уж малочисленным, отметил для себя юный охотник: в каждой хижине взрослых проживало больше, чем пальцев на обеих руках юноши, и, судя по упитанному виду, никто не бедствовал. Видно духи пещеры и впрямь обеспечивали апитакам добрую охоту.

   Барсар встретил Каампати радушной улыбкой. Еще бы, подумал юноша, ведь он присвоил шкуру убитого им льва, сушившуюся на ветвях раскидистого дуба, под которым вождь охотников апитаков сидел, скрестив ноги. С виду это был немолодой уже мужчина, широкий в кости, с крепкими руками, с проседью в курчавых нечесаных волосах и короткой бороде. Маленькие глазки, прячась под сенью мохнатых бровей, не внушали доверия.

   Пригласив юного охотника сесть рядом, предложив ему сушеной рыбы, которой лакомился сам, отрывая по маленькому кусочку, Барсар повел разговор издалека. С того, каким хорошим выдался день, что до холодов еще далеко, что их рыболовы этим утром принесли меньше рыбы, чем в прошлый раз. А много ли рыбы ловят в племени Каампати? Скоро апитаки пойдут загонять бизонов и, если Каампати пожелает, он может пойти с ними. Охотятся на бизонов там, откуда пришел Каампати? А на лошадей и оленей? Хорошая ли там охота и надолго ли хватает добытого?

   Не трудно понять, что все вопросы вождя сводились к попытке выудить у юноши сведения о его племени, велико оно или мало, и как далеко расположилось на стоянку. Чтобы поскорее покончить с этой игрой в кошки-мышки, которая не пришлась юноше по душе, он честно рассказал, что принадлежит к племени бирсинов, медвежьих детей, что охотились они в горах на мамонтов, но когда мамонты перевелись, спустились в долину, где столкнулись с несколькими воинственными племенами охотников на бизонов. В войне с ними племя бирсинов было полностью истреблено, и Каампати в одиночку пустился на поиски доброй охоты, двигаясь за солнцем.

   Слушая рассказ Каампати, Барсар не переставая кивал головой, то одобрительно, то сочувственно, но верил ли он словам юного охотника, нельзя было понять, так как свои глаза Барсар юноше не показывал.

   - Как давно Каампати охотится один? - спросил напоследок вождь.

   - Как сошел снег, - последовал ответ юноши.

   - Охотиться одному плохо, - закончил разговор Барсар. - Каампати может остаться у апитаков, если хочет.

  

  

   После разговора с вождем юноше вернули его метательное копье, копьеметалку и каменный нож. Ему выделили место в хижине Ратины, и он знал, что так приглянувшаяся ему Алиноэ будет ночевать тут же за ширмой, разделяющей хижину на мужскую и женскую половины.

   Чтобы юный охотник мог обустроить себе постель, ему отдали шкуру буйвола взамен шкуры убитого им оленя; о шкуре льва никто даже не заикнулся.

   Несмотря на то, что в глазах апитаков юноша выглядел героем, никто не спешил с ним подружиться. Для них он по-прежнему оставался чужаком. Все делали вид, что не замечают его, и вместе с тем не спускали с него любопытных глаз. В особенности, когда, не имея чем себя занять, юный охотник взобрался на гребень холма, чтобы обозреть окрестности, как думали апитаки. То, что вслед за юношей на холм поднялась Алиноэ, получившая от старших родственниц недвусмысленные советы, вызвало на губах взрослых членов племени скабрезные улыбки: от такой девушки Каампати точно никуда не сбежит. Однако:

   - Зачем Алиноэ здесь? - сердито спросил Каампати, когда девушка его наконец-то догнала.

   Прислонившись спиной к стволу пушистой сосны и наклонив голову вбок, Алиноэ только улыбалась в ответ. Дерзкий взгляд ее широко раскрытых глаз манил, щеки порозовели, грудь тяжело вздымалась. В целом вид ее был так красноречив, что юноша - отнюдь не новичок в любовных играх - не мог не понять столь откровенно посылаемых сигналов.

   Юный охотник с опаской покосился в сторону деревни, где возле хижин расхаживали сородичи Алиноэ. Потом протянул ей руку:

   - Пойдешь с Каампати?

