Шишмарёв Валерий Николаевич : другие произведения.

Энциклопедистика 285 - В - 035 "Вебер"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Неясно априори
  ( факт отдан на-шарап ) -
  КТО двигатель историй :
  монарх , торгаш иль раб ?!
  
  Маркс жил в классовом чаду ,
  взяв гегемоном - НИЩЕТУ !!!
  "Вебер" - фанат "чичиков" ,
  вождями чтил лишь креативщиков .
  
  От их придумок всё хужей !..
  И что ??? креаклы без вождей !!!
  И мчаться , падая ничком ,
  как жеребец пред облучком .
  
  А в таратайке - стая хищников ,
  чей прародитель подлый "чичиков" .
  
  Подонкам курят фимиам ,
  не зная стыда грани .
  Да !!! Сталин нужен , но не Нам ,
  а вот этой ... срани !!!
  
  
  
  +++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
   Материал из Википедии - свободной энциклопедии
  
  Максимилиа́н Карл Эми́ль Ве́бер (нем. Maximilian Carl Emil Weber; 21 апреля 1864, Эрфурт, Пруссия - 14 июня 1920, Мюнхен, Германия), известный как Макс Вебер (нем. Max Weber) - немецкий социолог, философ, историк, политический экономист.
  Идеи Вебера оказали значительное влияние на развитие общественных наук, в особенности - социологии. Наряду с Эмилем Дюркгеймом и Карлом Марксом Вебер считается одним из основоположников социологической науки
  
  Вебер ввёл в научный оборот термин "социальное действие". Учёный был последовательным сторонником методов антипозитивизма, утверждая, что для исследования социальных действий лучше подходит не чисто эмпирический, но "объясняющий", "интерпретирующий" метод. В рамках основанной на нём концепции понимающей социологии учёный пытался не только рассмотреть то или иное социальное действие, но также распознать цель и смысл происходящего с точки зрения вовлечённых индивидов.
  
  
  Вебер определил государство как некоторый институт, который обладает монополией на легитимное применение насилия.
  
  
  После начала Первой мировой войны пятидесятилетний Вебер добровольно поступил на военную службу и был назначен офицером резерва.
  В самом начале войны он разделял взгляды националистов и поддерживал идею ведения военных действий. В то же время он считал, что участие в войне является обязанностью Германии как одного из ведущих государств. Позже позиция Вебера кардинально изменилась и учёный стал одним из последовательных критиков дальнейшей экспансии империи и военной политики короля
  
  Вебер хорошо понимал устройство политической системы США и выступал за создание выборного мощного института президентства, который служил бы противовесом бюрократической власти. Спорным является мнение о том, что Вебер настаивал на закреплении в документе чрезвычайных полномочий президента. Статья 48 Веймарской конституции действительно содержит подобное положение, которое было впоследствии использовано Адольфом Гитлером для подрыва других конституционных норм, подавления оппозиции и установления тоталитарного режима
  
  В целом Вебер поддерживал стремление к построению объективной системы общественно-научных знаний, хотя и считал эту цель недостижимой.
  "Не существует совершенно никакого "объективного" научного анализа культуры... Всё знание культурной действительности... всегда является знанием, искажённым точкой зрения. ..."объективный" анализ культурных событий, проводимый в соответствии с тезисом о том, что идеалом науки является редукция эмпирической действительности до "законов", бессмысленнен... [поскольку]... знание законов общества не равнозначно знанию общественной действительности, но является скорее одним из многих способов, которые наш разум использует для достижения этой цели [знания]"
  
  Он различал понятия социального действия и социального поведения.
  
  Социальным действием, пишет Вебер, считается действие, которое по смыслу соотносится с действиями других людей и ориентируется на них[57]. Так, Вебер выделяет 2 признака социального действия:
  осмысленный характер;
  ориентация на ожидаемую реакцию других лиц.
  Вебер выделяет четыре типа социального действия в порядке убывания их осмысленности и осмысляемости:
  целерациональное - когда предметы или люди трактуются как средства для достижения собственных рациональных целей.
  Субъект точно представляет цель и выбирает оптимальный вариант её достижения. Это чистая модель формально-инструментальной жизненной ориентации, такие действия чаще всего встречаются в сфере экономической практики;
  ценностно-рациональное - определяется осознанной верой в ценность определённого действия независимо от его успеха, совершается во имя какой-либо ценности, причем её достижение оказывается важнее побочных последствий: капитан последним покидает тонущий корабль;
  традиционное - определяется традицией или привычкой.
  Индивид просто воспроизводит тот шаблон социальной активности, который использовался в подобных ситуациях ранее им или окружающими: крестьянин едет на ярмарку в то же время, что и его отцы и деды.
  аффективное - определяется эмоциями
  
  Вебер считал, что политика - не место для праведников, и что политик должен соответствовать этике убеждений и этике ответственности, то есть быть верным своим идеалам и отвечать за свои действия. Политическая деятельность, писал социолог, требует от человека страсти к своему занятию и способности дистанцироваться от объекта своего управления.
  Вебер выделил три идеальных типа политической власти:
  харизматический, характерный для семейных и религиозных властных институтов;
  традиционный, свойственный патриархальным обществам и феодализму;
  рационально-легальный, присущий современному государству и бюрократии
  
  Учёный выделил некоторые необходимые условия формирования бюрократического аппарата:
  увеличение администрируемой территории и числа подконтрольных лиц;
  повышение сложности выполнения административных заданий;
  появление монетарной экономики, в которой происходит активное обращение денежных средств
  
  Чиновники в модели учёного должны получать квалифицированное обучение и продвигаться по службе исключительно на основании профессиональной зрелости, уровень которой должен определяться не отдельными субъектами, но группами экспертов.
  "Решающим аргументом, определяющим превосходство бюрократической организации, является её чисто техническое превосходство над любой другой формой организации"
  
  
  Вебер сформулировал трёхкомпонентную теорию стратификации, в которой выделил класс, социальный статус и принадлежность к политической партии в качестве основных характеристик положения индивида в общественной иерархии
  
  Критика
  
  Гипотезы Вебера глубоко специфичны для тех исторических периодов, которые он анализировал. Обобщение этих выводов на более крупные периоды представляется затруднительным
  
  ***
  
  ( Ш. - надеюсь Вы умеете читать подобные "шедевры" . В любом случае знать чужое мышление и ВЫВОДЫ - всегда полезно . До сих пор удивляюсь КАК Маркс , Энгельс нас клеймили ( Клинтон с прочими фашистами отдыхает ... ) . А мы Их идеологию принимали как ОПРЕДЕЛЯЮЩУЮ для Нашего развития .
  Кроме того этот текст найти не просто . Так чтобы Вам , любознательным ... не искать . )
  
  http://aldonkustbunker.blogspot.ru/
  
  Alexander Kustarev - Александр Кустарев
  
  Макс Вебер. К состоянию буржуазной демократии в России (полный текст)
  
  МАКС ВЕБЕР
  
  К СОСТОЯНИЮ БУРЖУАЗНОЙ ДЕМОКРАТИИ В РОССИИ
  
  Перевод с немецкого Александра Кустарёва
  
  Мы только что ознакомились с кратким изложением проекта российской Конституции. Я позволю себе теперь высказать некоторые мысли относительно политического движения, предложившего этот проект.[1] Как он скажется на дальнейшей политической жизни, еще будет видно. Но для нас интересно, что он отражает определенное политическое мышление чрезвычайно деятельной и идеалистически настроенной группы русских патриотов Им приходится работать в крайне тяжелых условиях и, каковы бы ни были результаты их усилий, на их стороне все наши симпатии. Мы глубоко сочувствуем им даже несмотря на то, что они часто резко враждебны немецкой культуре (на русской земле) и, по большей части, так же политически враждебны Германии.[2]
  Проект конституции разработан "Союзом освобождения", и был одним из проектов, обсуждавшихся на земских съездах. Несколько слов об этих институтах - носителях либеральных и демократических тенденций. "Союз освобождения" был задуман в Шварцвальде, куда летом 1903 года приехала, якобы на отдых, группа русских политиков.[3] Председательствовал тверской помещик Петрункевич, который в свое время распоряжением Плеве был исключен из Тверского земства. Официально "Союз" был оформлен в январе 1904 года в Петербурге. В "Союзе" приняли участие представители самых разных политических течений, от земских конституционалистов до социалистов-революционров. В нем не было только тех, кто официально называл себя социал-демократами. Примерно 1/3 участников Союза земцы, остальные представляют разные варианты интеллигенции. Главный орган движения - двухнедельный журнал "Освобождение" С 1902 года он издавался в Штуттгарте. После достойных сожаления репрессий германской полиции он переехал в Париж. В условиях преследования он имел 4 тысячи подписчиков за границей и по некоторым оценкам вдвое /?/ больше в самой России.Расходы на его содержание были, вероятно, весьма значительны, в особенности из-за необходимости доставлять его контрабандой в Россию. Его последовательная редакционная политика в духе "буржуазной демократии" (в самом широком смысле слова) стремилась вытеснить "народническую" романтику из сознания общественных реформаторов, и следует очень высоко оценить эти усилия. Сам Петр Струве, хорошо знакомый читателям этого журнала, где он публиковался раньше(Band V, s.498, VI,s.172,630,VII,s.350, XIV,s.221),находясь под сильным влиянием Маркса, хорошо знал капитализм и сделал своей главной задачей борьбу против этих романтических иллюзий.[4] У Союза не было денег для собственной ежедневной газеты. Поэтому он оказывал моральную и денежную помощь другим изданиям.Неоднородность состава и вынужденная конспирация несомненно ослабили Союз, но это отчасти возмещалось его сплоченностью.[5] С осени 1904 года рядом с "Союзом освобождения" появились такие организации как земства и думы[6]. Теперь обе корпорации выбираются раз в три года. В выборах участвуют только имущие классы деревни и города.Выборы проводятся по сословным куриям и многоступенчаты. Выбираются уездные и губернские земства.Земские собрания избирают из своей среды постоянно действующие "управы", аналогичные нашим магистратам. Должности председателя и двух-пяти членов управы платные; остальные же должности в земских собраниях почетны, то есть их исполнение не вознаграждается. С осени 1904 года, вопреки законодательному запрету, представители губернских земств и дум больших городов стали собираться на "всероссийские съезды" которые до нынешнего времени и оставались главной ареной конституционно-демкратического движения, все больше доминировавшего на этихъ съездах. В первом земском съезде участвовали только 2О губерний.. Правительство Святополк-Мирского не знало, как поступить. Сначала съезд был разрешен, при условии, что его проведут не в Петербурге и не в Москве. В последний момент, однако, правительство запретило съезд. Участники съезда в Петербурге, как и следующего съезда в Москве собрались вопреки запрету и отказались разойтись по требованию полиции, даже не позволив полиции составить протокол. До съездов либеральное движение вело себя еще очень неуверенно, но с началом съездов почувствовало свою силу. Перед первым съездом не надеялись больше чем на 14 голосов в пользу так называемых "11 пунктов"[7]. На самом деле требование народного представительства прошло почти единогласно; против голосовал только граф Стенбок-Фермор из Херсона. Лишь меньшинство во главе с Шиповым (27 делегатов) предлагало для представительного органа "частичное участие в законодательстве" Резолюция была передана не прямо Царю, но премьер-министру Святополк-Мирскому и, поскольку съезд не был легальным, от имени губернских земств, которым она предварительно была направлена для обсуждения. Версию резолюции, пришедшую из Черниговского земства, Царь, как говорили, назвал "дерзкой". Следующий съезд состоялся в феврале 1905 года. А на съезде в апреле 1905 года были представлены только 2/3 губерний. В мае оба главных движения - конституционные демократы и славянофилы - заседали отдельно. Под впечатлением разгрома в Цусиме они провели "коалиционный съезд"(24-25 мая по старому стилю), отправивший депутацию в Петергоф (6 июня). Участников июньского съезда Царь назвал "болтунами". Это был последний съезд, который полиция в известном смысле считала "нелегальным"(при съезде находился чиновник по особым поручениям). Сентябрьский съезд для обсуждения проекта Булыгинской думы заседал открыто, так же как и съезд после обнародования Октябрьского манифеста, проходивший 6-13 ноября. Он заявил, что выразит "доверие" графу Витте только на определенных "условиях". Этот съезд подробно освещала и немецкая пресса. На первых съездах были только представители земств. Городские думы проводили собсвенные совещания, и лишь съезд в июле был всеобщим - отсутствовали только некоторые особенно реакционные думы. Перед каждым съездом, а в июле 1905 года после съезда, группа конституционных демократов проводила отдельные заседания. Возможность опираться на земские организации была очень удобной для либерального движения. Во-первых,так оно обретало легальную форму. С этой территории правительство, по крайней мере теперь, не рискнуло бы либералов удалить. Об этом свидетельствует опыт Московского земства, о чем мы упомянем ниже. Во-вторых, в распоряжении либералов были управы. Сами земства собирались только раз в году, обычно поздней осенью, но управы работали круглый год На их-то основе и готовились резолюции к съездам. Это было особенно важно, поскольку официальные председатели губернских и уездных собраний согласно закону выбирались из дворянского сословия и почти повсюду были реакционно настроены. Ведущую роль во "Всероссийском съезде" взяла на себя Московская управа. Уже в 1902-3 годах она под руководством Шипова занималась межземскими делами, не носившими тогда еще политического характера. Способности Московского земства политически руководить съездами содействовал, не желая того, сам Плеве, когда он сместил умеренно-либерального славянофила Шипова за противодействия земства произволу правительства. Это смещение сделало Шипова на какое-то время популярным. Между тем, на место Шипова был выбран радикал Головин. Незадолго до этого Плеве совершенно обезглавил Тверское земство, лишив его ведущих активистов Петрункевича, де Роберти и других, и на этот раз он попросту не решился вмешаться. И по мнению самих участников съездов , если бы Шипов был во главе Московской управы, вряд ли бы съезды прошли так, как они прошли при Головине. Что касается социального состава земских либералов, то он определялся избирательной системой. Выборы в земства и думы прводились по имущественным и сословным куриям, а чтобы быть избранным в земство, нужно было удовлетворить имущественный ценз. Есть разные способы обходить эти ограничения. В свое время в Берлине социал-демокрыты придумали регистрировать как собственников тех, кому принадлежала одна сотая какой-либо недвижимости и оформляли фиктивные документы на эту недвижимость. Примерно то же самое делалось в России. Фиктивные документы о передаче недвижимости использовались в тех случаях, когда в земство или думу надо было провести специалиста, чтобы он активно участвовал в той или иной реформе управления.В результате мы видим на земских съездах рядом с либеральными землевладельцами цвет российской академической интеллиганции и политической публицистики,[8] во всяком случае либеральной. И если тут вообще уместны аналогии, то земские съезды по своему составу больше всего напоминают Учредительный парламент во Франкфурте 1848 года или Франкфуртское (не Берлинское) национальное собрание.Кроме 34 губерний, где существовали земские организации, для целей прелставительства на съездах была создана избирательная процедура через существующие аграрные и другие союзы, но ее детали мне не известны. Так или иначе, на последних земских съездах были представители от неорганизованных областей наряду с Сибирью и Закавказьем, а на ноябрьском съезде и представители Польши. Но вообще на съездах никогда не была представлена вся страна, потому что некотогрые земства и думы, как, например, Киев, сами отказывались от участия, а некоторые, как, например, Петербург,были представлены лишь несколькими делегатами. Тем более что не малое число уездных земств были попросту реакционны.
  
  Некоторые земские, исполнявшие службу бесплатно ("деятели" в отличие от гласных) представляли главным образом "буржуазную" интеллигенцию, которую следует понимать не как экономичесий класс, а как социальный слой с определенным образом жизни и уровнем образования. А влияние "буржуазии" как таковой, в особенности крупных промышленников, было в земствах сравнительно незаметно. Уже 11 марта 1905 года представители Центрального района во главе с Морозовым(Москва), петербургского крупного капитала во главе с Нобелем, южнорусских горнопромышленников во главе с Ардаковым на аудиенции у министра Булыгина выражали сомнения в том, что представители земств и дум выражают все "общественное мнение". Земские либералы не имели обычно экономических интересов и были поэтому носителями политического и социально-политического идеализма. А такое умонастроение, как показывает судьба социал-националистов (в Германии - А.К.), в наше время не легко организовать в общественное движение. В России их называют "вторым элементом" земской структуры, в отличие от пролетароидной интеллигенции - мелкого земского чиновничества, которых Плеве брюзгливо и неприязненно назвал "третьим элементом".Вместе с другими социальными слоями, в основном, хотя и не исключительно, того же разбора, они организовались в "Союз Союзов". К этому "третьему элементу" принадлежат, по некоторым оценкам, около 50 тысяч бюрократов, которые вместе с управами обеспечивают земскую рабочую рутину.[9]
  
  Часто смеются над "педантизмом", характерным для радикальных идеологов этого слоя. Иностранец, глядя на массу земской статистики, может, конечно, придти в отчаяние от невозможности ориентироваться в этом море и понять, что тут важно и что нет. Но в то же время идеализм и бескорыстие земских работников, единственной группы, действительно "живущей с народом одной жизнью", есть, возможно, самое лучшее и достойное уважения в сегодняшней России.
  
  Из "Союза освобождения" и земских конституционалистов выросла конституционно-демократическая партия. Июльский земский съезд поручил 40 делегатам переговоры с делегатами "Союза освобождения" и "Союза союзов". "Союз освобождения" принял встречное решение, и 12-18 октября по старому стилю в Москве партия была создана.Программа партии была опубликована в Љ41 "Права".Город был тогда отрезан от внешнего мира стачками, и детали этого события были мне недоступны. Достоверно, что взгляды участников "Союза союзов" не позволили им прикнуть к умеренной новой партии. "Союз освобождения" был соответственно распущен. Петербургская группа не пожелала присоединиться к партии. А когда профессора Милюков и Струве подали заявление о вступлении в партию, они подверглись жестоким нападкам; профессора Струве при этом называли "знатным иностранцем". Особенно энергично выступала против Струве г-жа Екатерина Кускова. В декабре петербкргская группа реорганизовалась в социально-политический клуб. По некоторым сообщениям Струве в ответ на это основал общество по образцу английских фабианцев.Таким образом, элементы, объединенные до сих пор в "Союзе освобождения", разошлись в разные стороны. "Буржуазная" интеллигенция осталась костяком земской партии, а "пролетароидная", представленная в "Союзе Союзов" пошла своим путем.
  
  Упомянутый уже апрельский земский съезд принял за основу проект конституции, представленный несколькими "освобожденцами" (его мы и будем обсуждать в дальнейшем) и назначил комиссию для его доработки. Результат этой работы теперь издан в Париже издательством "Освобождение", ныне уже закрытым. Озаглавлен он так же как и проект, обсуждаемый нами. Расхождения между двумя вариантами незначительны, за исключением двух важных моментов. В новом проекте нет "Верховного суда" и вообще не обсуждаются финляндский и польский вопросы. Этот измененный вариант был принят в целом июльским съездом против 7 голосов. За местными органами самоуправления сохранено право его дальнейшего обсуждения.Либералы после этого не предлагали никаких других проектов. Говорят, свой проект предложила "Партия правового порядка", но до меня он не дошел.
  
  Проект, который мы собираемся обсуждать, вполне можно упрекнуть в том, что он совершенно лишен "исторической логики". В самом деле, подобный экстракт из современного интернационального конституционного права выглядит в данном случае как явление "внеисторическое". Впрочем, что можно считать в сегодняшней России подлинно "историческим"? Исключим Церковь и крестьянскую общину. Не останется ничего, кроме абсолютной власти Царя, унаследованной от татарских времен; то есть системы власти, которая после распада "органической" структуры, определявшей облик России ХVII-XVIII веков, буквально повисла в воздухе свободы, принесенной сюда ветром, вопреки всякой исторической логике. Страна, еще каких-то 100 лет назад напоминавшая своими наиболее укорененными в национальной традиции институтами монархию Диоклетиана, не может найти такую формулу реформы, которая имела бы местные "исторические" корни и была бы при этом жизнеспособной. Земство - современный орган самоуправления, существующий уже 4О лет. За это время он был уже однажды перестроен. Поначалу в земствах были представлены только землевладельцы, включая крестьян. Теперь это многосословный институт, что и отражено в его структуре.Судить о достижениях земств я не берусь. Судить об этом по состоянию дорог и мостов, как это обычно делают западноевропейские путешественники, как в Америке, недопустимо по тем же экономическим соображениям. Для России вера в "систему" и значение, придаваемое всеобщей теории, как известно, намного более характерна чем для Америки. Но обе страны похожи друг на друга в том отношении, что и там и там местное самоуправление сильно занято народным образованием. А идеализм российских земцев и их готовность на материальные жертвы ради высоких целей заслуживают глубокого уважения; этим они кстати напоминают восточнопрусских сословных представителей образца 1847 года. Даже в теперешнем плачевном состоянии и разрываясь между самыми разнообразными видами деятельности - народными школами, медицинским и ветеринарным обслуживанием, строительством дорог, налогообложением, статистикой, земледельческим образованием и призрением - земства все же демонстрируют вопреки всем трудностям замечательные достижения (насколько позволяют судить материалы доступные заграницей).[10] И это должно бы положить конец все еще слышным разговорам о том, что русские якобы "не созрели" для управления в условиях свободы. Понятно, что по сравнению с земствами "государственная власть", несмотря на все свое превосходство по части бюрократической техники[11] кажется попросту паразитом , единственный смысл которого в том, чтобы поддерживать существующий баланс политических сил в обществе. У нее нет почти никаких функций, кроме некоторой финансовой политики, и она смотрит с глубоким недоверием на своих конкурентов.[12] Поэтому земствам пришлось добывать свои успехи в борьбе с постоянным сопротивлением государственной полиции, от которой зависело выполнение принятых земствами решений. Ревность государства ощущалась все сильнее и в конце концов стала постоянной помехой. Государство, например, запрещало увеличить налоговые отчисления на школы, создать благотворительную организацию рядом с насквозь коррумпированным государственным Красным крестом во время войны, а также пыталось перевести в свое ведомство работу по призрению. Земства все больше и больше превращались в пассивные целевые объединения, выполняющие предписания правительства и вынужденные нести тяготы, возложенные на них тем же правительством. Распространение земской системы на Малороссию и Белоруссию не состоялось.[13] И, наконец, Плеве в последние годы своего правления обнаружил серьезные намерения вообще разрушить земскую систему и заменить ее государственной бюрократией.
  
  После всего сказанного странно выглядит то, что в проекте конституции нет ни малейшей попытки конституционно определить сферу компетенции и полномочной власти земства. Иными словами проект не решает вопрос, бывший центральным в политической жизни последних 25 лет: а именно, должно ли земство быть корпорацией местных интересов, исполнителем полномочий государства или пассивным целевым союзом. Все эти варианты возможны при "демократическом" способе правления. То что проект даже не пытается обеспечить
  
   конституционный статус самоуправления выглядит особенно странно , поскольку эту задачу уже попробовал остроумно решить прогрессивный публицист Драноманов в своем проекте для Малороссии в 1884 году.[14] Его проект гарантирует полномочия представительных институтов деревни, города, волости, округа и области ясно оговаривая их контроль над инструментами принуждения и в конце концов даже над собственными вооруженными силами. Наместник сохраняет право налагать через суд вето на неконституционные решения местных властей. Депутаты в органы самоуправления, а также представители 19 областей в двухпалатную государственную Думу или "федеральное собрание" получают от изберателей императивные мандаты, но также могут быть в любое время отозваны.Предусмотрено также право органов самоуправления оспаривать в суде конституционность государственных законов. Для "федерального собрания" ("Coюзной Думы") Драгоманов заимствовал элементы сената Соединенных Штатов, Швейцарской системы, верхней палаты немецкого Парлламента - Бундесрата. Проект ж, который мы теперь обсуждаем, касается только двух палат Думы; выборы в них должны быть "всеобщими равными прямыми тыйными" В нижнюю палату Думы депутаты идут от населения, а в Верхнюю от земств, причем замства оказываются здесь коммунальной корпорацией, чья компетенция н определена как исключающая компетенцию центральной власти. Очевидно, что авторы проекта думали о том же типе избирательного права и в связи с земствами. Позднее мы увидим, чем объясняется эта сдержанность.Дело в том что вопрос о децентрализации теснопереплетен с проблемой национальностей. Тем не менее то обстоятельство, что проект так или иначе связан с земством, обеспечивает всей коллизии ту меру "историзма", которая возможна при данных обстоятельствах. Программа же конституционных демократов пока возвращает нас к идеям Драгоманова, возможно, вполне бессознательно. Например, к самоуправлению переходят все сферы государственного управления, "кроме тех что по нынешним временам действительно должны находиться только в руках центральной власти" - параграф 22 проекта. А согласно параграфу 23 полномочия представителей центральной власти на местах ограничиваются правом вето на противозаконные действия местных властей. Это и есть главный принцип, который отстаивает партия.
  
  Конституционные демократы безусловно поддерживают принцип "всеобщих равных прямых тайных выборов". Это отличает их от других, более правых конституционных групп., поддерживающих цензовый принцип или непрямое голосование.[15] А также от антибюрократической славянофильской группы Шипова с ее предложением создать на основе существующих земств совещательный орган народного представительства для контроля над финансами.[16] Требование такого избирательного права - самый дискуссионный элемент проекта. После того как правительство 25 лет неустанно дискредитировало земство и поскольку в проекте нет больше ничего исторического, для демократов такая избирательная система - естественная компенсация, есть и еще одно обстоятельство, ныне повсюду мешающее сторонникам принципиальных реформ. Капитализм, порождающий классы, делает для реформаторов невозможным откровенно и с чистой совестью соглашаться на ступенчатое /вероятно, цензовое - А.К./ избирательное право. Противоречия между классовыми интересами в обществе и классовое положение в обществе пролетариата наносят специфически буржуазным реформам удар ножом в спину. Такова повсюду судьба реформаторов. Ведь только если в обществе преобладает ремесло, у массы трудящихся остается, по крайней мере теоретически, шанс сохранять "самостоятельность", и тогда можно, не кривя душой, считать, что, несмотря на цензовые ограничения избирательного права, все, включая "несамостоятельных", будут так или иначе представлены. В России городские "средние сословия" в западноевропейском смысле этого слова были очень слабы, не только по историческим причинам. Но теперь, когда капитализм и здесь начал свою работу, всякая защита избирательного ценза означает для реформаторов одно: они остаются офицерами без солдат.Рабочие в городах, разумеется, никогда не дали бы себя на этом провести.А в сельской местности, там где существует община, цензовое избирательное право потребовало бы значительного произвола: община признает равное право голоса за каждым главой домохозяйства - это его "историческое" право.Автократическое правительство еще могло бы, если бы действовало своевременно, навязать обществу какую-то схему ограниченного избирательного права,например с образовательным цензом или с правом больше чем на один голос. Но партия Реформы могла предложить только то, что она и предложила в проекте. Если бы она поступила иначе, автократия получила бы возможность при первом же сопротивлении со стороны Думы использовать против Думы рабочих. Старый режим долгие годы прибегал к этой тактике (по меньшей мере с видимым успехом) чтобы запугать подозрительно относящиеся к либералам имущие классы. А если бы демократическая партия согласилась на полное или частичное цензовое отстранение от выборов крестьянской массы, то реакция получила бы на свою сторону и крестьян, поскольку ненависть сельских масс обернулась бы против "цензовой" элиты - помещиков и прежде всего кулаков и других групп "сельской буржуазии". Крестьянство никоим образом не считало Царя виновником своих бедствий. Злодеями в их глазах были до сих пор чиновники и в будущем стала бы Дума, в которой широкие крестьянские массы, поставленные цензом н и ж е любой группы городского пролетариата, не принимали бы никакого участия. Уже теперь реакционная аристократия и государственное чиновничество упорно распространяют слухи, что цель либералов - не допустить крестьян в Думу. Особенно отчетливо эта демагогическая политика проявилась в проекте Булыгинской Думы[17]. По манифесту от 6(19) августа избирается орган, консультирующий законодательство и контролирующий государственные счета. Выборы идут таким порядком. В 26 больших городах и в губернских избрательных собраниях выбираются выборщики. А те уже выбирают депутатов в Думу, причем из своей среды, чтобы в Думу попало поменьше интеллигенции. В губерниях учреждены три курии: /1/крупные частные землевладельцы, /2/города,/3/крестьянство. Это деление выглядит в каждой губернии по своему.[18] В первых двух куриях установлен весьма плутократический ценз.[19] Рабочие в результате почти полностью лишены голоса. А выборщики от крестьян выбираются на волостных сходах, где все домохозяева равны. Иными словами, ценза не существует только для крестьян, то есть самой неграмотной части населения.Кроме того, выборщики от крестьян, в отличие от других курий, могут выбрать из своей среды одного депутата до того как они будут выбирать остальных депутатов вместе с остальными выборщиками. Таким образом, у крестьян в Думе лишний 51 представитель (по числу губерний в Европейской России), а в корпусе выборщиков вместе с цензовиками по землевладению они составляют больше 2/3. Манифест 17(30) октября постановляет "раз и навсегда", что впредь ни один закон не вступит в силу без согласия Думы, что в оставшееся время нужно предоставить избирательное право всем, кто "до сих пор был его лишен" и что "вновь созданный законодательный порядок" позаботится о "дальнейшем развитии" "основы" "общего" избирательного права.[20] Поэтому совершенно правильно Пишет Петр Струве в предисловии к проекту Конституции, что любая другая избирательная система в России уже "опоздала". Идея "прав человека" и требование "четырехстепенного"(всеобщее прямое тайное равное гососование - А.К.) избирательного права - вот на какой основе объединились в "Союзе освобождения" радикальная буржуазная и пролетароидная интеллигенция (часть последней составляли социалисты-революционеры). Непреклонная решимость держаться этих идей только и спасала интеллигенцию от раскола
  
  Но отвлечемся, если это в наших силах, хотя бы на секунду от этой ситуации. И тогда даже убежденный демократ или социал-демократ усомнится в том, что разумно провозглашать первоочередной задачей такое избирательное право в такой стране и в такоймомент.[21]
  
  Каковы же будут последствия такого избирательного права? это самый больной вопрос, и тут высказываются самые разные точки зрения. Прежде всего есть сомнения, не опасно ли фактически передавать земства под контроль самой неграмотной части населения, как бы ни была настоятельна необходимость усилить представительство крестьянства, которое теперь в земствах в меньшинстве и полностью лишено влияния.[22] В этом случае скорее всего неизбежна полная бюрократизация земского управления и, как бы ни были значительны достижения "третьего элемента", он станет лишь проводником централизации по французскому образцу. Экономическая независимость тех, для кого работа в земстве была почетной обязанностью, гарантировала независимость земства в целом от "верхних инстанций". А при рырешнем хозяйственном порядке не допустила бы и вмешательства любого парламентарного партийного правительства, пока крестьяне связаны аграрным коммунизмом своих общин. Взгляды на то, какие последствия будет иметь всеобщее равное избирательное право для Думы, тоже расходятся. Я знаю русских демократов, которые, например, говорят:fiat justitia, pereat mundus. Иными словами, пусть массы угрожают культурному прогрессу, мы должны думать только о справедливости. Наш долг - предоставить народу избирательное право и, таким образом сделать его ответственным за собственные действия. Дескать, даже крайняя охлократия будет не так страшна, как "черная сотня", нанятая чиновничеством, почуявшим, что его власть - под угрозой. Как бы то ни было, лучше погрузиться в культурные сумерки на несколько поколений, чем допустить политическую несправедливость. Будем надеяться, говорят эти демократы, что со временем воспитательная сила избирательного права принесет должные плоды. В подобных взглядах стихийно выражается вера Соловьева в этически-религиозное своеобразие политической миссии русского духа, на что мне прямо указал один из представителей подобных взглядов. Абсолютное неприятие "этики успеха" даже в приложении к политической сфере в данном случае означает: возможна только борьба за "правду", или, иначе говоря, "святое самоотрицание". Но коль скоро то, что считается положительным "долгом" исполнено, этический вакуум заполняется библейской заповедью, глубоко укоренившейся в душе всего русского народа, а не только таких людей как Толстой, заповеди "непротивления злу насилием". Резкие смены бешеной активности и полного подчинения обстоятельствам вытекают из того, что этически нейтральное не признается существующим или чем-то таким, что может иметь "ценность", а, стало быть, и заслуживать активности. Этот подход свойствен панморализму соловьевской доктрины "святости", так же как и этически ориентированной демократии. Между тем, рядом с этими идеологическими экстремистами мы видим немало думающих иначе - их, вероятно, даже большинство. Они, как и некоторые иностранные наблюдатели допускают что конституционные намерения нынешнего режима искренни, и видят доказательство этому как раз в том, что режим не хочет давать избирательное право политически необразованным массам.Но некоторые из вождей русской демократии настаивают, что есть особо важные экономические причины, в силу которых массы, получив избирательное право, неизбежно будут следовать - -политически и культурно - идеалам свободы. Общий аргумент сводится к указанию на воспитательную функцию избирательного права, которая, впрочем, коль скоро речь идет о равномизбирательном праве, может реализоваться лишь при условии известных "исторически-эволюционных" предпосылок. Чисто же политическая аргументация ограничивается указанием (в преамбуле к проекту конституции) на политический опыт Болгарии, где введение всеобщего избирательного права, по мнению авторов проекта, было успешным. При этом забывают об отличии малой страны от великой нации, вынужденной иметь свою "мировую" политику, и об отличии традиционного положения священного - в национальном и религиозном отношении- русского Царя от наемно-импортированной болгарской монархии.
  
  Теперь следует категорически подчеркнуть, что во всех других отношениях (кроме избирательного права- А.К.) проект конституции вовсе не отличается "радикальным" характером. Авторы отвергают с полным основанием модные ныне разговоры о том, что парламентаризм - это "пережиток"[23], но проект конституции в целом щадит положение Царя.[24] В нем не нашлось места для выборных служащих, кроме "мировых судей"[25]. Он не знает парламентского суверенитета на английский манер. Ему чужда также идея господства марламентского большинства во французском стиле. Эта оглядка на монарха отличает конституционных демократов от более левых радикальных групп. Последние, если они и не республиканцы, хотят все же обечпечить принцип народного суверенитета созывом учредительного собрания и с помощью контроля парламента над ходом политической жизни[26]. Готовность КД сохранить монархию объясняется не только "реальнополитической" необходимостью, но и убеждением, что только монархия олицетворяет империю как единство в условиях, когда национальностям предстоит получить широкую автономию (об этом мы будем говорить позже). С этой оглядкой на Царя проект не может осуществить полное разделение исполнительной и законодательной власти по американскому образцу.Поэтому авторы проекта пыпаются создать нечто в некоторых отношениях действительно новое. они предлагают "Верховный трибунал", стоящий за пределеами судебных структур. Он будет /1/ рассматривать апелляции по действиям правительства, противоречащим конституции, и по судебным приговорам, ссылающимся на формально корректные, но по существу неконституционные законы; апелляции могут быть поданы от имени частных лиц и от высших судебных инстанций (конституционных);примечательно, что авторы проекта считают этот институт копией американского Верховного суда- ошибка тем более странная, что в России хорошо известна знаменитая книга Джеймса Брайса. /2/проверять результаты выборов. /3/рассматривать - усиленный судьями из кассационной палаты - - политические обвинения против министров, выдвинутые одной из палат. Эти обвинения наряду с обвинениями против всех служащих в обычных судах могут влечь за собой только увольнение и запрещение заниматься служебной активностью в течение 5 лет. Согласно проекту они возможны в случаях /а/намеренного нарушения конституции и /б/"серьезного ущерба государственным интересам" через злоупотребление, перевышение полномочий или небрежение обязанностями. По замыслу парламентская процедура "вотума недоверия" должна была приобрести вид судебного процесса, где решение принимается на основании объективных критериев. Но ведь вещественное содержание "государственных интересов" не может быть объективным. Оно зависит от идеалов и интересов, а , стало быть, и "ценностных суждений", на основе которых возникают политические партии. Строго формальная задача защиты конституции и обязанность решать юридически, что "имеет силу" с одной стороны, и в то же время выражение политического предпочтениея тому, что "должно иметь силу", с другой стороны - эти две задачи оказываютмя в одних руках, и это само по себе сомнительная идея.Конечно, авторы проекта могут сослаться на то, что и формальные решения по конституционным вопросам фактически принимаются аналогичным образом: когда американский федеральный суд решил спорный вопрос, кто будет президентом, в пользу Хейеса, голоса разделились точно по партийной принадлежности. Никто сегодня не сомневается, что решение было неверным, но зато оно позволило избежать гражданской войны.Во втором проекте этого института уже нет, и учредительный съезд партии КД удовлетворился, комментируя Манифест 17(30) октября, требованием возложить ответственность на министров и предоставить Думе обсуждать не только правомочность, но и целесообразность действий правительства. Но оставим попытки правовой критики проекта, проблематичного во ногих отношениях Займемся вместо этого такими сторонами проекта, которые бросаются в глаза иностранцу. И это в основном политические аспекты. С этой точки зрения интереснее не то, что в проекте есть, а то, чего в нем нет.
  
  Прежде всего, проект обходит полным молчанием проблему национальностей, в частности, польский вопрос. Это тем более поразительно, то именно на этом вопросе разрушалось единство всех партий свободы в России. В этом был залог силы правительства, и одно из непреходящих политических достижений специфически русского земского движения состояло в том, что ему удалось преодолеть этот барьер и хотя бы немного продвинуть в сторону единства буржуазный либерализм. Ко времени составления проекта это единство еще не устоялось и различия во взглядах не были полностью устранены. В проекте поэтому говорится только о праве земств объединяться для определенных целей самоуправления/статья 70/, а в "основаниях" проекта замечено, что, возможно, таким путем 10 губернаторств Польши смогут себе обеспечить национальную автономию в той мере, какая для них будет предусмотрена. Однако в программе "Союза освобождения", опубликованной в журнале Петра Струве "Освобождение"[27] обещано на этот счет кое-что другое. Здесь обещана "автономия"[28] всем областям империи с "выраженным историческим своеобразием"
  
  в особенности Польше, Литве, Малороссии и Закавказью. Другие народы, н,е имеющие территории, где жили бы только они, а перемешанные с русскими получали право на "культурную автономию" - очень удачный термин. Безусловно допускался родной язык для обучения в народных школах и для использования в местной администрации. Ничего этого в проекте конституции уже нет. Национальную проблему придется в обозримом будущем решать на практическом уровне. Поэтому теперь мы лишь упомянем некоторые детали той работы, которую проделало для решения этой проблемы либеральное движение. В будущем понадобится, конечно, гораздо более подробный научный анализ, учитывающий, в частности, ту сторону проблемы, которая связана с социальным расслоением.
  
  Сначала посмотрим, как Петр Струве объясняет свои возражения по поводу трактовки польского вопроса в статье, предваряющей публикацию самого проекта.
  
  Признание польской конституции 1815 года - это самое меньшее, что удовлетворит польских либералов. И такая полная внутриполитическая независимость Польши не представляет для России никакой опсаности и не будет означать ее полного отделения. Польша, как показывает в известной брошюре Роза Люксембург, привязана к России как рынку сбыта своей промышленности, а если будет восстановлен отмененный в 1851 году таможенный барьер, Россия получит возможность исключительного политического давления на Польшу, тем более что Польша может стать, как объяснил Яснопольский, финансовым заложником России, благодаря сосредоточенной на западной границе армии. Автономия Польши - и это можно было сказать 50 лет назад - была бы также сильным "моральным козырем" для России в славянском мире. Чичерин считал, что это единственный способ сделать шах Германии. Катков, правда только до 1863 года, требовал полного внутреннего самоуправления для Польши. Даже Аксаков рекомендовал отказ от Польши. Следует заметить, что все сказанное Струве относится к Польше в границах Венского конгресса. То, что лежит к востоку, как считает и он сам, "история окончательно отдала России"[29] Надо заметить, конечно, что в коренной Польше с этим "приговором истории" не соглашаются и говорят в этой связи об упущенном "историческом шансе" польской нации. Но развитие политических взглядов и партий в нынешней Польше - это другая тема. Самый значительный факт в политической жизни Польши это появление и усиление прогрессивно-демократической партии[30], родственной по своей программе с русским либерализмом. Она стоит на позиции сохранения места Польши в Российской империи на базе национальной автономии. Но в любом случае, все польские резолюции весной 1905 года говорили, как и Струве, об автономии коренной Польши как о самом меньшем. Примером может служить парижская группа польских "прогрессивных демократов", которая в программе, принятой 18 марта, определенно высказалась за "statut organiczny" 1815 года. Этот "минимум" поляки в переговорах с русскими демократами должны были существенно понизить. После июльского земско-думского съезда комиссия, назначенная съездом, начала переговоры с поляками об их участии в дальнейших земских съездах. Согласно информации, исходящей от русской стороны, поляки, то есть делегаты пргрессивно-демократической и национально-демократической партий требовали, чтобы в дополнение к упомянутому второму проекту конституции было проведено конституционное разграничение имперской компетенции и компетенции автономных областей. В основе этого разграничения должен быть принцип, что имперские законы должны действовать только в тех сферах, которые абсолютно изъяты из законодательства автономий. Также надлежит конституционно установить право на школьную автономию и равноправие коренного языка в областях со смешанным населением. После введения собственной конституции Польша политически будет связана с Россией через личность императора и "короля" (Keiser und Konig как в Австро-Венгрии - А.К.), через участие в центральной Думе, через фигуру императорского наместника и государственного секретаря, ответственного за польский земельный парламент-ландтаг (сейм - А.К.)Законодательная сфера империи будет охватывать деньги, армию, таможню, акциз, железные дороги, почту, телеграф и телефон, хотя и под польским управлением. Доходы и расходы, связанные с управлением, определяются по численности населения. На этих условиях они согласились бы участвовать в земских съездах.Бюро съезда обсудило эти требования и претензии других национальностей и изложило в очень ясной и деловой записке принципы для составления резолюций следующего съезда.[31]Неназванный член бюро внес предложение, идущее дальше идей Драгоманова: разделение страны на области по экономически-географически-национальным критериям; национально-пропорциональные выборы в этих областях; верховный суд, решающий по поводу вето наместника на противоконституционные решения сейма и также решающий межобластные споры;Императивный мандат и право отзывать областных депутатов из центральной Думы; изменения конституции только с согласия 2/3 областей и большинства верхней палаты центральной Думы на основе решений принятых собираемой на этот случай конституционного органа;такая же процедура предусмотрена для случаев, когда верхняя палата опротестовывает решение Думы как нарушающее права областей. Ничего не было сказано насчет разграничения компетенции центра и областей.Бюро съезда приняло точку зрения, что хотя проблема децентрализации и самоуправления пересекается с проблемой национальностей, а организация областей имеет прямое отношение к вопросу о национальном гнете, оба вопроса должны рассматриваться отдельно. Например, Сибирь хочет автономии[32] не по национальным мотивам А в Австрии области имеют свои конституции и, несмотря на это, а отчасти даже поэтому, там есть национальный конфликт. Чисто национальный характер имеет прежде всего проблема языка. Сохранение русского языка совершенно необходимо в армии и в центральной администрации. Не совершенно необходимо, но важно в интересах самих национальностей в Центральном парламенте. В судах и местном управлении выбор рабочего языка следует предоставить на их собственное усмотрение. Это означает, что в ведомствах, проводящих решения центральной власти, должен использоваться русский, в других - местный язык. А в общении с обывателями используется их язык. Если стороны не понимают друг друга, надлежит использовать переводчика.Местные чиновники должны владеть всеми нужными языками. (если бы составители проекта внимательно ознакомились с языковой проблемой в Австрии, они, возможно, лучше поняли бы некоторые практические трудности, например проблему перевода чиновников по службе из одной области в другую в многонациональной стране.) В центре всей проблемы - школа. Главные идеи здесь таковы: русский язык обязательно должен преподаваться в школах; в частных школах язык преподавания - дело самой школы; у каждого должна быть возможность обучаться на родном языке за счет государства. На практике это означает: /1/обучение на языке меньшинств повсюду в народной школе./2/добавочные классы для меньшинств так же и в средней школе.
  
  Докладная записка не скрывает, что по вопросу о децентрализации среди земцев нет единого мнения. Общая децентрализация управления и "политическая" децентрализация, включая законодательство, которые, впрочем, трудно отделить друг от друга, представлены некоторой "средней" точкой зрения, допускающей рядом с некоторой автономией управления также и политическую автономию некоторых областей, в первую очередь Польши. Бюро съезда приняло эту компромиссную точку зрения, обоснованную подробно и ясно. "Децентрализация управления" должна означать, что /1/ компетенция местного управления отныне простирается на все, за исключением того, что может контролироваться только из Центра "по своей сути", например, почты, телеграфа, таможни, акциза, железных дорог[33], и что /2/представитель центральной власти губернатор имеет право только надзора и вето на решения местных властей (земства и управы), в случае если их действия противоконституционны; в самом управлении он не участвует. Все это восходит к идеям Драгоманова. Органы самоуправления должны так же регулировать, хотя и на основе некоторых предустановленных общих принципов, целый ряд обычно устанавливаемых законом отношений, например, земельных отношений.[34]
  
  Бюро съезда не скрывает, что такая мера местной самостоятельности не достаточна, чтобы удовлетворить политико-национальные требования некоторых областей.Но обсуждать во всей полноте, широко и открыто проблему превращения России в федеральное государство трудно не только из-за ее "новизны".Дело в том, что легко механически "разделить страну на бумаге".Но ведь нужно еще провести реальные границы между областями, так чтобы они были достаточно естественны, как с точки зрения исторической, так и с точки зрения потребностей населения, а это нуждается в тщательной проверке опытом. Только для некоторых областей, например, для Польши, задача эта достаточно проста. Слишком общие разъяснения "федеративного" принципа могут легко возбудить шовинизм, и поэтому прежде всего нужно определить, на каких основания будет осуществляться федерализация. Во-первых, гарантии автономии должны быть заложены в имперской конституции: вытекать из нее, а не предшествовать ей, иными словами должны быть результатом согласия всех частей империи. Возможность автономии должна быть зафиксирована в законодательных актах, а затем реализована в любой области, где население в свой черед захочет автономии и подаст на этот счет петицию. После этого возможны два пути. Или в каждом отдельном случае определяются границы и затем закрепляются специальным законом. Или раз и навсегда заготавливается правовая схема, что-то вроде "стандартного устава" автономии, и на этой основе каждый раз некая территория самоорганизуется, а затем требует признать свою автономию. Второй вариант, ссылаясь на американские аналогии, поддерживала часть Бюро съезда. Большинство, однако, предпочло первый вариант, полагая, что объем автономии в каждом случае будет разный. Общими основаниями тут должны быть только: соблюдение демократического конституционного принципа, буржуазных :основных "прав человека" и участие автономных областей в Центральной думе. Все остальное решается в дальнейшем по обстоятельствам. "Царству Польскому", учитывая историческое значение и застарелую остроту "польского вопроса", автономию на этих основаниях следует предоставить немедленно, в других случаях это может произойти позднее при удобных обстоятельствах.
  
  Московский съезд земств и городов в сентябре 1905 года, в соответствии с этими принципами, наряду с общими резолюциями по культурной самостоятельности принял резолюцию о польской автономии. Программа партии КД (пункт 25) в согласии с этим призывает немедленно и одновременно с созывом Российской Думы гарантировать: "отделение королевства Польши как особой единицы с выборным Парламентом (Сеймом) при условии сохранения единства империи" и сверх этого "исправления границ между королевством Польша и соседними губерниями" в соответствии с"объявленной этнической идентичностью и желанием местного населения" в духе принципа "культурной самостоятельности" и прав национальных меньшинств, так же и внутри самой Польши.Никогда еще обсуждение польской автономии не было так близко к существу дела. Отношение: Финляндии к России после составления финляндской конституции должны быть урегулированы между двумя государствами. А другие этнические области после введения российской конституции должны "найти путь" в "рамках имперского законодательства" обеспечить себе соответствующую желаниям коренного населения"местную автономию" и способ "земельного (областного) народного представительства" с определенными законодательными функциями.[35] До меня дошли сведения, что сентябрьский съезд опросил в течение нескольких недель около 300 уездных земств, что они думают на этот предмет. Не больше двух дюжин протестовали против этих постановлений. Более резко критиковал резолюции сэъезда и программу партии КД в прессе. Их упрекали в намерении расчленить Россию, а "партия правового порядка" (о ней позже) еще больше набросилась на либералов и даже выразила мнение, что парламентаризм опасен для целостности Империи.[36] Либералы (например, Кузмин-Караваев в статьях в газете "Русь"), если они настроены к либеральной программе критически, подчеркивают, что "автономию" следует предоставить только коренной Польше, а другим областям только "самоуправление" в определенных сферах при сохранении однако, имперской "компетенции над компетенцией" На другой стороне со своими претензиями возникают польские националисты. "Гонец", орган польских национал-демократов, еще в ноябре требовал создания собственной польской армии - ранее он ограничивался тем, что настаивал на размещении польских рекрутов российской армии в Польше. Также выдвигалось требование, чтобы польский язык использовался в польской центральной администрации. В разрез с этим газета "Русь" (которая тогда обычно была трибуной петербургских демократов) твердо стояла на том, что военная служба, финансы и государственный язык остаются прерогативой Империи. В полемике с петербургским приватдоцентом Пиленко "Новое время" указывало как на устрашающий пример на Венгрию и напоминало, что ни о каком особом правовом статусе местного населения, ни о каких собственных железных дорогах, почте и таможне, ни о каких своих "гонведах" Польша даже не должна помышлять - и это были представления либералов. Правительство Витте , при приеме польских и других делегатов, переправила всю проблему Думе, зная, что именно на этом вопросе легче всего расколоть либералов, что усилит политические позиции русских националистов в правительстве. Однако страх возбудить русский шовинизм, с другой стороны, способствует пониманию между русскими и польскими демократами. Такое соглашение временно и установилось на земском съезде 6-13(19-26) ноября, где были представлены почти все губернаторства, области и города, благодаря склонности к компромиссу 23 польских представителей. Резолюция бюро съезда требовала для поляков /1/немедленно отменить военное положение (осуществляется) и ввести местный язык в народных школах, общинных и мировых судах, хотя после поправки Родичева это требование было смягчено оговоркой: "насколько это возможно технически"[37], и /2/недвусмысленно высказаться за автономию в царстве Польском в пределах, определенных первым народным представительством, "при условии сохранения целостности империи". Второй пункт резолюции был принят единогласно при одном воздержавшемся. Псоледовало заявление, которое подписали ЗО тысяч представителей разных польских партий во главе якобы с Генрихом Сенкевичем. Подписавшие протестовали против того, что им приписывают намерение отделиться от России. Этим решениям сопротивлялся на съезде только представитель Саратова, выступавший против собственного экономического законодательства в Польше, в частности против собственного польского железнодорожного тарифа, поскольку это могло бы нанести экономический ущерб России.Князь Петр Долгоруков и Максим Ковалевский защищали в своих речах славянскую федерацию на демократической основе.Первый напомнил о великой эпохе первых славянофилов. А второй заметил, что когда распадутся австро-Венгрия и Турция, "Россия должна иметь друзей на западных границах.
  
  Такое понимание национального вопроса вполне заметно уже в предварительной и фрагментарной программе "Союза освобождения". Оно имеет несколько источников. Славянофильство, конечно, приняло крайне националистический и клерикальный вид. Катков и в особенности Леонтьев хотели отвернуться от духовно коррумпированных западных славян и обратиться лицом к востоку с целью покорения азиатских народов, привыкших к авторитету, для укрепления самодержавия. Но Вл.Соловьев, в духе своего религиозного миротворчества не переставал призывать к мирному союзу славян, а в последнее время вселенскому союзу.[38] И хотя среди социалистов, в частности последовательных марксистов, существование национальной проблемы как отдельного вопроса нередко отрицается, уже в начале 8О-х годов Драгоманов пытался примирить на демократической основе концепцию общерусской культуры с идеалом культурной независимости отдельных народов[39]. Для своей украинской национальности он стал чем-то вроде того, чем стали Деак или Фишхоф для своих. Его сильная сторона в комбинации экономического подхода и национального идеала; он хорошо чувствует, что на самом деле возможно, учитывая этнографическую реальность России и нынешние экономические условия. Против великорусски-централизаторского характера революционного движения и против исключительно экономически ориентированной программы он отстаивает идею национальной культуры на "плебейском" фундаменте. Сепаратизму крайних националистов он противопоставляет необходимость федеральной спайки империи. Вместо повернутого в прошлое "национального легитимизма", апеллирующего к "историческим" или еще каким-либо другим "границам" наций он предлагает свою главную идею культурнойнезависимости. Наконец, он отвергал радикальный революционизм, считая необходимым объединение крестьян и рабочих с "плебейскими" буржуазными культуртрегерами против знати и автократии - противников свободы и культурной независимости простого народа. Таким образом, он превратился из социалиста в национал-демократа.Мы уже упоминали однажды драгомановский проект деления России на земли[40] с гарантированной автономией. Земские съезды приняли - и это было главное в их программе - только автономию для Польши, с собственным земельным парламентом, и в этом отношении они даже сделали больше, чем требовал Драгоманов.[41] Но для Малороссии и других национальных областей они согласились только (по уже рассмотренным мотивам) на два "естественноправовых" требования: "культурную автономию" и демократическое самоуправление, и то в недостаточно разработанной форме и без тех гарантий, которые требовал, как мы видели, Драгоманов и которые уже содержались в программе "Союза освобождения", приравнявшего все компактно живущие национальности к Польше.[42] Более ранние (относящиеся еще к 1890 году) радикальные требования, сопровождаемые резкими нападками на русских либералов и предлагающие вернуться к персональной унии договора 1654 года (Переяславская рада), были между тем поддержаны "Правдой" и совсем недавно венским "Русинским обозрением"(3-й год издания, Љ13). Они, однако, выходят за пределы того, что требуют верхние слои украинской интеллигенции. Они никогда не ставили под сомнение единство Империи, то есть гегемонию великороссов. Более того, многие из них, включая тех, кто считал себя последователями Драгоманова, даже не настаивали на такой степени децентрализации, какой хочет "Демократическая Украина".Такое впечатление, что их пока устроит "культурная самостоятельность", то есть обучение на родном языке в начальной школе с обучением государственному языку как второму, использование родного языка на равных правах с государственным в администрации, академическое изучение родного языка в университетах[43] и широкое местное самоуправление.[44] Украинские города, где сосредоточена интеллигенция (Киев, Полтава) фактически руссифицированы[45]. И все-таки представители Украины в демократических группах ставили себе значительно более дерзкие цели и кое-где даже достигали их. Съезд "Союза освобождения" в марте/апреле/ 1905 года принял касательно Польши,Литвы и Закавказья, а после длительных дебатов и для Украины идею Драгоманова о разделении России на Земли. На рассмотрение июльского съезда поступили две программы из Украины Более интересным по существу и детальным было предложение "Украинской демократической партии". Что касается конституционной стороны дела, то оно повторяло основные идеи Драгоманова, хотя и уступало им в детализации. А проблему степени децентрализации предлагалось решать так: свой земельный парламент ("Народная рада"), ответственный за все, кроме внешней политики (война, торговые переговоры) и бюджета центральной администрации. Центральная инстанция должна была состоять из палаты депутатов и союзного совета из представителей автономных областей.И все же проблему автономии ЗО миллионов украинцев трудно проглотить даже самым последовательным демократам. Земско-городской съезд в ноябре 1905 года согласился только на свободу языка и на то, чтобы использовать "по возможности" местные языки в начальных школах, где участся латыши, литовцы, эстонцы и украинцы. Местным лидерам украинцев, особенно в сельской местности этого вряд ли достаточно.[46] Но "реал-политики" поступают в этих вопросах так же как поляки, следуя принципу Фридриха Великого, что "Бог войны на стороне тех, у кого больше войско".[47] Струве, например, в 1901 году возводил свой национализм, основанный на строго индивидуалистических "правах человека", к фихтеанскому понятию культуры. Но в современных практических вопросах его общеполитические взгляды ведут к тому, что он не хочет ставить на одну доску с поляками украинцев, латышей и (само собой) кавказские народы, вступая, между прочим, в противоречие с программой Союза освобождения. А его особая позиция в польском вопросе определяется более широкой "миро-политической" программой - союз с либеральными державами, особенно с Англией, Россия как фронтовое государство относительно Передней Азии и т. д[48].
  
  В результате решение национального вопроса оставлено Думе, и Дума столкнется с немалыми трудностями, если вообще окажется жизнеспособной.[49] И все же следует заметить, что принципиальное согласие возможно. Его теперь даже легче достичь, чем раньше: в отношении поляков благодаря безуспешной польской политике Германии, в отношении украинцев благодаря успешной руссификации и в отношении не-немецких народов в остзейских провинциях благодаря исторически обусловленному влечению их радикальных партий к русскому радикализму.[50]
  
  Так же как проблемы национальности и языка, проект конституции обходит молчанием связанный с ними школьный вопрос.Программа Союза освобождения содержит в этом отношении далеко идущие требования: восстановить независимость университетов(отмененную), гарантировать автономию всех местных школьных союзов, обеспечить бесплатность всякого общественного обучения - Струве был против последнего требования, считая, что оно нереально и противоречит принципам справедливости.[51] Проект молчит о школах, хотя (а может быть потому что) в самом разгаре была война между земскими, частными и церковными школами, которую правительство разожгло еще двадцать лет назад.[52]
  
  Но это молчание объясняется так же и тем, что проект ни одним словом не упоминает отношения с ЦЕРКОВЬЮ. Проект ограничивается тем, что обещает в рамках общественного порядка безусловную терпимость и свободу культа.А ведь в программе Союза лсвобождения говорилось об "отделении Церкви от Государства и Государства от Церкви", то есть об отмене положения, созданного сперва Иваном Грозным и политическим монашеством ХVII века и завершенного Петром Великим. Отношения между Государством и Церковью показались авторам проекта слишком сложными, чтобы укладывать их в "несколько параграфов". Но при всем этом согласно проекту Император должен присягать Конституции так же и святейшему Синоду. Тем самым признается этот цезаропапистский институт.[53] Программа конституционных демократов удовлетворяется тем, что требует свободы православной Церкви (и всякой другой) от государства (пункт 2) и ничего не говорит о положении, которое после этого возникнет. Как отнесется Церковь со своей стороны к конституционному движению и как поведет себя в конституционном государстве, когда оно возникнет?
  
  Уже тысячи вновь основанных духовных училищ показывают яснее, чем оживившееся когда-то в борьбе со штундой внутреннее миссионерство, что в новой ситуации православная Церковь намерена дать бой[54], хотя ей будет очень нелегко избавиться от традиций изнуряющего обер-прокурорского режима. Вопрос только в том, насколько решительно и в каком направлении Церковь будет действовать.[55]
  
  Не осталось незамеченным, что за пределами и внутри епископата, а также в высших кругах государственной бюрократии отнюдь не похоронена идея посадить наконец кого-то на патриарший престол, пустующий уже 2ОО лет.[56] Епископ нижегородский Исидор, отвечая на провокационную публикацию московской газеты, открыто высказал эту мысль.[57] С другой стороны, как раз либерально настроенное "белое" духовенство возражает против восстановления патриарха, который, как ожидается, будет слишком авторитарен к тем, кто ниже его, и слишком уступчив к тем, кто выше. Выдвигается требование выборного (вместо назначаемого ) Синода и выборных епископов и чтобы светский секретарь Синода имел только совещательные функции.[58] Но помимо национального характера , все прошлое и организационные формы православной Церкви делают совершенно невероятным, чтобы в нынешней общей обстановке, несмотря ни на какую реорганизацию, она смогла бы стать, наподобие Римской Церкви, защитницей свободы против произвола полицейского государства. Она удовлетворится большей независимостью в управлении и освобождением от бюрократического контроля. Идея Третьего Рима с самого начала была цезаропапистской.В то же время Церковь может быть вполне респектабельным инструментом власти в руках Царя. Трудно представить себе русскую Церковь как орудие парламентарногоцезаропапизма наподобие греческой или даже румынской церкви, поскольку это противоречит ее интересам и традициям. Иностранцу не понять, какой силой располагает здесь Церковь, несмотря на глубокое личное презрение к попам [59] и их противостояние "черному духовенству" и иночеству. Конфликт между "белым" и "черным" духовенством, между прочим, один из источников власти государства - единственного защитника попов от давления со стороны монашества.[60] И еще труднее понять внешнему наблюдателю, какое в конечном счете положительное или отрицательное значение для Царизма могут иметь христианско-социальные и христианско-демократические тенденции, получающие сейчас распространение среди духовенства и молодых выпускников семинарий.[61] Но, судя по опыту либералов в других странах, мало вероятно, что, современный русский либерал адекватно оценивает существующие возможности и трудно сказать, насколько он недооценивает религиозный фундамент самодержавия, именно в силу того, что замечает Милюков в конце второго тома своих "Очерков": в отличие от образованного француза, ставшего врагом своей церкви, и образованного англичанина, ставшего ее приверженцем, у русского образованного человека исторически сложилось "абсолютно безразличное к ней отношение.[62] Теория, наиболее последовательно развитая Николаем К. Леонтьевым, настаивает, что самодержавие обладает Божественным правом, и этого не может отменить даже сам Царь. Любая противу-присяга - грех и не связывает ни самого присягающего, ни его наследников (это очень напоминает взгляды Карла I Английского). С отставкой Победоносцева это оружие потеряло свою остроту; играло ли оно какую-то роль в защите самодержавия, остается неясным. Исповедальня и душеспасительная практика, паломничество и хозяйственные товарищества[63] - вот где сегодня расцветает подлинная демагогия современных абсолютистских Церквей. Некоторые обстоятельства затрудняют православной Церкви борьбу с либерализмом: исповедь здесь имеет очень обобщенное содержание, она лишена каузистики и подлинного испытания совести, что связано с отсутствием целибата /у белого духовенства - А.К./;отсутствует единая авторитарная юрисдикция наподобие папства для носителей сана; и прежде всего отсутствует монашество, чьи дела вершились бы в миру, и вообще отсутствует орден с собственной рационализацией аскезы. Но так или иначе, если России действительно предстоит либеральное правление, самое лучшее, вероятно, что может сделать Царь для укрепления своего авторитета, это освободить Церковь от господства чиновников и разрешить ей снова иметь собственного Патриарха. Решительно поддержали Октябрьский манифест раскольники, догматически православная схизма, возникшая в ХVII веке в результате популистской и одновременно эллинистской по духу попытки Патриарха Никона осуществить "возрождение". Только им пока пошел на пользу указ о веротерпимости. Когда "Московские ведомости" поместили неподписанное воззвание некоего "Союза староверов" поддержать Царя и объявить борьбу с либерализмом, в либеральных "Российских ведомостях" немедленно появилась прокламация староверов, отрицавшая, что такой "Союз" существует. При этом говорится о "Воспоминаниях Рогожского кладбища" и, судя по этому, речь идет о ритуалистских религиозно-консервативных раскольниках.Из эгалитарных сект правовыми гарантиями больше всех будут довольны специфически протестантские."Гностические" секты, напротив, либо аполитичны, либо антиполитичны, а отчасти, во всяком случае до сих пор, процветали только как "церкви под Крестом". Когда преследования уменьшаются ниже определенного уровня, их идеализм поразительно быстро испаряется.У этих сект как носителей индивидуалистических идеалов и по существу "протестантских" в центрально-русских крестьянских областях мало сторонников. Либералы Украины и Южной России возлагают надежды на быстрое распространение штунды, но еще не ясно, насколько эти надежды оправданы.
  
   "Политический ндивидуализм" западноевропейской идеи "прав человека"(что отстаивает, например, Струве) имеет разные корни. Один из его "идеальных" корней - религиозные убеждения, не признающие человеческого авторитета, поскольку такое признание означало бы атеистическое обожествление человека.[64] Эти убеждения при современной форме "просвещения" вообще уже не могут широко прижиться. Помимо этого, "политический индивидуализм" - продукт оптимистической веры в гармонию индивидуальных интересов свободных личностей, а она ныне разрушена навсегда развитием капитализма. Эти стадии формирования принципа "индивидуализма" Россия уже не может наверстать: специфически буржуазный индивидуализм внутри самого класса "образованных и имущих" уже преодолен и не может завоевать мелкую буржуазию.Тем более - массы. В самом деле: что может побудить массы, которым всеобщее избирательное право даст власть, поддержать движение, выдвигающее чисто материально обусловленные буржуазно-демократические требования, содержащиеся в программе "Союза освобождения", а именно /1/гарантия свободы индивида; /2/конституционное правовое государство на основе избирательного права, организованного по четырем сословиям;/3/социальные реформы по западноевропейскому образцу;/4/аграрная реформа.
  
   В больших городах теперь процветает социалистическая агитация. Еще до событий, позволивших ей оперировать открыто, русская социал-демократия раскололась на две группы: во главе одной оказались Плеханов, Аксельрод, Мартов и Старовер/Потресов/, а во главе другой Ленин/Ульянов/.[65] Первая сохранила контроль над общепартийным органом, издававшейся в Женеве газетой "Искра", и послала делегацию на первый /1905 год/ съезд "Всероссийской рабочей партии". Она отклоняла - во всяком случае во время раскола - вооруженное восстание, по крайней мере в нынешних обстоятельствах, и столь же решительно - участие в возможном революционном правительстве, связывая свою активность главным образом с организацией профсоюзов. Другая группа с 1903 года представлена журналом Ленина "Вперед". Она отказалась считать "Искру" общепартийным органом, а поскольку в партии она в большинстве, вела себя на "третьем съезде российской социал-демократической рабочей партии" как преемник всей совместной организации. Она основала свой орган "Пролетарий" и вместо организации профсоюзов требует восьмичасовой рабочей недели, проповедует восстание и намерена участвовать в революционном правительстве. Она отвергает легальные формы агитации и требует немедленной конфискации всех не-крестьянских земель в пользу крестьян.[66] Последнее находится в резком противоречии с официальной программой социал-демократии, которая предполагает вернуть крестьянам "обрезки", то есть ту землю, которая была у крестьян взята при освобождении (около 1/5). Требование социалистов-революционеров о конфискации всех земель высмеивалось как "утопическое", а еще весной 1905 года представители группы удалились со "всероссийского съезда инженеров" вообще до того как требование это стало обсуждаться.[67] Чтобы отмежеваться от плехановской группы, ленинская группа сочла возможным даже временный союз с социалистами-революционерами, конечно, при условии "сохранения независимости". Обе группы разъяснили, что их долг попрежнему поддерживать либералов в их борьбе с самодержавием, но в то же время дискредитировать перед рабочими все либеральные группы, включая "Союз освобождения" и "Союз союзов".Все же на втором съезде (перед расколом) была принята резолюция Старовера, называвшая сотрудничество с буржуазными демократами возможным и в некоторых случаях полезным.Ленинская группа открыто отказалась потом от этой резолюции. И даже плехановская группа практически ее игнорировала. Как видим, поводы для раскола дали не принципиальные, а частично личные, частично тактические разногласия, но раскол был чрезвычайно характерен для интеллектуальной атмосферы русского социалистического движения.[68] Сейчас естественный источник раскола - противостояние между вождями ортодоксии, долго жившими на Западе и находящимися под влиянием европейских социал-демократов, и "путчизмом", захватившим в самой России после снятия цензуры массу вновь возникших организаций. Попытки Бебеля предотвратить раскол кончились ничем: Ленин отклонял все советы иностранцев, не понимающих, как он считал, местной специфики.Путчистские настроения, несомненно,возникли не только как порождение нынешней ситуации с ее атмосферой штурма и надеждой, что великий час настал и, наконец, можно политически свергнуть самодержавие и осуществить хотя бы социалистическую "программу минимум".Революционизм и негативизм в отношении "законов развития" в крови у русского социализма со времен его отцов-основателей Герцена и Лаврова как отголоски некоторых идей Гегеля. Герцен, как известно,отрицал как "вздор", что социализм может возникнуть только после капитализма. А Лавров вслед за старшими "народниками" подчеркивал творческую природу человеческой мысли - "воплощенного духа".Этот прагматический рационализм никогда не уступал места натуралистическому рационализму какой-либо "теории развития". Самым сильным аргументом здесь всегда было то, что коммунизм сохранился в русской деревенской общине. Ее живое присутствие сказывалось не только на сознании рабочих людей, для кого она оставалась родным домом, но и на шеренгах либералов, то есть на их подходах к решению аграрных проблем, о чем мы поговорим позднее. Путчизм, таким образом, не только порождение моментальной ситуации, хотя она и усиливает его. Организованным рабочим совершенно чужды "экономизм" вышколенных в "эволюционно-историческом" духе иностранцев. Ленинская группа сознательно отбросила его в одной из своих резолюций, которая гласит, что взгляд "организация есть процесс" ослабляет элементы революционного сознания пролетариата.. Впрочем, "экономическое" направление местных организаций не должно мешать их принадлежности к партии, при условии что они подчинятся ее дисциплине. Обе группы, таким образом, часто работали вместе, и в Петербурге соблюдался принцип некоторой "федеративности". Тем более что плехановской группе после переселения ее вождей в Петербург пришлось сделать важные уступки принципу "диктатуры" пролетариата ввиду возможного скорого осуществления этой идеи; она могла сделать это с чистой "ортодоксальной" совестью, глядя на то, что происходит в нашей германской социал-демократии. Обе группы теперь имеют ежедневную газету в Петербурге: плехановская группа - "Начало", ленинская группа - "Новая жизнь". На обеих значится:"Орган социал-демократической рабочей партии" и "Пролетарии всех стран соединяйтесь" Несмотря на это обе выходили беспрепятственно. Было лишь предъявлено обвинение сперва редактору "Новой жизни", а потом и редактору "Начала", что их газеты требуют республики, что действительно постоянно имело место в передовых статьях.К ленинской группе примкнули также те, кого ортодоксия осуждает или игнорирует за их еретическую "теорию познания", например, "эмпириокритики" вроде А.Богданова. В редакции "Начала" сперва оказались все знакомые вожди: Плеханов, Аксельрод, Мартов, Старовер, Тотомянц, Раппапорт, "Первус"/Гельфант/, Вера Засулич и пр. Иностранные члены редакции: В.Адлер, Бебель, Каутский, Меринг, Роза Люксембург, Клара Цеткин. Соответственно это издание имеет международное признание как "ортодоксальная". ("Новую жизнь" мне пока не довелось видеть. Тем временем обе газеты были запрещены). Как сейчас политически сильны социалистические организации и каков их возможный успех в случае выборов, даже в самой России никто толком не знает. Но очевидно, что они вербуют себе членов и занимаются кропотливой организационной работой значительно более активно, чем либералы, не уступают либералам по числу организаций в городах и, похоже, более сплоченны. Однако, это все не так важно, а гораздо важнее другое. На сцену открыто выступает, так сказазать "правильный" (при всех его причудах) социализм, и он привносит еще один чрезвычайно действенный "элемент распада" в антиавторитарное движение. Еще несколько месяцев назад оно было представлено более или менее единым "Союзом освобождения", и вот уже с ним покончено благодаря появлению социал-демократов с их педантичной догматикой и специфически сектантскимхарактером.Как последовательный иезуит, правоверный марксист пребывает в состоянии высокомерной эйфорической уверенности в себе. Его не соблазнит никакой намек на длительный политический успех. В сознании собственной безупречности он будет взирать с насмешливой улыбкой на крушение всех надежд, включая собственные, опрокинуть врага, общего для него с другими движениями. Он занят исключительно сохранением чистоты веры и тем чтобы уловить хотя бы еще несколько душ. Они все время "разоблачают" среди своих потенциальных союзников либо "лжекатоликов", либо "врагов народа". Именно таким образом ведет себя здесь в Германии социал-демократическая пресса в отношении баденского "блока" между либералами и прогрессистами (понятие "блок" прижилось в России). В таких условиях взаимопонимание между оппозиционными элементами невозможно. Между тем программа социалистов-революционеров (о них позже) не так догматически определенна и не исключает союзов с попутчиками. Некоторые социалисты-революционеры, как мы видели, принадлежали вместе с радикальными князьями к "Союзу освобождения".[69]
  
   Из социалистических (хотя и не обязательно созданных партией) организаций сейчас выделяется "Совет рабочих депутатов" в Петербурге. Он возник после бойни 9 января, когда правительство через сенатора Шидловского искало понимания с рабочими и для этого назначило выборы депутатов.[70] Рабочие отклонили переговоры, поскольку их политические требования не были приняты, но сохранили представительство - сначала для местных целей. "Совет рабочих депутатов" состоит теперь (конец ноября 1905 года) из представителей от каждой фабрики с числом занятых 4ОО и больше то есть крупно-промышленной рабочей элиты. Выборы проходят на местной, а не отраслевой основе.[71] Все же на заседании 28 ноября Совет решил связать себя с объединением профессиональных союзов таким образом,чтобы делегаты последнего могли присутствовать на его заседаниях. Вопрос о том, должны ли они иметь право решающего голоса, остался, кажется, открытым. Напротив, было решено, что радикальный крестьянский союз (о нем позже) получит место и голос в Совете рабочих депутатов.Что же касается его позиции по общим вопросам, то сперва он держался неопределенных взглядов на повторную всеобщую стачку (конец ноября).[72] На заседании 28 ноября было решено, что это слишком дорого обойдется. "Известия" (орган Совета депутатов трудящихся) постоянно предостерегали от бессмысленных бунтов и провокаций.
  
  Эта позиция отражала настроение наиболее политически и экономически развитого, а потому и более расчетливого, слоя промышленных рабочих. Помимо этого, тут, вероятно, сказалось и влияние плехановской группы, принимавшей активное участие в создании этой организации. Но затем произошли перемены.За подстрекательство был арестован председатель Совета адвокат Хрусталев-Носарь - личность мало известная и политически ничем не примечательная[73] - и это оказалось поводом для резкой резолюции в пользу вооруженного восстания. Тем временем радикальный "Союз союзов" обратился к Совету депутатов трудящихся, а также к другим изолированным объединениям в России с открытым предложением создать "Общий союз", куда входили бы Совет депутатов трудящихся, Крестьянский союз, профсоюзы, в особенности железнодорожников и почтово-телеграфных служащих, а также все, входящие в сам "Союз союзов". Ядром возникшего в начале мая "Союза союзов" были добровольные объединения свободных профессий. Они активно создавались в первые месяцы 1905 года, особенно после Манифеста 18 февраля главным образом для защиты демократии. Так возникли "всероссийские" союзы адвокатов, врачей, инженеров, журналистов, бухгалтеров, учителей начальной школы, учителей средней школы, агрономов и статистиков, фармацевтов, ветеринаров и государственных служащих. Граф Толстой за принадлежность к одному из союзов был отстранен от должности секретаря Государственного совета.Появились также организации представителей страховых работников, конторщиков, актеров, а также союзы борьбы за равноправие женщин или евреев.Поначалу в "Союз союзов" входили 14 организаций, но к ним присоединяются новые и из-за границы трудно установить, сколько их сейчас.[74] (служащие московской полиции, имея в виду "колоссальную" силу этого Союза, призывали "товарищей" к организации). Между тем цели и характер этих Союзов не одни и те же. Некоторые преследуют профессиональные цели, по меньшей мере наряду с политическими, но большая часть их носит главным образом политический характер. В последние годы ни одна конференция учителей (и других Союзов) не обходилась без того, чтобы не принять резолюцию по конституционным вопросам. Между тем "Союз союзов" одновременно с окончательным переходом в "пролетарский" лагерь объявил о своем намерении на съезде в середине декабря проверить ориентацию своих участников: являются ли они чисто "профессиональными", "профессионально-общественными" или"профессионально-политическими". Несмотря на свой радикализм, пролетариату "Союз" кажется все еще слишком буржуазным.Вот Союз инженеров отверг идею республики, считая ее непрактичной. Пришлось как-то исправлять создавшееся впечатление."Интеллигенция", находившаяся вне земств и первоначально организованная в "Союзе союзов" с самого начала носила преимущественно пролетароидный характер[75]. В особенности это относится к "третьему элементу". Для него была типична смесь "народнических" и социал-революционных взглядов или современно-социалистические воззрения; и вел он себя соответственно. "Союз союзов", например, в отличие от "Союза освобождения" бойкотировал Булыгинскую Думу и, что еще важнее, не вошел в конституционно-демократическую партию. Как подготавливался и разворачивался этот процесс, столь важный для политического положения российской "интеллигенции", остается для нас неясным.[76] Так же как сейчас вообще невозможно получить даже общее представление о том, что происходит внутри "Союза союзов", основываясь лишь на противоречивых газетных заметках.На отношения внутри него, понятным образом, влияет глубокий антагонизм, который испытывает столь важный для Союза "третий элемент", чувствующий себя интеллектуально ответственным за достижения Земства, по отношению к почетным участникам движения из имущих классов, кому принадлежит право решающего голоса. Политический поворот, сделанный Витте, хотя и выглядел как следствие стачки, произошел так быстро, что создалось впечатление, будто Старый режим слабее, чем он есть на самом деле.Множество профессиональных союзов, выросших как грибы в условиях неожиданной свободы[77],ликовали в надежде на то, что наконец-то будет окончательно сброшено страшное иго самодержавия. В такие моменты значение союзов "имущих" не лежит на поверхности и его трудно оценить.[78] После роспуска "Союза освобождения" стало расти влияние путчистских элементов в социал-демократии. Они смотрят с глубокой антипатией на объединение части социал-революционеров с буржуазией и все более решительно борются против радикальной интеллигенции в Союзе. "Радикализм" Союза, впрочем, заключался в том, что он, как и некоторые другие свободные организации, до Октябрьского манифеста оформился организационно в отличие от некоторых "умеренных" элементов в свободных профессиях, которые воздерживались от организованных действий, поскольку это, строго говоря, было неллегально.[79]
  
  Союз радикальной интеллигенции с организованными рабочими и Крестьянским союзом должен был последовать на основе общего требования созвать Учредительное собрание, то есть на принципе признания народного суверенитета.Резолюция от 2О ноября, принятая по требованию поляков, предлагает "простое" решение: созвать имперскую Думу, равно как и Учредительные собрания для Польши, Финляндии и всех областей, которые этого пожелают, хотя и при условии сохранения "имперского единства". Вопрос о том, должна ли первая Дума быть учредительной, занимает также земских конституционалистов. Программа партии КД настаивает на этом. Московская управа, получив телеграмму графа Витте, предлагавшую отослать представителей партии, постановила отказаться от всех детальных требований ради одного - "созвать Учредительное собрание".На ноябрьском съезде Милюков от имени Бюро партии в согласии с первоначальной программой "Союза освобождения" потребовал созыва Учредительного собрания, которое с разрешения Государя разработает Конституцию.Но от этого варианта с "привкусом республиканизма" отказались, в частности после выступления Максима Ковалевского, сказавшего, что он был бы рад жить в республике, как в Париже, но российские обстоятельства вынуждают его быть монархистом.[80] Но социал-демократы, радикальные элементы "Союза освобождения", социалисты-революционеры и "Союз союзов" с момента своего появления на сцене, напротив, настаивали на "Учредительном собрании" как на решающем условии. Разрыв между "буржуазной" и "пролетарской" интеллигенцией, разумеется, не только по этому незначительному поводу, углубился, поскольку первой не удалось получить от Витте "гарантий".Чем больше, с одной стороны, воцарялась анархия и чем чаще становились полицейские и военные акции правительства, чем больше затягивалось ожидание избирательного закона и указа о выборах, тем выше поднималась волна республиканского радикализма, в особенности после того как Государственный совет в очень холодном ответе Земскому Бюро отказался принять на себя какие бы то ни было обязательства.[81] "Союз союзов" в уже упоминавшемся открытом заявлении относительно образования "всеобщего Союза" высказал убеждение, что свободу можно добыть только вооруженным восстанием. Одновременно "Союз" опубликовал проект Учредительного собрания. Проект предполагал, что все граждане обоего пола старше 21 года примут участие в выборах по 968 /!/ округам. Выбранный орган будет соединять законодательные, исполнительные и судебные полномочия: в сущности это была бы диктатура "массы" и чудовищный централизованный революционный трибунал. Вскоре после этого появился "Манифест" Совета рабочих депутатов, предложивший изъять все вклады из сберегательных касс и депозитных банков, отказаться принимать бумажные деньги и обращать все ценные бумаги в наличные, так как государство стоит на пороге банкротства. На эту и другие подобные публикации правительство ответило арестом президиума "Союза союзов" и всех редакторов газет, опубликовавших такие манифесты. Прокламированная в этих публикациях всеобщая стачка могла сопровождаться только началом реакции. Подобные ошибки дискредитировали бы демократию, и это коснулось бы не только тех, кто решился бы поиграть мускулами, но и всего конституционного движения, потому что массы видели бы в его неучастии причину поражения.
  
