Я восхищенно наблюдал за тем, как грациозно Эля выступает из прозрачных, как в бассейне, вод голубой лагуны - неспешно, словно в замедленной съемке, чуть покачивая точеными бедрами. Ее прищуренные глаза сияли озорством, пухлые губки растянулись в улыбке, довольной и смущенной одновременно.
- Хватит пялиться на меня! - потребовала она с вызовом, хотя было совершенно очевидно, что ей нравится, с каким обожанием я пожираю глазами ее стройную фигуру.
Зрелище того стоило, скажу я вам: костюм Евы сидел на ней идеально.
Да, да, вы правильно меня поняли: Эля была голой, как будто только что народилась на свет. Как, впрочем, и я, распластавшийся на теплом песке у самой кромки воды, и приподнявшийся на локте специально, чтобы на нее поглазеть.
И не вижу ничего предосудительного в том, что нам вздумалось искупаться и позагорать нагишом. В этом укромном райском уголке наш вид не мог смутить ни чей взор. И нам не нужно было стыдиться никого кроме самих себя, а этот барьер мы с Элей преодолели еще ночью.
Если вы решили, что разбившись в падающем звездолете, мы умерли и попали в рай, то будете, пожалуй, правы.
Но только отчасти.
Потому что для Кадыка и всей его своры мы действительно все равно что умерли.
А в том, что мы находимся в настоящем раю, ни я, ни Эля нисколько не сомневались сами. В особенности я в тот момент, когда залюбовался ею, выступающей на берег, словно какая-нибудь античная богиня.
Струйки влаги стекали с ее мокрых волос, прокладывая себе путь в ложбинке между девичьих грудей, кокетливо вздымающихся двумя пирамидками навстречу моему взгляду, еще и оттого, что свои округлые плечики Эля отвела чуть-чуть назад. У нее была тонкая талия и манящий животик с аккуратным пупком, казалось, улыбавшимся мне. Редкие волосики на выпирающем лобке совсем не укрывали плотно сомкнутых створок главного женского сокровища, а треугольный просвет под ними лишь подчеркивал соблазнительную пухлость сочных апельсиновых долек. Она плавно переставляла стройные ноги, совсем не двигая прижатыми к бедрам руками.
Нет, худышкой назвать Элю было нельзя, но юность придавала легкость и изящество тем ее женственным формам, которые с возрастом зачастую утяжеляют женскую фигуру. Всеми фибрами души она ощущала, как хороша собой, и что до безумия нравится мне. Смаковала и упивалась каждой секундой своего торжества, хоть притворно и продолжала твердить:
- Я же сказала, не надо!
- Ты ведь тоже смотришь на меня, - парировал я.
- Как ты, не смотрю. От твоего взгляда у меня начинает зудеть в самых чувствительных местах.
Грациозно она опустилась на песок рядом со мной, сначала на коленки, а потом и вовсе растянулась во весь рост и откинулась на спину, целиком подставляя обнаженное тело ласковым лучам незнакомого голубого светила.
- И что в том плохого? - поинтересовался я, наклоняясь над ней.
Не открывая глаз, она сморщила вздернутый носик и поджала губки, отчего на щеках образовались симпатичные ямочки:
- М-м, не знаю. Но меня это... нервирует.
Ее детская мимика меня позабавила. Осторожно я положил руку ей на грудь и губами легонько коснулся ее губ.
- А так? Не становится легче?
Эля распахнула веки, уперев в меня взгляд больших, почти бездонных глаз.
- Нет, так только еще хуже, - почему-то прошептала она. - Но все равно, продолжай.
Ее чувственные губки призывно подрагивали в предвкушении новой встречи с моими губами.
И я дал им, чего они просили.
Как все-таки хорошо, что тут некому за нами подсмотреть! За тем, чем нам нравится занимаемся на этом пустынном пляже!
С одной стороны от нас спокойные воды лагуны, с песчаной косой и кромкой океана вдали. С другой - пески, из которых то тут, то там выступают на поверхность скалы. Мелкие озерца, скрывающиеся в ложбинках между дюн, поросли по берегу кустарником и странного вида деревьями с чешуйчатой корой; ближе становилось понятно, что это рубцы, оставленные опавшими ранее листьями. Широкие и сплошные, расположенные друг над другом на самой макушке, они в зной складываются, прижимаясь к стволу, отчего деревья начинают походить на громадные булавы; к ночи и в любое другое время они раскрываются, образуя правильные, как у одуванчиков, шары.
