Как бы там ни было, но собой я остался доволен: мне удалось наладить тесные личные контакты с представителями всех трех группировок, образовавшихся на кораблях. Подкидывая нужную информацию то одним, то другим, я мог направлять их действия в угодное мне русло. Причем, если вы знаете, что один человек последует вашему совету, вы говорите ему правду, как есть. Если уверены, что другой сделает все наоборот, вы сообщаете ему нечто совершенно противоположное, и в результате оба поступают именно так, как вам нужно. Таким способом я рассчитывал всеми манипулировать, чтобы в нужный момент подстроить благоприятное для себя событие. Вот только время для подобного события пока не пришло.
Те двенадцать дней, в которые, по обещанию Кадыка, должен был уложиться полет до Амальгамы, пролетели незаметно. За это время не случилось ничего исключительного, выходящего за рамки уныло текущих будней корабля, захваченного неотесанными и вульгарными пиратами.
Раз за разом мы ныряли в подпространство, а выныривая, совершали положенный маневр в направлении следующего ориентира, после чего разгонялись вновь, чтобы достичь необходимого для скачка показателя скорости. Менялись очертания созвездий, одни звезды удалялись и тускнели, другие, напротив, приблизившись, приобретали необычайно яркий блеск. Неизменной оставалась лишь чернота обступающего нас со всех сторон космоса.
Мне запомнилось, как Эйтуара удивительно эффектно смотрелась на капитанском мостике в рубке управления: рыжеволосая, в обтягивающем комбинезоне, строгая и решительная. У нее прекрасно получалось командовать этим сбродом, удерживая всех на коротком поводке. Трудно понять, чем она пронимала эти грубые и непокорные мужские души, но они подчинялись ей по первому слову с видимой охотой и даже удовольствием. Должно быть, процент мужчин-подкаблучников значительно занижен современной статистикой и совершенно очевидно, что все они, сколько их было среди пиратов "Проныры", оказались теперь на "Надежном".
Я продолжал с ней отношения, хотя все чаще задавался вопросом, кто из нас двоих кого больше использует? Очень скоро я выяснил, что ее истинные симпатии принадлежат отнюдь не мне. Меня удивляло, что с тех пор, как пираты захватили "Надежный", она ни разу не отважилась на разговор с его бывшими владельцами, за исключением разве того первого случая, когда так театрально предстала пред нами в новом образе.
Сначала я полагал, что все дело в ревности и неприязни, которую она испытывает к Эле. Но потом меня осенило: причина в чувстве вины! Ей было стыдно встречаться с ними! Стыдно заглянуть им в глаза! Стыдно, что она украла звание капитана у Влада, что разрушила надежды на любовь Николая!
Она оказалась далеко не так испорчена, как хотела казаться. Закоренелый преступник равнодушно взирает на то зло, которое сеет вокруг. Эйтуара, внешне желая выказать твердость и непреклонность характера, в душе очень болезненно все переживала. Она находилась на распутье. До сих пор все решения за нее принимал Хорх, и она не чувствовала за собой никакой ответственности. Но он умер, и решать теперь приходилось самой.
Оставь она приютивших ее на своем корабле, во всем доверявших ей людей в том угрожающем положении, в которое сама же ввергла, и она окончательно перешагнет ту невидимую грань, которая отличает преступника от честного человека. С другой стороны, мир пиратов был тем миром, который ее взрастил, сформировал как личность, который был ей привычен и хорошо знаком. Он, этот мир, долго готовил ее к тому последнему шагу, который окончательно, на долгие годы, а, может быть, и на всю оставшуюся жизнь определит ее судьбу.
Способна ли она совершить этот шаг? Перейти эту грань? Попрать свою жалость, симпатии, совесть, наконец, все еще кричащую в каком-то укромном уголке души, куда она сама же ее затолкала вместе в теми далекими воспоминаниями из детства, в которых еще жили ее отец и мать, где у них был свой дом и огромное голубое небо над головой, и где она была такой маленькой и такой счастливой?