   Среди городского рабочего класса, подвергшегосяся также обработке со стороны христиан-социалистов[82] и социал-революционеров(в радикальном духе), и среди "свободных профессий" оценивали шансы буржуазной демократии как весьма сомнительные, хотя их собственные программы содержали все радикальные реформы западноевропейского типа.[83] Что же касается собственно "буржуазии", которая согласно характеристике Шульце-Геверница была некогда настроена националистически, то часть фабрикантов сильно сдвинулась к либералам и даже демократам, что было естественно, после того как несколько лет правительство Плеве старалось настроить рабочих против "интеллигенции": 11 рабочих бараков, где концентрировались участники гапоновского движения, были построены на средства правительства.[84] Между тем, в партии КД совершенно нет громких имен из этой среды.Как мы видели, с земским движением им не по пути, а в антипротекционистской программе "Союза освобождения" для них нет совершенно ничего привлекательного. Большинство их представителей еще в начале 1905 года придерживались реакционных социально-политических взглядов и расчитывали на репрессии, хотя, конечно, между ними не было полного единодушия. Было немало случаев, когда фабриканты требовали гарантировать права коалиций.[85] Очень многие из них теперь принадлежат к "Партии правопорядка" (о ней позже) или близкому ей "Союзу 17 октября". Впрочем, после приобретенного опыта они уже не готовы так безоговорочно поддержать правительство и реакцию против либералов. Когда на одном собрании "Союза торговцев и промышленников" в Петербурге представитель "партии правового порядка" Филин предложил примкнуть к правительству в борьбе против "Совета рабочих депутатов", другие выступавшие резко отклонили это предложение: "Общество" должно бороться в одиночку. Потому что если Союз будет теперь искать поддуржки правительства, придет время, когда другие с таким жен успехом будут искать помощти правительства против Союза. Наконец, мелкая буржуазии, чья позиция, как всегда, меньше всего понятна,
  по большей части не готова к союзу с либералами из-за своей враждебности к евреям. Правда, не следует забывать и обстоятельства, толкающие ее в противоположном направлении. Например, в больших городах и некоторых других "неблагонадежных" местах от дворников требуют вести слежку за жильцами. Для домохозяев это чревато непосильными для них издержками и ответственностью.[87] Кроме того, принудительная паспортная система и практика административного выселения и обысков (часто ночных) создает нетерпимую зависимость граждан от продажных и самовольных чиновников. В ближайшее время протест против этой системы будет перевешивать все другие соображения. С системой, которая нуждается в подобных методах, длительный компромисс невозможен.
  
   Но для будущего конституционно-демократического движения и, что еще важнее, для самых главных элементов его программы, а, стало быть, для перспектив свободного "развития" в западноевропейском духе решающей была и остается позиция крестьянства.Даже если цензовое избирательное право даст либералам большинство, реакционное правительство всегда сможет использовать крестьянство, коль скоро крестьянство реакционно, в качестве дубинки против непокорной Думы. На деле крестьянство главный объект буржуазно-демократической пропаганды. Петр Струве расчитывает, что когда крестьянин привыкнет не только к "праву" в объективном смысле, но и в субъективном смысле, то есть к "правам человека" в духе английского индивидуализма, он станет "личностью".[88] Вновь и вновь настойчиво подчеркивается, что центральная проблема - это аграрная реформа, что политические реформы должны и будут благоприятствовать ей, а она в свою очередь будет благоприятна для политических реформ. Но все это еще не значит, что само крестьянство будет настроено демократично. Петр Струве и авторы проекта (конституции - А.К.) полагаются на экономические интересы крестьянства, требования которого реакционное правительство удовлетворить не может. Какие же требования самих крестьян и сторонников аграрных реформ в интересах крестьянства? Уже февральское собрание земства занималось аграрным вопросом. На нем опять муссировалась ставшая уже характерной для либеральных реформатоторов идея о "дополнении крестьянского надела". Все же остальное было оставлено для экспертного обсуждения.[89] А программа "Союза освобождения" предложила (март 1905 года) следующие существенные принципы аграрной политики:/1/отменить выкуп земли наполовину к 1906 году и полностью к 1907 году[90]; /2/наделить землей безземельных и малоземельных за счет раздела монастырских, удельных и кабинетских земель, а если понадобится, за счет экспроприации земли у частных владельцев; /3/создать государственный земельный фонд для плановой колонизации; /4/провести реформу арендных отношений, так чтобы сделать мелиорацию выгодной для арендатора, и урегулировать судебную процедуру касательно арендных платежей, чтобы "обеспечить интересы работающих" и для решения споров между ними и землевладельцами; /5/распространить трудовое законодательство на сельскохозяйственных рабочих."с учетом особенностей сельских работ". За этим следует еще несколько пунктов в откровенно физиократическом духе. Среди них - постепенная отмена косвенного налогообложения и развитие прямого налогообложения на основе прогрессивного подоходного налога,[91] отмена таможенного протекционирования некоторых производств, но одновременно "решительная помощь в развитии производительных сил народа": провозглашается, что постепенное снижение импортных пошлин "улучшит положение сельского хозяйства и поможет расцвету промышленности". Петр Струве, критикуя проект с точки зрения его значения для бюджета, отклонил полную отмену косвенных налогов, назвав эту идею результатом "редакционного недосмотра". Между тем именно этот пункт популярен у тех сельских хозяев, которые изъявляют готовность следовать либеральному направлению. Петиция (похоже что подлинная) 56 "грамотных" и 84 неграмотных "буржуазных" сельских хозяев из Херсонской губернии требовала отмены налогов на чай, сахар, машины и спички. Ей вторят другие петиции, столь же очевидно подписанные крестьянами и во множестве публикуемые в газетах. Но совершенно очевидно, что сегодня в России прогрессивный подоходный налог не будет достаточен, чтобы заменить собой пошлины и налог на потребление. Не говоря уже об экономических соображениях, для него попросту нет моральных оснований. По этой причине он оказывается сейчас невозможным даже в Соединенных Штатах. Остается также совершенно непонятно, из каких средств будут финансироваться столь обширные и глубокие реформы. Однако, вернемся к самим реформам.
  
   Немецкие читатели, должно быть заметили, что пока я еще ни разу не упомянул характернейший институт российского аграрного строя - общину или мир.Крестьянский вопрос стоит сейчас остро не только, конечно, в областях, где господствует полевая община[92], то есть в Центре, на востоке Черноземья и везде к востоку и северо-востоку от них. Напротив, аграрная проблема характерна для всей обширной империи от Балтийского моря до степи; в Малороссии она так же жгуча как и в Московской губернии. Но все же именно аграрно-политические проблемы русского народа-гегемона прямо или косвенно связаны с полевой общиной, и эта проблематика охватывает зону, где сосредоточена самая компактная группа крестьян и для которой характерна хроническая массовая нищета.Эта "идеальная" Россия - "универсальная" тема российской политической жизни; ее дальнейшая судьба уже не одно десятилете доминирует в социально-политических спорах и партийном строительстве. Эта тема владеет воображением масс так же как и социальных политиков всех мастей гораздо больше, чем заслуживает по своему прямому практическому значению.Не здесь ли следует искать объяснения тому, что программа либералов парадаксальным образом хранит по этому поводу молчание. Несомненно,это означает уступку, с одной стороны тем славянофилам, которые приняли взгляды политического либерализма, и народникам , а с другой стороны, социалистам, социал-революционерам и сторонникам земельной реформы, поскольку и те и другие, хотя и по разным причинам, не хотят открытого наступления на полевую общину,тогда как те, кто придержавается либерально-экономических взглядов, в особенности старонники индивидуализма как Струве, прошедшие хорошую марксистскую школу, должны считать "утопическими"попытки связать аграрную реформу с сохранением общины. Помимо этого, замалчивание общины объясняется тем, что законодательная обработка проблемы общины заняла бы не меньше десятилетия,а для практических политиков сейчас важнее более насущные аграрно-политические задачи. И все же при первых же попытках провести широкую аграрную реформу реформаторы неизбежно столкнутся с проблемой общины. Поэтому, а также, как мы уже говорили в силу своего принципиального значения, можно определенно утверждать, что партиям придется гораздо серьезнее заняться своим отношением к общине, чем, по понятным причинам, сейчас.
  
   З0 апреля 1905 года состоялся съезд по аграрному вопросу в Москве. В пригласительном билете на него, подписанном проф.М.Герценштейном, проф. А. Мануйловым и кн. Петром Долгоруковым были названы следующие темы для дискуссии: /1/принудительная экспроприация частного земельного фонда и использование государственных и части удельных, кабинетских и монастырских земель для дополнений к владениям крестьян, имеющих малые наделы, в особенности так называемые "нищенские"; /2/государственное регулирование аренды; /3/государственная поддержка выселения и переселения крестьян с помощью кредитования и создания специальных корпораций; /4/коренное изменение законодательства о землеустройстве и расчистке полей.
  
   Резолюции этого Аграрного съезда[93], в котором также принимали участие и некоторые более молодые аграрные статистики (Чупров, Кауфман и др.), требовали: мер по обеспечению землей всех слоев безземельного населения, которое (как, например, арендаторы) ведут самостоятельное земельное хозяйство (пункт 6). Как если бы благоприятная для крестьян земельная политика была возможна только при условии дополнения нынешних крестьянских наделов. Землю для дополнения этих наделов предлагается взять не только из государственных земель, но так же из удельных, монастырских и частных. Поскольку земли нехватает для переселения в больших масштабах (пункт 3)[94], для того чтобы получить ощутимые результаты, нужно прикупать землю от частных владельцев (пункт 7). Государство должно закупить у частных владельцев землю, приписать ее к государственному фонду, а затем раздавать землю крестьянам на "строго установленных основаниях" (пункт 8).[95] Далее указывалось, что нынешняя деятельность созданного государством "Крестьянского банка", существующего для перехода поместных земель в руки крестьян посредство покупки-продажи (полномочия его в ноябре были опять расширены), ведет, благодаря его "коммерческому" характеру только к спекулятивному вздуванию цен на землю (пункт 5); все же "полная национализация" в "настоящее время" выглядит утопичной (пункт 3). Что касается размеров "надела" крестьянской семьи, то насколько можно судить по нынешней полемике, специалисты (например, Чупров как один из авторов сборника) предлагают держаться тех размеров, которые когда-то были указаны в манифесте 1861 года. Чупров также надеется, что новое разделение земли будет рассматриваться исторически как продолжение незавершенной реформы "Царя- освободителя". Это, на самом деле, отвечало и представлениям крестьян: они-то всегда думали, что чиновники и помещики обманом мешают им получить обещанное Царем. Но этим Чупров предлагает и ограничиться. Насколько позволяет судить газетная полемика, Чупров имеет в виду "указный надел", то есть участок размером 3,5-8 десятин (3,8-8,7 га) в зависимости от района в качестве максимального надела. С другой стороны, в руках частных владельцев должна остаться после изъятия минимум 1/3 принадлежащей им теперь земли. Это компромиссное предложение с неизбежным и, как признает сам Чупров, запутанным межеванием. Как эта программа "дополнений" в количественном отношении соотносится с социалистическим требованием "обрезков", я сейчас, к сожалению, не знаю. При довольно значительной задолженности, висящей на дворянских земельных владениях (1,5 миллиарда /рублей?-А.К./), надо думать, что число эффективных поместных хозяйств в результате этой операции не станет меньше. Расчеты Чупрова показывают, если цифры воспроизведены правильно, что реализация его проекта в 5О уездах из 160 приведет к изъятию менее чем 1/4 частных земель, в 80 от 1/4 до 1/2 и в 26 более чем 2/3, а в 4 уездах частных земель даже не хватит, чтобы покрыть потребности. При этом в 30 округах необходимо будет переселение под надзором государства, если хотят выполнить предложение Чупрова оставить у нынешних землевладельцев минимум 1/3 их земли. Радикальные участники съезда не хотели оставлять надел в пределах тех размеров, которые предполагались реформой 1861 года, а предлагали определять величину надела в зависимости от трудовых возможностей семьи без учета наемных работников: безусловное признание "права на землю" в духе русской полевой общины. Это соответствует традиции старых "народников", надеявшихся посредством наделения землей "подушно"(то есть по потребности) помешать бегству крестьян на фабрику, куда они, согласно теориям народников, бежали исключительно гонимые голодом, и таким образом предотвратить развитие ненавистного им капитализма не только в деревне, но и за ее пределами. Либеральные же дворяне (князь Трубецкой) считали предложенный вариант паллиативом для крестьян и слишком радикальным для дворян: через 12 лет после установленного в 1893 года (хотя, может быть, и не осуществленного) срока для конца первого передела и начала второго крестьяне потребовали бы себе остатки земли. И даже среди тех, кто в целом сочувствует этому проекту высказывается опасение, что через несколько десятков лет от не-крестьян замлевладельцев в стране останется "одно воспоминание". Радикалы же обращали внимание на то, что урегулирование арендных отношений пошло бы на пользу только "самым крепким" хозяйствам, поскольку именно они и способны к эффективной аренде, а это косвенно нанесло бы ущерб массе крестьянских хозяйств: коммунистическая "этика" протестовала против "экономического отбора".
  
   Таким образом, и здесь не говорится ничего определенного по поводу будущего развития общины, во всяком случае ничего не зафиксировано в политической программе, насколько позволяет судить дошедшая до меня информация.[96] Все это согласуется с представлениями, которые, между прочим, выразили на съезде такие ученые как Кауфман и Чупров. Заслуга первого, в частности, в том, что он установил и исследовал самопроизвольное возникновение полевой общины во вновь заселенных районах частного землевладения в Сибири по мере роста плотности населения. Второй в своем превосходном исследовании "морфологии общины" показал, что она в состоянии успешно приспособиться к любым производственным системам. Чупров при этом пришел к выводу, что "в существе общины нет ничего такого, что обрекало бы ее на исчезновение" и что застой в сельском хозяйстве объясняется не столько существованием общины, сколько другими обстоятельствами, например, недостатоком технических знаний и образования. Мы могли бы к этому добавить, вполне в духе Чупрова: недостаточными размерами земельных наделов и тем, что поборы и налоги вынуждают крестьян ориентироваться на экспортную монокультуру. Чупров считает, что наше отношение к общине может быть вполне делом "свободного" морального выбора и не зависит от оценки ее производственных возможностей и от того, как она якобы вписывается или нет в так называемое "закономерное развитие общества".Иностранец, видящий общину другими глазами, поступил бы неосторожно, если бы стал высказывать на этот счет свои соображения.Так или иначе, отвлекаясь (пока условно) ото всех экономических соображений[97], можно думать, что вопрос о дальнейшем развитии общины скоро станет очень практическим, потому что аграрная реформа столкнется с проблемой: каков будет правовой статус вновь распределяемых земель. Даже участники съезда, исповедующие либерально-экономические убеждания, как например, князь Волконский, полагают нецелесообразным считать эти земли чистой индивидуальной собственностью.С другой стороны, Колюбакин резко выступал против передачи их общинам, ссылаясь на опыт в Новгородской губернии, где внутренняя колонизация , главным образом на условиях аренды, не сопровождалась включением в общину тех, кто приходил сюда селиться извне. Монополия местного населения на землю привела бы к тому, что реформа оказалась бы тесно связана с общиной и нанесла бы ущерб переселенцам.И в самом деле, кажется, во всяком случае глядя из-за границы, что в результате либеральных политических реформ община, по крайней мере в правовом отношении, неизбежно претерпит глубокие изменения. Сегодня она все еще представляет собой комбинацию товарищества и принудительного союза, реальное и политическое единство; индивид перинципиальным образом зависит от нее, так же как она, естественно, от него. Он в принципе имеет право на земельный надел, а она в принципе имеет право располагать его рабочей силой. Он имеет безусловное право всегда вернуться в ее лоно,а она безусловно может принудить его к этому, например, отказавшись продлить ему паспорт, который общинник не может получить без ее согласия, так же как и без согласия государственных властей. Индивид, который не несет никаких повинностей в отношение помещика со времен отмены крепостного права, остается, по крайней мере формально, "в кабале у общины", несмотря на то, что в 1904 году была отменена налоговая круговая порука. Программа "Союза освобождения" требует права свободного передвижения и свободного поселения для всех, включая крестьян, и отмены паспортной системы. Если это произойдет и если вслед за этим в общине будет реализовано всеобщее избирательное право - а это должно быть так, если не хотят сохранить на самой низкой ступени общественной организации юридически зависимую и вместе с тем привилигированную курию - так вот, если это произойдет, то непосредственным результатом этого будет разделение общины как земельного и как политического единства, а сохранение "права на землю" в родовой общине лишится формальных и правовых оснований. Такое впечатление, что процесс, уже идущий де факто, получит и формально-правовое оформление: сперва юридически, а в скором времени и фактически за общиной останутся только чисто экономические функции. Следует ли такой общине теперь передавать новые крестьянские земли?Из доступных мне сообщений не видно, говорилось ли что-нибудь по этому поводу на съезде, и если говорилось, то возник ли вопрос, как предотвратить возможность перенаселения в деревнях, если земля там распределяется по числу "едоков", то есть фактически детей, и тем самым поощряется многодетность. Иностранец, вероятно, предложил бы установить нижнюю границу для семейного надела, не имея возможности судить, насколько такой подход будет практически осуществим. Такие аграрные политики как Мануйлов, Герценштейн, Чупров, Кауфман, несомненно имеют на этот счет мнение, но вообще мы видим снова и снова, что в радикальных партиях, вплоть до буржуазных демократов господствует полный хаос мнений по вопросам, связанным с полевой общиной.
  
   Чтобы получить об этом лучшее представление, мы должны взглянуть на то, что происходит "влево" от либералов в частности в различных группах "социал- революционного" направления. В смысле организации и программы это довольно молодая партия. После прекрасных работ Шульце-Геверница и Симковича мы может считать, что нам известно, как совместное существование полевой общины и кустарного товарного промысла способствовало сохранию авторитета в общественном мнении теории "народничества" с ее характерной верой в то, что в России с помощью кустаря удастся помешать отделению производителя от средств производства, а с помощью права на землю надолго предотвратить отрыв промышленного рабочего от общины и от земли. Таким образом, думали народники, удастся избежать того, что произошло на Западе - капитализма и "индивидуализма".Авторитарное православие и империалистическое славянофильство видело в этом залог вечного существования органического единства Руси под скипетром Царя: лучезарное будущее виделось им в образе благообразного "мужика", или своего рода русского общечеловечества, доховно преданного Царю и Церкви. Напротив, радикальные анархо-социалисты дамали, что этот тип поможет перепрыгнуть через мучительные промежуточные стадии западного развития и когда осуществится идеал "землю пахарю, фабрику рабочему", войдет в будущее царство свободы. И наконец, иренические славянофилы видели в "мужике" еще не развившийся тип носителя этических ценностей "русской души", в частности идеала самопожертвования. "Народничество" "русской социологической школы" держалось эволюционной теории, было не-политическим и хотело лишь большей свободы от центральной бюрократии. С ним мирно уживались революционные направления. Например, "Черный передел", опиравшийся на веру в то, что бюрократы саботировали полную передечу земли крестьянам, обещанную Царем. Были и другие направления, не вполне отмежевавшиеся от применения силы. И, наконец, "Народная воля", применявшая террор для дезорганизации господствующих классов и как пролог будущей насильственной экспроприации. Ее история нас здесь не касается.
  
  Во 8О-е и 90-е годы для всех, так или иначе разделяющих эти взгляды, за исключением крайних националистов, наступили трудные времена. Политический пресс был тяжелее чем раньше, и капитализм проникал в Россию со всеми сопутствующими ему экономическими и интеллектуальными явлениями. Ни одно направление не могло закрывать глаза на эту реальность. Наряду с Марксом большое влияние приобрел Генри Джордж, чего и следовало ожидать в стране, где еще не вся земля находится в частной собственности. Из всего этого хаоса представлений в начале ХХ века кристаллизовались народнические и социал-революционные партийные программы, все еще довольно расплывчатые.Причем "народники" подчеркивали социально-политическую, а "социал-революционеры" чисто политическую сторону освобождения народа от гнета, усиленного капитализмом. Но и те и другие должны были принять во внимание, что ни кустарь, ни община не смогли обеспечить того, чего от них ждали.[98]
  
   В 90-е годы сферы влияния разделялись между радикальными партиями таким образом: социал-демократы работали среди городского пролетариата, а народники - среди крестьянства. И в том и в другом случае это была социально-политическая активность, но исходившая из совершенно разных теоретических и практических воззрений. В другом аспекте: наряду с чисто политическими террористами "Народной воли", объявившими войну Самодержавию и "преступному" произволу чиновников, городская революционная интеллигенция, вооруженная самыми разными теориями, работала в той же сфере что и социал-демократы. В начале века реорганизованная партия "социалистов-революционеров" попыталась соединить разные сферы активности и методы активности: агитацию, путчизм или систематический террор, смотря по обстоятельствам, работая как в крестьянской, так и в рабочей среде, а также и среди "образованных", чему сама партия придавала особое значение. Конечной целью партии было объявлено "полное осуществление социалистического общества", но это будет возможно в России, как неоднократно подчеркивалось в полемике с социал-демократическими газетами "Заря" и "Искра", через политическую революцию, демократическую по существу с непременной аграрной реформой на основе "права на весь продукт своего труда".Эсэры в отличие от ортодоксальных социал-демократов не считали, что эта революция должна быть непременно буржуазной, потому что в результате дальнейшего развития капитализма в деревне "упадет покупательная способность деревни" (специфически модернистский "народнический" аргумент) и, таким образом, современная "политическая надстройка" сделается невозможной, а крестьяне в результате буржуазной революции вновь окажутся во власти Царя. Видеть в крестьянах пушечное мясо для революции, которая должна быть сперва чисто буржуазной, как это было свойственно социал-демократам, было для эсэров неприемлемо. Русский крестьянин, продолжали считать они, в отличие от западноевропейского, не антиколлективист: в борьбе с помещиками и кулаками, при заселении новых земель в Сибири и при переделах он ведет себя антииндивидуалистически и это его свойство будет только усиливаться при повышении его культурного уровня. Когда социал-демократы указывали, что идея "равной" и "справедливой" дележки и вообще всякой "дележки" наполнена мелкобуржуазным и цеховым духом, противоречит техническому и экономическому прогрессу и в силу этого реакционна, эсэры отвечали, что эта идея направлена против собственности вообще и что в сторону этой идеи толкает нас политическая реальность. Опасность кроется, однако, в неопределенности понятия "обобществление" земли ; для крестьян это равнозначно сельскому коммунизму, а любая аграрная реформа, проведенная правительством, только укрепит их надежду на царя. Но правительство Александра III с его бюрократическим ущемлением независимости крестьянского мира при возрастающей нехватке земли у крестьян, прикованных к тому же миру, играло наруку революции: земские школы, влияние поработавших в городе в качестве фабричных рабочих или кустарей, видевших мир и знакомых с социальной дифференциацией, а также секты начали превращать крестьянина в другого человека. Крестьянин уже не тот, что был 30 лет назад, тогда как "интеллигент", "идущий в народ"остался как и был "белоручкой".Приходится теперь создавать "братства" убежденных товарищей, которые напоминали бы о себе, когда община принимает решения, при организации бойкота помещиков и кулаков, в борьбе за понижение арендной платы и повышение платы за крестьянский труд в поместьях и в пропаганде взглядов, согласно которым земля принадлежит только "обществу", и может быть передана в пользование только тем, кто ее обрабатывает и имеет право на результат своего труда - такой порядок уже вполне выражен теперь (хотя и не полностью) в нынешней системе "мира". Все эти экономические моменты должны использоваться лишь как доводы в пользу требования политической свободы как единственного средства добиться улучшения положения крестьян и обеспечить единство с демократически настроенной "интеллигенцией" всех слоев общества. Крестьянин должен понимать, что он по существу уже "социал-революционер" и должен исходить из этого, а не из ложной и непонятной "теории развития" социал-демократов, которая провозглашает частную собственность неизбежной "переходной стадией".
  
  Все это отражено в проекте программы партии эсэров, опубликованной Љ46 "Революционной России" от 5 мая 1904 года. Проект признает, что капиталистическое развитие - это реальность, но с оговоркой, что его последствия для разных слоев народа и разных странах не одинаковы даже в производственно - техническом смысле; в "странах промышленных и классического капитализма" они могут быть положительны, а в "аграрных странах, для которых условия международной конкуренции менее благоприятны", особенно в России, все может быть наоборот (трактовка, противоположная социал-демократической). Соответственно, в России борьба за освобождение от гнета со стороны эксплуататорских и праздных классов и превращение народа в единый большой союз трудящихся - предварительное условие "всестороннего гармонического развития личности" - должны учитывать особые исторические условия и исходить из того, что уже есть. Прогрессивное эсэровское меньшинство добивается прежде всего крушения самодержавия, а после этого, если меньшинство по ходу дела не превратиться в большинство, следует выполнить программу-минимум: восьмичасовой рабочий день для рабочих, нижний предел зарплаты, обязательное страхование, участие рабочих в управлении предприятиями; в аграрной же сфере предлагалось сохранить "традиции и образ жизни русского крестьянства" в борьбе против сельской буржуазии - помещиков и кулаков; вся земля в индивидуальной частной собственности должна быть конфискована, а коль скоро это не возможно сразу сделать, то экспроприирована в пользу деревенских общин или территориальных ассоциаций для дальнейшего распределения на условиях равных прав на землепользование (главное, с чем были не согласны социалисты, то есть так называемая "социализация" земли). В качестве переходных мер предлагались: налог на доход, превышающий "нормальный трудовой" доход, компенсация за мелиоративные работы, если они требовали перехода земли из одних рук в другие, специальный налог на арендную плату в пользу общины. Что же касается "обобществления", то проект предлагал быть осторожным: "национализация" части народного хозяйства желательна при буржуазном режиме лишь на том условии, что этот "государственный социализм" не превратится в "правительственный капитализм" и не послужит укреплению власти господствующего класса.
  
  Легко увидеть здесь комбинацию "народничества", сельского коммунизма, идей Генри Джорджа[99], Маркса и других. А за понятием "прогрессивного меньшинства" обнаруживается вера в творческую волю и в руководящую роль "интеллигенции", несмотря на все уступки идеям "социального эволюционизма". В данную минуту политическая цель эсэров как демократического движения это прежде всего свержение самодержавия как условие для всего дальнейшего, и это делает возможным их широкое согласие с вождями "буржуазной" демократии, которые со своей стороны в "Союзе освобождения" прямо выражают физиократические идеи, и даже в земствах готовы сделать все, чтобы ликвидировать "земельный голод" крестьянства. Между прочим, как мы уже видели, некоторые эсэры даже принадлежали к "Союзу освобождения". Но когда была обнародована программа уже упомянутого либерального аграрного съезда, эсэры из "Революционной России",возможно, под впечатлением того, что шансы на революцию тем временем стали казаться более благоприятными, отвергли эту программу как совершенно недостаточную[100]: эсэры требовали "всей земли" и "без нового выкупа" и не хотели даже слышать о замене земельной ренты на государственные ценные бумаги в случае революции.[101]
  
   Недоговоренность проекта фграрной реформы выглядит подозрительной так же и для той части народничества, которая остается вне партии. Ее прежний лидер Михайловский умер как раз накануне русско-японской войны.Мощное политическое движение превратило социал-революционеров из небольшой группы конспираторов за границей в большую политическую партию, действующую в самой стране. Эта партия, как и другие группы, должна теперь предложить общественности обновленную программу. Мы взглянем теперь внимательно на две такие программы: одну, возникшую в среде "народничесвта", другую - в среде "социал-революционеров". Они совершенно противоположны в отношение темы, особенно нас интересующей, а именно, полевой общины. Все это безусловно должно быть интересно для немецких читателей, мало знакомых с российской аграрной политикой.[102] Как особая группа радикальных политиков, выступающих от имени крестьянства, в последнее время привлекли к себе внимание "младо-народники" - демократическая ветвь старых народников во главе с Михайловским и Воронцовым, то есть того типа народничества, которое отличалось научно-теоретическими интересами и само не занималось политикой. После того как догма научных "народников", считавших, что капитализм в России "невозможен", была опровергнута фактами,"младо-народникам" пришлось искать себе место между экономическим либерализмом и марксисзмом, чтобы утвердиться по крайней мере в сфере аграрной политики. Недавно их "программу" очень ясно изложил Г.Новоторжский в открытом письме Пешехонову, одному из издателей "Русского богатства", некогда главного органа научных народников, а теперь, естественно, занятого обсуждением земельной реформы. Это письмо и было опубликовано в "Русском богатстве" (август 1905, вторая половина, стр.98 и далее).Старое направление Михайловского и Воронцова в силу своего неполитического характера и глубокой веры в "творческую" силу планомерных реформ не было враждебно самодержавию, по меньшей мере в принципе. "Младо - народники", напротив, были приверженцами "правового государства", надеясь, что в будущем оно разовьется в "трудовое государство".Это направление, все еще не вполне свободное от "аполитичности", находило себе опору в старых анти- империалистических убеждениях народников, которые вполне справедливо считали, что экспансионистская политика со всеми ее железными дорогами, займами и пр. так же как и политика поддержки "национальной индустрии" при Александре III по существу приводит капитализм на место старых национальных форм производства. "Национализация земли", за что вместе с другими группами выступали младо-народники, была в принципе возможна, как писал Г.Новоторжский, в трех вариантах: /1/сдача государственных земель в аренду капиталистам для использования с применением наемной рабочей силы - этот вариант, разумеется, отвергался.; /2/сдача земли в аренду мелким крестьянам для обработки собственными силами, то есть с запретом на использование наемных рабочих рук; и /3/"социализация" земли - и за это выступают младо-народники. Это не "социализм". Это значит: "свободная община в свободном государстве", то есть передача земли деревенским общинам для совместного пользования. Но при этом внутри деревенской общины должна быть запрещена передача земли в длительное владение (верховная собственность государства исключала бы это юридически), а так же аренда земли и использование наемной рабочей силы[103] Чтобы община избежала капиталистических отношений с внешним миром, крестьяне общинники должны организоваться в кредитный кооператив, с одной стороны, и в потребительский кооператив, с другой стороны.Верховная собственность государства на землю, помимо того, что она препятствует возникновению внеобщинной частной собственности, на практике означает еще вот что: в случае если одна община перенаселена, а в другой, наоборот, избыток земли, государство должно позаботиться о перемещении избыточного населения из бедной общины в богатую. Иными словами, община перестанет быть закрытым образованием, куда не может проникнуть ни один чужак без решения самой общины. Подселение будет разрешаться в тех случаях, когда государство сочтет это целесообразным. Во-вторых, государство должно сохранять за собой земельный резерв, который может понадобиться для использования при избытке населения. В-третьих, государство будет решать, что должен заплатить общине тот, кто желает из нее выйти; теперь часто случается так,что община эксплуатирует крестьянина, разбогатевшего благодаря своей внеобщинной активности. Принцип принадлежности к общине, таким образом, сохраняется, лишь при усиленном контроле со стороны государства; ему, естественно, сопутствует право индивида на земдю, коль скоро он не отделяется от общины. Так что возможно и обратное: мир выплачивает компенсацию общиннику, который выходит из общины, например выдает деньги на экипировку, если он собирается стать фабричным работником - Новоторжский рассказывает и о случаях такого рода. Это соответствует выходным свидетельствам и приплатам, бывшим в свое время в ходу в альмендах южной Германии. Все это, конечно, означает сохранение, если не паспортной системы, то чего-то очень похожего и, стало быть, ограничение свободы передвижения; община имеет право вернуть общинника, если власти не разрешили ему откупиться. Получается, что "свободная" община имеет принципиальный суверенитет в отношении индивида, но сама находится под контролем полиции.В остальном же "младо-народники" или их представители в отличие от "старых" народников не считают более общину "воплощением естественного права и препятствием развитию". Они видят в общине "переходную ступень" к двум одинаково возможным состояниям. Или деревенский производственный кооператив, что они определенно предпочли бы сами. Или мелкокрестьянская индивидуальная аренда у государства, исключающая отчуждение земли или использование рабочей силы в случае, если община все-таки распадается. Этот последний вариант, пишет Новоторжский, уже теперь годится для однодворцев и для областей, где нет общины, например, для Малороссии. Программа младо-народников, настаивает он, основана на том, что есть и что жизнеспособно - на общине. Крестьяне сами не хотят ее ликвидации, а если и хотят, то в тех случаях, когда общину обременяет традиционная круговая порука в отношении налогов и податей, недавно, наконец-то устраненная законом. К их движению, пишет Новоторжский, в деревне враждебно настроена только сельская буржуазия, то есть кулаки, шинкари и лавочники - представители мелко-капиталистической экономики.
  
  Экономическая философия этой программы особенно интересна тем, что в ней, наряду с верой в возможность не допустить аренду и наемную рабочую силу простым запретом, выражено твердое убеждение что деревня может одновременно быть принудительным объединением и добровольным товариществом, остаться и тем и другим, или, если угодно, стать и тем и другим, и что индивид останется привязанным к общине, отчасти вынужденным образом, поскольку выход из нее нужно улаживать, а отчасти по своей воле, поскольку будет претендовать на сохранение своего надела. В этом месте начинается критика проекта земельной реформы, предлагаемой эсэрами, этим ответвлением радикального народничества, которое под влиянием Генри Джорджа и Маркса существенно модернизировалось и теперь выражает свои взгляды в уже упомянутом издании "Русское богатство": теперешняя деревня - это продукт разделения общества на сословия, "крестьянское гетто", препятствующее свободному и "естественному" движению населения между областями, между городом и деревней, переселению, концентрации и рассеянию населения под влиянием природных сил и эколомических условий, сложившихся на "рынке".Передать титул земельной собственности деревням значит не только создать на месте привилегированного меньшинства (частное землевладение) привилегированное большинство (мир). Помимо этого, сохранение запрета на продажу земли на самом деле похоронит главный принцип земельной реформы - "свободный доступ к земле".При этом черты "гетто" в деревне еще усиливаются правом государства принудительно подселять людей к общине. На такое не решается даже нынешнее русское полицейское государство, как справидливо замечает Пешехонов, отвечая на "открытое письмо" Новоторжского.[104] Каждая новая железная дорога, новый растущий город, новые заводы и рудники решительным образом меняют положение деревень относительно рынка сбыта, а вместе с этим уровень рентабельности крестьянского хозяйства. Это повело бы к к бесчисленным принудительным переселениям, если бы не дифференциальная рента, регулирующая расселение в сущности через плату за землю, то есть за вход в общину. Земельная рента в превращенной форме присутствует особенно ясно у Новоторжского в рассмотренном им случае, когда деревня выплачивает премальные тому, кто ее покидает с тем чтобы уменьшить число претендентов на землю. Это полномочие общины и соответственная возможность приобрести участие в общине за плату совершенно не согласуется с правом государства регулировать подселение в общину. Далее критика указывает на самое слабое место "народнических" представлений: идея права (государства) на принудительное подселение в общину основана на ложном экономическом доводе. Вовсе не однозначно понятие земельного фонда, "достаточного" для общины при условии обработки земли только собственными силами. Потребность в рабочей силе определяется не только земельной площадью и качеством земли, но также /1/производимой культурой и /2/техническим оснащением производства. Премии за выселение снижают заинтересованность общины в переходе к более рациональному ведению хозяйства и интенсивной культуре. Если государство не хочет допустить чтобы прогресс в сельском хозяйстве сдеживался ради высокой ренты, оно должно будет контролировать и регламентировать все сельское хозяйство; иначе будет невозможно регулировать потоки населения в деревню и из нее. По той же причине невозможно запретить использование наемной рабочей силы.только с помощью казуистических ухищрений. Можно считать чем-то иным неизбежную соседскую помощь, оплаченную деньгами или натурой. Между прочим, не всякий работодатель оказывается всегда эксплуататором. Так, например,к наемным гужевым услугам прибегают те, у кого просто нет своего гужа. Пешехонов иллюстрирует эту ситуацию иначе: он говорит о найме оборудования, или, в более общем случае, о заемном капитале. Все это в сущности правильно, и Пешехонов мог бы еще усилить свою критику более принципиальными теоретическими аргументами: представление, будто сельскохозяйственный продукт есть результат только плодородия почвы и живого труда выглядит все более несостоятельным по мере того как в сельское хозяйство включаются средства производства, не производимые самими крестьянами, то есть усовершенствованные орудия, современные хозяйственные строения и искусственные удобрения. Не только урожай, но и сами элементы почвенного плодородия производятся все больше не сельским хозяином с помощью сил природы, но на машиностроительных заводах, калийных рудниках, в грушах Томаса и в машино-ремонтных мастерских.Таким образом, все большая часть "общественного необходимого труда" (народники любят кокетничать с марксистской терминологией) вкладывается в производство сельскохозяйственного продукта не на самой земле, а на рудниках и в промышленных центрах. И не только выселение из общины за отступные, но и подселение в общину, а также любое прикрепление индивида к деревне должно мешать "техническому прогрессу" в обычном смысле слова. А технический прогресс влечет за собой не только относительное, но и абсолютное уменьшение, а не увелечиние числа работников в мелком крестьянском хозяйстве: иными словами, вытеснение "рабочих рук" "капиталом".[105] Каковы технические и экономические пределы этой тенденции, зависит от специализации и социальной организации сельского хозяйства, и здесь мы не можем заниматься этой проблемой. Но ясно, что в стране с зерновым хозяйством, ориентированным на дальний рынок, в отличие от страны, где мелкие хозяйства заняты производством трудоинтенсивых культур, единственно возможным последствием целенаправленного "технического прогресса" может быть уменьшение нынешнего сельскохозяйственного населения.[106] В случае если хозяйство ведется на частно-капиталистической основе так будет везде, где аграрная область остается действительно "аграрной", то есть там где не возникают многочисленные местные рынки в особенности в результате развития промышленности, создающие в условиях частной собственности на землю хорошие предпосылки для мелких собственников и мелких арендаторов. В противном случае должен усиливаться натуральный характер крестьянского хозяйства. Иными словами крестьянин должен ограничивать все потребности, которые он мог бы удовлетворить только на рынке и, тем самым изолируясь от рынка, уклонялся бы от "технического прогресса". Программа "младо-народников" исходит из цехового принципа "потребительского хозяйства", то есть не спрашивает: как с наименьшими затратами труда обеспечть максимальное производство на данной площади (принцип аграрного капитализма), но ставит себе цель так: как обеспечить на данной площади пропитание возможно большему числу людей при условии, что они сами здесь работают. Сторонники этого принципа должны решительно отрицать "технический прогресс", так как им придется бороться перотив роста "производства средств производства" и вытеснения ручного труда машинным. В противном случае община попадает в водоворот капиалистического процесса обобществления, а там "потребительский принцип" хозяйства теряет смысл. Слабость народников в том, что они хотели бы одновременно быть "современными" в "техническом" отношении: они говорят, например, о "растущей покупательной способности" крестьян, что им, якобы, должна обеспечить их программа. Они расстались с первоначальной идеей старых народников, которую Михайловский формулировал так: нужно сохранить "целостность" индивида и при развитой специализации органов избежать насколько возможно разделения труда между индивидами. Этой идее сопутствовало прославление кустяря (домашней промышленности) и ориентации крестьянского хозяйства на самообеспечение. А Воронцов даже оправдывал высокую арендную плату для крестьян, то есть в сущности их эксплуатацию, поскольку это препятствует капиталистическому развитию в сельском хозяйстве. Эти "романтические" направления объединяет то, что они хотят бороться с капитализмом, не имея никакого теоретического представления о нем. Капитализм развивается у них за спиной, пока они сражаются с ветряными мельницами. Сущность капитализма им знакома в основном по работам Маркса, которого они читали плохо и главным образом чтобы отыскать там "смысл истории".[107]
  
  Что касается капиталистического предприятия, во всяком случае механизма образования ренты, то сторонники земельной реформы разбираются во всем этом гораздо лучше реакционеров этого сорта. Как специалисты в этих вопросах, они хорошо понимают значение товарного производства и дифференциальной ренты для хода земельной реформы. Это относится во всяком случае к авторам "Русского богатства". Взглянем теперь на их положительную программу. Ее журналистский вариант появился недавно в петербургском "Сыне отечества", некогда пропагандировавшем взгляды "Союза освобождения", а с 15 ноября ставшем партийным органом "социал-революционных" народников. Его редактируют Г.И.Шрейдер, Г.Кудрин, В.А.Мякотин, А.В.Пешехонов(его взгляды мы только что рассматривали) и В.М.Чернов. Программа опирается на Чернышевского, на Лаврова, наконец, на Михайловского и определенно высказывается за "социализм" в смысле "обобществления средств производства и всей хозяйственной деятельности людей". Их расхождение с марксистами в том, что они отвергают марксистское учение об общественном развитии: "Наша партия не намерена склоняться перед действительностью и делать фетиш из фактов. Нам чуждо представление, будто новый общественный порядок может возникнуть только в результате эволюционного развития уже существующего порядка". И далее: "Границы сущего" отнюдь не священны..." Легко заметить, что это все то же прагматически-рационалистическое мышление, характерное для социализма Лаврова и "социологии" Михайловского, объясняющее "стихийное" развитие Западной Европы тем, что в прошлом еще не было науки и "знания о социальной материи". Ближайшая задача партии в том, чтобы обеспечить политическую свободу на основе "Воли народа", "в какой бы форме эта воля ни проявлялась" - старая народовольческая формула. Провозглашается декократическое федеральное государство с пропорциональным представительством и референдумами. Главное социальное требование - "социализация" земельной собственности путем передачи ее в руки "территориальных союзов" и закрепления права на использование земли в руках тех, кто на ней трудится. Вопрос о всеобщем обобществлении ("национализации" или "муниципализации") средств производства остается открытым, но партия выступает за то чтобы передавать хозяйственную деятельность обществу, в особенности в форме коммунальных предприятий всегда и везде, где это оказывается "возможным". Пока партия требует 8-часового рабочего дня, запрещения использовать детей и женщин на ночной работе и обязательного страхования. Из-за своего "интеллектуального" характера вряд ли эта группа сможет завоевать какой-то авторитет среди крестьян. И все же для лучшего понимания того, что такое "социалисты-революционеры", вернемся еще раз к аграрно-политическим взглядам Пешехонова, который в роли соредактора "Русского богатства" как будто бы должен быть рупором партии.
  
  Право на землепользование всех "работающих", если они не крепостные, означает "свободный доступ к земле". Добавим от себя, что это относится и к тем, у кого есть капитал для ее обработки, а это опять-таки должно привести к концу "крестьянского гетто" и к полной свободе передвижения. Община могла бы быть "свободной", замечает Пешехонов, возражая Новоторжскому, только в том случае, если она "добровольна", то есть представляет собой товарищество не принудительного характера. Правда, что Европа достигла той же цели свободным обращением земли на рынке. Но это ведет к возникновению земельной ренты, а когда в конкуренцию будет втянуты более дешевые земли,то и к аграрному кризису, причем Россия как экспортер сельскохозяйственной продукции не сможет защититься импортными тарифами и вынуждена была бы (а это совершенно немыслимо) субсидировать своих крестьян. Земельная рента, а, стало быть, частная собственность на землю вообще не подлежат обсуждению - в конце концов "собственность на землю возникает естественным образом" - но, продолжает весьма характерным образом Пешехонов, сознательно допустить сопутствующую этому процессу пролетаризацию - "морально недопустимо". Ну так как же быть? Такой вопрос неизбежно встает, когда мы видим подобные замечания, которые выдают с головой нежелание допустить "естественный процесс" развития капитализма. Дифференциальная рента, возникающая в результате различичного качества земли и положения земельного участка относительно рынка, согласно этим взглядам, "принадлежит обществу" и должна быть отобрана от ее получателей. Это не должно делаться в форме фиксированного земельного налога.
  
  Каждая новая железная дорога или стороительство местного промышленного предприятия создают новую ренту и поэтому поземельный сбор жолжен быть "эластичным" (кстати, идею "single tax" или "единого налога" в духе Генри Джорджа Пешехонов тоже решительно отвергает). В кризисные годы сбор должен понижаться, в случае возникновения новых дифференциальных рент он - добавим от себя - повышается для тех, чьи доходы увеличились, пропорционально этому увеличению. "Социализация" земли как раз позволяет осуществить этот механизм, тогда как устранение частной собственности на землю служит только "свободному доступу к земле". Этот проект исходит из того, что централизованное государство окажется "объективным" существом, "выше милости и неприязни" (Шиллер). И мы не можем упрекнуть авторов проекта в наивности, поскольку некоторые видные немецкие специалисты по национальной экономике и даже желающие выглядеть политическими реалистами иногда высказываются подобным же образом, обсуждая современное прусское государство. Но теперь спрашивается: а каким образом государство может стать собственником земли и налоговых поступлений? Это невозможно сделать простым декретом. Пешехонов прекрасно видит, с каким удивлением восприняли бы его реформу обнищавшие крестьяне Черноземья, с одной стороны, и передовые крестьяне вблизи городов, портов и железных дорог, с другой стороны, когда они узнали бы, что реформа означает для них новый налог и налог на их собственную землю. Пешехонов предпочитает "органический" переход. В трех случаях государство может брать себе в собственность крестьянскую землю: /1/чтобы помочь естественному процессу расселения, государство может при переселении крестьянина брать себе его прежний надел; /2/государство может так же выкупать у крестьянина надел при его полном выходе из общины; /3/как только крестьянин переходит к капиталистическому ведению хозяйства, его земля немедленно экспроприируется. Все эти три варианта могут способствовать как разрушению деревенской общины, так и подавлению развития технически "прогрессивного" хозяйствования в зависимости от того, какую выкупную цену за землю будет давать государство. Что же касается признаков, по которым хозяйство следует считать капиталистическим, то здесь все выглядит вполне двусмысленно, поскольку в России этим термином пользуются очень широко. Остается неясно, кого будут включать в эту категорию: только помещиков и кулаков, хозяйствующих на купленной или арендованной земле, или так же любое однодворное хозяйство и крестьян, использующих наемный труд. Пешехонов не хочет больше, чтобы деревенская община была принудительной, но оставляет принудительный характер за публичными областными корпорациями. Имеется в виду, что более верный путь к (социалистическому) "народному хозяйству" - "муниципализация", то есть регламентирование экономики через публично-правовые конгломераты, чем профессиональные объединения с обычными для них конфликтами частно-экономических интересов. И чем больше эти образования, тем больше они способствуют развитию "общественного духа". Вот, например, теперь местные земства менее демократичны, чем губернские земства. По этому образцу - крупные корпоративные объединения будут более прогрессивны, чем мелкие. Только в больших образованиях имеется интеллигенция, а где она - там демократия. Где речь идет об "идеалах", должна быть централизация, и только там, где речь идет непосредственно об интересах массы, не знающей идеалов, начинаются полномочия локальных объединений. Это соображение, хорошо известное из практики французского конвента, Пешехонов предлагает против первоначальных идеалов "народничества" всей мастей, социалистов-революционеров федералистского толка[108] и социалистов типа Драгоманова. Эта защита прагматики всесильного государства напоминает нам об опасности, что Россия в будущем под влиянием радикальных теоретиков легко может пойти по пути централизованно- бюрократического развития. Согласно Пешехонову община должна утратить свои права землевладельца. Зато государство, одно или вместе с "товариществами" сельских хозяев, должно будет решать, кому и как передавать землю в пользование Опять-таки, это плохо согласуется с осуждением профессиональных объединений. Мы возвращаемся вновь к деревенской общине, которая, правда, теперь уже не будет принудительной. В самом деле, нелегко избавиться технически и психологически от общины, по крайней мере там, где она еще существует. "Младо- народники" во всяком случае совершенно правы, что крестьяне сами в массе ни за что не согласятся с аграрной программой в "индивидуалистическом" западноевропейском стиле. Этим же объясняется и сдержанность демократов при обсуждении этой проблемы. Прежде всего, живучесть полевой общины - при том, что решения о перераспределении земли всегда есть результат ожесточенной классовой борьбы - объясняется не только экономическими интересами классов; здесь сказываются глубоко укорененные в общественном сознании "стественно- правовые" представления. Совершенно очевидно[109], что решения о новом переделе земли далеко не всегда принимается голосами тех, кто расчитывает при этом улучшить собственное положение и тех кого заставляет голосовать палкой и угрозами. Столь же верно и другое: как раз переделы, составляющие по видимости важнейший элемент этой аграрной демократии, весьма часто остаются на бумаге, во всяком случае в том, что касается их "социально-политической" роли в жизни общины. Экономически сильные крестьяне сдают землю в аренду, продают или получают ее в личное наследство (правда, только в пределах общины), не опасаясь никаких переделов: более слабые общинники находятся у них в руках как должники, и всякий передел лишь укрепляет положение богатых. А поскольку передел касается только земли, но не касается скота и фондов, то эта система вполне сочетается с самой бедудержной эксплуатацией. И по мере повышения цен на землю и углубления социальной дифференциации возрастает радикализм возмущенных масс - как раз вследствие расхождения права и практики. А самое интересное то, что этот коммунистический радикализм обостряется именно тогда, когда положение крестьян улучшается, их тяготы ослабевают, и община получает в свое распоряжение больше земли. Потому что там, где связанные с наделом повинности превышают доход, землевладение еще и сегодня рассматривается как обязанность, от которой каждый общинник пытается уклониться. Там же, где, наоборот, доход выше повинностей, массы настроены в пользу передела. Таким образом, массы больше всего заинтересованы в переделе, а имущие крестьяне, наоборот не заинтересованы, в областях с лучшими землями. Отмена налогов и повинностей, а также выкупной цены земли должны, таким образом, (при сохранении общины) усиливать коммунистические настроения и обострять социальный конфликт. Известно, например, что немецкие крестьяне на юге России установили более строгие общинные порядки, когда правительство увеличило их земельные владения. Причины этого в высшей степени понятны. "Округление наделов" не могло иметь никакого другого результата, кроме укрепления коммунистических настроений. Социалисты-революционеры, повидимому, возлагают надежды именно на эту логику процесса. У них есть для этого все основания.
  
  И тем не менее для подлинного сторонника аграрной реформы программа округгления наделов сегодня представляется неизбежной. Партия КД также включила в свою программу (пункты 36-40) соответствующие требования Союза освобождения и либерального Аграрного съезда, даже с некоторыми уступками требованиям эсэров. Среди них: /1/компенсация за земли, иъятые у помещиков, должна определяться не на основе рыночной цены, а на основе "справедливой цены" (пункт 36); /2/законодательная гарантия возобновления аренды, компенсация (при известных условиях) за мелиоративные работы и судебная инстанция (по ирландскому образцу) для снижения "несоразмерно высокой" арендной платы (пункт 39); /3/аграрная инспекция для контроля за внедрением в сельское хозяйство трудового законодательства.Принципы передачи крестьянам изъятой у прежних собственников земли (в личную или общинную собственность или владение) должны "учитывать местные особенности землевладения и землепользования". Ранее мы уже видели, что регулирование земельных отношений должно стать прерогативой демократизированных самоуправляющихся корпораций - очевидное приближение к эсэровской идее "территориальных объединений" как носителей права на землю.[110]
  
  Эта весьма радикальная аграрная программа не слишком отличается от той, которую "Революционная Россия" всего несколько лет назад считала осуществимой и для начала достаточной. Но в виду неожиданных успехов революции она перестает быть достаточной, поскольку еще допускает частную земельную собственность, как для политически радикальных народников, так для социалистов-революционеров, так и для ленинских социал-демократов и, наконец, для широких слоев крестьянской бедноты, коль скоро они "пробудились". Все это легко понять. Иногда можно услышать практическое соображение, что крестьяне попросту не смогут обрабатывать без инвентаря свои наделы, если они увеличатся за счет отобранной у помещиков земли. Но на крестьян и реформаторов, стремящихся отнять у помещиков землю, которой они "владеют не по праву", это возражение не производит должного впечатления. В самом деле, если крестьянину нехватает своей земли, он вынужден ее арендовать (часто на условиях частичной аренды) или наниматься работником к помещику. В областях, производящих зерновые на экспорт, они часто нанимаются со своим инвентарем. Стало быть, уже теперь поместные земли обрабатываются с помощью крестьянского инвентаря. Считается, что 4/5 зерна, поступающего на рынок, произведено "крестьянским" трудом, хотя в Черноземье 5/8- всей площади и 1/3 посевной как будто находится в руках частных собственников. Таким образом, конфискация помещичьих земель представляется самим крестьянам просто как ликвидация монополистического класса рантье - не более того.[111] Итак коммунистический характер крестьянского движения становится все лучше выражен , поскольку он коренится в характере аграрного строя и по причинам, о которых мы говорили только что. Со своей стороны власть делала все возможное, в течение столетий и в последнее время, чтобы еще больше укрепить коммунистические настроения. Представление, что земельная собственность подлежит суверенному распоряжению государственной власти (искоренявшей, кстати, частное право на всякое другое "нажитое" добро), было глубоко укоренено исторически еще в московском государстве, точно так же как и община. Остается дискуссионным, следует ли приписать их происхождение исключительно московскому податному порядку и glebae adscriptio (уложение о прикреплении к земле), но это не так уж важно.Но так или иначе, непризнание права на "приобретенное" и передача его общине были элементами правительственной программы графа Киселева при Николае I, и эта практика сохранилась вплоть до нашего столетия, хотя, вероятно, некоторые либеральные чиновники не держались ее строго. И вот в сознании крестьян до сих пор сохранился своего рода "сельский коммунизм", то есть такой правовой порядок, согласно которому земля принадлежит совместно всей деревне, да к ней должна еще добавиться помещичья земля, обещанная крестьянам "Царем-освободителем". А политика последних десятилетий заменила этот "исторический" крестьянский коммунизм проектом "государственного обеспечения всех крестьян землей".[112] По крайней мере начиная с закона 1893 года, правительство постепенно лишает "мир" социальных полномочий и превращает его в пассивный объект деятельности административного аппарата государтсва. Переделы земли все больше попадают под контроль властей, хотя за решениями о переделе и скрывается классовая борьба внутри самой общины. Но прежде всего в 1893 году государство фактически свело на нет все, что крестьяне согласно уже существовавшим законам и обещаниям приобрели за выкуп, произвольно ограничивая утилизацию этой частной собственности в интересах общины. После того как государство до такой степени лишило смысла идею собственности и присвоило себе право и возможность контроля над ней, нет ничего удивительного, что крестьяне со своей стороны возлагают на государство обязанность обеспечить их землей, даже не желая знать, откуда эта земля берется. Таково единственное возможное следствие государственной политики.
  
  Одним словом, если реформа, предлагаемая буржуазными демократами, будет проведена в жизнь, то среди крестьян значительно усилятся аграрно-коммунистические и социал-революционные настроения, которые и сегодня уже так сильны, что по меньшей мере крестьянскую массу не удастся склонить на сторону индивидуалистичесой аграрной программы в духе той, которую в свое время предлагал П.Струве.[113] Русская ситуация своеобразна тем, что в России по мере "капиталистического" развития, повышения стоимости земли и ее продукта, наряду с формированием промышленного пролетариата и распространением настроений "современного" социализма будут распространяться и настроения "архаичного" аграрного коммунизма.[114] Отнюдь не ясно также, в каком направлении пойдет в России интеллектуальное развитие.
  
  Дух народничества, все еще присущий всем оттенкам "интеллигенции" всех классов общества и политическим программам, когда-нибудь будет преодолен. Но возникает вопрос: а что придет на его место? Такому трезвому пониманию вещей, который свойствен социал-реформистскому либерализму, будет нелегко без тяжелой борьбы накинуть узду на широкую русскую натуру. Потому что романтический радикализм социалистически-революционной интеллигенции имеет еще одну сторону: по характеру он близок, несмотря на протесты своих представителей, к "государственному социализму", и от него лежит очень короткий путь в авторитарно-реакционный лагерь. Быстрое превращение крайне радикальных студентов в крайне "авторитарных" чиновников, как сообщают нам главным образом нерусские, но добросовестные наблюдатели, не обязательно объясняется (если действительно имеет место) их личными врожденными свойствами и низким стремлением заработать себе на кусок хлеба. Не случайно имеет место и обратное превращение: убежденные, казалось бы, сторонники прагматического бюрократического рационализма в духе Плеве и Победоносцева превращаются в радикальных социалистов-революционеров. Прагматический рационализм этого направления в принципе есть как раз тот образ мышления, которому свойственно страстное стремление к "делу" в духе абсолютной социально-этической нормы. Аграрный коммунизм оказывается идеальной почвой, на которой происходит постоянное качание между идеей "творческого акта" "сверху" и "снизу", между реакционной и революционной романтикой. Но займемся наконец тем, что думают сами крестьяне.
  
  В резолюциях бесчисленных собраний и адресах, импровизированно составленных на стихийных собраниях крестьян[115], как например, ранее в этом году в Харьковской губернии, наряду с требованием снизить налоги и подати, а также ввести обязательное школьное обучение, крестьяне настаивают на двух простых вещах: /1/прекратить вмешательство мелких чиновников, а также государственных чиновников-дворян, особенно земских начальников:"мы просим тебя, Государь, избавь нас от наших чиновников, этих надсмотрщиков[116], жандармов и начальников. Они обходятся дорого и тебе и нам, а порядка никакого не чинят, только мешают нам жить и работать и мучают нас. Спроси их, Государь, и пусть ответят, кто виноват, что народ коснеет в глупости, почему у нас нет школ, почему мы должны читать книги и газеты, которые нравятся им[117], почему мы так забиты. Они сами во всем и виноваты. Позволь нам, государь, самим выбрать себе чиновников. Мы выберем понимающих людей, благонравных людей, они не будут обходиться тебе и нам так дорого, а проку от них будет больше.[118] Этому постоянно сопутствует требование разрешить, как в старые времена, свободно собираться для обсуждения собственных проблем. /2/Второе постоянное требование - больше земли: "земля,дарованная твоим дедом, осталась той же, а народу стало много больше. У тех, кто получил надел, теперь имеют 5-6 внуков, да и у тех теперь уже взрослые дети, и ни у кого нет земли." К этой общей теме сводят аграрный вопрос все без исключения направления. Со всей ясностью и силой это прозвучало на учредительном съезде "Всероссийского крестьянского союза" в июле 1905 года в Москве, точнее в одном из больших пригородных лабазов, в стороне от столбовой дороги.[119] Этот съезд был первым парадным смотром партии социалистов-революционеров и их агитационных успехов. Содержание заседаний съезда весьма симптоматично и дает, прежде всего, представление о состоянии движения. В мае организации эсэров существовали в 40 волостях и 7 губерниях. На съезде были около 1ОО делегатов от 28 губерний.[120] Почти не были представлены Запад и Северо-запад, крайний Север, Юг и Юго-восток были едва представлены. Напротив, хорошо были представлены Центр, Черноземье, включая Восточную Украину. Судя по анкетным данным делегатов, организация, возникшая в Москве, особенно распространилась в некоторых областях Украины и в Курской губернии. Она определенно очень слаба в Туле и Владимире (промышленные области),в Казани (на востоке), в Вологде (на севере). В промышленных областях ее слабость объясняется отсутствием единства интересов среди крестьян. Но несмотря на слабость, в Орле, например, она уже тогда оказалась способной снизить арендную плату наполовину. Организация этого рода ставит перед собой достижение чисто экономических целей в рамках существующего порядка, хотя в большинстве случаев экономические цели совпадают с политическими. И, судя по многочисленным сообщениям в газетах, она добилась значительных успехов.[121] В основном, правда, в тех областях, где община сохранилась слабо, в частности на Юге или в Малороссии. Гораздо меньше ее успехи в Центре и в Белоруссии, где преобладают чисто разрушительные тенденции крамолы. Повсюду поводом для волнений послужил рескрипт 18 февраля 1905 года, ставший известным крестьянам благодаря газетам и усилиям пролетарской интеллигенции. Почти повсюду было замечено, что чиновники пытались сохранить содержание рескрипта в секрете от крестьян и этим объясняется то, что волнения были столь ожесточенными. Когда полиция запрещала собрания, ссылались на этот рескрипт. Кростьяне сами читали газеты или кто-то читал им газеты вслух (в особенности "Сын отечества"), на сходах принимали "приговоры", составляли прокрамации и петиции Царю. Власти, очень часто (хотя и не всегда)попы, регулярно помещики и кулаки пытались чинить движению препятствия. На съезде было предложено принимать в крестьянский союз только тех у кого больше 50 десятин земли, и не допускать туда не-крестьян, в том числе "интеллигенцию". Но после обсуждения этот вопрос было решено оставить на усмотрение местных организаций. Для атмосферы на съезде были
  
   характерны накаленные демократические настроения и подозрительное отношение ко всякому авторитету, выразившееся в том, что созданные съездом комиссии получили только "служебные" мандаты. Вообще, съезд рассматривал себя как форум тех, кто "живет своим трудом" и резко этим отличается от земства, где господствуют собственники. Все это не помешало тому, что даже самые радикальные делегаты настойчиво предостерегали ото всяких выпадов лично против Царя[122] Точно так же при всей ненависти и презрении к попам и монастырским владениям, верх одержал страх перед их влияниями, а в иных случаях выражалась даже симпания к альтруизму и коммунизму монастырской организации. Но по земельному вопросу, бывшему центральным в дебатах по существу дела, разногласия обнаружились только в двух отношениях. Во-первых: в чью пользу должна отчуждаться (экспроприироваться) земля? Большинством в один голос было решено, что земля должна поступать в распоряжение некоторой "общности". Впрочем, это должно было еще решаться на сельских сходах. Предствавитель Черниговской губернии выступал рашительно против всякой теории "национализации". Представитель Владимирской губернии настаивал, что титул собственности должен перейти к крестьянской общине. Но оба они были за экспроприацию в той же мере, что и все остальные. Принципиальные возражения против экспроприации выдвинул только присутствовавший на съезде как и все "интеллигенты" с совещательным голосом представитель социал-демократии. Его выступление находилось в полном согласии со взглядами, развивавшимися ранее плехановской группой, но в полном противоречии с ее нынешней практикой.[123] Согласно этим взглядам, устранение частной собственности не только на фабриках, но и в крестьянском хозяйстве, теперь преждевременно, потому что задержит капиталистическое развитие в сельском хозяйстве. Земля - это "дар природы" (другие выступавшие пользовались по большей части выражением "дар Божий") только в том же смысле, что и лес, хлопок, шерсть, приобретающие потребительскую ценность лишь после обработки трудом и инструментами, или иными словами, "капиталом": крестьянам теперь нужен капитал, а капитал может возникнуть только на основе частной земельной собственности.[124]В России возможна, таким образом, только политическая революция, а не экономическая.[125] Но съезд не хотел ничего слышать о дедукциях насчет "исторического развития".[126] Он искал только справедливого решения второго вопроса: следует или не следует платить возмещение за отчужденную землю, точнее хозяйственно ценную землю.Суждения, высказанные на съезде безусловно интересны как проявление "свободной этической мысли". Единодушным было мнение, что Царь, Великие князья, Церковь и монастыри (после некоторых колебаний со ссылками на их "коммунистический" характер) должны отдать свою землю безвозмездно, поскольку эта земля очевидным образом представляет собой общественное достояние и, как правило, на самом деле даже не используется. Принцип возмещения за любую частную собственность отстаивали представители с севера (Вологда), из Черноморских областей и с Украины, то есть оттуда, где нет полевой общины и вкус к собственности относительно развит. Но значительное большинство, в особенности представители Черноземья и Северо-востока /Вятка/, где земля еще и теперь не представляет собой коммерческой ценности, держались иного мнения; они предлагали давать возмещение только тем крестьянам, которые купили землю - их интересы энергично защищались. Сообветственно, различали купленную и унаследованную землю, причем унаследованная земля не считалась такой неприкосновенной. Дескать, первоначальное присвоение земли, лежащее у истоков всех прав наследования, всегда есть насильственный акт, или во всяком случае акт, не спровождаемый платежом: участникам съезда, например, напомнили, как Екатерина II дарила деньги своим любовникам. Это было так же незаконно, как раздача воздуха и света. Поэтому само по себе наследование не обеспечивает права владения - такой взгляд вполне гармонирует с ситуацией в областях, где господствует община и где не семья, а деревня распоряжается собственностью индивида. Напротив, приобретение земли собственными силами не рассматривается как незаконное: даже спонтанные "приговоры", как указали противники компенсации, в принципе, допускают возмещение за изъятие купленной земли. К этому добавляли, однако, что при компенсации надо учитывать, когда земля была куплена.Поскольку за 2о или 30 лет доход от земли компенсирует собственнику затраты на покупку и вложенный капитал, замля, приобретенная так давно, может экспроприироваться без компенсации - нечто обратное принципу присвоения за давностью.[127] Все это вполне согласуется с обычной практикой (чрезвычайно тонко разработанной), когда общинный передел касается владельцев земли, произведших на своем участке мелиорацию. Однако, когда землю покупают более крупные собственники, включая кулаков, присвоение земли не имеет никаких оправданий; ведь невозможно с "чистыми руками" получить в свое распоряжение достаточно средств для приобретения большого земельного участка. И представитель эсэров напомнил другим делегатам русское присловье "на трудах праведных не построишь палат каменных".Так или иначе, господствовало представление, что люди живущие на трудовые доходы, не могут приобрести много земли, а только трудовые доходы считались морально безупречными. И стало быть, следует установить верхний порог землевладения, выше которого конфискация земли не компенсируется. В качестве такого порога предлагались 50 или 100 десятин. Наконец, было предложено установить верхний предел компенсации в размере прожиточного минимума "культурного человека".Этот минимум зависел от плодородия почвы, а его верхний предел был оценен в 6ОО рублей (эквивалент дохода с капитала в 10 тысяч рублей). Представитель эсэров говорил, что было бы негуманно обречь бывших землевладельцев (не умеющих работать) на нищету и голод и предложил назначить им пожизненную пенсию. Но о компенсации как таковой не может быть и речи. Этому выступлению горячо апплодировали. В конце концов делегаты приняли всеьма расплывчатую формулировку: землю следует экспроприировать "частично с компенсацией, частично без компенсации". Весьма высокопарное воззвание Союза призывает к борьбе за справедливость, свободу и землю вместе с рабочими и интеллигенцией, выделяет полицию как главного врага, говорит о необходимости не допустить, чтобы другие классы "закрыли двери Думы" и провозглашает как свою цель "передачу земли в руки тех, кто обрабатывает ее своими руками".
  
  
  Никто не может сказать, насколько эта программа отражает настроения крестьян.В той мере, в какой они вообще мыслят политически, их будет невозможно, конечно, вовлечь в антилиберальный альянс с дворянством: в этом российская ситуация отличается от положения в Германии. В то же время они настроены ни в коем случае не "либерально" Остается неясно, насколько экономически передовое крестьянство, в частности на юге и юго-востоке, или слой "сельской буржуазии" может повлиять на мнение крестьянской массы в пользу "буржуазной" демократии на предстоящих выборах. Так же неизвестно, какую роль будут играть священники, тоже в основном происходящие из крестьян.[128] Анти-авторитарная агитация, не желающая удовлетворяться призывами к насилию и нацеленная на строительство партий, столкнется со значительными трудностями, поскольку даже Витте не отменил цензуру в сельской местности, а дворяне, чиновники и, что еще важнее, православные священники уже начали из Москвы вовлекать крестьян в организации консервативного направления. Читая сообщения прессы о том, что во многих местах, например, во Владимире, крестьянские организации присоединились к партии КД, сохранив за собой лишь право "интерпретировать" по своему аграрную программу либералов, спрашиваешь себя недоуменно:а что бы это могло значить, если известно, что на съезде КД были не только дворяне и государственные чиновники, но и земские начальники, в которых крестьяне видят своих главных врагов. Напротив, радикальные земские служащие, то есть "третий элемент", в целом согласный с Союзом союзов, то есть отчасти с эсэрами и отчасти с социал-демократами, находится в тесном общении с крестьянами. На Крестьянском съезде обнаружилось, что они фактически склонны идти вместе с крестьянством.[129]
  
  
  Крайним радикализмом отличался так же второй Всероссийский крестьянский съезд. Он состоялся 6-13 ноября в Москве и собрал около 500 делегатов, на этот раз изо всех областей страны. Мы имеем о нем только очень отрывочные сведения, почерпнутые из "Права"/Љ44/.Некоторые газеты, ссылаясь на сообщение Петербургского телеграфного агентства, утверждали, что на этом съезде значительно преобладала интеллигенция, так что это было не столько собрание крестьян, сколько "для крестьян". Съезд отверг эти утверждения и объявил бойкот агентству. Съезд настаивал, что он собрал в основном крестьян.Из сообщений виден несомненный прогресс чисто крестьянских профессиональных организаций, в основном опять в Малороссии и других областях, где сравнительно развиты индивидуалистические структуры, а так же в казацких областях. Гораздо меньше заметна эта тенденция в центральных районах с сохранившейся полевой общиной: они больше угнетены и в силу этого там сильнее фаталистические и эсхатологически революционные настроения. Крестьянское движение, которому приходится преодолевать, хотя и не везде, энергичное сопротивление духовенства, на севере и в других областях, где нет земельного голода, имеет преимущественно политический характер, а на юге, наоборот, более влиятельно толстовство. Но повсюду преобладают аграрно-революционные настроения.Съезд рекомендовал бойкотировать чиновников и суды, применяя ненасильственное сопротивление, игнорировать распоряжения властей, уклоняться от платежей и трудовых повинностей помещикам. Движение отнюдь не чувствует себя уверенно. Характерно, что когда обсуждался вопрос, чем заменить суды, предложение выбирать судей на общинных собраниях было отклонено: реальной казалась опасность, что в суды могут быть избраны представители"черной сотни". предпочтительнее оказалось выбирать третейского судью в каждом отдельном случае. Острые споры разгорелись по вопросу: мирная агитация или восстание? Черниговский священник, избранный на съезд от пяти деревень, рекомендовал только "мирную всеобщую стачку" и страстно призывал Царя обнародовать как можно скорее "манифест о земле", чтобы избежать весной "большого пожара". Его выступление было встречено горячим одобрением. На самом деле известно, что во многих местах, даже там, где вполне хватало земли, крестьяне этим летом провозгласили: ждать, что скажет Царь, еще год или до следующей весны, а потом - "подниматься". Были острые споры с социал-демократами. Перед ними был поставлен решающий вопрос: выступают они за отчуждение земли или нет. Ясного ответа не было. Съезд не захотел пускаться в обсуждение теории "постепенного процесса" и постановил, что у представителей социал-демократии впредь будут спрашивать их мнение, но права решающего голоса у них не будет. На это последовали протесты со стороны московских социал-демократов. Они требовали полноправного участия и предостерегали, что либералы могут использовать крестьянские съезды в собственных интересах. На этот раз протестовали участники съезда, среди них даже сами социалисты.[130] Конгресс объявил всех, кто примет участие в Думских выборах, "врагами народа" и требовал созвать "Учредительное собрание". После окончания съезда его президиум был арестован. Такое впечатление, что только после этого представители Крестьянского союза связались формально с социалистическими организациями Совета рабочих депутатов и с "Союзом союзов".
  
  
  Как же поведут себя крестьяне на выборах? Конечно, крестьяне упорно сопротивляются влиянию консервативных чиновников и духовенства. Сильнее всего и легче всего это сопротивление объяснимо не в районах крайней нужды, а на юге - в казачьих областях, в Черниговской и Курской губерниях. В них, а также в некоторых областях промышленных районов, несмотря на весь контроль со стороны полиции или аппарата предводителей дворянства, крестьяне на сходах принимают самые радикальные петиции (под ними стоят тысячи подписей), требуя устранить бюрократический контроль и учредить институт выборных народных представителей. Решающий элемент этих документов не имеет, разумеется, ничего общего с идеями современного парламентаризма. Они расчитаны на то, чтобы установить прямую связь с Царем, в обход бесчисленных чиновников. Иными словами, крестьяне хотят, чтобы бюрократический аппарат самодержавия был устранен, но - и тут славянофилы правы - не имеют ни малейшего желания заменить его бюрократией под контролем парламента.[131] Антибюрократические настроения в настоящее время довольно сильны. В нескольких случаях крестьяне на сходах, отвергли "лойяльные" резолюции, предложенные чиновниками. В других случаях крестьяне принимали эти резолюции в присутствии чиновников, а потом отказывались от своего решения или отправляли обратно памфлеты, посланные им реакционными ассоциациями. Все же мало вероятно, что эти настроения определят исход выборов - этого будет мало, чтобы преодолеть давление со стороны чиновников. Избирательный закон даже в версии 11 декабря предполагает исключить предвыборную агитацию. Хотя он и разрешает собраниям избирателей и выборщиков "предварительные обсуждения" кандидатов в Думу без присутствия полиции, но допускает к участию в этих собраниях только тех, кто имеет право голоса и выборщиков (вход на собрания контролирует полиция!). Удивительным образом исключение сделано только для чиновника (предводителя дворянства или его представителя), который руководит выборами, даже если он сам не избиратель и не выборщик. Сохраняется принцип выборов "из числа своих" или "из числа тех, кто уполномочен участвовать", хотя известно, что практическое применение этого принципа в Америке серьезно снизило уровень законодательства, что, собственно, и было целью такого регулирования. В городах все это по большей части всего лишь формальность.Но что такой надзор за избирательными собраниями означает в сельской местности, говорят сами крестьяне, а их главное требование как раз состоит в том, чтобы устранить надзор со стороны гражданских чиновников. Правительство, одержимое моментальным эффектом, таким образом, бесповоротно уступило наиболее удобный (и законный) пропагандистский аргумент радикалам. Власти, вероятнее всего, "охотятся" за консервативными крестьянскими представителями, но каждый крестьянин будет знать, что они его не представляют: ко многим причинам, по которым крестьянин ненавидит бюрократию, добавится еще одна.
  
  
  Никто не может, таким образом, сказать, как поведет себя крестьянство на выборах в Думу. В общем, иностранцы предполагают, что Дума окажется крайне реакционной; русские же, несмотря ни на что, надеются на крайне революционный характер Думы, полагаясь в основном на крестьянство. Те и другие имеют основания для своих расчетов; оба прогноза имеют равные шансы оправдаться. В европейских революциях нового времени крестьянство переходило от самого крайнего радикализма к безучастности и даже прямо к политической реакции, как только его непосредственные экономические претензии были удовлетворены. На самом деле нет никакого сомнения в том, что если автократия решит насильственным или полу-насильственным образом "заткнуть глотку" крестьянам землей, или, если крестьяне в условиях анархии сами возьмут землю и смогут удержать большую часть ее, интерес к форме правления у крестьян угаснет.[132] Поэтому представители буржуазной демократии, в частности Струве, предпочли бы, чтобы реакционное правительство не смогло удовлетворить требование крестьян относительно земли. Этот вариант возможен, поскольку удовлетворение этих требований угрожало бы не только дворянству, но и Великим князьям и, наконец, самому Царю. Интересы крестьян несовместимы с инстинктом самосохранения этих могущественных сил. Но следует помнить, что при всех огромных размерах владений Императорской семьи масштабы дворянского землевладения намного больше, и ненависть крестьян направлена в особенности против дворянства.Далее, проблема в том, какие требования крестьян и в какой мере мог бы удовлетворить сам демократический режим.Струве горячо возражает против простой конфискации земли.Однако программа КД предлагает, что изъятая земля не должна компенсироваться по ее рыночной стоимости, а с "буржуазной" точки зрения это уже означает "конфискацию": принцип определения стоимости земли по доходу с нее, применяемый у нас при оценке наследства, здесь опять вывернут на революционный манер. И уже предложение Чупрова заставляет князя Трубуцкого опасаться, что либеральное дворянство может податься в лагерь Шипова. Так или иначе,часть дворянства, которое само по себе очень неоднородно (по словам министра образования при Николае I "растянулось от ступеней трона до крестьянских изб"), при нынешних обстоятельствах склоняется к тому, чтобы отдать землю. "Лучше жить в усадьбе без земли, чем, как теперь, на своей земле словно в осажденной крепости", - сказал князь Долгоруков на либеральном аграрном съезде в Москве. Но съезд аграрных предпринимателей, собравшийся за закрытыми дверями в декабре 1905 года в Москве, потребовал безоговорочных репрессий.[133] Как бы там ни было, для не-репрессивного правительства земля обойдется в колоссальные деньги. есть обширные пространства для колонизации, особенно на юго-востоке и северо-востоке огромной Империи, если удастся мобилизовать серьезные средства для ирригации или расчистки лесов (в Сибири). Отмена выкупных платежей, налоговые льготы для крестьян, расходы по Цивильному листу для компенсации Царской семьи, потеря ренты с удельных земель, расходы на мелиорацию - все это означает колоссальное уменьшение государственных доходов и увеличение расходов. Одним словом, бюджетная проблема не знает прецедента. Сверх всего, появление множества новых земельных собственников-крестьян само по себе не решит аграрную проблему. Более того, если это будет единственная мера, то это лишь замедлит "технический прогресс".[134] Поскольку нетрудно предвидеть глубокое разочарование среди крестьянства даже после того, как все требования крестьян будут удовлетворены, и поскольку крестьяне при нынешнем состоянии дел никак не "проводники" или "столпы", но "объект" аграрной политики, партия, решившая проводить аграрную реформу законными средствами, окажется в незавидном положении.
  
  
  Между тем, правительство обещало пока только освобождение от выкупных платежей, расширение (на 30 милн. рублей нового капитала) активности Крестьянского земельного банка по перемещению земли от помещиков в собственность крестьян[135], а также согласилось, хотя и в неопределенных выражениях, провести аграрную реформу, которая должна будет "примирить" интересы помещиков и крестьян. Несмотря на усилия всех "комиссий" в прошлом, остается неясным, есть ли у Правительства какие-то планы, как это сделать "конкретно". Жизненно важным остается, чтобы Правительство, с одной стороны, и крестьяне, с другой стороны пришли к соглашению о том, как обеспечить права каждого крестьянина получить свою долю частной собственности, после того как будут внесены все выкупные платежи.
  