На фоне первобытной природы спасательный челнок с "Надежного", лежащий на берегу метрах в ста от нас и напоминающий по форме летающую тарелку, казался совсем не к месту. И тут, наверное, самое время пояснить, как мы с Элей оказались в таком чудесном месте.
Помните, как во время падения "Надежного" я положил ладонь поверх Элиной руки, а сам тем временем беспокоился о том, как бы не выглядеть испуганее ее?
Кретин!
Должно быть, от страха тогда у меня напрочь переклинило мозги. А быть может алкоголь, и присутствие хорошенькой испуганной девушки подействовали на меня отупляюще? Не знаю. Но инстинкт самосохранения, который в критические моменты на подсознательном уровне обязан подсказывать нам спасительные решения, в тот раз предательски промолчал. Хорошо, что у меня снова был Вик, никогда и ничего не упускающий из виду, даже если параллельно он сражается с пиратами или пытается не уронить звездолет на поверхность планеты.
Молодчина Вик! Он-то и напомнил, что в запасе на "Надежном" два спасательных челнока, которыми мы могли бы воспользоваться. А тот, на котором недавно спускались на первую Амальгаму, и вовсе готов к немедленному старту. Поэтому я ему так и сказал:
- Молодчина Вик!
И схватив Элю за руку, потащил за собой через весь звездолет, выкрикивая ей на ходу, как мне тогда представлялось, ободряюще:
- Мы успеем! Мы обязательно успеем! Теперь мы точно спасены! Вот увидишь!
Правда, сейчас мне думается, что это больше походило на визг перепуганного ребенка.
Звездолет трясло. Он кренился то на один бок, то на другой, потому что Вик использовал маневровые двигатели, чтобы дуга, по которой мы валились на планету, совсем уж не превратилась в отвесную траекторию падающего метеорита. Из-за этого нас швыряло от одной стены на другую; то мы бежали, словно в гору, то чуть ли не катились кубарем вниз по коридору.
Так или иначе, до челнока мы добрались невредимыми. Я втолкнул Элю на борт и тут вспомнил, что в контейнере грузового отсека уже часов семь как лежит связанный по рукам и ногам Пучок, к настоящему времени очевидно пришедший в сознание и естественно ничего не понимающий.
- Вот черт!
К туповатому пирату я испытывал противоречивые чувства: все ж таки он был моим тюремщиком. Правда, в том не было его вины. Он только выполнял порученную работу, причем, совершенно не выказывая какой-либо личной ко мне неприязни. Я вспомнил его простодушие и то, как грубовато порой он пытался и мне сделать что-нибудь приятное, считая за своего товарища. И понял, что обязан его спасти. Я даже метнулся к выходу из челнока.
Но секунды! Секунды до падения! Они истекали так быстро!
А путь до трюма отнял бы убийственно много времени! К тому же, пришлось бы объяснять Пучку, почему он связан.
"Нет, к черту Пучка!" - решил я.
И позвал:
- Вик.
- Слушаю, - немедленно отозвался бортовой комп.
- В трюме, в одном из контейнеров, лежит связанный Пучок. Пошли кого-нибудь из своих роботов освободить его. И спаси, если сможешь.
- Будет сделано, Мир.
- Надеюсь, тебе удастся посадить звездолет. Желаю удачи и до встречи на поверхности!
- И тебе, Мир, удачи!
- Давай, открывай эти чертовы створки. Мы готовы отвалить, - приказал я, возвращаясь на челнок.
И правда, челночный компьютер давно запустил все системы, подготовив летательный аппарат к старту. Я занял место рядом с Элей, с тревогой поджидавшей моего возвращения, и наш малый космический корабль отделился от "Надежного" в лазурном небе Амальгамы Два.
Сразу снизив скорость и приспустившись на пятикилометровую высоту, мы продолжали полет, следуя за полосой черного дыма, прочерченной в атмосфере падающим звездолетом. Но оказаться поблизости от места грядущей катастрофы я отнюдь не спешил: взрыв, обещавший вскорости сотрясти планету, должен был быть поистине чудовищной мощи! Вызванная им взрывная волна не единожды обежит планету по кругу. Так бывает всегда, когда антиматерия, используемая антигравом, вырывается наружу и взаимодействует с обычным веществом. Позитронная бомба, которой грозил Кадыку Влад, сущая игрушка в сравнении с прощальным вздохом гибнущего звездолета.