Мне казалось, я разгадал ее сущность. Но мог ли я ей в чем-то помочь? Нужно ли мне было как-то вмешиваться в ту внутреннюю борьбу, которая в ней протекала? Подталкивать ее в каком-нибудь направлении? Или только зорко за всем наблюдать?
Я выбрал последнее.
Так или иначе, окончательный выбор ей придется делать самой. Если кто-нибудь вмешается в ее спор с собственной совестью, то это будет уже не ее выбор, и через какое-то время она снова окажется перед той же дилеммой. Но тогда предыдущее решение, принятое под давлением, вызовет в ней резкое неприятие и склонит на сторону его противоположности!
Нет уж, лучше ни во что не вмешиваться, а только следить и использовать с выгодой для себя! Таково мое мнение.
Это не значит, что я не попытался прощупать ее на глубину чувств к Нику и Владу. Время от времени я рассказывал ей то об одном, то о другом, и старался определить, какое впечатление производит на нее мой рассказ. Так вот, в случае с Владом наш разговор никогда не выбивался из привычного русла. То есть, она могла в чем-то поспорить со мной, например, по поводу его неприязни ко мне, или вставить какое-нибудь едкое замечание. Когда же речь заходила о Нике, она обычно замыкалась, слушала, не перебивая, но и не расспрашивая подробностей, будто это ее никак не касалось.
Как-то я спросил ее напрямик:
- А почему бы тебе не поговорить с Ником?
- Это еще зачем? Салащев, ты что себе возомнил?
- Между прочим, он всегда интересуется, как ты поживаешь.
Говоря это, я не лгал.
- Правда? А Эля и Влад разве не насплетничали ему про нас с тобой?
Интересно, что в разговорах со мной Эйтуара все чаще называла Элю, Ника и Влада по имени или фамилии, а не по кличкам - Малявка, Толстяк и Шило, как делала это в присутствии любого из членов экипажа. Что поделать, при посторонних держала марку!
- Насплетничали? - я отрицательно покачал головой. - Судя по тому, что Ник продолжает по-дружески ко мне относиться, думаю, что нет. Не рассказали.
- И что ты хочешь, чтобы я ему сказала: "Прости, Ник, но я совсем не такая, какой ты меня представлял? Что я..."
Тут она умолкла и отвернулась.
- Нет, я не хочу ни встречаться с ним, ни говорить, - твердо закончила она фразу совершенно ледяным тоном. - И ты больше не смей мне это предлагать! Уяснил?
Я пожал плечами:
- Как скажешь. Я спросил просто так...
Но для меня-то стало ясно как день, что к Нику у нее сохранились чувства. Может быть, это была одна из тех последних ниточек, которые удерживали ее от последнего шага к назначенной ей судьбе?
Я же в последнее время все чаще думал об Эле. Всякий раз бывая в гостевой, я то и дело ловил на себе ее пытливые взгляды, брошенные украдкой. Когда наши глаза встречались, она поспешно отворачивалась, краснея, точно я застал ее за каким-то постыдным занятием. Возможно, я ошибаюсь, но мне была известна только одна причина, по которой она могла бы вести себя подобным образом - это если бы она так же, как я, ломала голову над подробностями того вечера, когда мы справляли день рождения Ника. Была ли в ту ночь между нами близость или то была горячечная фантазия одурманенного наркотиком разума?
Но как, спрашивал я себя, как бы нас могли захватить одинаковые по содержанию видения? А судя по смущению на Элином лице, я был совершенно убежден, что ее видения столь же интимного характера, что и мои. Как бы найти способ наедине порасспросить ее о них, сравнить наши воспоминания? Да и захочет ли она это делать, после того, как узнала обо мне с Эйтуарой? И вполне вероятно, догадываясь о наших истинных отношениях с Эйтуарой теперь?
А как объяснить, что проснулись мы все вместе в гостевой каюте, одетые, как будто только что встали из-за стола? Неужто то были происки Эйтуары, не потрудившейся одеть и перетащить нас из Элиной каюты, только чтобы внести полную сумятицу в наши головы?