  
  Путь русской социально-реформистской либеральной демократии - это путь самоотречения. У нее нет выбора. По моральным соображениям и поскольку старый режим ведет себя так демагогически, она может требовать только безусловного всеобщего и равного избирательного права. Но ее собственные идеи могли бы стать политически влиятельными лишь в условиях избирательной системы, подобной земской. Им приходится выступать за аграрную реформу, в результате которой возникнет экономическая практика и возобладают экономические отношения не в духе технико-экономического "прогрессивного" волюнтаристского социализма, но, в сущности, в духе архаического крестьянского коммунизма. Это приведет не к отбору наиболее продуктивных в "деловом" смысле хозяйств, а к "этически" обусловленному равенству жизненных шансов для всех. Таким образом, развитие индивидуалистической культуры западноевропейского типа, что большинство самих демократов считает в конечном счете неизбежным, замедлится. Сытые немцы, самодовольно считающие себя "реалистическими политиками"[136] и приходящие в смятение от одной мысли, что они могут оказаться не на стороне "победоносного дела", конечно, будут взирать свысока на такое развитие событий. Потому что, разумеется, у либерального движения попросту нет достаточно сил для борьбы, на что вновь и вновь не без злорадства указывают крайние социалисты-революционеры.В самом деле, никто не знает, что сейчас творилось бы в стране, если бы автократия не была запугана убийствами Плеве и Великого князя Сергея Михайловича. Либералы могут лишь надеяться на то, что офицерство в конечном счете не пожелает повернуть оружие против людей, с которыми оно фактически связано семейными узами.[137] На самом деле часто оказывается эффективной тактика, рекомендуемая либералами. В отличие от эсэров, делающих ставку в отношениях с армией на взрывчатку и вооруженное сопротивление, они предлагают мирное неповиновение. Конечно, против решительного военного руководства все это не будет так эффективно, а нынешнее восстание в Москве будет очень благоприятно для укрепления дисциплины в армии. Есть, разумеется, еще один, специфически "буржуазный" элемент давления, но он находится не в руках самих русских либералов. Без угрозы со стороны иностранного финансового капитала - не прямой и буквальной, но угрозы по существу - Манифест 17 октября никогда не был бы обнародован, или во всяком случае был бы отменен. Страх перед возмущением масс или мятежами в армии и ослабление авторитарного режима в результате поражения на востоке были бы недостаточны, если бы не сочетались с холодным и твердым давлением банков и биржи на автократию. С этим приходится считаться таким политикам как Витте и Тимирязев. И когда социал-демократическое "Начало" называет графа Витте "агентом биржи", за этим примитивным ярлыком скрывается известная правда.В вопросах конституции и внутреннего управления убеждения Витте крайне неопределенны. В любом случае, он часто противоречил сам себе. У него так же появилась скверная привычка: когда люди, вполне заслуживающие доверия, воспроизводят его слова, он уверяет, что его "неправильно поняли", и это касается не только конфиденциальных разговоров, но и переговоров с партийными представителями. Витте безусловно мыслит "экономически". Витте, например, "хватило духу" взять на себя тяжкий грех (как в глазах реакционной бюрократии, так и революционной демократии) защиты частного крестьянского землевладения. Его теперь ненавидят славянофилы, а Царь терпит его только по причине его "незаменимости".Несомненно, что он настроен "капиталистически" - так же как и либералы образца Струве.В отличие от Плеве, пытавшегося править, опираясь на массы, руководимые авторитарным режимом, против "буржуазии", Витте, конечно, охотно нашел бы общий язык с имущими классами против масс. Он и, вероятно, только он способен сейчас поддержать кредит и валюту России, поскольку готов проявить к этому волю. Он несомненно хорошо понимает, что для этого Россия должна превратиться в правовое общество с конституционными гарантиями. Если бы он мог, он, вероятно, принял бы необходимые внутриполитические меры с тем, чтобы не подвергать опасности дело своей жизни - превратить Россию в реальную финансовую державу. Вдобавок предполагается, что если в России установится "подлинно" либеральный режим, то укрепится союз с Францией. Однако все эти мотивы ни для Витте, ни для Царя и его окружения недостаточны, чтобы, пренебрегая всем, встать на путь либерализации. И остается лишь догадываться, при какой мере напряжения они дрогнут и соблазнятся на идею военной диктатуры как предшественника некоего псевдо-конституционализма. В ближайшем будущем дело может принять именно такой оборот. Если хотя бы 1/10 офицерского корпуса и войск (на самом деле это скорее будут 9/10)[138] останутся верны Правительству, даже самые массовые восстания останутся бесплодными. Биржа откликнулась на первую кровь на улицах Москвы повышением курса акций, и все происшедшее с тех пор показывает, как возросла уверенность реакции в себе и как изменилось настроение Витте. Хозяйственная разруха здесь, как и повсюду, после крушения политических иллюзий приведет к тому, что воля пролетариата к борьбе угаснет. И внешнему наблюдателю кажется весьма вероятным, что к власти придет правительство, выражающее волю централистского чиновничества. Ибо социальные силы, на которые режим опирался до сих пор, без сомнения и теперь лучше организованы, чем это кажется на первый взгляд. Их возрождение становится все более вероятным. Тем более что сектантский и торгашеский дух "профессиональных социалистов" - даже в условиях бандитского террора со стороны дрожащего за свою шкуру полицейского чиновничества - направляет энергию своих сторонников против конкурирующих (в борьбе за свободу) буржуазно-демократических партий. Именно на этом пути, как мы хорошо знаем в Германии, разворачивается во всей красе склонность некоторых общественных групп к высокопарному обличительству, политически совершенно бесплодному и блокирующему всякую возможность политического воспитания.[139] Они будут чувствовать себя триумфаторами и в том случае, если верх возьмет реакция, и в том случае, если большинство имущих перейдет в лагерь "умеренных" партий. В обоих случаях они смогут, как и у нас в Германии, отвести душу, тешась приятной мыслью:"каких только негодников, дескать, нет на свете".
  
  
  Консервативные силы проявляют себя в обструкции со стороны реакционного чиновничесвта и высшего офицерства. Насколько сильными могут оказаться их партийные организации, покажет практика. Центр старо-консервативной "монархической" партии находится в Москве. Ее штаб-квартира это редакция "Московских ведомостей". Их программа до сих пор предусматривала полное сохранение статус кво и насильственное подавление оппозиции. Об ее внутренней организации и влиянии сейчас трудно судить из-за границы. Похоже, что прошли времена первоначального замешательства в этом лагере, когда один из лидеров монархистов писал, что не знает, как помочь Царю, если сам Царь не даст приказа "в поход" /"Московские ведомости", 7 мая/, и когда князь Мещерский в "Гражданине" с негодованием отвергал мысль, что "власть Царя зависит от помощи господина Грингмута" и сожалел, что манифест консерваторов может произвести на народ именно такое впечатление - характерная аналогия с тем, что думали некоторые прусские роялисты в 1848 году. Даже закон, запрещающий создание политических союзов, больше не удерживает консерваторов. "Союз русских людей /русского народа? - А.К./"[140] в Москве с многочисленными отделениями и множество подобных организаций в других городах были основаны уже в марте после манифеста 18 февраля, точно так же как и "патриотическая лига" в Петербурге. В отличие от земских съездов все они заседали за закрытыми дверями, как и Московский консервативный съезд в ноябре 1905 года, выступавший за репрессии.В декабре Царь объявил депутации "Русского народа" и других консервативных союзов, выразивших ему опасения об "угрозе Самодержавию"[141], что он "твердо" намерен держаться обещаний, данных им в Манифесте 17 октября, после чего организация консерваторов как политическая парламентская партия сильно прогрессировала.
  
  
  Но и независимые консервативные партии тоже развивались в течение 1905 года. Например, "Партия правового порядка". Среди ее петербургских лидеров известный и в Германии профессор Янжул, а также Красовский[142], обиженный и фрондирующий экс-чиновник из несостоявшихся министров. Сюда же относится основанная в Петербурге "Партия 17 октября". Ее возглавляют Гучков, граф Гейден, Шипов и др.. Она несколько "либеральнее"и ближе к Витте.[143] Ничего пока не известно о собственных социально-политических программах этого и других подобных движений.[144] Партия правового порядка предлагала Витте помощь штрейкбрехеров в случае предстоящей забастовки работников почты и телеграфа.К этим группам примкнули умеренные депутаты Думы и земцы, собственно буржуазия - банкиры и крупные промышленники, а отчасти люди, вроде Красовского, не стремившиеся поначалу к конституции, а добивавшиеся законной гарантии свободы личности и печати, не думая, впрочем, о том, как это практически возможно без конституции. Все эти группы объединяет, кроме признания Манифеста 17 октября, на который, как известно, староконсервативные чиновники ответили налетами Черной сотни, может быть, даже надеясь на его отмену, откровенный религиозный индифферентизм.[145] В остальном же наверняка только одно: все они безусловно хотят "спокойствия" и будут согласны на все, что поможет обеспечить спокойствие. Петербургский "Союз правового порядка", например, выступает за то, чтобы предоставить избирательное право евреям и тем самым "успокоить их". Петербургские цензовые избиратели после долгих дебатов высказались за автономию Польши по тем же соображениям.На других собраниях цензовых избирателей в разрез с радикальным требованием отделения Церкви от государства требовали сохранить преподавание Закона Божьего, поскольку это необходимо для поддержания порядка. И так далее. В остальном они будут довольны всеми уступками, которые Царь сочтет возможным им сделать. Можно думать, что подобные настроения усиливались крестьянскими и военными бунтами, угрозой всеобщей забастовки и популярностью путчизма в среде социал-демократии. И само собой разумелось, что Правительство и особенно Витте рассчитывают , что общество, напуганное анархией, в конце концов, как выразился Витте, "само запросит порядка". И тогда, добавили бы мы, освободится место для лозунга "обогащайтесь!". К тому дело и шло. Естественно, подобное развитие событий было в ущерб конституционной земской демократии. "Эпоха земских конгрессов кончилась", - сказал князь Долгоруков, подавая в отставку. В самом деле, время "идеологического джентри" позади - материальные интересы вновь выступают на сцену и начинают играть "нормальную" роль. Из игры при этом исключаются политически настроенный идеализм (слева) и мечтающее о расширении земского самоуправления умеренное славянофильство (справа). Ни то ни другое не должно огорчать Витте. Несмотря на все это, выжидательная политика Витте, возможно, объяснялась тем, что ему приходилось обделывать чужие дела или у него просто не было возможности для чего-то другого. В глазах Двора (и в большой мере на самом деле) Витте - просто человек, занимающий место, и его нельзя заменить, потому что он пользуется уважением на бирже и потому что он умен и образован. Насчет позиции, которую занимали близкие к Двору элементы в правительстве никогда не было никаких сомнений. Высшие чиновники в тех областях, где, согласно надежным и не опровергнутым сообщениям, полиция пыталась спровоцировать гражданскую войну, были в некоторых случаях, с оглядкой на заграницу, наказаны, но их, так сказать, "спустили по лестнице, ведущей вверх". У нас нечто похожее произошло с теми депутатами Рейхстага, которые угробили в парламенте проект Восточно-центрального канала. А граф Витте не предпринял никакой серьезной попытки (не исключено, что у него и не было для этого возможности) как-то подавить бескомпромиссный обструкционизм провинциального чиновничества, попросту не желавшего верить в то, что конституционный режим продлится сколько-нибудь долго. Либералы видят в этом недостаток "честности": не лишено оснований, но не вполне точно. Как говорится, "чем богаты, тем и рады" - помехи для соответствующих мер надо искать выше. Многие меры Министерства внутренних дел, о чем можно судить по газетным сообщениям, действительно ведут к тому, что массы возбуждаются, а власти опускают вожжи и ждут, когда страх перед "красным" террором достигнет того уровня, при котором созреет время для террора "белого". Не следует думать, что такая политика проистекает исключительно из слабости и неуверенности. Существует потребность - отомстить за 17 октября.[146] Эта политика приводила и по замыслу ее инициаторов еще приведет в долгосрочной перспективе к несомненной дискридитации всех освободительных движений, в особенности буржуазно-конституционного антицентрализаторского либерализма, чье влияние на общественное мнение и роль в органах самуправления уже давно вызывает ненависть реакционной и рационалистской государственной бюрократии. Очевидно, что в случае временного воцарения полной анархии либерализм имеет еще меньше шансов на успех, чем в случае возрождения Самодержавия, к чему, при данных обстоятельствах, приведет анархия.
  
  
  Можно наверняка утверждать, что постоянная болезнь не только всех радикальных, но и любых чисто "идеологически ориентированных" политических движений состоит в исключительном умении "упускать возможности" Так, Винке в свое время отказался обсуждать частным образом с просскими министрами "новой эры" законопроект об армии на том основании, что это не к лицу народному представителю. Так, в 1893 году либералы на какой-то час опоздали принять решение, которое они потом все равно приняли после роспуска Рейхстага В обоих этих случаях решалась судьба либерализма. Можно думать, что русские либералы с точки зрения их же собственной партийной палитики заслуживают того же упрека - некоторые высказывания Витте прямо толкают нас к этому суждению. Так мне казалось еще осенью. Но чем больше я обдумываю положение дел, тем больше мне кажется, что либеральные политики правильнее оценивают свои возможности, что готов за ними признать граф Витте.[147] В обоих только что приведенных примерах речь шла о сделках, "честно"предложенных либералам.. А здесь даже "умереннейшему" конституционному земскому либерализму на деле не было предоставлено никакого "шанса", и совершенно очевидно, что у него не было ни малейшей возможности что-либо изменить. Так же мало мог сделать у нас в 1877 году Беннигсен, когда он отказался войти в правительство Бисмарка; у него были на это гораздо более веские причины, чем за ним признают историки. И так же как Людовик XVI ни в коем случае не хотел быть "спасенным" Лафайетом, так и русский Двор и бюрократия предпочли бы сделку с самим дьяволом союзу с земским либерализмом. Политическая неприязнь между группами одного социального слоя или между социально соперничающими "родственными" слоями оказывается часто - в субъективном плане - наиболее интенсивной.
  
  
  Правительство сделало самый значительный "примирительный шаг", когда граф Витте предложил Московской управе прислать к нему на совещание представителей земской партии.[148] Это совещание состоялось 27 октября по старому стилю при участии Головина, князя Львова и Кокошкина. Разница во взглядах сводилась к следующему. Витте хотел, чтобы вопрос о всеобщем равном и тайном избирательном праве решала Государственная Дума, расширенная за счет представителей рабочих, и обещал в этом свое содействие. А делегаты земства настаивали, что единственный способ восстановить спокойствие в стране - это созвать Учредительное собрание на основе такого избирательного права.[149] Но за этим очевидным разногласием, кроме старого недоверия земцев к Правительству, стояли и другие помехи: сперва в силе был Трепов, а позже Дурново, которого вполне уважаемые люди обвиняли в открытых письмах в газеты во взятках, "хотя и незначительных - 1200-1500 рублей", сообщая при этом подробности каждого отдельного случая.[150] Кроме того, либералы требовали детализации Манифеста 17 октября в строго конституционных терминах, а ее все не было.Уверения Витте, что он чувствует "духовную близость" к конституционно-демократической партии не могли вызвать доверия в этих обстоятельствах, в особенности потому, что все помнили его "конфиденциальную записку" 1899 года, где он говорил о несовместимости земства с автократией и тем самым задержал более широкое распространение земской системы. Но прежде всего: положение России требует настоящего "государственного мужа", а амбиции династического правителя не оставляют места для крупного реформатора даже если бы он нашелся - как всегда в подобных услучаях и в частности как и у нас в Германии.
  
  
  Полное впечатление, что не было ни одного момента, когда у царя появились бы хотя бы признаки устойчивого и искреннего понимания по отношени к тем, о ком он неизменно в течение полугода говорил в "непарламентских" выражениях. Если это обстоятельство принимать как данное, становится ясно, что Россия "не созрела" для настоящей конституционной реформы, но дело тут не в либералах. Приходится признать, что при таких обстоятельствах никакое взаимопонимание между Правительством и земским либерализмом не будет иметь ни малейшего политического смысла, если оба они не имеют каких-то внешних гарантий. Представители либерализма могут только "сохранить чистоту мундира", после того как их "миссия" - в том объеме и смысле, которые теперь в принципе возможны - будет выполнена. Вполне возможно, что в ближайшем будущем им придется смириться с тем, что по своему блестящее движение земского либерализма, которым Россия может гордиться так же как мы Франкфуртским парламентом, пока становится "достоянием истории", во всяком случае в его нынешнем виде. Возможно, что эта участь лучше, чем участь "мартовского министерства" ( прусское либеральное правительство в 1848 году, пытавшееся остаться у власти за счет компромиссов -А.К.). Только так сможет "идеологический" либерализм остаться на почве своих идеалов и сохранить свою потенцию от посягательства внешних сил. Именно так сможет восстановиться распавшееся в свое время единство двух интеллигенций: "буржуазной" интеллигенции, сильной своим имущественным положением, образованием и политическим опытом, и "пролетароидной", хорошо чувствующей настроение масс и исполненной духом борьбы. Последней придется отказаться от недооценки того действительного значения, которое имеет столь "антипатичный" ей "буржуазный" элемент. Надо думать, что это и произойдет вследствие предстоящих ей разочарований. О разрушении народнической романтики позаботится дальнейшее развитие капитализма. Ее место несомненно займет в основном марксизм.[151] Но работу над необъятной и основополагающей аграрной проблемой не удастся осуществить только с помощью марксисиских идей Между тем, именно эта работа и сможет опять сблизить разные слои "интеллигенции". Очевидно, что работу эту предстоит сделать органам самоуправления, и уже поэтому для либерализма вопрос жизни - бороться с бюрократическим и якобинским централизмом, и насаждать в массах старую индивидуалистическую идею "неотъемлемых прав человека", которые нам западноевропейцам кажутся чем-то вполне "тривиальным", как кусок хлеба тому, кто сыт. Эта "естественно-правовая" аксиома не дает однозначных указаний на какую-либо конкретную социальную и экономическую программу. Не существует также неких единственныхусловий, благоприятных для нее. И уж во всяком случае ее не предполагает так называемый "модерн".
  
  
  Напротив:хотя борьба за "индивидуалистические" жизненные ценности должна учитывать "материальные" условия и следовать по пятам за их изменениями, "реализация" этих ценностей никак не гарантирована "экономическим развитием".Шансы на "демократию" и "индивидуализм" были бы невелики, если бы мы положились на "закономерное" действие материальных интересов. Потому что материальные интересы явно ведут общество в противоположном направлении. В американском "благожелательном феодализме", в германских так называемых "институтах благообеспечения" (Wohlfahrt - welfare - вэлфэр- А.К.), в русском фабричном уставе - везде выстраивается каркас будущих отношений крепостной зависимости. Остается лишь подождать, чтобы замедлились темпы технико-экономического "прогресса", чтобы "рента" вытеснила "прибыль", чтобы истощились ресурсы "свободных" земель и "свободных" рынков. Тогда массы станут послушными, и дворец нового рабства будет достроен. Усложнение хозяйства, расширение государственной и муниципальной компетенции, территориальное разрастание национальных популяций - все это ведет к увеличению массы канцелярской работы, появлению новых профессий и профессионального обучения в сфере управления, иными словами - новых каст. Американские рабочие, выступавшие против "Реформы гражданской службы", знали, что делали: они предпочитали, чтобы ими правили выскочки с сомнительной моралью, нежели патентоввнные "мандарины". Но их протест обречен.
  
  
   И пусть не беспокоятся те, кого терзает вечный страх, что миру грозит слишком много "демократии" и "индивидуализма" и слишком мало "авторитета", "аристократизма" и "почтения к службе": древо демократического индивидуализма не раскинет свою крону под небеса - это уж точно. Весь наш опыт говорит о том, что история всякий раз неумолимо рождает новую "аристократию" и новый "авторитет", и к ним могут примазаться все, кто сочтет это выгодным - для себя лично или "для народа". Если дело только в "материальных" условиях и определяемых ими (прямо или косвенно) комбинациях интересов, то любой трезвый наблюдатель должен видеть: все экономические тенденции ведут к возрастанию "несвободы". Было бы совершенно смехотворно надеяться, что нынешний зрелый капитализм (этот неизбежный итог хозяйственного развития), каким он импортирован в Россию и установился в Америке, как-то сочетается с "демократией", а тем более со "свободой" (в каком бы то ни было смысле). Вопрос стоит совершенно иначе: каковы в этих условиях шансы на выживание "демократии", "свободы" и пр. в долгосрочной перапективе? Они смогут выжить лишь в том случае, если нация проявит решительную волю в своем нежелании быть стадом баранов. Мы - "индивидуалисты" и партийные сторонники "демократических" институтов идем "против течения", против "материальных" обстоятельств. Кто хочет "идти в ногу" с тенденцией развития, должен как можно скорее отказаться от этих старомодных идеалов. Теперешняя "свобода" дала первые ростки при уникальном стечении обстоятельств и условий, и они никогда больше не повторятся. Назовем самые важные из них. прежде всего, заморская экспансия - в кромвелевском войске, во французском Учредительном собрании, да и во всей нашей хозяйственной жизни еще и сегодня веет этот ветер из-за морей. Но теперь уже нет незанятых частей света; огромные континентальные области - Россия и Америка - с их предрасполагающими к схематизму равнинами становятся все более явно центрами тяжести населения в рамках западной культурной зоны. Во-вторых, своеобразие экономической структуры Западной европы эпохи раннего капитализма. В-третьих, покорение жизни наукой, так сказать "возвращение духа в себя". Теперь же рациональное оформление жизни, ведущее к уничтожению бесчисленных "ценностей", сделало свою работу: унификация внешнего стиля через "стандартизацию" продукции в нынешних условиях "экономизированной" жизни универсальна; наука же как таковая больше не способствует "универсальности личности". И наконец, в конкретных и своеобразных исторических обстоятельствах возникло особое религиозное настроение, породившее идеальные ценностные представления, которые в комбинации с бесчисленными и тоже своеобразными политическими обстоятельствами и материальными предпосылками определили "этическое своеобразие" и "культурные ценности" современного человека. Сможет ли какое-либо материальное, а тем более нынешнее "позднекапиталистическое" развитие сохранить эту своеобразную историческую атмосферу или создать ее заново? Ответ напрашивается. Нет ни тени намека на то, что во чреве экономического "обобществления" содержатся в зародыше "свободная личность" или "альтруистические идеалы". Есть ли признаки чего-нибудь подобного в идеологии и практике тех, кого, как им самим представляется, "материальные" тенденции ведут к победе? "Правильная" социал-демократия гонит вымуштрованную массу на своего рода духовный парад, суля ей рай на земле вместо постуроннего рая, куда пуританин мог попасть, только сослужив в этом мире службу делу "свободы".Попутно этот земной рай оказывается чем-то вроде прививки от оспы для тех, кто заинтересован в статус кво. оциалцдемократия заставляет своих выкормышей подчиняться догмам и авторитетам, приучает их к бесплодным спектаклям массовых стачек и к бездеятельному наслаждению злобной бранью своих присяжных журналистов - безвредной и даже смехотворной в глазах противника,, а также к упоению "истерической аффектацией", полностью вытесняющей экономическую мысль и деятельность. На этой бесплодной почве, после того как "эсхатологический" момент движения остался позади, а поколение за поколением напрасно сжимали в карманах кулаки и рычали на небеса, не может взойти ничего, кроме умственной и духовной тупости.
  
  
   А время не ждет: надо действовать "покуда еще день"/Иоанн 9:4/. Если на протяжении ближайших поколений, пока еще не отжили окончательно свой век экономическая и духовная "революции", проклинаемая "анархия производства" и столь же поносимый "субъективизм", не удастся завоевать "неотчуждаемое" право человека выделиться из массы и стать свободной личностью (а только при таких условиях это возможно), то этого не удастся уже осуществить никогда - пусть мир при этом станет хозяйственно "завершен" и интеллектуально "пресыщен". Во всяком случае, насколько нам позволяет судить наши слабые глаза, с трудом различающие сквозь непроницаемый туман контуры будущей истории.
  
  
  Россия теперь окончательно встала на путь европейского развития, каковы бы ни были в ближайшее время возможные тяжелые рецидивы. Властное проникновение западных идей разрушает здесь патриархальный и консервативный коммунизм, точто так же как прибытие в Соединенные Штаты европейского, особенно восточноевропейского человеческого материала разрушает старую демократическую традицию - в обоих случаях в союзе с силами капитализма. В некоторых отношениях - как позднее обнаружится - несмотря на все колоссальные различия в капиталистическом развитии эти "сообщающиеся людские резервуары" вполне сопоставимы. Оба лишены "исторической" глубины. Оба "континентальны" и их горизонт открыт во все стороны. Но самое главное, что их роднит: в известном смысле это две последние возможности для возникновения спонтанной культуры свободы. "Тысячелетия пройдут, пока ты народишься, и еще тысячелетия в молчании ждут, чтобы увидеть, что ты будешь делать со своей жизнью", - эти слова Карлейля, выражающие страстную веру в человеческую индивидуальность и обращенные к каждому новому человеку, вполне приложимы к Соединенным Штатам и России в их нынешнем состоянии и к тому, что с ними будет на протяжении жизни ближайших поколений. И поэтому, несмотря на все национальные различия, включая - об этом нельзя умолчать - различия национальных интересов, мы смотрим с глубоким сочувствием на русскую освободительную борьбу и носителей свободы в России, независимо от того, какого они "направления" и к какому принадлежат "классу".
  
  
  Их работа не останется бесплодной; об этом позаботится сама псевдоконституционная система. В самом деле, что касается негативнойстороны дела, то, вероятно, надо согласиться с эволюционистами. Согласно их логике, русское самодержавие, в том виде, в каком оно сохранилось до сих пор, то есть в виде централизованной полицейской бюрократии, как раз теперь, когда оно побеждает ненавистного врага, по всем очевидным признакам не имеет никакого другого выбора, кроме как рыть самому себе могилу. Так называемый "просвещенный" деспотизм противоречил бы интересам своего же самосохранения. И все же, чтобы сохранить столь необходимый ему престиж, Самодержавию приходится брататься с теми экономическими силами, которые в русских условиях оказываются носителями неудержимого "просвещения" и "разложения системы". Струве и другие очевидно, правы:пытаясь решить любую серьезную общественную проблему, Самодержавие при этом смертельно ранит само себя.
  
  
  Пока эти строки набираются, они несомненно уже устареют. Никто сегодня не знает, какие надежды либералов на реформу, освобождающую общество от пут бюрократического централизма, осуществятся, а какие, наоборот, рассеются как мираж.[152]Крушение надежд не обязательно будет означать неприкрытую реставрацию.Можно быть более или менее уверенным, что будет принято некое подобие "конституции", а вместе с ней появится больше свободы для прессы и личности.[153] Поэтому даже самые решительные приверженцы Старого режима отдают себе отчет , что если бюрократия задраивает все окна и двери, то в конце концов она сама принуждена двигаться наощупь в потемках. В то же время, бюрократия, обращаясь к чужому опыту /например, германскому/, может надеяться, что псевдоконституционализм в комбинации с какой-либо экономически ориентированной "политикой консолидации" окажется более эффективным средством, чем неповоротливое Самодержавие.Некоторое увеличение свободы передвижения в стране окажется неизбежным. После царства полного произволда, сумевшего разъярить известных своим послушанием мирных обывателей до такой степени, что они вышли на улицу и стреляли не в каких-нибудь "сильных мира сего", а в ничтожных злополучных полицейских, это может показаться не так уж мало. Но типичные и собственные элементы социально-реформистской буржуазной интеллигенции окажутся практически элиминированы, как в плане программы так и в плане личного участия в политике. В этом отношении бюрократия автократического режима и на этот раз скорее всего пожнет плоды своей долголетней демагогической политики: с одной стороны, поощрять капитализм, а с другой стороны, сдерживать любое развитие буржуазной самостоятельности, в то же время натравливая общественные классы друг на друга. Конституционная и анти-централистская реформа, расчитанная на сравнительно долгое время и способная хотя бы кого-нибудь умиротворить, оказывается сегодня трудно осуществимой при участии либеральной интеллигенции, даже если бы у монарха нашлось желание и потребность взять на себя роль реформатора. Но, разумеется, победа бюрократии в борьбе за власть (под маской конституционализма), хотя она и кажется теперь постоянному наблюдателю вполне вероятной, не станет последним словом русской истории, так же как прусская Landratskammer /палата земельных советов/ в середине прошлого века не стала последним словом в истории Германии. Выборы могут привести к сговорчивому "народному представительству" - это ничего не будет значить. Крестьянство необозримой империи будет еще больше ненавидеть чиновников, даже если в империи воцарится гробовое спокойствие.[154] Потому что трудно будет забыть то что произошло -события, обещания, надежды. Любое проявление слабости этой идущей по проволоке государственной машины вновь все приведет в движение. Пугающее убожество "духа", которое обнаружил якобы "сильный" режим, немотря на видимую утонченность техники управления, надолго останется в памяти широких масс.Но теперешняя система, исходя из соображений собственной безопасности, не может принципиально изменить и своих методов правления. И ей придется, в согласии со своей давней политической традицией допустить действие таких политических сил, которые будут продолжать разрушать ее саму и толкать имущие слои в лагерь ее противников. Эти традиция - дальнейшая бюрократизация правления и полицейская демагогия. Но иллюзии и ореол, которыми она была окружена и которые маскировали роковые тенденции, теперь рассеялись. После того, что произошло между Царем и подданными, ей будет трудно "сохранить лицо" и вновь повести игру в прежнем духе. Слишком многие узрели ее во всей наготе.. Теперь они могут, смеясь ей в лицо, повторить слова Шиллера: "Фокусник, твоим трюкам - конец".
  
  
  ________________________________________
  
  [1] Эти заметки сделаны наскоро. Я использовал для них русские газеты, в особенности "Русь" и "Русские ведомости", реже "Новости" и "Южный курьер", от случая к случаю "Сын отечества", "Начало" и "Новое время" Я имел к ним нерегулярный доступ. Я использовал также "Право", "Освобождение" и журналы здешней русской читальни. Честь ее основания принадлежит Ивану Тургеневу. Мне довелось встречать этого примечательного человека у Юлиана Шмидта. Я также бесцеремонно пользовался бескорыстной помощью д-ра В.Кистяковского, так хорошо знающего обстоятельства и действующих лиц русской политической сцены. Наши едва упорядоченные заметки, пожалуй, все, что можно было сделать здесь и сейчас. Мы публикуем их не без колебаний - слишком очевидно, как ненадежна их основа.Но мы думаем, что даже этому несовершенному обзору будут рады те, кто вообще не имеет возможности быть в курсе событий. А у наших русских сотрудников сейчас есть дела поважнее, чем информировать заграницу о происходящем в России. Я не хочу вызвать в свой адрес насмешки, претендуя на серьезную экспертизу. То, что я сделал, лишь предварительный суррогат настоящего социально-политического анализа. Будем надеяться, что сами русские в будущем такой анализ представят. Но даже этот (вполне еще журналистский) обзор столкнулся с непредвиденными трудностями: в разгар работы над ним связи с Россией оказались прерваны из-за почтовой забастовки. Мы еще весьма далеки от истории движения, написанной, так сказать, изнутри. Время для этого еще не пришло. У меня же не было под рукой достаточно материала. Оказались возможны лишь хронографические заметки о некоторых стадиях процесса в его внешнем проявлении. При этом удается обнаружить самые очевидные цели движения и слелать предварительный анализ наиболее характерных черт общей ситуации, с которой должно считаться движение. Что же касается "предистории" нынешних событий, то хотя бы только из-за нехватки места я ею не занимаюсь,ограничившись лишь несколькими замечаниями. "Подлинная" история этого знаменательного времени будет когда-нибудь написана, но лишь при условии, что современники процесса в России уже сейчас будут педантично сохранять многочисленные протоколы, резолюции, циркуляры, газетные сообщения о событиях, но прежде всего все официальные документы различных политических групп, недоступные заграницей.
  [2] Различные демократические съезды обещают национальностям России защищать их культуру, сохранять языки в школе и администрации и даже учредить местные земельные парламенты по образцу Царства Польского, после того как местные культуры разовьются до определенной степени сложности.
  Все это обещают полякам, малороссам, литовцам, латышам, эстонцам, армянам, даже татарам ("Русь" от 14/27 ноября, Љ18,стр.2)И только немцев на всех съездах, во всех резулюциях и дебатах обходят полным молчанием. "Остзейские рыцари" - кличка для реакционных чиновников, и уже Драгоманов заклеймил петербургскую бюрократию как "немецкую партию". Для дискредитации редактора "Московских новостей"(тогда еще издававшихся Катковым) Грингмута демократическая пресса эксплуатировала его немецкое имя (при крещении он получил имя Карл Амалия, хотя впоследствии звался Владимир Андреевич). У таких настроений было много корней. Балтийская немецкая аристократия была в свое время одной из главных опор Царизма. Среди самых страшных палачей абсолютистского режима выделялись деятели с немецкми именами. А немцы, не принадлежавшие к аристократии, занимали часто такое положение в обществе, где у них было мало шансов на уважение - управляющие имениями, домашние учителя, или ремесленники, жившие по соседству с крестьянами. Немецкая полиция, подобно маленькому Балканскому государству, всегда была послушным вассалом этого режима. Но это было далеко не все. Решающим было другое. Реакционный характер немецкой внутренней политики наводит на подозрение, что при обоюдной склонности к "режиму личной власти" между династиями возникает известное чувство солидарности, и германский кайзер с его репутацией непредсказуемости может решить при определенных обстоятельствах сыграть роль Николая Первого. (Очень показательно, как бы это ни было смешно, что "Славянский союз" в своих газетных заявлениях требует и приветствует "разрыв с Берлином"). Несомненно во всяком случае, что одинаковую ненависть к нам питают как русская бюрократия после Берлинского конгресса, так и русские демократы всех оттенков. Это настроение сохранится надолго, потому что своим великодержавным могуществом Германия раздражает российских бюрократов-националистов, а своим поведением на подвластных ей территориях - демократических федералистов.
  [3] Одним из старейшин Союза был старый либерал Петрункевич. Еще в 70-е годы , будучи черниговским помещиком, он выступал в тамошем земстве в пользу Конституции. Позднее он был выслан из Малоросии и обосновался в Тверской губернии. Как зять крупного промышленника Мальцева он был, наряду с князьями Петром Долгоруковым и Н.Львовым, важным источником денежных средств для "Союза". К нему относились с подозрением и ненавистью Двор и консервативная пресаа. "Московсие новости" , "Гражданин" и др. любили противопоставлять династии Романовых "династию" Петрункевича.Упомянем еще несколько выдающихся лидеров "Союза", чтобы дать более наглядное представление о "социальном характере его участников. Один из князей Долгоруковых Петр - "радикал", живет в Курске, принимал участие в учрежденной Витте сельскохозяйственной внкетной комиссии,
   затем Высочайшим распоряжением был освобожден от должности Предселателя Земской Управы., после этого всегда вновь избирался, но единственный раз был утвержден в 1904 году Более "умеренный" Павел Долгоруков - уездный предводитель дворянства в Московской губернии. Чрезвычайно радикально настроенный князь Львов. Крупный саратовский помещик Н.Н.Львов принадлежал к умеренному крылу.
  Радикал помещик Спасский из Костромской губернии известен тем, что в 1904/05 году находился месяц в предварительном заключении. Столь же радикальный помещик Брюхатов. Князь Д.И.Шаховской из Ярославской губернии - безусловно одна из самых духовно одаренных личностей в "Союзе". Тверской помещик Родичев в 1895 году потерял свое место в земстве и с того времени практикует как адвокат в Петербурге. Де Роберти - помещик и социолог-публицист, известный своим участием в манифестациях в Тверском земстве в 1894 и 1904 годах.Назовем теперь видных представителей академической среды. Геолог и проректор Московского университета профессор В.Вернадский. Профессор политической экономии в Киеве Булгаков. Московский профессор права Новгородцев. Доцент Гревс, преподававший всеобщую историю в Петербургском Университете (до увольнения в 1899 году), потом в Политехническом институте, потом в Университете опять. Профессор Милюков, известный своими работами по истории культуры и в Германии; в 90-е годы был уволен из Московского Университета и поехал работать в Софию, где до него работал Драгоманов; Милюков был уволен и оттуда и с тех пор жил заграницей. Столь же хорошо должны быть знакомы нашим читателям гг. Струве, Теодор(Богдан) Кистяковский, московский профессор истории и публицист С.А.Котляревский, а также С.А.Муромцев, профессор гражданского права в Москве вплоть до увольнения из Университета в 8О-е годы, а затем в качестве адвоката председатель Московского Юридического Общества, пока оно не было распущено, и, наконец, хорошо известный в Германии специалист по экономической истории позитивистского направления Максим Ковалевский. К ним надо добавить писателя Яковлева, известного под псевдонимим Богучарский, владельца авторитетного издательства, специализирующегося на книгах по философии, Жуковского, С.М.Прокоповича, который, между прочим, занимался немецкой социальной политикой, и его жену(гражданскую) Екатерину Кускову, издательницу в Петербурге. Принадлежали в "Союзу" и социалисты-революционеры Шрейдер, Пешехонов, Анненский (авторитет по земской статистике), Короленко(главный редактор издаваемого Михайловским журнала "Русское богатство"),Н.Д.Соколов и другие.
  Некоторое время с середины 90-х годов до начала нынешнего столетия "Императорское вольно-экономическое общество", основанное еще Екатериной Второй, стало настоящим марксистским гнездом. Им покровительствовал председатель Общества умеренный конституционалист граф Гейден. Сам он не состоял в "Союзе", но был участником Земского движения.
  [4] Первая работа Струве, сразу привлекшая к нему внимание и сделавшая его объектом атак со стороны народников, была "Критические заметки к социальному развитию России", увидевшая свет в 1894 году. В 1897 году Струве и Туган-Барановский (тоже известный нашим читателям) вошли в редакцию "Нового слова", превратив это народническое издание в первый открыто марксистский журнал в России, где появились Плеханов, Ульянов(теперь больше известный как "Ленин") и другие социалисты. Через 8 месяцев журнал был закрыт. В 1899 году Струве и Туган Барановский участвовали в работе ежемесячника "Начало", который пережил всего 3-4 номера. В 1901 году после Петербургской уличной демонстрации оба были высланы, а Туган-Барановский и лишен доцентуры. В то же время ортодоксальные марксисты смотрели на обоих с подозрением. В самом деле сборник статей Струве 1893-1901 гг (Петербург,1902) ясно указывал на то, что автор постепенно смещается от марксизма к специфически "социально-либеральной" естественно-правовой концепциио ориентированной на Фихте и идею "прав человека" и остроумно переосмысляющей умеренный этический национализм Соловьева. В общем эту концепцию разделяет и Кистяковский. При этом, однако, Струве несомненно более склонен к"реальной политике". После ухода Милюкова Струве временно вошел в редакцию "Мир Божий". Он жил то в Берлине, то в Штуттгарте, а после того как тамошняя полиция по наводке российских властей захватила смисок адресов подписчиков "Освобождения", он перебрался в Париж(он взял на себя руководство "Освобождением" после того как от этого отказался Милюков). Туган-Барановский, несомненно, остался больше марксистом, чем Струве, который русским кажется "метафизиком". Тем не менее Туган, будучи своим в земских кругах, принадлежит к конституционным демократом. После роспуска Союза его орган "Освобождение" был преобразован в еженедельник "Полярная звезда". В анонсе названы как его постоянные сотрудники Вернадский, Гревс, Жуковский, Кистяковский, Котляревский, Новгородцев, Петрункевич, Франк. Как непостоянные названы Иоллос, Гессен - соиздатели еженедельника "Право", где в 1904 году появились первые статьи, формально подготовлявшие
   конституитуционное движение. Их же считают составителями проекта конституции, но, как мне говорили, это не так. Еще один сотрудник А.Кауфман известен читателям Archiv"a (Band 9, 108f). А.Чупров известен превосходной работой в Strassburger Abhandlungen(Band XVIII). Наконец, князь Е.Трубецкой.
  [5] Имена 10 членов правления Союза не были известны участникам движения. Профессор Ходский (издатель либерального научного журнала "Народное хозяйство") основал ежедневную газету "Наша жизнь". В то же время существовали два издания Юрицына "Сын отечества" и "Наши дни"; они подстраховывали друг друга, когда одно из них попадало под временный запрет. Первую из них с согласия Союза редактировал участник движения социалист-революционер Шрейдер. Их позиции в отношении Булыгинской Думы, однако, разошлись:Ходский был за участие в выборах, Шрейдер - за бойкот. После Манифеста 15 ноября "Сын отечества" объявил себя органом эсэров. Между тем в последние месяцы этого года предоставила себя в распоряжение земцев-конституционалистов "Русь", хотя ее и издает Суворин-младший, сын известного националичтисесого редактора "Нового времени". Наконец, Милюков объявил, что под его руководством становится демократическим органом петербургские "Биржевые ведомости".В Москве линии Струве следуют "Русские ведомости, обязанные своим расцветом хорошо известному в Германии д-ру Иоллосу, украшавшему в свое время газету авторитетными корреспонденциями из Берлина.Кроме того, в России есть полу-научные журналы, по характеру и содержанию нечто среднее между "Deutsche Rundschau" и "Suddeutshe monatshefte". Они попроще оформлены, публикуют стихи и беллетристику рядом с полит-экономическими и литературными обзорами и учеными статьями Их объем значителен - двадцать, а то и тридцать-сорок страниц каждый месяц при мелкой печати. самые значительные из них имеют 12-16 тысяч подписчиков и очень дешевы (марксистский журнал "Образование", издаваемый педагогом-демократом Острогорским, стоит 50-75 копеек). Они платят хорошие гонорары: постоянным сотрудникам 8Орублей, а непостоянным 6О рублей , за беллетристику 100 рублей за страницу. Таков, например, журнал "Мир Божий". Его несколько странное название объясняется тем, что он сперва был задуман как журнал для детей. Его издавала сперва г-жа Александра Давыдова, а теперь ее дочь - сестра жены Туган-Барановского. Этот журнал самым решительным образом следует линии Струве, хотя в нем еще весьма силен дух исторического материализма. Милюков руководил его редакцией примерно с 19ОО г. и здесь публиковались его известные "Очерки". Органом либеральных "идеалистов", чья программа изложена в сборнике "Проблемы идеализма" под редакцией Новгородцева, был ежемесячный журнал "Проблемы жизни", издаваемый Жуковским под редакцией Лосского. А органами марскистов были уже упомянутый "Образование" и ежемесячник "Правда"."Социал-революционное"(к этому понятию мы вернемся позже) направление пользовалось еженедельником Шрейдера "Экономическая газата", которая, судя по газетным объявлениям, теперь преобразована в еженедельник "Труд", и "Русское богатство"(издатель Короленко). Немцу сразу бросается в глаза, как много эти издания занимаются философией и теорией познания. Это говорит о том, что русская публицистика и ее читатели испытывают острый "голод на принципы". При этом разные издания, наряду с политическими расхождениями, столь же решительно расходятся и в своих философских вкусах.. По меньшей мере один журнал ориентируется на Виндельбанда, либо Зиммеля, либо Маха и Авенариуса, либо Штаммлера, либо марксизм. А в целом ряде журналов эти же мыслители подвергаются суровой критике. Из "Правды", издаваемой Кожевниковым, ушел, например Богданов, поскольку его симпатии к Маху оказались несовместимы с марксистским характером издания.Мы надеемся, к слову, что наш журнал сможет вскоре дать профессиональный критический анализ различных оттенков нео-идеализма в России.Само по себе отрадное разнообразие взглядов, конечно способствовало и расщеплению сил движения. Носители разных вариантов либерализма, сотрудничая в одних и тех же журналах, а также принадлежа к организациям с похожими, но не совсем идентичными целями, не только сотрудничают друг с другом, но и часто противостоят друг другу, и в этих условиях они должны выработать некий "убиквитет", то есть компромиссную идеологию для общего пользования, похожую на то, что , по мнению Лассаля, сумела в свое время сделать буржуазия. Теперь нужно посмотреть, какое влияние на издания старого типа окажут новые условия - свобода прессы и политическая активность. Ведь известно, что газета - враг чтения.
  [6] Предыстория этих организаций начнается в мае 1902 года., когда Шипов созвал председателей и членов управ, а также местной знати, чтобы обсудить чисто корпоративные проблемы земств. Речь шла об "Особом совещании о нуждах сельского хозяйства", созданном Витте в обход земств.Плеве, только что возглавивший кабинет министров и знавший о "Съезде", вел с Шиповым переговоры, но скоро ветер подул в другую сторону: участники получили через губернаторов "высочайший указ" прекратить работу, что, впрочем, должно было оставаться в секрете. Такая совершенно необычная процедура вызвала 1 протесты, и в январе 1903 года, вопреки указу, совещание состоялось.
  [7] (6а) Свобода личности, союзов, собраний и печати, равноправие граждан, особенно для крестьян (пункт 8),устранение из земских учреждений элементов сословности, расширение полномочий земств и создание еще одного более низкого уровня земского самоуправления (пункт 9), созыв свободно выбранного представительного органа(пункт 9). Касaтельно его полномочий голосование на земском съезде было таким: должен принимать участие в законодательной работе (60 против 38), в утверждении бюджета (91 против 7), в контроле над исполнительной властью(95 против 3).
  [8] Все, кого мы уже раньше назвали в качестве участников Союза освобождения, появляются на земских съездах. К тем, кого мы уже упоминали мы добавим некоторых земских политиков. Князья Трубецкие - недавно умерший ректор Московского университета Сергей, его брат Евгений - профессор энциклопедии и философии права в Киеве. Их сводный брат Петр Трубецкой, предводитель московского дворянства, находится на правом фланге движения, хотя он выглядит все-таки умереннее либерального славянофила Шипова. После Петергофского приема(6 июня) он нгаправил Царю записку о положении в стране, поразительно пессимистическую для человека, занимающего столь умеренные политические позиции. Хотя князь Евгений Трубецкой конституционный демократ, он лишь постепенно свыкается с идеей всеобщего избирательного права. Киевский профессор Лучицкий - умеренный представитель либерального (не националистического) украинофильства. Уездный предводитель дворянства и политик Новосильцев часто упоминается в немецкой прессе; он участвует в земском движении, не будучи членом Союза освобождения. Помещик, историк литературы и публицист Якушкин. Радикальный Черниговский помещик Хижняков. Очень умеренный Н.Н.Ковалевский из Харькова, главный противник избирательного права для женщин. (Оба последние состоят в Союзе освобождения).
  [9] Отношения между обоими "элементами" видны по заседаниям учредительного собрания "Союза земских служащих"("Право",1905,стр.19, 1594f). Подчеркивалось, что их трудовые отношения иные, нежели в частных предприятиях. Они не сводятся к противоречию между трудом и капиталом. Они строятся на совместном служении благородным целям. В земства выбирались экономически незаинтересованные, независимые "рантье". Неудовлетворительным следует считать то, что , с одной стороны, выборный персонал земств часто сменяется, а , с другой стороны, в земствах существует иерархия служащих. Было выдвинуто требование повысить материальное вознаграждение "третьему элементу" и предоставить им голос в принятии решений (уже нередко практикуется и есть главная причина неудовольствия правительства). Помимо этого требовалось, чтобы решение о найме на работу принимала смешанная коммиссия из представителей управы и "третьего элемента", а решение об увольнении только на основании, как сказали бы в средние века "judicium parium"(по решению своих товарищей). И наконец, требование учредить пенсионную кассу и обязательное страхование. О материальном положении земских работников можно судить по объявлениям в газетах: врачу полагалось содержание 2000 тысячи, агроному 1200 рублей плюс командировочные.
  Реакционеры, например, Курская "национальная партия порядка", упрекают либералов в том, что они хотят уступить в земствах влияние "наемным людям"(часть II, параграф 5 Курской прокламации). Да, земство должно быть независимым, но представлять только недвижимую собственность.
  [10] Во всяком случае никто не оспаривает, что в западных округах, где земств нет, народное образование и медицинское обслуживание прогрессируют очень медленно. Даже явные реакционеры - к примеру манифест графа Дорре и комп. - выступают поэтому за земскую автономию.
  [11] Но следует категорически предостеречь от бездумного представления о таких людях как Плеве как о театральных злодеях и мракобесах. Дело совсем в другом. Система, которой они служили имела железную логику. Эту "просвещенную" бюрократию с ее рационалистической прагматикой управления совершенно естественно раздражает то, что она считает "халатностью" и непрактичным "упрямством", "узостью интересов, "ограниченностью" и эгоизмом, "утопическими мечтаниями" "интеллигенции" и органов самоуправления и "болтовней" прессы. Все это, в их глазах, только мешает гармонии между властями, стремящимися осчастливить народ, и соответствующим уважением народа к авторитету, чего требует утилитарная "государственная польза". Эта система "превратила жизнь в ад", и в этой атмосфере известие об убийстве Плеве привело мирных кабинетных ученых в состояние истерического восторга. Кто это видел, томуне нужны другие поводы для "критики". С утилитарной точки зрения в балансе этой системы обнаруживаются серьезные достоинства. Но не только в этом дело. Как и во всех таких случаях, дорога в ад вымощена самыми благими намерениями, и все они без исключения хорошо документированы. Когда на основании этих документов будущий историк будет восстанавливать картину российского Старого режима, то она получится не менее лучезарной, чем картина французского Старого режима до 1789 года -при всех его существенных отличиях - в изображении модной ныне школы историков. Историку нет нужды жить при таком режиме. Среди государственной бюрократии, особенно на ее нижних этажах, но и на верхних тоже, сосуществуют разнообразные политические взгляды, включая и самые радикальные. Только самая "руководящая инстанция" была в последние 25 лет решительно на защите интересов полиции. В сегодняшних условиях пафос критики всей системы в том, чтобы сдвинуть ее в сторону "просвещенного" абсолютизма. Но это невозможно. Попросту потому, что существовавший до сих пор режим уже был п р о с в е щ е н н ы м н а с т о л ь к о , н а с к о л ь к о в о о б щ е м о ж е т б ы т ь в с о в р е м е н н ы х у с л о в и я х а б с о л ю т и з м в и н т е р е с а х с а м о с о х р а н е н и я.
  [12] В этом отношении "либеральная" бюрократия по большей части не отличается от крайне консервативных бюрократов-централистов. "Конфиденциальная записка" Витте от 1899 года, опубликованная в свое время изательством "Освобождение", дала повод земцам относиться к нему с глубоким недоверием.
  [13] Там Плеве создал суррогат земства - назначаемые правительством доверенные лица.. Эту систему открыто называют "образцом" для "реформы" земств,хотя между этой системой и земствами нет ничего общего. Правовые основания для такой системы мне пока установить не удалось. В "Русском государственном праве" Коркунова (4-е издание 1803 года) я ничего о ней не обнаружил.
  [14] Опубликовано в "Политических статьях М.П.Драгоманова" в издательстве "Освобождение", по заказу и на средства "украинских демократов". Издание специально подготовлено Кистяковским.
  [15] Идею избирательных цензов поддерживали сперва князь Евгений Трубецкой и профессор Кузмин- Караваев, но затем отказались от нее, уступив давлению товарищей. За косвенные выборы выступал живущий в Пскове граф Гейден, славянофил Стахович и другие. На ноябрьском земском съезде особую позицию в отношение радикальных требований занимал Гурков, часто называвшийся как кандидат в министры. На самом деле идея избирательных цензов широко представлена в земских кругах и сейчас. За прямые и равные выборы было 174 голоса, за "двухступенчатые"(непрямые) выборы 32, за то чтобы первые практиковать в городе, а вторые в деревне 28 делегатов съезда.
  [16] Эта идея отразилась в программе "меньшинства", предложенной на съезде в ноябре 1904 года и особенно ясно прозвучала в обращении предводителей дворянства после Манифеста 18 февраля: сохранение неограниченного самодержавия при отмене "произвола чиновников" ивведении совещательного народного представительства с правом петиций, критики бюджета и ревизии бюджетного баранса.
  [17] Предводитель Курского дворянства граф Доррер напечатал в государственной типографии прокламацию, и затем она читалась с амвона (перепечатана в "Русь" от 14 ноября Љ18). Он прямо обвиняет демократов в том, что они "не хотят допустить в Государственную Думу ни одного крестьянена- как в Англии и Франции". Часто можно видеть как полиция, чиновники из дворян и подонки простонародья объединяются в так называемых "черных сотнях". Газеты дают подробные характеристики лихим скандалистам, которых предводитель Курского дворянства завербовал в"общество"
  Наемные дружинники состоят в значительной мере из тех, чьи интересы связаны со старым режимом. Но много среди них, между прочим, сутенеров. Острой конкуренцией за эти кадры, а отнюдь не пламенным пуританизмом объясняются частые налеты дружин Черной сотни на бордели.. Хотя в целом, конечно, эти устрашающие банды состоят не только из наемников; добровольцев там тоже более чем достаточно. Например, к ним тянет мясников, всякого рода мелкую буржуазию и даже крестьян. Рассказывают, что целые деревни отправляются штурмовать Московский университет.
  [18] Так, например, Малороссийские губернии Киевская, Подольская, Волынская, Полтавская, Черниговская посылают 64 депутата, которых выбирают 946 выборщиков, из них 317 от волостных сходов, З95 от землевладельцев(сущестует ценз), 234 от городов(ценз). Частные землевладельцы при этом пользуются отчасти личным избирательном правом(при минимальном цензе), отчасти куриальным(при более низком цензе). 26 округов образованы на базе крупнейших городов. Остальные округа объединяют городское и сельское население.
  [19] Избирательный порядок в городах изменился пока только в одном отношении: не только домовладельцы но (Плеве распорядился на этот счет и для Петербургской Думы) и квартиросъемщики допущены к выборам.
  [20] Применено именно понятие "общий", а не "всеобщий". На заседаниях Совета министров было сделано как будто бы два предложения. Либо ввести множественное голосование, либо учредить избирательную курию для рабочих и зарезервировать для нее 10-12 мест в Думе (предложение Витте). Указ 11(24) декабря - по "Русским ведомостям" Љ324 - сохраняет цензовую систему и крестьянскую сословную привилегию и расширяет избирательные права таким образом: /1/в тгородах на всех, кто платит налог на землю, производственные фонды, жилище(включая съемщиков), и все, кто получает жалованье от государства и корпораций;это означает теперь вместо 19 тысяч 2 миллиона избирателей; исключенными остаются самые мелкие ремесленники , а также рабочие и "зависимые", проходящие по категории Љ3.
  /2/К самостоятельным хозяевам приравнены управляющие и арендаторы, а куриальное избирательное право распространено на всех владельцев и пожизненных пользователей змли; остаются исключены рабочие, бобыли, вообще безземельные. /3/Создается избирательная курия на базе промышленных, горных и железнодорожных предприятий с числом занятых более 50. Они выбирают полномочных представителей по одному от тысячи, а те в свою очередь по городской или сельской курии назначают выборщиков. Таким образом, у рабочих нет избирательных привилегий, но есть двойной голос. Число выборщиков от рабочих в Москве, Владимире, Петербурге, Лодзи так велико, что они могут иметь большое влияние.
  [21] Лассаль, как известно, выступал за всеобщее избирательное право. Социал-демократическая партия критиковала его, в частности, в предисловии(официально-партийном) к сборнику его статей в 6О-е годы.
  [22] Здесь важное требование - создать более низкий уровень земского самоуправления, чем уезд. Это - уровень волости. Самоуправление на этом уровне должно стать "многосословным". Сейчас на уровне волости организованы только крестьяне. А волостные собрания и суды работают по средневековому принципу "обычай выше земельного права". Во всех остальных отношениях здесь полностью господствуют "земские начальники".
  [23] эта болтовня сейчас особенно неуместна, потому что тут требуется критическое сравнение эффективности парламентарно-демократических стран и режимов личной власти. А даже в той области, где режимы личной власти особенно эффективны, а именно во внешней политике, они проигрывают . О достижениях германской дипломатии может судить только тот, кто хорошо знает документы.Но и без них видно, что она попросту не в состоянии последовательно преследовать долговременные цели, если монарх будет постоянно нарушать ее порядок шумными вмешательствами, опсаным разглагольствованием, телеграммами и беспорядочными назиданиями.Вся энергия дипломатии уходит на то, чтобы постоянно выправлять стратегический курс, или она заражается склонностью к этому театральному стилю.
  [24] Окончательный вариант партийной программы Царя не упоминает, но говорит о бюджетной компетенции Думы, ее законодательной инициативе и о необходимости получить согласие Думы на любые решения правительства и ответственность министров. Резолюция партийного съезда требует создания правительства большинства после созыва Думы.
  [25] Программа конституционных демократов собирается упразднить волостные суды и земских начальников. В свое время в их пользу были ограничены "мировые суды".
  [26] Созданная в ноябре "радикальная" партия, в отличие от КД, требует учредительного собрания, отделения церкви от государства и принципа господства большинства. По газетным сообщениям мало что можно узнать об этой партии кроме того, что она, по ее собственному признанию, очень малочисленна. Так же мало известно о группе "свободомыслящих" Эта группа заявляет, что "в конечном счете" она за республику, но, будучи против "насильственных мер" как "бесчеловечных", "пока" она стоит на позициях конституционализма(председатель г-н РомановскийРоманко). Появление всех этих групп только усиливает раскол в левом лагере.О группах, стоящих еще левее, а так же об отношении земцев к "учредительному собранию" позже.
  [27] Љ69/70 от 20 мая 1905 года
  [28] Для Финляндии предусмотрена своя конституция с последующим союзным договором, для других областей конституцию должны были ввести законодательным образом. Струве считал это для Польши недостаточным, а для других областей чрезмерным /см. его критику в том же номере/.
  [29] Это имел в виду и Александр II, сказавший, обращаясь к виленским землевладельцам:"Господа, здесь не Польша". В самом деле, русскификация достигла значительных успехов только в девяти "западных"российских губерниях - Киевской, Подольской, Волынской,Минской, Могилевской, Витебской, Виленской, Ковненской и Гродненской. После того как полякам запретили в этих губерниях покупать, брать в аренду и в залог более чем на 12 лет или в пожизненное пользование дворянские имения, доля русских в поместном владении, едва превышавшая 1% в 60-е годы, возрасла в Ковенской губернии до 14%(поляки 75%), в Виленской до 20%(поляки 73%), в других губерниях доля русских была от 40% в Гродненской до 63% в Могилевской. Доля поляков там также оставалась в пределах от 40% до 53%. Небольшой остаток приходился на литовцев, малороссов и белоруссов.Правительство считает католиков здесь равноценными полякам.И даже для крестьян-католиков право на землевладение ограничено 66 гектарами(c 1901 года). Против польского элемента правительство использует протестантов и староверов, которых здесь довольно много. Министерская комиссия (учрежденная указом от 12 декабря 1904 года) в своей докладной записке замечает, что пришло время опять разрешить полякам приобретать хотя бы те земельные владения, которые уже принадлежат полякам, поскольку сапаратизм здесь пошел на убыль. Крестьяне, в особенности староверы, по натуре своей консервативны, а именно они теперь в основном приобретают землю. Польская знать в этих областях настроена тоже консервативно и желателен союз с ней в борьбе против более опасного"внутреннего врага". Из-за ограничения на продажу земли полякам цены на землю слишком упали, и это отпугивает и русского покупателя. Нужно перестать отождествлять католиков и поляков. В 9-ти губерниях только около 6% католики-поляки. А 35% населения это католики литовцы и белоруссы. Опасность, что католики- землевладельцы из крестьян заразятся антирусскими настроениями теперь невелика. Но важно различать интересы католиков-неполяков и интересы польских землевладельцев-католиков. Поэтому наряду с созданием организации местного лворянства (хотя и с назначаемым предводителем) комиссия рекомендует отменить ограничение в 66 гектаров на землевладение для католиков-неполяков. Так же рекомендуется разрешить польский язык там где, польско-литовское население этого хочет, в качестве предмета в школе,но не языка преподавания, и то лишь в двухклассных школах и старше, но не в народных школах. Эта уступка делается на том основании, что абсолютный запрет родного языка считается бессмысленным и на руку сепаратизму. Административное использование русского языка на уровне волости не встречает трудностей. В частных сделках на местном уровне, в бухгалтерских книгах и протоколах разрешен родной язык. Царь утвердил эти предложения 1 мая 1905 года.
  [30] Преобладали в Польше националистическая партия: "stronnitstwo narodowo-demokratyczne"(S.N.D.)
  и социал-демократы "polska partya socialistyczna"(P.P.S.).Первые, хотя и называли себя "демократы", в социальном отношении, кажется были очень разнородны, придерживались не ясных позиций по социальным вопросам и вопросам власти; в национально-политическом отношении они располагались в диапазоне от сторонников широких "исторических" претензий до сторонников уступок за уступки. "Прогрессивные демократы стали заметны с 1904 года. В результате возникшей конкуренции национал-
  -демократы сдвинулись в том же направлении: отмежевание от консервативных элементов, корректирование национально-политической программы в "прогрессивном" духе.
  [31] Опубликовано в "Освобождении" Љ76 от 26(13) сентября 1905 года.
  [32] Проект автономии Сибири опубликован в "Праве" Љ25 и похож на драгомановский. Здесь существенно требование автономного распоряжения землями для заселения.
  [33] немецкий читатель в этом месте, вероятно, усмехнется, потому что все это находится не только в ведении, но и в сфере законодательной компетенции немецких государств, входящих в германский райх.
  [34] Об этом позднее.Совсем не детализирована, хотя и очень не проста финансово-политическая сторона децентрализации из-за колоссального разнобоя в налогах.
  [35] Программа (пункт 21) сохраняет за единицами самоуправления право вступать в союзы.
  [36] Вот некоторые обвинения, которые выдвигают реакционеры: вытеснение великороссов с их позиций господствующего "государственного народа", передача земель, пригодных для русского заселения, народам окраин, как, например, это формулируется в прокламации курского отделения партии порядка ("Право" Љ45/46)
  [37] Распоряжением 1 мая был разрешен польский и литовский язык в двухклассной начальной и в средней школе, где большинство говорило на этом языке, но не в народной школе(действительно в 9 "западных" губерниях, то есть не в царстве Польском, см.примечание 22).
  [38] "Национальный вопрос в России", Сочинения, том 5. Как он был одинок, видно из его замечания в адрес Милюкова (1893) на стр.458
  [39] На эту тему см. его основополагающую работу "Историческая Польша и великорусская демократия"
  (1881, сейчас 1том вышел новым изданием), где он пытается заменить историко-политическое понятие Польши этно-культурным.
  [40] Он предложил такие этно-экономические области:Север, Приморье, Балтийские провинции, Литва, Польша, Белоруссия, Полесье, Киев, Одесса, Харьков, Москва, Нижний Новгород, Казань, Урал, Саратов,Кавказ, Западная Сибирь, Восточная Сибирь, Казацкая область. Воистину, деление на бумаге.
  [41] Его взгляды на этот счет не совсем неизменны.Преподавание родного языка как предмета в школе остается для него священно. Но даже использование родного языка в судах и администрации иной раз, кажется, имеет для него побочное значение. См., например, стр.265 и 266. Резолюции съездов также расходятся с драгомановскими идеями, когда они, понятным образом, ссылаются на историко-политические факты, например, на Польшу в границах Конгресса, тогда как Драгоманов старается забыть не только про Польшу 1771 года, но и вообще про все подобные случаи, и признает только этно-культурные границы.
  [42] Программа партии КД предполагала: свободное использование родного языка в общественной жизни, возможность создания учебных заведений любого рода для поддержки национального языка, литературы и культуры, законодательно обеспеченное равноправие местного языка с "государственным" языком(в центральной администрации, в армии и на флоте) в других инстанциях и свобода органов самоуправления в выборе языка. Легко заметить, как была ослаблена в этом отношении резолюция земского съезда.
  [43] Министерская записка о девяти "западных" губерниях считает невозможным преподавание на белорусском языке (7 миллионов) , потому что нет литературы на этом языке. Преподавание на украинском считается бессмысленным из-за его чрезвычайного сходства с великорусским. В то же время допускается преподавание на польском и литовском.В самом деле, украинский отличается от русского больше чем нижненемецкий, но меньше чем голландский от немецкого. С 1876 года запрещен ввоз русинских книг, а также публикации на украинском любой беллетристики или мемуаров, текстов к музыкальным нотам и многочисленным драмам.
  [44] Кистяковский, в особенности, отклонил украинский сепаратизм как нереалистичный ("Освобождение"Љ77 от 26/13 сент. 1905 года)
  [45] Киев до такой степени, что его Дума (коррумпированная) значительно более реакционна, чем петербургская. Она отказалась участвовать в ноябрьскоскогм съезде (через московского градоначальника), чем страшно обозлила либералов. Там существует резко консервативный орган "Киевлянин". Его редактирует бывший профессор Пихно, в свое время принявший от Бунге кафедру политической экономии в Университете. Теперь его самого выдвигают на выборах против князя Петра Трубецкого.
  [46] На переговорах с земскими либералами 18 августа в Москве была представлена записка, подготовленная на "всеукраинском совещании" в Полтаве. (Русинское обозрение, 1905, Љ17).Ссылаясь на Переяславский договор 1654 года, она требовала созыва федеральной палаты наряду с имперской Думой и собственного земельного парламента, ответственного за все, кроме "центральных государственных дел" В компетенции центра, по мнению "украинской радикальной партии" оставались:/а/внешние связи, /б/имперские финансы, /в/таможенная и торговая политика, /г/имперская армия. Само собой, предлагалась также свобода национального языка и использование его в качестве местного государственного в администрации (конечная цель этой партии - сепаратизм).
  [47] Как определить, какие именно национальности действительно располагают так называемой "своей культурой"? Попытки решить эту проблему не прекращаются со времен Драгоманова. Вот только что (в ноябре) этим занималась "Русь" применительно к Литве. Некоторым демократам не достаточно в качестве критерия художественной литературы, хотя, в отличие от науки, именно она "национальна" Иногда в качестве критерия предлагается существование собственной политической прессы. Этот критерий очень ненадежен, если не принимать во внимание качество прессы.Иногда предлагается принимать во внимание , есть ли у народа "буржуазные общественные классы", или политические партии. А иной раз в качестве критерия предлагается наличие "воли" к поддержанию своего национального характера.Признается принцип защиты меньшинств, но там, где речь идет об аристократическом культурном слое, как например, балтийские немцы, заметна тенденция к демократической интерпретации доктрины Cujus regio, ejus religio, то есть от элиты ожидается, что она примет культуру "массы". В пример прибалтийским немцам, никак не желающим считать себя немецкоязычными эстонцами или латышшами, ученики Драгоманова приводят украинского шляхтича Антоновича. Драгоманов ссылается на его записки, из которых видно, как должен бы вести себя представитель "аристократии", живущий среди чужого народа. Я совершенно не буду здесь касаться судьбы немецкой культуры в остзейских провинциях. И это лишь отчасти потому, что я сам немец и не могу спокойно наблюдать, как элиминируется целая культура - сначала сверху, а потом снизу. Существеннее то, что эту проблему нельзя обсуждать, не зная того, что пишут эстонские или латышские публицисты.
  [48] См. его открытое письмо к Жоресу в "Освобождении" Љ72 от 21 июля 1905 года и передовую статью в Љ76.
  [49] 19-21 ноября в Петербурге состоялся съезд "федерал-автономистов". Его инициаторами были те, кто заинтересован в иноязычной прессе в России. На нем были представлены татары, армяне, белоруссы, гразины, евреи(пишут на искаженном немецком еврейскими буквами, издают три газеты и имеют три театра в Нью Йорке), киргизы, латыши, литовцы, поляки, малороссы и эстонцы. Они потребовали защиты национальных меньшинств, в особенности пропорционального этнического представительства во все выборные органы; основали бюро для сотрудничества всех не-русских национальностей Империи, но подчеркнули, что не собираются разрушать целостность Империи Вместе с тем пресса ("Молва" от 15/28 декабря) опасалась реакции русского шовинизма.
  [50] События показывают, что сепаратизм от этого не исчезает. Но принципиальный прогресс на пути к могласию между буржуа зными элементами - уже немало. Я не буду здесь касаться почти безнадежной проблемы русского еврейства, открывшейся с началом всяческого рода "эмансипации". Я так же не обсуждаю положения немцев.Урок нашему нео-аристократизму, защищающему крупные земельные владения и аграрные предприятия с помощью фидеикомиссов и хлебных пошлин, состоит в том, что сегодня для самоутверждения национальности очень мало значит, располагает ли она "аристократическим" слоем, в частности землевладельческим, как, например, немцы в остзейских провинциях России.
  [51] На первом московском съезде "всероссийских крестьянских собзов"(о нем позже) предлагалось бесплатное, светское, обязательное школьное обучение, бесплатные средства обучения и школьное питание, в случае необходимости даже бесплатный ночлег и одежда. В одном предложении содержалось требование беспллатных интернатов при всех школах. Все наказы крестьян, известные мне, предлагают обязательное школьное обучение.
  [52] Программа конституционных демократов требует: /1/"свободу обучения", /2/бесплатную и обязательную народную школу под контролем органов местного самоуправления.Она не касаются права быть допущенным к экзаменам, а именно здесь начинается проблема "свободы обучения".
  [53] К русской церкви это понятие применимо, конечно, не полностью.. Вмешиваться в вопросы догматики наподобие Комненых не решался даже Иван Грозный. Влияние государства на религиозную жизнь было ограничено необходимостью поддерживать отношения с востоком и опасностью раскола. И он не мог бы читать проповеди сам, как это делал Кайзер, опираясь формально на принцип summis episcopus, поскольку этим несомненно было бы задето самолюбие Церкви.
  [54] 27 декабря 1905 года официально подтверждено, что после долгого перерыва собирается Синод.
  [55] За границей скудные и очень общие сообщения можно найти в иезуитской "Civilta cattolica"
  [56] См. в газете "Русь" от 5 мая воспроизведение дебатов между двумя неназванными сановниками. Сторонник реформ считал главными бедами Церкви:"вытеснение" принципа представительства из центральной и епархиальной администрации; запрет провинциальных Синодов(за 200 лет состоялись всего 3-4); вытеснение принципа выборности епископов и пресвитеров; обременение духовных лиц чисто государственными делами; чудовищная канцелярская рутина(20 тысяч заявлений в консисторию в день) как следствие все возрастающей централизации и исчезновение своей администрации в приходах.
  [57] Его разъяснения опубликованы в газете "Право", Љ13,стр.1002
  [58] Разъяснение собрания священников Екатеринославской епархии ("Право", Љ47). Епископы должны выбираться из обеих категорий духовенства. В Национальном Соборе белое духовенство должно составлять 1/2, миряне 1/3, черное духовенство 1/6 и т.д. Даже манифест славянофильской "Национальной партии порядка" в Курске, подписанный ведущими реакционерами как граф Доррер, князь Касаткин-Ростовский и бесчисленные предводители дворянства , требует "восстановления церковной общины" и выборов священников вместо назначения их консисторией; несомненная цель - усиление Церкви.
  [59] Следует избегать, конечно, в этом случае поспешных обобщений. С другой стороны, нельзя судить о качестве русского духовенства в сравнении с высокопоставленным католическим клиром Европы, в частности Германии.Попы вели себя беспримерно в районах, в свое время затронутых голодом.На отношении масс к духовенству в принципе сказывается то, как массы относятся к магическим возможностям духовенства, способного, якобы, спасти их от вечных мучений в аду Оценка такой способности влияет на оценку личности попа, а с другой стороны оценка самой способности зависит от личного отношения к попу. Это бывает по разному в каждом частном случае. На общерусском крестьянском съезде (о нем позже) подверглась осуждению "жадность" попов; впрочем, на съезде было много сектантов. Требовали также, как и на леворадикальных предвыборных собраниях в городах, удалить из школьного обучения "закон Божий"(катехизис) и заменить его либо курсом естественной истории, либо истории еврейского народа. На втором крестьянском съезде присутствовал радикальный поп как выбранный представитель от нескольких деревень. Наказ 140 херсонских крестьян содержал предложение оплачивать военные расходы из монастырских денег, которые следует рассматривать как "народное имущество". Цитата:"пусть духовенство оплачивает правительственные расходы: во время войны они только молились, да и то недостаточно ревностно." Но с другой стороны, на первом съезде один крестьянский представитель высказал мнение, что при экспроприации земли нужно обходиться с монастырскими владениями не так радикально, как с частными поместьями, потому что монастыри -
  - "коммунистические" институты и "молятся за народ". Другие оживленно возражали им:монастырь - улей, но монахи - трутни, живущие чужим трудом." Согласно примирительному взгляду следовало отличать пребендарные монастыри от трудовых монастырей, где монахи добывали хлеб насущный собственным трудом. Когда на съезде было предложено в рамках земской реформы назвать церковный приход в качестве нижней ячейки самоуправления, поднялись протесты со стороны тех, кто опасался усиления церковного влияния. В то же время, возражения против избирательного права для женщин на том основании, что женщины подвержены влиянию попов, были сочтены недостаточными "ввиду всеобщего презрения" к последним.Что думает бюрократия, видно лучше всего из земской "реформы" 1890 года: в результате реформы большинство оказалось за дворянством, контроль над выборами крестьянских представителей в руках чиновничества, а избираемость духовенства - исключалась. В качестве основания назывался канонический запрет духовенству участвовать в решении светских вопросов. В то же время разрешалось участие в выборах представителей, назначаемых консисторией и теперь утверждается, что представители духовенства "едва ли" прошли в каком-либо округе. Между тем, как показал Коркунов, это неправда, и в некоторых уездах они как представители крестьянства почти получили большинство.
  [60] Во многих городах, например, в Москве, Ярославле, Саратове, непосредственно перед Манифестом, чтобы препятствовать ему, митрополиты, или епископы и консистории поставили себя на службу реакции. Так в одной из московских епархий 14 октября священникам было разослано распоряжение выступать с амвона в защиту самодержавия, а также по меньшей мере рекомендовалось применение насилия против врагов Царя. Одна из прелюдий "черносотенной" резни: 72 московских священника заявили в "Русском слове", что их миссия - нести мир, и совесть не позволяет им последовать этому распоряжению.
  [61] Группа антиавтократических христианских социалистов создала недавно "Христианское братство борьбы"Оно несколько раз давало о себе знать в "Освобождении". Например, теоретическое обоснование задач Братства было опубликовано в Љ73 за 1905 год(стр.386). Были опубликованы также "открытое письмо к епископам" и "призыв к борьбе".Я не возьмусь здесь определить место этого движения, формально возникающего в недрах православия, среди исключительно разнообразного мира русской религиозной жизни. Не возьмусь хотя бы потому, что мне неизвестны ни его зачинатели, ни кто его приверженцы, ни как их много.И все же я расскажу кое-что о тенденциях внутри Церкви и последствиях появления на сцене Гапона и Кровавого воскресенья. Носители этих тенденций напоминают, что историческое христианство во всех своих без исключения воплощениях проповедовало и стремилось проводить в жизнь только одну сторону учения Христа: царство Божие в отдельном человеке, отдельная христианская дичность, ибо проблематично было лишь как войти в царство Божие по ту сторону, но никогда не вопрошалось что же такое царство Божие на земле - Corpus Christi, как сказали бы в свое время западноевропейцы, или "человеко-община", как сказали бы социологически ориентированные мыслители. Это порождало в сущности антихристианскую идею "самоспасения" человека посредством исключительно внутреннего преображения. Между тем апостолы говорили не только о спасении индивидуальной плоти, но и (Петр,3,13) о новой земле, где "живет истина". Индивид это не "атом", а часть более обширной личности, которая есть Церковь и "объективное царство Божие", а значит плотские вожделения надлежит преодолеть не только человеку, но и человечеству, чья экономическая, социальная и политическая "плоть" подлежит спасению. Поэтому каждый морально обязан взять на себя посильную долю общественной и политической жизни и здесь, в реальной жизни , от которой в страхе отворачивалось отшельничество исторического христианства, осуществить вселенскую правду "Богочеловечества". Первой основополагающей задачей в России теперь оказывается борьба с самодержавием. Его претензии на абсолютную власть противоречят словм Бога, что нельзя служить двум господам; это нарушение первой запаведи и богохульное кумиротворчество. Потому что такая власть принадлежит только самому Богу. События 9 января показали, что и de facto всегда приходится делать моральный выбор - Царь или Христос, коль скоро у Царя есть право приказать все, что ему заблагорассудится, в частности стрелять по невинным людям. Разговоры с офицерами могут служить свидетельством того, что такой конфликт существует. Эта борьба с "папистской ересью" увязывается с освобождением Церкви от ее союза с государством. Этот союз вынуждает Церковь служить чуждым ей целям, унижает ее, отчуждает от Христа и вынуждает к оправданию гнусных деяний, вроде событий 9 января. Церковь "духовно спит", стоит в стороне от бурного течения жизни, не пытается повлиять на него и успокаивает себя с помощью "формул тысячелетней давности". Перемены возможны лишь с переосмыслением Первой эпистолы Петра(2,9), согласно которой клир можно считать только частью тела Церкви, тогда как другая ее часть - миряне, которые так же могут быть признаны к королевскому священству.Если они будут восстановлены в этом праве и если будет воссоздана община как единственное каноническое единство Церкви, священники будут не посылаться из петербургской канцелярии, а избираться.Собор общинных священников будет выбирать архииереев, а они в свою очередь - патриарха. Денежные деле общины в интересах достоинства духовной службы будут находиться в руках выборных доверенных лиц, а не самих священников. Содержание церкви постепенно будет переходить от государственного бюджета к общинам; не следует ждать, пока государство само прекратит финансирование церквей, как это случилось во Франции. (эти идеи могут исходить от "единоверцев", то есть от объединенных раскольников, поскольку вопрос о светской церковной администрации и выборном священстве сейчас самое принципиальное в расколе).Только такие освобожденные церковные общины могут дать Церкви авторитет и техническую возможность христианизации жизни. Организационно это предполагает восстановление мужского и женского дьяконата, но прежде всего борьбу верующих против социального неравенства.Личность может обрести внутреннюю свободу только через "полную эмансипацию", то есть прежде всего освобождение от пут частной собственности, по примеру апостолической общины. В нынешней Церкви "слишком сильно" монашеское начало; оно подавляет королевское священство мирян и превратило общехристианскую борьбу против собственнического эгоизма в дело особого сословия.Конечно, апостольские послания обязательны только для верующих; в отношении же "безбожных паразитов", которые не предоставляют частную собственность "в распоряжение общины", но использует ее для эксплуатации неимущих, нужна не пропаганда, а прямая борьба, которую нужно вести "испытанными мирными средствами", как организованный бойкот, и только такими средствами. Это борьба против капитала из "простой борьбы за экономические интересы" должна стать "богоугодным делом и религиозным долгом". Стремление к очищению "тела человеческого" - это "женщина, одетая в солнце"(Откровения Иоанна 12, 1). Союз требует созвать Национальный совет и на нем : уравнять мирян в правах со священством, отказаться от самодержавия, сделать общину канонической ячейкой церковной организации и постановить, что долг верующих слушать Бога, а не людей и что сам Христос - среди нас (по его же собственным словам) в образе голодного крестьянина и рабочего; тяжкий грех мучить и расстреливать таких людей, как, якобы, бунтовщиков.
   Подобные взгляды, а они несомненно городского происхождения, могут распространиться довольно широко. Но не следует заблуждаться насчет их радикального тона : как раз связь подобных движений с определенными социальными интересами - источник их слабости в церковнополитическом
  смысле.В иерархизированных церквах такие движения не вызывают крушения церковного авторитета: как и в католицизме, православная иерархия должна будет кастрировать и обернуть на пользу себе возникшие в церковной среде анти-индивидуалистические движения. Католическая церковь сумела ассимилировать такие и многие подобные вспышки:этический релятивизм, натуралистические и социологические концепции "развития", экономическое толкование истории. Напротив, чисто религиозное, библейско-аскетическое движение наверняка представило бы серьезную опасность для православной церкви и, таким образом, для авторитарного режима в минуту их решающей слабости, но в эпоху вполне развитого капитализма вряд ли для такого движения есть почва: как всякому движению, ему нужны новители, чей стиль жизни имел бы будущее, а этого нет.Большего внимания заслуживают церковно-организационные требования, потому что они, как показывают ранее приведенные цитаты, имеют хождение во влиятельных кругах.
   Все проблемы возрождения русской церкви связаны , очевидно, с цезаропапизмом, а также с крестьянски-пролетарским положением белого духовенства и социально противостоящего ему безбрачного, по большей части лишь формально не монастырского черного духовенства, за которым канонически закреплены все высшие должности в Церкви. Это противостояние хорошо видно в цитированном ранее документе "христианского братства борьбы" и в резолюции, которую мы уже цитировали На широкое распространение этих взглядов указывает стычка в петербургских газетах во второй половине ноября по поводу воззвания 32 священников. В декабря в газете "Русь" некий кандидат теологии уточнил требования белого духовенства:/1/упразднение консистории, выборы епархиальных советов с судебными и административными полномочиями под председательством епископов; /2/наряду с этим выборы совета пробстов, тоже самостоятельного;/3/участие мирян в церковных делах;/4/"кононичность" отношений между белым и черным духовенством;/5/изменение положения псаломщиков и дьяконов относительно священников - теперь они находятся в положении "прислуги"/6/обеспечение вдов белого духовенства. Предлагается также созвать съезд белого духовенства.
  (Вслед за Октябрьским Манифестом появилось синодальное распоряжение, дозволяющее свободу собраний и съездов внутри Церкви.Оригинала я не видел. Но так или иначе, в конце декабря Святейший Синод снова решительно запретил духовным лицам участие в движении против существующего порядка). В конце же декабря создан "Союз церковного обновления" либерального оттенка.
  