   Однако девушка, хихикая, отбежала к соседнему дереву и стала под ним, заложив руки за спину. Тогда юноша приблизился, свободной рукой обнял Алиноэ за талию и поцеловал в полураскрытые губы. Нащупав за спиной ладонь девушки, сжал и потянул к себе. "Пойдем", - шептали его губы.

   Девушка поддалась, сначала будто с неохотой, один шаг, потом другой, быстрее, еще быстрее и - вот они уже бежали через лес прочь от деревни. Бежали долго. Так долго, что игривое настроение девушки улетучилось, сменившись тревогой. Зачем уходить так далеко? Вокруг давно никого нет! Алиноэ вырвала руку и остановилась. Молодые люди стояли друг против друга, тяжело дыша.

   - Алиноэ пойдет с Каампати, - насуплено сказал юноша.

   - Нет! Алиноэ вернется к апитакам! - гневно выкрикнула девушка.

   Тогда юноша ухватил ее ниже талии и попытался взвалить на плечи, она же визжала: "Помогите! На помощь!" - и лупила Каампати кулаками по спине. Поняв, что без веревки с нею не сладить, юный охотник сбросил Алиноэ в траву. Не то, чтобы она показалась ему тяжелой, но помятые ребра отзывались болью при каждом шаге. Далеко ему так не уйти, погоня обязательно настигнет.

   В последний раз взглянув на девушку, сидящую, сжавшись в комок, между корней старого вяза, Которого-Любят-Предки переложил копье из одной руки в другое и решительно зашагал прочь.

  

  

   После ухода Каампати никто в деревне больше о нем не вспоминал, не произносил вслух его имени, на которое словно бы наложили запрет. Одна Алиноэ не могла позабыть юного охотника. Тяжесть, поселившаяся в ее груди, не позволяла ей дышать с прежней легкостью, с какой она дышала до появления юноши у апитаков. Ей не было известно такое слово как тоска, да и знай она его, это вряд ли бы принесло ей облегчение. Ощущение безвозвратной потери глодало ее изо дня в день, так что Баньяга, распознав хворь, поселила девушку в пещере, чтобы изгнать недуг травами и заклинаниями.

   Однажды Алиноэ приснился очередной кошмар. В который уже раз похищая девушку, Каампати нес ее через чащу на плечах, но на сей раз мужчины апитаков догнали и окружили похитителя. Тогда Каампати швырнул Алиноэ на землю и пронзил копьем ее грудь. Разъяренные апитаки накинулись на юного охотника подобно стае диких зверей. Они неистово вопили и избивали Каампати дубинами, кололи его копьями, резали ножами. Каампати отчаянно отбивался. Трава обагрилась кровью.

   Вся дрожащая и потная, Алиноэ подскочила на ложе из шкур. В пещере было темно. Крики не стихали, только теперь они доносились снаружи. Зловещая тень Баньяги приплясывала на затухающих углях очага.

   - Баньяга! - позвала девушка. - Что происходит?

   - Тинга напали на апитаков. Много тинга, - ответила шаманка, продолжая затаптывать костер.

   Алиноэ метнулась к выходу из пещеры и, приподняв занавес из шкур, выглянула наружу. В деревне творилось что-то невообразимое. Вокруг хижин бегали люди с зажженными факелами. Предрассветные сумерки оглашали женский визг и детский плач, а также предсмертные вскрики мужчин.

   Алиноэ со слезами бросилась обратно к бабке:

   - Баньяга, что делать? Огни идут сюда!

   - Алиноэ спрячется в колодец. Тинга уйдут, Алиноэ убежит в лес. Иди, иди! - подталкивала Баньяга девушку в спину: глубокая яма, созданная самой природой, находилась в дальнем конце одного из туннелей.

   Но девушка не успела сделать и двух шагов, как своды пещеры озарились светом факелов. Лохматые люди в одежде из шкур мамонтов, какую Алиноэ видела на Каампати, ворвались в святилище апитаков. Не обращая внимания на девушку и старуху, возглавлявший чужаков бородатый здоровяк сразу направился к изображению медведя. Поднеся факел к стене, он сказал:

   - Теперь бирсины всегда будут иметь много мяса! - Он даже взобрался на камни и похлопал ладонью по рисунку; хищные глаза ликующе блестели. - Храгор говорил правду, много духов, хорошая охота!