Так мы и летели какое-то время. Под нами расстилался живописный пейзаж, чем-то напоминавший пейзаж мезозойской эры Земли. Обширные песчаные пространства сменяли зоны лесов и саванн, в особенности там, где протекали широкие и полноводные реки, или где многочисленные озера обступала жадная до воды растительность. Мы наблюдали с высоты стада гигантских животных, кочующих от оазиса к оазису и стаи летающих животных, вроде птеродактилей, парящих над болотами в поисках добычи.
Взрыва все не было слышно. Но и связь с "Надежным" оборвалась окончательно. Черный шлейф дыма уводил куда-то за горизонт. Вполне возможно, звездолет упал вообще где-нибудь на другой стороне планеты и только поэтому до нас до сих пор еще не донесся отголосок ужасного взрыва. А может быть, что было бы еще лучше, Вику все-таки удалось посадить его на поверхность невредимым? Точно зная направление, я был уверен, что рано или поздно мы на него наткнемся.
На него или на то, что от него осталось.
Поэтому, когда Эля предложила сделать остановку, чтобы прогуляться по поверхности планеты, я с легкостью согласился. Не подумайте ничего такого: на тот момент я не предвидел и не планировал того, что случилось впоследствии. Я и скафандр-то снимать не собирался: вдруг бы и здесь обнаружились какие-нибудь зловредные споры, или что-нибудь столь же опасное для нас, инопланетян? Просто Эля смотрела на меня такими умоляющими глазами! Это ведь была первая планета, на которую она ступила бы ногой помимо Лукомиса, где родилась, и который ни разу не покидала.
Так мы оказались на песчаном пляже, который я вам уже описывал.
Напялив на себя скафандры и вооружившись пилами, мы покинули челнок.
Гравитация на Амальгаме Второй была процентов на десять меньше, чем на Лукомисе или Земле, по этой причине в теле ощущалась необыкновенная легкость. Мы прогулялись вдоль берега до ближайших скал, больше напомнивших груду камней, смочили ботинки в прозрачной воде лагуны. Потом перевалили по другую сторону дюны, выйдя к небольшому озерцу, окаймленному редкой зеленью.
При всем том мы ничего не слышали вживую, только через микрофоны; не ощущали дуновения ветра на лице, тепла солнечных лучей на коже. Согласитесь, мало удовольствия от подобного пребывания на лоне природы.
- Неужели мы не можем снять скафандры? - в сотый раз сокрушалась Эля. - Хотя бы ненадолго?
На что я ей терпеливо объяснял, что хотя анализ атмосферы, сделанный бортовым компом, не указывает на присутствие опасных примесей в атмосфере, я бы не советовал дышать здешним воздухом и контактировать с местной флорой и фауной.
Однако, она в итоге меня не послушалась, и воспользовавшись моментом, когда стояла спиной ко мне, не удержалась и подняла стеклянное забрало шлема. А потом повернулась и с сияющей улыбкой объявила:
- Видишь, я дышу и ничего со мной не происходит!
Я окаменел от страха за нее, сраженный подобным проявлением легкомыслия и безрассудства.
- Немедленно опусти забрало! - потребовал я.
- И не подумаю, - заявила она и добавила, - ты как хочешь, а я раздеваюсь.
- Ты умрешь! - попытался я напугать ее, чтобы образумить.
- Вот уж не верю. И не чуточки не страшно! Такой прекрасный мир не может быть враждебным!
И принялась на глазах у меня стягивать с себя скафандр.
Что тут было сказать? Женская логика! Я стоял и тупо, как идиот, наблюдал за ее раздеванием.
А как бы я ей помешал? Не силой же, в самом деле?
М-да. На будущее: не следует подмешивать коньяк в ее сок!
В конце концов, она сняла все детали скафандра и осталась в короткой футболке и шортах. Поставив меня, тем самым, в глупейшее положение: неопытная, но бесстрашная девушка стоит босыми ногами на теплом песке неизведанного мира, а матерый, но трусливый космический путешественник отирается рядом в скафандре, боясь подхватить инфекцию! Хорошенькое зрелище!
Обреченно вздохнув, я плюнул на инструкции по безопасности и последовал ее примеру, оставшись, как и она, в футболке и шортах: авось да пронесет!
- Теперь совсем другое дело, правда? - спросила Эля, с удовольствием вдыхая полной грудью запахи чужого мира. - Чувствуешь, как здесь пахнет? Ну что, продолжим прогулку?
Глаза ее сияли.
- Сначала отнесем скафандры к челноку, - насупившись, пробубнил я.