  [62]В этой связи интересно, как далеко идут надежды или опасения либералов разных оттенков. Это хорошо видно из полемики между князем Евгением Трубецким и Милюковым в газете "Право", Љ15,16,19. Первый приветствует стремление Церкви избавиться от государственного рабства, второй этого боится.
  [63] Тут для попов открывается широкое поле деятельности. В Бельгии, например, товарищества стали заповедником клерикальной партии. А в Италии было много случаев, когда при получении кредита требовалось свидетельство об отпущении грехов.
  [64] Ср. известное сочинение Еллинека о "Правах челокева и гражданина", мою работу в этом Archiv"е Bd.XX, N1 иBd.XXI, N1 и еще, конечно, интерпретацию протестантизма, которую дает Трельч в хиннеберговском коллективном труде "Die Kultur der Gegenwart". Работы Еллинека сильно повлияли на Струве, который их цитирует. Родство экономической и политической этики русских рационалистических сект с пуританизмом уже заметили Леруа-Болье и другие.Но для самой многочисленной из них, а именно собственно"раскольников" характерна "аскеза в миру" совершенно иного свойства.
  [65] Распря началась с борьбы за контроль над "Искрой". До 1903 года ее редактировали Аксельрод, Ленин, Мартов, Плеханов, Вера Засулич и Старовер. Переизбраны были только Плеханов, Мартов и Ленин. Двое последних не выносили друг друга. Между ними были и глубокие разногласия по поводу партийной организации (Ленин был "централист") и тактики (Ленин считался "якобинцем", а Мартов "жирондистом"). Плеханов пытался посредничать между ними, но в конце концов взял сторону Мартова.После этого Ленин откололся и основал "Вперед". Но Плеханов в 1905 году тоже ушел из "Искры" и с тех пор водиночку издает "Дневник социалдемокртата", стоящий "над партиями" и выходящий нерегелярно.
  [66]Группа Ленина сперва боялась формально изменить программу несмотря на свои резолюции.Только в декабре из программы был удален параграф об "обрезках", а вместо него там появилось "поддержка революционных мер крестьянства вплоть до конфискации" так же и частных земель и "безусловно враждебное отношение к сельской буржуазии"
  [67] Социал-демократы, однако, настаивали, что спорным оказался вопрос о Республике.
  [68] Конечно, здесь дало о себе знать общее "двоемыслие" марксизма, проявившееся уже в отношении самого Маркса к парижской коммуне и в некоторых похожих случаях. На это свойство марксизма недавно вновь указал Зомбарт("Социализм", 5-е изд.,стр.957). В России этот элемент усиливается некоторыми интеллектуальными традициями и отголосками настроений, связынных с существованием "полевой общины".
  [69] Такое поведение стало уже вполне привычным и даже тривиальным. "Начало" (где соредактором Плеханов) призывало к "революции" и обличало "буржуазных" либералов за отказ участвовать в ней, зная, что для масс "революция" имеет вполне конкретный облик. Когда массы выступают, а путч проваливается, сотни юных идеологов лежат (как сегодня, 27 декабря) на мостовых как напрасные жертвы. Тогда следует объяснение, что восстание было "злополучным легкомыслием" и что революция удастся лишь в том случае, если ей окажет поддержку буржуазия. Если же удивленные массы спрашивают, что означает требование "революции", они с удивлением услышат, что революция это нечто в высшей степени абстрактное, совсем не похожее на то, что они сами под этим понимают: ах, зачем они пошли за ленинскими еретиками, а не остались с ортодоксией! Так загнанный в угол апологет чуда вынужден в конце концов признать, что единственное настоящее чудо это "историческое развитие" и повседневность. Все эти двусмысленности не обязательно происходят от личной нечестности. Плеханов недавно говорил то же самое в своем "Дневнике"(3, стр.16 и 21) и вспомнил в этой связи, как французский министр Лебеф говорил о "готовности к борьбе" в 1870 году. Теперь, считает он, цели рабочих и буржуазии совпадают. Его нападки и резолюция, призывающая к "дискридитации" либералов, объясняется тем, что Струве все еще считался "марксистом". Таковы сектанты: кальвинисты в Голландии никогда не преследовали католиков и баптистов с такой яростью как "ремонстрантов" Дело теперь обстоит так, что Плеханов наряду с духовно значительными теоретиками должен терпеть в партии толпу бахвалов/обоего пола/ и не имеет достаточно силы, чтобы заткнуть рот любителям сильных слов и выражений в своей редакции. Против этой второй шеренги в партии "интеллигенция" бессильна.
  [70] Комиссия Шидловского по "выяснению причин недовольства рабочих" предложила выбрать 15 представителей от работодателей и представителей от предприятий с числом занятых больше 1ОО в 54 отраслях промышленного производства. Они должны были вступить в переговоры под руководством представителя правительства. Петербургские фабриканты отклонили это предложение , указав, что промышленность это не благотворительная организация и что промышленники "сами готовы предоставить рабочим те блага, которые в данный момент реалистичны" Вмешательство государства приносит только вред, особенно когда делает бунтующим демонстрантам уступки, которых оно не делает гражданам, выступающим в рамках закона.Реформы государственного устройства - единственное средство успокоения.Другие группы фабрикантов отвечали в подобном роде и даже более резко, как, например, костромские промышленники ("Право", Љ16,стр.1290):вместо всего остального надо дать рабочим право на организацию, а граждам свободу слова и неприкосновенность личности, и тогда все можно будет урегулировать без вмешательства государства. Но правительство хотело, разыгрывая роль "беспартийного" арбитра на переговорах, отвести ненависть рабочих от себя на промышленников. Петербургские рабочие выбрали своих представителей, но, хотя они не сделали ничего "противогосударственного", вскоре некоторые из них были арестованы.Поскольку другие депутаты протестовали , требовали освободить товарищей и аннулировали предыдущие переговоры, комиссия была распущена указом.
  [71] Вот характерный образец образа мыслей Совета: 15 рабочих инструментальной мастерской обратились к Совету с просьбой создать "кооперативную мастерскую" под эгидой Совета. Ответ: для социалистов недопустимо быть собственниками или акционерами предприятия и одновременно нанимать учеников. Вот если бы мастерская принадлежала социал-демократической партии "как в Бельгии" или самому Совету рабочих депутатов, тогда другое дело.Интересно, что "American Federation of Labour" огнем и мечом преследует создание в рядах профсоюзов кооперативов по "бельгийской схеме", а не по "рочдейлской".
  [72] Во время первой всеобщей стачки (октябрь) совет призвал предпринимателей остановить предприятия, указывая на то, что борьба за свободу и права трудящихся так же и в их интересах. Вот это, писал Плеханов в своем "Дневнике" "правильный тон, которым надо разговаривать с буржуазией".
  [73] "Русь"(2/15 декабря) сообщает, что он родом с Украины. Кончил университет и принял присягу в качестве адвоката. Верный традициям народничества, пошел работать рабочим в типографию. После переговоров с сенатором Шидловским именно он побуждал не распускать рабочую комиссию. Официальное уведомление в "Новостях" отрицало за ним право носить фамилию Хрусталев.
  [74] Трудно добыть сведения о значительных личностях в этом движении. В Петербурге активен Мякотин,приват-доцент Университета/?/ и профессор Лицея, ученик главы народнического движения Михайловского, вернувшийся в 1904 году из сибирской ссылки. Рядом с ним мы видим Гузенберга, Соколова, Миклашевского и других. Большинство из них юристы, симпатизирующие социалистам-революционерам. Что же касается финансов, то Союз ветеринаров, например, взимает с участников Союза 1% их дохода.
  [75] 14 первоначальных союзов объединяли: научных работников, адвокатов,агрономов, статистиков, врачей, ветеринаров,железнодорожников, журналистов и писателей, земских служащих,защитников женских прав, защитников евреев, инженеров, конторщиков и бухгалтеров, учителей и фармацевтов ("Право", 24 мая, стр.1664). В исполнительный комитет "Союза союзов" входят по 2 представителя от каждого союза. У него широкие полномочия, а раз в два месяца проходят общие собрания, на которых голосуют по союзам.
  [76] Сейчас невозможно установить, какие другие группы и каким образом присоединяются к "Союзу союзов".
  [77] Были эпизоды и попросту трагикомические:сотрудники Петербургской консерватории, например, объединились, чтобы объявить, что "музыка будущего"(sic) не должна быть отдана на поругание буржуазии(только ей?) в кафе-шантанах и оперетках(протокол в газете "Русь"). Какой идеализм по сравнению по сравнению с геттингенской капеллой: в 1848 году она была единственным хором в Геттингене, имевшим цеховые привилегии, и потребовала не допускать на территорию Университета никакой другой хор. Свидетельствует друг моего отца высокочтимый профессор Ф.Френсдорф. Союзы учеников средних школ, требовавшие права выбирать себе учителей, имели предшественников в Италии.Чисто профессиональные объединения и профсоюзы мы рассмотрим в другом месте.
  [78] Несмотря на это, "Всероссийский союз железнодорожных служащих в момент своего учреждения ("Право",Љ17) разъяснил,, что вследствие своей социальной разнородности (рабочие, машинисты, инженеры, управляющие) он не может стоять на политической платформе одной партии, хотя, как и все демократические партии выступает за "четырехчленные" выборы. "Союз железнодорожников" Московского узла, напротив, единодушно примыкает к ленинской социал-демократии и поставил себе целью Революцию через железнодорожную стачку. Плехановская же группа в конце концов предпочла чисто профсоюзное направление союзу с буржуазной демократией.
  [79] Впрочем, всякий раз, когда полиция преследовала кого-либо за создание нелегальной организации, либералы отвечали на это массовыми доносами на самих себя/из солидарности с обвиняемым -А.К./.Несмотря на всю нелегальность о заседаниях союзов оповещалось в газетах и афишах. При образовании профессиональных объединений, входящих в "Союз Союзов" многозначительным и принципиальным как раз и было то, что они создавались и заседали совершенно открыто., а не конспиративно.
  [80] Ноябрьский съезд отклонил идею Учредительного собрания 137 голосами против 8О. Первая имперская Дума должна была получить "учредительные функции".
  [81] "Русь" от 2 декабря
  [82] Пока безуспешно. В газетах (например, "Русь" от 20 ноября) появлялись обращения "Организации Гапона" к "товарищам" возобновить работу. тем временем эсэры приговорили Гапона к смерти как "предателя народа и агента правительства" Собрания его партийных единомышленников оказались под ударами с двух сторон:со стороны полиции и со стороны "правоверных" социал-демократов. Сам он сейчас находится за границей. Гапон и заграницей произвел не лучшее впечатление, хотя и без достаточных оснований, если иметь в виду его характер. Во всяком случае мнение о нем социалистов-революционеров, как видно по социалистической печати, несмотря на резкую враждебность, разделяется не всеми. То что автократия использовала его в своих интересах, вряд ли подлежит сомнению. Но вовсе не доказано, что он преследовал какие-то свои цели, кроме подлинно "христианско-социальных". Можно вспомнить, какой ущерб нанесли рабочему движению в Германии некоторые "верноподданные" идеологи христианско-социальной окраски. Сам Гапон, как это часто бывает в подобных случаях, не имел твердых воззрений. Однако он оказал услуги в деле объединения революционных партий. После январских событий Гапон пытался свести вместе представителей социалистов-революционеров и социал-демократов из разных областей Российской империи, но после того как ортодоксальные социал-демократы отказались принять в этом участие, состоялось лишь объединение значительного числа социал-революционныъ групп: российской партии эсэров, польских социалистов, грузинской революционной партии социалистов-революционеров, белорусской социалистической громады, армянского объединения революционеров, финской партии активного сопротивления, союза латышских социал-демократов. Они требовали вооруженного восстания с целью созыва Учредительного собрания в России, Польше, Финляндии. Ленинская группа, Бунд, латышская социал-демократическая рабочая партия и армянская социал-демократическая организация покинули конференцию, потому что представитель латышского социал-демократического союза не был отстранен от участия в конференции. Историю и особенности этой организации мы, будем надеяться, в скором времени узнаем от компетентных людей.
  [83] Обязательная страховка,обязательный арбитраж, восьмичасовой рабочий день (в принципе)
  [84] Крупнейшие петербургские фирмы подали 31 января старого стиля записку министерству, где говорилось, что "теперь только глубокие реформы политического характера, а не административное вмешательство в трудовые отношения будет способно вернуть рабочих в рамки закона. В том же духе высказались и московские крупные промышленники ("Право", стр.588)
  [85] Например, в Варшаве ("Право", Љ7,стр.505), или в Москве ("Право",Љ8,стр.590)
  [86] "Русь" от 1/14 декабря
  [87] Дворник (и часто даже не один) совершенно необходим в больших наемных домах хотя бы для доставки дров . Союзы дворников на своих заседаниях теперь требуют, чтобы им не навязывали полицейские функции.
  [88] Это требование выражает основную мысль бесчисленных разъяснений, которые направляют земские круги в "Особую комиссию" Витте. "Права человека" для крестьян упоминает также пуект VI статьи 1 резолюции шиповской земской конференции 1902 года.
  [89] Мы опять оставляем без рассмотрения предысторию вопроса. На содержание программы сильно повлияли заметки Булгакова в "Освобождении"
  [90] В связи с этим указывалось, что отчисления по крайней мере не должны превышать расходов на водку в расчете на душу. Но эти отчисления на самом деле особенно тягостны потому, что они носят регрессивный характер, то есть самые большие отчисления приходятся на первую десятину выкупленной земли.Такой порядок был установлен в качестве компромисса с интересами земельных собственников, противоположными в разных областях: в черноземных областях землевладельцы предпочитали отпустить бесплатно крестьян, но не землю, а помещики центральной России, жившие с отхожих промыслов крестьян, предпочитали отдать бесплатно землю, но не отпустить самих крестьян.
  [91] Программа партии КД (пункты 30-35) требует ввести прямые налоги (прогрессивно-подоходный, на имущество, на наследство) за счет косвенных, включая акциз, то есть сократив налоги на массовое потребление.
  [92] Полевой общиной, или "классической полевой общиной" мы здесь понимаем систему, где землепользователь получает свою долю, скажем, пахотных земель не как семейное наследство, а по воле общины как результат передела.
  [93] К сожалению, мне были недоступны газетные отчеты или другие первичные материалы об этом съезде Но известны прагматические взгляды авторов сборника "Аграрный вопрос", изданного князем Петром Долгоруковым и Петрункевичем. Я надеюсь, что мне удастся к ним когда-нибудь вернуться.
  [94] Иллюзорность массовой колонизации Сибири и Востока была показана в работах А.Кауфмана. В Љ5 за 1905 год "Еженедельного журнала для всех" он указывал, что либералы разделяли эти иллюзии еще в начале 1905 года.
  [95] cледует заметить, что авторы сборника хотят создать неотчуждаемый государственный земельный фонд. Крестьяне будут получать из этого фонда землю в соответствии с их способностью ее обработать. Таким образом предусматривается по меньшей мере частичная национализация змели на продолжительное время. Съезд отклонил это.
  [96] Это мнение действительно вплоть до того как будут получены данные, свидетельствующие обратном.
  [97] Чупрова интересуют только потенциальные семена разложения внутри самой общины, которые могли бы повести к ее, так сказать "самопроизвольной эволюции". Он отвлекается, от "эпигенетического" развития общины под влиянием товарного производства, вымирания "домашнего ремесла", дифференциации движимого имущества. Такой подход характерен для всех исследователей, испытавших влияние нашего авторитета Г.Ф.Кнаппа. Для них всегда характерна тщательная классификация, внимание к правовым аспектам, точное определение понятий, и работа Чупрова представляет собой в этом отношении выдающийся образец. Но хотя такое абстрагирование от специфически "современных" факторв развития методически совершенно законно, тезис Чупрова, который мы здесь уже цитировали, пока нельзя считать безусловно доказанным, как, впрочем, и обязательно неверным - вопрос остается открытым.
  [98]Принятая терминология достаточно условна; между реакционными славянофилами и террористами есть несколько промежуточных вариантов. Даже у далекого от политики "народника" Воронцова были обыски, а Михайловский, имевший личные отношения с "Народной волей" вечно был под подозрением.Общим для них было только одно - враждебное отношение к бюрократии и капитализму.
  [99] Эсэры стали бы это оспаривать, поскольку они хотели бы считаться "настоящими" марксистами. Но это так, хотя здесь мы не можем останавливаться на этом подробно.
  [100] Еще к очень похожей программе "Союза освобождения" они отнеслись иначе (передовая статья в Љ61 "Революционной россии").
  [101] Из "теоретической части" (а без теории, кажется, не может обойтись ни одно радикальное движение в России) новейшего проекта тактической программы (приложение "Революционной россии", май 1905 года) приводятся следующие детали: как перспективный объект агитации наряду с фабричными рабочими рассматриваются "нижние слои интеллигенции" и крестьяне-общинники, тогда как мало надежд внушают "высшая интеллигенция", поскольку она бесклассова, и "люмпен-пролетариат" (терминология крайних радикалов импортирована по большей части из Германии). Партия не пренебрегает никакими, даже "самыми мирными" средствами. Террор никогда не может быть единственным средством борьбы. "В исторической перспективе" героические временя (Карлайл!) с их революционным настроением рождают героев терроризма, но за ними наступает эпоха господства "толстовства" и "ультраэволюционного социализма". "Централизованный террор" против лиц, виновных в беззаконии и произволе годится для того, чтобы вынудить правительство передать власть всенародному Земскому собору. При этом партия не ведет борьбу против средств производства и капитанов промышленности, если они не служат прямо целям подавления общества. От одного парламентаризма ждать нечего, если не преодолена "косность масс". Сотрудничество с социал-демократами , несмотря на все различия аграрных программ., возможно - кроме сотрудничества с направлением, сложившимся вокруг "Искры". Также уместны временные соглашения с прогрессивными либералами в борьбе против самодержавия, что сейчас - первоочередная задача.Вера в эффективность террора (включая местные восстания) укрепляется в результате нескольких удачных актов. Напротив, склонность к ясному и трезвому анализу и действию ослабевает. Впрочем, в Љ8 и Љ46 "Революционной России" об этом образе действий пишется с уважением. Может быть, их редактировал кто-то другой, а, возможно, когда они готовились, в партии были другие настроения. Проследить внутреннюю историю партия и связанных с ней групп (в особенности "Бунда") мне сейчас не под силу. Вне поля моего зрения остается так же повстанческое движение - из-за недостатка материала.
  [102] Ни по существу, ни по партийно-политическому значению эти "программы" не заслуживали бы такого детального анализа, которые последует. Но совсем небезинтересно, как проникновение капитализма меняет сознание "народничества" и социал-революционеров; это само по себе важная историческая фактура.Кроме того, такой анализ "в безвоздушном пространстве" очень уместен для освещения принципиальной проблемы, в данном случае проблемы полевой общины: это как азбука для детей. Но в рамках данного анализа нас интересует даже не романтически-революционный утопизм сам по себе, а его гибридная комбинация с буржуазным и современно-пролетарским сознанием, которые появляются на сцене вследствие победного шествия капитализма.
  [103] Ограничение наемного труда , подобное ограничению числа учеников и подмастерьев в цехах, встречается нередко уже и теперь на вновь заселяемых землях внутри территории общины. Требование очень последовательное: отношения экономического рабства вполне сочетаются с общиной и с переделами, которые так мешают внутриобщинному освоению новых земель; бывает, что именно переделы ведут к экономическому рабству. Для сравнения: Шульце-Геверниц о неравномерном распределении скота или ленежного имущества при переделах (Volksw. Stud., s.407)
  [104] "Русское богатство", 1905, VIII, 2, р.116. В самом деле, это предложение представляет собой всего лишь более жесткий вариант законодательства 1893 года, подчиняющий суверенный мир полицейскому контролю.
  [105] По существующим оценкам на обширных пространствах России лишь одна пятая рабочей силы в деревне может себе найти применение, даже для нормативного обеспечения собственных нужд в продовольствии
  [106] Сторонник хуторского хозяйства в России (в Южной Германии это называли раньше "отшельничеством"-Vereinodung) В.Е. Постников. Его идеал - крестьянский двор средним размером 60 десятин (66га) по образцу больших хозяйств немецких колонистов, что он считает оптимальным с точки зрения использования техники. Профессор Мануйлов на московском Аграрном съезде сообщил, что в России есть место только для полутора миллионов хозяйств и что 32 миллиона работников избыточны. Как бы ни была приблизительна эта цифра, вполне очевидно, какими последствиями грозит деревне последовательное внедрение капитализма в сельское хозяйство. В некоторых областях Германии хорошо видно, как противоположны друг другу производственно-капиталистически ориентированное хозяйство и потребительски ориентированное хозяйство: там чем выше плодородие земли, тем ниже плотность населения. Я показал это в статье "К вопросу о прусском фидеокомиссе"(Archiv, Bd.19, Htft 3).
  [107] Это относится и к весьма солидной книге Николай-она(Данильсона)
  [108] Один из главных упреков, которые социал-революционеры адресуют социал-демократам, это упрек в стремлении к централизации. См., например, пункт 7 резолюций грузинских эсэров в "Революционной России", Љ 46б, стр.9 (5мая 1904года)
  [109] От переоценки этого обстоятельства предостерегает Чупров в "Сельской общине", стр.32
  [110] Украинская демократическая партия понимает дело так же ("Право", Љ 40). Она требует (пункт 6):постепенного выкупа частных земель и немедленной конфискации всех казенных, удельных, кабинетских, церковных и монастырских земель в национальный фонд с целью передачи в аренду частным пользователям или общинам. Точно так же украинский парламент должен был бы скупить все фабрики, мануфактуры и другие "капиталистические предприятия" для "обеспечения трудящихся классов".Украинская радикальная партия (сепаратисты) требует (Ruthenische Revue, 1905, Љ13) с одной стороны экспроприации всех частных земель за счет государства для снабжения безземельных, а с другой стороны передоставления крестьянину полной свободы распоряжаться землей после того как он получил ее из общественного фонда; под частной землей разумеется только поместно-дворянская; в остальном же предполагается препятствовать концентрации земли , установив на некоторый срок потолок земельного владения, а все налоги, за исключением прогрессивного подоходного и наследственного, должны быть отменены.
  [111] Очень слабо развито общественное движение там, где капиталистические предприятия отказались от использования крестьянской рабочей силы и пользуется приезжими вольнонаемными рабочими. Так совершенно пролетаризирована рабочая сила в Западных губерниях. Для таких рабочих - в противоречии с обычным правом - с 1886 года существуют трудовые книжки и штрафы за нарушение контракта с очень ограниченной возможностью апелляции в суде. Тем не менее они, в отличие от старой традиции диких бунтов, характерной для крестьянского движения, демонстрируют зачатки социалистической организации, которая, несмотря на свою слабость, кажется, действует несколько отрезвляюще на землевладельцев. Съезд сельских хозяев в Москве в 1895 году категорически отклонил всякую мысль о создании рабочих бюро (главным образом как биржи труда), о санитарном контроле и вообще о каком бы то ни было, даже добровольном участии в регулировании условий труда. Но прошедшим летом сельские хозяева сами ("Наша жизнь") проявили инициативу в создании инспекции по образцу фабричной. Все же московский съезд сельских хозяев в декабре 1905 года вновь оказался крайне реакционным.
  [112] Никто не выразил эту идею яснее чем Витте на "специальных совещаниях", посвященных "нуждам сельского хозяйства".
  [113] Программа ортодоксальных социал-демократов 1903 года (пункт 2) выступала против аграрно-коммунистических идей, требуя "отмены всех законов, ограничивающих распоряжение крестьян своей землей". Если нет никакой двусмысленности в выражении "своя земля", то это требование может означать только одно: роспуск нынешней общины.В пользу такой трактовки говорит и то, что программа, хотя и собирается передать "обрезки" (пункт 4) "деревенскому обществу", заменяет обычный в таких случаях технический термин "община" на нейтральное "общество".
  [114] За пределами России тоже наблюдается кое что похожее: кооперативное движение в сельском хозяйстве - это реакция на капитализм. Но огромная разница состоит в том, что это движение само вполне пропитано духом "расчета", означает процесс экономического отбора и в конечном счете воспитывает в крестьянине "делового человека".Быть может, если община будет дальше двигаться в сторону кооперативной организации, это пробьет брешь в общинном духе и приведет к проникновению духа индивидуализма в деревню.
  [115] Несколько последних лет "Право" регулярно публиковало крестьянские "приговоры" из разных областей страны, а в Љ 33 Корнилов сделал резюме содержащихся в них важных требований. Главные их элементы выглядят очень типично. Скорее всего эти резолюции составлялись при помощи социал-революционных интеллигентов и надо быть очень осторожным в оценке того, насколько они выражают подлинные настроения крестьян; точно так же дело обстояло с крестьянскими Cahiers во Франции 1789 года.. Тем не менее они богаты местными деталями и ссылками на конкретные обстоятельства, так что в них не следует видеть простые "партийные фабрикации", несмотря на явное присутствие в них чужой руки. Многие из них производят впечатление элегантной простотой и силой своего языка. В Западных губерниях приговоры особенно выделают проблему свободы совести, в Южных областях больше говорят о политических свободах, в Центре и Черноземье крестьяне требуют радикальной аграрной реформы. Повсюду пользуется приоритетом требование бесплатной народной школы. В этом ярко выражается ощущение того, что перед лицом великих событий и возможностей крестьяне бояться остаться совершенно беспомощными и слепыми как котята только потому, что они неграмотны. Там и здесь крестьяне иъявляют готовность выделить земельные участки под школы.
  [116] Речь идет об урядниках, учрежденных Плеве. Их десятки тысяч.
  [117] Крестьяне часто просят в своих наказах Царя позаботиться о том, чтобы у них была хорошая газета, где писалась бы "только чистая правда"
  [118] Новгородские крестьяне, например, потребовали (декабрь 1905 года, по газетам) заменить уездную Управу независимым от контроля земского начальника волостным сходом и выбранной на этом сходе управой. Имено в этих областях популярна идея "более мелкой земской единицы".
  [119] Что касается предыстории этой организции, то инициатива ее создания принадлежала радикальной интеллигенции московских уездов, связанной с "Союзом союзов". Повод этому дала попытка нескольких московских славянофилов (Самарин) создать весной 1905 года с помощью чиновников антилиберальную крестьянскую организацию. Эти попытки тогда как будто не удались, но они не остались неизвестными крестьянам и "интеллигентам", и в результате в мае месяце собрались на съезд крестьяне и "интеллигенты" Московской губернии; они-то и начали агитационную подготовку "всероссийского" съезда.
  [120] Очень объективную характеристику делегатов дает С.Блеклов в Љ 38 "Права". Он отмечает, что преобладают средние и мелкие крестьяне, очень слабо представлены беднейшие и совсем не представлены богатые слои крестьянства. Преобладает средний возраст. Выбирали их, по сведениям Блеклова, отчати сходы, отчасти "братства" и "кружки", возникшие в рамках программы, предложенной "Революционной Россией".У некоторых не было формальных полномочий. Блеклов приводит много случаев, когда на крестьянских собраниях словно бы ниоткуда появлялись крестьянские агитаторы с исключительным природным даром красноречия - интересный факт сам по себе.
  [121] Один пример из многих, чтобы показать, как происходят переговоры крестьян с землевладельцами. В Донецкой области ("Русь", 14 ноября, Љ 18) собрались вместе 50 дворян и 200 представителей крестьян, причем большинство казаков перешло на сторону крестьян. Рассказывает участник съезда:"Когда крестьяне выдвинули свои требования, дворяне буквально позеленели от злости. Но один казацкий уполномоченный, оставшийся с ними, упрекал крестьян, говоря:"а куда же вы в своих резолюциях Царя девали?", на что крестьяне отвечали, что "мы-то, дескать, с Цврем, нам и говорить о том не след. Скажите-ка лучше, куда вы Царя девали?".Дворяне молчат, и крестьяне говорят опять:"Ага, господа дворяне, и вы, значит, про Царя забыли".Требования крестьян были в конце концов удовлетворены, и в уезде были установлены новые порядки, в частности установлена новая арендная плата. Подобное, как сообщают газеты, происходило во многих других уездах.
  [122] Съезд предлагал, чтобы избирательное право было предоставлено всем старше 20 лет, включая женщин, на том основании, что мужчины в России очень часто бывают в отъезде и к тому же женщины - единственные последовательные противники алкоголя. За право женщин выбирать голосовали все. Против права женщин быть избранными голосовали 5 человек, причем один из них не хотел предоставлять это право только замужним женщинам. Можно сомневаться в подлинности сообщений о таком просвещенном отношении к правам женщин, поскольку обычно для крестьян характерно варварское отношение к женщинам (аутентичные материалы по этому поводу можно найти в "Сборнике правоведения", Љ 1, 1893, стр.268). В России только в кругах интеллигенции юридическое равноправие женщин, при всеобщем гнете, привело к тому что между полами сложились товарищеские отношения, благодаря чему женщина участвующая в борьбе против этого гнета заняла положение, сравнимое разве что с положением американки и намного выше приниженного положения немецкой "Hausfrau", безразличной ко всем общественным делам. Об этом же говорит и обычай, распространенный в этих кругах, вступать в брак без церковного обряда, с тем чтобы избежать непременного в противном случае вмешательства православной церкви и "сакрализации" брака. Общество приравнивает гражданский брак к законному и тоже считает его "священным". Дети согласно закону остаются внебрачными, но обеспечиваются завещанием. Такой брак может стать препятствием разве что для занятия должности министра, что, впрочем, зависит от меры лретрограндности самого Царя (один такой случай известен при Александре III). Иногда гражданский брак легализуется задним числом; сообщают о подобных случаях в дворянской среде. "Союз освобождения" раскололся по вопросу об избирательном праве для женщин; Струве, в частности, был против него. Земский либерализм отклонил его по "реальнополитическим" соображениям. Этот раскол повторился и при разработке программы партии КД.
  [123] Весьма характерно, что "Новое время"(Љ10 от 10 декабря), поместив отчет о дебатах на крестьянском съезде, опустило это место в выступлении социал-демократа, под тем предлогом, что оно было "не особенно понятным" и вообще газету интересовали только речи самих крестьян.На самом деле взгляды социал-демократов совершенно недвусмысленны и вполне согласуются с "основными принципами" партии.Мне недоступна "Tribune russe", на которую ссылается "Neue Zeit". Но почему ее сообщение как раз в этом пункте должно отличаться от того, что я имел возможность прочесть в "Освобождении"? В номере от 23 декабря свою точку зрения очень ясно изложил Каутский. Он считает, что не следует препятствовать крестьянам, когда они присваивают себе помещичью землю. Но при этом не должно быть никаких иллюзий: это не шаг в сторону "социалистического обобществления средств производства", а просто реализация все того же права частной собственности на землю. Он также присоединяется к мнению социалистов-революционеров, что рост "покупательной способности" крестьян важен для развития промышленности и капитализма в России. Практический социальный политик согласится с Каутским. Но как сам Каутский согласует это со священными догмами собственной ортодоксии, мне непонятно, хотя,впрочем, это и не мое дело. Плеханов ("Дневник социалиста", Љ3) утверждает, что крестьянин, присваивая себе землю, ведет себя не как "социалист", но как "революционер". Прекрасно! Но разве тот же Плеханов не насмехался над такой "революционностью" 20 лет назад, называя ее "утопичной" и "реакционной"?
  [124] На всероссийском съезде журналистов, где преобладали социалисты-революционеры, социал-демократы воздержались от голосования по вопросу о национализации земли. Без "обобществления", говорили они тогда, это просто означало бы передачу земли буржуазии.
  [125] Его собственное предложение заключалось в следующем: создать повсюду сельские товарищества, а затем снабдить их капиталом, очевидно, из общественных фондов. Насколько это предложение "ортодоксально", пусть решают сами ортодоксы. По всей вероятности, этo "opiniones temperarie", выражаясь языком церковным, а разработанной аграрной программой , как и вообще в марксистской ортодоксии, здесь и не пахнет. Маслов в "Правде" (1906г., Љ9,стр.256) живо и справедливо критикует младо-народников: раздел как раздел, пишет он, это этический пнринцип, а не путь исторического развития.. Что же касается национализации, то Каутский решил, что она лишь усилит государство, и с тех пор для марксистов она - анафема. Маслов видит только одну возможность: передача земли в руки местных сообщаств, например, земств и земельных парламентов. В сущности это очень похоже на то, что предлагает Пешехонов, и Маслов шумно отстаивает свой приоритет. Таким способом не остановить (неизбежное) развитие капитализма в сельском хозяйстве, и земельная рента с тех хозяйств, которые вообще несут рентные обязательства (это не относится к крестьянским хозяйствам) , будет перечисляться упомянутым сообществам, что для облегчения финансового положения масс гораздо важнее, чем все подоходные налоги.
  [126] Если наши братья на фабриках хотят еще ждать, пусть ждут, а мы больше не можем - таков был ответ.
  [127] Так последовательное применение "естественного права" выворачивает наизнанку принцип "приобретенных прав". Аграрная программа социал-демократов (ортодоксальных), принятая на партийном съезде 1903 года, представляет собой причудливую смесь принципа "приобретенных прав" с принципами "исторического" и "естественного" права. Она требует (приложение к Љ 53 "Искры" от 25 ноября 1903 года, столб.3) экспроприации тех "обрезков", которые еще находятся в руках владельцев и их наследников, и "выкупа" тех, которые тем временем перешли из рук в руки,"государством за счет крупных помещиков". Далее требуется возвратить крестьянам все внесенные ими выкупные и оброчные патежи, и наконец, ввести специальный налог на тех землевладельцев, которые воспользовались выкупной государственной ссудой и вложили эти средства в свое хозяйство.
  [128] По сообщениям газет совещания священников в некоторых епархиях (как мне помнится, в Саратове и Екатеринославе) объявили, что стоят на платформе КД.
  [129] Газеты сообщают (например, "Киевские отклики" от 6/19 декабря, стр.5), что "третий элемент" повсюду редактирует и консультирует крестьянские "приговоры", несмотря на все предостережения земских управ.
  [130] К сожалению мне неизвестно, чем все это кончилось.
  [131] Та же центральная идея характерна и для реакционных организаций (например, Курская прокламация графа Доррера): "прямое сношение Царя с Государственной Думой". Это утопия, точно так же как и ее прямая противоположность- просвещенный бюрократический режим при соблюдении прав личности в "конфиденциальной записке" Витте.
  [132] Это согласуется с тем, что проповедует все еще влиятельный Лев Толстой. Его совершенно не интересуют конституция, свобода личности и тому подобные западные мерзости. Ему в руки попался Генри Джордж, и он теперь вещает в "Русской мысли", что "великий грех" - это прежде всего и главным образом частная собственность на землю и если ее ликвидировать, то все остальное устроится само собой. При этом он остается верен своей старой идее, что все кроме крестьянского труда - тщета.
  [133] Переселение крестьян с помощью государства, расселение из компактных больших сел, ускорение размежевания земель деревни и владений помещиков, усиление активности крестьянских банков и при этом сохранение сословно-крестьянских волостных судов, неотчуждаемости надела и его неприкосновенности при исполнении иска - такова программа реакционеров, например, "Национальной партии порядка" (Курская прокламация, отд.I, Љ2 и отд.II, Љ7)
  [134] Прежде всего, в областях, где выращивают зерновые на экспорт, из-за краткости вегетационного периода любая политика, ориентирующаяся на крестьян, должна учитывать производственные проблемы сельскохозяйственного предприятия. Вымирание кустяря и домашних крестьянских производств в результате развития капитализма и возрастающая потребность в денежных средствах для покрытия потребностей - и тут народники совершенно правы - представляют собой проблему самого существования крестьянского хозяйства.
  [135] Впрочем, под давлением общественного движения в более развитых областях, в особенности, кажется, в Малороссии и Поволжье часто легко и быстро заключались соглашения между помещиками и крестьянами при помощи Земельного банка. В портфеле Земельного бакнка сейчас как будто на 120 милн. рублей продаж. Банк упрекают в том, что, скупая землю для перепродажи, он руководствуется не столько ее пригодностью для заселения, сколько интересами влиятельных продавцов (например, графа Воронцова-Дашкова, князя Щербатова, бывшего министра Дурново), а также дает возможность чиновникам сильно заработать на спекуляциях, если этому не помешает налоговое ведомство в Петербурге. Сейчас, судя по газетам, из-за беспорядков Банк покупает землю очень дешево. Он покупает у запуганных дворян так же художественные ценности и всякого рода движимое имущество, собранное в усадьбах; так, газеты сообщают о подобных покупках в имении Аксаковых в Самарской губернии. Что же касается крестьян, то они, опять-таки согласно газетным сообщениям, после обнародования октябрьского манифеста воздерживаются от покупки земли через Банк, надеясь, что с помощью Думы они в конце концов смогут получить землю задешево.
  [136] Впрочем, выражение "реальные политики" в россии сейчас очень популярно. Не только демократы и земельные реформаторы, но также эсэры и младо-народники не прочь называть себя "реальными политиками". И если благодаря этому в Германии это красивое понятие несколько обесценится в ходе нынешних событий, то я не вижу тут большой потери.
  [137] И казацкие деревни потребовали освободит казаков от несения полицейской и жандармской службы (керченский "Южный курьер" от 23 ноября 1905 года)
  [138] Это показывает восстание, громыхающее как раз сейчас на улицах Москвы. Только неудачная европейская война могла бы окончательно покончить с самодержавием.
  [139] Так, например, уже в Љ3 "Начала" (от 16/29 ноября) появились резкие нападки на Струве. который будто бы последние 2-3 года путал социализм с либерализмом, либерализм с Самодержавием, революцию с земством и моральные идеалы с политическим предательством! В качестве объектов раздора называются только "учредительное собрание", "республика" и "революция". В том же номере подобным же образом разделываются с эсэрами, потому что подозревают, что они готовы при известных условиях заключить союз с либералами.
  [140] Программа "Союза русского народа" ("Право", Љ22, стр.1830) указывает, что Союз воплощает "единство церкви, трона и народа", исполняет волю Царя, борется с попытками импортировать в Россию "чуждые ей движения" и согласно желанию Царя выбирает людей, верных устоям. Среди основателей Союза: архимандрит Анастасий,, несколько графов Шереметевых, Д.А.Хомяков, несколько князей Голицыных, В.Арсеньев, профессор Тарасов, князь Мещерский, приват-доцент Стратоницкий, несколько графов Олсуфьевых, князь Щербатов, князь Трубецкой, граф В.В.Орлов-Давыдов, А.М.Катков, князь С.Путятин, князь Куракин, князь Гагарин, князь Татищев, князь Друцкой-Соколинский и другие.
  [141] В аудиенции участвовали, /1/"Союз русского народа" (лидер князь Щербатов), /2/"Монархическая партия" (лидер редактор Грингмут), /3/ представители Московского съезда землевладельцев, /4/"Союз московских хоругвеносцев (союзы мелкой буржуазии), /5/представитель крестьянской газеты "Русское крестьянство", /6/представители реакционно настроенной подмосковной деревни "Воробьевы горы", /7/ представитель внутрирусского миссионерского движения игумен Арсеньев. "Обращение Союза русского народа" требовало созыва Великого Земского Собора в Москве, народного представительства в "славянофильском" духе, где были бы представлены люди "чистой веры и крови", и заверило Императора в безусловной поддержке пошатнувшегося трона. Землевладельцы требовали устранить всякие сомнения относительно дальнейшей судьбы Самодержавия, возникшие после Манифеста 17 октября и создания Совета министров, и настаивали на бескомпромиссных репрессиях. Хоругвеносцы передали Царю Святую икону. Царь отвечал в "конституционном" духе, но двусмысленно, примерно так же, как отвечал в похожей ситуации Фридрих Вильгельм IV.
  [142] Во время "дерзкого" прошения Черниговского земства он играл довольно двусмысленную роль.
  [143] Либерализм балтийских немцев стоит на платформе "умеренного" земского либерализма. "Балтийская конституционная партия" (Duna-Ztitung, Љ238, приложение Љ266) защищает "четырехчленное" избирательное право, "коль скоро на этом настаивают правительство и другие партии" но считает более "целесообразным" булыгинское избирательное право с расширением ценза и созданием рабочей курии. В остальном она требует демократических гарантий личности, децентрализации, равноправия языков, социальной политики, подоходного налога и "твердой государственной власти". Интересно обратить внимание на одно исключение из правила: на вечернем заседании Земского съъезда 1- ноября 1905 года выступал немец, адвокат Моритц - председатель комитета "Балтийской конституционной партии", а за ним латышский представитель из Риги. Они говорили о существующем между ними единстве мнений и требовали гарантий балтийского самоуправления. Вряд ли, однако, демократы сумеют вернуть немецкий характер Дерптскому университету, о чем говорил г-н Моритц.
  [144] Бывали случаи, когда типографии отказывались набирать их программы.
  [145] Это не значит, что скептические чиновники вроде Победоносцева и Плеве, журналисты как Грингмут и Пихно или граф Шереметев и др. сами "верующие" в каком-нибудь смысле этого слова. Но так же как прусские консерваторы нынешнего стиля они считаются "верующими" официально и этого достаточно, как здесь, так и там.
  [146] Подобный коллапс никоим образом нельзя объяснить тем, что у нынешнего министра внутренних дел сдали нервы. Дурново, как министр полиции, печально известен тем, что хорошо наладил рутину провокации к возмущениям и последующего их подавления. А характерная нервозность или даже неврастения широких кругов русской интеллигенции не только следствтие неизбежнтого нарастания "психологической возбудимости", но и просто результат конкретных "полицейских" условий ее существования. В этих условиях полицейской бюрократии всегда было легко вести свои игру. Впрочем, в то же время ленинская группа и часть эсэров уже давно готовили безумное восстание, о чем мы говорили выше.
  [147] Это вовсе не значит, что либералы не совершают никаких тактических ошибок вообще. Это значит лишь, что на основании тех материалов, которыми мы располагаем за границей, эти ошибки не видны.Из резолюций октябрьского съезда партии КД те , что касаются всеобщей забастовки, выглядят, несомненно, не более как риторика. Но по сравнению с мрачным туманом Царских "манифестов" они выглядят освежающе. А "страшные" заклинания господина Грингмута и консерваторов в "Московских ведомостях" не выдерживают никакого суда - ни Божеского, ни человеческого.
  [148] Среди представителей земства, принимавших участие в конце ноября в министерских совещаниях относительно расширения избирательного права, самыми "радикальными" были Гучков и князь Е.Трубецкой. Остальные были "либеральные" славянофилы.
  [149] Коммюнике этого совещания опубликовано в газете "Русь" от 23 октября, стр.4.
  [150] Ходят и частные разговоры о совершенно конкретных случаях со ссылками на людей, заслуживающих абсолютного доверия.Дурново явно не может опровергнуть эти открыто произносимые обвинения в суде. Несмотря на все это он был недавно награжден и продвинут по службе.
  [151] Стоит лишь просмотреть еженедельник российской книжной торговли "Книжный вестник", чтобы убедиться, что после устранения цензуры появляются бесчисленные русские переводы немецких ортодоксальных марксистов. Только они и приживаются в огромном количестве на русской почве. Между ними есть ценные вещи, но и множество "правоверного" хлама.. Вполне вероятно, что разочарованная социал-революционная прагматика или увлечется реакционным социализмом, или как-то приспособится к "теории развития".
  [152] После того как русские газеты стали опять регулярно поступать в Германию, ситуация в России стала для нас проясняться. Предвыборная агитация идет полным ходом. Интерес к выборам в разных местах разный. В Москве, например, интерес невелик: это видно из того, что мало кто зарегистрировался на избирательных участках. В Петербурге из 150тыс. имеющих право голоса зарегистрировались только 22тыс., причем многие только после напоминаний со стороны властей. Срок 3 недели на регистрацию после обнародования нового избирательного закона, похоже, был умышленно коротким. Есть сообщения в газетах, что в Москве (и в других местах) имеющие права голоса почему-то опасаются, что регистрация для участия в выборах может повлечь штраф - как политическая активность! Теперь, перед самым закрытием регистрации, когда уже, вероятно, слишком поздно, и социал-демократы предлагают своим товарищам зарегистрироваться. Три "конституционно-монархические" партии, протежируемые Правительством, - "Партия правового порядка", "Союз 17 октября" и только что созданная "Торгово-промышленная партия" (довольно бесцеремонно принуждающая рабочих и служащих примкнуть к себе, см. "Русские ведомости" от 4 января,стр.3-4) образовали блок под водительством Гучкова и Шипова. Об их программе будет сообщено после выборов. Напротив, Конституционно-демократической Правительство подкладывает мины. Оно чинит где только можно препятствия ее предвыборным собраниям. Закрыты все партийные газеты (кроме одной). В Киеве был арестован номер газеты, содержавший федералистскую программу. В отличие от других партий кадетам не разрешили себя рекламировать даже в Петербурге. В Костроме не разрешили выбрать старообрядца в выборщики хотя съезд старообрядцев 4 января подчеркнул свою преданность монархии, но для властей было важнее, что в других частях своей программы, в частности по крестьянскому вопросу, старообрядцы оказались близки к партии КД. Правительство маниакально преследует профессиональные объединения политического толка и тех политиков, которые к ним близки. Так например, был арестован ректор Харьковского университета профессор Рейнхардт. Отовсюду поступают сообщения об арестах и других мерах пресечения, которым подвергаются представители "третьего элемента". В московских избирательных округах (кроме двух) вероятна победа "Союза 17 октября".В Петербурге так же наилучшие шансы у конституционно-монархических партий.
  [153] Официально сообщается ("Новое время" от 4 января, стр.2}, что Государственный совет будет преобразован в Верхнюю палату парламента. Государственный совет был создан Сперанским при Александре I для обсуждения законов. Долгое время он был отстойником для экс-министров и орденоносных чиновников. "просвещенная" бюрократия, например, сам Витте, его всегда презирала.В преобразованный Государственный совет должны были войти: 51 представитель от губерний, выбираемый земством, а за отсутствием такового избирательным собранием Гос. Думы, 18 представителей от дворянских организаций, 12 - от биржи, торговой палаты и пр, 6 от Святейшего Синода (3 от белого и З от черного духовенства), 6 от польских губерний. У Государственного совета будут те же права, что и у Думы, но ни один вопрос, отклоненный Думой, не пойдет в Госдарственный совет (Манифест 17 октября, определяя это правило, употребляет довольно узкое понятие - закон. разногласиями между двумя палатами парламента будет заниматься специальная Комиссия, а если она не сможет принять решение, то его примет сам Царь. Стало быть, фактически у Думы нет права утверждать бюджет, что должен иметь в виду германский рынок капиталов. Этим был разочарован даже комитет объединенной "Конституционно-демократической партии", вставший в результате в пассивную оппозицию к Правительству.
  [154] Это должен намотать себе на ус и немецкий обыватель, когда ему советуют вкладывать деньги в русские ценные бумаги. Длинная череда приказов об арестах и запретов на собрания содержит в себе бесконечно более важную деловую информацию, чем курс русских ценных бумаг, искусственно поддерживаемый с помощью иностранных кредитов.
  
  ***
  
  Макс Вебер. Переход России к псевдоконституционализму. Основной текст
  
  МАКС ВЕБЕР
  
  ПЕРЕХОД РОССИИ К ПСЕВДОКОНСТИТУЦИОНАЛИЗМУ 1
  
  Перевод с немецкого Александра Кустарёва
  
   Два месяца между Октябрьским манифестом и появлением правительства Витте до середины декабря (по русскому календарю) 2 были полны крайнего смятения и неуверенности. Свободу брали явочным порядком, кто сколько хотел, и Правительство безвольно взирало на всё это, не зная, что предпринять. После того, как было подавлено Московское восстание и провалилась третья Всеобщая стачка, в российской внутренней политике начался решительный поворот к реакции. На фоне этого поворота безрассудный декабрьский путч выглядит событием поистине исторического значения. Беспорядочные вспышки гражданской войны в Прибалтике и на юге центральных губерний выглядели гораздо внушительнее в чисто количественном плане. Солдатские бунты в Кронштадте и Севастополе были гораздо интереснее содержательно. А наведение порядка в нескольких московских кварталах оказалось гораздо более важным событием в моральном отношении и имело гораздо более существенные политические последствия.3 [Но сперва напомним о событиях]. Забастовки продолжались всю осень 1905 года. Они приобрели гораздо больший размах, чем ожидалось. Руководил ими Петербургский Совет Рабочих Депутатов. Он возник в сентябре во время стачки типографских рабочих и сначала занимался только их делами. В начале октября за печатниками последовали другие группы рабочих. Затем произошло объединение с работниками книгопечатен. Консолидация шла по схеме, созданной когда-то для рабочего представительства самим Правительством. Представители выбирались на фабриках: сперва один представитель от 20 рабочих, а затем, с октября, один от 500. Во время большой политической стачки 15 октября, требовавшей конституционного манифеста, число рабочих, объединённых под водительством Совета, за два дня достигло 113 тысяч. В ответ на это по всей стране прошли контрреволюционные вылазки "Чёрной сотни"4, что вновь показало ad oculos необходимость тесной спайки рабочих. Черносотенные группы растут как грибы в Ростове-на-Дону, Киеве, Екатеринославе, Харькове, Москве, Саратове, Смоленске, Кременчуге, Белостоке, Таганроге, Новороссийске, Баку, Красноярске. Все они поддерживают связь с Петербургским центром. После победоносной октябрьской стачки Петербургский Совет Рабочих Депутатов оказался втянут, если и не против своей воли, то, во всяком случае, не по своей воле, в движение за восьмичасовой рабочий день. Инициативу здесь проявили сначала сами рабочие. 29 октября было решено ввести этот режим на петербургских фабриках "революционным порядком", то есть односторонне. С 31 октября он стал обязательным. На самом деле восьмичасовой рабочий день удалось ввести на 29 фабриках. Остальные не подчинились. Между тем, в правительственных кругах обнаружились первые признаки реакции. В газетах появилась фраза Витте: "С сегодняшнего дня в России больше нет самодержавия". Несмотря на все опровержения, было достоверно известно что он так и сказал. Но были вещи и поважнее. Например, 28 октября, через 11 дней после обнародования Манифеста, было введено военное положение в Польше. Как это произошло и по каким причинам, оставалось неясным: официальный документ ссылался на какие-то местные "революционные действия", но эта ссылка ничего не проясняла, потому что такого рода активность издавна была в Польше повседневностью. Польша ответила на это всеобщей забастовкой, которая, впрочем, прекратилась, во всяком случае, на железной дороге, уже 4 ноября, то есть сразу после того, как Петербургский Совет Рабочих Депутатов начал 2 ноября забастовку солидарности. Эта забастовка кончилась полной неудачей; 7 ноября Совет её прекратил, а 12 ноября отказался от своего требования восьмичасового рабочего дня. Между тем Шипов и князь Е.Трубецкой отказались принять участие в правительстве Витте. Состав правительства оказался довольно странным 5; Трепов был устранен из министерства внутренних дел, но Дурново сперва оказался исполняющим обязанности, а затем и полным министром. Вскоре после того, как был обнародован очень неопределённый манифест по аграрному вопросу (3 ноября), начались крестьянские беспорядки. Правительство ответило на это постановлением о "режиме усиленной охраны" и одновременно, чтобы задобрить либералов, отменило военное положение в Польше. Постепенно воцарялась анархия. 6 Не было слышно ничего о каких бы то ни было шагах во исполнение обещаний созвать Думу на основе расширенного избирательного права. Всё крайне неопределённо. 14 ноября был арестован президиум эсэровского крестьянского съезда в Москве: он, так же как и Совет Рабочих Депутатов, рекомендовал бойкотировать налоги. 15 ноября в Москве собрался съезд служащих почты и телеграфа. На нём присутствовала полиция, поскольку речь шла о "чиновниках". Ещё до начала съезда была объявлена забастовка. 15-19 ноября она охватила все города страны, отрезав, таким образом, Россию от внешнего мира. 1 декабря стачка пошла на убыль, но как раз в этот момент был арестован председатель Петербургского Совета Хрусталёв-Носарь за то, что был замешан в этой забастовке. А 1-го же декабря Совет вместе с Крестьянским Союзом опубликовал воззвание, подписанное так же и социал-демократами. Воззвание предлагало всем не принимать в уплату бумажных денег, изымать средства из сберегательных касс (по официальным данным из касс было-таки изъято 140 миллионов рублей) [7], а также уклоняться от уплаты налогов и других платёжных повинностей - последнее предложение оказалось весьма популярным. В ответ на это был арестован весь петербургский Совет. Тогда московский Совет, созданный 5 декабря в Москве в результате объединения многочисленных союзов, объявил о всеобщей железнодорожной стачке. Обе стачки ширились и достигли апогея 9-10 декабря. Но 19 декабря всё было кончено. Они так и не достигли размаха победоносной политической стачки в октябре 8 - ни по своему географическому распространению, ни по числу участников, хотя на этот раз движением руководили такие сильные организации, как Крестьянский союз, Союз железнодорожников, Союз работников почты и телеграфа, и бесчисленные советы рабочих депутатов.
  Этот пример со всей очевидностью показал, как важно для успеха движения, чтобы все классы объединяла одна "идея" и чтобы движение поддерживали широкие буржуазные слои, и как мало значит (можно об этом сожалеть или нет) "сильная рука", по мановению которой, якобы, "все колеса перестают вертеться", если участие в движении буржуазного элемента не лишает работников общественных организаций чувства уверенности. Непролетарские элементы и, что существенно, представители разношерстной толпы идеологов и дилетантов революционной романтики стали опять переходить на сторону революции, когда всеобщая забастовка в Москве превратилась в настоящее восстание, после того как социалисты-революционеры уже долго играли поэтическими словами "вооружённое восстание"(Вебер пишет это выражение по-русски - А.К.). На этот раз оно было на руку военным властям под решительным руководством Дубасова. [9] 9- декабря в Москве раздались первые выстрелы по войскам, оцепившим политическую сходку, и были построены первые баррикады. В последующие 10 дней продолжались сражения. Сперва это была беспорядочная перестрелка, в которой войска подвергали артиллерийскому обстрелу каждый дом, из которого раздавались выстрелы, и стреляли без разбору в любого вооружённого или подозрительного. Только с прибытием из Петербурга Семеновского полка (6 тысяч штыков) остатки повстанцев были планомерно окружены, и 19 декабря всё было кончено. По сведениям, поступившим из больниц, 7-17 декабря было убито 548 человек, ранено 1065 [10] и легко ранено бесчисленное множество; раненых в этом деле видели даже в немецких университетах. При этом отсутствуют данные о жертвах в последние дни восстания и расстрелянных brevi manu арестантах. Число участников восстания установить невозможно, тем более что для многих участие было случайным.[11]
  Можно думать, что в восстании принимало участие самое большее 8 тысяч человек одновременно. В условиях такого беспорядочного и безнадежного восстания войска проявляли удивительную лойяльность к властям. Этому не приходится удивляться, поскольку они были очень озлоблены тактикой, применявшейся повстанцами. Эту тактику им рекомендовал орган Совета Рабочих Депутатов "Известия": в отрядах не должно быть больше четырёх человек, открывать стрельбу только неожиданно и по возможности из укрытия, стрелять только по большим колоннам. Это обстоятельство (твёрдость войск -А.К.) оказалось большой и приятной неожиданностью по крайней мере для одного участника русского конституционного процесса - а именно, иностранных бирж.
  Чтобы понять поведение российского правительства, абсолютно необходимо иметь в виду, что Россия была государством-должником. Реакционеры уверяют, что русская Конституция родилась по настоянию евреев или в результате их происков - во всяком случае, без них тут не обошлось. Это так и есть. Конечно, причастны к этому были не жители русских гетто, которых изображали злодеями, а их титулованные родичи из мира высших финансов Берлина и Парижа, которым был доверен контроль над курсом российских ценных бумаг. Это было легко заметить по тому, как живо они реагировали на победу в Москве и последовавшее за этим подавление волнений в Прибалтике и во внутренних губерниях. Манифест 17 октября должен был принести успокоение, но этого не произошло. Курс ценных бумаг продолжал падать. Кровавая трагикомедия в Москве, напротив, привела к повышению курса: обладатели российских ценных бумаг тоже хотели "порядка", и граф Витте обронил двусмысленные слова, что, дескать, император может "взять назад" свои обещания. Но этот "пробный шар" не встретил радушного приёма. В начале и середине января газета "Новое Время" день за днём телеграфировала из Лондона, что в банковских кругах российский кредит будет устойчив только в том случае, если Россия перейдет к "конституционному" правлению. И было на то похоже. Было приказано соблюдать осторожность в отношении заграницы, и реакционеры это почувствовали. 23 декабря Царь - уже во второй раз - принял депутацию "Союза русского народа". Ее страстные речи против разрушения единства Царя и Народа, против уничтожения векового порядка и против ликвидации неограниченной власти привели, было, в движение жидкую кровь Николая. В несколько фантастических выражениях он заверил депутацию, что "скоро, скоро свет правды вновь забрезжит над русской землей" и т.д. Полная радостного восторга депутация передала эти слова в январские газеты на радость и утешение всех истинно-русских. Но вскоре последовало официальное извещение, что депутации придется отвечать перед судом за разглашение несанкционированных сведений, касающихся Двора. Замечания Витте, что такая романтика неуместна, когда пуст кошелёк, было достаточно, чтобы поднявшая слишком рано голову "Божья благодать" вновь сникла перед безличной, но неумолимой силой денежного рынка, что и было более реалистично при данных обстоятельствах. Было много признаков этого. Сочли нужным официально опровергнуть, что в еврейских погромах поздней осенью и зимой принимала участие полиция. Но этого оказалось мало. К Пасхе нужно было разместить новый крупный заём и понадобилось драконовским методом возложить на местных чиновников личную ответственность за предотвращение погромов. Эта мера помогла и погромов не было.[12] С писателями вроде Горького, которых хорошо знали за границей и чье преследование могло бы вызвать неудовольствие на Западе, несмотря на их "прегрешения", обращались значительно лучше, чем с теми, кого в Европе не знали.
  Так, Правительству в силу финансовых обстоятельств пришлось во внутренней политике руководствоваться "двойной меркой". Сам Царь никогда всерьёз не думал превратить Россию в "правовое" государство, или, как было несколько наивно сказано в Октябрьском манифесте, обеспечить "действительные" гарантии личной свободы. Это как бы разумелось само собой и обнаруживалось при каждом подходящем случае. [13] Царь понимал только интересы полиции. Это вполне совпадало с интересами полицейской бюрократии старого стиля. Кроме того, безжалостные репрессии могли убедить биржу, что власть в стране достаточно "сильна". С другой стороны, бесконечные и безуспешные поездки финансовых чиновников за границу явно имели целью убедить банкиров, что Дума действительно будет выбрана и созвана; только в этом случае можно было думать о размещении действительно солидного займа. Так или иначе, было необходимо, хотя бы ради формального исполнения обещаний, данных 17 октября, разработать проект Конституции настолько, чтобы у зарубежной публики, чье мнение было существенно для банкиров, по крайней мере возникло бы впечатление, что в России есть "конституционные" гарантии. Нужно было попытаться примирить внутреннюю "буржуазию" с интересами Правительства, найти политические партии, готовые представлять интересы Правительства в Думе и добиться их победы на выборах. Но это было не так просто. Потому что среди самой бюрократии, вплоть до Государственного совета и Совета министров, а также в армии среди нижних и даже высших чинов находились убежденные сторонники либеральной перестройки государственной системы, а опыт демагогического правления Плеве породил недовольство и недоверие в "буржуазных" кругах. Оставалось лишь надеяться - и на этом стоял Витте - что красная угроза всеобщей забастовки, восстаний и крестьянской войны поможет устранить все сомнения. Внутри бюрократии и армии, по крайней мере на верхних уровнях, должны были медленно, но верно отделяться зерна от плевел, после того, как позиция Царя окончательно прояснилась бы. Из Правительства ушли демократически настроенный министр сельского хозяйства Кутлер и беспартийный министр торговли Тимирязев. В Правительстве господствовал Дурново, после декабрьского восстания доверенное лицо Царя. Он лично руководил репрессивной политикой. Его задача облегчалась тем, что большинство губернаторов практиковали репрессии по собственному почину, правильно понимая, что они тем больше угодят Царю, чем больше отличатся на этом поприще. Закон для них был не писан. Сенатор Кузьминский, расследовавший активность таких чиновников, как Найхардт (Одесса) и Курлов (Минск) постановил что они за свои действия должны быть наказаны. Но под давлением Дурново Первый департамент Сената постановил, что действия этих чиновников "отвечали намерениям Правительства". [14] Ревностные губернаторы не реагировали даже на предостережения или прямые запреты исходящие от министров, в особенности от Витте, а в отдельных случаях от самого Дурново. После одного из таких случаев один из министров говорил в Совете министров чуть ли не извиняющимся тоном: губернатор, очевидно, полагает, что он обязан подчиняться только Совету министров в целом, но ни в коем случае не отдельным министрам. На местах установился административный произвол; страна распалась на региональные сатрапии. Согласно одному сообщению в прессе - не очень правдоподобному в деталях - Витте на заседании кабинета настаивал на смягчении политики репрессий и требовал установить контроль над произволом. Дурново сказал на это, что пришло время Витте уйти. Засим последовало гробовое молчание всего остального кабинета. Через несколько дней они, однако, пришли к некоторому соглашению. Но на самом деле для Витте это было лишь новым унижением: он оставался формально главой кабинета в том смысле, что распоряжения по департаментам исходили от него, но, как он однажды заметил, вся власть была у Дурново - если бы тот захотел его (Витте) повесить, он мог бы сделать это в любую минуту. Реорганизация полиции (мы не вдаёмся здесь в подробности), чистка среди работников почт, телеграфа и железных дорог [15] при одновременном весьма значительном увеличении жалования были первыми шагами вновь обретшей силу бюрократии. Бюджет полиции, составляющий 21 миллион рублей, был дополнительно увеличен еще на 3 миллиона. На очереди была армия. Газеты сообщали, что между 1 декабря и 1 марта из армии было уволено 300 генералов и полковников, но я не мог эти цифры проверить. Ещё долго большие газеты продолжали печатать разные декларации офицерских союзов: в одних изъявлялась готовность стоять за Царя, хотя и на основе Манифеста 17 октября [16]; в других предлагалось забросить всякую политику и отправиться в казино; в третьих просто выражалась солидарность с теми или иными декларациями. Еще в середине января газеты сообщали (насколько мне известно, это сообщение не опровергалось), что казаческий полк декларировал своё намерение стоять на позициях Конституции и Манифеста 17 октября и отказывался служить политическим целям [17]. Но Правительство, поощряя Союз Русского Народа в офицерском корпусе, напротив, содействовало политизации армии, и, как показывают исторические прецеденты, оказывало самому себе сомнительную услугу в долгосрочной перспективе [18]. Но лойяльности офицеров было мало. Достаточно тщательно отбирались кавалергарды. Помимо них, нужно было обеспечить надежность хотя бы казаков. Но и на них невозможно было полагаться, после того как даже они стали протестовать, чтобы их использовали в политических целях, в особенности из-за того, что экономические изменения сказались на их материальных условиях, угрожая самим основам их существования. [19] Глубокие перемены здесь требуют долгого времени, но что-то нужно сделать быстро. И вот Правительство идет по пути римских императоров во времена упадка империи, назначая щедрые выплаты казакам за услуги этих столпов трона в гражданской войне. Само живущее в долг, Правительство определило каждому казаку по 100 рублей. Общую сумму выплат в 7 с половиной миллионов рублей Государственный Совет сократил, однако, до 1,6 миллионов. [20] Сразу же оговоримся, что многие казацкие области отвергли эту демагогию демократическим голосованием в куренях. После открытия Думы в газетах ("Новое время" Љ10825 и дальше) казацкие представители препирались друг с другом по поводу исходивших из казацкой среды возражений против специальной казацкой военной службы. Атаманы были этим возмущены, но рядовые казацкие избиратели очевидным образом были настроены иначе. [21]Тем временем постепенно стали возвращаться домой резервисты, воевавшие в Маньчжурии. Они обнаружили, что по российско-бюрократическому обычаю обещанные их семьям страховые льготы по большей части не были обеспечены. Их негодование вот-вот могло прорваться наружу. Государству опять предстояло раскошелиться, причем этим только укреплялось убеждение масс, что государственная машина не будет выполнять свои обязательства, если ее как следует не припугнуть. Точно так же улучшить солдатское довольствие в действующей армии можно было только угрозой мятежей. Всё же сейчас, после того, как были подавлены стихийные и бессмысленные восстания в Кронштадте и Севастополе, и вроде бы ничего подобного пока не предвидится, армия выглядит вполне дееспособной. А после подавления крестьянских восстаний начали использоваться имевшиеся в наличии средства власти. "Право" поместило таблицу, из которой видно, что 1 марта 8 губерний полностью и 18 губерний частично находились в режиме "усиленной охраны" [22], 5 губерний полностью и 10 частично - в режиме "чрезвычайной охраны"[23], а в 17 (!) губерниях полностью и в 22 частично было "военное положение" [24]. Только 27 из 87 губерний и "территорий" жили в нормальных условиях. Иными словами, две трети империи находились в режиме той или иной степени строгости [25], а почти половина - на военном положении. Кто хочет судить по выборам о характере русского народа, должен иметь в виду, что в России сейчас те же условия, что были во Франции в 1871 году. А Правительство не оставляет никаких сомнений в том, что возвращение к нормальным условиям зависит от политического "благоразумия", на которое окажется способно "общество" во время этих выборов.
  Расписывать здесь подробности "белой угрозы" нет особого смысла. [26] Об их масштабе говорит хотя бы то, что ряд изменений в судебном порядке понадобился для того чтобы сделать техически возможным вынесение приговоров - так их было много. [27] В январе и начале февраля тюрьмы были так переполнены, что властям приходилось обращаться к земствам за помощью в содержании заключенных; земства им, впрочем, регулярно отказывали. Максимально участились "административные высылки" в удаленные губернии без судебного следствия и приговора и вообще безо всякой правовой процедуры. Но это так же мало помогло, как массовые расстрелы за революционные и "подозрительные" действия. Расстрелы практиковались в областях находившихся на "военном положении", даже без формальной военно-судебной процедуры. В обычных обстоятельствах тюремные власти бывают весьма "осторожны" с "политическими", щепетильно разрешая им всё, что формально дозволено и даже несколько больше. Со своей стороны русские революционеры, попав в тюрьму, обычно испытывают чувство облегчения, поскольку теперь им не приходится нести бремя ответственности за свое великое дело: они психологически расслабляются, во всяком случае в первое время, а короткие сроки заключения попросту воспринимают как "отдых". Но на этот раз всё было иначе. Взаимное озлобление и условия содержания заключенных в переполненных тюрьмах привели к тому, что в порядке вещей стали самоубийства заключенных, нервные потрясения или голодовки [28], унизительное обращение и варварская жестокость в обращении даже с женщинами со стороны тюремной администрации. Установить подлинное число расстрелянных, заключенных и высланных без суда невозможно. В прессе для двух последних категорий называют цифры от 17 до 70 тысяч человек. [29] Для оценки политической ситуации, однако, важнее вопрос, чего режим всем этим достиг. Массовые восстания, конечно, повсюду были подавлены. Массовые поджоги усадеб тоже прекратились. Ущерб от этих поджогов можно оценить лишь очень приблизительно. Для 17 европейских губерний (из 61) называют 31,3 миллиона рублей, причем самые большие убытки были в Саратовской губернии - 9,5 миллионов. Страховые компании отказывались платить компенсации, ссылаясь на военные условия. Какой контраст по сравнению с Америкой после землетрясения в Сан-Франциско! Но еще в апреле в связи с угрозой новых крестьянских волнений пришлось передислоцировать 159 пехотных батальонов и соответствующую массу военного снаряжения, что опять обошлось в миллионы рублей. [30] "Мы не просто уничтожим революцию, мы сотрем ее в пыль", - сказал Дурново. Для вящего устрашения буржуазии "Правительственный вестник" начал еженедельно публиковать списки злодеяний революционеров, впрочем, неполные списки, разумеется. Не заметно, чтобы эти списки сокращались, так же как и ежедневная рубрика "беспорядки", занимающая до половины столбца в "Новом времени". В апреле к открытию Думы было то же, что обычно, число смертных казней, и число политических покушений оставалось на привычном уровне - в среднем 5 в день, хотя, конечно, день на день не приходился. Невозможно, конечно, установить, какая часть налетов на банки служила цели добыть деньги на нужды революции. Но так или иначе, в марте и апреле была прямо-таки эпидемия налетов после удачного налета на Московский банк, когда налетчики взяли 850 тысяч рублей и сумели уйти. Впрочем, удалось оградить от покушений высших чиновников и даже средних; лишь с дюжину губернаторов и их заместителей оказались жертвами классовой мести. Но за это пришлось отыгрываться чиновничьей мелюзге - для неё каждый день был как на войне. [31] Насколько мне известно, революционный "приговор" выносился только тем высшим чиновникам, которые были уличены в противозаконных злодеяниях и против которых не было легально возбуждено дело. Революционеры реагировали очень быстро, когда писатель и издатель "Русского богатства" Короленко в открытом письме вывел к позорному столбу статского советника Филонова за унизительное обращение с крестьянами, или когда жены казаков заклеймили казацкого офицера Абрамова за недостойное обращение с террористкой Спиридоновой. [32] Особый закон против распространения "ложных" сообщений о действиях чиновников был направлен на то, чтобы защитить их от подобных акций. [33] Попытки прекратить убийства и в особенности бомбовый терроризм не удались, но и террористические акты не смягчили власть и не заставили ее отказаться от практики насилия; в результате ситуация выродилась в хроническую гражданскую войну, принявшую худшие формы - обе стороны не знали пощады, и гибли прежде всего невинные люди. От каждого взрыва погибали помимо намеченной жертвы совершенно непричастные люди. А войска, если они несли урон или случайно оказывались поблизости, на каждый взрыв или выстрел открывали стрельбу залпами по прохожим. Только во время выборов на пасхальной неделе, когда впереди забрезжила возможность займа и когда в тюрьмах обнаружилась нехватка места [34], начали выпускать массами на свободу людей, содержавшихся в заключении по 4-5 месяцев без предъявления обвинения. [35] Этим хотели произвести хорошее впечатление. Непреклонная твердость заключенных снова и снова приводила к тому, что тюремные власти проявляли уступчивость и шли на соглашения с комитетами заключенных относительно разного рода послаблений режима
  