   - Духи-предки апитаков убьют бирсинов! Баньяга прикажет духам! - ненависть, вскипевшая в душе девушки, заставила ее выкрикнуть эти опрометчивые слова.

   Вожак чужаков резко обернулся.

   - Баньяга? Шаманка? - переспросил он, сощурив глаза. Вмиг спрыгнув с камней и устремившись к старухе, вождь бирсинов, не раздумывая, размозжил голову колдуньи каменным топором. Потом ухватил вопящую Алиноэ за волосы, заглянул ей в лицо и громко расхохотался:

   - Эй, кто-нибудь! Скажите Храгору, белокурая девка здесь.

   Алиноэ не поверила глазам, когда спустя недолгое время в пещеру вошел тот, Которого-Любят-Предки.

   Храгор или Зоркий Сокол, каковым было настоящее имя юного охотника, не открыл всей правды вождю апитаков. Загнанные охотниками на бизонов обратно в горы, бирсины голодали всю зиму. Чтобы выжить, они съели сначала своих стариков, потом детей и наконец, женщин. Лишь с приходом весны остатки племени бросили обустроенное стойбище и отправились на запад в поисках новых охотничьих угодий.

   - Духи-предки апитаков не станут вредить бирсинам, потому что духи-предки апитаков не станут вредить женщинам апитаков, которые теперь женщины бирсинов, - с насмешкой возразил девушке вождь, прежде чем толкнуть ее в руки Храгора-Каампати.

   И действительно, истребив взрослых мужчин апитаков, бирсины сохранили жизни молодым и здоровым женщинам, которых содержали почти что в рабстве. Эпоха матриархата клонилась к закату. Немногих уцелевших после побоища детей и стариков бирсины так же пощадили, но лишь затем, чтобы позднее принести в жертву духам пещеры и съесть.

   Они разбили все лепные или вырезанные из кости фигурки, изображавшие предков апитаков - как в пещере, так и в хижинах, в которых распоряжались как хозяева.

   Хромой Анадаре какое-то время жил среди них, продолжая рисовать. Он даже обещал вождю поместить на стену дух Большого медведя, которому бирсины поклонялись. Но однажды Каампати подвел храмого к краю колодца в дальнем конце пещеры и, ударив ножом в спину, сбросил вниз, туда, где незадолго до этого обнаружил свежий рисунок Анадаре. На рисунке раненный бизон убивал Зоркого Сокола - так, во всяком случае, воспринял картину юный охотник, потому что у нарисованного мертвого человечка была птичья голова. Каампати всегда опасался Анадаре. Со смертью хромого его магические чары теряли всякую силу.

   Привязанный у входа в пещеру на потеху бирсинам, еще долго плакал и причитал старик:

   - Катрам предупреждал! Каампати погубит апитаков!

   Слова его адресовались отсеченной голове Ратины, насаженной на копье неподалеку в знак того, что род ее повержен.

   Однажды ночью бирсины были разбужены страшным гулом. Выскочившие из хижин, они с ужасом наблюдали, как ярко осветившееся черное небо пересек, брызгая искрами, огненный шар и скрылся за холмами. То был предвестник конца их мира. Взорвавшись в районе нынешней Мексики, звездный пришелец установил на Земле царство вечного сумрака: солнце на десятилетия скрылось за пеленой пыли, поднявшейся в верхние слои атмосферы; арктический холод сковал почву, склоны холмов покрылись ледяным панцирем. Началось новое оледенение, растянувшееся более чем на тысячу лет. Оно погубило всех крупных животных вроде мамонта и пещерного льва. Едва не уничтожило оно и зарождающееся человечество. В любом случае, эпоха палеолита на этом закончилась. Близился неолит - время луков, лодок и земледелия.

   Засыпанная оползнями постледниковья, пещера апитаков оставалась нетронутой долгие тринадцать тысяч лет.

  

  

  

  От автора: любопытная перекличка сюжетов рассказа и баллады: Е. Болдырева - Ивовый лук