Откровенно спросить Эйтуару я не смел, боясь вызвать грандиозный приступ ее собственнического чувства ревности. Она и без того была ужас как недовольна, что потеряла возможность приглядывать за нами (и за мной в частности), после того как Влад сломал все камеры в гостевой. Но тут уж ей пришлось смириться и уступить, если она рассчитывала обрести нашу поддержку в будущем.
Так что мне оставалось только терзаться сомнениями и гадать... Продолжая в тоже время навещать Эйтуару в ее личной каюте по первому ее зову.
Когда я подолгу задерживался у нее, Пучок взял за правило отправляться на "Проныру" с докладом. Он передавал Кадыку мой ежедневный текстовый отчет и, без сомнения, доносил обо всем, чему сам становился свидетелем, не засоряя факты комментариями, на которые не был способен. Я же в отчетах всячески старался натравить Кадыка на Эйтуару, придумывал обидные для Кадыка высказывания, якобы отпущенные ею в его адрес, которые она на самом деле никогда не произносила. Разумеется, я делал это весьма осторожно, небольшими порциями, иной раз как бы по неосторожности или недосмотру, но в целом, мало-помалу накручивал его против "моей крали", как он, посмеиваясь, выражался, намекая на мои отношения с Эйтуарой. Представляю, как бы она взбесилась, покажи ей Кадык мои отчеты! Крепко бы мне досталось, догадайся они, как ловко я вожу обоих за нос. Потому что в отношении Кадыка я проводил с Эйтуарой точно такую же работу.
В ответ Кадык на словах заверял меня, что высоко ценит наше сотрудничество, что наши планы сохраняют прежнюю силу, и что с его стороны я всегда могу рассчитывать на всяческую помощь и поддержку в рамках обозначенных договоренностей.
В основном же ни одна из трех группировок не инициировала никаких активных действий, направленных друг против друга. Все ожидали прибытия на Амальгаму, где и должна была наступить развязка. Причем, глаза пиратов, взбудораженных надеждами на скорое обладание несметными сокровищами, все больше и больше загорались лихорадочным блеском.
Правда, о чем я, опять же, узнал значительно позднее, Влад с Ником тогда, оказывается, вынашивали план захвата Эйтуары в качестве заложницы с целью под угрозой пыток и смерти вытащить из нее пароль администратора Вика. Слава Богу, приступить к его осуществлению им не удалось, главным образом потому, что Эйтуара не дала им такого шанса. Идиотская выходка только ухудшила бы отношения с Эйту и усугубило бы их собственное положение на корабле, поскольку попытка заранее была обречена на провал. Мы ведь помним, что в случае смерти Эйтуары Вик запрограммирован был уничтожить корабль со всем экипажем, а значит, угрожать Эйтуаре смертью мог только безумный или самоубийца, кем ребята уж точно не являлись. Потому что, знай они ее так же как я, они бы поняли, что Эйтуара не повелась бы на фальшивые угрозы, а только рассмеялась бы им в лицо.
Свой последний, пятый по счету маневр наши летящие тандемом звездолеты совершали на фоне мрачной темной туманности, выглядевшей наподобие туманности Карины или Столпов Творения в туманности Орла. Это были застывшие на века облака пыли и разряженного газа, протянувшиеся на сотни световых лет. Подобно облакам водяного пара на обитаемых планетах, они имели различную структуру: одни, полупрозрачные, вытягивались волокнистыми прядями, другие, непроницаемо черные, сбивались в клубы, образуя поистине фантастические фигуры самых прихотливых форм и очертаний. Подсвеченный изнутри звездами, ионизированный их жестким излучением, газ сиял на поверхности пылевых массивов, где холодным синим, зеленым, а где и зловещим красным цветом, и в целом создавалась захватывающая воображение, величественная, но и пугающая своей таинственностью картина.