  II. АНАЛИЗ ОБЩЕПОЛИТИЧЕСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
  
  Наряду с варварски дикими [36] и на самом деле безуспешными попытками прекратить крамолу в интересах самосохранения и восстановления репутации у кредиторов предпринимались и шаги к тому, чтобы создать заграницей впечатление, будто Манифест 17 октября проводится в жизнь и вместе с тем не пошатнуть серьёзно всесилие бюрократии. Манифест обещал: /1/действительную неприкосновенность личности, свободу совести, слова, объединений и собраний; /2/расширение избирательного права, о чем мы будем говорить позже; /3/принятие основного закона, согласно которому ни один закон не входит в силу без одобрения Думы и "эффективное" участие Думы в контроле над законностью действий государственной власти. Стоит посмотреть по документам и проанализировать, как Старый режим выполнял эти обещания. Ведь до фактического созыва Думы он сам считал себя хранителем власти; дряхлый и полусонный Государственный Совет до своего формального закрытия (17 апреля/1 мая 1906 года) вынужден был лихорадочно работать и вел отчаянную и упрямую борьбу вокруг "свобод", напоминавшую то, что происходило в Англии во времена Карла I. Мы начнем наш анализ с обещанных гражданских свобод.
  I.Среди них "Свобода слова". Это напрашивалось само собой. После Манифеста 17 октября пресса фактически полностью вышла из-под цензуры явочным порядком. Правило, предписывавшее отсылку экземпляра на цензурную проверку, не соблюдалось. Распоряжения, запрещавшие касаться определенных сюжетов, не соблюдались. И Правительство не решалось что-либо предпринять. Только республиканские провокации вновь возникшей социалистической прессы (вообще говоря, совершенно безумные, принимая во внимание реальное соотношение сил в обществе) пробудили у власти инстинкт самосохранения, а деморализация масс после бесплодной второй всеобщей забастовки в ноябре придали власти решимости сделать первый шаг в сторону реакции. "Временные" правила для печатных изданий от 24 ноября /7 декабря/ 1905 года упраздняли цензуру для большинства периодических изданий, в частности, городских /ЉI/, передавали исключительно судам санкции в случае нарушения правил или подозрения в нарушении /ЉII и IV/, избавляли издетелей от обязанности получать разрешение на свое издание/ЉIII/, отменяли право министра внутренних дел запрещать обсуждение предметов "государственной важности" в прессе /ЉV/, и вводили вместо разрешительной системы учреждение печатных изданий явочным порядком. Но все это была дымовая завеса, потому что те же правила требовали, чтобы издатель, извещая власти о начале своего издания, одновременно подавал бы на просмотр "программу" своей газеты или журнала, причем власти имели право не выдать сертификат, если находили, что программа издания угрожает "нравственности или противоречит законам". До выдачи сертификата издание не может выходить [37] и тут возможен любой произвол. В действительности таким способом запрещалось множество газет "антиправительственного" направления. Для запрета, например, достаточно было, чтобы издание называло себя "социалистическим". Так же не допускались к публикации украинофильские листки и так далее. Жалобы должны подаваться в Сенат, но как он относится к подобной практике, мне сейчас не известно. Экземпляр каждого номера издания должен быть представлен на рассмотрение /ЉVII,8/, и если там будут обнаружены "признаки подрывных действий" /ЉVII,9/, номер может быть арестован [38]. В одном отношении положение даже изменилось к худшему: решение о запрете принимал не коллегиальный цензурный комитет, а отдельный чиновник. К тому же не устанавливался срок, в пределах которого суд должен был принять решение о законности запрета (запрет мог вводиться "безотлагательно", ЉVII,11). [39] Цензура сохранялась кроме всех газет, издававшихся не в городах, для сообщений о Дворе, далее для сообщений о собраниях дворянства, городских дум и земств, а также - что было очень важно в виду предвыборной кампании - для объявлений /статья 41 устава о цензуре, ЉXI настоящих правил/. В случаях служебных "опровержений" того или иного сообщения теперь как и раньше нужны доказательные подтверждения этого сообщения (статья 1039 Уголовного кодекса). Наряду со штрафом суд может распорядиться о прекращении издания. Остальные правила либо не представляют политического интереса, либо совпадают с нашим (германским -А.К) законодательством. Указ 18 марта /1апреля/ наряду с другими незначительными распоряжениями, еще более ужесточил это законодательство. Перемены были практически равноценны частичному восстановлению цензуры. Во-первых, отныне иллюстрации любого рода - это затронуло прежде всего юмористические газеты - надлежало представлять на просмотр за 24 часа до публикации, а суд теперь мог распорядиться об уничтожении тиража в случае, если обнаружены "признаки нарушения порядка", даже не возбуждая дела против конкретного лица. Во-вторых, стало возможным приостановить работу типографий (вплоть до закрытия), чтобы обеспечить соблюдение правила, предусматривающего предоставление экземпляра на проверку. Для непериодической печати цензура сохранялась и после Октябрьского манифеста, и после ноябрьского урегулирования. "Союз за свободу прессы" решил бойкотировать издателей и книготорговцев, отправляющих экземпляры на проверку и отказавшихся продавать книги, не разрешенные цензурой. А книготорговцы, решившие, что цензуры больше нет, массами привлекались к ответственности и штрафовались. Их ссылка на слова, якобы сказанные Витте их представителям, что, дескать, отмена цензуры в правовом смысле вытекает сама собой из Манифеста, были признаны несостоятельными, после того, как Витте под присягой отказался от этих слов на одном из процессов. Попытка обойти цензуру, издавая книги как номера ежемесячных серий или журналов привела к специальному запрету (1 марта). Когда в Государственный Совет поступило предложение об окончательном устранении цензуры, Совет счел несвоевременным решение этого вопроса до созыва Думы и лишь сократил срок для цензурного просмотра до двух дней, а также распространил действие правил о печати на непериодические издания. Санкционированные тем не менее новые правила, подписанные 26(!) апреля, были обнародованы только после того, как Дума начала работу 27 апреля. Правила различали непериодические издания объёмом меньше и больше пяти печатных листов. Экземпляр последних обязательно должен был поступить на рассмотрение "инспекторов по делам прессы", как теперь назывались цензоры. Печатные материалы меньше 5 печатных листов должны покидать типографию только через 2 дня (до одного листа) или через 7 дней (от 1 до 5 листов). Инспектора могут наложить арест на все экземпляры, еще не поменявшие владельца. Для печатных материалов объемом меньше печатных 5 листов, как и для газет, возможно решение об уничтожении тиража по "объективным" основаниям, даже когда ни на кого не налагается штраф. Впрочем, брошюра содержит и подробности "назначения штрафа".
  Сейчас Россия, как видно даже при беглом взгляде на газетные объявления или материалы "Книжного вестника", буквально наводнена переводами иностранной, в особенности социалистической литературы. Она баснословно дешева, поскольку авторские права иностранных авторов не защищены и процветает издательское воровство. Массы особенно охочи в качестве духовного корма до "этических проблем". Колоссальным успехом на книжном рынке пользуются такие примитивные продукты, как "Этика" Каутского, или последняя работа Антона Менгера, которую в Германии ни один человек не пролистает без того, чтобы не посмеяться над подобными детскими глупостями. Все это расходится и уже разошлось по рукам в сотнях тысяч экземпляров и искоренить все это даже самыми крайними репрессиями и конфискациями попросту невозможно. Тут возможны и на самом деле практикуются только ухищрения разного рода, но они лишь разжигают ненависть к существующему режиму.
  II. Обещанная в Манифесте 17 октября "свобода совести" была в известной мере уже обеспечена указом 17 апреля 1905 года. Предыстория этого "эдикта о терпимости" такова. За указом от 12 декабря 1904 года (пункт 6) последовали заседания министерской комиссии 25 января, 1, а затем 8 и 15 февраля. Из протоколов этих заседаний видно, что на них возобладали взгляды по многим важным вопросам Петербургского митрополита Антония, тогда как Обер-прокурору Святейшего Синода Победоносцеву пришлось, против обыкновения, отступить [40]. Насилие противоречит существу православия, напоминал митрополит, и, ссылаясь на священные тексты (Тит 3:10 и Матфей 18:17) указывал, сколь затруднительно положение служителей Церкви, на которых Уголовный кодекс (том XV в издании 1892 года) возлагал обязанность сотрудничать со светскими властями в случаях отступничества и ереси. В связи с этим комиссия решила, что вообще нельзя предотвращать насилием переход в другую веру. Во всяком случае, перемена христианской конфессии, включая православную, признавалась делом совершенно частным и добровольным. Что же касается отпадения в не-христианскую конфессию (назывались в частности ислам и иудаизм), то здесь сложности возникали из-за христианского характера государства и крайней редкости подобных отпадений. Насилие возбранялось и в этих случаях, сам переход не был противозаконным, но имел некоторые гражданско-правовые последствия........ (предыстория: смешанные браки, староверы, секты - их гражданское положение)............
  Далее очень обстоятельно обсуждалась проблема смешанных браков. Было решено сохранить существующий порядок, как того и хотел митрополит. Согласно этому порядку, если одна из сторон в браке исповедует православие, дети должны быть воспитаны в православии, причем независимо от воли родителей. Было сказано, что "само допущение смешанных браков уже есть уступка государству". Дети, разумеется, по достижении совершеннолетия, могли по своему желанию сменить конфессию. [41] Раскольники (отделившиеся в XVII веке "староверы") страдали от неопределенности существовавшего законодательства. В 1874 году они определялись как особая разновидность гражданского состояния. В 1883 году при сильно благоволившем к ним Александре III они получили гражданско-правовое признание, равно как и официальное признание своих ритуалов. Их противостояние православной церкви смягчилось, и это обстоятельство в особенной степени использовал митрополит Антоний, ратуя за отмену остатков неблагоприятного для них законодательства. Труднее приходилось "сектам". Прежде всего, само это понятие не было достаточно определено. Кроме того, законодательство в их отношении еще недавно было очень неустойчиво. Вопрос об их регистрации в церковных книгах предполагалось решить в законодательстве 1874 года, но это так и не было сделано. Не было это сделано и в законодательстве 1883 года. В результате в их отношении царил полный административный произвол. В добавок к этому в 1874 году, а затем на высочайшем уровне 4 июля 1894 года было запрещено "штундистам" устраивать совместные молитвы. А администрация, имевшая о штундистах крайне предвзятое и ложное представление, распространила этот запрет на все мыслимые секты и одновременно свалила в кучу штундистов (пиетистов-протестантов) с сектами совсем другого рода, например, пневматиками-духоборами. Министерская комиссия рекомендовала отменить порядок 1894 года, как бесполезный и ненужный, поскольку к этому времени существо штундизма стало яснее. В остальном же комиссия предложила классифицировать неправославные и до сих пор непризнанные конфессии (как лютеранская) не по степени их "зловредности" (как раньше) а иначе: /1/одного корня с православием, но отличающаяся обрядом - старообрядцы [42]; /2/рационалистические и мистические секты - к ним надлежало относиться терпимо; /3/суеверные учения, несовместимые с нравственными устоями государства , - их по-прежнему не терпели, и принадлежность к ним была наказуема. В эту группу были отнесены скопцы и могли быть отнесены другие секты после вынесения суждения об их практике. [43] Далее общины староверов и сектантов получили статус субъектов права. (Правовая практика была невероятно запутанной. Главный антисектантский закон - высочайшее распоряжение от 13 февраля 1837 года - не был включен в Свод законов, и судьи могли отговориться его незнанием. С другой стороны, закон от 3 мая 1883 года признавал за общинами раскольников право на собственность. Министерства же то считались с первым законом, то не считались.) Раскольники и секты получали разрешение на строительство новых молельных домов только с ведома православного клира и предъявив доказательство "надобности" и "наличия средств". [44] По поводу повторного открытия однажды закрытых молельных домов шли многолетние препирательства. Комиссия предложила распространить в этом отношении на раскольников и сектантов порядок, предусмотренный для прочих "иноверцев", а заодно распространить статус церковнослужителей на их культовый персонал, чего раньше не было (даже по закону 1883 года). Впрочем, из-за отсутствия законного апостольского преемства (так же, как и в случае схизматиков белокриницкой иерархии), как указал митрополит, следует избегать применения технического термина "священники"к православному (очевидно, инославному -А.К.) клиру. С 1861 года раздавались призывы разрешить раскольникам и сектантам свои школы, но этого так и не произошло. В двух случаях были предприняты попытки, но они не удались. Правилом стали нелегальные школы, то есть допускавшиеся де-факто. Комиссия предложила разрешать такие школы при соблюдении некоторых условий: /1/подчинения общим нормам содержания и методов обучения; /2/утверждения властями отобранных учителей; /3/средства на школу предоставляет сама община; и, чтобы избежать опасности пропаганды, /4/школы можно было содержать только в тех местах, где раскольники и сектанты уже многочисленны. Издательская деятельность раскольников была до сих пор под полным контролем. Дети раскольников и сектантов, посещавшие обычные школы, освобождались от официальных уроков слова Божьего. Для публикации книг на темы старого обряда существовала только одна типография. Эту монополию надлежало прекратить. Участие сект в исполнении общественных служб было до сих пор ограничено: /1/если волостным старостой избирался раскольник, то его помощником должен был стать православный, и это правило оставалось в силе; /2/молокане по распоряжению Святейшего Синода допускались на государственную службу после проверки их поведения и характера и только в случае крайней необходимости; /3/сектантам некоторые награды за заслуги было получить труднее, чем другим; /4/офицерские и унтер-офицерские должности в армии были доступны только выходцам из "наименее зловредных" сект. Ограничения /2/-/4/ комиссия предложила отменить. Попытки завести в полиции отдельные книги записей гражданского состояния для раскольников и сектантов кончились полной неудачей. Вот статистика за 1899-1903 годы: власти имели сведения о 29431 браке с участием раскольников и сектантов, а зарегистрировались сами только 1840; из 131730 рождений было зарегистрировано только 1340; и из 91634 смертей только 532. Комитет поэтому предложил возложить обязанность делать эти записи с полиции на и сектантское духовенство. В нынешних обстоятельствах это, кроме всего прочего, препятствовало бы возникновению новых сект внутри старых и устраняло бы источник бесконечных распрей.
  "Эдикт о терпимости" реализовал только часть предложений комиссии, другие предложения были переданы на рассмотрение "особых комиссий", а они еще пока не полностью сделали свою работу. Предписания комиссии сами нуждались в интерпретации, потому что ее общие установки часто противоречат уголовному законодательству, и пока старые законы не были отменены или изменены, возникали многочисленные конфликты. Этого пришлось ждать бесконечно долго, и, наконец, 14 марта 1906 года последовало высочайше утверждённое мнение Государственного Совета. Суть его была в следующем: действующее законодательство о наказуемости в религиозно-политической сфере "Уложения о уголовных наказаниях" (часть II, глава 1) уже модернизирована "Уголовным уложением" от 22 марта 1903 года (глава 2), не вошедшим еще к этому времени в силу. Именно определения этого законодательства, с некоторыми изменениями и слегка отредактированные, должны были теперь войти в силу. Закон 14 марта 1906 года был по существу законом о мерах наказания и следственно прежде всего вводил в силу уже кодифицированные законы. Главной новинкой в указе от 17 апреля 1906 года было определение Љ1, согласно которому перешедший из православия в другую христианскую конфессию, но формально не отпавший от христианской веры никак не ущемлялся ни лично, ни в гражданском смысле и должен был считаться принадлежащим к той конфессии, которую выбрал сам или которую ему выбрали до его совершеннолетия. До того за "отпадение" от православия по статье 188 "Уложения о наказаниях" надлежало "передать еретика церковным властям для предостережения, поучения и дабы с ним было поступлено по всем церковным правилам". А вплоть до его возвращения в лоно Церкви детей его надлежало "уберечь" от заблуждений "законными средствами" (то есть воспитательными). Если у него была недвижимая собственность, где жили православные, то она конфисковалась и ему запрещалось там селиться. Создание раскольничьих и сектантских общин и соответственная пропаганда (статья 196) наказывались лишением прав и отправкой на поселение. Уже в "Уголовном уложении" от 22 марта 1903 года ничего подобного нет. Так же молчит об этом и измененная редакция 14 марта 1906 года. В этом отношении все соответствует указу от 17 апреля 1905 года, содержащему основной принцип, согласно которому дети до 14 лет должны иметь ту же конфессию, что и их родители. Но, как водится в полицейском государстве, появление закона еще далеко не всё: далее требуется, чтобы и "полицейская процедура" технически позволяла бы переход в другую конфессию. В марте месяце публика с немалым удивлением узнала ("Новое время" от 2 марта, Љ10770, стр.3), что в феврале в Государственный Совет поступил проект министра юстиции, согласно которому для формального перехода из православия в другую конфессию требуется "разрешение" губернатора. "Эдикт о терпимости" предписывает "явочный порядок" перехода в другую конфессию expressis verbis [45], но он не предусматривает никакого средства вынудить губернатора непременно санкционировать одностороннее решение о переходе из православия. На практике это означает, что само существо эдикта аннулировано. Будем ждать, что последует дальше. [46]
  Под впечатлением будто бы значительного отпадения от православия в западных областях сохранена статья 90 "Уголовного уложения"("Новое время", 10788, стр.3), грозящая наказанием (хотя и менее суровым теперь) за пропаганду разрешенных еретических (христианских) учений во вред православию посредством публичной проповеди, речей или публичных чтений из Священного писания, а также распространения или публичных демонстраций (например, в витринах книжных магазинов) трудов или изображений (!), имеющих целью совращение в другую конфессию. Открытый переход в "схизму, запрещённую законом" наказуется денежным штрафом (статья 92). Отступничество от христианства (православного или иного) по-прежнему вообще запрещено законом, а понятия "неверующий" в российском праве нет вообще. [47] Сохранена также 84 статья того же закона, согласно которой "обращение" православного, или подстрекательство к отпадению в другую (христианскую) религию наказуется 3 годами тюрьмы. Особое наказание предусмотрено для "иноверных" служителей культа, если они катехизируют, исповедуют или крестят не-православным обрядом малолетних православных (статьи 91 и 93). В законодательстве от 14 марта 1906 года есть новинка, дополняющая указ от 1 апреля 1905 года. Она устраняет понятие "раскол" при определении общин "староверов" или "старообрядцев". Они теперь признаны как независимая христианская община под этими именами (Љ7 указа от 17 апреля 1905 года) и уравнены в статусе со всеми "иноверными" христианскими общинами. Староверам разрешено пользоваться статусным термином "настоятель". Они приравнены теперь ко всем прочим духовным лицам в отношении ранга, сословия и военной обязанности. Им разрешены все действия по службе (в некоторых случаях, впрочем, без облачения). Но и для них было запрещено закладывать монастыри (скиты) без официального разрешения (Љ5 закона от 14 марта 1906 года). Неразрешенные конфессии могут строить себе церкви только если докажут, что располагают для этого средствами и если будет получено согласие конфессии, интересы которой это может затронуть. Строго запрещёнными остаются "безнравственные" секты, в особенности скопцы. Неопределенно положение духоборов, жидовствующих, хлыстов. Но ограничения против штундистов Сенат не признал справедливыми. Также министерство образования отменило запрет сектантам работать в школах.
  Сравнивают установления от 14 марта 1906 года с указом об амнистии за религиозные преступления, последовавшим 25 июня 1905 года expressis libris за указом от 17 апреля 1905 года. Такое впечатление, что перечень наказаний за религиозные преступления, отмененные ныне, не идентичен перечню наказаний, аннулированных по амнистии. Он значительно короче. [48] Определение против открытой пропаганды "лжеучений" годится для того, чтобы на его основе продолжать всё те же преследования, что и в прошлом. В привилегированном положении оказываются только малые секты, поскольку они могут безнаказанно уводить людей друг у друга.
  Существенные преимущества из нового режима "терпимости" извлекли и еще извлекут староверы. Правда, в течение 1905 года пресса кишела жалобами староверов на нарушения указа о терпимости от 17 апреля 1905 года. Всё стало иначе после Октябрьского манифеста. Царь принял депутацию староверов. Правительство и пресса заискивали перед ними, даже циники из "Нового времени" заговорили почтительно об этих хранителях "национальнейшей" веры. Некоторые газеты ("Слово") даже предлагали, чтобы Церковный совет консультировался с ними. Состоялся съезд староверов всех направлений [49], включая беспоповцев. Была создана ежедневная староверческая газета "Народная газета". Хотя съезд не пожелал поддерживать на предстоящих выборах представителей "старого режима", вскоре наметился поворот староверской буржуазии к "государственно-охранительным" настроениям. Часть староверов примкнула к "Союзу 17 октября" и позднее голосовала за него на выборах ("Новое время" Љ10779). Многочисленные староверы в западных областях стали острее ощущать себя русскими в противовес полякам и литовцам - католикам. Так же и беспоповцы, кого церковное устройство толкала к радикализму, на северо-западе должны были бороться за свою национальную идентичность. [50] В Москве был созван съезд крестьян-староверов с очевидной целью создать не радикальное крестьянское движение. Пригласили выступить с докладами учёных разных политических направлений. Но кадету Мануйлову при этом поставили условие "не использовать эту возможность в интересах своей партии". Мануйлов отказался ("Русские ведомости", 36,стр.5). Но этот крестьянский съезд сам быстро попал в фарватер обычных крестьянских требований; его резолюции, включая вопрос об отчуждении поместной земли, во всех существенных вопросах совпадали с демократической аграрной программой. [51] Указ 14 марта глубоко разочаровал староверов, несмотря на все шаги, сделанные в их сторону, потому что перемена конфессии и конфессиональная пропаганда остались криминалом. Один из выдающихся представителей староверов Морозов, приветствуя по случаю Пасхи генерала Игнатьева словами "Христос Воскресе!" добавил к приветствию несколько крепких выражений по поводу остающихся религиозных притеснений ("Русские ведомости",102,стр.2). Московские староверы вскоре отправили в Думу петицию, прося отменить указ и особенно статью 90 "Уголовного уложения" (пропаганда против православия словом или изображением), которую они характеризовали как возвращение к временам самого сурового преследования. Сегодня староверы представляют собой в культурном и экономическом смысле чрезвычайно разнородную группу. В нижних слоях этой группы еще живет вера в то, что миром правит Антихрист. Следствие этого - их крайняя аполитичность и неприятие всякой насильственной борьбы против "зла". Встречаются среди староверов и ярко выраженные индивидуалисты. И, наконец, там есть и растущий верхний оппортунистический слой, соответствующий их наклонности к капитализму, что роднит их с большинством других сект. Видеть в староверах в долгосрочной перспективе опору демократии можно сейчас еще меньше, чем в те времена, когда они так разочаровали Герцена.
  ...............(католики) Я не могу здесь детально рассмотреть отношения к римско-католической церкви во всей их запутанной казуистике. Церковь подчинилась государственному регулированию приема на церковные должности. Конфликты последнее время касались в основном семинарий. С одной стороны, укрепились подозрения в русификаторстве, подтверждавшиеся как будто бы тем, что государство брало под контроль экзамены по русскому языку и истории, а также переводные и выпускные экзамены. В то же время по соглашению с Курией 1882 года епископам [римско-католическим - А.К.] разрешалась значительная свобода в устройстве семинарий. Курия в 1897 году пошла на уступки, но в 1900 году министерство и Варшавский генерал-губернатор ввели еще более жесткий порядок, передав государству право определять тематику письменных экзаменов. Епископы отказались принять эту тематику. В ответ на это генерал-губернатор распорядился отказать всем кандидатам на должности, если они проверялись без его ведома. В 1902 году государство учло недовольство этими мерами и согласилось на то, чтобы проводился особый государственный экзамен только после собственно семинарских. Естественно, на этот экзамен никто не явился. В результате в 1905 году в церкви были 203 вакансии и 150 кандидатов, не признанных пригодными занять эти вакансии. Ранее цитированная министерская конференция предложила теперь отменить государственные экзамены и вернуться к порядку, существовавшему до 1902 года. Жесткое законодательство относительно монастырей и монашеских орденов, введенное после польского восстания 1866 года и разрешавшее в девяти губерниях "Западной области" со смешанным населением одну-единственную конгрегацию, а в Царстве Польском запрещавшее после 1874г. создание конгрегаций сверх того, что существовали уже тогда, фактически не могло быть проведено в жизнь. Вместо предусмотренных 731 конгрегаций в наличии имелось 1371. Монастыри, впрочем, почти вымерли, и на самом деле в Польше было только 5 мужских и 8 женских монастырей. Министерство предложило их сохранить и разрешило им прием послушников. Строительство новых церквей и создание новых приходов было до сих пор полностью в компетенции властей, и необходимость здесь законодательных норм не менее настоятельна [52]. Насколько эти директивы "особой комиссии" повлияли на правовую практику, и что обстоит иначе в самой России, мне сейчас не известно. В феврале пресса сообщала о дальнейших послаблениях католической церкви: отменяется право генерал-губернатора закрывать монастыри, ограничивать религиозные процессии, использование креста, а также расширяются права епископов при назначениях на церковные должности и увольнении с них, и расширяются полномочия священников, в частности так же в отношении выдачи свидетельств о браке, рождении, и т.д. Но пока за этими сообщениями прессы ничего не последовало.
  Так или иначе, в Думе католиков представляет своя, хотя и очень маленькая, "партия центра". [53] Во главе ее стоит виленский епископ барон фон Ропп. Генерал-губернатор строго запретил ему вмешиваться в предвыборную кампанию, когда до него дошло, что деятельность епископа "расходится с политикой правительства". Барон Ропп тем не менее был избран. Государство реваншировалось, употребив средство, совершенно не типичное для своей прежней практики: оно открыто покровительствовало аскетической секте мариавитов, доставлявшей много хлопот польскому клиру, во что папа до сих пор решался вмешиваться только очень осторожно, в то время как в Польше шла острая борьба за церкви.
  Наконец, сама православная церковь.Рескрипт Царя от 27 декабря (10 января) 1906 года петербургскому митрополиту Антонию [54], старому врагу Победоносцева в Синоде, распоряжавшийся о подготовке к созыву Собора православной церкви, имел только громоздкие бюрократические последствия. Первое заседание комиссии по подготовке Собора состоялось только 6 марта. В нем приняли участие с консервативной стороны Дм. Хомяков, Самарин, М.Аксаков, а с либеральной - князь Е.Трубецкой. Самарин предложил ограничить задачи совета (повидимому, предсоборного присутствия -А.К.), но комиссия это отклонила. Были созданы секции: /1/реформы церковного управления; /2/реформы епархиального управления; /3/устройства общины; /4/церковной юрисдикции; /5/по делам сектантов и раскольников; /6/веры и культа; /7/церковных школ. Сообщение, что церковные школы отойдут в распоряжение светских властей, против чего тут же протестовали семьи учредителей этих школ ("Русские ведомости", 62, стр.2) пока не подтвердилось и мало вероятно ("Новое время" Љ10788, 3). Совещания этих подкомиссий тянулись до середины мая. Настроения духовенства по всей стране, включая довольно высокие уровни иерархии, противоречиво, но, пожалуй, скорее радикально в плане общей политики, а частично и в плане церковной политики. Это относится не только к части священства, но и к его ближайшей смене - семинаристам: эти, как и студенты, весьма политизированы. Духовные академии решением Святейшего Синода от 26 февраля 1905 года в принципе получили "академическую свободу", то есть право выбирать ректора и решать некоторые вопросы обучения. Но продолжающиеся забастовки студентов вновь и вновь прерывали ход академической жизни. Когда в январе 1906 года начались занятия, указом от 25 января был установлен порядок, которому надлежало оставаться в силе вплоть до созыва Совета. Но уже в середине января 60 петербургских студентов объявили забастовку солидарности со своими товарищами в Киеве. И так далее, и так далее. В начале февраля Синод пригрозил исключить из Академии тех, кто после повторного предупреждения не вернется к занятиям. Студенты вернулись к занятиям, но только для того, чтобы продолжать политические игры. После казни лейтенанта Шмидта воспитанники Петербургской духовной академии пели реквием, и в этом пении участвовал ректор епископ Сергий Ямбургский, надеясь таким образом избежать грозившего ему бойкота. Синод за это объявил ему строгий выговор ("Русские ведомости", 75, стр.2). Но в марте семинаристы демонстрировали опять. С помощью сигнальных флагов они вошли в контакт с политическими заключенными в расположенной по соседству тюрьме и распевали вместе с ними песни. И ректор ничего не мог сделать ("Русские ведомости", 89,стр.3). В Томской духовной семинарии молодые люди потребовали учредить учебные курсы политики, конституции и т.п. ("Новое время", 251,стр.3). [55] Бесчисленны были выступления священников против смертной казни как противной христианству. Орловское священство решило уклониться от поминальной мессы по лейтенанту Шмидту, если она носит демонстративно политический характер, но принять в ней участие когда она есть выражение "христианской любви". В Ярославле Синод закрыл 28 марта три старших класса семинарии, поскольку не удалось уладить конфликт вокруг иеромонаха Илиодора, принадлежавшего к "Союзу Русского Народа" ("Новое время", Љ10790). В Харькове в конце февраля исключение 23 воспитанников вызвало "химическую обструкцию" так назвала это газета ;"Новое время" (Љ10763), сообщавшая, что семинаристы обливали предметы кислотой. А 20 апреля из-за беспорядков была закрыта семинария в Полтаве. Съезд семинаристов из Петербурга, Москвы, Киева и Казани в начале апреля решил, что принципиальное разрешение академической свободы предполагает изменение устава: студенты потребовали, чтобы повсюду был принят порядок, уже существующий в Москве. А именно, семинарии должны быть изъяты из компетенции епархиальных властей (епископов и консисторий) и переданы в прямое ведение Синода. Студенты вызвались сами разработать новые статуты и передать их на рассмотрение Синода.
  Но не только часть священства и большинство учащейся молодежи - каждый на свой лад - ратовали за "свободу". По меньшей мере часть церковных иерархов говорила на языке "либеральных" идей. Всплыли старые идеи западноевропейского консилиаризма. В дискуссии с профессором Аквилоновым в умеренно-консервативном "Слове" епископ Нарвский Антонин высказал взгляд [56], что только конституционное управление Церкви отвечает божественному праву: "Божья правда не может совпадать с пониманием одного только индивида" - это было бы язычество. Вопрос о церковном Соборе, таким образом, не есть вопрос простой "целесообразности"; это вопрос "мистической необходимости" (подробности в "Новом времени", Љ10762,3). В том же духе о принципе соборности высказывается Соколов из Московской духовной академии ("Новое время", Љ10781,1). Устранить бюрократический контроль над Церковью и восстановить принцип "соборности" - вот чего громко требуют все. 3 февраля собрание петербургских священников, в присутствии обер-прокурора Синода и митрополита, высказалось за переустройство церковной общины в парламентском духе, несмотря на опасения, что это может усилить влияние радикалов в общинах. В Москве в январе митрополит обещал утвердить права церковно-приходских комиссий, состоящих из духовных и светских лиц ("Новое время", Љ10719, стр.1) - одновременно были отменены собрания и союзы псалмопевцев. Чрезвычайно острым оказалась в разных местах (например в Смоленске, "Новое время", 5 января, стр.5) противостояние консисториальных властей с церковными старостами, в чьих руках был контроль за церковными доходами и чьё самосознание росло. Синод, естественно, оказался на стороне высшей церковной администрации. Но священники нередко оказывались на другой стороне. Курский епархиальный синод, так же как и некоторые другие, предложил заменить епископальную консисторию на выборный епархиальный совет ("Новое время", Љ10734, стр.3). В то же время "Церковный вестник" поместил острую статью против цезарепапизма (7 января). На "собрании пастырей" в Казани обсуждался проект профессоров местной академии и некоторых членов консистории, предлагавший восстановить патриархат во главе с патриархом (впрочем, как primus inter pares), учредить выборный епископат и советы при нем ("Новое время", Љ10744,3). Князь Оболенский в роли обер-прокурора Святейшего Синода не вмешивался во все это за исключением тех случаев, когда речь шла о прямом нарушении дисциплины или чисто политической активности. Все партии внутри Церкви - левые, центр и правые - соглашались, что /1/ необходимо ограничение бюрократической зависимости и /2/обязательное (вместо нынешнего нерегулярного) участие светских лиц в управлении церковной общиной [57]. Ту же позицию занял и "Церковный вестник": он горячо убеждал священников требовать надежности своего материального положения так, чтобы им не нужно было унижаться и выпрашивать деньги у крестьян. [58] Священникам предлагалось голосовать на выборах за людей "из народа", а ни в коем случае не за представителей "старого режима", особенно бюрократии. Удаление обер-прокурора из структуры Синода предлагалось компенсировать появлением там выборного представителя мирян: только так Церковь могла освободиться от засилья бюрократии. Даже в остальном весьма консервативный наказ Святейшего Синода священникам перед выборами, хотя и подчеркивал огромное значение внутреннего родства православной церкви и государства, содержал, пусть и осторожные оговорки против всесильной бюрократии Старого режима. [59] Во всяком случае, всё это ясно показывает, как сильны в церкви настроения против цезарепапизма. В самом Синоде обер-прокурор, в отличие от прежних обычаев, играл довольно подчиненную роль. Нужно было показать, что с концом министерства Витте и одновременным приходом на место Оболенского чиновника школы Победоносцева [60] этой тенденции положен конец. Первым решительным шагом реакции было исключение 300 семинаристов духовной академии в Петербурге (9 классов из 11) за непосещение занятий 1 мая. Но киевские семинаристы все же послали стандартное приветствие Думе. В остальном же православное священство, само собой, не было единодушным по поводу "нового курса", и даже трудно было определить, каковы были преобладающие взгляды. Можно предположить, что настроения большинства священников были бы скорее реакционными [61], если бы улучшилось материальное положение попов, ныне столь унизительное по сравнению с безбрачным духовенством. [62] Уже теперь в западных областях, где священникам приходится конкурировать с католическим клиром, их позиции крайне реакционны. [63] Даже не стесняясь применять силу, они изолировали неграмотных подольских и волынских выборщиков, выбранных под их же давлением, от городских выборщиков, привезли их в монастырь и заклинали не выбирать демократов; в результате в Думу попали только консервативные помещики и совершенно неграмотные крестьяне. [64] В Москве епархиальная администрация потребовала принять меры против священника Петрова за его популярные статьи в его же издании "Правда Божья"; обер-прокурор Оболенский это требование отклонил. Типичная официальная позиция представлена решениями воронежского епархиального собрания: оставаться вне партий, но выступать за выполнение Манифеста 17 октября ("Русские ведомости", 1412). В восточных, южных и большей части центральных областей духовенство настроено решительно либерально и демократически. [65] Епископы ведут себя по-разному, но даже либерально настроенные должны были осудить протесты против смертной казни. [66] Полиция поначалу обращалась с радикальными священниками весьма бесцеремонно; лишь после вмешательства Синода последовал указ министра внутренних дел [67], согласно которому аресты священников, случавшиеся раньше довольно часто, были разрешены лишь в тех случаях, когда канонические меры епископов оставались безрезультатными; помимо этого требовалось разрешение вышестоящей инстанции, а сам арест должен был проводиться со всей деликатностью, поскольку атмосфера требовала, и поскольку не следовало подрывать авторитет священников и их влияние "в особенности на глупое (sic!) крестьянское население". Трогательное единство Церкви и бюрократии.
  Решающий вопрос состоит как раз в том, как далеко хватит смелости у Церкви пойти против бюрократии, принимая во внимание, что сама она включена в систему бюрократического господства; авторитет епископов, например, подрывается снизу "общинным принципом". Ответ на последний вопрос получил уже достаточно ясный ответ. 4 мая встал первый и самый важный вопрос перед пленарным подготовительным заседанием в сентябре после "собора" в Москве. Первое отделение, которому было доверено решить, будут ли священники и миряне допущены в собор наряду с епископами, постановило 12 голосами против 7 предоставить священникам и мирянам только право совещательного голоса, разрешило им 10 голосами против 7 участвовать только в работе комиссий, а не в общих заседаниях собора. В этой роли от каждой епархии получают приглашение на собор 2 священника, 2 мирянина, 1 профессиональный теолог и 1 монах. Что же касается порядка выборов, то 9 участников высказались за прямые выборы, а 10 за косвенные трёхступенчатые, начиная с приходского уровня. Следующим по важности был вопрос о решающем голосе. Предстояло решить, будут выборы свободными или их результаты должен утверждать епископ. И как быть в случае, если этот вопрос решается большинством в один голос [68], да к тому же еще на выборах, которые епископ имел возможность фальсифицировать. [69] 9 человек предложили передать право решающего голоса президиуму, 7 человек - петербургскому митрополиту и 1 человек - собору. Эти голосования, как обычно в такого рода иерархизированных корпорациях, отягощены бесчисленными интригами. На заседании 3 июня долго спорили, должен ли патриарх быть "председателем" или "предстоятелем". Было принято решение в духе епископальной церкви: патриарх будет лишь исполнительной фигурой и находиться в юрисдикции собора. Обер-прокурор и sirca sacra Царя сохраняются, но ведение дел на практике переходит к синоду.
  После этих прикидок уже теперь можно видеть, что в этих руках произойдет с церковной реформой. Буржуазные газеты ("Новое время" и др.) могут сколько угодно настаивать, что "общество" должно знать, куда идет дело. Заинтересованных иерархов это не может испугать - "общество" им вполне безразлично. Было бы важно знать, как их позицию в долговременной перспективе будет воспринимать крестьянство, но этого никто не знает.
   Во всем этом нет ничего удивительного. У Церкви нет и никогда не будет архимедовой точки вроде Римского папы за пределами государственной сферы. Коль скоро церковной иерархии придется выбирать между "зависимостью от низов", что предполагает "соборность" и "зависимостью от верхов", можно не сомневаться, какой выбор она сделает; фактически она его уже сделала. Предстоящее восстановление фигуры патриарха будет означать лишь, что Россия, знавшая до сих пор суеверие и (спорадически) религиозное чувство, с одной стороны, и иерархическую бюрократию, с другой, теперь импортирует с Запада еще одно специфическое явление - придворно-патриарший "клерикализм".
  III. Указ о терпимости (Љ14) устанавливал, что основы религиозного образования на родном языке должны обеспечивать священнослужители соответствующей конфессии, а там, где их не хватает - учителя-миряне. Уже декабрьский указ 1904 года предусматривал законодательство относительно языков. Из всех обещаний (Манифеста -А.К.) это пока выполняется больше других; во всяком случае в этой области отмечены наиболее серьезные начинания. 1 мая 1905 года министерская экспертиза разрешила использовать литовский и польский язык в "западном районе" (9 губерний Западной России и Малороссии, а также польско-русское пограничье) для ведения деловых бумаг, кроме подлежащих административному контролю счетов и протоколов. Как школьные предметы (не как языки преподавания) эти языки были также разрешены в двухклассной школе и в более старших классах. А в первые месяцы 1906 года польский был введен как язык преподавания в "Царстве польском", а немецкий, литовский и другие местные языки - в Прибалтике, хотя только в частных школах. [70]
  Поскольку раньше мы уже обсуждали подробно национальные проблемы, не будем углубляться в языковую проблему, тем более что ситуация здесь постоянно и быстро меняется. Мы лишь коснемся фактических межнациональных отношений, насколько о них позволяет судить русская столичная пресса. После того как восстановился порядок на железных дорогах, русские газеты тотчас же стали жаловаться (и, вероятно, не без оснований) [71], что поляки в западных областях либо вытесняют русских рабочих и железнодорожных служащих, либо подвергают их замаскированному, но несомненному бойкоту. И не только польские помещики постоянно втягивают православных крестьян в разговоры на национальные темы, но железнодорожники в пограничных областях требуют, чтобы русские переходили в католицизм, если они хотят быть допущены в местные организации ("Новое время", 29/1, стр.6). А умеренные газеты вроде "Нового времени" без устали жалуются на то, что как правительство, так и местные "инородческие" общества игнорируют русское крестьянство в "западном крае". [72] О позиции староверов мы уже говорили. В то же время стало известно, что министр внутренних дел настаивал на удалении с железной дороги еврейских рабочих, а в менее жёсткой форме - также и католиков. Скрытое экономическое соперничество национальностей не идет на убыль, а, напротив, возрастает.
  Здесь самое время взглянуть на национально-политическую сторону выборов. Отношение Правительства к национальной стороне выборов противоречиво и переменчиво. Закон о выборах принципиально не знает национальных различий, за исключением Средней Азии и юго-восточных областей "Царства польского", где русское население выбирает своих отдельных представителей. Но распределение выборщиков по классам и сословиям имеет, разумеется, национальные последствия. Сравнительно проста обстановка в Польше и балтийских провинциях. В Польше можно выбирать между несколькими специфически польскими партиями, еврейской партией, социал-демократами и социалистами-революционерами (где сильно влияние евреев). Привилегии помещикам и бойкот выборов со стороны крайне левых привели к тому, что из 33 польских депутатов 30 оказались чистыми националистами ("национальные демократы", то есть безусловные сторонники немедленной автономии с собственным ландтагом-сеймом). Петербургская буржуазная пресса ("Новое время") с характерной для нее ненавистью к децентрализаторской демократии приветствовала этот результат как выражение антикосмополитических настроений. В Прибалтике было ясно, что крестьяне проголосуют за депутатов, представляющих либо латышские, либо эстонские интересы, а помещики - за немцев. По булыгинскому цензовому закону о выборах в городах несомненно были бы выбраны немцы. Закон 11 декабря менее для них благоприятен. Конституционная балтийская партия (немцы) пыталась привлечь на свою сторону балтийскую буржуазию, но из этого ничего не получилось. Лишь ничтожная группа специфических буржуа голосовала за эту партию, близкую по духу русской партии Октябристов. После того, как картель латышских и эстонских партий (буржуазных и радикальных) договорился с евреями и русскими, все города, включая Ригу (благодаря её обширным пригородам) проголосовали не за немцев, в результате чего в Думу не попал ни один немец из прибалтийских провинций. Среди латышей и эстонцев некоторая часть (включая одного представителя от Риги) держится "буржуазного" направления, но большинство - демократы. Сложнее оказалась ситуация в "западном крае": 9 губерний - Ковенская, Гродненская, Минская, Витебская, Виленская, Подолльская, Волынская, Киевская, Полтавская (так у Вебера; вместо Полтавской, вероятно, должна быть Могилевская - А.К.) Там перемешаны литовское, польское белорусское население, староверы и православные великороссы, наконец, малороссы; там, применяется сложная система русификации и безжалостного подавления вполне развитого малоросского и литературно неразвитого белорусского языков; там нет земских институтов; вследствие этого население в сравнение с Великороссией ужасающе безграмотно; "господствующий" класс в деревне - польские помещики, хотя их влияние уменьшается из-за того, что им запрещены новые земельные приобретения; в городах же повсюду преобладают евреи, и даже в Киеве они имеют сильное влияние. С начала 1905 года помещики, включая польских землевладельцев, считались самыми политически благонадежными. [73] Поэтому закон об избирательном праве позволял им выбирать самое большое (относительно) число выборщиков. А в отсутствии органов самоуправления процветала коррупция. Этим объясняется непропорциональный успех поляков на выборах, а также "конституционно-католической" партии виленского епископа фон Роппа, относительный успех литовцев и полный провал белоруссов, староверов и православных в северной половине "края". В Минске победили сионисты. Демократы и примыкающая к ним еврейская интеллигенция (д-р Иоллос, редактор "Русских ведомостей") победили в Полтаве. На Волыни, наоборот, победа досталась экстремистам-реакционерам под водительством духовенства, опирающимся на неграмотных крестьян. Одним словом, полный хаос, порожденный самими безудержными избирательными интригами. На юге, то есть в Малороссии, произошло следующее: вопреки тенденции, которую воплощают русинские сепаратисты, и в согласии со взглядами сторонников Драгоманова украинские националисты выступили слабее, растворившись в значительной мере в русском демократическом движении. [74] Отсюда, несмотря ни на что, почти полный триумф демократов в Киеве и Полтаве, к чему мы позже вернемся. На юге России немецкие колонисты отправили в Думу 4 немцев, благодаря своей исключительной избирательной дисциплине и безразличию русских мелких земельных собственников. На Кавказе правительству приходится иметь дело (в качестве tertius gaudens) с отчаянной борьбой между азербайджанцами и армянами, причем оно отдает предпочтение первым, как и Турция. Но Кавказом и Средней Азией мы сейчас заниматься не будем, потому что это потребует гораздо более детального анализа, чем мы можем себе позволить. "Мусульманская партия" в январе провела в Петербурге съезд и после долгих препирательств образовала представительство, требующее в основном религиозной автономии. Выборы в мусульманских районах еще идут. Тем временем в Думе уже сидят 10 мусульманских представителей. Они, как сообщают "Русские ведомости" (28/1), примкнули к конституционным демократам, так же как и 1 депутат, положенный по закону киргизам, и 1 депутат от калмыков. [75]
  В кричащем противоречии с избирательным равенством евреев находится их общее правовое положение. Благодаря бойкоту выборов со стороны еврейских социалистов-революционеров в Думу попали 12 или 13 еврейских националистов. Кроме того, много евреев представляют в Думе другие, в частности, демократические партии, причем среди них есть и лидеры этих партий, как, например, Винавер или Иоллос. В городах они склоняли чашу весов в пользу демократов, часто решающим образом, поскольку еврейская мелкая буржуазия не была связана бойкотом, объявленным крайне левыми, и была замечательно организована. Мы в нашем журнале, возможно, ещё специально вернемся к анализу безнадежно средневекового законодательства, регулирующего еврейское гетто в России. На этот раз лишь заметим, что из обещаний, сделанных Витте, чтобы успокоить общественное мнение за рубежом, и в частности в Америке, пока выполнено только одно: евреям облегчен доступ в Университеты. Эта уступка, по мнению самого Государственного Совета, была, впрочем, вполне безобидной, поскольку в учебных заведениях, готовящих в Университет, процентная норма для евреев сохранилась. В этом очерке мы не можем обсуждать с достаточной основательностью судьбу 5-6 миллионов русских евреев: трудно найти слова, способные выразить крайнюю драматическую серьезность этой проблемы.
  IV. Проблема академической свободы имеет четыре аспекта: автономия Университетов, свобода преподавания, свобода обучения и свобода студенческой жизни. Последние 20 лет эти проблемы стояли чрезвычайно остро. Но хорошо видно, что до большой студенческой забастовки 1899 года, когда полиция, подозревавшая студентов в намерении демонстрировать, безо всяких оснований накинулась на группу студентов и избила их [76], чисто "академическая" сторона была важнее, чем после 1899года. Потому что эти повторяющиеся из года в год беспорядки имеют лишь косвенное и не очень определенное отношение к "академическим свободам", как мы их понимаем в Германии. В 1884 году Александр III лишил профессуру русских Университетов ее неоспоримого (до того) права выбирать ректоров и деканов, которых затем чисто формально утверждало министерство. Академические функционеры теперь назначались; существовавший до того академический суд, составленный из выборных профессоров, был упразднен и заменен органом, состоящим из назначаемых сановников (ректора, деканы) вместе с "инспектором", также назначаемым и подчиненным уже не ректору, а государственному смотрителю. Это фактически означало, что существовавшую ранее обязательную формально-судебную процедуру заменили на чисто административную. "Студенческий нспектор " стал одновременно судьей, адвокатом и шефом сыскного отделения университета, в его распоряжении были педели, снабжавшие его данными для составления списков неблагонадежных. Списки поступали к смотрителю, а тот препровождал их дальше по административной линии. До 1884 года существовал свободный конкурс на занятие кафедры, а теперь эту позицию тоже занимали по назначению. Учебный план регулировало Правительство. Практиковалось также формальное вмешательство в учебный процесс; делались постоянные попытки обязать преподавателей поддерживать в преподавании "русский дух". Все это дискредитировало профессуру в глазах студентов. Но даже не это, а подавление всякой корпоративной жизни студентов привело к неслыханной и эффективной революционизации студенчества. Студенческие союзы и вообще всякая корпоративная активность были практически запрещены министерским распоряжением 1885 года. Конечно, вопреки этому они продолжали возникать. В необозримой стране при крайней бедности большей части студентов в этом была чисто материальная необходимость: нужны были кассы взаимопомощи, больничные кассы, справочные бюро. Как и везде, студентам приходилось держаться вместе в безумном и враждебном мире. Само собой, они всячески избегали официальных организаций для поддержки студентов, поскольку эти организации были ненадежны сами по себе и находились под присмотром политической полиции. [77] Так возникали студенческие "землячества", и в 80-е годы они неизбежно встали на путь тайных организаций, поскольку легальные были запрещены или разрешались на унизительных условиях. В конце 1896 года Совет московского Университета по официальным данным объединял почти половину местных студентов. Постепенно сложилась техника тайного сообщения между Университетами, были созданы тайные объединения. После этого никакие налеты полиции и аресты уже физически не могли подавить нелегальную студенческую автономию - вопреки воле властей. Нелегальные союзы со своей стороны терроризировали Университеты, следили за каждым неугодным им шагом профессоров, устраивали им скандалы в аудитории, прекращали занятия, и не было никакой возможности найти на них управу. Тогда правительство пошло на попятный: был восстановлен профессорский дисциплинарный суд [78], места стали опять замещаться по конкурсу. Но было поздно. Профессора не захотели взять на себя роль политического трибунала, и вскоре эту функцию у них опять отобрали, сузив дисциплинарные аспекты их работы. Что же касается студентов, то как раз появились организации радикальных партий, и тайные студенческие союзы попали в их орбиту. Постепенно они стали покидать сферу чисто академических интересов; одни только послабления по части "академической свободы" больше не могли их удовлетворить; каждая уступка Правительства воспринималась лишь как указание на его слабость и как еще один этап в политической борьбе. Напрасно пытался Ванновский во время своего короткого правления ответить на это разрешением проводить курсовые собрания студентов при помощи профессоров. Он же склонялся тому. чтобы разрешить "общее собрание" всех студентов, но и это не восстановило мира. На самом деле студенты требовали последние годы "права собраний" в Университете только для того, чтобы иметь возможность оградить от вмешательства полиции политические собрания для целей всеобщего освободительного движения при участии не-студентов. Были пущены в ход все мыслимые средства - никакого результата: академическая жизнь попросту не могла продолжаться, когда аудитории превратились в места политических демонстраций. О том, чтобы коллегия профессоров могла кого-то сдержать своим авторитетом, не могло быть уже и речи. С осени 1904 года и затем с 9 января 1905 года студенты бастовали уже 18 месяцев без перерыва. Либеральная профессура создала свой "Академический союз", вошедший в свою очередь в радикальный "Союз союзов". Правительство решилось на крайние меры: последовали многочисленные увольнения профессоров, среди них выдающихся представителей русской науки, некоторые профессора были арестованы, и правительство пригрозило, что в случае если осенью 1905 года занятия не возобновятся, будут распущены все студенты и уволены все профессора соответствующих университетов. Одновременно факультетам были навязаны детальные учебные планы и предписан ход учебного процесса - курс за курсом.
  Одним словом, локаут большого размаха и попытка поставить Университеты на одну доску со средней школой. Было совершенно ясно, что при таких обстоятельствах осенний семестр не начнется. И тут правительство дрогнуло. Сразу после официального начала семестра 27 августа 1905 года вышел указ, отменивший порядок, установленный Александром III и постановивший: ректор и его заместители, а также деканы выбираются советом ординарных профессоров и факультетами, а затем утверждаются правительством. Совет ("большой сенат", как сказали бы у нас) имеет право и обязанность обеспечивать "правильный ход университетской жизни". В случае беспорядков он может ходатайствовать о прекращении занятий. Ему подчиняются "инспектора". Восстанавливается профессорский трибунал как единственная инстанция, где рассматриваются дисциплинарные дела студентов. Этот шаг был половинчатым и неясным. Дисциплинарный суд был учрежден в 1902 году, но согласно "конфиденциальному циркуляру" только (назначаемый) ректор должен был рассматривать дела о "массовых беспорядках". Права, предоставленные Совету, не были поименованы. Лишь упоминались в целом некоторые "меры", которые он уполномочен принимать сам или через выборные комиссии, чтобы обеспечить упорядоченный ход академической жизни. Естественно, о возобновлении академической жизни не было и речи. Октябрьские события все спутали, Университеты открылись, но только для того, чтобы служить площадками для радикальных политических митингов. Правительство больше ничего не делало. Оно надеялось, что голод сделает студентов более сговорчивыми. Лишь после выборов в Думу, в апреле, Московский Университет открыл лекционные аудитории, а студенческое движение рекомендовало студентам оставить теперь политику Думе и заняться учебой. А после декабрьских событий "академический союз", объединявший профессуру, вышел из Союза союзов. Лекции становились все более частыми, хотя сначала посещались довольно плохо и сопровождались громкими протестами и дебатами на студенческих собраниях.[1] Одновременно впервые в российской академической практике был введен "летний семестр". Раньше там было два полугодия: с 20 августа по 20 декабря и с 15 января до 31 мая, хотя чистое учебное время было меньше полу-года, но не везде порядок восстановился; в Казани, например, продолжался бойкот Университета.
  Между тем вопрос о реорганизации университетской жизни был поставлен по инициативе министра образования графа Толстого на академическом съезде в январе 1906 года. Съезд постановил, что "всю работу" по составлению проекта устава проделает он сам. Еще до начала съезда министр образования разослал свой проект реформы, но он был целиком отвергнут без обсуждения в самом начале работы съезда, и больше к нему не возвращались. Съезд обсуждал такие вопросы: /1/"Автономия"; /2/способ замещения профессорских должностей; /3/положение приват-доцентов и других внештатных преподавателей; /4/ученая степень (наконец-то); /5/"академическая свобода" студентов. Съезд решил вопрос об автономии на основе принятой теперь повсюду в России формулы о соотношении "самоуправления" и государственного надзора: надзор только на законном основании, а не на основании административной целесообразности. [79] Таким образом: по учебным делам и делам хозяйственного управления окончательные решения принимал "совет" всех профессоров, должность Государственного попечителя ликвидировалась, а функции ректора были ограничены исполнительными при совете. Утверждению министра подлежали только выборы ректора и ординарных профессоров (с этим не согласилось весьма значительное меньшинство), и то лишь в смысле правильности процедуры; при этом на проверку давалось не более двух месяцев. Присуждение званий и назначение на должность всех остальных доцентов и ассистентов, как и прочего персонала, переходило полностью в компетенцию факультетов. Наряду с проблемой формальных прав на замещение должности, существовала и другая, даже еще более важная: как добиться, чтобы должности замещались по деловым качествам кандидата и избежать опасности непотизма. Взгляды на то, как замещать должности, разделились: что предпочтительнее - "конкурс" или "выдвижение"? Чье слово должно быть решающим - факультета или "совета"? Предлагались разные варианты. Например, голосовать в совете за всех кандидатов, которые будут названы факультетами, или совет должен выбирать из тех, кто получил больше половины голосов на факультете. Предписывает ли совет факультету, что делать: объявлять конкурс или нет. Расчёт был на то, чтобы такими методами предотвратить "личные" мотивы при замещении должности, во всяком случае оставить решающее слово за советом. Съезд склонился к такому порядку: факультет решает, проводить конкурс на замещение должности, или выдвигать кандидата, но за факультетом остается роль номинатора. "Совет" (большой сенат) баллотирует затем в первую очередь того /или тех/, кто получил на факультете самое большое число голосов. Если же этот /или эти/ кандидаты не получают в совете большинства, то совет голосует за следующих кандидатов в порядке числа голосов, полученных на факультете. Если же на факультете никто не получил большинства, или совет не подтвердил своим голосованием решение факультета, то факультет и совет голосуют одновременно.
  Все эти детали я сообщаю для того, чтобы показать, как свято верят наши русские коллеги в то, что можно найти такую технику голосования, которая могла бы решить вопрос о персональных достоинствах кандидатов. Хотелось бы им пожелать только, чтобы они не переоценивали эффективность совета ("большого сената", как сказали бы у нас). Когда нужно решать, какой специалист в конкретной области знаний лучше всего подходит на замещение должности, такие многолюдные органы как университетский сенат в высшей степени бесполезны и должны полагаться на ходатайство небольшой группы специалистов - сотрудников факультета. Противовесом факультетскому голосованию, каким бы "безупречным" оно ни казалось, должно быть, естественно, только право вето, но ни в коем случае не право навязывать решения. Это право вето должно принадлежать не слишком большой комиссии, состоящей, скажем из ректора, проректора, деканов и двух представителей каждого факультета. Такой "малый сенат" имел бы большой смысл в России, где так не доверяют государству. Настоящая "свобода преподавания", насколько она возможна с учетом человеческих слабостей, в смысле обеспечения порядка и научных (педагогических) достоинств кандидатов не может быть обеспечена голосованием в больших собраниях по большей части не информированных должным образом людей, так же как и патронажным вмешательством политических партий или бюрократических инстанций от имени государства. [80] "Доцентов" (экстраординарных профессоров по нашей терминологии) выбирает факультет (после поисков с конкурсом или без) и утверждает "совет", то есть исключительно по деловым качествам, а мотивируется это тем, что эти "молодые преподаватели" не должны быть членами "совета". Но как раз относительно этого вопроса шли оживленные дебаты, газетные обсуждения; доценты и приват-доценты подавали петиции и проводили собрания протеста. Сперва удалось добиться, чтобы экстраординарные профессора (доценты) участвовали в факультетских собраниях с правом решающего голоса при обсуждении всех дел, кроме замещения профессорских должностей.
  
  Сомнения возникли только насчет их участия через представителя в заседаниях "совета" (большого сената) и соответственно о том, должен ли его голос быть совещательным или решающим. Этот же вопрос встал относительно всех других категорий университетских преподавателей, то есть нештатных - приват-доцентов, ассистентов, прозекторов и пр. Это связано вообще с будущим статусом приват-доцентов. Для замещения штатных должностей хотя бы не было сомнений в том, какая для этого нужна была квалификация: требовалась докторская степень российского Университета. В то же время вопрос о необходимой квалификации был одним из самых трудных, когда речь шла о приват-доцентуре и других нештатных должностях, тем более что всё это связано с вопросом о будущем переустройстве российской системы продвижения по службе. [81] Съезд предложил изменить систему академических степеней с тем, чтобы она постепенно приблизилась к немецкому образцу как "идеалу". Первая степень должна быть степенью "кандидата" и соответствовать немецкой степени "доктора" в том виде, какой она приобрела (к сожалению!) сейчас; степень кандидата была упразднена уставом 1884 года. Её будет присуждать факультет на основании опубликованной диссертации по выходу из курса. Степень же доктора присуждается на следующих основаниях: /1/испытания по нескольким дисциплинам в компетенции факультета; /2/за самостоятельные научные работы, которые могут быть заменены определенным числом самостоятельных научных исследований и которые должны быть представлены на открытом заседании факультета и защищены против оппонентов. Отменяется ранее необходимая для степени доктора промежуточная степень магистра. Порок нынешней системы по мнению большинства состоит в том, что выполнение всех требований для получения профессуры занимает 12-15 лет после окончания университетского курса. Не говоря уже о плутократическом эффекте долгого ожидания, это приводит к тому, что существующий порядок нарушается; из-за того что сплошь и рядом противоречит потребности в преподавательских кадрах и существующему праву на замещение должностей. В результате существует постоянное напряжение с подготовкой смены работающей профессуре. с 1884 года (устав учебных заведений, ј509, Љ3) "приват-доцентами" могли становиться не только доктора и магистры, но и "магистранты", то есть те, кто три года назад закончил Университет, еще не представил магистерскую диссертацию, но сдал магистерские экзамены и удовлетворительно прочел две пробные лекции. Таким образом, русский "приват-доцент" еще не выполнил формальных условий для занятия профессорской должности; ему еще предстоит магистерская диссертация и докторская работа. Из-за очень высоких требований к профессорской квалификации многие кафедры в России теперь заняты исполняющими обязанности приват-доцентами, которых, впрочем, через 11 лет признают полными профессорами. Подкомиссия съезда несколько неожиданным образом рекомендует не только сохранить этот порядок: для получения приват-доцентства достаточно будет кандидатского испытания, а все дальнейшие требования к соискателям должности оставляются на усмотрение Университета. [82] Но подкомиссия вовсе не хотела сделать положение приват-доцентов слишком надежным, Она определяет их как тех, кому "Университет разрешает использовать свои учебные средства и помещения" [83] и кого Университет в любую минуту может уволить. [84] Пленум не принял этих предложений, но согласился, что приват-доцент должен иметь ту же степень, что и профессор (реформированную российскую степень доктора).
  Пленум также отменил право факультетов предъявлять к доцентам свои дополнительные требования, причудливое определение приватдоцентов как частных лиц [85] , не входящих в преподавательский штат и право факультетов увольнять приватдоцентов по своему усмотрению [86]. Приватдоцентам предписывалось "совершенствовать" свои лекции в согласии с нормами, принятыми на факультете [87] . Систематическое расширение так называемых "рекомендованных лекций" (режим уже раньше вступил на этот путь), как надеются, позволит увеличить круг преподаваемых дисциплин, не создавая дополнительных профессорских должностей. И - самое главное - институт приватдоцентов можно было сохранить только при этих условиях, коль скоро собирались полностью отменить лекционные гонорары [88] [89]. В отличие от Германии, в России очень трудно отбирать достойных из молодого поколения ученых.
  Были разные предложения насчет участия внештатных университетских преподавателей в управлении корпорацией. Одни предлагали личное участие приватдоцентов, прозекторов и ассистентов в факультетских заседаниях с правом совещательного голоса. Другие предлагали создать особую корпорацию внештатных преподавателей с правом присуждать степени наряду с факультетом [90] и с правом посылать в факультетский орган делегатов или старших прозекторов (до 1/5 от штатных профессоров) с правом решающего голоса. Пленум отверг оба предложения и решил, что "младшие преподаватели" будут иметь право подавать личные или коллективные петиции, а также будут допущены к работе факультета с правом совещательного голоса [91] при обсуждении конкретных проблем [92] . В контексте требования сделать факультеты абсолютно автономными это предложение показалось "младшим преподавателям" недостаточным, и в прессе появились резкие протесты.
  Учебные планы, обязательные курсы и экзамены теперь переходили в компетенцию факультетов под надзором "совета", тогда как раньше это была компетенция министерства образования. Мы не обсуждаем здесь важные вопросы методов обучения [93] . То что женщин допустят к доцентуре, ликвидируют теологическую профессуру и заменят теологию историей религии [94] - все это разумелось само собой. Создание студенческих союзов регулировалось общим законодательством о союзах. А на терриитории Университетов допускались только собрания академического свойства в рамках устава, учрежденного "советом". "Студенческий инспектор" упразднялся. Восстанавливался дисциплинарный суд с правом исключить студента из Университета в качестве крайней меры наказания.
  Реакция министерства просвещения на этот пакет предложений пока не известна [95] . С теоретической точки зрения почти все эти предложения вполне желательны. Но знатоки немецкой или америкаснкой университетской системы отнесутся весьма скептически к возможности их успеха. Почему - я не буду сейчас распространяться.
  V. Манифест обещал также свободу союзов [96] , но в ходе событий 1905 года действительность оказалась весьма далека от того, что было обещано. Свободные объединения, в частности "профессиональные" союзы, росли как грибы. Но их правовое положение, как они убеждались снова и снова, было весьма уязвимо. Несколько странным образом все объединения оказались в сфере действия 441-й статьи закона о попечении бедных "вплоть до ее изменения" - так постановило министерство внутренних дел 26 апреля 1905 года. До сих пор филантропические заведения были единственными разрешенными добровольными объединениями. В ряде случаев разрешение на создание союза давал губернатор (или чиновник соответствующей компетенции). Все это касается таких объединений как: /1/компанейские союзы; /2/художественные союзы; /3/общества трезвости;/4/спортивные общества; /5/благотворительны общества и общества попечения детей; /6/общества защиты животных и ветеринарные общества; /7/библиотечные общества. Ставятся условия: во всех этих обществах не должны преобладать евреи, и общества не должны преследовать (по своему уставу) коммерческие цели; в противном случае разрешение на них дает только сам министр. Они должны предъявлять согласованный с законом устав, в них не должно быть военных, женщин, тех кто младше 18 лет и школьников. Они должны получать разрешение на приобретение дешевых помещений, на устройство бесплатных обедов, на организацию рабочих клубов и библиотек в согласии с существующими установлениями, а также на сбор частных (не общественных) добровольных пожертвований; они должны быть юридическими лицами. Они должны извещать полицию о месте, времени и цели своих собраний. Им запрещено носить публично свои опознавательные знаки. Министр внутренних дел, а иногда и губернатор могут их в любую минуту закрыть.
  Между тем "социальная" политика старого режима стала пробивать бреши в существующем законодательстве о союзах. С одной стороны, из-за роста забастовок становится невозможно поддерживать существующую систему наказаний за нарушение договоров о найме (статья 54/4/ о приговорах в мировом суде) и за стачки, не сопровождаемые насилием и угрозами (статья 1358 Уложения о наказаниях). Но существует новое (1902 год) Уголовное уложение (статьи 367-369), и оно предусматривает наказание за нарушение договора о найме и грозит штрафом за забастовку в тех случаях, когда она "наносит ущерб интересам местного населения". Подстрекательство к забастовке в таких случаях рассматаривалось как "смута" в духе статьи 125 [97] . С другой стороны, известно, что ведомство Плеве регулярно провоцировало забастовки и, подавляя их, могло за эту услугу манипулировать фабрикантами [98] .
  Закон от 10 июня 1903 года учреждал товарищества рабочих, комитеты работающих на одной фабрике. Их пытались противопоставить профсоюзам. Но этот закон, как и у нас в Германии, остался мертвой буквой. Министр финансов Коковцов, вернувшись в это кресло после падения Витте, еще во времена своего первого министерства разработал проект, согласно которому /1/забастовки должны были стать легальными, а наказание полагалось только за прекращение работы в сфере общественных услуг (водоснабжение, канализация, освещение) и в случае, если стачки сопровождались насилием, угрозами и оскорблениями и /2/профсоюзы должны были получить особый привилегированный правовой статус.
  Согласно проекту Коковцова предполагалось, что рабочие родственных горных и промышленных предприятий получают право учреждать союзы "явочным порядком". Этим союзам надлежало защищать исключительно экономические интересы рабочих, в частности улучшение условий труда, и использовать при этом любые методы, включая забастовки. Союзы могут располагать собственностью и объединяться друг с другом. Однако, союз вступает в силу только в том случае,если власти в течение двух месяцев не выдвинут против него возражений в "присутствии". Таким образом, учреждение союза "явочным порядком" на самом деле - замаскированная разрешительная система. Министерство юстиции возражало против легализации забастовок на том основании, что они угрожают общественному порядку. Но предприниматели, которым проект был предложен на рассмотрение, высказались одобрительно, поскольку "нельзя же упрятать за решетку 40 тысяч бастующих". Они, впрочем, хотели /1/гражданско-правовых гарантий [99] против нарушений контракта по найму (право на удержание зарплаты за несделанную работу); /2/права увольнять тех рабочих, которые становятся не нужны, если другие рабочие бастуют; /3/сохранить наказание за "летучую" забастовку (этого требовали не все), когда она наносит финансовый ущерб предприятию. Несмотря на все это, профсоюзы оставались единственными в России разрешенными союзами рабочих.
  В ходе событий 1905 года после Манифеста 17 октября правительство утратило контроль над положением, и реальность сильно разошлась с тем, что предусматривало существующее право.
  Долгое обсуждение законодательства о союзах [100] в феврале 1906 года привело к принятию (предварительному) "временного" закона от 4 марта 1906 года, тогда как переговоры о гражданско-правовых последствиях стачки перед созывом Думы вообще не дали положительных результатов.
  Коковцов собирался сделать некоторые шаги навстречу профсоюзам, но теперь возобладали другие настроения. Размах забастовок в октябре-ноябре 1905 года, забастовка работников почты и телеграфа, угроза всеобщей забастовки железнодорожников заставили правительство определить свое отношение к некоторым видам забастовок. ..........законодатель собирался как бы легализовать стачки, но думал прежде всего о "каторге" за определенные виды забастовок. Манифест 17 октября обещал легализировать не только профсоюзы, как собирался Коковцов, но все союзы вообще, и в результате практика профсоюзного законодательства существенно повлияла на общее законодательство о союзах.
  Тем временем Государственный совет принял 23 января почти без изменений внесенный Советом министров проект закона о профессиональных объединениях. Этот проект разрешал создавать союзы "явочным порядком" при условии, что соблюдены некоторые обязательные статьи устава, а власти извещены о намерении создать союз за две недели вперед. Союзы рассматривались как субъекты права, получали право создавать филиалы и отделения, объединяться между собой. К участию в союзах допускались женщины и малолетние, если это не противоречило уставу самого союза. Но в течение полутора месяцев между обсуждением и обнародованием закона нарастала реакция, последовала отставка министра торговли Тимирязева, укрепилось положение министра внутренних дел Дурново, и законопроект оказался связан с обсуждением общего закона о союзах, а при его редактировании нужно было считаться с мнением Царя, как всегда чисто полицейски ориентированным.
  До того как будет обнародовано всеобщее законодательство в соответствии с Манифестом 17 октября, действует закон об объединениях от 4 марта 1906 года........ (подробности закона от 4 марта 1906 года).............Он различает "общество" как объединение индивидов для производственных целей и "союз" как объединение обществ. В правовом отношении союзу равноценно общество, имеющее несколько отделений (Љ1, 3): и тот и другое должны быть зарегистрированы со своим уставом, тогда как "общество" только может быть зарегистрировано. Общества с обязательным уставом и все "союзы" могут быть в любое время распущены министром внутренних дел, если ему покажется, что "они не содействуют общественному порядку и безопасности". Разумеется, запрещены общества с противозаконными целями и политические общества, связанные с иностранными государствами. Помимо этого предусмотрены следующие ограничения: /1/в объединениях не должны участвовать малолетние, школьники и студенты; /2/служищим и рабочим государственных и частных железных дорог, телефонных компаний и всех государственных учреждений разрешены не "союзы", а только "общества", чей устав, однако, подлежит утверждению властей (I, 9); кроме того, они не должны преследовать политические цели, противоречащие их служебным задачам (I, 10), а также допускать в свои ряды посторонних без разрешения властей; наконец, они могут быть закрыты в любое время. Закон не касается "религиозных" союзов. а также разрешенных университетскими уставами союзов преподавателей и студентов. Общества с уставом и без устава различаются тем, что последние после громоздкой процедуры регистрации (похоже на наш немецкий Гражданский кодекс- BGB) получают статус юридического лица. Но и те и другие de facto подвержены административному произволу. Конечно, все выглядит так, будто бы режим разрешений теперь заменен режимом "явочного порядка". Но легальная форма противоречит здесь духу закона еще более вопиющим образом, чем в случае с прессой. Те кто хотят основать "общество" (с уставом или без), должны письменно обратиться к губернатору или градоначальнику, предъявив цели объединения, порядок выборов представителей, сферу активности и условия вступления в общество и выхода из него. Зависящее от губернатора или градоначальника de facto "присутствие" (полубюрократический губернаторский совет), "предъявив ясные основания", может в течение двух недель "не давать хода" заявлению.Это предусматривает закон I, 16, составленный крайне запутанно и неясно. Точно так же может быть распущено любое общество на том основании, что оно якобы " угрожает общественной безопасности и спокойствию" [101] . Если заявка отклонена или власти распорядились общество закрыть, жалобу надлежит отправлять в Сенат. Туда же должен обращаться губернатор (через министра внутренних дел), когда он хочет опротестовать решение "присутствия". Даже сам Комитет министров в декабре 1904 года скептически высказывался насчет этого "административного правосудия", о чем писал Каминка в газете "Право" (стр.1188).
  В государственном совете постоянно требовали передачи этих дел в компетенцию судов, но сам Царь встал на сторону ничтожного меньшинства и принял решение в интересах полиции. А Комитет министров мотивировал это решение тем, что передача дел "политического характера" в суды может легко разрушить "высокую репутацию" суда. О том, что "союзы", куда также относятся общества с "отделениями", находятся в полной зависимости от министерства внутренних дел, мы уже говорили раньше.
  Несколько иной правовой режим предусмотрен для обществ работодателей и обществ рабочих в промышленности и торговле (Љ II закона). Им разрешена следующая компетенция (II, 2): /1/ улаживание трудовых конфликтов при участии арбитража; /2/повышение трудовых ставок; /3/кассы взаимопомощи; /4/похоронные фонды, фонды на случай увольнения и для поддержки в чрезвычайных обстоятельствах; библиотеки, школы и курсы; /5/обеспечение орудиями труда; /6/помощь в поисках работы; /7/юридическая помощь. В отличие от других "обществ" им разрешено иметь "отделения", хотя и под строго централизованным управлением (II, 5). Но одновременно им категорически запрещено объединяться, что расходится даже с намерениями Старого режима до Октябрьского манифеста (II, 6). Их устав не должен допускать в общество малолетних, а также представителей других профессий. Общество должно за две недели до начала своего формального существования представить фабричному инспектору свой устав (II, 11), где будут перечислены все элементы структуры общества - управление, прием членов, исключение из общества, сбор взносов, процедура принятия решений и т.д. Инспектор наряду с "присутствием" принимает решение о регистрации общества (II, 13). Общества этого типа подлежат роспуску на тех же основаниях, что и все остальные.
  Легко видеть, как сильно изменилась атмосфера вокруг профсоюзов. Выражается надежда на то, что если полиция будет на каждом шагу вмешиваться в дела профсоюзов, это поможет вдохнуть в профсоюзы "государственный дух". Надежда наивная, но неискоренимая в "авторитарном государстве" - как в России, так и у нас. Из проекта уставной схемы видно, что de facto законодательство меняет правовой статус профсоюзов лишь постольку, поскольку процедура регистрации, то есть разрешение на публичное объявление об учреждении общества, заменяющая собой акцию "запрета", децентрализована в пользу местных полицейских властей. За нарушение предусмотренных законом запретов полагались строгие штрафы.
  VI. Первые, хотя и слабые ростки "свободы собраний" принес России булыгинский проект выборов в Думу. В городах разрешались "подготовительные" собрания избирателей, уполномоченных и выборщиков без присутствия полиции, хотя и под руководством председателя "избирательной комиссии" (то есть предводителя дворянства, градоначальника или их представителя). Но на этих собраниях надлежало обсуждать только личность кандидата, Для предвыборной агитации, которая обеспечила бы хотя бы внешний успех выборов в Думу, этого было явно недостаточно. Манифестом 12 октября 1905 года Старый режим ввел "временный" порядок собраний. Он был обнародован вместе с относительно либеральными правилами Трепова и вводил, по крайней мере формально, "явочный порядок" для всех вообще собраний. "Временный" закон о собраниях от 4 марта 1906 года отчасти возвращает нас к тому порядку. Он устраняет различие между городом и деревней. Вместо этого теперь различают: /1/частные собрания, для которых не нужны разрешения и предварительные объявления; сюда относятся и собрания "обществ", разрешенных законом, если на них не присутствуют посторонние, то есть почетные гости, или представители других обществ [102] ; /2/публичные собрания, то есть такие, где (а) присутствуют лично незнакомые организатору люди или (б) собрания - независимо от того, попадают ли они в категорию (а) и независимо от числа присутствующих - имеющие место в театрах, концертных и выставочных залах, зданиях общественных корпораций и помещениях, специально предназначенных для собраний, либо же нанятых (это могут быть и частные жилища). Таким образом, не-публичными оказываются только собрания в частных домах, не предназначавшихся специально для собраний и не снятых для этой цели, когда все участники собрания и хозяин лично знакомы. И кроме всего прочего, "публичные" собрания, имеющие решающее значение в маленьких городах и в деревне, запрещены в ресторанах (III, 4). В учебных заведениях, согласно уставу, собрания под открытым небом могут проводиться только с разрешения губернатора. Последнее правило, между прочим, важно и для сельской местности. Если на "публичном" собрании есть докладчик, то власти должны быть извещены за три дня до собрания о теме доклада и личности докладчика. Полиция должна иметь доступ на собрание [103] . Запрещены публичные собрания, "угрожающие общественной безопасности и спокойствию"; они должны быть распущены в случае, если /1/на них "произносятся речи, возбуждающие одних людей против других"; /2/подстрекательства и речи, чреватые "нарушением порядка". На таких основаниях лойяльная правительству партия или полицейские провокаторы могут добиться роспуска любого собрания противников правительства. На самом деле закон допускает любой мыслимый произвол, коль скоро его хотят оправдать; мы могли недавно убедиться в этом в нескольких немецких государствах, где действуют так же сформулированные законы. "Съезды" (III, 17) - понятие не определено точнее - нуждаются в разрешении министра; их заседания подчиняются общим правилам о собраниях. Закон о выборах от 11 декабря 1905 года (XII, 1-6) формально изымает "предвыборные собрания" из-под контроля полиции, при условии, что на них присутствуют только имеющие право голоса, и, таким образом, законодательство и здесь довольно двусмысленно (III, 16 и V). Из сферы действия этого закона исключены только собрания выборщиков, а также религиозные собрания традиционных церквей и сект - не новых (IV).
  VII.Обещанная Манифестом 17 октября "действительная" неприкосновенность личности или жилища не обеспечена; к началу работы Думы не было еще никаких законодательных инициатив на этот счет. 25 ноября 1905 года министерство юстиции утверждало, что в Манифесте 17 октября Царь намеревался "существенно сократить" практику административной высылки в пользу приговоров, вынесенных судом. Но и на этот счет никаких реальных шагов пока не последовало. Наоборот, высылка процветала как никогда. Об отмене чрезвычайных законов тоже ничего не слышно. Вопросом о гарантиях "неприкосновенности личности" занимается "специальная комиссия", но в феврале дальнейшее обсуждение было отложено на неопределенное время ("Русские ведомости", 14 января) [104] . В конце марта после выборов проблема всплыла вновь в другом виде. Доклад комиссии об изменении чрезвычайных законов ("Русские ведомости", 81, 3) предлагал составить списки "лиц, угрожающих общественной безопасности", которые после судебного "предупреждения" и приговора (местным судом) поставлены под полицейский надзор. Для тех, кто объявлен "общественно опасным", сохраняется принудительное местожительства. Эту последнюю меру пресечения назначает "присутствие" при губернаторе или градоначальнике с участием трех членов земства или городской Думы (присутствие хотя бы двух из них необходимо в момент принятия решения). С помощью этого трюка надеялись (и не без оснований) втянуть в практику высылки доминирующие в органах самоуправления имущие классы и, таким образом, переложить ответственность на них. Меньше всего при этом думали о гарантиях. Это видно хотя бы из того, что жалобы (естественно, со стороны полиции тоже) надлежало отправлять в печально известное первое отделение Сената. В остальном же комиссия была убеждена, что неизбежная отмена паспортной системы лишит полицию возможности контролировать "документы" и тем самым потребует от нее еще более эффективного личного надзора. Таким вот характерным образом представители Старого режима представляют себе "восстановление" доверия между "обществом" и бюрократией. О каком бы то ни было законодательстве habeas corpus не было и речи, и само собой разумеется, что этот режим в интересах самосохранения ничего подобного не допустит. Нынешнее законодательство собирается гарантировать независимость с помощью действенной системы контроля через конституционные инстанции, тогда как на самом деле настоящая "конституция" должна вызреть как первый плод существующего habeus corpus.
  При Переходных правительствах Витте и Дурново положение дел с правовой защитой "личности" изменилось только к худшему............ Мы уже бегло касались перемен в персонале судов и всякого рода других перемен в их компетенции (расширение полномочий отдельных судей); детали нас здесь не интересуют и должны предварять рассмотрение судебной системы в целом. Стоит, пожалуй, лишь выделить расширение полномочий судов народных заседателей (суды, в которых статьи 1105-1106 Уголовного кодекса предполагают участие представителей сословий). Теперь их компетенция распространяется на введенную Высочайшим распоряжением новую категорию преступлений - владение взрывными устройствами и материалами, что наказуется, если не доказано, что обвиняемый не имел в виду использовать хранимое в целях злоумышления, содержанием в исправительно- арестантском отделении до 15 лет, но прежде всего на такие (тоже вновь определяемые) преступления как сопротивление властям, действительным (или в случае чиновника - предполагаемым), а также целую серию нарушающих порядок и насильственных действий, в частности наносящих ущерб чужой собственности, перечисленных в Высочайше утвержденном постановлении Государственного совета от 18 марта 1906 года (Љ II): самое неприятное то, что все эти преступления, имеющие сильный классовый оттенок, переводятся в компетенцию судов с сильным классовым пристрастием, где заседают те, чьи классовые интересы затронуты поименованными преступлениями. Неправдоподобная поспешность, предусмотренная в данном случае для судебной процедуры, особенно усугубляет положение. И далее, заслуживает внимания Высочайшее распоряжение от 13 февраля 1906 года, предусматривающее наказание за /1/распространение "откровенно лживых" утверждений по поводу действий властей с целью возбудить враждебные действия со стороны граждан и /2/слова и поступки, "разжигающие ненависть" между классами, сословиями или работодателями и рабочими". Было бы крайне утомительно перечислять все случаи, когда эти дополнения влияют на уже существующие законы. Но ................любого чувствительного к праву человека, независимо от того, к какой партии он принадлежит (включая самые авторитарные и консервативные) просто поражает, что после всех обещаний 17 октября не только сохраняется, но даже усиливается административный произвол в отношении личности "верноподданного", то есть всяческие ограничения передвижения, принудительное поселение в удаленных областях империи и массовые ссылки. Все это попросту - уму не постижимо. Распоряжением министра Дурново от 30 ноября 1905 года губернаторам предлагается задерживать и подвергать административной высылке "зловредных агитаторов", в случаях когда, паче чаяния, суд их оправдал (пункт 3). При этом (пункт 4) "не следует обращать внимания ни на какие протесты союзов и их делегатов" и (пункт 7) вообще "не допускать никаких колебаний при исполнении надлежащих мер". Но это еще не все. В то самое время когда распадается община (к этому мы еще вернемся), в ходу оказывается самая средневековая из ее функций - право общины препровождать в Сибирь неугодных ей и провинившихся общинников, причем особым постановлением увеличены государственные доплаты к транспортным расходам на переселение. Едва ли стоит напоминать, что паспортная система, совершенно не пригодная для тех целей, которым она якобы служит, не претерпела никаких изменений. Властям, например, приходится употреблять значительные усилия (и нужна особая министерская инструкция), чтобы вернуть в страну бежавших заграницу для спасения своей жизни (от крестьян) и не позаботившихся при этом получить надлежащие паспорта [105] .
  Итак, все материалы, приведенные нами выше, указывают на то, что мера "свобод", действительно юридически обеспеченных к открытию Думы, была уже обеспечена Старым режимом при министерстве Витте. Это было сделано из страха перед общественным мнением и в попытке восстановить утраченный в войне престиж. Надеялись также перетянуть собственников на сторону бюрократии, без того чтобы лишить ее в будущем неограниченной власти. После того как Октябрьский манифест создал законодательную власть, ничего нового в духе обещанного Переходное министерство больше не сделало. Формально разрешенный "явочный порядок" с помощью всех мыслимых юридических трюков пытаются подменить административным произволом. Это касается процедуры учреждения печатных изданий и союзов, проведения собраний, а также свободы религиозной принадлежности. И прежде всего ничего не было сделано, чтобы устранить совершенно разнузданный, никаким правом не ограниченный произвол в отношении гражданской личности. Вот характерное совпадение. Дума сотрясалась от гнева во время дебатов по поводу обращения к ней Царя и обсуждала требование амнистии всем так называемым политическим заключенным, а тюремные власти не могли пресечь манифестации и остановить приветственные телеграммы арестантов в адрес Думы. И буквально в тот же день в газетах появилось сухое сообщение, что из Петербургской тюрьмы "готовятся к отправке" 240 человек в административную ссылку, без суда и следствия. Что можно на это сказать? Машина продолжает работать, как если бы ничего не случилось. И тем не менее многое произошло и пути обратно нет. Официально даруются свободы, а затем, когда ими хотят воспользоваться, оказывается, что эти свободы - иллюзия. Эта неискренность должна неизбежно приводить к повторяющимся конфликтам и возбуждать угрюмую ненависть, создавая ситуацию, бесконечно более опасную, чем унизительные, но открытые репрессии в прошлом. Именно это, похоже, и происходит с "конституцией", которую, хотя и в двусмысленных выражениях, обещал Манифест 17 октября. Прежде чем мы займемся тем, что бюрократия сделала с этим обещанием, вспомним, что главный представитель бюрократического рационализма Витте вместе с двусмысленным конституционным Манифестом, дававшим неопределенные обещания, навязал Царю немедленно вступившие в силу изменения в рабочем механизме так называемого "самодержавия", в результате чего навсегда изменилась сама его сущность.
  III. ОКОНЧАТЕЛЬНАЯ БЮРОКРАТИЗАЦИЯ САМОДЕРЖАВИЯ
  Русской государственной системе вплоть до октября 1905 года были свойственны два абсолютно очевидных "пробела" /1/ царские распоряжения не были скреплены министерством и /2/не было кабинета министров в европейском смысле. Императорские законы, указы, распоряжения до введения основных законов от 23 апреля 1906 года, требующего "скрепления", подписывались лично Императором, либо имели пометку "на оригинале собственной рукой Его Величества "быть по сему"". Подробные министерские доклады, содержащие одновременно анализ и распоряжения, имели в конце примечание, что они получили Высочайшее одобрение. Система рассмотрения законодательных распоряжений была примерно такой же как при прусском дворе в начале ХIХ века. Этому должен был когда-то прийти конец. Но конца не было и не было. Первый после начала работы Думы санкционированный указ (от 8 июня о продлении осадного положения в Москве) не имел контрасигнации. На жалобы прессы последовало коммюнике в "правительственном вестнике" (17 июня). Оно напоминало, что Сенат, который уже при Старом режиме должен был заверять аутентичность распоряжений перед публикацией, делал то же самое относительно "скрепления" документа" (нечто среднее между "утверждением" и "заверением"), Итак, все же было своего рода скрепление, хотя и не открытое, чтобы избежать всякого сходства с Западом. Сверх этого, "законы" подлежали "скреплению" не министерством, но "государственным секретарем", потому что после прохождения через обе палаты Председатель Государственного совета представлял их прямо на рассмотрение Царю (статья 65 Уложения о Государственном совете от 24 апреля 1906 года). Стало быть, и в этом случае вмешательство "ответственных" министров было формально исключено. Таким образом, совершенно очевидно, речь идет об отступлении от духа указа от 21 октября 1905 года. Однако несмотря на все маленькие хитрости, этот указ создал новую ситуацию, откуда уже нет дороги назад. С ним уже до "конституции" порядок принятия законов по крайней мере начал меняться, а порядок взаимодействия высших государственных органов на самом деле уже был существенно изменен. Еще больше ,чем создание Думы и даже больше чем обещание не принимать законов без ее участия, славянофилов консервативного направления возмутило преобразование " совета министров" указом 21 октября 1905 года, посколько оно приближало его к "кабинету" во главе с премьер-министром. До сего времени рядом с Государственным советом, состоящим из назначаемых пожизненно отставных служащих, часто очень старых и наполовину выживших из ума, существовали два института: /1/ комитет министров и /2/совет министров. Первый состоял не только из министров, но и из других служащих. Пост председателя этого комитета был синекурой; председатель даже не имел до последнего времени собственной канцелярии и не нуждался в ней. Он занимался не делами высокой политики, а наоброт: /1/улаживал текущие междепартаментские дела и /2/ рассматривал особые дела, например, учреждение акционерных обществ. Совет же министров, согласно прусской терминологии, был коронным советом. Его возглавлял сам монарх, а в его отсутствие старший из министров. Он созывался приказом Царя и обсуждал изменения в законах и важные политические решения, а также принимал резолюции по докладам "специальных комиссий", которые он так любил учреждать. Бывало, что эти "комиссии" обсуждали конкретные проблемы большого политического значения, а иной раз они собирались в тех случаях, когла этого просто хотел монарх. Совет министров состоял из начальников департаментов и людей, которых монарх назначал по собственному выбору, при участии секретарей Государственного совета. Не было ни премьер-министра, который мог бы контролировать доклады своих коллег Государю, ни регулярных министерских консультаций по образцу, скажем, прусской практики. Помимо воли Царя, вся междепартаментская жизнь зависела исключительно от настроения начальников и связей между ними. Не будет преувеличением сказать, что страна была поделена на департаментские сатрапии. Оспаривая друг у друга сферы влияния, департаменты фактически находились в состоянии войны друг с другом и жили в атмосфере постоянных административных интриг. Перепалки между могущественными чиновниками порождали необъятную - на сотнях страниц - переписку. Эту переписку от имени нападающих и защищающихся департаментов часто вели обученные в Германии ученые эксперты, изучавшие для этого в поте лица всю мыслимую российскую и иностранную литературу по государственному праву, экономике и истории. Если иметь ключ к этой переписке, то она может оказаться пусть и не развлекательным, но вполне поучительным чтением. Удается ли при такой системе обеспечить интересы страны? Знатоки, как русские, так и иностранные, нередко отвечают, что удается. Продажность и халатность русских чиновников при этом расценивается как положительный элемент системы. Основания для этого таковы: если бы кто-то решил обратиться к 16-томному "Своду законов" за рецептамии управления, то он немедленно понял бы, что эту беспорядочную груду статей невозможно считать эффективным правовым источником. Их соблюдение сделало бы немыслимой не только жизнь "современного" человека. Подобно тому, как это происходит с технической обструкцией на итальянских железных дорогах, вся система была бы приведена к полному абсурду. Во всяком случае, хотя бы только в интересах свободы индивидуальной деятельности (повторим это вместе с Леруа-Болье), как ее понимают в "буржуазных" кругах, любой самый грязный способ ускользнуть из сетей кошмарного бюрократического рационализма, выглядел как нечто необходимое для защиты человеческого достоинства подданных. Не случайно чиновники, вызывавшие столь страстную ненависть, были "педантичные" немцы, честно верившие в "святость" правил, установленных "системой", или неподкупные централисты-рационалисты вроде внушительной фигуры Плеве. Старая патриархальная система самодержавия могла функционировать только при одном условии: те, кому надлежало править, должны были "править" спустя рукава.
  Указ 21 октября 1905 года означал просто исчезновение последних элементов самодержавия в старом смысле и установление власти модернизированной бюрократии. Между монархом и департаментскими начальниками теперь находится "Совет министров" во главе с Председателем, который сам может быть министром, хотя и без портфеля(Љ 3). Монарх уже не может привлекать ad hoс к участию в заседании Совета никого, даже Секретаря Государственного совета; только Председатель Совета министров может приглашать на заседания сведущих лиц с правом совещательного голоса (Љ 9). Монарх может председательствовать на заседаниях Совета министров, но только в порядке исключения (Љ 5). Только Премьер-министр докладывает Царю дела, требующие Высочайшего утверждения (Љ 7), а также те дела, по которым Совет министров не пришел к единодушному мнению (Љ 16). Он имеет право требовать ото всех департаментских начальников разъяснений и докладов всякий раз, когда ему это кажется необходимым, а все доклады, приготовленные департаментскими начальниками для монарха, должны сперва поступать на его рассмотрение (Љ 17); он также имеет право присутствовать на докладе. И он должен выступать вместе с департаментским начальником в Государственном совете и в Думе. У него право входить в Совет министров с делами наряду с министрами, в чью компетенцию эти дела входят (Љ 11). Все дела, поступающие в Государственный совет и в Думу, должны вноситься на рассмотрение Совета министров (Љ 12), и ни один департаментский начальник не может решить ни одно дело "общего значения" помимо Совета министров (Љ 13); исключение составляют лишь дела, касающиеся императорского Двора, удельных земель, обороны и внешней политики, когда департаментский начальник решает, в каких случаях необходимо обращаться к Председателю Совета министров (Љ 14).Назначение на высшие должности в центральной и провинциальной администрации должны проходить через Совет министров. Из этого порядка исключались опять-таки Императорский Двор, удельные земли, армия, флот и дипломатический корпус, Прежний комитет министров мало по малу терял свои функции, а с созывом Думы полностью утратил свою компетенцию.
  Совершенно ясно, что здесь происходит: бюрократическая рационализация самодержавия во всей внутренней политике - теперь она оказавыется сферой специалиста, а это означает при недостатке независимости у власти исключительное господство бюрократии. Автократ-самодержец (даже если бы он не был таким ничтожеством как нынешний Царь) получает все внутриполитические проблемы на рассмотрение уже после того как их "разжевали" премьер-министр и Совет министров. В этом последнем консолидированы интересы бюрократии. Пользуясь французским парламентским жаргоном, можно сказать, что он похож на игрока в кегли; он может, когда захочет сыграть "все девять", но зато ему потом придется взять на себя роль мальчика, подбирающего кегли. В роли премьер-министра Витте предложил либеральным политикам войти в "его" кабинет, и это было вполне в европейском духе. Предложение было решительно отклонено, но кабинет министров был сформирован заново [106]. Поскольку Государственный совет (вспомним и о нем) не преобразован в парламентарный институт и поэтому не способен к более доверительному консультированию Царя, только Совет министров остается его (Царя) "прикрытием" - выражение Бисмарка. Все это означало, что монарх оказывается беззащитным против бюрократии, хотя в отдельных случаях он может вмешаться и принять какое-либо азартное решение в разрез с Советом, что в конечном счете может даже иметь серьезные политические последствия. Но в принципе Царь исключен из служебной процедуры, и, по самому ее существу, его вмешательство было обречено на бессистемность. С другой стороны, и при таком порядке "машина продолжает работать, не уставая". В то же время война между департаментскими сатрапиями благоприятна для вмешательства Царя. Но и тут его возможности ограничены лишь правом вето в делах, входивших в компетенцию Совета. В тех же случаях, когда Царь создавал свое личное "параллельное" правительство (это бывает как будто бы и сейчас) из Великих князей или других приближенных, его воздействие на большую политику оказывается опосредовано интересами разных клик или случайными обстоятельствами. Но при системе псевдоконституционализма монопольное положение Совета укрепляется неимоверно: министры могут вертеть как хотят призрачным парламентом, созданным их же машиной управления и лишенным того влияния, которое он мог бы иметь, если бы был обеспечен правом. Совершенно иначе обстояло бы дело, как ни странно это может показаться, при юридически полном осуществлении "конституционной" системы. Именно в этом случае монарху было бы обеспечено фактическое господство над бюрократией. Потому что в таких условиях бюрократия - в определенных случаях - зависела бы от монарха в его противостоянии парламенту и имела бы с ним общность интересов. Такое положение вещей, когда все "находится в движении", трудно уложить в общую формулу. Но именно благодаря "подвижности" этой трудно определимой системы, позиции строго конституционного монарха при ней часто оказываются сильнее (Пруссия, Баден). Да, чисто парламентарное "царство влияния" (Kingdom of influence) может вследствие своей самоограниченности обеспечить определенную меру позитивной систематической работы на пользу стране [107] , чего не удается достигнуть в "царстве прерогативы" (Kingdom of prerogative).Правовое же признание прерогатив короны, наоборот, поощряет суетливое тщеславие или неумеренное самомнение монарха, его амбиции. А реальность современной жизни не допускает дилетантизма властителя, столь характерного, например, для эпохи Ренессанса. Что бы ни случилось теперь с "конституцией", Царизму предстоит решать свою дальнейшую судьбу.
  В этих условиях интересно предложение Шипова (апрель 1906 года). Оно имеет славянофильские корни. Шипов предлагает, чтобы Государственный совет состоял исключительно из представителей земств и других подобных корпораций. В отличие от нынешних скороспелых новшеств, идея Шипова в том, что Совет должен быть только совещательным органом при Царе. Он должен быть независим от Думы, которой надлежит заниматься только законодательством. Теоретически это предложение покоится на отчасти верной мысли: Совет, как он задуман в законе от 20 февраля 1906 года, становится только тормозом для Думы и служит лишь интересам бюрократии, которая в силу того же закона располагает в Государственном совете абсолютным большинством. Царь же в этом органе, работающем и принимающем решения по парламентскому образцу, не имеет опоры. Поэтому чисто совещательный, не слишком большой орган, работающий в непосредственном контакте с Царем [108] , мог бы - так полагает эта теория - оказаться не только более влиятельным в смысле "позитивной работы"(с точки зрения представленных в нем кругов), но и более сильным инструментом в руках Царя, умеющего им пользоваться, против бюрократии. Слабая сторона этой идеи в том, что органу, состоящему из 60-80 человек, будет определенно нехватать "интимности".
  Порядок, созданный указом от 21 октября, оказался роковым для власти Витте над бюрократией.. Утвердить значение поста премьер-министра, который он себе создал, Витте не удалось, так же как у нас это произошло с Микелем. Оба случая показывают, что даже такие блестящие умы и честолюбцы (коковыми были оба государственных мужа), лишенные, однако того, что мы называем "политическим характером", оказываются вынуждены ради портфеля пожертвовать всем и в конце концов бесславно удалиться. После того как Витте, с точки зрения биржи, достаточно долго занимал свое место и после того как заем был получен, Витте исчез. Ему даже не удалось утвердить систему государственного кредита в том виде, какой он ей, несомненно, хотел придать. Он еще мог показать себя в январе, выступив против насквозь коррумпированного Дурново. Вместо этого он присоединился к Дурново, обрек себя, таким образом, на ненависть и презрение "общества", не завоевав при этом доверия Царя. Так он потерял свой шанс стать "спасителем" (или во всяком случае крайне затруднил себе выполнение этой задачи). Но речь здесь, собственно, не о самом Витте. Несомненно, что по мере рационализации бюрократической машины и ее распространения вниз все славянофильские идеалы также подрубались под корень..
  При этом, конечно, война "общества" с бюрократией не прекращалась. "Новое время" было единственным (насколько мне известно) изданием, пытавшимся уговорить графа Витте остаться: дескать, nobless (!) oblige - трудно было выразиться более подобаюшим случаю образом. Точно так же крупный капитал и банки [109] были единственной стороной, помимо самого чиновничества, кто был заинтересован в господстве бюрократии под прикрытием псевдоконституционализма, при условии что им дадут возможность бесконтрольно делать деньги и ликвидируют "зубатовщину". Однако бюрократия (и мы еще к этому вернемся) попала в сети собственных избирательных законов и не смогла помочь своим любимцам. Партия "торговли и промышленности" [110] , выражавшая классовые интересы буржуазии в самом строгом смысле слова, провела в Думу только одного депутата. Все остальное общество, независимо от партийных симпатий, было единодушно против превращения самодержавия в современную рациональную бюрократию. Страх перед "красным террором" на время объединил имущие классы, но даже он, как мы скоро убедимся (и это самое интересное в ситуации, возникшей ко времени Переходного правительства) не в состоянии заставить российское общество пойти на поклон к "просвященному", то есть бюрократически рационализированному абсолютизму канцелярии, этому порождению современной бюрократической системы. Пропасть в обществе становится еще шире. Так что после окончательного крушения патриархального идеала славянофильской теории государства правовое ограничение бюрократии стновится возможным лишь ценой хронической гражданской войны. Мы уже видели, что Переходное правительство не могло обеспечить даже видимости "спокойствия". Теперь посмотим, как переходный режим приспособился к обещанному разделению законодательной власти.
  IV. KOНСТИТУЦИЯ
  Когда собрался первый российский Парламент (27 апреля/10 мая 1906 года), его права и ведение дел в нем покоились в значительной мере на формулах булыгинского закона о Думе от 6 августа 1905 года, лишь согласованного с Манифестом 17 октября. Поэтому есть смысл вернуться к тому первому закону. Манифест 6 августа 1905 года напоминал, что русские Цари "неизменно заботились"(?) о гармонии между выборными институтами империи и государственной властью, "пресекая раздоры между ними" и что теперь избранники всей России будут призваны к постоянному и "действительному" участию в установлении законов, а законосовещательное собрание будет "включено в систему высших государственных институтов" для "подготовки и обсуждения законопроектов и проверки бюджета". Участие финских депутатов в работе Думы будет определяться особым законом. Приложенный к этому Высочайше утвержденный документ, озаглавленный "Учреждение Государственной Думы", объявляет о создании этого Собрания для обсуждения законопроектов, которые согласно "Основным законам" [111] через Государственный совет поступают на рассмотрение Короны. Дума избирается каждые пять лет, хотя по обстоятельствам может быть в любое время распущена. Время начала ее работы будет определять каждый раз Царь. Решения Думы правомочны, если они приняты не менее чем половиной депутатов. Дума выбирает Председателя и его "товарищей" сроком на 1 год. Депутаты Думы (статья 14) располагают полной свободой мнений и суждений по вопросам, предложенным на рассмотрение Думы; они не ответственны перед своими избирателями. Их свобода может быть ограничена (статья 15) только "решением судебной власти", и они не подлежат аресту. За преступления, совершенные при исполнении депутатских обязанностей они несут ответственность тем же порядком, что и члены Государственного совета (по статьям 105-113 старого устава Государственного совета особый департамент Государственного совета решает, преследовать ли их по суду или закрыть дело; если департамент не единодушен, решает император. Если дело возбуждено, оно идет в Верховный суд.). Депутаты могут быть лишены мандата либо надолго, либо на короткое время. Мандат может быть утрачен на длительное время: в результате потери гражданства, при прохождении военной службы, приназначении на государственную службу с полным окладом, в результате потери цензового статуса и в случае если они оказываются под следствием по уголовному делу или за деятельность, не совместимую с участием в выборах. Депутат лишается мандата на короткое время, если начато следствие по тяжелому гражданскому преступлению или по обвинению в противозаконной деятельности, что может повлечь за собой лишение гражданских прав или отстранение от государственной службы, а также в случае банкротства. Решения на этот счет принимает первый департамент Сената. Таким образом, "судебные" гарантии иллюзорны, как было уже видно из примеров, иллюстрирующих характер именно этого института власти. Кроме того, бросается в глаза ограниченность депутатского иммунитета. Заметим наперед, что все это перешло и в более поздние редакции закона со следующими поправками.: /1/арест депутата Думы - как во всех конституциях мира - допускается только с разрешения самой Думы, кроме тех случаев когда /а/депутат нарушил закон в ходе своей профессиональной деятельности [112] и /б/когда он арестован с поличным или на следующий день (статьи 14 и 22 указа об учреждении Думы от 20 февраля 1906 года). Очевидно, что как раз самые важные элементы западноевропейского порядка не реализованы в России. Напротив по распорядку от 20 февраля 1906 года, депутат, ставший министром, не лишается депутатских полномочий, в чем в свое время "оптимисты" хотели бы видеть приближение к парламентской системе. Если результаты выборов оспариваются, этим занимается первый департамент Сената (изменено -см. ниже). Депутату Думы положены 10 рублей в день на питание. Раз в год (!) он получает проездные на поездку от дома до Петербурга и обратно из расчета 5 копеек за версту. Председатель Думы имеет право объявить заседание Думы закрытым. Но если это не случается, коммюнике для прессы составляется с согласия Председателя.
  Конституционные права Думы были с самого начала очень ограничены тем, что сохранился Государственный совет, члены которого назначались. Дума имеет право законодательной инициативы; для этого нужно, чтобы 30 депутатов внесли предложение (статья 34). Но для поправок к "Основным законам империи", находящимся в неограниченной компетенции Царя, сделано исключение. Строго оговорена процедура. Сперва обсуждается подписанное 30 депутатами и тщательно сформулированное предложение о поправке к закону. Затем решение Думы идет на рассмотрение министру. Дума ждет инициативы министра или ответа от него в течение месяца(!), а затем, если ее инициатива отклонена, может решить большинством в 2/3 голосов предложить свой проект прямо Царю, чтобы он уже окончательно решил, должен министр принять эту инициативу или нет. Дума может "извещать" министра и "высших чиновников, подчиненных Сенату" о том, что она думает по поводу некоторых незаконных действий. Для этого тоже нужно хорошо обоснованное заявление, подписанное 30 депутатами. Министр должен ответить в течение месяца (!) или обоснованно отказаться от ответа. Если Дума этим не удовлетворена, дело идет в Государственный совет и на Высочайшее решение. Все эти правила, как мы увидим позже, частично изменены в новом порядке производства дел Думы, но в целом новый порядок все еще очень похож на старый. И определение объекта обсуждения в законе от 6 апреля 1905 года (статья 33) остается тем же что в указе от 20 февраля 1906 года. И то же самое мы обнаруживаем (об этом позднее) в порядке внесения и отозвания законодательных инициатив уже в законе от 6 августа (статья 46 вместе со статьями 34 и 36). "Совещательный" характер Думы выражен в следующих определениях. Решение Думы относительно проектов, исходящих от министерства, идут прямо в Государственный совет. Ее собственная законодательная инициатива поступает туда же, когда министр присоединился к ней в месячный срок, только если она принята 2/3 голосов (статьи 48, 56, 57). Из Государственного совета все инициативы идут императору. Если же Государственный совет не согласится с законопроектом, он может назначить смешанную комиссию из членов обеих палат во главе с Председателем Государственного совета или начальником департамента Государственного совета (статья 50). Если в комиссии будет достигнуто согласие, дело идет в Думу, а оттуда на пленум государственного совета. Если же согласия нет, или Дума не способна принять решение в назначенный Государственным советом срок (статья 53), дело идет прямо на пленум Государственного совета. Как видим, эта Дума в правовом отношении оказывается всего лишь еще одним элементом уже чрезвычайно сложного аппарата совещательного централизма. Она создана волей Царя и в конце концов точно так же может быть ликвидирована. Булыгинское цензовое избирательное право мы упомянем дальше, когда нужно будет объяснять более поздние правовые аспекты системы.
  Манифест 17 октября частично отменил это цензовое избирательное право и обещал, что отныне "ни один закон не войдет в силу без одобрения Думы". Булыгинская Дума вообще не предполагала изменений в "Основных законах империи" (в смысле, который мы вскоре рассмотрим) [113] . В то же время "Основные законы" несомненно менялись, поскольку не оставалось сомнений, что законодательная власть будет разделена, тогда как статья 1 Свода законов оставляла ее в "неограниченной" компетенции "самодержавного" монарха. Между тем, правительство удовлетворилось тем, что сначала обнародовало новый избирательный закон от 11 декабря, а затем от 20 февраля 1906 года в сопровождении еще одного Высочайшего манифеста, указа о реорганизации Государственного совета и закона, озаглавленного "Учреждение Государственной Думы". Предполагалось, что если и следует ожидать новой редакции "Основных законов", то она будет принята совместно с новыми органами власти. Мы теперь обратимся к самим законодательным актам.
  Не только "демократы", но и умеренные славянофилы (как Шипов) считали, что духу Манифеста 17 октября был нанесен ущерб, когда Государственный совет, до сих пор бывший чисто совещательным органом, получил такие же права как Дума. Хотя в Государственный совет вошли представители дворянства, духовенства, земств, университетов, промышленных и ремесленных корпораций, Император мог назначать равное число членов совета по своему усмотрению, а назначаемый им же Председатель Совета имел право решающего голоса. Члены Государственного совета могли уйти в отставку только по собственному желанию. Выдвижение "пэров" через изъятые из компетенции Думы министерства было невозможно. Это означало, что назначаемая бюрократия в Государственном совете может блокировать любое изменение в законодательстве [114] . Все полномочия Думы при ближайшем рассмотрении оказываются умеренной модификацией закона от 6 августа, а именно: Дума, как и Государственный совет, получала право налагать вето на законы, принимаемые навсегда. Вся система отношений между правительством и народным представительством строилась на аксиоматическом предположении, что народное представительство - естественный враг государственной власти и всегда им останется. Тут обнаруживается мировоззрение, в котором часто упрекают демократов (например, в Германии): они, дескать, не могут воспринимать правительство иначе как врага народа. Странный упрек в адрес демократов - можно подумать, что бюрократия сама не вносила десятилетиями это представление в массы своим поведением. Прежде чем мы займемся механизмом этой "конституции" в деталях, отметим некоторые модификации общих принципов устройства Думы и ее состава по сравнению с законом от 6 августа 1905 года. Не упоминаются финские депутаты, так как Финляндия сохраняет собственную конституцию. Кворум (статья 7) снижен до 1/3 для Первой Думы, потому что опасаются ее бойкота, а кроме того на Кавказе, в Азии и в некоторых польских округах (всего 150 округов из 500) выборы состоялись уже после того, как Дума начала работу. Закон от 11 декабря предоставил самой Думе контроль над результатами выборов, но закон от 20 февраля (статья 48) требует 2/3 голосов, чтобы объявить выборы недействительными. Изменения в правилах касательно парламентского иммунитета уже упоминались; ясно - помимо всего прочего - что иммунитет в западно-европейском смысле здесь не определен однозначно, а закон скорее провоцирует случаи типа "казуса Твестена" (депутат прусского парламента, присужденный к штрафу за критику министра юстиции - А.К). Наверняка известно только, что абсолютно произвольная "административная" высылка, никак формально не обоснованная и которую можно отменить только через личное ходатайство, не может применяться к депутату и не препятствует участию в выборах. Кое-где власти попытались помешать чьим-то выборам на этом основании, но буква закона исключала эту возможность. Крестьяне, о чем мы еще поговорим, во время выборов в Думу и на председательские места охотнее голосовали за "ссыльных", поскольку больше им доверяли. Для некоторых кандидатов это имело реальное значение: так например, эсэр крестьянин Ульянов или сосланный в Архангельск умеренный демократ казанский профессор Гредескул попали в Думу (а Гредескул стал даже ее вице-председателем) именно потому, что в ходе выборов были сосланы.
  Перейдем теперь к собственно конституционным элементам обоих законов. Закон от 20 февраля предоставляет обеим палатам одинаковые права и устанавливает: /1/оба органа имеют право законодательной инициативы, кроме сферы "основных законов". Хотя все еще (статья 57 устава Думы и статья 17 устава Государственного совета) в случае, когда Дума или Совет хотят изменить закон или установить новый, они должны сперва получить санкцию соответствующего министра, а когда решается вопрос об отклонении закона, при палате создается комиссия. Разумеется, палата может вносить поправки в предложения министра. /2/В обеих палатах законы, не принятые большинством [115] , считаются отклоненными. /3/Исходящие от обеих палат предложения поступают через председателя Государственного совета на утверждение Императору. /4/ Законодательное предложение одной из палат вообще не может быть принято на повторное рассмотрение без согласия соответствующей палаты, а если предложение исходит от министра, то одобрение палат требуется только до того как принято окончательное решение (статья 40 порядка производства дел Думы и статья 10 порядка производства дел Государственного совета). /5/Законопроект, отклоненный императором, не может повторно рассматриваться в течение той же сессии, а если проект отклонили палаты, то его повторное расмотретние возможно только по воле Императора. /6/в случае если один законодательный орган вносит поправку в предложение, исходящее от другого органа, полагается либо отослать измененный проект обратно в другую палату для обсуждения, либо обсудить проект в совместной комиссии, после чего следует повторное обсуждение измененного проекта в палате, предпринявшей инициативу. /7/Оба органа не принимают депутации, устные и письменные разъяснения или петиции (статья 61 порядка производства дел Думы и статья 19 порядка производства дел Государственного совета); у граждан нет также старейшего и фундаментального права - вносить петиции в Парламент. /8/Оба органа [116] имеют право интерпелляции. Они могут обратиться за разъяснениями по вопросу, прямо относящемуся к предмету обсуждения (статья 40 указа об учреждении Думы) к министру; министр же может отказаться отвечать, если речь идет о предмете, который "по соображениям государственного порядка" не подлежит гласности. Далее, если действия какого-либо министра или подчиненного ему чиновника противозаконны, каждая из палат может объявить об этом, после того как 30 членов палаты подпишут соответсвующее обращение и большинство палаты одобрит эту акцию. После этого министр в течение месяца (как уже определено в законе от 6 августа) должен дать соответствующие указания или разъяснения, или объяснить, почему это не возможно (статья 55 устава Думы); если Дума (или Государственный совет) после решения двумя третями голосов этим не удовлетворена. она может обратиться через Председателя Государственного совета лично к Царю (статья 60, там же).
  Статья 31 порядка производства дел в Думе, в согласии с законом от 6 августа 1905 года, называет,помимо законов [117] и штатных назначений, следующие вопросы как подлежащие непременному прохождению через Парламент: государственный бюджет и бюджеты отдельных министерств, а так же внебюджетные расходы ("в согласии с установленными правилами", как сказано в зловещем примечании - об этих правилах позже); отчеты государственных контролеров о выполнении бюджетов; операции по отчуждению государственных имуществ, находящихся согласно закону в сфере полномочий императора; сооружение государственных дорог; учреждение акционерных обществ в случаях, когда для этого нужно сделать законодательное исключение; дела, переданные в Думу высочайшим распоряжением. В дополнении указывается, что в ведении Думы находятся местный бюджет и роспись местных налогов там где нет земств, и включение в бюджет служебных должностей по предложению земств и городских дум (слово "ведение" оставляет неясным, имеется ли в виду контрольная или директивная функция). И наконец, право законодательной инициативы обеих палат не распространяется на "Основные законы империи".
  Остаются открытыми нижеследующие вопросы. /1/Что следует считать "Основными государственными законами" и, стало быть, изъять из законодательной компетенции парламента. Законодательная терминология относит сюда статью 179 (с 6 приложениями) первого тома Полного собрания российских законов (Свод законов). Она касается: /I/сущности самодержавия; /II/престолонаследования; /III/совершеннослетия Государя Императора; /IV/восхождения на престол и присяге подданства; /V/коронации и миропомазания; /VI/титула и государственного герба; /VII/государственной церкви и веры; /VIII/особых законов (статья 47- правление на твердых основаниях положительных законов, статьи 48-52 - установление и изменение законов, статьи 53-56 - форма законов и способ согласования основ правления с законами, статьи 57-58 - обнародование законов, статьи 59-61 - введение законов в силу, статьи 62-71 - исполнение и применение закона, статьи 72-79 - отмена законов). /IX/Высшая исполнительная власть. Вторая часть 179 статьи касается императорской семьи и ее правового положения, а 6 приложений к ней определяют формы гербов и печатей, а также формулы присяги. Очевидно, что разделы I - VIII оказались больше всего затронуты законодательным актом от 20 февраля. Остается открытым /2/ вопрос о составлении бюджета и о правах парламентских палат в отношении бюджета. "Закон о бюджете" и в России принято считать законом в формальном, а не в материальном смысле, и уже перечень объектов, подлежащих обсуждению в Парламенте, указывает на то, что это различение сохраняется и в будущем российском конституционном праве. Остается также неясным /3/, хотя это не видно прямо из содержания закона, сохраняется ли право Короны на распределение привилегий и внепарламентские декреты. По статье 53 слово "закон" покрывает все формы проявлений законодательной власти. Они перечислены: уложение (кодификаторное распоряжение), устав (статут), учреждение (соответствует приблизительно sanctio pragmatica), грамота (генеральный рескрипт), положение (распоряжение), наказ (в скобках: инструкция), манифест, указ, Высочайше утвержденное мнение или доклад Государственного совета. При этом в примечании оговорено, что в сфере управления существуют кроме того Высочайшее повеление через рескрипт и приказ, а статья 54 требует, чтобы каждый новый закон был подписан Государем. Между тем, расхождение между статьей 57 (законы, содержащие новые правила) и так называемым "сепаратным-указом" в статье 67 (привилегия) указывает на то, что понятие "закон" не однозначно, а перечень вопросов, подлежащих парламентскому обсуждению подтверждает, что, само собой, не все, именуемое в статье 53 основных законов "законом", должно быть изъято из односторонней компетенции Царя. С другой стороны, возникает ли вопрос о прерогативах монарха только в связи с законами? Все зависит от того, что будет сказано об этом в новой редакции "Основных законов".
  Но общественное обсуждение акта от 20 февраля концентрировалось не столько на этом, сколько на сопоставлении двух парламентских корпораций в их отношении к законодательству и рассмотрению петиций в случаях, когда закон не эффективен. Одна из них Государственный совет с его наполовину назначенными, наполовину представляющими сословия членами. С другой стороны, Думы, выбранной (условно говоря) всеобщим голосованием. Было ясно, что назначаемые члены Совета будут мудро выбираться из высшей бюрократии [118] и назначать Председателя.
  Дальнейшие конституционные акты приносят нам сплошные разочарования.Начать с циркуляра от 8 марта "касательно обсуждения Государственного бюджета и выплат из государственной казны, не предусмотренных бюджетом". Указ, согласно которому эти правила введены в практику, тоже сначала исходил из равноценности обоих парламентских органов: бюджет поступал на их рассмотрение одновременно до 1 октября. Уже до этого должны быть подготовлены: бюджет железнодорожного ведомства и чрезвычайные расходы - к 25 сентября; смета неокладных сборов и казенной продажи питей, департамента таможенных сборов, главного инженерного управления, главного артиллерийского управления, департамента государственного казначейства, департамента железнодорожных дел, военно-медицинского управления, внутренних водных путей и дорог, мореходства и портов, рудников, депертамента переселений, главного интендантского управления и канцелярии военного министерства - до 15 сентября; все остальное - до 1 сентября. Бюджет расписан в части доходов по "параграфам", а в части расходов по "номерам" (в скобках: "главным подразделениям"). Иными словами, современные конституционные воззрения, предлагающие специализацию бюджета, были отвергнуты. Это был как раз предмет спора , в котором Бисмарк, встав во главе правительства во время "конфликта" тотчас же добровольно пошел на компромисс с палатой представителей. По римской терминологии статьи бюджета - leges saturae. Бюджет обсуждается в обеих палатах, сначала в созданных на этот случай комиссиях. которые еще до открытия сессии могут ознакомиться с подготовленными сметами (Љ 2 указа), и они должны закончить обсуждение к 1 декабря (Љ 10 указа). Расхождения во мнениях поступают на рассмотрение смешанной комиссии обеих палат, а оттуда обратно в Думу. Там они установленным порядком обсуждаются, так же как предложенные одной из палат изменения в законах и распоряжениях, на коих основаны бюджетные статьи, или предложения об учреждении новых статей, ранее не предусмотренных бюджетом (Љ 9, 11). Если расхождение во мнениях между палатами не удается устранить, принимается та цифра, которая была всего ближе к тому, что имело место в прошлогоднем бюджете (Љ12). Если к началу финансового года (1 января) бюджет не утвержден - потому ли что палаты не подготовили его во-время, или потому что Император не подписал окончательно согласованный вариант - то в силе остается прошлогодний бюджет, препровождаемый министерствам помесячно (Љ 13). Без комментариев ясно, что этот порядок противоречит nervus rerum конституционализма: право уверждения расходов не предусмотрено, не говоря уже о праве утверждения доходов (в парламентарном смысле слова). Дума может только препятствовать увеличению предшествующих бюджетных сумм по разным статьям и не согласиться с новыми налогами. При этом Дума может действовать только через Государственный совет, где, как известно, большинство составляют назначаемые члены, а назначенный Председатель располагает решающим голосом. Налоги на спиртное, тарифы и т. п. оставлены полностью на произвол властей. Не подлежат обсуждению (Љ 4) кредиты императорскому двору и императорской семье: первые -как они зафиксированы в бюджете 1906 года, а вторые - как они определены соответствующими решениями, влекущими последствия для бюджета. Но это не все. Из ведения Парламента изъяты расходы на собственную Его императорского Величества канцелярию и канцелярию Его Императорского Величества по принятию прошений. Но прежде всего, не подлежат даже обсуждению чрезвычайные расходы, в случае если они не выходят за рамки статей бюджета на 1906 год (Љ 5). Кроме того, парламентские корпорации не могут понижать установленную ставку обслуживания государственного долга и выплаты по всем "признанным государственным обязательствам" и вообще по всем статьям бюджета, вытекающим из действующих законов, распоряжений, уставов и тарифов. Но сверх всего этого еще одно (Љ 16): в случае неотложных расходов Совет министров может между сессиями и даже во время сессий выделять требуемые кредиты и обязан только давать Думе подробный отчет о них. Но даже от этой обязанности министерство избавлено в случае, если обстоятельства займа требуют секретности. В военное же время все "бюджетные права" отменяются согласно постановлению от 26 февраля 1890 года.
  Итак, право составлять бюджет - попросту фарс. Было бы честнее признать, что Дума располагает только совещательными правами в отношении статей бюджета, и согласиться, что новые расходы и увеличение обычных расходов без ее согласия возможны только на нужды царской семьи или по официальным государственным обязательствам - в чрезвычайных условиях, но также и в мирное время на те нужды, которые Совет министров сочтет настоятельными. Потому что именно таково существо этого закона.
  Но даже это скромное участие народных представителей в государственных финансах покоится на зыбкой основе. Спрашивается, как будут определяться "законные" обязательства государства и не присвоит ли себе правительство и в будущем право прибегать к внепарламентским чрезвычайным распоряжениям, а пока эти распоряжения действуют, создавать новые источники доходов и принимать обязательства ( на основа нии действующих законов и распоряжений), предполагающие расходы, которые не исключаемы и не изменяемы волей парламентских палат(Љ 8). Это будет видно из новой редакции "основных законов".
  На практике же обнаруживается, что правительство пытается снова ликвидировать даже эти последние ограничения бюрократического бюджетного произвола и превратить в мертвую букву не только участие Думы в составлении бюджета, но и сами обещания Октябрьского манифеста, где было объявлено, что без согласия Думы не будет принят ни один закон.
  12 апреля, две недели спустя после созыва Думы, демократическая "Речь" опубликовала "Проект основных законов Российской империи". Затем стало известно ("Новое время", 10804, стр 2), что этот проект был в работе с февраля и отредактирован П.А.Харитоновым, а затем по распоряжению Совета министров обсуждался и многократно редактировался "особой комиссией" под председательством графа Сольского. Вначале редакторы вычеркнули слово "самодержавный" и первую статью существующих основных законов [119] , но потом все это было восстановлено. Все же слово "неограниченный" исчезло [120]. В статье 11 проекта было сказано:"Государь император в порядке верховного управления издает в соответствии с законами указы и повеления, необходимые для ..." и т. д. Но министр Дурново не хотел включения подчеркнутого пассажа, считая, что он "избыточен и может привести к недоразумениям". Статья 15 существовала в двух редакциях - большинства и меньшинства. Первая редакция соглашалась с правом Императора назначать всех чиновников в тех случаях, когда нет закона, предполагающего иной способ назначения, и увольнять кого угодно без исключения "с государственной службы", стало быть, также и судей. Редакия же меньшинства предполагала, что возможен и другой легальный способ увольнения, а также принцип несмещаемости судей, кроме как судебным порядком [121] . Из этого было хорошо видно, куда идет дело, и в прессе поднялась настоящая буря. Было такое впечатление, что правительство в этом случае хотело уклониться от давления общественного мнения и от настойчивых протестов со стороны влиятельных кругов; отставка правительства Витте как будто это подтвердила. Царь колебался до последней минуты. И все же после того как из проекта были удалены наиболее вопиющие клаузулы, проект появился в прессе с датой "23 апреля". Это произошло 25 апреля, за два дня до того как собралась Дума.
  Вот важнейшие элементы проекта. В статьях 1-3 говорится, что "Россия едина и неделима, что от нее неотделима Финляндия", хотя последняя "в внутренних своих делах управляется особыми установлениями на основании особого законодательства". Далее оговорено, что русский язык является "всеобщим для государственных и общественных дел, для армии и флота", а использование местных языков и диалектов "регулируется особыми законами".
  В первой "главе" следует характеристика верховной власти, а за этим в статье 7 определено положение Императора: Императору принадлежит законодательная власть вместе с Государственным советом и Государственной Думой [122] , причем законодательная инициатива принадлежит ему наряду с обеими парламентскими корпорациями, но он располагает исключительным правом изменять основные законы (статья 8). Затем говорится, что "власть управления" принадлежит Императору, и от его имени власть отправляют "в согласии с законом" чиновники на местах. Сам же Император во исполнение своей власти издает указы и распоряжения касательно дел управления; добавлено, что при этом он должен "согласовать их с законами", против чего, как мы помним, возражал Дурново при обсуждении первого проекта (статья 11). Что касается назначений и увольнений чиновников, то статья 17 приняла редакцию меньшинства (статья 15 первоначального проекта). Из следующих четырех установлений интересна только статья 23, предоставляющая Императору право помилования и прекращения уголовных дел и гражданских дел фиска - все это исходя из предположения, что таким образом не будут нарушены гарантированные законом интересы и права граждан [123] Остается неясно. в какой мере это допускает возбуждение дела против чиновников не только по поводу возмещения ущерба, но и по поводу оскорбления достоинства. Необходимое учреждение безусловной судебной ответственности чиновников за неправомочные служебные действия упирается в изменение статьи 23 и, таким образом, изъято из компетенции Парламента. Установления относительно императорского дома, престолонаследия и т.д. остаются прежними, а изменять их может только сам Император, коль скоро не затронуты законы и бюджет. Статья 26 предписывает, как уже говорилось, что императорские распоряжения должны быть скреплены министром или главным управляющим делами; по сравнению с проектом это новшество, и оно должно огорчить славянофилов.
  Вторая "глава" содержит каталог гражданских обязанностей и прав. Он выглядит примерно так же как список "прав пруссаков" в прусской конституции. Отсутствует какое-либо упоминание о самоуправлении Церкви - в отличие от известной клаузулы в прусской конституции. Критики с полным основанием подчеркивают, что ничего не говорится о тайне переписки, а это весьма многозначительно в российских обстоятельствах. Все эти права рассматриваются не как абсолютные (порывающие с позитивным правом) неотъемлемые права личности, связывающие суд - как они фигурируют в американской конституции. Об этом говорит уже хотя бы постоянный рефрен "согласно установлению закона". Это обнаруживается и в том, что статья 41 допускает на этот счет "исключения" для областей, где идет война или объявлено чрезвычайное положение. Исчезла первоначальная редакция этой статьи (соответствует 36 статье проекта), продлевающая действие чрезвычайных законов вплоть до их законодательной отмены - впрочем, существа дела это не меняет [124] .
  Третья "глава" имеет дело с законами. Из Свода законов заимствуется понятие "правовое государство" [125] (статья 44) и говорится, что ни один закон не может вступить в силу, если он не одобрен Государственным советом и Государственной Думой и не подписан Императором. Статья 49 сохраняет существующий порядок публикации законов. Согласно статье 50 не может быть опубликован ни один закон без предварительной процедуры принятия. Статья 54 оставляет в ведении Государя строевой, технический и хозяйственный поряок в армии и флота, а также командование ими при условии, что действия Государя не противоречат законам и не затрагивают статьи государственного бюджета. Статья 55 оговоривает, что действия военных судов регулируются чрезвычайными законами. До сих пор все было в порядке, но вдруг возникает статья 45, а в ней говорится, что когда обе палаты парламента на каникулах, а "...чрезвычайные обстоятельства вызовут необходимость в такой мере, которая потребует обсуждения в порядке законодательном" то в этих случаях такую меру предпринимает Государь на основании доклада Совета министров при условии, что эти действия ничего не меняют в Основных законах, не затрагивают статуса Государственного совета и Думы, а также не меняют порядок выборов в одну из палат. Они теряют силу, если через 2 месяца (!) после созыва Парламента не будут внесены (!) министром в качестве законопроекта или будут отвергнуты одной из палат. Но, хотя парламент обязательно собирается раз в году, обсуждение бюджета занимает (согласно правилам от 8 марта 1906 года) не больше двух месяцев (с 1 октября до 1 декабря), и ясно (это и было главным соображением), что нет никаких легальных препятствий для того, чтобы после этого отправить парламентариев по домам и продлить, таким образом, на сколько угодно действие чрезвычайного закона. Предварительные сметы бюджетных статей, активных и пассивных, вытекающие из того или иного чрезвычайного закона (а это вполне может оказаться и закон о налогах), согласно статье 8 бюджетного регламента от 9 марта 1906 года исключаются из парламентского обсуждения, поскольку чрезвычайный закон остается "действующим" законом вплоть до его возможной отмены. Задуманный бюджетный регламент в отличие от ранее упомянутого "проекта" не может быть формально включен в окончательную редакцию "Основных законов"; в этом случае он потерял бы свою силу, так как включение в Основные законы в правовом отношении означает только, что изменение соответствующих установлений изъято из ведения Парламента. Положение, что при несогласии между Думой и Государственным советом в бюджет вносятся цифры, самые близкие к прошлогодним, также не включено в "Основные законы". Напротив, в "Основные законы" включены и, следовательно, могут быть изменены Короной и не могут быть изменены по инициативе парламентских корпораций, но зато исключены из сферы чрезвычайных законодательных полномочий Короны следующие положения: ежегодный созыв парламентских корпораций ; положение, что не более чем половина членов Государственного совета должна назначаться Императором; право парламентских органов проверять законность выборов своих членов; положение, что никто не может состоять в обеих палатах; право Короны распускать палаты и ее обязанность тут же назначать новые выборы; право на инициативу в предусмотренных предалах (65), право интерпелляции (66), хотя и без обязанности ответа на нее; положение, что закон считается отклоненным, если его не приняла одна из палат (69); упоминавшееся ранее ограничение на повторное слушание предложения, отклоненного Императором или одной из палат (70); недопустимость исключения из бюджета статей, затронутых государственным долгом и другими обязательствами (72); оговорки касательно кредитов императорскому дому и императорской семье (73); сохранение в силе старого бюджета, если изданные в промежутке законы требуют изменения бюджета и новый бюджет еще не готов, и практика месячных бюжэетов (74); военные кредиты (75). Наконец, следуют два не содержащиеся в законе от 20 февраля установления. Статья 76: государственные займы для покрытия бюджетных и внебюджетных расходов регулируются правилами управления бюджетом. Государственные займы для покрытия расходов, предусмотренных статьей 74, то есть в случае если бюджетные сметы не готовы к началу финансового года, а также статьей 75, то есть военными нуждами, "санкционирует Государь в соответствии с установленным порядком отправления высшей власти". Предусмотрена также возможность (формально-правовая) кредитного хозяйствования на случай бюджетного конфликта. Далее регулируются сроки, условия и способы управления займами. Наконец, статья 77 устанавливает, что ежегодный набор в армию, в случае если до 1 мая не принят соответствующий закон (косвенно можно заключить, что обычно набор регулируется законом), определяется Императором; набирается сколько нужно рекрутов, но не больше, чем в прошлом году.
  26 апреля в день созыва Думы появился, наконец, исправленный закон об учреждении Государственного совета (от 24 апреля). Наряду с кодификацией уже происшедших в Совете перемен он содержит новшество. Учреждаются 2 департамента Государственного совета, причем они состоят исключительно из назначаемых членов Государственного совета - их ежегодно называет Император. Второй департамент занимается отчетностью высших органов власти и выполняет некоторые обязанности по управлению государственными имуществами и железными дорогами. Первый же департамент наряду с другими незначительными делами решает (статья 68, Љ4), надлежит ли передавать в суд с соизволения Императора (статьи 92 и 93) дела о проступках членов Государственного совета и Думы и о служебных проступках министров и чиновников до 3 класса. Последнее - очень сомнительное установление [126] . Таким образом, фактически рядом с обновленным Государственным советом благополучно возникает исключительно бюрократический Государственный совет - нечто прямо противоположное идеалам славянофилов, например, Шипова.
  "Эта конституция -посмешище" сказал недавно здесь в Гейдльберге один заезжий юнец-бюрократ хорошо всем известного петербургского разлива. И он был совершенно прав. Тем не менее не ясно, кто будет смеяться последним. В российском "бюджетном праве", например, есть одно видимое преимущество: формально бюджет не знает "пробелов", и, таким образом, "теория пробелов" (в манипулировании бюджетом -А. К.) исключена. Здесь нет и неудобного для парламентаризма "пробела", характерного, например, для Германии. Речь идет о наборе в армию в мирное время, если закон ничего на этот счет не говорит. У нас все хорошо помнят, как ловко было использовано это обстоятельство для того чтобы нанести тяжелое унизительное поражение партии Центра. В России увеличение набора в армию без соответствующего закона исключено "основными законами", а их действие не может приостановить даже сам Император. В России также не может произойти с бюджетом то, что произошло в Пруссии в 1862-66гг. Возможно только одно из двух: или легальный бюджет (как его замена - помесячный бюджет в пределах предыдущего) или использование формального "права на произвол", предусмотренное статьей 45, хотя, конечно, эта статья сама по себе возмущает здоровые инстинкты любого уважающего себя народа. Кодификация карикатуры на все еще такой влиятельный образ мыслей как конституционализм в долгосрочной перспективе может дать результаты, сильно отличающиеся от тех, на которые расчитывают кодификаторы. С крестьянской хитростью и монгольским коварством изыскивает бюрократия, столь изощренная в каждом отдельном случае и столь бесконечно глупая политически, юридические петли, с помощью которых она могла бы поймать в сеть и заковать в цепи парламент. Но точно так же как "лицемерие - это уступка порока добродетели", кодификация псевдоконституционализма - это унизительная дань, которую автократия платит конституционализму. Идея конституционализма от этого не пострадает, а авторитету Короны наносится ущерб. Корона на глазах у всех согласилась пойти на уступки системе, оскорбляющей ее достоинство и честолюбие. Лучше бы она честно и открыто попробовала бы настоящей конституции. Если бы эта "проба" действительно (как нам угрожают) привела бы общество в царство болтовни, упущенных возможностей и прикрытого псевдопарламентом господства клик, то Корона, сохранившая несмотря ни на что, в сознании масс ореол святости и имевшая на своей стороне, помимо штыков, могущество "идеальных" сил (пусть и иллюзорное), могла бы перешагнуть через право и объявить "пробу" неудавшейся. В этом случае ее престиж вырос бы за счет престижа ее противников. Теперь же, когда парламент опутан колючей проволокой юридических ухищрений, дело обстоит совершенно иначе. Теперь уже парламент имеет возможность внушать массам, что попытка править вместе с Короной "не удается". И если Думу разгонят и силой и обманом навяжут стране "палату земельных советов" (прусский термин Landrаtskammer - А.К), то пострадает "идея" Царизма. Как раз лукавые попытки фальсифицировать в глазах публики новое политическое мышление вербуют ему все больше сторонников. С помощью юридических уловок можно кое-чего добиться, но не слишком много. Уже первое заседание Думы пошло вразрез со статьей 61 устава Думы от 20 февраля (запрещающей заслушивание письменных приветствий в адрес Думы), во всяком случае с ее "духом". Муромцев бесконечно долго зачитывал приветственные телеграммы. Правительство не могло, подобно Бисмарку в один из самых недостойных моментов его биографии, запретить как неконституционное приветствие от чехов. А потому было вынуждено допустить и все другие. По государственному телеграфу шли телеграммы от политических заключенных и их семей с просьбой провести в Парламенте амнистию, и Дума, заслушивала их под аккомпанемент шумных манифестаций.
  Но мы слишком забегаем вперед. Сначала все-таки посмотрим, каким оказался состав Парламента и как можно объяснить результаты первых парламентских выборов в России, оказавшихся столь неожиданными для правительства, для всего внешнего мира и даже для самих русских радикалов.
  Но чтобы оценить по достоинству ошеломляющее значение этого провала нам придется рассмотреть последний шедевр творчества российской бюрократии - закон о выборах в Думу.
  V АНАЛИЗ ЗАКОНА О ВЫБОРАХ В ДУМУ
  Булыгинский избирательный проект (от 6 августа 1905 года) предполагает в дополнение к земскому выборному представительству создать довольно сложную систему представительства классов и сословий. В каждом избирательном округе (обычно он совпадает с губерниями) есть параллельные системы выдвижения сословных представителей. Отдельно собираются представители землевладельцев; крупные помещики являются лично, а мелкие помещики (с нижним земельным цензом в 1/10 крупного поместья) посылают уполномоченных. В городах собираются представители домовладельцев и владельцев разного рода "движимого имущества": торгового и промышленного капитала или иной "движимости", чья состоятельность выражается, например, в особо ценных жилищах. Третью избирательную курию составляют крестьяне в сословном смысле, то есть занесенные как "крестьяне" в налоговые списки. Таким образом, при выборах депутатов "крестьяне" оказывались в привилегированном положении: в каждом округе они выбирали депутата из своей среды, а помимо этого они еще выбирали выборщиков вместе с остальными классами. Для городских и сельских цензовых классов ценз был расчитан так, чтобы цензу (выраженному величиной налога или земельной площади), соответствовали те, кто владел имуществом в 30-50 тыссяч рублей или получал бы доход минимум 3 тысячи. Удовлетворяющие этому требованию располагали голосом для выборов выборщиков. Мелкие собственники в сельской местности (только там), как уже говорилось, имели право выбирать в своей курии. Булыгинский проект фактически исключает из выборов пролетариат (не сельскохозяйственный), и "низ" средних слоев (ремесленников, рядовых чиновников), но прежде всего не обладающую никакой собственностью интеллигенцию. Интеллигенция также страдает больше всех из-за специальных мер против популярных "лидеров": к выборам допускались только местные кандидаты, запрещалось выставлять одну кандидатуру в двух округах и т.п.
  [Таким образом] пытались объединить земельных собственников и крестьян, которых считали "авторитарно" настроенными, для защиты интересов бюрократии. Выборщики, представлявшие "движимую" собственность, оказались объединены с двумя другими классами, и лишь несколько больших городов стали самостоятельными избирательными округами. Таким образом власть должны были бы поделить крупные помещики и крестьяне, и теплое место в Думе получили бы "буржуазия" в специфическом смысле слова, а также городские аграрии-домовладельцы.
  Как сообщал "Правительственный вестник", распределение уполномоченных и выборщиков (50 на каждого депутата) выглядело так: в каждой губернии (за вычетом, разумеется, городских округов), а внутри губерний в каждом округе число выборщиков было пропорционально численности населения. [127] Внутри тех же уездов выборщики распределялись между избирательными классами - городские избиратели, уездные землевладельцы, крестьяне - в соответствии с их совокупным налогом. Для этого использовались данные земской статистики о недвижимости, торговых и промышленных предприятиях, государственном налоге на жилища. Сперва был оценен валовой налог отдельно "городских" избирателей и "сельских" избирателей. При этом для городского электората учитывались налоги на всяческую собственность в самом городе, затем налоги на промысловые лицензии и фонды за пределами города и, наконец, налоги на жилища. А число выборщиков от частных землевладельцев и крестьян было пропорционально их земельному фонду (в десятинах), будь то частные владения или общинные наделы. Предполагалось, однако, что у каждой категории избирателей в округе будет хотя бы один выборщик.
  Манифест 17 октября обещал расширение избирательного права как раз в пользу тех классов, которые ущемляла эта система, и, казалось, сорвал все ухищрения. Бюрократия, однако, с большим искусством выискивала возможности обезвредить широкое избирательное право, которое ей пришлось допустить. Она пустила поток новых избирателей по одному каналу: резко возросло их число в разряде владельцев "движимости", то есть классу, численно ничтожному рядом с сельскими землевладельцами и крестьянами. В этой категории избирателей стало в 20 раз больше, тогда как число выдвигаемых ими выборщиков осталось прежним. Взглянем поближе на этот искусный продукт законодательной изворотливости.
  О характере выборов в Думу, назначенных на начало года, дает представление серия императорских "положений": от 6 августа 1905 года (булыгинский закон о выборах); Высочайше утвержденный "порядок выборов" от 15 сентября и 11 октября 1905 года (для Польши); "особый Высочайший указ" от 20 октября 1905 года (для Сибири); "особый Высочайший указ от 11 декабря 1905 года (новый, полный закон о выборах); министерская инструкция от 17 декабря 1905 года относительно избирательных списков; Высочайше утвержденный порядок выборов для Кавказа от 2 февраля 1906 года; указ о дате выборов от 12 февраля 1906 года; министерская инструкция к выборам от 24 февраля 1906 года; указ от 7 марта 1907 года о проведении выборов; Высочайше утвержденный "порядок" выборов среди скотоводов юго-востока от 25 марта 1906 года; и появившийся в апреле порядок выборов в Центральной и Восточной Азии. Для этих областей (кроме последней, теперь для нас неинтересной) установлено следующее представительство:
  /1/ 35 собственных депутатов выбирают 26 городов: Петербург 6, Москва 4, Варшава 2, и по одному Екатеринослав, Курск, Орел,Тула, Воронеж, Харьков, Ярославль, Нижний Новгород, Казань, Самара, Саратов, Астрахань, Одесса, Ростов-на-Дону, Вильна, Киев, Кишинев, Рига, Лодзь, Тифлис, Баку, Ташкент, Иркутск. Активное избирательно право в этих городах имеют: /1/имеющие в собственности или в пожизненом пользовании облагаемую налогом недвижимость, либо /2/занимающиеся не меньше чем в течение года лицензированным промыслом, либо /3/платящие не менее года налог на жилище, либо /4/платящие не менее года промысловый налог, либо /5/имеющие не менее года собственное жилище, либо, наконец, /6/живущие не менее года в городе и получающие содержание или пенсию от государства, земства, городской или сословной корпорации или железной дороги (исключая, однако, прислугу и рабочих). Все они должны быть российскими подданными [128] (исключены студенты и военнослужащие), мужского пола [129] , старше 25 лет, должны владеть русским языком и не подпадать под общие правила об исключениях (параграфы 7 и 8 распоряжения от 6 августа 1905 года). Отстранены от участия в выборах (параграф 7) находящиеся под следствием в связи с обычными преступлениями, а также недееспособные, банкроты и те, кто за проступки могут быть отстранены от службы или уличены в действиях, влекущих поражение в имущественных правах - сюда относятся важные политические преступники; правило распространяется на всех, чье дело еще рассматривается. Можно, если угодно завести дело на бесчисленных политически "подозрительных" лиц, обвинив их (основательно или нет) во время предвыборной кампании в том, что они нарушили законы о прессе, и, таким образом, поразить человека в избирательном праве. Так случилось с Милюковым и Гессеном в Петербурге. Параграф 8 исключает из выборов губернаторов, вицегубернаторов и всех чиновников, выполняющих все полицейские функции. Другие государственные чиновники могут быть избраны, но они должны будут (параграф 53) уйти в отставку,если будут избраны: это правило имеет целью понизить уровень Думы, так как многие способные и знающие чиновники либеральных убеждений не захотят избираться на этих условиях. Наконец, параграф 54 должен понизить шансы популярных кандидатов и столичной интеллигенции и, стало быть, опять-таки интеллектуальный уровень Думы: он запрещает выдвигать свою кандидатуру более чем в одном округе и дает кандидату пассивное избирательное право только в том округе, где у него есть активное право. Также тот кто не имеет права в данном округе выбирать, не может в нем стать и выборщиком. И баллотироваться в Думу в данном округе может только тот, кто в нем же стал выборщиком. Из-за этих правил в Думу не попали такие выдающиеся лидеры партий центра как Шипов и Гучков, а также председатель ЦК кадетов князь Павел Долгоруков. В Москве пришлось выбирать между ним и профессором Герценштейном. Предпочли последнего, поскольку партии нужен был в Думе эксперт по финансовой и аграрной политкие. Вообще, именно среди демократов больше всего талантливых и образованных экспертов по аграрному вопросу, и уже из этого видно, к чему приводят все эти ограничительные правила. Впрочем они имели во многих округах и другой эффект. В принципе выборщики могли бы оказать определенное влияние на отбор кандидатов. На деле же там, где они, как в больших городах, принадлежали к одной партии, они обычно подчинялись партийному решению и не влияли на происходящее, принимая кандидатуру, предложенную партийным собранием [130] .Борьба внутри коллегий выборщиков больше отражала межпартийные интриги, когда несколько групп оспаривали друг у друга мандат. Поскольку границы между партиями (кроме демократов) еще очень расплывчаты, сплошь и рядом исход борьбы оказывается случайным. Этот эффект еще усиливается во время самой процедуры выборов. В сельской местности нередко одна и та же коллегия выборщиков выдвигала одновременно революционного и крайне консервативного кандидата. [131]
  Далее, выборы на самом деле не были всеобщими. Сыновья, прислуга, а также подмастерья и рабочие, если они не имели самостоятельного жилища и не подпадали под особое избирательное право для рабочих (в России это гораздо более редкий случай, чем у нас), были лишены голоса. Но для тех, кто имел право голосовать, выборы в городах были равными и тайными. К выборщикам согласно общему избирательному праву добавлялись еще согласно особому избирательному праву (подробнее о нем позже) уполномоченные, которых называли на своих фабриках некоторые категории рабочих. Но только в Петербурге, Москве, Лодзи и, может быть, Варшаве эта категория выборщиков будет количественно достаточно весома. Все же так получается, что рабочие в городах, если у них есть собственное жилище или (что, конечно, очень мало вероятно) налогооблагаемая земельная собственность, имеют два голоса. Из этого воспоследовала некоторая польза, когда рабочие, следуя призывам социал-демократов бойкоторивать выборы, отказались от своего "особого права", но использовали свое право в качестве домовладельцев.
  Использовать эффективно право голоса на основании только "самостоятельного жилища" (а это самая важная категория избирателей, созданная законом от 11 декабря после Манифеста 17 октября) оказалось, однако, затруднительно. Дело в том, что другие категории избирателей официально регистрируются на основании данных налоговых властей, или инстанций, контролирующих доходы. А эта категория должна быть внесена в списки в течение трех недель после публикации указа от 11 декабря и доказать свой статус, предъявив договор о найме жилища. Согласно министерской инструкции от 17 декабря "местная полиция" предоставляет такие списки и, конечно, может действовать "избирательно". Любое пристрастие при составлении избирательных списков будет мотивировано необходимостью ускорить процедуру, а на самом деле будет преследовать избирательно-политические цели. Реагируя на это, радикальные элементы, намеренные бойкотировать Думу, добровольно отказались от регистрации. В Москве, где городские власти должны были официально поставить на учет всех имеющих право голоса и отправить каждому на дом учетную карточку, 7 тысяч избирателей (согласно газетным сообщениям, которые я не могу проверить) должны были вернуть в избирательную комиссию эту карточку с пометкой "я бойкотирую".
  /2/Другие депутатские мандаты распределялись так. На 51 губернию Европейской России приходилось 384 мандата; на 10 губерний Царства Польского 33; еще 1 мандат на "Холмскую Польшу"; на 4 Сибирские губернии 13; на 10 губерний и областей Кавказа 27; на Киргизию и Калмыкию 1. Депутатов выбирали на губернских собрания выборщиков тайным голосованием. Число депутатов от одной губернии (области) колебалось от 2 в Архангельской губернии до 15 в Киевской (без Киева). В европейских губерниях (мы ими ограничимся) избирательное право регулировалось следующим образом [132] (заметим, что ограничения здесь были те же, что и в городах). Установленное законом число выборщиков от губернии распределялось по уездам. Там они распределялись по куриям таким образом/1/городские избиратели уезда имели теперь [133] такое же право на равное, тайное и непрямое голосование как и избиратели в городах со статусом самостоятельного избирательного округа. Но в "городской" список здесь включены не только живущие в городах лицензированные ремесленники, владельцы "независимых жилищ", плательщики квартирного налога и получатели государственного содержания и пенсии, но и лица тех же категорий, проживающие в деревне, кроме владельцев "независимых жилищ" - этот цензовый критерий сохранял силу только в городах. Выбранные на "городских" собраниях избирателей выборщики ( их число особо определено для каждой губернии) затем объединяются с теми, кого выдвинула деревня, чтобы совместно выбрать депутата в Думу. /2/ сельские избиратели каждого уезда тоже делятся на две сословные курии: /а/ "крестьяне" и /б/частные землевладельцы и приравненные к ним категории, имеющие право голоса. К ним добавляются еще /3/"рабочие".
  "Крестьянами" (категория 2а) в России считаются те, кто согласно крестьянским обычаям и особым законам находятся в определенном отношении к специальным крестьянско-сословным институтам, в частности принимают участие в выборах представителей на волостные сходы. Кто эти люди, зависит не от их местожительства и занятия или экономических параметров их земельного владения, а лишь от того факта, что они "приписаны" к деревенской общине или напрямую к волости [134] и в силу этого могут участвовать в волостном сходе. А это зависит от того, что с данным лицом случилось исторически, то есть попало ли оно или его предки под законодательство Александра II об освобождении или под действие более поздних законов ( в особенности законов о переселении). В этом случае оно получало тот же правовой статус, что и свободное (в то время) население и в силу этого выпадало из крестьянского сословия. В противном случае крестьянин мог покинуть свое сословие только с согласия общины (кроме того случая, когда он оказывался обладателем какого-либо диплома об образовании [135]). Разумеется, эти "крестьяне" в сословном смысле не совпадают с "крестьянами" в экономическом смысле [136] , хотя последние (если включить сюда нищенствующих и бобылей) составляют огромное большинство приписанного к деревне населения, имеющего право голоса. Вот интересные результаты выборки. 17 апреля из 152 лиц "крестьянского" сословия были: 7 председатели и члены земской управы, 1 член земства, 1 землевладелец, 2 юриста, 10 педагогов, 1 учитель народной школы, 1 семинарист, 1 ученик железнодорожного училища, 1 студент, 1 издатель, 1 волостной писец, 1 волостной судья, 1 врач, 1 страховой агент, 3 из земское прислуги, 1 в редакционной прислуге, 2 кузнеца, 1 кустарь, 1 кучер, 1 мельник, 1 мелочный торговец, 4 рабочих, 69 настоящих "крестьянина-хлебопашца", остальные неизвестны. Для крестьянских избирателей не составляются списки, так как они голосуют через органы крестьянского сословного самоуправления. В основе их права на голос лежит в сущности их право на голос в общине, а это право закреплено в обычае и принадлежит всем "домохозяевам". В Польше нет русских институтов, и там установлен такой порядок: крестьянская община (гмина) выбирает через сход (общинное собрание), но все у кого больше 10 десятин земли выделены из общины и выбирают по курии "землевладельцев". В губерниях же европейской России избирательное право реализуется не прямо на общинных собраниях, а через волостные собрания, предназначенные вообще-то говоря для целей крестьянско-общинного самоуправления (или лучше сказать квази-самоуправления) [137] . На них присутствуют делегаты от каждых 10 дворов. По требованию общины они собираются вновь перед выборами и тайным голосованием выбирают 2-х уполномоченных; эти уполномоченные затем посылают представителей на губернское собрание выборщиков. Таким образом, выборщики от крестьян выбирают в каждой губернии (или области) сперва депутатов в Думу из своей среды, а затем вместе с выборщиками от других курий голосует еще раз на выборах остальных депутатов от этой губернии. Таким образом, избирательная воля крестьян многократно профильтрована. При этом интересно, что в разрез с правилом, не разрешающим участвовать в выборах чиновникам, связанным с полицейскими функциями, как раз они, благодаря своему контролю над выборами в общинах, через земских начальников, фактически участвуют в выборах, потому что зависящие от них деревенские старосты и волостные старшины почти всегда допускают их к голосованию. Такие чиновники часто даже оказывались в числе выборщиков, и эти случаи дают представление о том, каким на этих выборах было давление "сверху", так как там, где крестьяне действительно имели возможность выбирать свободно, именно этих функционеров не выбирали. Частные землевладельцы и приравненные к ним в сельской местности категории поделены на 2 класса. Крупные землевладельцы (у Вебера здесь Grundbesitzer, то есть не-помещики, что было бы Gutsbesitzer - А.К.) в каждом уезде лично участвовали в собраниях, где выбирались выборщики. А нижний класс землевладельцев на общих собраниях выбирал уполномоченных для выборов выборщиков. К цензовому классу крупных земельных владельцев и хозяев отнесены: владельцы и пожизненные пользователи, управляющие и арендаторы (не менее года) земельных владений, владельцы горно-заводскиз дач на посессионном праве и пожизненные пользователи другой недвижимости (кроме земли, застроенной под промышленные и торговые цели - эта категория идет по городской курии) при условии,что им принадлежит земельная собственность не меньше нижнего предела, определяемого особо для каждого уезда, или не-земельная собственность стоимостью не менее 50 тысяч рублей.. Минимальная цензовая площадь колеблется по уездам от 100 до 500 десятин (Архангельская губерния) и в среднем составляет 250-300. Принадлежащие к этому цензовому классу сельские цензовые избиратели также голосуют тайно. Их голоса равны, и они выбирают "не прямо", а в две ступени: лично они выбирают выборщиков от класса землевладельцев. К нижнему классу сельских землевладельцев отнесены: /1/все собственники или пожизненные пользователи недвижимости в уезде, оказавшиеся ниже ценза верхнего класса; /2/духовные лица или настоятели церквей или молельных домов (всех конфессий), коль скоро Церкви принадлежит земля в данном уезде. Этот класс на общих собраниях называет уполномоченных, а те в свою очередь определяют выборщиков; число этих выборщиков зависит от численности владельцев недвижимости, не удовлетворяющих цензу верхнего класса, в отношении к общей численности владельцев недвижимости. Таким образом, избиратели этого класса между собой равны, голосуют тайно и выбирают в три ступени. Так же как города и крупные землевладельцы, но в отличие от крестьян, они не могут выбирать особого депутата из своей среды. Наконец, голосование крупно-фабричных рабочих, посылающих своих выборщиков на 46 губернских собраний, так же как и голосование мелких землевладельцев, тайно и трехступенчато, и они также не выбирают в Думу никого отдельно от своей курии. Избирательным правом, однако, располагают не все рабочие, а лишь те,кто работал больше года на фабрике, в мастерской, в руднике, в литейной, на железной дороге с числом занятых не менее 50. Не имело значения - и это важно - сколько на предприятии было рабочих, имеющих право голоса. Вот, например, на прядильной фабрике работают 50 женщин и 1 мужчина: его голос весит столько же, сколько голоса 1000 рабочих литейного завода,где заняты многие тысячи, или всех 1999 рабочих фабрики, где работают именно столько. Это поразительное особое избирательное право как будто ставит в привилегированное положение рабочих крупных предприятий, затем обратно отдает преимущество тем, кто работает на меньших предприятиях. Это используется во время тайных выборов "уполномоченных" на отдельных фабриках [138] : от 50-1000 рабочих посылается один уполномоченный, еще один от каждой следующей (полной!) тысячи, а они потом посылают установленное число выборщиков на губернское собрание. У рабочих, таким образом, оказывается двойной голос в тех случаях, когда /1/рабочий живет в городе и имеет самостоятельное жилище; /2/рабочий в мелких городах или в сельской местности владеет налогооблагаемым земельным участком, что случается довольно часто; /3/рабочий в качестве главы домохозяйства в деревне попадает на волостное собрание. Это случаи, имеющие какое-то практическое значение. В остальных избирательных классах избиратель не может голосовать два раза в том же самом округе - закон это исключает. Но вполне обычно, что один и тот же избиратель голосует в разных округах, например, если он имеет земельное владение в одном округе, предприятие в другом, платит жилищный налог в третьем и, наконец, в городе за пределами этих округов с начала года имеет отдельное жилище, или (не имея там жилища) получает содержание и пенсию. Начальные этапы выборов - выборы "уполномоченных" и "выборщиков" - могут проходить в разные сроки, по усмотрению властей. А первоначальный закон, требовавший чтобы сами выборы проходили по всей стране в один день ( в этом случае многократное голосование было бы возможно передачей своего права сыновьям), теперь отменен:Царскими указами установлена дата выборов для каждой губернии. Так что голосование в нескольких округах в принципе оказывается вполне возможным. Впрочем, количественный эффект этой возможности незначителен. Практически она имеет значение лишь для пассивного избирательного права, поскольку смягчает действие политически тенденциозного правила, запрещающего избирать и быть избранным в одном и том же округе. Князь Трубецкой, например, имел право участвовать в выборах по крайней мере в трех местах (Киев, Тула, Москва). Но с другой стороны и эта возможность сильно нейтрализуется запретом баллотироваться одновременно в нескольких округах.
  Итак, на губернских собраниях представлены следующие группы. /1/"Городские" избиратели, то есть жители городов, а также владельцы предприятий и плательщики налога на жилище в сельской местности; /2/ крупные сельские хозяева (собственники, управляющие, арендаторы, пользователи), владельцы рудников (поссессионеры) вместе с уполномоченными мелких землевладельцев и духовенства; /3/уполномоченные волостных сходов; /4/уполномоченные рабочих, занятых на крупных предприятиях.
  Бросается в глаза, что голос крупного земельного хозяина весит, так сказать, больше, чем мелкого, и даже в большей мере, чем это предполагает соотношение их собственности, так как земельный собственник плюс один или несколько его крупных арендаторов и управляющих лично подают голос на прямых выборах (хотя последние должны, как и "владельцы жилищ" в городах, регистрироваться лично и документально доказывать свое право), причем зависимые управляющие на практике часто просто дублируют голос землевладельца [139] . А вот движимое имущество таких преимуществ не дает. Более того, крупный промышленник в сельской местности не имеет там права голоса, а включен в городской список, но в нем он оказывается в том же положении, что и владелец "независимого жилища". Далее, крупный арендатор в верхнем цензовом классе приравнен к землевладельцу, а в нижнем классе представлены только собственники, да еще священство как землевладелец. Вся огромная масса мелких арендаторов, таким образом, от выборов отстранена. Но если бы ей было предоставлено право голоса, то это привело бы к огромному удвоению крестьянских голосов и, более того, наиболее обездоленной части крестьянской массы, поскольку аренда носит ростовщический характер и мелкий арендатор пролетаризован: в условиях земельного голода внутри общины крестьянину не остается ничего другого, кроме как наняться поденщиком к землевладельцу или арендовать у него землю. Мелкая земельная собственность тоже находится, конечно, в значительной мере в руках крестьян, купивших ее, но оставшихся в общине - в этом случае тоже имеет место "удвоение голоса" -то есть крестьян, никогда не состоявших в общине или покинувших ее законным порядком: этот слой крестьянства, наоборот, экономически наиболее крепок и часто находится во враждебных отношениях с основной крестьянской массой. Кроме мелких арендаторов, лишены права голоса те сельскохозяйственные рабочие, которые не имеют одновременно статуса "крестьян", то есть не принадлежат к общине, а также владельцы "независимых жилищ", платящие жилищный налог в сельской местности. Имеющие в принципе право голоса сельские ремесленники и важный и влиятельный слой сельской "интеллигенции", или так называемый "третий элемент", если они не имеют хотя бы клочка земли, исключены из сельских избирательных классов и переведены в городской класс. Это оказывается решающим не только для их активного избирательного права, но и для пассивного: они не могут быть кандидатами в сельской местности. Такой порядок официально оправдывается тем, что эти категории "не сеют не пашут" и, стало быть, не имеют земледельческих интересов. Закон от 6 августа предусмотрел цензовое избирательное право для "городского" так же как и для "сельского" электората. Но в сельской местности были учреждены два цензовых класса для частных землевладельцев, причем минимальный ценз для нижнего класса был установлен на уровне 1/10 от ценза для верхнего класса. А городской цензовый класс был только один, что сделало "городское" избирательное право еще более плутократическим, то есть ориентированным на буржуазию, чем "сельское". Закон от 11 /24/ декабря (во исполнение Манифеста 17 /30/ октября) сделал формально достаточно, чтобы приблизить избирательное право ко "всеобщему"; число "городских" избирателей, по крайней мере в самом городе, увеличилось в 10 раз. Положение приблизилось к положению, ныне существующему в Англии. Но увеличенная таким образом масса избирателей выбирает не больше выборщиков, чем горстка городских цензовых избирателей после закона от 6 августа. Кроме того, относительная доля "сельских" избирателей в электорате не уменьшилась, а внутри этой части электората "демократизация" выразилась только в том, что в нижнем цензовом классе теперь получили право голоса мелкие собственники. Удельный вес крупной собственности, представленной в верхнем избирательном классе, благодаря этому несколько (хотя и немного) уменьшился, поскольку число выборщиков распределяется между верхним и нижним классом пропорционально совокупной земельной собственности, представленной в обоих. Но и этот эффект был компенсирован тем, что в верхний класс были включены крупные арендаторы и особенно управляющие, о чем мы уже говорили. Но все принадлежащее к "интеллигенции" и современным "буржуазным" классам засунуто в общий мешок "городского" электората. Конечно, против воли законодателей вместе с ненавистной интеллигенцией под нож демократизации попала и собственно коммерческая и промышленная "буржуазия". Это было следствие закона от 6 августа, определившего объем "городского" электората. Напротив, законодатели позаботились о доминирующем влиянии аграрного капитализма и вместе с ним - пусть и в значительно меньшей мере - аграрно-коммунистических слоев населения.
  Как распределился избирательный вес в губерниях между лично голосующими крупными сельскими хозяевами и голосующими через уполномоченных мелкими собственниками, я сейчас судить не могу, так как располагаю очень отрывочными данными. У мелких собственников в совокупности вовсе не обязательно больше земли, чем у крупных; чаще даже бывает наоборот. Таким образом, "мелочь" может возобладать над крупными владельцами только если последние не все явятся на выборы, а уполномоченные мелких собственников будут дисциплинированы и пунктуальны. Впрочем, бывает и так. И уж во всяком случае мелкие собственники могут решить исход борьбы между партиями своих "больших братьев". Но формальности выборов таковы, что не принадлежащие к цензовому классу землевладельцы по большей части не дают себе труда выбрать уполномоченных. Положение усугублялось тем, что власти, надзирающие за выборами, публиковали информацию о сроках выборов в своих официозах, а не давали официального объявления во всех поселениях. В таких необъятных уездах как российские, вообще-то говоря, надо было разговарить лично с каждым избирателем. Это и делалось, но только в очень редких случаях, где сами власти были настроены либерально. В результате процент голосовавших среди мелких собственников остался смехотворным, как правило он был меньше 10%, а в некоторых случаях даже меньше 0.1%. В этой курии пунктуально явились голосовать только священники. За ними по уровню избирательной активности следовали немецкие колонисты и другие "инородцы" (особенно в Польше), а также евреи-землевладельцы, хотя эта категория была, конечно, ничтожна. Поэтому и выбранными оказались, как правило, имевшие землю торговцы и другие не занятые в сельском хозяйстве, а в некоторых случаях евреи. Там где голосующих добросовестно известили о сроках выборов и где была возможна настоящая агитация, участие в выборах было гораздо более массивным и, что особенно характерно, доля духовенства ( и естественно деловых людей) среди уполномоченных заметно падала, а доля "мелких сельских хозяев" и "интеллигенции" возрастала. Приложенные к распоряжению о выборах списки показывали, каким образом выборщики, посылаемые на губернские выборы, распределялись между тремя частями электората: /1/ городскими избирателями, /2/ земельными собственниками, /3/крестьянами. Судя по спискам, выборщики от "городских" избирателей составляли абсолютное большинство в обоих промышленных губерниях - Московской (без города Москвы) и Владимирской, и более 40% в Екатеринославской губернии и в Пьотркуве (Лодзь). Крупное землевладение и предпринимательство выглядит очень сильно в трех польских губерниях, особенно в Варшавской (без Варшавы), в Эстляндии и Бессарабии. В Западном крае они полностью доминируют в Минской и Полтавской (так у Вебера) губерниях и очень сильны в Вильне, Волыни, Могилеве и Витебске. Это объясняется тем, что на западе империи совершенно другой аграрный строй. Но русская националистическая пресса усмотрела в этом перевесе цензового землевладельческого класса преимущества для польского родового дворянства в ущерб русскому православному и старообрядческому крестьянству. Недемократическая пресса, между прочим, настаивала, что этнические русские во всех приграничных областях получили бы право на особое представительство, но это удалось только в отношении так называемой "Холмской Руси" /Люблин и Седлец/. Этот принцип также победил в специальной комиссии при обсуждении избирательного права для Средней Азии, несмотря на то, что Витте голосовал против [140] . Украинские крестьяне, со своей стороны, указывают, насколько различно распределение представительства в Малороссии и Великороссии [141] . Крестьяне имеют абсолютное большинство, кроме Сибири, в северных губерниях, в восточных и юго-восточных областях колонизации: Олонецкая, Архангельская, Вятская, Вологодская, Уфимская, Самарская, Казанская, Астраханская, Ставропольская; а также в старорусских губерниях: Воронежская, Пензенская, Курская, Тамбовская. Во многих случаях крестьяне оказались в относительном большинстве (40%). Казаки, наряду с крестьянами, в главных районах своего расселения (Астрахань, Оренбург, Донское войско, Кавказ) имеют особое избирательно право и привилегию посылать одного депутата из своей среды. В целом по Европейской России (включая балтийские провинции, но исключая Польшу и Кавказ) на губернских избирательных собраниях крестьяне (с казаками) составляли 42%, частные земельные собственники 31% и городские избиратели 24%. А на индустриальных рабочих (крупные предприятия) приходилось всего 2.5% [142] . Только в Московской и Владимирской губерниях их число заслуживает, по крайней мере, упоминания (17 из 109 и 16 и 108). Но в этих губерниях, как мы уже говорили, вообще преобладали "городские" избиратели. Отношение численности рабочих (на предприятиях более чем с 50 занятыми) к их представительству более благоприятно, чем у крестьян, которые составляют (после выделения больших городов) повсюду значительное большинство, даже если в деревне учитывать только имеющих право голоса "домохозяев". Но рабочие, как уже говорилось, не могут посылать в Думу особого депутата из своей среды. А крестьяне, благодаря особому праву и благодаря количественному преобладанию их выборщиков, имеют возможность, если будут держаться вместе, послать в Думу от 13 российских, 4 сибирских и 6 кавказских губерний 181 депутата, даже если им окажут сопротивление все (что мало вероятно) не-крестьянские выборщики. При разногласиях между остальными выборщиками голос крестьянских выборщиков будет решающим. И крестьяне действительно показывают большую сплоченность на выборах везде, где у них есть "свободный" (относительно, конечно) выбор. Крестьяне даже на "волостных сходах", где они предоставлены сами себе, исходят (не каждый раз, но как правило) из вполне определенной идеи. Они регулярно выбирают "уполномоченными" только /1/тех, кто не облечен никакими общинными службами и /2/тех кто не располагает никакой частной землей. Иными словами, это беднейшие из крестьян, так сказать, "чистой воды". Крестьянам кажется, что только им можно доверить довести до сведения Царя, какой в деревне свирепствует "земельный голод". Крестьянские выборщики, похоже, тоже держатся заодно и всегда голосуют за "своего" и против чиновника, землевладельца, купца. С точки зрения партийной политики интересно, что на выборах всегда ощутим элемент случайности и это, естественно, используется для разных маневров. При такой же сплоченности "городским" избирателям в 35 больших городах и в 2 губерниях, где они в большинстве, были бы гарантированы 48 мандатов. Но ход выборов в Московской губернии показал, что при большинстве "городских" выборщиков (без представителей рабочих) в 2/3 о подобной сплоченности не может быть и речи.. Доля "городских" выборщиков (31.5%) вместе с особым представительством больших городов оказывается выше доли соответствующих категорий избирателей в населении, причем надо помнить, что "городскими избирателями" считаются и живущие в деревне, но не относящиеся к категории "землевладельцев". Избирательный же вес сельских землевладельцев и крупных хозяев намного больше, чем их доля в населении. Духовенство тоже представлено непропорционально сильно.
  Удобство процедуры голосования тоже очень различно, несмотря на изменение первоначального закона, допускавшего только баллотировку предложенных кандидатур (кроме больших городов). У избирателей всех городов с особым избирательным правом и (после указа от 11 декабря) также всех округов, где зарегистрировано более 500 избирателей, то есть главным образом "городских избирателей" и мелких землевладельцев (где их было много) нет никаких особых традностей: они отдают бюллетень, куда внесены поименно в нужном числе выборщики, и на этом процедура кончается. Напротив, другие классы электората, то есть фабричные рабочие, крестьяне и, как правило, мелкие землевладельцы должны являться, чтобы выбрать "уполномоченных". Затем "уполномоченные" рабочих и крестьян вместе, а также "уполномоченные" мелких землевладельцев вместе с крупными землевладельцами выбирают выборщиков. И уже выборщики на специальном "собрании" голосуют шарами. Если не удается в первый же день выбрать абсолютным большинством положенное число депутатов, или выборщиков, или уполномоченных, на следующий день все повторяется, хотя нужно уже относительное большинство. В России установился обычай сперва голосовать бюллетенями за кандидатов, а потом каждый из утвержденных кандидатов проходил баллотировку шарами. Такая процедура допускает, разумеется, всяческие маневры. Относительно самая сильная партия заинтересована в том, чтобы в первый день результата не было; она расчитывает в таком случае победить на второй день относительным большинством. Часто выборы и идут по этому сценарию. С другой стороны слабые партии пытаются устроить так, чтобы наиболее для них опасные и ненавистные им лидеры сильных партий попали на баллотировку в первый день, когда все решается абсолютным большинтсвом и можно будет их принести в жертву. Так, например, на губернских выборах в Кишиневе умеренные партии сумели поставить на баллотировку в первый день некоторых кадетских лидеров, а затем с помощью крестьянских выборщиков, относящихся с недоверием ко всем не-крестьянам, забаллотировать их и провести хотя бы некоторых из своих кандидатов. Заключаются, конечно, всякого рода компромиссы - и так же легко нарушаются. Так, например, в Московской губернии "торгово-промышленная партия" на выборах (относительным большинством) покинула Октябристов и легко вступила в блок с правыми. И через все эти запутанные процедуры и интриги кто-то проходил трижды, как например, те, кто оказывался выборщиком от рабочей курии или курии мелких землевладельцев. Полагалось выдвигать кандидатов из своей среды, то есть из числа зарегистрированных избирателей, а, между тем, рабочие на большой фабрике и даже их уполномоченные, так же как и уполномоченные мелких собственников и волостей сплошь и рядом были неизвестны друг другу. Крупные землевладельцы были в этом смысле в лучшем положении. Таким образом, только широкая и живая агитация хорошо организованных партий могла бы сделать эти выборы технически осмысленными. Но возможность такой агитации, как уже говорилось, полностью зависела от произвола местных полицейских властей - об их поведении мы еще поговорим. Приходится использовать разрешенные законом "предварительные" собрания всех располагающих голосом (и только их), но проходящие под надзором представителя властей в роли председателя избирательной комиссии, чтобы по крайней мере номинировать выборщиков или уполномоченных. В результате нередко избирательные собрания - для выборов выборщиков или депутатов - продолжаются больше двух дней и лишь постепенно, через общую беспомощность и неразбериху, после того как десятки никому "неизвестных" кандидатов будут забаллотированы и все смертельно устнут, возникают выборы как таковые. А на выборах возможно всякое. Например, как-то раз крестьяне по ходу дела съели цветные орехи, предназначенные для голосования шарами. А в другой раз, Бог весть из какого суеверия, крестьяне не хотели отказываться от привычного для них на сходах открытого голосования. Очевидно, что когда выборы организованы подобным образом, в них участвуют только те, кто крайне в этом заинтересован или принужден железной партийной дисциплиной. Крестьянские уполномоченные имеют право на компенсацию дорожных расходов, но для этого в каждом случае нужно решение на волостном сходе. Такое же право имеют выборщики и уполномоченные от рабочих, но им установлен предел и им не компенсируют потерянную во время их отсутствия зарплату; они также лишаются других выплат на фабрике. Кроме того, фабриканты всячески стараются уменьшить их подорожные. Московские городские власти предложили уполномоченным рабочих квартиры и содержание, но мне неизвестно, кто еще последовал этому примеру.Но так или иначе, благожелательные хозяева в подобных случаях надеялись повлиять таким образом на выборы. А в целом все эти процедурные сложности означали, что "средние слои", занятые делами, и вообще люди, живущие своим трудом, скорее всего откажутся от участия в выборах. В результате непомерно возрастал вес классов, для которых время не было особенно ценным, то есть рантье, крупных собственников и духовенства, хотя также и полностью занятых малоземельных крестьян; в жертву на алтарь выборов были принесены те, кто вынужден был подчиняться строгой партийной дисциплине.
  Так выглядит эта удивительная смесь всех мыслимых "научных" принципов, избирательно-политического лукавства и произвола, с одной стороны, и "случайно" (с точки зрения бюрократической прагматики) свалившегося всем на голову Манифеста 17(30) октября. Я счел нужным уделить этой ситуации столь много внимания и рассмотреть ее столь подробно, потому что это прекрасный пример того, на что бюрократия (с ее же точки зрения) "способна" и на что " не способна". Разумеется, в основе распределения веса между различными секторами электората лежат самые утонченные статистические соображения и избирательно-политические замыслы. Распределение по спискам, например, разных категорий избирателей в городах (также и после закона от 11 декабря) и сведения о числе предприятий, где более 50 занятых - все это представляет значительный интерес. Публикации этих материалов будут ожидать с нетерпением (хотя и по своим причинам) в научных кругах. Формально выборы в целом прошли более гладко, чем сама бюрократия этого ожидала [143] . Закон требовал, чтобы Дума собралась сразу после того как закончатся выборы во всех 150 округах. но это оказалось невыполнимо. Только в одном случае (Дагестан) оказалось, что выборщики единодушно проголосовали против предложенного кандидата, а число кассаций по результатам выборов было довольно умеренным. Но чего следовало ожидать, если правительству пришлось приспособиться к совершенно чудовищному политическому календарю. Во-первых, прошло время между рескриптом 18 февраля 1905 года, впервые объявившим предстоящий созыв народных представителей, и законом от 6 августа и последовавшим за ним 18 сентября регламентом выборов было заполнено "взвешиванием" всяческого рода статистических и иных деталей, так что выдвижение кандидатов на основании этого закона задержалось. Во-вторых, время между обнародованием Манифеста 17 октября и публикацией соответствующих ему изменений избирательного закона указом от 11 декабря, а также новой министерской инструкции 17 декабря было также заполнено "размышлениями" и конференциями. В-третьих, время между Манифестом 17 октября или даже указом 11 декабря до настоящего начала выборов в феврале 1906 года ушло на "окончательное" составление избирательных списков. Наконец, в-четвертых, за этим последовало время между началом выборов и созывом Думы 27 апреля, когда выборы в обширных областях еще не закончились, то есть в три месяца, когда день за днем поступали с мест результаты выборов, избирательные комиссии боялись дышать и когда шли консультации и бесконечные раъезды кандидатов, предвыборные речи, когда диффамация, травля, полицейские репрессии, вынюхивание и сплетни вокруг выборов отравляли атмосферу, когда страна жила в постоянном напряжении и лихорадочном нетерпении, а политическая обстановка в Империи оставалась покрыта туманом неясности. Снова и снова правительство пыталось отделаться "подешевле" разными проволочками, и каждый раз дело принимало оборот, предсказанный в "Сивиллиных книгах".
  Если бы осенью 1904 года, перед падением Порт Артура, или вместо "рескрипта" от 18 февраля 1905 года, очень неопределенного и вырванного почти силой, Царь октроировал бы "конституцию" с цензовым и классовым избирательным правом и вслед за этим немедленно был бы созван представительный орган, то вполне вероятным результатом была бы "благодарная" буржуазная дума, готовая к далеко идущему сотрудничеству. Из-за династического тщеславия и интересов бюрократии этот момент был упущен. Если бы, по крайней мере, выборы в цензовую Думу по булыгинскому проекту были назначены на начало августа и было бы объявлено, когда Дума соберется, то все же был бы возможен парламент, с которым Витте, еще окруженный ореолом, мог бы править страной. Этого не произошло; произошла, наоборот, октябрьская стачка, и после Манифеста 17 октября - очевидного и болезненного поражения Царя - полное преимущество перешло на сторону демократических сил. С эгоистической точки зрения бюрократии выжидание было "тактически правильным", поскольку она хотела псевдоконституции, а не "честной" конституционной политики. Но после декабрьских событий и крестьянских беспорядков ситуация изменилась. Если бы тогда, в конце декабря, уже располагая избирательным законом и избирательными списками и имея основание расчитывать на "имущие" круги, провели бы выборы, то весьма вероятно, что их результаты были бы намного благоприятнее, чем два месяца спустя. Но опять колебались, надеясь, что хотя вино и налито, пить его, возможно, даст Бог, не придется. Тут подоспела и техническая сторона выборов, и важнейшие выборы вновь оказались отсрочены на несколько месяцев. Это межвременье поставило крест на всем, что надеялись осуществить с помощью законодательства.
  Если законодатели расчитывали уменьшить значение предвыборной агитации или партийности в этих выборах, то, несмотря на безрассудный отказ от участия в выборах крайне левых, они должны быть разочарованы. Партийная дисциплина в этой кампании имела большое значение. Да и агитация, вследствие чрезвычайно запутанной избирательной системы и потому очень длительной кампании, в конце концов достигла предельного накала. Разумеется там, где она не была полностью подавлена, что, впрочем, оказалось не так легко сделать, как можно было бы думать. На самом деле русская ситуация оказалась теперь необычной в силу того, что все экономические и государственно-технические элементы западно-европейской "цивилизации" неожиданно и неопосредованно вошли в общество, остававшееся до сих пор (за исключением его верхнего слоя) вполне архаичным. Прежние формы совместной жизни ослабли, а на их месте как грибы выросли "профессиональные" союзы, а также русские варианты таких плодов немецкой культуры как "Союз сельских хозяев", "Центральный союз промышленников", всяческие "объединения самозащиты" (из страха перед красным террором). Возник даже "Союз национально-либеральной молодежи". А "Союз 17 октября" можно считать аналогом немецких "национал-либералов" - у них, кстати, прекрасное клубное помещение в Петербурге. Появились также особого рода "женские союзы", особенно популярные у реакционеров, например, женский союз правопорядка в Петербурге [144] . Все партии устраивали "просветительские вечера", где делались, якобы, "сугубо научные" доклады. Рассылали опросные анкеты на разные темы, как, например, кадеты - насчет нехватки земли и по аграрному вопросу. Партии создавали крестьянские союзы: Крестьянский союз 17 октября, Союз народного мира (изобретение Дурново). Они проявляли интерес ко всякого рода товариществам, устраивали (если и не официально от своего имени) бесплатные обеды. Если это была инициатива левых, то правительство неизменно запрещало мероприятия ( и между прочим делало левым таким образом бесплатную рекламу). Партии помогали при организации профсоюзов, консультировали их и влияли на них, создавали "нейтральные" рабочие газеты и (не в последнюю очередь) были готовы делать вид, что им не чужды интересы Церкви и движений под опекой Церкви. Число газет, возникающих, запрещенных и возникающих вновь в столицах и провинциальных городах, а также дальнейшую судьбу этих газет совершенно невозможно установить; с октября со страниц газет, как,апример, "Новое время" исчезла рубрика "пресса", иногда довольно внушительная по содержанию. "Лидеры" и в особенности академически-научные авторитеты во всю разъезжают по стране; из-за студенческих беспорядков у них пол-года вынужденные каникулы, Они буквально прыгают как белки: какое-то время проводят в прессе, а затем решают, что надо поработать где-нибудь по программе "университетских филиалов". Демократы, как оценивает враждебная сторона, провели в Петербурге около 200 предвыборных собраний [145] . Но еще больше было запрещенных собраний (по данным местных властей), а также вечеринок, вечерних докладов и лекционных циклов, на которые не удалось получить разрешение. Речь идет в основном об активности левых партий, но это касается и партий центра. А для партийной пропаганды запрещенные события были еще больше на руку, чем официальные собрания. И городским массам и крестьянам совершенно ясно (и в этом нет ничего странного), что если бюрократы что-то запрещают, то это должно быть непременно что-то стоящее, и бюрократы хотят это упрятать от народа. Занятно, что действия властей имели положительный побочный эффект медицинского свойства, не допуская нервной перегрузки агитаторов, Это в особенности относится к нашим русским коллегам-профессорам, чья рабоспособность оставляет далеко позади нормы привыкшей к сибаритству немецкой профессуры. Ораторскому "напору" на собраниях соответствует такой же "напор" в публицистике. Трудно себе вообразить, какое количество статей, иной раз основанных на подробнейших статистических расчетах, особенно по аграрным проблемам, появляется в печати. Выкладки и выводы этих статей часто резко противоречат друг другу. Полемика идет не только между разными партиями. Непрерывную канонаду ведут между собой на страницах одной и той же газеты товарищи по партии. Прекращение собраний было для полумертвого оратора благодеянием, а для его партии эффективной рекламой, гораздо лучшей чем произносившаяся речь, и к тому же бесплатной. И это имело значение при такой избирательной системе. Расходы на предвыборную кампанию были несообразно велики. Весьма значительны были даже выплаты правительства. В отличие от Франции и Англии, но так же как в Германии избирательные списки составлялись ad hoc, то есть специально к данным выборам. Когда выборы проводятся в первый раз, иначе не может и быть, но закон предусматривает тот же порядок и в будущем. Часть хлопот спихнули на избирателей: они должны явиться лично и внести свое имя в избирательные списки. Но это значит, что право избирателя подтверждается лишь в тот момент, когда он заявил о себе. А нужно было бы подготовить постоянные списки, периодически обновляемые на основании полицейских данных [146] , а затем уже предоставить самим избирателям или (там где развита парти йная система) партийным функционерам вносить в эти списки поправки. График работы оказывается страшно плотным, потому что очень мало времени дано на обжалование. Как уже говорилось, для каждой категории избирателей составляется отдельный список. Нужно устранить множественную регистрацию там, где избиратель попадает в несколько списков внутри одного и того же избирательного округа (за исключением особого права для рабочих). Нужно зарегистрировать и проверить не только около 7 тысяч выборщиков, но и гораздо больше "уполномоченных" крестьян, мелких землевладельцев и рабочих, а кроме того определить численность рабочих на предприятиях. Удается сэкономить, поскольку не нужны списки для крестьян, но и без этого работа оказывается значительной и дорогостоящей. А во что такая техника выборов обходится партиям, видно невооруженным глазом [147] . По этим соображениям (среди прочих) на Западе и пресса, и лучше всех организованнные партии - как социалисты, так и клерикалы - предпочитают прямые выборы непрямым. При прямых выборах легче заинтересовать массы и "демагогия" будет эффективнее при гораздо меньших расходах. Выборы в Бадене, например, показали, что прямые выборы дают иные результаты при прочих равных условиях, нежели косвенные, в данном случае к выгоде реакционной демагогии. Но такое возможно, лишь когда электорат находится с государственной жизнью, так сказать, в "обыденных" отношениях", то есть интересуется конкретными проблемами текущей жизни, а не политическими основами государственной системы. В российских условиях об этом нечего и думать, по крайней мере на протяжении жизни одного поколения. Должен исчезнуть нынешний бюрократический режим и нужно чтобы в стране сложился "благополучный" слой, не запуганный варварским произволом полиции - тогда появится избиратель с западноевропейской буржуазной психологией. Каково было влияние технической стороны выборов на крестьян, сказать трудно. В высшей степени неясно, как бы они субъективно относились к выборам, если бы выборы были прямыми, а сельские избирательные округа оказались бы неизбежно величиной, по меньшей мере, с прусский правительственный округ. Крестьяне вероятно считали бы, что каждая деревня должна посылать депутата в Петербург, чтобы от этого был какой-то толк. В прошениях, поступающих в министерство, крестьяне уже сейчас изъявляют готовность посылать дюжину представителей вместо одного за 10 рублей, которые полагаются депутатам на питание, потому что таких денег хватит на дюжину ртов и вообще несправедливо, чтобы один человек получал так много [148] . На выборах, проводимых по образцу выборов в наш Рейхстаг, трудно предвидеть поведение крестьян. Но даже очень трезвые наблюдатели признают, что все еще очень примитивное "политическое мышление" крестьян во многих областях быстро меняется, и они приобщаются к новому мышлению, то есть к идее современного так называемого "народного представительства". Крестьяне могли бы подпасть под влияние каких угодно "лозунгов", и совсем не гарантировано, что их голоса не достанутся реакционерам. Всякий, кто не будет выбран на чисто крестьянских выборах, будет всегда казаться крестьянам подозрительным, а Думу, сформированную на основе партийных лозунгов и инструкций партийных комитетов они, конечно, поддерживали бы гораздо меньше, чем теперешнюю. Но с другой стороны не следует упускать из виду, что крестьянская среда выдвинула немало "интеллигентов", сохраняющих верность своему сословию и теперь известных всей стране. Именно их крестьяне выбирают особенно охотно. Непрямые выборы "из своей среды", конечно, легче поставить под контроль местной полиции. В российских условиях это само по себе усиливало антибюрократические настроения кростьянской массы. Этот эффект был лишь еще более усилен демагогическим лозунгом "только настоящих крестьян - в Думу". Крестьяне голосовали бы в духе этого лозунга и безо всякого вмешательства правительства. Прибегнув к жесткому формализму, правительство исключило из числа кандидатов в депутаты интеллигенцию, в частности "третий элемент", которого оно так опасалось. Благодаря тщательной фильтрации удалось понизить средний интелелекутальный уровень депутатов. Однако все эти ухищрения не коснулись самого опасного для правительства класса - "крестьянской интеллигенции". Скорее, они укрепили ее позиции. Пока эта группа сама не исключила себя из борьбы безрассудным бойкотом, с ней -по убеждению самой же полиции - можно было справиться только насилием. А насилие, как всегда, обеспечивало рекламу жертве. Арестованные крестьянские уполномоченные уже из-под ареста посылали полиции телеграммы, в которой благодарили за помощь своему делу: у них были для этого все основания. Применение полицейской силы неизменно оскорбляет чувство справедливости русских крестьян. Несмотря на то, а отчасти потому, что они привыкли к ней и свыклись с необходимостью склоняться перед ней гораздо больше, чем крестьяне в других странах. Они не видят в применении силы ничего "благого", но видят жестокую реальность произвола власти, находящейся в руках их заклятых врагов. Что же больше определяло поведение крестьян на выборах - упрямо затаенный инстинкт справедливости или страх перед полицией? Правительство уповало на страх и постаралось сделать свое дело как следует, согласно собственным критериям. Предвыборная инструкция министра внутренних дел "земским начальникам", опубликованная сперва в "Речь", а потом в "Право"(Љ9) и сперва расцененная демократической прессой как фальшифка, но, как неперь несомненно ясно, совершенно подлинная, предписывала среди прочего (Љ6) записывать (на избирательных участках) "имена нежелательных лиц, чьи кандидатуры не могут быть допущены", вывешивать эти имена публично, а если кто-то захочет за них голосовать, то ему должно быть указано, что в этом случае выборы будут опротестованы как некорректные (!) и признаны недействительными. Далее (Љ7), если "агитаторы попытаются превратить предвыборное собрание в комитет по переделу земли", то должна быть немедленно применена вооруженная сила и (Љ5) лица, известные как "нежелательные" должны быть силой удалены с собрания. Кроме того, земские начальники (Љ2) должны лично "просвещать" крестьян относительно выборов и нанять надежных людей (Љ3), которые сообщали бы о подозрительных разговорах и предвыборных посулах с тем, чтобы были приняты надлежащие меры. Полная неудача на выборах при таких мерах была неожиданностью как для самого правительства, так и для его противников. И - объективно - этот исход столь многозначителен, что заслуживает тщательного анализа.
  VI ОБЩЕСТВЕННЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ РЕЗУЛЬТАТА ВЫБОРОВ
  Когда началась предвыборная кампания, все выглядело крайне неблагоприятно для демократических сил. Социалисты-революционеры, еврейский "Бунд" и независимые организации, в частности Союз союзов, бойкотировали Думу. То же самое сделали и социал-демократы [149] . Крестьяне отправляли в земства резолюции, вдохновленные Крестьянским союзом. Варварскими методами их заставляли повиниться (целые деревни ставили на колени) и отозвать эти резолюции обратно. Нижняя часть электората, то есть те, кто имел право голоса в качестве независимых домохозяев, сперва не торопились вносить свои имена в избирательные списки. Революционные настроения казались подавленными. Эсэры, социал-демократы и кадеты приняли совместное решение отмечать 9 января как день всеобщего траура, но было такое впечатление, что эта затея не удалась: "Новое время" с удовлетворением отметило, что город в этот день выглядел как обычно, а посетителей в ресторанах и театрах не убавилось. Почти все лидеры радикальных рабочих и крестьянских союзов, а также все сколько-нибудь подозрительные лица в сельской местности сидели под замком. Неожиданно расцветшие профсоюзы [150] , носители радикальных тенденций, были распущены. Правительство было не так настроено против профсоюзов, как тупой режим Путткамера у нас, и было более сдержано в обращении с профсоюзами [151] . Но промышленность, в то же время, оказалась под сильным давлением, и в результате возникла целая армия безработных. В этих условиях фабрики, где дела снова улучшались, могли без особого труда основательно "фильтровать" рабочий класс. Настроение пролетариата резко упало; дело шло к тому, что даже чисто экономические завоевания революции будут потеряны. Фабрики, если они вообще работали (они еще закрывались до апреля), повсюду увеличивали продолжительность рабочего дня [152] . Было похоже, что из всех революционных завоеваний рабочего класса осталось одно: рабочих теперь называли "вы, а не "ты" [153] . Но экономические трудности в российских условиях имели последствия, тесно связанные с аграрно-коммунистическим строем. Лишь часть, хотя и значительная, резервной армии трудящихся осталась в городе [154] . Другая ее часть устремилась назад в деревню. Так агитаторы и социалисты, которых "отфильтровали" на фабрике, становились разносчиками радикальных идей в крестьянской среде [155] . Но и само рабочее движение, несмотря на тяжелые условия, показало неслыханную живучесть и снова подымало голову, вопреки страху его вождей перед реальной силой властей [156] .
  В январе о рабочем движении можно было судить лишь по немногим цифрам: они указывали на далеко зашедшее, хотя и не полное разрушение движения. Союз союзов еще осенью был мощным представителем синдикализма, объединявшего разные классы - интеллигенцию и рабочих. Теперь он влачил жалкое существование, продолжая кое-какую агитацию из Финляндии [157] . Союзы рабочих депутатов вылетели в трубу. От профсоюзов остался один кадровый скелет [158] . Только в столицах и их окружении дела обстояли лучше. 25 января возле Москвы оказалась возможна стачка 32 тысяч рабочих по поводу условий предложенного им годичного контракта. Но и здесь не было и речи о регулярных профсоюзных взносах, а время уходило на борьбу между социал-демократическими и офизиозными (гапоновскими, ушаковскими) профсоюзами [159] . Но через два месяца картина была совершенно иной [160] .
  О фактическом положении дел в профсоюзах некоторые детали сообщаются в конце марта в газете "Рабочее слово" (2 копейки за номер, 3 рубля 60 копеек в год), основанная демократами (среди них Петр Струве) и в других газетных заметках. Можно заключить во всяком случае, что молодое профсоюзное движение уже тогда начало снова развиваться. как будто ему были нипочем зимние морозы. В Москве бюро профессиональных объединений обсуждало правительственный регламент для профсоюзов от 4 марта (рассмотренный ранее), протестовало против его содержания, но после долгих обсуждений все-таки рекомендовало союзам постараться извлечь из регистрации пользу для себя. Тотчас же после этого пол-дюжины профсоюзов подали заявку на регистрацию. В Саратове уже было 10 профессиональных союзов, среди которых конторщики, извозчики, мельники (200 членов, 120 рублей в кассе), и прежде всего союз волжских рабочих (на судах). Этот профсоюз мог вывести на забастовку 180 тысяч рабочих, хотя в самом профсоюзе официально состояло не так уж много членов. Предметом их активности была борьба за условия труда (успешная, как например, у мельников), условия найма и поддержка безработных: так портные субсидировали безработных через производственные кооперативы. Уже эти и другие данные (мы их еще приведем) указывают, что профсоюзное движение пошло по двум направлениям: одни профсоюзы концентрируются на чисто просветительской работе, а другие на взаимопомощи [161] . Есть еще третий вариант, уходящий корнями в историческую традицию артельной организации. Он уже ранее был сильно развит. Между тем, расцвели кооперативные общества, отчасти как продукт "народничества", отчасти под влиянием идей Лассаля. Перерывы в деловой активности нередко побуждали предпринимателей передавать свои фабрики рабочим,собиравшимся под влиянием этих идеалов организовать товарищества. Но так же поступают убежденные либералы и социалисты-революционеры: например, в Москве Пустошкин передал рабочим свою типографию. В Одессе на конец марта было около 100 артелей. В них состояли от 6 человек до 3 тысяч. Одна из них купила завод сельскохозяйственных машин, другая сталеплавильное производство [162] . Казна тоже была не прочь передавать принадлежащие ей убыточные фабрики рабочим, которые затем выбирали руководство предприятия из своей среды [163] . Нужно бы знать точнее условия передачи этих предприятий, чтобы судить о перспективах этой тенденции [164] . Часто идиллическому настроению приходит конец, когда оказывается, что не удается выплачивать ипотечную ренту или арендную плату тем, кто не принимает прямого участия в работе по руководству предприятием. Если рабочие стоят на "правильной" социалистической позиции, они отвергают подобные эксперименты, а вместо этого ведут политическую работу или активны в профсоюзном движении. Тут тон задают, как и повсюду, типографские рабочие, единственная группа трудящихся, процветающая во время политического возбуждения и бепорядков [165] . В конце марта правление Союза печатников могло себе позволить даже пойти на то, чтобы пригрозить исключением тем, кто не платит взносы; платят взносы около 2 тысяч. Эти деньги, как и повсюду, идут в основном на нужды классовой солидарности: в первую очередь на поддержку безработных (без различения профессий). Союз переплетчиков организовал 40 пунктов бесплатного питания для безработных. Союз железнодорожников использует для этой цели всю свою кассовую наличность. "Бюро профессиональных союзов" в Москве ввело постоянные месячные отчисления из зарплаты в пользу безработных. Объединения рабочих газетных типографий начали борьбу за выходной день в воскресенье; подобные попытки в Петербурге не удаются, в большой мере из-за того, что им сопротивляется "Новое время". Но движение продолжается. В конце весны снова показали свою силу союзы каменщиков. Московские предприниматели-строители попытались достичь соглашения со своими рабочими о совместной страховке от несчастных случаев [166] . В Петербурге в начале марта, когда большие фабрики возобновляли работу, старым рабочим удалось вытеснить штрейкбрехеров ("Новое время", 10762, 4). В Москве в июне типографы добились полной капитуляции предпринимателей, заставив их уплатить, так сказать, военные контрибуции - половину зарплаты за время забастовки ("Российские ведомости", 146, 4).
  В апреле, одновременно с созывом Всероссийского съезда делегатов, Бюро профессиональных союзов обнародовало программу, где обсуждаются: /1/государство и общественные институты как предприниматели; /2/профессиональная статистика; /3/восьмичасовой рабочий день; /4/безработица; /5/профсоюзное право; /6/национальные профсоюзы; /7/отношение профсоюзов к политической борьбе. Нужно подождать съезда, чтобы составить представление о состоянии движения. Особенно интересно, будем ли мы свидетелями возрождения революционного синдикализма. И будут ли профсоюзы независимыми, или связаны с политическими партиями. В этот раз на съезд будут приглашены 2 делегата от социал-демократии. Определенно известно, что объединения, возникавшие в 1905 году, базировались либо на социально-революционном синдикализме, либо находились под влиянием "меньшевиков", то есть меньшинства расколотой социалистической партии; наша социал-демократия признает это меньшинство, руководимое Плехановым [167] , как ортодоксальное. Ленинское "большинство" (большевики) смотрит на все это с презрением. Наиболее интеллектуально продвинутые профсоюзы, например, типографы, обычно также наиболее ревностные и ортодоксальные социал-демократы. Заседание Бюро профессиональных союзов 4 июня в Москве, где присутствовали делегаты работников прессы, пекарей, смыкариников, металлистов, камнетесов, изготовителей зонтиков, шлчпников, сапожников, жестянщиков, техников, переплетчиков, аптекарей, табачников, и посыльных, продемонстрировало социал-демократический дух и настоятельно рекомендовало "не выносить экономическую борьбу на улицу" ("Российские ведомости", 146, 4). 1 мая в Польше по грегорианскому календарю, в России по юлианскому (чувствуется, что два разных мира!) праздновался с таким же размахом, как у нас в Германии; такое впечатление, что предприниматели в России даже легче мирятся с тем, что рабочие берут на этот день отгул. У них прежде всего нет желания демонстрировать властям чрезмерное политическое "усердие". В июне повсюду вновь вспыхнули забастовки. Они, как правило имеют политический оттенок и похожи на забастовки осени 1905 года.
  Между тем в начале мая в Стокгольме состоялся давно запланированный съезд, где произошло по крайней мере формальное объединение Российской социал-демократической партии. Как долго это единство продержится, еще нужно посмотреть. Поскольку русская социал-демократическая пресса за рубежом перестала существовать, а местная только начала возрождаться, трудно составить себе представление, что происходит там с конца декабря. Из поступивших пока сообщений на съезде в Стокгольме произошло следующее: /1/большинство одобрило принцип "муниципализации" земли с добавлением, что когда крестьяне требуют передела конфискованных земель под надзором местных крестьянских комитетов, их следует поддерживать; /2/несмотря на яростное сопротивление большевиков и почти всех национальных групп было решено не бойкотировать в будущем выборы в Думу; /3/большинством было решено, что профсоюзы должны остаться беспартийными; /4/было признано, что вооруженное восстание неизбежно, но возможно только при участии буржуазии, а пока такой "возможности" нет, от восстания лучше воздержаться; /5/национальная автономия была принята как основной принцип. Бойкот Думы дискредитировал партию тем более, что он оказался направленным против агитационных собраний демократов. Правительство запрещало собрания под предлогом, что они используется для подрывных речей против Думы и социалистических дебошей. Так или иначе, во время предвыборной кампании позиция социалистов была для демократии не только неудобной, но и прямо-таки вредной. То что Дума в конце концов не получилась реакционной, виноваты во всяком случае не социал-демократы. Уж они-то сделали все, чтобы помочь правительству [168].
  Но еще большая угроза была в том, что сама буржуазная демократия перед выборами оказалась дезориентирована. 5 января собрались на свой 2-ой съезд кадеты.
   Настроение, судя по заседаниям, было подавленное: все в страхе ждали, что может последовать за Московским восстанием. К этому добавлялись организационная неуверенность, склонность к теоретическим препирательствам и спекулятивным прогнозам [169] . Трудно понять, как в такой серьезный момент съезд мог погрязнуть в продолжительных дебатах о том, следует ли считать Думу в принципе "учредительным" собранием; каким образом выразить эту проблему и протест против избирательного закона; принимать ли участие во всей содержательной работе Думы или обсуждать там только некоторые вопросы "по их важности" - проблема так называемого "внутреннего бойкота" Думы. В конце концов большинством в 91 голос из 102 было решено, что партия в Думе будет принимать участие в разработке "безотлагательных" реформ. Другие темы обсуждения были: плачевное состояние партийных организаций в провинции, техника выборов. Было принято несколько резолюций протеста общего характера. Партия переименовала себя в Партию народной свободы, хотя неформально ее все продолжали называть партией кадетов. Из программы была вычеркнута отсылка к меньшинству, в свое время проголосовавшему против участия женщин в выборах. Были отвергнуты резко националистические предложения татарских, киргизских и еврейских представителей. И наконец, была принята особая резолюция с требованием установить в стране чисто парламентский режим. Все эти решения, если они не были чисто технического свойства, указывали на то, что партия расчитывает оказаться в Думе в роли небольшой оппозиционной группы. Что же касается обще-политических и социальных разделов программы, то они остались в прежней редакции. Подробная дискуссия велась по аграрной программе, но она не привела к единству взглядов. Прошла только резолюция (ЉV) о "справедливой цене" за экспроприированную землю. Сохранилась концепция, принятая в октябрьской программе партии, а именно: "справедливая цена" должна расчитываться на основе дохода, который принято считать "нормальным" в данной местности при квалифицированном управлении хозяйством за вычетом той части арендной платы, которая возможна благодаря земельному голоду. На съезде столкнулись две диаметрально противоположные концепции. Согласно одной из них принудительное отчуждение частных земель для удовлетворения нужды крестьян в земле было бы нежелательно. Крестьянам можно передавать землю, не находящуюся в частной собственности; следует урегулировать арендные отношения и ввести прогрессивный поземельный налог, с тем чтобы подавить рост цен на землю и сделать ее покупку более доступной для крестьян. Другая концепция (ее придерживалось большинство) поддерживала в принципе "национализацию" земли, то есть создание на основе широкой экспроприации государственного земельного фонда, откуда земля распределялась бы между крестьянами за умеренную цену. Профессор Лучицкий (Киев), однако, решительно протестовал против всякой мысли о национализации. Крестьяне юго-востока и юга, говорил он, никогда не знавшие поземельной общины и жившие всегда в условиях подворного землевладения, тотчас же отвернутся от партии, если она примет такую программу; их удовлетворит только безоговорочная частная собственность на землю. Между двумя полюсами располагались точки зрения, отличавшиеся друг от друга деталями. Несмотря на подробный доклад А.А.Кауфмана, съезду пришлось оставить все важные вопросы открытыми, прежде всего потому, что не удалось добиться согласия относительно масштабов предусмотренной экспроприации и передачи земли крестьянам, в частности относительно норм в обоих случаях. Спорные вопросы были оставлены на рассмотрение комиссии. Она затем предложила 3-му съезду разработанную программу, согласованную по всем важным пунктам с законопроектом, который позднее партия предложила Думе.
  Пожалуй, будет уместно рассмотреть здесь аграрную программу кадетов и возникающие вокруг нее разногласия. Хотя бы для того, чтобы дать представления о неслыханных трудностях, с которыми столкнется всякий, кто рискнет просто "вознамериться" что-то сделать в этой области. Сперва некоторые предварительные общие замечания [170] .
  Несомненно, что для всей страны, иключая крайний север и районы новой колонизации, характерен (в "субъективном" плане) острый "земельный голод". Сильнее всего он в чисто аграрной зерновой зоне Черноземья и примыкающих к ней областях по западному берегу Волги, на юге Центральной России и по обоим берегам Днепра. Объективно земельный голод выражается в том, что в течение двух десятилетий, несмотря на снижение цен на зерно и сравнительно неизменную технику земледелия, аренда и цена на землю неуклонно и чрезвычайно быстро шли вверх [171] . Спрос на землю проистекал не из желания вложить в нее капитал с предпринимательскими целями, но из стремления обзавестись собственностью, гарантирующей человеку возможность прокормиться собственным трудом. Покупатель не гнался за прибылью; он надеялся удовлетворить элементарные потребности. В этом случае предел продажной цены сдерживался только платежеспособностью покупателя [172] .
  С чисто "производственно-технической" точки зрения снизу этот спрос определяется тем обстоятельством, что на земельной площади (учтенной "Комиссией Центра") при данном уровне техники экономически целесообразно использовать 21-23% наличной рабочей силы; остальные 4/5, а кое-где и больше, остаются невостребованными. Даже если принять во внимание вынужденный перерыв в работе на зиму, в терминах "теории предельной полезности", здесь наблюдается чудовищный разрыв между двумя "дополняющими друг друга" факторами производства. Ситуация становится все острее из-за прироста населения. Труд все больше обесценивается, и теоретически понятно, что "продуктивность" хозяйства измеряется все больше в отношении только к одной земле. Положение извращается еще более тем, что чем южнее, тем (при равных производственных условиях) ниже эффективность использования рабочей силы на единицу площади, поскольку удлиняется период вегетации. На севере московской области, где все сельскохозяйственные работы должны быть сделаны в течение трех месяцев, один полностью занятый работник обеспечивает 4 десятины, а на юге Черноземья (при "обычной" технике) уже 9 десятин: таким образом, предложение рабочей силы больше всего как раз там, где спрос на нее меньше всего. Это вывернутое наизнанку соотношение может быть подправлено оттоком избыточной рабочей силы на север и в Сибирь, но лишь в небольшой мере. Почему - объясняет А.А Кауфман в работе о переселении, опубликованной, между прочим на страницах этого журнала: важнейшая причина состоит в том, что крестьяне, происходящие из перенаселенного юга, почти не могут приспособиться к оригинальным условиям существования в областях нового заселения на севере.
  Не значит ли все это, что единственное средство исправить это нетерпимое положение - это производственно-техническая перестройка крестьянского хозяйства. С этим, в конечном счете, трудно спорить и с этим никто не спорит [173] . Однако, приходится добавить следующее. Теоретически изменить отношение между предложением рабочей силы и спросом на нее при неизменном размере хозяйства можно: /1/больше используя средства производства, такие как современный плуг для глубокой вспашки, другие инструменты, химические удобрения и так далее. Это несомненно увеличит объем продукции на единицу площади. Но далеко не в той же степени потребность в рабочей силе на той же площади. Как будет меняться спрос на рабочую силу при сохранению того же направления производства, мы не можем судить на основании имеющихся у нас материалов.Поскольку технически оптимальные размеры хозяйства намного превышают среднюю площадь крестьянского надела, на обширных пространствах, с производственно-технической точки зрения, значительный избыток рабочей силы обнаружится именно тогда, когда произойдет переход к "капиталоемкому" ведению хозяйства [174] . /2/Существует возможность изменить направление крестьянского земледелия, то есть отказаться от одностороннего (как правило троепольного) зернового земледелия, которое крестьяне практикуют как раз в самых нуждающихся районах. Нет сомнений, что диверсификация хозяйств очень сильно увеличит потребность в сельскохозяйственной рабочей силе. Но в то же время производственно-техническое условие новых направлений хозяйства это опять-таки новые средства производства, особенно лучшего оборудования, и невозможно сказать наперед, в какой мере они потребуются. Помимо этого, следует еще иметь в виду, /а/благоприятны ли природные условия для диверсификации продукции, например, есть ли в достаточном количестве луга [175] ; /б/адекватны ли новые производственные направления размерам крестьянского хозяйства (в случае выращивания сахарной свеклы это очень сомнительно); /в/с какими "народнохозяйственными" условиями связаны упомянутые "производственно-технические" возможности. При диверсификации производства важно, какой именно из новых продуктов пойдет на рынок, а это в свою очередь до некоторой степени зависит от того, на какой рынок будет сбываться продукт. Это может быть местный рынок, где все зависит от покупательной способности тех, кто сам не занят сельским хозяйством, или это может быть дальний рынок. Далее, для любой реформы решающее значение имеет , в какой мере крестьяне будут располагать "капиталом" (в экономическом смысле). Либо в их рапоряжении будет собственный капитал. Либо его "деловые" качества и правовые предпосылки будут достаточны, чтобы герантировать ему кредит. Но, во-первых, в беднейших областях , отчасти в силу природных условий и отчасти по историческим причинам очень часто отсутствуют местные рынки. Эти области в значительной степени - экспортеры сельскохозяйственной продукции, в особенности экспортеры зерновых, и в силу этого здесь особенно преобладают крупные хозяйства, в производственно-экономическом и в экономическом смысле. Во-вторых, безусловно, широкому слою крестьянства здесь не хватает капитала, поскольку "деловое" воспитание местных хозяйств только началось; им еще предстоит обрести статус "кредитоспособности". На всем сказывается и аграрный строй. Сказывается прямо через такие установления как неотчуждаемость земли, невозможность ее заложить, через свободу распоряжения землей. Сказывается и косвенно, коль скоро он влияет на общее "отношение к жизни": он мешает процессу "делового воспитания". Значение этого обстоятельства, вероятно, преувеличено, но несомненно. Об этом - позже. Но независимо ото всего этого, крестьяне в областях с нехваткой земли именно по причине нехватки земли не имеют никакой возможности, вообще говоря, сделать какие бы то ни было накопления [176] . А меры, хотя и важные во многих других отношениях, такие, например, как ограничение пьянства и понижение налогов, могут дать денежный эффект для множества единичных крестьянских хозяйств только через многие годы. Воспитательное влияние на крестьян широко распространенных и разветвленных кредитных и сбытовых организаций, ведущих дела с индивидами, а также кооперативов тоже обнаруживается по прошествии десятилетий и при этом сводится к тому, что из крестьянства выделяется победоносная элита - не в "этическом", но в "деловом" смысле. А между тем масса сельской бедноты растет, и она впадает во все более горькую нужду, тем более что крестьянин, благодаря отмиранию домашних производств, должен все большую часть своих потребностей удовлетворять за деньги, а у него их все меньше. Если же считать, что нынешние деловые и хозяйственные качества крестьян будут меняться очень медленно, то увеличение размеров крестьянских хозяйств любой ценой покажется не слишком срочным условием всего остального, в частности возможности для "самопомощи".
  Увеличение земельных наделов с помощью покупки земли на открытом рынке или при посредстве банков достигло теперь значительного размаха [177] . Но цена земли [178] безусловно исключает эффективное использование купленной или арендованной земли по двум причинам. Во-первых, урожайность крестьянских земель уже сама по себе на 20% меньше урожайности поместных, которые крестьянин покупает; крестьянин, возможно, оказался бы в лучшем положении как сельскохозяйственный рабочий, чем как арендатор [179] или собственник, даже если принимать во внимание только урожайность поместных земель [180] . Но главное, во-вторых, это то, что неслыханная конкуренция между покупателями и арендаторами подымает цену намного выше капитализированной продуктивности даже поместной земли- можно сказать, что верхнего предела цены нет. Разумеется, в этих условиях доступ к земле получают вовсе не те, кто в ней больше всего нуждается [181] . Естественно, возникает мысль принудительного ограничения цены, чтобы прекратить земельную спекуляцию и обеспечить действительно нуждающимся такой размер надела, который ликвидировал бы постоянную угрозу голода. Иными словами, речь идет об "экспроприации". При такой постановке вопроса возникает ряд проблем. Прежде всего, нужно решить, каковы должны быть нормы земельных наделов. На этот счет существуют следующие соображения. /1/Земельный надел должен быть достаточен, чтобы обеспечить использование рабочей силы крестьянской семьи. Это требование исходит из того, что "земля Божья и должна быть в распоряжении тех, кто сам ее обрабатывает; следовательно, каждому надлежит столько, сколько он может обработать". Эта цель в России недостижима; статистика не оставляет на этот счет никаких сомнений [182] . Нужного количества земли попросту нет. Тем не менее не только социалисты-революционеры, но и некоторые известные специалисты по аграрной политике выступают за "трудовую норму". /2/Земля должна быть роздана согласно "потребительной норме", то есть размер надела должен обеспечивать элементарные жизненные потребности семьи (питание, жилище, одежда). Естественно, предполагается, что эта норма должна быть приведена в соответствие с местными условиями. Принцип "трудовой нормы" исходит из "права на труд", принцип "потребительной нормы" из "права на существование". Первый подход, как и сам принцип "права на труд" предполагает, что цель производства - доход. Он, таким образом, революционное порождение капитализма. При втором подходе целью производства предполагается потребление. Принцип "потребительной нормы" существует в двух вариантах: /а/земельная площадь должна быть достаточной, как если бы она обрабатывалась достижимыми [183] современными методами; /б/она должна быть достаточной в условиях реальной ныненшней техники и средней эффективности - "обычной в данной области" (поскольку нельзя прямо поощрять ленивых и глупых - они опустят вниз среднюю продуктивность хозяйства) [184] . /3/Наконец, поскольку эти нормы, особенно /2б/, потребуют очень детальных предварительных обследований и неизбежны произвольные решения, предлагается принять "историческую" норму надела. И здесь возможны два варианта: /а/за норму принимается максимальный надел на 1861 год с учетом местных особенностей [185] ; /б/нынешний средний размер надела считается минимальным [186] . Против варианта /а/ было соображение, что экономика России после 1861 года изменилась до неузнаваемости, и теперь эта норма будет выглядеть крайне произвольной и несправедливой [187] . Проект, предложенный комиссией партии кадетов, остановил свой выбор на "потребительной" норме [188] .
  Согласно этому подходу (Љ2), для каждой области с однородными условиями, исходя из наличного земельного фонда с учетом добровольного отселения, каждой крестьянской семье была бы добавлена земля с таким расчетом, чтобы все крестьянские хозяйства могли на своем наделе вести эффективное хозяйство. Земли принципиально должно хватать для того, чтобы обеспечить семье типичные для местных условий кров и пропитание, с учетом доходов от побочных промыслов, где они есть, и выплат на покрытие общественных повинностей.
  Тогда возникает вопрос, кто имеет право претендовать на подобный земельный надел? Этот вопрос не так прост, потому что правовая принадлежность к нынешней крестьянской общине не совпадает с экономическим положением крестьянина и вообще с занятием сельскохозяйственным производством. Мы уже видели, что на мануфактуре Циндлера, например, только 10% рабочих не были "приписаны" к какой-либо деревенской общине, а в среднем, повидимому, около 50% фабричных рабочих все еще связаны с деревней. Имеет огромное значение, будет ли признано "право на землю" (после ее распределения) всех крестьян в правовом смысле, или только тех, кто фактически занят сельским хозяйством, или даже только наличных "владельцев дворов". Кроме того, есть еще малоземельные крестьяне (владельцы или арендаторы парцелл), находящиеся в правовом отношении вне крестьянского сословия. Кадетский проект предлагает признать "право на расширение землепользования" (Љ1) "малоземельных семей, занятых сельским хозяйством, независимо от того, имеют ли они общинный надел [189] , независимую собственность, или арендованную землю -одним словом, всех нынешних малоземельных. На этот счет в примечании сказано, что там, где существует класс безземельных сельскохозяйственных рабочих; их надлежит приравнять к названным категориям, а затем очень невнятно говорится, что передача земли "семьям, которые из-за безземелья (NB) перестали заниматься земледелием", регулируется "особыми правилами", а местными комиссиям должно быть разрешено расширять круг правомочных или "вообще менять его". Таким образом, трудный вопрос был оставлен открытым. Было ясно лишь (что тоже, конечно, важно), что партия отвергла специфически крестьянские идеалы реформы, причем не только "трудовую норму", то есть принцип наделения землей пропорционально трудовым ресурсам, но также и старый народнический идеал "подушного надела", то есть такого количества земли, ниже которого мужская душа в семье не может прокормиться. Вместо этого программа Кадетов при всем ее радикализме ограничилась выполнением одной цели: обеспечить землей нижние слои крестьянства, наиболее страдающие от нехватки земли.
  Следующий вопрос состоял в том, откуда для этой операции взять землю. Кабинетские, государственные, удельные, церковные и монастырские земли были приговорены к изъятию. Оставалось определить, в какой мере земля должна изыматься из частного землевладения. Можно ли было, хотя бы приблизительно, количественно оценить масштабы операции по отчуждению частных земель? Перед лицом этой проблемы партия оказалась совершенно беспомощна. Не было надежной статистики, и оценки уважаемых экспертов, на чье мнение партия полагалась, расходились самым гротескным образом. Но статистика в любом случае не оставляла сомнений, что при любой попытке существенно увеличить крестьянские наделы без изъятия частных земель не обойтись. Обширнейшие государственные земли могли кое-что дать, но не слишком много, потому что они, во-первых, располагались по преимуществу в северных губерниях, а, во-вторых, потому что это были в основном леса. То же относится к расположенным в Европейской России кабинетским и удельным землям. Если исключить из европейской России крайне северную Архангельскую губернию, а также Польшу, Прибалтику и две казацких области (Дон и Оренбург), то останутся 44 собственно русские губурнии. В них удельные земли составляют 5,3 миллиона десятин (казенные земли 3,5 миллиона), из них 4,17 миллиона пригодны для сельскохозяйственного использования. Из огромных лесных площадей (58,5 миллиона десятин) лишь ничтожная часть может рассматриваться как земельный ресурс. Северные леса непригодны для переселенцев с Юга. Кроме того, минимум 25% лесов должны быть сохранены; в областях земельного дефицита эта норма часто уже нарушается. Что же касается частных земельных владений, за вычетом лесов, то по данным Мануйлова они составляют в европейской России 55миллионов десятин. Тот же Мануйлов на первом аграрном съезде (май 1905 года) считал, что согласно нормам 1861 года (он защищал этот вариант) крестьянам должно быть прирезано 32-33 миллиона десятин к тем 112 миллионам, которые у них уже были. Это 3/5 всей площади Германии. Правда, добавлял Мануйлов, по данным земской статистики в 180 уездах крестьяне арендуют 10 миллионов десятин, и что-то крестьяне могут еще купить через земельные банки. Это слегка смягчит ситуацию. Однако эта цифра ожесточенно оспариваются и, между прочим, экспертами, принадлежащими к кругам, близким к самой кадетской партии. А.А.Кауфман ("Право", 1906, Љ1) с помощью сложных расчетов показывает [190] , что обеспечение нынешней массы крестьян по нормам 1861 года потребует 73 миллиона десятин. Если исключить из распределительного фонда землю, которую крестьяне уже купили себе в собственность, и резервные лесные угодья, то есть земли недоступные для колонизации, то всей земли в европейской России, находящейся сейчас во владении государства, короны, церкви и монастырей, не хватит, чтобы покрыть существующую потребность. Расходы по экспроприации в размерах, предложенных Мануйловым, подсчитал Кауфман. Он положил в основу цену, которую платят за землю земельные банки или железные дороги, экспроприирующие землю для собственных нужд. Тогда экспроприация всех частных земель обойдется в 6 миллиардов рублей [191] . А в случае экспроприации 38 миллионов десятин, включая арендованную землю (потребность по оценке Мануйлова), то это будет стоить 2,5 миллиарда, если компенсировать землю по ее "доходности". В первом случае при нынешней процентной ставке это означает 360 миллинов рублей ежегодно, во втором случае - 170 миллионов. При этом следует иметь в виду, что крестьяне, арендующие землю у помещиков, сейчас, вероятно, платят не меньше половины этой суммы (по оценке Герценштейна даже больше всей /?/этой суммы), Так что землевладельцы будут получать ежегодно дополнительно не больше 100 миллионов; из них, впрочем, часть будет уходить на уплату землевладельцев по совокупному долгу, составляющему ныне 1 и 2/3 миллиарада на 42 миллиона десятин. Это крайние оценки. Кауфман, естественно, делает из своих расчетов вывод, что невозможно обеспечить крестьян землей по норме 1861 года, как это предлагает Мануйлов [192] .Расчеты Кауфмана, защищающего "потребительную норму" на основе экономически возможной интенсивности хозяйства подверг острой критике в "Российских ведомостях" Чупров [193] , отстаивающий "потребительную норму" на основе средней наличной интенсивности хозяйства. Кауфман защищался тоже в "Ведомостях". Взгляды обоих подверг критике на страницах "Право" В.Э.Дэн. Его критика, насколько я могу судить, весьма основательна. В результате остается полная неопределенность. Но в любом случае, расчет Чупрова (мы уже о нем говорили) [194] , что для обеспечения крестьян землей по норме 1861 года и при нынешней культуре земледелия понадобится 2/3 частного земельного фонда, кажется слишком оптимистичным. И это потому, что мелкие землевладельцы, не принадлежащие к крестьянскому сословияю, должны приниматься в расчет при обеспечении землей нуждающихся. С другой стороны, правда, часть своей земли крестьяне купили и благодаря этому у землевладельцев не-крестьянского сословия придется экспроприировать меньше. А арендная плата, которую крестьяне платят землевладельцам выше, чем капиталистический "чистый доход" с земли, подлежащей отчуждению в пользу крестьян (в три-шесть раз, а Герценштейн в Думе утверждал, что даже в семь раз). Этой разницы более чем достаточно, чтобы выплатить компенсацию вместе с амортизацией за землю, которую они сейчас арендуют. Подводя итоги, можно сказать, что остается проблематичным, какая часть частного земельного фонда останется нетронутой, если земля будет экспроприирована для обеспечения крестьян землей по "потребительной норме", и в какой мере экспроприация частных земель - определенной части или всех земель - поможет покрыть крестьянские нужды [195] . Во Владимирской губернии надеются, что экспроприация всей пригодной для использования земли, не находящейся еще в руках крестьян и мелких собственников, позволит увеличить крестьянские владения на 6% [196] . В некоторых областях, как говорит Чупров, дефицит земли относительно нормы сохранится и после экспроприации даже всей частновладельческой земли [197] . Таким образом, неизбежно широкое переселение крестьян, если не хотят, чтобы нынешнее местное распределение земли не оказалось крайне произвольным [198] . Но крестьяне настроены против переселений. Прежде всего те, кому предстоит переселяться. Затем, естественно, те, кому предстоит принимать переселенцев. Крестьянское хозяйство в областях с низкой плотностью населения приспособлено как раз к этой слабой заселенности. И власти, занятые переселением на практике, дают очень яркие описания того, с какими трудностями приходится иметь дело, размещая новых поселенцев в областях экстенсивного сельского хозяйства [199] ; их привычки оказываются, например, несовместимыми с луговым и лесным хозяйством местного населения. Если сохранить для местного населения привычный для него расхитительный метод использования земли, то как раз здесь появление новых поселенцев, даже в случае крайне низкой плотности населения, совершенно исключает соблюдение "потребительной нормы". И наконец, если восторжествует принцип децентрализации, на чем настаивают демократы, и земельная проблема перейдет в ведение местных инстанций, то (см, статью Кауфмана) всякому переселению с настоящим размахом будет положен конец. Демократический проект (статья 8) предполагает, что сначала отчуждаемая земля используется для обеспечения местного населения, и лишь остатки поступают в распоряжение переселенцев. Среди местных крестьян в первую очередь землей обеспечиваются безземельные и малоземельные, то есть опять-таки не те, у кого есть достаточно капитала (земли или инвентаря) и кто экономически способен вести самостоятельное хозяйство. Таково следствие этического социально-революционного (естественно-правового) принципа, выворачивающего наизнанку принцип "экономического отбора". Только из-за одного этого неизбежно падение интенсивности сельского хозяйства. Земства пытаются ему противостоять, несмотря на финансовые трудности, всеми доступными ими средствами, и в некоторых случаях добиваются замечательных успехов. Но в целом все это принесет плоды через десятилетия. А пока следствием этого будет падение налоговых поступлений, сокращение экспорта зерновых, столь важного для торгового баланса страны, уменьшение бюджетных доходов от винокурения, покрывающих сейчас производство вооружений, и сокращение производства сахарной свеклы. Временное сокращение товарного хозяйства, может быть, и полезно с точки зрения моральной гигиены народа, но из-за этого пострадают экономический потенциал и платежеспособность России. Если все пойдет гладко и перевоспитание крестьян состоится, то следующее поколение увидит свободную, могучую и процветающую Россию, стоящую на гораздо более прочном фундаменте, чем нынешняя система. Но чтобы такое стало возможно, России примерно на одно поколение придется отказаться от претензий на великодержавность, а к этому не готовы даже сами демократы.
  Ко всем этим практическим трудностям и неясностям по поводу масштаба и содержания проблемы добавляется еще одно обстоятельство, весьма важное для политического будущего демократов.Дело в том, что большинство их сторонников в земских кругах вовсе не намерено идти так далеко и не изъявляет готовности экспроприировать весь частный земельный фонд даже для самых насущных нужд. Прежде всего, это крайне раздражает мелких землевладельцев. Но следует иметь в виду и культурное значение крупных хозяйств, и угрозу неожиданного и глубокого падения производства как раз в тот момент, когда нужно было бы использовать значительый капитал. По этим соображениям уже на аграрном съезде в апреле 1905 года, при протестах социалистов-революционеров, некоторые ораторы предлагали законсервировать часть крупных владений. Чупров исходил в своих расчетах из того, что минимум 1/3 земельного фонда урупных хозяйств должна быть сохранена. Дальнейшая дискуссия привела к тому, что крупные хозяйства были разделы на несколько категорий в зависимости от культуры земледелия. Проект не предназначил для экспроприации, помимо городской земли, земли производственного использования и др., сады, виноградники и т.п. (статья 5, IIId), владения "в пределах "трудовой нормы"(своей - для каждой области)и, наконец, владения, чье сохранение "как особых образцов"в общественных интересах [200]. С другой стороны, безусловно должны быть экспроприированы (статья 5, I): /1/владения, безусловно превышающие установленный для данного округа максимум частного владения; /2/сданные в аренду, частичную аренду или по трудовому соглашению, а также земли, обрабатываемые арендованным крестьянским инвентарем [201] ; /3/неиспользуемые пригодные для обработки земли. Помимо всего этого, могут экспроприироваться все земли, для которых не было сделано исключение, если /1/ этим ликвидируется чересполосица; /2/потребности местного безземельного и малоземельного населения без этого не могут быть удовлетворены [202]
  За отчужденную землю государство выдает выпускаемые для этой цели процентные бумаги по нарицательной стоимости. Отчужденная земля поступает в "земельный фонд"(статья 4), принадлежащий государству, а из него в чье-то долгосрочное "пользование" без права передачи (статья 6) [203] при условии возмещения расходов предыдущего пользователя на мелиорацию. Выкупная цена назначается "в соответствии с доходностью земли и планом ее налогообложения" (статья 7). Таким образом, наряду с наследственным земельным владением крестьян в областях его господства и земельными наделами в областях господства старорусской крестьянской общины возникает третья форма землевладения: прирезанная земля - она характерна для части крестьянских общин (малоземельных) и в то же время составляет в них часть общинной земли [204] . Далее следует принципиальный вопрос: следует ли прирезать землю в аренду или в собственность (ограниченную). По этому вопросу, как показали заседания Думы, существует раскол во всех партиях реформы. Думская комиссия проголосовала за аренду 30 голосами пртив 26; среди последних был один крайне левый депутат от "трудовой группы" и многие кадеты. Весь Запад Империи по понятным национально-политическим причинам настроен против государственных земельных фондов: там опасаются, что при передаче земли в аренду предпочтение будет отдаваться великороссам, и таким образом "национализация" земли будет попросту служить целям руссификации. По тем же соображениям в западных областях хотят, чтобы земля была зарезервирована для местного населения.
  Обмен мнениями на аграрном съезде по поводу проекта в целом был глубоким и страстным [205] Настоящей резолюции так и не приняли. Опасались, что по поводу этого проекта не удастся добиться взаимопонимания с крестьянами. Было даже предложено (Гуревич-Тула и др.) в качестве фундаментального принципа, что проект никоим образом не должен вступать в конфликт с желаниями крестьян. Это, впрочем, было скорее партийно-оппортунистическое предложение. Проект уже был компромиссом между приверженцами "национализации" земли и осторожными социальными политиками: в комиссию входили А.А.Кауфман и замечательный агроном и реформатор крестьянского хозяйства из Волоколамского уезда А.А.Субрилин. По мнению Милюкова и Струве был достигнут "максимум того, что можно было достигнуть законным путем", то есть мирно. Если этот проект будет проведен в жизнь, говорят они, "это будет такая великая реформа, какой мир еще не видел". Но радикалы называют этот проект "продуктом бюрократии". Частных землевладельцев в комиссию не выбрали, а ведь партия должна думать и о своих сторонниках в этой среде. В конце концов, проект был передан будущей парламентской фракции для рассмотрения и дальнейшей переработки. К нему была приложена резолюция, гласившая, что для партии самое главное -это передать землю "в руки трудящихся" [206] .
  Проекты систематического отчуждения и распределения земельной собственности, конечно, не удастся так просто предать забвению [207] . Но крайне сомнительно, что какой-либо из них хотя бы частично по решающим пунктам будет проведен в жизнь каким-либо правительством. Даже умеренный проект кадетской партии выглядит как само-вивисекция; в нем есть предложения, которые невозможно осуществить в нынешних, накаленных страстями условиях. Если же на момент представить себе страсти и клубок конфликтов, которые возникнут между разными группами интересов внутри крестьянства при малейшей попытке провести в жизнь систематический и всеобщий передел земли, то станет ясно, что для этого потребуется правительство, с одной стороны, чрезвычайно преданное идеалам демократии, и, с другой стороны, наделенное железной волей и способное предотвратить любое сопротивление [208] . Из исторического опыта следует, что проведение самой реформы и затем установление новых арендных отношений на такой территории и при таком количестве заинтересованных участников возможно только при условии деспотического правительства и стабильной экономики. Миллионы крестьян, арендующих землю у государства, образуют класс колонов таких масштабов, которые знали разве что древний Египет и Римская империя. Бюрократическое правительство не может решить эту проблему, потому что неспособно выступать против аристократии и класса земельных собственников. А демократическому правительству будет нехватать "железной" авторитарности и беспощадности в отношении крестьянства. Так или иначе, не слишком велика вероятность того, что в России окажется возможным принудительный передел земли в широких масштабах. Добровольная продажа земли, пока идут крестьянские волнения, возможна по довольно низкой цене. Дело в том, что казаки, поддерживающие порядок, обходятся помещикам довольно дорого, да и вся обстановка выглядит опасной и неустойчивой. Но необходимый для этого миллиардный кредит вряд ли доступен, и крестьяне не покупают [209] . Когда же волнения опять улягутся, то в условиях постоянного спроса на землю со стороны государства и земельного банка цены опять пойдут вверх; в некоторых областях за 15 лет они уже выросли в 5-10 раз, несмотря на падение цен на сельскохозяйственную продукцию.
  Идея "дополнительных наделов" не безнадежна в принципе. Но в данных исторических условиях, к сожалению, скорее всего она окажется неосуществимой. Препятствия на этом пути бесчисленны. Государственный корабль, отправившись в это плавание, поминутно может сесть на рифы, поскольку ему приходится плыть в статистических потемках, что мы и пытались выше показать примерами резко противоречащих друг другу расчетов. Ко всем трудностям добавляется и то, что крестьяне политически "проснулись", и сильные революционные партии, исполненные пылких надежд, оформляют в политические программы их фантазии. Чтобы найти действительное решение столь невероятно сложного вопроса на такой широкой основе, как этого хочет, например, партия кадетов, нужна кропотливая и беспристрастная обработка материала. Но при нынешнем накале не только социальных, но и чисто политических страстей, которые вожди крайне левой разжигают, используя надежды крестьян, такая работа совершенно исключена. Для этого, как и для многого другого, после политических перипетий последних 20 лет, уже "слишком поздно". И при всем уважении к интеллектуальному потенциалу крестьян, производящему впечатление даже на русских наблюдателей антидемократического толка, было бы роковым самообманом думать, что они в состоянии сами провести большую аграрную реформу, буде у них оказалась бы такая возможность. Гениальный парвеню Наполеон или такой бюргер как Вашингтон, твердо контролируя армию и опираясь на доверие нации, возможно, смогли бы поднять из земли Россию на мелкокрестьянской основе. Но этого не могут сделать легитимные монархии, так же как и совсем юное парламентское государство, пытающееся выжить под политическим давлением и справа, и слева.
  Если же будет осуществлена хотя бы частично реформа в духе кадетов, то (как я уже говорил выше) вполне возможен мощный подъем замешанного на "коммунистических" дрожжах "естественно-правового" духа. Это может привести к чему-то совершенно "небывалому", но к чему именно - предвидеть невозможно. Во всяком случае, неизбежен глубокий экономический упадок на 10-20 лет, пока эта "новая" мелкобуржуазная Россия проникнется духом капитализма: тут придется выбирать между "материальными" и "этическими" целями.
  К существенно другому результату приведет отчуждение земли, ограниченное земельными ресурсами, уже фактически находящимися в крестьянском пользовании на условиях аренды. Это возможно на основе административного регулирования аренды, начавшегося в 1896 году и виде превращения арендованной земли в собственность общин и крестьянских товариществ (что уже теперь практикует Крестьянский банк). Иными словами, речь идет о комбинации "законодательства" и практики Крестьянского банка. Этот путь экономически осуществим и лучше вписывается в существующее "общественное устройство", чем, например, ирландский земельный закон. Но индивидуальные собственники и свободные крестьянские кооперативы покупают гораздо чаще землю через Земельный банк, чем общины [210] . Это указывает на "экономический отбор", что находится в прямом противоречии с естественно-правовым принципом и этическими ценностями аграрных программ социалистов-революционеров и даже, хотя и в выхолощенном виде, кадетов. Как и следовало ожидать, все эти партии, сама крестьянская масса и ее идеологи среди интеллигенции - все этот путь отвергают. Даже когда эта аграрная политика была расширена на поместные земли, находившиеся на 1 января 1906 года в обработке крестьянским инвентарем, то есть когда закон превратил трудовые отношения в отношения трудовой аренды с фиксированной арендной платой и возможной позднее полной отменой аренды, она выглядела "консервативной", тогда как идея кадетов о сплошном обеспечении малоземельных, именно поскольку они малоземельные обязательным минимальным наделом - это революционная идея и она намеренно такова. Но, может быть, ни один из двух путей не будет выбран, и русский крестьянин совершит свой крестный путь, полный страданий и гнева, пока, наконец, не победят отчасти современный капитализм, отчасти современное, пригнанное к рынку, основанное на собственном наследуемом участке мелкокрестьянское хозяйство, и, таким образом, не ликвидируется последнее в Европе прибежище коммунизма и порождаемого им крестьянского "естественного" права. Политика тех, кто сегодня в России держит власть, толкает Россию именно в этом направлении, несмотря на серьезные уступки народничеству [211] .
  Как бы там ни было, а позиция партии по важнейшему практическому вопросу не прояснилась полностью даже к созыву Думы, не говоря уже о начале выборов. Во время дискуссии обнаружилось, что размах экспроприации, предусмотренный в проекте, вызывает решительные возражения уже у руководителей партии. Далее, было очевидно, что реформы, предложенные партией, никогда не удовлетворят слои крестьян, чье политическое самосознание пробудилось под влиянием социалистов-революционеров. С другой стороны, с началом предвыборной кампании, когда стал доступен более ранний и хуже подготовленный проект, стало видно, что решительное намерение большинства партии представлять интересы крестьянства будет стоить ей поддержки значительной массы крупных и средних земельных собственников. Кроме того, шансы партии резко упали, потому что ее организационная структура была в то время (январь) очень слаба повсюду, кроме крупных городов, партия чувствовала себя неподготовленной и неуверенной и проявляла склонность к широким чисто теоретическим дискуссиям вместо того чтобы решать практически важные вопросы, как, например, тот же аграрный вопрос. К этому добавился выход из партии группы чрезвычайно уважаемых активистов во главе с князем Евгением Трубецким; поводом послужили как раз все эти слабости, в частности бессмысленная дискуссия по поводу "учредительного собрания" и т.п [212] . К этой группе, назвавшей себя "Партия демократической реформы" примкнул Максим Ковалевский. Она оказалась значительно правее кадетов. Трудности нарастали. Самоотверженная работа преданных членов партии в начале выборов успешно компенсировала недостатки организации, но внутренний разлад не удавалось устранить, а между тем у пертии обнаружились сильные оппоненты. Это были партии, которым давал преимущество избирательный закон, благоприятный для представителей собственников, в особенности земельных собственников. Посмотрим теперь на них.
  Самым важным противником кадетов, благодаря своим интеллектуальным и материальным ресурсам, была партия "Союз 17 октября". В результате расхождений на земском съезде в сентябре 1905 года по национальному вопросу появилась особая группа. На ее основе сразу же после Манифеста 17 октября возникла политическая партия, взявшая Манифест себе в название, в результате роспуска старой Партии национального прогресса Д.Н.Шипова. Та партия принимала принцип народного представительства, но на основе самоуправляющихся корпораций, что выдает ее сословный характер. Это представительство должно было бы иметь совещательные функции при обсуждении законов и бюджета. Во главе этой партии стали Шипов и А.И.Гучков. Во время земско-городского съезда в ноябре, где кадеты были в заметном большинстве (только дюжина делегатов поддерживали Гучкова) особенно острыми оказались разногласия по поводу введения военного положения в Польше - Гучков выступал за эту меру. Разошлись также взгляды по поводу "конституционной функции" Думы, по поводу избирательного права (Гучков был за "двухступенчатые" выборы) и по поводу автономии пограничных областей (особенно Польши). Группа по всем этим вопросам голосовала против кадетов. 4 декабря группа оформилась. В нее вошли Шипов, Гучков, Стахович, граф Гейден и наиболее умеренные земские деятели. В этой партии преобладают либеральная сельская буржуазия, городские (особенно петербургские) состоятельные классы, часть академической интеллигенции (Милютин, Пиленко), либеральные чиновники, духовенство, офицеры [213] . Эта партия популярна у московских и петербургских немцев (барон Мейендорф). К ней примыкает "Балтийская конституционная партия" под чисто немецким руководством и с некоторой примесью латышской буржуазии. Сначала у партии были отличные отношения с Витте; несомненно, Гучков когда угодно мог получить министерский портфель; в апреле Царь предлагал ему место в Государственном совете, но он отказался. В конце января, после двусмысленных заявлений Витте относительно будущего самодержавия, отношения между Витте и Октябристами охладились. На совместном заседании московского и петербургского комитетов под председательством Шипова была высказана мысль, что Император ограничил свою власть по собственной воле, что таким образом заложена основа "конституции" и что задача Союза 17 октября - развивать на этой основе "конституцию" дальше. В том же духе высказалось проведенное в высоком стиле в Петербурге собрание; при этом собравшиеся резко нападали на Витте. Союз почувствовал свою силу: по данным Союза в конце января в нем состояло около 10 тысяч членов. Тем временем возник "Крестьянский союз на основе Манифеста 17 октября", ставший противовесом , с одной стороны, радикальному Крестьянскому союзу и, с другой стороны, "Черной сотне". Он отверг сотрудничество с монархической Партий правового порядка и установил связь с Союзом 17 октября [214] . Специфический орган тех, кто стрижет купоны, петербургская газета "Новое время" стала рупором Октябристов. Так же как и "Слово". Первая из них - самая бессовестная в российской прессе; с ней не могут соревноваться в цинизме даже такие листки как "Шлезише цайтунг" и "Гамбургер нахрихтен". Ее "моральная" поддержка" (если речь не идет о чисто денежных интересах) - сомнительная услуга [215] , но, с другой стороны, это одна из самых читаемых в стране газет. Высшей точкой в развитии партии был всероссийский съезд в Москве, открывшийся 8 февраля. На нем было 600 делегатов (первоначально 464) из 78 областей. Союз 17 октября имел тогда 38 губернских и 86 уездных комитетов. В провинции он располагает 16 газетами. В селькой местности к нему примкнули 18 партий [216] . Он распространил 4 с половиной миллиона брошюр и листовок. На съезде стояли следующие вопросы: отношение к кабинету Витте; принцип конституционализма; исключительные законы и смертная казнь; национальный, церковный, аграрный и рабочий вопросы. Первые же обсуждения сразу показали, что московская группа, возглавляемая Шиповым, располагается на "левом" фланге партии, затем следовал Петербург. А провинциальные отделения партии объединяло с ними только отрицательное отношение к принципам кадетской партии, с одной стороны, и к административному произволу, с другой стороны. Проблеме конституционности провинциальные комитеты придавали гораздо меньшее значение, чем столичные. Принятые резолюции требовали: немедленных гарантийhabeas corpus; отмена исключительных законов; чрезвычайное положение только в случае вооруженного восстания и смертная казнь только по приговору суда. Съезд также пришел к выводу, что кабинет министров не выполняет условий Манифеста 17 октября. Съезд потребовал, чтобы Дума была созвана вконце апреля. Ораторы из провинции скептически отнеслись к требованию отменить смертную казнь. Стахович предложил единую резолюцию, включавшую все упомянутые вопросы, но за нее проголосовали только 16 делегатов. Была принята серия отдельных резолюций. Резолюция о созыве Думы была принята единогласно - это требование было выполнено фактически уже два дня спустя. Habeas corpus и требование отменить исключительные законы после "разъяснений" Шипова тоже были приняты единогласно. Требование допускать военное положение только в случае бунта и безусловно отказаться от смертной казни без суда были приняты большинством против двух голосов, но после того как голосовалась отдельно одна острая деталь и в очевидном противоречии с настроением многих делегатов [217] . Обсуждение же важнейшего из всех вопросов аграрного вопроса было 155 голосами против 113 было убрано из официальной повестки дня, хотя Бюро съезда добилось по крайней мере "обмена мнениями". По национальному вопросу Бюро предложило: в первом классе народной школы преподавать на местном языке, но уже с третьего класса на "государственном" (кроме религии), а во всех других государственных учебных заведениях, включая университеты, разрешить преподавание только на государственном языке. В Польше разрешить преподавание польского языка как предмета. В частных же школах оставить вопрос о языке на их рассмотрение. Острый конфликт возник из-за требования русских делегатов из пограничных районов разрешить им особое национальное представительство. Немцы (барон Мейендорф) решительно протестовали, и съезд в конце концов решил: /1/вопрос о местных языках в школе оставить на рассмотрение Думы; /2/справедливость требует, чтобы национальные меньшинства были представлены. Резолюция по рабочему вопросу (кроме признания профсоюзов) была составлена в общих выражениях: распространение принципов защиты рабочих на ремесленников, расширение страхования рабочих, ремесленные школы, реформа фабричной инспекции с тем, чтобы в ней использовались профессионально подготовленные чиновники [218] . Характерный эпизод имел место в связи с предложением внести в одну из резолюций такой пункт: улучшение положения трудящихся связано с улучшеним конъюнктуры в промышленности. Делегаты подозревали, что за этой фразой скрывается попытка протащить протекционизм и отказывались этот пункт принять, пока Шипов не разъяснил открыто, что речь не идет о повышении таможенных пошлин. Для решения церковного вопроса была создана особая комиссия.
  В уставе значилось, что партийные группы, желающие присоединиться к Союзу должны разделять следующие основные принципы: /1/Дума принимает участие в законодательной власти; /2/"не противодействовать" реализации обещаний, содержащихся в Манифесте 17 октября; /3/признается равноправие всех наций и вместе с тем неделимость и единство Империи; /4/не отказываться от требования учредительного собрания. Съезд счел "преждевременными" обязательные партийные взносы и постановил, что местные комитеты должны помогать Центральному комитету, собирая добровольные пожертвования. Комиссия по аграрному вопросу в апреле подготовила программу, сводящуюся в общих чертах к следующему ("Новое время", 10810, 2): отмена особого сословного статуса крестьян; использование земель царской семьи и государственных земель для дополнительных наделов; полное государственное финансирование переселения.
  В целом съезд (как и съезд демократов) создал у внешних наблюдателей впечатление, что весьма разные элементы пытаются ужиться под одной крышей. Своим главным противником партия считает кадетов. Помимо многочисленных провинциалов, такое настроение в особенности свойственно Петербургскому комитету (за исключением д-ра Пиленко), потому что там считали, как было видно из речей Чистякова, что для партии совершенно необходима поддержка на выборах со стороны правых. Гучков в Москве, несмотря на свои часто острые выступления, остается крайне ненадежным политическим "фармазоном". И только Шипов. отбросивший сразу после Манифеста славянофильские реминисценции и верный ранее данному слову, гарантирует своей сильной и оригинальной личностью ясную позицию партии в конституционном вопросе. В остальном же на первый план выступает глубокое недоверие партии к правительству; разочарование в правительстве видно также и в официозной прессе. В провинции даже был случай, когда запретили собрание Союза. И все же отношение правительства с партией остаются сносными; в конце концов правительство сделало "неприкосновенность частной собственности" главным предвыборным лозунгом. Не имея определенной аграрной программы, Союз 17 октября не может расчитывать на голоса крестьян. Напротив, можно ожидать, что "классово сознательные" частные землевладельцы, по меньшей мере крупные, поддержат октябристов, так же как и "классово сознательная" буржуазия в городах, если она не принадлежит уже к Партии торговли и промышленности, тесно, впрочем, связанной с октябристами.
  Союз 17 октября это по преимуществу партия правого крыла земства. В него не попали все те экономические группы, которые не участвовали в земском движении в силу самой природы земств. Это относится прежде всего к специфически современным классам владельцев движимого имущества, сложившимся в ходе развития капитализма. В 80-е и 90-е годы они решительно стояли на стороне бюрократии, потому что только она могла защитить их интересы от интересов либеральных землевладельцев. Партия торговли и промышленности возникла из созданного в июле 1905 года "Союза торговли и промышленности". Ее вдохновителем был и остается председатель Московского биржевого комитета Г.А.Крестовников. Эта партия была подлинным и специальным представителем "буржуазии" в строго экономическом смысле этого слова. Крупные промышленники и торговцы дают деньги на ее довольно энергичную агитацию и беззастенчиво используют свое выгодное положение, чтобы побудить своих приказчиков, служащих и вообще зависящих от них пролетариев умственного труда вступать в партию [219] . Результаты выборов показывают, что эти вынужденные попутчики отдают партии свои подписи и деньги, но не голоса. Партия сознает себя как представителя классовых интересов. Ее активисты штудировали Маркса так же хорошо (и так же плохо) как их социалистические противники, и у них хватает прямодушия часто говорить об этом открыто, например, на собраниях в Москве. Каждая партия, говорят они, должна защищать чье-то классовые интересы, все остальное - лицемерие. Тем не менее им удалось завербовать сторонников и среди мелкой буржуазии, после того как провалилась попытка создать "партию ремесленников" [220] . Тут сыграли роль и определенные протекционистские интересы некоторых рабочих объединений и надомников. Всероссийский съезд Партии торговли и промышленности начался 5 февраля 1905 года и продолжался несколько дней. По сведениям комитета у партии было тогда 60 отделений, она контролировала 30 газет с тиражом 3 миллиона экземпляров. В дискуссиях обнаружилось, что взгляды партии во многом совпадают со взглядами Октябристов. А разница между двумя партиями в том, что Торгово-промышленная партия более осторожна в конституционном вопросе, считает более важным выполнение обещаний Манифеста относительно гарантий индивиду, считает вопрос о всеобщем избирательном праве чисто "теоретическим" и еще более настойчива в отношении централизма. Партия решительно выступает против "регулирования условий труда", за освобождение капитала из-под всякого бюрократического контроля и считает социалистов, но также и кадетов своими врагами; последних, разумеется, из-за децентрализаторских. а также и антипротекционистских тенденций. Первоначальная попытка (март и июль 1905 года) объединить крупную индустрию политически и экономически не удалась, и защита экономических интересов отделилась от организации политической партии. Тем не менее политическая партия буржуазии нашла поддержку у сильных союзов предпринимателей, возникших в последние годы. После первоначального сопротивления централизму со стороны промышленников Лодзи и Москвы руководство в Петербурге подготовило объединение крупных промышленников всей Империи [221] . Этот Союз заботился о том, чтобы в идущих ныне и предстоящих переговорах по социальному законодательству предприниматели сплоченно отстаивали перед правительством свои интересы. Другая забота Союза была в том, чтобы освоить новейшие методы борьбы с рабочими. В Московском районе было создано объединение предпринимателей для страховки от забастовок и предполагалось, что оно вскоре охватит всю страну [222] . Началось создание всякого рода "учреждений вэлфэра" с тем чтобы установить свое господство в социальной сфере. Нетрудно увидеть, что страна одним прыжком переходит к самым современным формам экономической борьбы, не повторяя переходных стадий, которые прошел в своем развитии Запад. Первый большой локаут, похоже, недавно намечался в Москве в ответ на забастовку печатников. Экономически промышленные круги выглядели довольно сильными; вопрос был только в том, как удастся эту силу использовать в условиях существующего избирательного закона.
  Так называемая Партия правового порядка в отличие от Торгово-промышленной партии существует отдельно от Союза 17 октября не потому, что представляет какие-то особые экономические группы, а просто в силу случайных обстоятельств своего возникновения. Она впервые выступила со своими принципами на общественной арене после обсуждения национального вопроса на съезде земств и городских дум в сентябре. В декларации говорилось, что партия не отвергает безусловно центральный пункт в программе других умеренных групп, а именно радикальную аграрную программу, но отделяется главным образом по следующим причинам [223] : /1/она считает крайне опасным экспериментировать с любой мыслью об автономии "краев"; при этом сама она выступают за безусловное равенство всех национальностей в отношении гражданских прав и государственной службы, за уступки в отношении родного языка в школе и за полную религиозную терпимость; /2/она считает, что необходима "сильная государственная власть", а либеральная программа подвергает этот принцип опасности. Кроме того, декларация провозглашала: всеобщее равенство перед законом, ликвидацию земских начальников, "двухступенчатые" выборы в сельской местности (ничего не сказано о всеобщем и равном праве), сохранение единства России и могущества ее армии, об укреплении которой говорится в нескольких местах в общих выражениях. Упор на централизм, милитаризм и экономический индивидуализм позволяет считать Партию правопорядка своего рода аграрным крылом Торгово-промышленной партии. Со времени декабрьского съезда в ее Центральный комитет входят Н.Л. Кледа, проф. Яншуль. Ф.Р.Райлев, В.В.Эггерт, А.А.Тарасов, а позднее Д.Й.Пестржецкий и др. Лидер "свободно-консервативной партии" М.В.Красовский был их духовным вождем. В сельской местности к партии присоединяется значительная часть дворянства, но также и крестьяне, в особенности состоятельные [224] . Партия также ведет агитацию среди рабочих [225] . Централизм и авторитаризм - партия особенно настроена против забастовок - после декабрьских событий толкает партию все дальше вправо. На декабрьском съезде это стало особенно ясно, и в начале января партия раскололась [226] . Группа уважаемых активистов (граф Тузенгаузен, Бобрищев-Пушкин и др.) вышла из партии и основала "конституционно-монархический правовой союз", затем установивший контакты с Союзом 17 октября.
  Программы трех конституционных партий, находящихся в оппозиции к национально-децентрализаторскому демократическому движению, настолько близки [227] , что их объединение казалось совершенно естественным. В начале февраля, сперва в Петербурге [228] , а затем в провинции возникли первые местные соглашения для агитации, что в конце концов привело ко всеобщему картелю "объединенных конституционно-демократических партий", куда кроме главных трех партий вошли мелкие партийные образования - "Прогрессивно-экономическая партия" (проф. Озеров), "Демократический союз конституционалистов", "Союз мирного обновления" и пр. Ряд других партий, однако, как, например, "Партия демократической реформы" (Максим Ковалевский и др,) склонялись к национальной децентрализации и работали вместе с кадетами. Объединенные партии центра обещали действовать вместе и действительно во многих местах, в частности в больших городах представили на выборах совместные списки.
  Главные враги партий центра расположены слева. С консерваторами у них более теплые отношения. В самом деле, местами они поддерживают друг друга, хотя и втихомолку. Но это бывает не часто. Потому что бесчисленные консервативные организации, объединенные в "Союз русского народа" и вместе с ним в большой картель "монархических" партий. считают как раз центристов предателями самодержавия и резко враждебны к ним. Можно сомневаться, насколько сильны сами консервативные партии. По данным даже их противников бесчисленные собрания, которые устраивают консерваторы, собирают много народу, и на них царит страстно-восторженная атмосфера, хотя когда дело доходит до обсуждения позитивных целей движения, не возникает ничего, кроме требований не допускать на выборы евреев и обеспечить господство русского народа в Империи [229] . У консерваторов, как и у других партий, есть свои "крестьянские союзы". Они работают плечо к плечу с "Народным миром" - официозом, созданным по указанию Дурново. Последним руководит духовенство. Вступающим в него предлагают подписать присягу, напечатанную на бланке(!) [230] . "Народный мир" пытается также вербовать рабочих, в частности "желающих работать" железнодорожников. В Москве он ищет себе сторонников среди мелкой буржуазии. Поскольку эти объединения были уверены в благосклонности Царя, они легко переносили решительную неприязнь со стороны Витте и эпизодические выговоры со стороны Синода (при режиме Оболенского) в адрес священников, позволявших себе слишком резкие заявления.
  Хорошо видно, что все движения правее кадетов нередко слабо организованы, их предвыборная "техника" гораздо проще и в их распоряжении гораздо меньше одаренных и вместе с тем образованных агитаторов, готовых на жертвы. Главную интеллектуальную работу по части агитации в Союзе 17 октября выполняет доктор Пиленко, в прогрессивно-экономической партии это делает в одиночку проф. Озеров. Более важные полтитические фигуры "Центра" вроде Шипова в эти дела не мешаются. Торгово-промышленная партия и партия правового порядка полностью положились на состоятельность своих членов, а правые на националистическую и антисемитскую демагогию. В то же время их положение в предвыборной борьбе внешне казалось более благоприятным, чем положение демократических партий, трудности которых были столь значительны, что ЦК кадетов даже перед самыми выборами стал подумывать, не лучше ли бойкотировать Думу.
  Серьезные трудности чинили им сами власти, но еще хуже было то, что изменилось настроение тех кругов, для которых закон о выборах был особенно благоприятен - частных землевладельцев. Этот сдвиг был против демократов и в пользу партий центра и консерваторов.
  После подавления Московского восстания и под впечатлением крестьянских беспорядков реакционные настроения стали перекидываться с бюрократии на "общество", то есть прежде всего в земства. Крестьянские волнения и угроза экономическим основам частного землевладения - а именно из этой среды происходили лучшие умы земского либерального движения - сыграли, конечно, свою роль. Это хороший пример того, как реальные условия влияют на идеологию имущего класса; он так же показывает, как гуманитарные идеалы вступают в конфликт с экономическими интересами и в какой мере они могут при этом устоять. Пока экономические основы господствующих в земствах землевладельцев не подвергались угрозе, они готовы были идти за многочисленными политическими и социальными идеологами [231] , происходившими из их среды. Но как только над ними нависла возможность быстрого физического и экономического упадка, освободилась дремавшая до поры неукротимая энергия противоречивых интересов. События вырывают их из повседневной рутины и чувствительно напоминают им о материальных основах их собственного существования, и соответственно их взгляды не могут не измениться, и весьма существенно. И не следует забывать, что помимо уничтожения частной земельной собственности, агрессивные требования крестьян ставят в крайне затруднительное положение земские власти. Во многих губерниях, например, крестьяне, доведенные до отчаяния голодом, требовали в декабре, чтобы земства предоставили им "продовольственное пособие" [232] . Запуганные управы, как правило, обещали выполнить это требование, а губернские присутствия по большей части отказывались. Но агрессивное поведение крестьян во многих случаях побуждало управы выплачивать деньги, полностью или частично, по собственному усмотрению. Это помогало успокоить крестьян, но губернаторы в таких случаях привлекали управы к ответственности за несанкционированное использование общественных средств [233] .
  Когда в середине января общественное возбуждение пошло на убыль, обнаружилась перемена в настроении заинтересованных групп, и сфера влияния идеологов существенно сузилась. Дворянство и частные землевладельцы, до сих пор следовавшие в фарватере прогрессивно настроенных либералов, или просто политически пассивные, толпами повалили на земские собрания. И хотя в октябрьском съезде не захотело принять участие возглавяемое Гучковым "умеренное" меньшинство (их там было 15-20 человек), тенденция была ясна: материальные "классовые интересы" по всему фронту выходили на передний план.
  Стоит присмотреться внимательно к этой тенденции, а для этого остановимся вкратце на определенных политических переменах внутри правительства. Существенный повод для оживления антидемократических общественных слоев возник в первых числах января, когда в прессу попали сообщения о радикальных аграрно-политических планах министерства сельского хозяйства, которое тогда возглавлял Кутлер.
  После обнародования конституции в Манифесте 17 октября появился еще один Манифест от 3(16) ноября. В довольно неопределенных выражениях он говорил об интересах крестьян и частных землевладельцев; одновременно расширилась активность Крестьянского банка [234] . Затем в начале января стало известно, что глава сельскохозяйственного ведомства Кутлер разработал проект и что комиссия под его председательством действительно предлагает решить крестьянский вопрос, прибегнув к частичной экспроприации частных владений. Ничего более определенного о содержании проекта не было известно, потому что несколько доступных публике его экземпляров вскоре были изъяты.
  Насколько известно,проект предусматривал для разных областей Империи нормальные размеры трех типов хозяйств: мелкие хозяйства без наемной рабочей силы, средние хозяйства, где хозяин работает вместе с наемными рабочими, и крупные. Хозяйства соответствующих клессов, превышающие нормальные размеры, должны будут отдать землю в земельный фонд, куда также войдут государственные дворцовые земли, откуда земля будет прирезаться безземельным и малоземельным крестьянам. Обсуждение проекта в Совете министров, назначенное на 7 (20) января, не состоялось; спешно собравшийся в начале января дворянский съезд в Москве [235] протестовал против любой экспроприации [236] кроме как для нужд железной дороги и против любого аграрного закона до созыва Думы, но так же отклонил идею особой комиссии из представителей дворянства, земств и крестьян для разработки проекта аграрного закона. Председатель съезда князь Трубецкой, предводитель московского дворянства. поспешил 15 января в Петербург, чтобы там представлять интересы дворянства. Одновременно "Новое время" и другие подобные газеты стали нападать на правительство в связи с циркуляром министра финансов [237] . Этот циркуляр в интересах купли-продажи земли с помощью Крестьянского банка, указывая на необходимость успокоить крестьян, рекомендовал губернаторам оказать на частных землевладельцев давление, чтобы они не поднимали до такой степени цены на землю; в противном случае ситуация так обострится, что ее "вряд ли удастся уладить посредством Крестьянского банка". Эту почти неприкрытую угрозу прибегнуть к принудительной конфискации земель заинтересованные землевладельцы с негодованием восприняли как "зубатовщину" в аграрной сфере. В резолюции дворянского съезда (10 января) Крестьянский банк подвергся резкой критике за его политику цен на землю. Специальный представитель банка К.Н. Нардов терпеливо объяснял съезду, что Банк по самой своей природе покупает только ту землю, которая крестьянину нужна и может быть использована; что Банк может продать крестьянину эту землю по цене, при которой крестьянское хозяйство останется доходным и производительным; что речь не идет о капиталистической земельной ренте. Все было напрасно; съезд оставался убежден, что Банк искусственно подавляет цены на землю [238] - традиционный упрек заинтересованных групп. Банк должен придерживаться "реальных" местных цен на землю, покупать землю за свой счет заранее для последующего снабжения землей безземельных и малоземельных (резолюция XVIIа). Правительство должно взять на себя по крайней мере 1% амортизации капитала (резолюция XVIIб). Это повысит спрос и, стало быть, шансы тех дворян, которые хотят продать землю. И наконец (резолюция XVIIв) предлагается законодательно облегчить крестьянам выход из общины, облегчить им продажу земли банку, а всем другим крестьянам, включая тех, кто не вышел из общины, разрешить закладывать банку свой общинный надел, с тем чтобы они могли получить средства, необходимые для покупки земли у дворян по запрошенной цене. Это разрешение взорвало бы общину, потому что создало бы возможность для формально остающихся в общине продавать общинные наделы.
  Нетрудно заметить, что эти хранители национальной традиции, как и у нас в Германии, озабочены прежде всего повышением цен на землю [239] . Но главное - становились все важнее интересы аграрного капитализма: судьба идеи экспроприации в министерстве быстро была решена. При обсуждении вопроса в "особой комиссии" представители всех других департаментов категорически отвергли всякую мысль об экспроприации. В ее защиту выступили только чиновники из ведомства самого Кутлера, представитель департамента колонизации А.В.Глинка и представитель управления коронными землями А.А.Риттих, а также приглашенный для специальных консультаций А.А.Кауфман и некоторые другие [240] . Кутлер ушел в отставку и скоро присоединился к кадетам; все его циркуляры и распоряжения были отозваны и отменены. Была созвана новая комиссия для повторного обсуждения проекта Кутлера и пяти других проектов, предложенных к этому времени, в том числе проекта профессоров Мигулина и Исаева. Сам Царь неоднократно высказывался за абсолютную неприкосновенность частной собственности [241] . Особенно резким было его заявление в беседе 18/31 января с крестьянской депутацией из Курской губернии; оно было официально распространено по всей стране.
  Классовые противоречия между дворянством и крестьянством все обострялись. Дворяне-землевладельцы были так смертельно напуганы, что немедленно началась подготовка к максимальному объединению всего сословия, с тем чтобы иметь возможность длительно сопротивляться социальной и политической демократизации страны. Избирательная кампания слегка задержала это движение, и только 21 мая в Москве начался дворянский съезд под водительством крайних реакционеров князя Касаткина-Ростовского и графа Бобринского (президента). На нем было 150 делегатов из 34 губерний. Они создали постоянно действующий орган консервативного дворянства. Он должен был собираться ежегодно и вести широкую агитацию. Одновременно те же круги создали "Союз собственников", оформившийся окончательно 2 июля, после выборов [242] .
  Характерным образом изменилось по сравнению со временем Александра III отношение господствующих классов к общине. Когда-то ее восхваляли славянофилы и реакционные романтики, Она была опорой "авторитета". А теперь для дворянского съезда, так же как и раньше для бюрократии Витте, она стала рассадником революционных настроений. Первый дворянский съезд, кроме уже упомянутых резолюций, рекомендовал принудительную ликвидацию черезполосицы и ликвидацию сервитутов (резолюция XV) и в особенности (резолюция XVI) и облегчение перехода к системе подворного владения и хуторского земледелия с правом свободной продажи в случае выхода из общины [243] . Этот подход становится теперь все более авторитетным в министерстве. 1 января 1907 года будет поворотным моментом в судьбе общины: согласно Манифесту от 3 ноября 1905 года отменяются выкупные платежи, без которых нельзя было разорвать связь с общиной [244] . С 1893 года эти платежи были обязательны даже для тех, кто уже выкупил свой надел. Под вопросом оставалось, разрешит ли правительство действительно и на каких условиях выход крестьян из общины с этого дня [245] . 25 января/7 февраля для обсуждения этого вопроса собралась "особая комиссия" и министерство внутренних дел внесло ее рекомендации 19 марта/1 апреля в Государственный совет [246] . Граф Витте - уже не в первый раз за последние годы - выразил убеждение, что страна не успокоится, пока не будет ликвидировано особое сословное положение крестьян, а преемник Кутлера Никольский добавил, что чем скорее распадется община, тем быстрее с повестки дня исчезнут всяческие проекты принудительной экспроприации. А один член Государственного совета сделал следующий шаг, предложив, чтобы крестьяне при выходе из общины имели право требовать землю к одному месту; таким образом с общиной будет навсегда покончено [247] . Государственный совет решительно отказался идти так далеко без согласия самих крестьян и одобрил проект министерства внутренних дел, предложивший, чтобы выделение земли происходило только периодически раз в четыре года, причем выделиться могли бы только минимум 5 крестьянских семей одновременно. Крестьянину при выходе определяется надел не больше нынешнего размера; только там, где передела не было 25 лет, община определяет размер надела заново.
  Эта последняя деталь представляла собой в некотором смысле прощальный реверанс старому "праву на землю". Помимо этого, в политическом отношении очень характерно было то, как торопились до созыва Думы внедрить в общественное мнение идею крестьянской частной собственности на землю. Это делалось под предлогом, что речь идет якобы всего лишь об интерпретации Высочайшего Манифеста (ноябрьского). Протестовала не только левая пресса, но даже такие флюгера как "Новое время" (Љ10779) осудили, по крайней мере на минуту, эту бюрократическую атаку на "национальный институт". В результате предложение было задержано и вместе с другими проектами было предложено на рассмотрение Думы. Те же самые соображения, что определяли враждебное отношение правительства к общине, толкали к тому же самому частных землевладельцев, причем тем сильнее, чем острее становились социальные противоречия. Голоса представителей в известной виттевской комиссии "по нуждам сельского хозяйства" разделились: отчасти в силу противоречивых классовых интересов (потребность поместий в рабочей силе), а отчасти в силу социальных противоречий и общеполитических расхождений во взглядах. Резкой и единодушной смены отношения к общине не произошло, но идет постепенное смещение настроений в сторону оппозиции общине. Казанское губернское земство этой весной приняло резкую резолюцию против общины, хотя и при решительных протестах со стороны меньшинства. Что касается крестьян, то среди них нет единодушия в отношении общины. Те, кто от нового передела существенно потеряют, то есть те, у кого много земли и мало детей, во всяком случае часть из них, когда их просят высказаться определенно, выступают против общины. Далее, есть небольшой слой крестьян, шагнувших экономически так далеко вперед, что община висит у них словно камень на шее. Но преобладающее большинство крестьян в областях, где община сохраняется, остаются верны ее основному принципу - право на землю по потребности - и ее фундаментальному институту - переделу земли в случае если нарушено "правильное" отношение между размерами семьи и размерами надела. Раньше часто можно было слышать, что когда будет отменена совместная ответственность общины за налоги, тесно связанная с поземельной общиной, крестьяне толпами станут выходить из общины. Это произошло в 1904 году, но ожидаемого эффекта пока не видно. А в результате отмены выкупных платежей право на передел стало только еще более привлекательным для массы безземельных и малоземельных крестьян. Везде где крестьяне последнее время подавали голос, они выступали за сохранение общины. И хорошо известно, что как раз среди добросовестных "буржуазных" ученых, обученных также и в немецком духе, идея законодательства, прямо или косвенно разрушающего общину, встречает довольно решительное сопротивление [248] . Мы здесь в Германии все еще плохо понимаем технику общины, представляющей собой институт "архаичный" с точки зрения аграрного капитализма, но ни в коем случае не "примитивный" или грубо-коммунистический. Мы должны прежде всего понять мотивы тех, кто защищает общину, прежде чем судить об этом общественном устройстве, и уяснить себе, что и в этом случае речь идет о "конфликте ценностей" [249] . Мы оставим рассмотрение воззрений русских ученых до более подходящего случая, а сейчас лишь заметим, что с развитием капитализма община претерпит такие изменения, которые заставят незаинтересованных наблюдателей изменить свое отношение к общине: среди русских ученых сейчас преобладает благожелательное отношение к общине, а среди немецких - неблагожалательное, и надо думать их "ценностное" отношение к общине сблизится. Здесь нас прежде всего занимают характерные перемены во взглядах правительства [250] . Правительство ухитряется, с одной стороны, провозгласить, что оно намерено покончить с господством общины над индивидом, и тут же, можно сказать, не переводя дыхания, дезавуирует само себя (как мы уже раньше заметили), используя силовые функции "мира", наиболее, кстати, ненавистные народу, для собственных полицейских целей: право "мира" при определенных обстоятельствах отправлять неудобных членов общины в Сибирь. Это право было использовано против революционеров, когда крестьянские общины побуждали принимать резолюции, осуждающие "партийных активистов и возмутителей спокойствия", что фактически означало выдачу властям, после чего министр мог "по своему усмотрению" выслать осужденных, причем все расходы по транспортировке оплачивало государство [251]. Похожим образом в свое время вместо коллективной налоговой ответственности (отменена в 1904 году) была введена коллективная ответственность за ущерб, нанесенный во время крестьянских беспорядков. А перед отставкой в апреле министр внутренних дел внес законопроект с целью повысить "эффективность" гражданско-правовой ответственности крестьян за беспорядки: судебным исполнителям разрешалось реквизировать инвентарь, ранее изъятый из процедуры возмещения убытков. Однако министерство юстиции и Витте высказали по поводу этой меры сомнения, и она была отклонена.
  В то же время правительство пыталось пойти навстречу классовым интересам земельных собственников. Хотя закон отменил штрафы за забастовки, в качестве компенсации были приняты законы против забастовок сельскохозяйственных рабочих по прусскому образцу. Закон сформулирован так, чтобы охватить крестьян, занятых на работах в крупных поместьях. Правительство в этом случае было так серьезно настроено, что опубликовало этот закон до открытия Думы 26 апреля, датировав его 15 апреля. Поспешность правительства выдавало загадочное заглавие этого документа: "По проекту правил против возникновения стачек среди сельскохозяйственных рабочих". Забастовка сельскохозяйственных рабочих, нарушающая трудовое соглашение, или безуспешное подстрекательство к ней карались по законам уголовного кодекса, даже если при этом не было применено насилие [252] .
  Противовесом всем этим мерам [253] по обеспечению "неприкосновенности частной собственности" - помимо денежной помощи переселенцам в Сибирь [254] и обсуждения в департаментах земель царской семьи и лесов возможности сдавать землю в аренду крестьянам - была только одна "позитивная" аграрнополитическая мера: создание Крестьянского банка, после неудачной попытки Кутлера. Его деятельность рассмотрена на страницах этого журнала авторитетным русским автором, и я поэтому буду краток, хотя, конечно, предмет заслуживает куда более подробного анализа. Сопровождавший Манифест от 3 ноября 1905 года указ от той же даты предусматривал: /1/средства Банка для покупки земли должны быть увеличены разрешением выдавать облигации; /2/в тех случаях, когда кредитование отчужденных земель допускается в пределах 90%, оно будет потом доведено до 100%; /3/банк может использовать для погашения облигаций, упомянутых в (1), часть средств, поступающих в ходе погашения долга по выкупным платежам. Необходимо было создать Банку новую ресурсную базу, в особенности потому что упомянутые выше (Љ 3) выкупные платежи, в которых Банк по закону 14 ноября 1894 года имел долю, с 1 января 1907 года отменялись. Практически самое важное положение указа о выдаче долговых обязательств проводилось в жизнь неимоверно долго. Заплатив наличными продавцам земли и выдав долговых обязательств на 300 миллионов рублей под 4.5%, Банк потерял 60 миллионов рублей и должен был теперь платить не наличными, а 5-процентными рентными бумагами, гарантированными государством. Долго не могли согласиться насчет процентной ставки и сроков амортизации [255] . С другой стороны, нужно было также достичь согласия с частными ипотечными банками об условиях передачи поместий, обремененных ипотечными долгами; нужно было, чтобы Банк, несмотря на их долги по закладной, мог их парцеллировать [256] . После оживленных дебатов по первым пунктам в Государственном совете 21 марта вышло экспертное заключение Государственного совета. Его основные положения сводились к следующему: Крестьянский банк (и не интересующий нас теперь Дворянский банк) выдает кредиты (как посредник при покупке земли) и платит (когда покупает сам) только облигациями, а не наличными. Ставка по облигациям Крестьянского банка, гарантированным государством, составляет 5%, но каждый, кто продает Банку землю, имеет право вместо этого на 6% (без налога), что фиксируется в счетах Банка, если Банк остается должен продавцу (III, 3). Погашение этого долга начинается через 5 лет и должно завершиться через 15. Выплата долга (III, 8) передается только по наследству. Ежегодные выплаты должны составлять минимум 5 и 3/4% (срок погашения 45 с половиной лет) и максимум 11 процентов (срок погашения 13 лет). После того как упомянутый выше второй пункт был урегулирован через соответствующие решения акционерных банков, 12 апреля появился Высочайше утвержденный доклад министерства (от 10 апреля 1906 года), разрешавший Банку эмиссию на 100 миллионов рублей 5-процентных долговых обязательств под гарантии государства, применимых в качестве залогового средства по их номиналу в некоторых государственных кредитных и эмиссионных операциях с погашением в сроки, определенные условиями займа и по мере выплаты амортизации .
  Еще до этого Указ 4 марта 1906 года создавал новые условия для управления банковскими операциями. Он учреждал "землеустроительные комиссии". Состав уездной комиссии выглядел так: предводитель дворянства, председатель земской управы, представитель министерства сельского хозяйства , член окружного суда или председатель коллегии мирового суда, член управления удельными землями, налоговый инспектор, земский начальник, три представителя земства (выбранные) и два представителя волостного схода (по жребию). Состав губернской комиссии выглядел так же с добавлением представителей Земельного банка и губернского присутствия (в основном бюрократического учреждения). Ее состав утверждается губернскими властями. Уездная комиссия отвечает (ЉI, 4) за планы земельного банка по закупке земли и парцелляции, за выявление потребности крестьян в земле и определение ее "действительной стоимости" и за посредничество между желающими продать и купить землю. Губернские комиссии надзирают за деятельностью уездных и обеспечивают необходимое "единство действий". Наконец, был образован также аграрный комитет при министерстве сельского хозяйства (ЉII). В нем заседают представители разных заинтересованных ведомств (среди них министерство императорского Двора), Дворянского и Земельного банка и государственные контролеры. Этот комитет, во-первых, решает, создавать упомянутые выше комиссии в том или ином уезде и, во-вторых, определяет их задачи: выявление потребности в земле, побочные меры при сдаче крестьянам в аренду коронных земель, меры по совершенствованию крестьянских хозяйств, посредничество между крестьянами и помещиками в случае чересполосицы. Бросается в глаза, что во всех этих схемах ничего не говорится о прохождении решений по инстанции, функциональные действия характеризуются в самых неопределенных выражениях и, наконец, прежде всего - и на это тут же обратила внимание пресса [257] - ничего не сказано насчет того, будут ли решения комиссий обязывающими для банка, или речь идет только об экспертных заключениях, то есть еще одном бесполезном "авторитетном" элементе, обременяющем и без того трудную работу земельных банков, из-за чего они работают медленно и неэффективно. Только практика покажет, будет ли от комиссий какая-то польза, или они попросту будут представлять интересы бюрократии и интересы дворянства, расходящиеся с интересами крестьянства. В земствах уже преобладают земельные собственники. В комиссиях они тоже будут в большинстве (6) против крестьян (3) и, надо думать, будут стараться удержать высокие цены на землю [258] . От этого в особенности будет зависеть, какую позицию займут крестьяне в отношении земельного банка и неуклонно возрастающего предложения земли на рынке. Чем дольше хозяева поместий будут оставаться неуверены и запуганы, тем ниже будет цена на землю и тем больше у крестьян шансов купить эту землю. Эти шансы становятся еще больше в виду массовых поджогов усадеб, которые самим своим существованием "психологически" сильно мешают крестьянской колонизации, а так же непомерных расходов на казачью охрану [259] . "Социальнополитически" такое буквальное "уничтожение ценностей" вобщем оказывалось вполне практически полезным. Вопрос был только в том, сумеют ли крестьяне воспользоваться благоприятным положением и не упустят ли свои шансы в ожидании, что Дума создаст для них еще большие шансы. Как бы там ни было, теперь стало совершенно очевидно, что ценовая политика земельного банка находится в центре проиворечивых интересов. Это имеет политические последствия для органов самоуправления, куда входили оба главных участника конфликта - землевладельцы и крестьяне. В самом деле, классовые противоречия резко обострились уже последней зимой. Это означало конец земских съездов, олицетворявших эволюцию общества в ее начальной фазе, и грозило изменить надолго физиономию земства отнюдь не на пользу делу демократии.
  Крайне реакционный съезд землевладельцев под председательством князя Щербатова заседал 16-17 февраля в Москве. Его участники выступили за "национальные" бумажные деньги, за свободу использовать земельный банк при продаже земли парцеллами, за превращение крестьян в частных землевладельцев, но при одновременном условии запрета не-крестьянам приобретать землю у крестьян. Съезд также отрицал, что в стране есть какой-либо земельный голод и высказался за неприкосновенность частной собственности [260] . Такие настроения представлены почти во всех земствах меньшинством. Но несомненно, что в кругах, где интересы определяются земельной рентой, они нарастают.
  Одновременно с переменами в вопросе о земельной собственности в министерстве реакция обнаружила себя и на земских собраниях. Там где, как, например, в Симбирске и в Калуге, состоялись новые выборы в земства, победили консерваторы. Или, как в Харькове, победу одержали партии центра. Осенью, ко времени земско-городского съезда - в отличие от радикальных губернских земств - они преобладали во многих уездных земствах и отправляли в адрес Витте бесчисленные изъявления "доверия". Но и там, где новых выборов не было, физиономия органов самоуправления изменилась. В некоторых земствах - сначала в Твери(15/28 января) - председательствовавший по закону предводитель дворянства пытался закрыть публике доступ к заседаниям земства, поскольку публика часто поддерживала земских радикалов. Понадобились продолжительные протесты, чтобы старый порядок был восстановлен. Максима Ковалевского в Харькове не хотели допускать на заседания, поскольку он был одет во фрак вместо мундира. Затем началась борьба против земских книжных лавок: как и другие книжные лавки, они использовали период фактической бесцензурности после Октябрьского манифеста для того, чтобы изрядно пополнить свои книжные запасы. Не только правительство обрушилось на земские книжные лавки, как это было во Владимире [261} 6/19 января и в Ярославле 21 января, но часто и сами земства. Так например, в Саратове просто перестали продавать одну из лучших земских газет "Саратовская земская неделя", а в Костроме начавшееся, было, издание земской газеты вновь было отложено из-за трудностей, чинимых властями. Из книгоиздательства и публицистики волна пошла на земских служащих, так называемый "третий элемент" - этих представителей специфически русской радикальной интеллигенции. Под предлогом состояния войны и чрезвычайных мер по охране порядка власти учинили массовые аресты и административные ссылки, а также массовые увольнения [262] : во многих областях увольнялись даже врачи. Ничего подобного и в таких масштабах не было за всю историю земств. В Казани губернатор потребовал, чтобы при назначении кого бы то ни было на земскую должность спрашивали его разрешения. Решение некоторых земств (например, московского) продолжать выплачивать уволенным какое-то время зарплату было отменено. Но во многих земствах реакционно настроенные земцы сами выступили инициаторами репрессий. Все врачи московского уездного земства уволились 9/22 февраля, потому что председатель управы Рихтер не посчитался с обычаем, согласно которому при увольнении и назначении врачей должен присутствиовать выбираемый служащими "санитарный советник". Только после полутора месцев препирательств и накануне того дня, когда врачи грозили прекратить работу, конфликт был улажен. Саратовская управа получила 6 февраля вотум недоверия, в котором одновременно выражалось неодобрение политической агитации служащих ведомства (в данном случае врачей). Когда управа под бурные приветствия публики объявила, что не уйдет в отставку до конца трехлетнего срока, собрание отказалось заняться переоценкой недвижимых имуществ [263] . После такого маневра управы, не предусмотренного никакой "парламентской" теорией, штурм управы захлебнулся, если не считать упомянутого чувствительного эпизода с бюджетом [264] . Гораздо более сомнительным был исход конфликта между радикальной управой и "умеренно" или даже реакционно настроенным собранием Московского губернского собрания в конце февраля. Управа, которую представлял Ф.А.Головин, воспользовавшись как поводом вмешательством властей в условия работы земских служащих, предложила резолюцию с требованием скорейшей отмены чрезвычайного положения [265] . Но большинство (32 против 26) под водительством А.И.Гучкова, хотя и осудило (32 голосами против 26) произвол властей, но согласилось признать, что в "особых" обстоятельствах оправдано применение "мер усиленной охраны"; резолюция безусловно осудила политическую стачку, сочла, что участие в стачке несовместимо с обязанностями земских служащих и уполномочила управу действовать соответственным образом. Вскоре управа подала губернатору, а ее председатель министру внутренних дел заявление об отставке(22 февраля по старому стилю). "Новое время" торжествовало, а официоз "Русское государство" усмотрел в этой акции "политического героя" А.И.Гучкова начало "чистки" земств от "элементов, попавших туда по недомыслию избирателей".
  Одновременно публику уверяют, что правительство, отказавшись от репрессий, воздержится от того, чтобы дать этому процессу полный ход. Граф Витте надеялся здесь пожать плоды своей выжидательной, расчитанной на "страх буржуа" политики. И в самом деле: разгром старого центра земской фронды и наметившееся взаимопонимание между правительством и большинством в ведущих земствах может иметь далеко идущие последствия. Между тем, скоро обнаружилось, что недоверие к правительству даже у "умеренных" перевешивало ненависть к революции. Уже на следующем заседании картина стала иной: отчасти (хотя и не только) благодаря тому, что срочно призвали либеральных гласных - присутствовали только 58 из 92 гласных - но главным образом из опасений, что отставка управы может иметь последствия: управе оставалось служить меньше года, и правительство могло по закону назначить членов управы на освободившиеся места. Впечатляющую речь произнес Д.Н.Шипов, предшественник Головина и отец земского конституционного движения, а также партийный товарищ Гучкова по Союзу 17 октября. Ему удалось, по всей видимости, угрожая выйти из партии, сначала уговорить земство единогласно просить управу взять обратно заявление об отставке, а затем Гучков по требованию Головина "интерпретировал" оскорбительную резолюцию приемлемым для управы образом [266] . И хотя губернатор уже принял заявление об отставке управы, а заявление председателя уже лежало у министра на столе, правительство характерным образом не решилось заявить, что телеграммы с отказом от отставки запоздали. Так же колебался маятник недоверия к низам и недоверия к верхам и в других земствах. В Туле, например, многие земцы перешли слева направо, и консерваторы оказались в большинстве. Тридцать гласных во главе с графом В.А.Бобринским опубликовали заявление, где осуждали земства за то, что они занимаются политикой и рекомендовали земствам остаться в рамках чисто экономических проблем. В этом же духе было решено закрыть санитарные бюро, прекратить санитарную хронику и всю демократическую статистику передать из ведения земств в ведение государства - и все для того, чтобы избавиться от неудобного "третьего элемента". Но когда губернатор, пытаясь "ковать железо, пока горячо", предложил закрыть сельскохозяйственную школу, книгоиздательство и отдел народного образования, а потом захотел выделить 100 тысяч рублей казакам на охрану поместий и обязать земских служащих дать подписку, что они не будут заниматься политической пропагандой, земство все это отклонило [267] . Последняя репрессивная мера много где обсуждалась, но, насколько мне известно, лишь относительно немногие земства с ней согласились. Чаще случалось, что сокращался земский бюджет, как в Полтаве, а вместе с ним и штаты, чему сопутствовала политическая чистка. Само сокращение земских и городских бюджетов объяснялось, конечно, финансовой необходимостью. Многие города и земства из-за неуплаты налогов близки к банкротству. Крупные землевладельцы виноваты в этом по меньшей мере так же, а то и больше, чем крестьяне: крестьяне часто не платят налоги по настоянию крестьянского союза [268] , а землевладельцы - ссылаясь на крестьян (справедливо или нет), или "потому что правительство не обеспечивает порядка" [269] . Недоимки земств и городов оцениваются в 80 миллионов рублей. Попытки получить от государства субсидии были, естественно, напрасными. Не удалось даже уговорить правительство разрешить земствам и городам займы, потому что оно не хотело ухудшить на денежном рынке свои собственные позиции. Условия на которых можно было получить деньги за границей, были самыми неблагоприятными. Город Москва в марте получил за 4-процентные облигации только 71%, тогда как просил 83%, а 5-процентные облигации стояли на уровне 93% [270] . Соответственно оказалось неизбежным ограничение деятельности земств, и крестьяне играли при этом характерную роль. Везде где происходили выборы деревенских и волостных служащих, крестьяне старались уменьшить им содержание и сократить срок службы до одного года [271] , а в некоторых случаях вообще отказывались назначить им содержание. Точно так же вели себя их представители в земствах. Везде они старались сокращать штаты [272] . Совершенно излишней им казалась земская статистика, и они требовали, везде где могли подать голос, ее прямой ликвидации. Симпатии "третьего элемента" к крестьянским проблемам не спасали его: в условиях всеобщей нехватки средств крестьяне довольно часто требовали сократить жалованья этой категории земских служащих. Все это наглядно показывает, что произошло бы, если бы сегодня земства были предоставлены одним крестьянам. Старая борьба вокруг распределения налогов, в которой ярче всего обнаруживалась "классовая" позиция господствующих в земствах землевладельцев, разгоралась снова и снова, как только возникал для этого повод. Только преодолев сопротивление реакционера князя Мещерского, профессор Герценштейн сумел осуществить в московском земстве оценку земельных угодий, на чем давно настаивали либералы [273]
  Все острее осознаваемая классовая противоположность крестьян и страх перед ними проходят красной нитью через дебаты во многих земствах. Формирование милиции для защиты поместий за счет земств, отвергнутое, как мы видели в Туле, во многих других земствах было одобрено. В Екатеринославском губернском земстве после возражений меньшинства, не согласившегося с таким обслуживанием частных интересов из общественных средств, вопрос был передан в специальную комиссию [274] . Предметом спора в земствах оказалось отношение к Крестьянскому земельному банку. И здесь классовые интересы играют все более возрастающую роль. Участие членов земства в управлении и в создаваемых правительством местных "комиссиях" вызывает возражения с разных сторон по прямо противоположным причинам: консерваторы и все заинтересованные в высокой земельной ренте возражают в принципе против нынешней стратегии земельного банка, поскольку убеждены, что он придерживает цены на землю, а социально-реформаторская левая, как мы видели, вместе с крестьянами-земцами [275] видят в земельном банке чисто коммерческий институт, ответственный за повышение цен на землю, и поэтому не хотят и слышать об участии земств в деятельности банка [276] . Об аграрной политике правительства и ее влиянии на банк и на поведение крестьян уже говорилось выше. Во многих отдельных случаях между продавцами и покупателями замли достигалось полное взаимопонимание, но тем не менее очевидно одно: дальнейшее и очень сильное обострение классовых противоречий между землевладельцами и крестьянами уже имеет место и, можно ожидать, продолжится. Это должно постоянно обострять партийные конфликты в земствах, и даже требование восстановить положение, существовавшее относительно земств до 1890 года, вероятно, встретит возрастающее сопротивление со стороны получателей земельной ренты. Сами же крестьяне, повсюду составляющие большинство избирателей, требуют - если они в принципе политически мыслят - чтобы при любых обстоятельствах крестьянам в земствах принадлежало большинство. А их конечная цель - всеобщее и равное избирательное право. Объективно нет никаких сомнений, что крестьянское большинство в земствах будет проводить радикальную и крайне эгоистическую политику. Сейчас, например, крестьян очень воодушевляет идея обязательной народной школы. Так вот, вполне вероятно, что они даже под давлением нынешней страшной нехватки всех жизненных ресурсов не откажутся, как все остальные, от долгосрочных культурных интересов, которым теперь служит земство. И не из-за предполагаемой крестьянской "глупости", которую так преувеличивают по видимости беспристрастные чисто "буржуазные" наблюдатели, но из-за того, что нынешнее крайне бедственное положение широких крестьянских масс исключает саму мысль о том, чтобы отложить какие-либо цели на будущее, поскольку на благоприятное будущее бессмысленно надеяться. Конечно, полицейский произвол, всех держащий за глотку, возбуждает против себя и объединяет все классы. Но представим себе на минуту, что его нет, и сразу станет очевидно что интересы земельных собственников приведут к тому, что они почти единым фронтом встанут против крестьян. К этим классовым интересам, властно толкающим земельных собственников на сторону реакции, добавляются еще сословные интересы привилегированного дворянства, оказавшегося после земского уложения 1890 года и в силу своего экономического значения в исключительном и ненормальном положении: они занимают в земствах господствующую позицию. Начавшееся сплочение дворянства под влиянием политической реальности мы уже упоминали. Этот процесс сохраняет свое значение, хотя до полного единства всего сословия дело не дойдет. Потому что дворянство экономически в высшей степени дифференцироано [277] . Оно также привержено разным политическим традициям. Целые роды, ведущие родословную от декабристов, как например, Шаховские, и сегодня держатся демократических убеждений. Есть и славянофильские роды, например, Самарины. Древность рода не имеет значения. Среди "монархистов" мы видим и парвеню, и потомков фаворитов Екатерины, но для широких слоев дворянства источники существования тесно связаны с бюрократической карьерой, и это неизбежно решающим образом влияет на политическое отношение массы дворян к системе. Это обстоятельство поминутно дает о себе знать в их крайне реакционных заявлениях. Московское дворянское собрание было первым местом, где после выборов ненависть к демократии нашла себе выражение в резолюции, требовавшей военной диктатуры. Дворянство в целом - что было видно уже из наших замечаний относительно съезда московского дворянства - настроено решительно консервативно. Но яркие исключения случаются как раз в старо-русских губерниях. В Ярославле на собрании дворян князь Шаховской после оппозиционной речи предложил резолюцию, осуждающую произвол властей. Но в основном ветер дует в другую сторону. Тульское дворянство выступило против помощи школам [278] , а нижегородское отпустило 50тысяч рублей на милицию для защиты от революционных действий [279] . Везде где выбираются новые предводители дворянства, как например, в Саратове, побеждают консерваторы. С другой стороны, смелое предложение де Роберти в тверском дворянском собрании просить представителей дворянства в Государственном совете голосовать за отмену дворянских прав было отклонено при шумных протестах; примечательно, однако, что меньшинство составило больше 1/3 (28 из 79 присутствовавших). Все предводители дворянства (кроме одного) Московской губернии с князем Трубецким во главе направили князю Долгорукову, предводителю дворянства Рузы и председателю кадетской партии, непосредственно перед выборами коллективное письмо [280] с неодобрением его политического поведения, плохо якобы совместимого с его положением, равно как и его предполагаемые личные связи с известными революционерами. Долгоруков резко отверг это письмо и был выбран выборщиком от курии землевладельцев вопреки монархисту князю Щербатову. В Костроме было даже сделано предложение (впрочем отклоненное) не выбирать в Государственный совет представителей дворянства [281] .
   В целом обострение классовых противоречий так же как и разные формы революционной борьбы (вроде бойкота налогов) ослабляют земства в системе распределения власти и смещают их обще-политические и социально-политические настроения "вправо".
  На выборах членов Государственного совета, который из старого института, созданного в свое время Сперанским, становился теперь "верхней палатой" парламента, вполне обнаружились настроения, охватившие привилегированные классы, в частности дворянство, после декабрьских дней. Взглянем сначала на эти выборы.
  По закону о Государственном совете от 20 февраля 1906 года и согласно Основным законам от 24 апреля 1906 года Гусударственный совет выбирается на 9 лет с обновлением 1/3 членов каждые 3 года. Помимо выборных членов Совета часть его состава назначает пожизненно сам Царь (статья 9 порядка, заключение). назначенных членов не должно быть больше, чем выбранных (статья 2). Император может назначить выборы избираемой части Совета на любое время. Члены Государственного совета выбираются: /1/ 6 от православного духовенства, /2/по одному от каждого губернского земства или соответствующих корпораций там где земства нет, среди них 6 от Польши, /3/ 18 от дворянских обществ, /4/ 6 от Академии и университетов, /5/ 12 от комитетов торговли и мануфактур [282] . Членов Совета от духовенства назначал синод - 3 от черного духовенства и 3 из кандидатов, предложенных еперхиями. Личности тех, кто попал в Совет от белого духовенства ничего не говорят нам о каких-либо политических настроениях. Члены совета от дворянства определялись таким образом: каждая губерния или территория посылала 2 выборщиков [283] в Петербург, и они вместе выбирали 18 членов Государственного совета. Несмотря на большое социальное разнообразие дворянства [284] , все выбранные в совет представляли "государственно-охранительные" взгляды. В Москве либералам с трудом удалось выбрать выборщиком князя П.Н.Трубецкого, державшегося весьма правых взглядов, близких к программе Партии правопорядка. После двухдневных обсуждений в Государственный совет были направлены 4 твердых консерватора (среди них Ф.Д.Самарин) и 14 [285] представителей крайне правого крыла партий центра (среди них П.Трубецкой, Сухомлинов).
  Выборы выборщиков от торговли и промышленности, которые на совместном собрании в свою очередь выбирают 12 членов Государственного совета, поделены (детали нас здесь не интересуют) между биржевыми комитетами и торговыми управами [286] . На этот раз выборы прошли очень гладко: во главе списка был выбран ушедший в отставку с поста министра торговли Тимирязев, а за ним представители больших капиталистических союзов и предприятий Крестовников (от московской биржи), Авдаков (от южной городобывающей промышленности) и т.п. Все они были в хороших отношениях с современной капиталистически ориентированной бюрократией, представляли буржуазию как класс и принадлежали к Партии торговли и промышленности. В буржуазных кругах с горечью отмечали, что буржуазия представлена в Государственном совете слабее, чем дворянство и земства, и эта горечь была понятна [287] : как и в случае Думы, избирательная процедура оказалась наименее благоприятна для "буржуазии" в собственном смысле этого слова: сословно-политическая традиция, характерная для монархий, оказалась очень неуступчивой. Согласно "придворной" социальной иерархии "мещанство" оставалось "второсортным" - в России, как и у нас в Германии. Поэтому в верхней палате российского парламента города не представлены адекватно, против чего громко протестовали Москва и Петербург.
  Привилегированная интеллигенция, то есть Академия и 9 университетов, выбирали по 3 выборщика, а те уже выбирали 6 членов Государственного совета. Все 6 оказались конституционными демократами, но голоса выборщиков разделились почти поровну между левыми и правыми - 16 против 14.
  Не было совместной коллегии выборщиков от губернских земств. Каждое губерское земство выбирало депутата в Государственный совет отдельно. На этих выборах наибольшего успеха добился Союз 17 октября. В Москве был выбран в Государственный совет Д.Н.Шипов, после того как он не попал в Думу. Его программа состояла в том чтобы как можно скорее преобразовать Совет в чисто земское представительство. Шипов также не хотел, чтобы у Совета были законодательные функции наряду с Думой и чтобы его компетенция была ограничена ролью Коронного совета. От октябристов выбрали представителей также Владимир, Рига (балтийская конституционная партия). Такие аграрные области как Казань, Калуга, Пенза, Харьков проголосовали в очень консервативном духе; тоже консервативным оказался Нижний Новгород. Кадетов послали в Совет, насколько мне известно, очень немногие земства, например, Вятка. Более охотно земства выбирали "прогрессистов", то есть умеренных конституционалистов - Дон, Симферополь, Ярославль, Пермь, Новгород. Западный край (Киев, Волынь, Подолия, Вильна) выбрал либо поляков, либо умеренных.
  Таким образом, в Государственном совете оказалась группа всего из 12 демократов - представителей университетов и некоторых земств. На противоположном фланге - и это была первая неожиданность - было немногим более 40 решительных консерваторов, славянофилов-абсолютистов во главе с Самариным. Это означало, что из назначенных Царем членов Совета только 20 принадлежали к этой группе. 12 представителей торговли и промышленности во главе с Тимирязевым чувствовали себя в изоляции и поначалу образовали отдельную группу. Но самая многочисленная группа из 80-90 человек во главе с Шиповым стояла на позициях конституционно-монархических партий. Сюда входило большинство представителей земств и значительная часть назначенных членов Совета; вновь обнаружилось, что бывшие чиновники нередко настроены оппозиционно. Это обнаружилось уже в начале работы парламента. Под водительством Н.С.Таганцева, А.С.Ермолова (бывший министр сельского хозяйства) и при участии барона Корфа, графа Олсуфьева, П.П.Дурново (старшего), графа Сольского и др. ("Новое время", 10869. стр.3) они создали "группу Центра", требовавшую сформировать правительство, готовое работать с Думой и Государственным советом. Вместе с Думой они готовили чувствительный удар по кабинету Горемыкина.
  Могло показаться очевидным, что союз правительства с привилегированными (формально и фактически) классами - естественный путь, который будет избран. Казалось логичным объединение с силами умеренного земского конституционализма, поскольку дворянство не было достаточной социальной базой для правительства. Этот путь также представлялся сравнительно легким. Но это было совсем не так. У земств недоверие к правительству в решающий момент все же перевесило страх перед революцией. У правительства ненависть к земствам оказалась сильнее желания найти союзника против революции. Бюрократия должна была пожертвовать частью своей произвольной административной власти. Это было необходимо для того, чтобы достичь какого-то взаимопонимания с имущими классами, но как раз это было выше ее сил.
  