Собственно, туманность являлась целью нашего путешествия. Перед нашим последним нырком она занимала половину вселенной, то есть, можно сказать, вздымалась перед нами стеной - так близко мы к ней подобрались. Где-то внутри одной из ее устрашающих глобул скрывалась звезда, удерживающая на своей орбите Амальгаму.
Мы снова нырнули. Теперь уже в последний раз.
Скачок был самым непродолжительным из всех - немногим более сорока минут. Но он был, пожалуй, и самым опасным.
Ранее я уже упоминал, что присутствие посторонней массы в момент гиперпространственного скачка оказывает значительное влияние на его точность. Воздух, которым мы дышим на планетах, разряжен настолько, что обычно мы его воспринимаем, как пустоту. Но стоит подняться ветру или начни мы двигаться с большой скоростью, мы живо ощутим на себе силу его давления. Вакуум космоса в миллиард миллиардов раз разряженнее атмосферы, но при скоростях близких к скорости света с кораблем начинают взаимодействовать даже виртуальные частицы, что уж там говорить о корпускулах пыли, имеющих скверную "привычку" слипаться в комки вплоть до размеров комет и астероидов! Мы никак не могли проверить степень безопасности маршрута Хомшии, в каких бы длинах волн ни сканировали темные облака впереди. Нам оставалось лишь надеяться, что данные курса не потеряли актуальности за те четыреста семьдесят лет, минувшие со времени, как Хомшия покинул эти места.
Итак, сорок минут.
По их завершении мы могли оказаться как около планеты, так и далеко в стороне от нее, затерявшись в густом пылевом тумане.
Верхом невезения было бы сходу врезаться в саму планету и погибнуть.
Я провел все это время в рубке управления рядом с Эйтуарой. Тут же находились все ее офицеры.
Рядовые разведчики в полном составе собрались в кубрике.
Эля с Ником и Владом, разумеется, оставались в гостевой, но и они с нетерпением, охватившим всех нас, ожидали момент, когда "Проныра" с "Надежным" материализуются где-нибудь внутри планетарной системы Амальгамы, а трид начнет передавать изображения с камер внешнего обзора.
- До выхода из подпространства осталось тридцать секунд, - объявил по кораблю Вик.
Эйтуара бросила на меня взгляд, словно просила пожелать ей удачи. Я ободряюще кивнул в ответ. Лица прочих офицеров были устремлены на большой экран.
В гостевой Ник непроизвольно обнял за плечи Элю, чего она даже не заметила.
Пираты и те притихли, затаив дыхание, так что в кубрике воцарилась непривычная тишина.
Ничего не произошло. То есть я хочу сказать, что мы ничего не почувствовали, тогда как Вик аккуратно закончил фразу:
- Гиперскачок завершен благополучно. "Надежный" находится в реальном пространстве.
Все экраны тотчас осветились.
Однако то, что мы увидели на них, вызвало всеобщее недоумение:
- Черт возьми, это еще что такое?
- Э, куда мы попали?
- Что за дерьмо? Где Амальгама?
- Айда к капитану. Пусть прояснит ситуацию!
Такие и подобные им возгласы одновременно раздались как на "Проныре", так и на "Надежном" - как в рубке управления, так и в кубрике, и в гостевой.
Все дело в том, что взорам нашим предстала не одна планета, которая, естественно, должна была быть Амальгамой, а целых две!
Две на одной орбите!
И они не были похожи на Лукомис с Лоной или на Землю с Луной. То есть, вторая планета вовсе не являлась спутником первой, будучи меньших размеров.
Обе планеты были равновелики, а значит, должны были обращаться вокруг общего центра, расположенного где-то на полпути между ними. Тесно сойдясь в своем головокружительном космическом танце, они вместе скользили по орбите вокруг общей звезды - голубого гиганта, выглядевшего, впрочем, не крупнее Персика, каким тот видится с орбиты Лукомиса.
Что это были за планеты, какое отношение они имели к Амальгаме - вот те вопросы, ответ на которые все мы желали получить незамедлительно.
Успех всей экспедиции совершенно неожиданно был поставлен под сомнение.