  Примером дикой ревности к земству было невероятное поведение "Красного креста" во время войны по отношению к организациям, которые земство хотело предоставить в его распоряжение. С тех пор ничего не изменилось. Теперь чисто филантропическая организация, созданная земством для помощи голодающим, подвергается мелочным нападкам и назойливому надзору. Правительство чинит всяческие препятствия земской филантропии: даже простые столы для раздачи бесплатного питания сплошь и рядом запрещаются, несмотря на крайнюю нужду в продовольствии. Вместо того, чтобы делегировать репрессии против "третьего элемента" имущим слоям, кого "классовые интересы" всегда побуждали выступить в "государственно-охранительном" духе, когда это было надо, что делает бюрократия? Губернаторы и генерал-губернаторы more solito вмешиваются во все и уже одной своей бесцеремонностью оскорбляют самолюбие земств. Бюрократия не может себе вообразить, что она когда-либо уступит долю своего всесилия кому бы то ни было. Ответная реакция следует тут же. В октябре даже умеренные земские деятели (Шипов) отказались от министерских портфелей, предложенных Витте, потому что для них было немыслимо сотрудничество с Треповым и Дурново. В январе Витте разослал циркуляр, предлагавший земствам прислать с доверенных представителей для участия в регулярном обсуждении политических вопросов. Почти все земства отказались это сделать, и Витте не оставалось ничего другого кроме как официально объявить запланированные совещания "излишними" [288] . Обе стороны не могли работать вместе. Экономически либеральная бюрократия, возглавляемая Витте, полностью лишила политического значения своего ближайшего друга предпринимательскую буржуазию с помощью закона об избирательном праве и урезав ее представительство в Государственном совете. А самого характерного представителя этих кругов в правительстве Тимирязева третировали и в конце концов заподозрили в "зубатовщине". После этого и эти круги оказались для правительства политически бесполезными [289]
  .
  VII АНАЛИЗ ВЫБОРОВ В ДУМУ
  
  В таких условиях начались выборы в Думу. Первые результаты (выборы на волостные сходы и выдвижение "уполномоченных" от мелких землевладельцев на выборы выборщиков) поступили 21 февраля и как будто указывали на полную апатию и случайный исход выборов. Но в первые две недели марта многочисленные выборы в сельских городах закончились победой демократических списков выборщиков. С большим напряжением ожидались результаты выборов выборщиков в Петербурге (20 марта) и в Москве (26 марта). В обоих городах Союз 17 октября объединился с другими конституционно-монархическими партиями. К этому списку примкнула и бюрократия, и его победа ожидалась хотя бы в некоторых городских избирательных округах. Но ко всеобщему удивлению в столицах [290] во всех округах победили конституционные демократы, даже там, где жили бюрократы [291] , банкиры и рантье. Неожиданны были и масштабы победы. За демократов голосовали 2/3 - 3/4 избирателей при чрезвычайно высокой, несмотря на "бойкот", активности. За столицами последовал Киев, главный центр отчаянной монархической агитации, где самого профессора Пихно, редактора "Киевлянина" не выбрали в коллегию выборщиков, а за ним и другие независимо голосующие города европейской России (за изъятием Польши). За исключением Екатеринослава, где победил Союз 17 октября, Минска, где победил один сионист, и Риги, где в числе победивших оказался один буржуа-латыш. Явка на выборы показала, что бойкоту, объявленному крайне левыми партиями, не последовали ни домовладельцы-рабочие, ни влиятельные евреи, ни радикальная мелкая буржуазия [292] . Масса убежденных социал-демократов голосовали за демократов [293] . Этому были прямые свидетельства. Это видно и из того, что социал-демократы под впечатлением выборов отказались от идеи бойкота и на более поздних выборах выставили уже своих кандидатов. В Тифлисе даже демократы проиграли социалистам, которым удалось провести 9/10 своих выборщиков. Одновременно это показало, что победа демократов на выборах весьма ненадежна. Если бы крайне левые участвовали в выборах., то во многих больших городах демократы понесли бы большой урон, и борьба шла бы между социалистами и буржуазными классовыми партиями, а идеологическая демократия, так же как у нас в Германии, оказалась бы исключена из борьбы.
  Очень скоро обнаружилось, что при нарастающей предвыборной агитации и в сельской местности бойкот проваливается не меньше, чем в городах. А слабое участие в выборах мелких частных землевладельцев [294] , о чем уже говорилось выше, объясняется не этим. Только единицы крестьян бойкотировали выборы в самом начале. Демократы и здесь получили как правило подавляющее большинство в России, в Малороссии, в балтийских и кавказских губерниях. В областях нового заселения на Юго-востоке и кое-где в Черноземье победили крайне левые. Почти повсюду крестьяне выступали единым фронтом с "городскими", голосуя решительно и неожиданно против "умеренных" кандидатов.
  
  По результатам выборов на губернских собраниях заметно различались области, где были земства и где их не было, то есть области, где были народные школы или не было и где "общество" проводило социально-политическую работу или нет. В 28 из 34 губерний, где нет земств, выборы принесли чистую победу одной партии. Только в 6 губерниях результаты были смешанные. Неопределенными оказались результаты и в 6 губерниях, то есть в половине таких губерний (из всего 13). В этих последних практиковались предвыборные торги между сословными группами, либо между политическими лидерами и их клиентами, и мандаты были поделены. Так в Минске, Витебске и в Подолии землевладельцы объединились с городскими против крестьян (русских и русинов), в Вильне, Могилеве и на Волыни, наоборот, с крестьянами против городских (то есть евреев), в Гродно городские (евреи) и крестьяне объединились против землевладельцев. В западном районе выборы сильно ослажнялись национальной и конфессиональной проблемой; схема реализации избирательного права была такова, что три группы выборщиков в значительной мере оказались представителями разных этнических групп (у Вебера "рас" - А.К.)
  Почти повсюду здесь из-за сильной национальной темы популярность демократов оказалась значительно меньше. Так же как и в "Царстве Польском", во многих уездах 7 северных губерний Западного края (то есть кроме Киева и Полтавы) победили умеренные, а местами даже реакционные элементы [295] . В "Царстве Польском" демократы проиграли буржуазным националистам, в одном округе потому, что поляки и немцы объединились против евреев и, стало быть, демократии. На Волыни польские землевладельцы предпочитали отдать мандат шовинистически-антипольским попам, чем голосовать вместе с городскими радикальными выборщиками (евреями). Буржуазные русские газеты с удовлетворением писали о поражении местных демократов, всегда готовых к длительному взаимопониманию с Россией, и о победе польских буржуазных шовинистов. Это следовало понимать совершенно однозначно: националисты всех стран, объединяйтесь против демократии! [296] Однако частичная победа умеренных элементов в этих округах в значительной мере объяснялась экономической зависимостью, отсутствием политического опыта и неорганизованностью масс в этой "российской Ирландии", но там где не победили националисты (литовцы, поляки, украинофилы), голоса разделились примерно поровну между демократами и"умеренными", причем за последних голосовала значительная часть грамотных крестьян.
  
  Иначе обстояло дело на юге Западного края и в обширном поясе черных земель, который тянется от румынской границы к югу от линии Киев-Чернигов-Тула-Рязань-Казань к Уралу и восточной степи. В этой области сельскохозяйственного экспорта и крайнего крестьянского малоземелья только Тамбовская губерния попала в руки монархистов и Рязанская в руки "умеренных" элементов, а именно Союза 17 октября. Да в Бессарабии, этом заповеднике антисемитизма, и в Орле голоса разделились, хотя "умеренные" имели здесь решительное преимущество. Все остальное досталось демократам, в основном конституционным, но также и социал-революционным. В Полтаве, Чернигове и Курске на западе, а также в Саратове, Самаре, Симбирске, Казани и в Таврии не прошел ни один депутат правее кадетов. А в Киеве, Харькове, Воронеже, Херсоне прошли буквально единицы. Только область Войска Донского оказалась поделенной между несколькими партиями, хотя и здесь преобладали демократы. В степной зоне Оренбург высказался за демократов, Астрахань оказалась поделенной. На севере Черноземья и юге Центрального района Пенза, Тула и Калуга оказались поделены между левыми и "прогрессистами" с буквально считаными представителями умеренных. Смоленск на западе, Уфа на востоке, огромные области новой колонизации Вятка и Архангельск послали чисто (или почти) демократическое представительство. Умеренные оказались сильнее только в Перми на востоке, в Вологде на севере, Новгороде, Пскове, Олонце на северо-западе. Но в Твери на северо-западе победили демократы, а в Петербургской губернии демократы вместе с "прогрессистами". В центральном промышленном районе Ярославль и Кострома на севере показали безусловное превосходство демократов, а в южных кустарнических губберниях (Тула, Калуга и др.) значительное превосходство. В Нижнем Новгороде реакционеры (монархисты, партия правопорядка) выступили более или менее на равных с демократами. Из очагов капитализма во Владимире был более значительным успех партий центра (Союз 17 октября), а в Московской губернии они имели безусловный перевес, и там даже прошли откровенные реакционеры. Стоит напомнить, что в Москве и Владимире "городские", то есть живущие в городах (и в сельской местности) не живущие сельским хозяйством избиратели посылали большинство выборщиков. К тому же в этих областях северного Центра мелкие земельные собственники были напуганы проектами экспроприации и голосовали за партии центра в отличие от социал-революционных крестьян в областях распространения общины (например, в Нижнем Новгороде: "Вестник сельского хозяйства". Љ9, стр.18). Подобное имело место далеко не везде. Следует подчеркнуть, что мелкие землевладеьцы хотя и очень редко демонстрируют социал-революционные настроения, в большинстве своем политически достаточно радикальны и тоже выступают за "дополнительный надел". Почти сплошь антидемократически настроены только немецкие колонисты, которые могут потерять собственость при любом перераспределении земли. Поскольку хорошо известно, что успех реакционеров в Тамбове, умеренных в Орле, Рязани и Перми оказался возможным только в результате беззастенчивого давления властей, то из этого обзора видно, что самые хорошие шансы у демократии были в тех областях, где промышленный капитализм развит меньше всего, а, наоборот, больше всего распространена аграрная капиталистическая рента, основанная на использовании крестьянской рабочей силы и на крестьянской аренде. Самым радикальным (большинство получили эсэры) оказался электорат в Саратове и вообще в северном степном Поволжье, где соседствуют крупные поместья, которые когда-то обрабатывались крепостными и которые теперь дают владельцам огромные спекулятивные прибыли, и крестьяне-поселенцы - прошедшей зимой это был главный очаг крестьянских волнений. За ними по своей радикальности следуют Киевская, Черниговская и Вятская губернии. Монархисты провели в Думу всего 8 депутатов - среди них ни одного крупного лидера. В Тамбовской и Пермской губерниях это произошло только благодаря безучастности крестьян и давлению властей, в Бессарабии благодаря глубоко укорененному здесь антисемитизму. В Московской и Нижегородской губернии удался их союз с промышленным капитализмом - одновременно партия правопорядка провела в нижегородской губернии 3-4 депутатов. В Херсонской губернии их поддержали немецкие колонисты. Все эти партии -каждая сама по себе - оказались поразительно слабыми и незначительными. Также полное поражение потерпела буржуазия в лице торгово-промышленной партии: несмотря на все свои деньги она провела одного единственного депутата от Московской губернии. Это неудивительно после того, что мы знаем об избирательном законе. Так называемые "умеренные", но не причисляющие себя к Союзу 17 октября (их было 22 в момент открытия Думы) все происходили из областей, где была слаба предвыборная агитация: 8 были избраны от необъятной Пермской губернии, 8 от Западного края (Волынская и Минская губернии: в последней крупные земельные собственники имели абсолютное большинство, в первой - почти абсолютное). Эти выборы были в основном продуктом бюрократии, дворянства и духовенства.
  Самым неожиданным было как для него самого, так и для его противников, поражение Союза 17 октября, пославшего в Думу всего 13 депутатов, среди них графа Гейдена и Стаховича [297] . Частично они были выбраны от северозападных губерний Псковской и Олонецкой, частично от центральнорусских губерний Орловской и Рязанской, отчасти от Московской губернии, где Союз образовал картель с торгово-промышленной партией и правыми, остальные прошли в Думу по одиночке из разных мест, в том числе из единственного (русского) города, в котором не победили демократы, - Екатеринослава. Три "конституционно-монархические" партии, или так называемые "умеренные" имели на момент открытия Думы 44 депутата, а вместе с монархистами 52 из 441. Они пытались получить на свою сторону "беспартийных" крестьян, например, когда протестовали против ответа Думы на приветсвие Царя. Им удалось получить лишь одну-две дюжины подписей. Левая насчитывала поначалу 140 депутатов от "Партии народной свободы"(кадеты) и крайне левую трудовую группу из 60-100 депутатов, среди них 12-14 социал-демократов, о которых еще пойдет речь. Уже этих двух групп было почти достаточно для большинства. К ним примыкали 40 "прогрессистов", выбранных в Новгородской губернии (5), Костромской, Пензенской, Калужской (по 2) и Петербургской (1). Это все были губернии, где у демократов было только относительное большинство и где им нужно было блокироваться с левым крылом партий, расположенных вправо от них. Там они оказались (кроме Новгородской губернии) вторыми после демократов. Остальные депутаты были либо националисты (поляки, латыши, эстонцы, литовцы, украинцы, мусульмане, сионисты) либо без определенных партийных симпатий [298] . Последнее относилось к значительной части 204 выбранных в Думу крестьян - в сословном, не в экономическом смысле [299] . А вообще беспартийные депутаты составили 27.4% состава Думы [3f00] Если же сравнить результаты выборов с распределением выборщиков между крестьянами и другими, в особенности землевладельцами-избирателями, то обнаружится, что Тамбовское и Вологодское губернаторства, где крестьяне составляли большинство (или почти) голосовали за консерваторов и центр, а Воронежская, Курская, Самарская, Симбирская, Пензенская, Уфимская и Ставропольская губернии, где тоже крестьяне были в большинстве, голосовали, напротив, за демократов или либералов. Но в Полтавской губернии, где большинство выборщиков составляли частные землевладельцы [301] , в Думу были выбраны демократы, тогда как в других таких же губерниях (Могилевская, Виленская, Минская, Волынская) выбрали автономистов или депутатов конфессиональной окраски. Губернии, где среди выборщиков преобладал несельскохозяйственный элемент, как например, Ярославская и Екатеринославская, голосовали за демократов (напомним, что город Екатеринослав выбрал депутатов от центра), а Московская губерния с таким же составом выборщиков послала в Думу реакционных депутатов [302] . Значительное большинство избирателей, не связанных с сельским хозяйством. в округах без промышленности, то есть там , где было много евреев, голосовали демократически, а в в центральных промышленных областях (например, Московская губерния), наоборот антидемократически. Курия землевладельцев повсюду была политически разделена. Победу демократии регулярно обеспечивал союз городской курии с частью землевладельцев и прежде всего с крестьянами, которым особенно близки были радикальная программа земельной реформы и резкое неприятие административного произвола [303] . Как только предвыборная кампания пошла полным ходом, "крестьянские союзы" при реакционных и центристских партиях, буквально рассыпались в прах. Правительство и духовенство сами основали крестьянский союз "Народный мир", имевший прямое сообщение со всеми властями. Но этому пришлось воспротивиться министерству (МВД - А.К.), поскольку союз использовал свои полномочия, чтобы требовать от деревенских старост сбора всех жалоб на губернаторов [304] . Крестьянский союз При Октябристах вообще заявил сначала, что пойдет за кадетами, если они откажутся от своих симпатий к полякам [305] , но позднее безо всяких условий перешел к радикалам. Крестьянский союз при партии правопорядка, расколовшись, сделал то же самое. На выборах было замечено [306] , что крестьяне относились к приезжим агитаторам более скептически, чем в октябре 1905 года. Они отдавали предпочтение "интеллигенции" из собственной среды, но не проявляли большого доверия к своим собратьям по сословию - земледельцам как и они сами. Если же они и выбирали крестьян [307] , то предпочтительно беднейших, поскольку они-то уж донесут до Царя правду о безземелье. Очень неохотно крестьяне голосовали за тех, кто прикупил к наделу землю на сбережения [308] . Арест некоторых из крестьянских "уполномоченных" сразу после выборов не заставил крестьян переменить мнение; они обещали земским начальникам все, чего те от них хотели, но во время тайных выборов голосовали за радикалов, разумеется там, где выборы действительно были "свободными". То что среди выборщиков оказалось много крестьян-интеллигентов, конечно, облегчило кадетам политическое взаимопонимание с крестьянами, хотя упрямое нежелание крестьян избирать кого-либо кроме крестьян повсюду приводило к осложнениям. Вот почему, хотя, как уже было отмечено, в губерниях, где есть земства, выборы были более "партийными", чем в губерниях, где земств нет, редко где операция прошла гладко, а именно там, где агитационная работа среди крестьян уже до выборов привела к единодушию на основе их программы. В противном случае выборщикам приходилось работать 3 и даже 4 дня во втором туре голосования, когда для победы нужно было уже только относительное большинство, чего кадеты и добивались благодаря сплоченной организации. Эти обстоятельства следует иметь в виду при оценке позиций буржуазной демократии. Внешне они выглядят очень сильными, но это не так. В городах, если социал-демократы принимали участие в выборах, результаты были иными. Классовые интересы землевладельцев тоже не в пользу демократиии. Как далеко могут идти вместе городские социал-демократы и социал-революционные крестьяне, тоже не известно. Не ясно и как подействуют на крестьян предстоящие им разочарования. Даже незначительный сдвиг в симпатиях избирателей может сильно потеснить демократию с ее нынешних сильных позиций.
  Результаты нынешних выборов [309] в первую очередь следствие свирепого произвола, развязанного режимом Дурново. против которого все, кто способен принять политическое решение, протестуют вместе под знаменем демократии. Без твердых правовых гарантий, которые этот режим просто по своей природе не может обеспечить, союз с широкими буржуазными слоями немыслим, и только крайнее политическое истощение могло бы расколоть сплоченнную ныне массу, заглушающую в себе свои "классовые интересы" в условиях трудно переносимого давления со стороны режима. Пока что у партий центра есть все основания упрекать правительство в том, что его поведение - лучший агататор в пользу демкратии.
  
   VIII ПОСЛЕ ВЫБОРОВ
  
  Операция состояла из целой цепи отдельных баталий; даже сами выборы депутатов в Думу проходили в несколько дней - несколько губерний в один день. Но уже в конце марта можно было сказать, каков будет результат. Выборы сказались и на партийной жизни. Кадеты, несмотря на то, что формально получили лишь 1/3 мест в Думе, были ведущей партией, благодаря своей тактической сплоченности. В результате на их третьем съезде [310] 24-26 апреля не было произнесено ни слова относительно "учредительного" собрания [311] , и никто не обсуждал всерьез проблему, принимать или не принимать участие в "органической" жизни Думы. Аграрная программа была представлена, хотя старые противоречия всплыли опять. И в резолюции, составленной в общих выражениях, говорилось лишь о "временном" проекте. Резолюция также предлагала щадить чувства крестьян, создать комиссию по рабочему вопросу и определить, в каком порядке должны рассматриваться предложения по реформе. Относительно обще-политической тактики было сказано, что партия не уклоняется от конфликта с правительством, но если это произойдет, то вся ответственность ляжет на правительство. В тактическом плане это был заметный "сдвиг вправо" при сохранении всей радикальной программы. На другой стороне политической сцены все выглядело иначе. Партия правопорядка поставила себя в смешное положение, собравшись на съезд с 23 участниками (24 апреля) [312] . Партия торговли и промышленности ликвидировалась и сосредоточилась исключительно на защите чисто экономических интересов [313] . Союз 17 октября местами (например, в Харькове) расторг с ней соглашения, поскольку было очевидно, что народ не удастся побудить голосовать за "капиталистов". Таким образом, "буржуазия" отказалась от парламентского представительства. Настроение фабрикантов с одной стороны и правительства с другой ясно обнаружились, когда (сразу после выборов) канцелярия министра торговли Федорова предложила социально-политическую программу [314] и пригласила всех ее обсудить. Программа отличалась всей мыслимой широтой. Но существенно новым в ней и поразившим фабрикантов было то, что промышленность освобождалась от административного контроля и надзора, рабочие получали определенные права, и предполагались законодательные меры, по видимости, в западноевропейском духе, в частности по образцу немецкого рабочего законодательства. Опираясь на мощные группы интересов и предпринимательские союзы, которые они как раз формировали, промышленные круги чувствовали себя достаточно уверенно в предстоящей борьбе с рабочим классом [315] . Они были готовы (хотя и не единодушно) смириться с "социальной политикой", которую от них требовали, если только трудовой договор окончательно будет изъят из компетенции фабричных инспекторов и вообще вмешательство государства в ведение предприятий будет поставлено в рамки закона. Как раз это, по контрасту со всем поведением правительства прошедшей зимой, предполагало "конституционное" правительство [316] . Этот шаг, с точки зрения бюрократии, был безусловно правильным: русская "буржуазия", освобожденная от контроля государства в преследовании своих экономических интересов, станет более надежной опорой "сильного государства", но, разумеется, не в парламенте.
  Союз 17 октября после выборов в больших городах сам сперва предполагал ликвидироваться [317] : даже "Новое время" выступало за это. Но по зрелому размышлению Центральный комитет решил ограничиться реорганизацией и рекомендовал "избавиться от нежелательных элементов" [318] . Октябристы порвали все отношения с правыми партиями. На съезде в Петеребурге единогласно было принято требование, чтобы Царь распорядился об изменении "Основных законов". Другое требование, чтобы правительство формировалось парламентским большинством, было отклонено (из-за этого партию покинул Пиленко), хотя, как было сказано, не по принципиальным политическим соображениям. Так или иначе, партия изменила свою программу, сдвинувшись влево и определенно приблизившись к кадетам, что было видно по поведению графа Гейдена в Думе. Программа партии заметно сблизилась теперь с программой демократов по национальному вопросу, за исключением политической автономии: в отношении самоуправления и языка позиции партий почти совпали [319] . Уже во время выборов некоторые отделения партии соглашались, что в конечном счете не избежать отчуждения земли. Теперь то же самое происходило в Думе. Сам граф Гейден разъяснял, что для "блага государства" может понадобиться отступить от священного принципа частной собственности, хотя, конечно, лишь в тех случаях, когда это совершенно необходимо [320] . Тоже сильный "сдвиг влево". Только монархисты никак не реагировали на свое жалкое поражение; на их съезде звучали те же речи и были приняты те же резолюции [321] . Но и среди них никто не испытывал дружеских чувств к "бюрократии". Партиям центра, объединившимся в "конституционно-монархический" союз, накануне открытия Думы пришлось выслушивать рабочих, угрожавших, что если "основные законы" не будут пересмотрены и Дума, таким образом, деградирует в "чисто совещательное собрание", вполне возможна "революция". Наконец, успех на выборах радикализма, вполне предсказуемым образом подействовал на крайне левых социал-демократов: они отказались от бойкота, принятого ранее большинством всего в 1168 голосов против 928 [322] при голосовании в первичных организациях, и добились значительного успеха, участвуя в выборах на Кавказе. Кадетам приходилось теперь заботиться о том, чтобы их думская фракция не попала под господство внепарламентских клубов, и они тут же стали принимать меры чтобы этого избежать [323] . Социал-демократы, напротив, думали о том, как им поставить под контроль и подчинить директивам вновь созданного центрального штаба думскую фракцию [324] , возникшую поначалу против их воли и с перспективами роста в будущем. При этом объединение в Стокгольме не положило конец спору между "меньшевиками" (Плеханов) и "большевиками" (Ленин), продолжавшемуся и на всем протяжении выборов. Большевики держались тактики антипарламентарного синдикализма, хотя, пожалуй, было бы слишком лестно для них обозначать этим именем их безумные выходки, к немалой радости правительства, готового в таких случаях терпеть самые эстремистские речи. Теперь эту тактику большевики применили и против Думы. Когда Плеханов в "Обращении к русскому рабочему классу" предложил поддержать Думу, большевики начали срывать митинги меньшевиков. Ввиду всего этого можно ожидать дальнейших поворотов в развитии этой партии, о чем мы, вероятно, узнаем после ее съезда в следующем году. Социалисты-революционеры, хотя и против своей воли, оказались представителями интересов умеренных крестьян. Напрасно флиртовало с крестьянскими депутатами правительство, снявшее для них крайне лешевое жилье с полным пансионом и пославшее им проездные билеты задолго до открытия Думы. Случилось так, что полиция на вокзале обыскала одного крестьянского депутата на предмет нелегальных печатных материалов. Затем служитель постоялого двора, где жили депутаты, проболтался, что ему поручили "присматривать" за ними. Депутаты возмутились, и очень многие съехали со двора. С этого времени они проводили свои отдельные собрания под председательством крайне радикального Ф.М.Онипко. На них присутствовали 80, затем 122, а иногда даже больше депутатов. Скоро верх на них взяли агитаторы, прошедшие школу радикального народничества - Аладьин, Аникин, Бондарев, Назаренко, Онипко, Шилкин и др.. Среди участников было также немало кадетов из крестьянского сословия. По их просьбе два члена партийного руководства время от времени участвовали в консультациях, а крестьяне-депутаты поначалу регулярно приграшались на собрания кадетов в качестве гостей. Но до официального присоединения к партии дело не доходило. Крестьяне считали программу кадетов недостаточно "народной"; от нее, как они говорили, веяло "дворянским духом"; из того что кадеты хотели сохранить частично крупные частные хозяйства, получалось, что они тоже заинтересованы в "высокой арендной плате и низкой заработной плате" [325] , а земля - Божья и должна быть распределена по "трудовой норме", то есть у каждой семьи должно быть сколько, сколько она может обработать (см. выше). За этим последовали горячие протесты против высылки рабочих из Петербурга и безусловное осуждение смертной казни - "каждый может измениться к лучшему". Радикальные настроения нарастали и, наконец, было решено не присоединяться ни к какой партии, что и привело к возникновению "трудовой группы", куда вошли поначалу 60-70, а затем 107 "крестьян" (среди них были также рабочие и радикальные интеллигенты) [326] , а кадеты вернулись в свою партию. Часть крестьянских депутатов была напугана резким тоном трудовой группы и держалась в стороне от нее, голосуя, однако, вместе с ней. Но и трудовая группа не обладала такой внутренней силой, как это могло показаться. Ее три элемента - социал-революционная интеллигенция, радикальные крестьяне и социалистические рабочие не могли надолго ужиться вместе. В июне социал-демократы разъяснили, что после того как они отменили бойкот Думы, их сторонники в Думе должны образовать фракцию, что и произошло. Крестьяне были безразличны ко всему кроме земельного вопроса и касающихся их непосредственно элементов полицейского произвола. Некоторые политические проблемы вызывали у них даже раздражение, как. например, равноправие евреев и право голоса для женщин [327] . Не проходило также их недоверие к лидерам -"интеллигентам". Даже когда речь шла о том чтобы снять помещение для партийных собраний, деньги, предложенные "интеллигентами" вызывали у них подозрительное отношение. Группу объединяли только крестьянское "малоземелье" и неслыханный произвол.Весьма чувствовалось влияние на группу улицы и политических клубов [328] , некоторые лидеры достигли значительных ораторских высот, хотя успех таких тщеславных болтунов как Аладьин и Аникин только подчеркивал результаты избирательной политики правительства, расчитанной на то, чтобы понизить интеллектуальный уровень дискуссий в Думе. Сами партии, чтобы усилить свои позиции на выборах, должны были включать в свои списки как можно больше крестьян, так что для их собственных одаренных лидеров не оставалось много места в Думе [329] , тем более что правительство изо всех сил старалось исключить таких кандидатов, заведя на них какое-нибудь дело о нарушении порядка или в соответствии с правилом "от каждого округа - только местные кандидаты" (см. об этом выше).
  Ожидания правительства относительно позиции крестьянства и исхода выборов были обмануты. Как стало ясно уже в конце марта, оно оказалось лицом к лицу с антибюрократическими и радикальными, как социально так и политически, элементами. Под впечатлением этого оно поспешило прежде всего взять "военный заем" для борьбы с "внутренним врагом" на условиях, продиктованных банками. А те понимали, что контролируют игру. Сперва они упорно настаивали на созыве Думы. А когда Дума стала реальностью, торопились заключить соглашение о займе до того, как Дума соберется, потому что было очевидно, что Дума не согласится на условия займа, которое можно было продиктовать беспомощному правительству, ставшему теперь легкой добычей банков. А поражение бюрократии и ее подчинение Думе имело бы необозримые последствия для государственных фондов и серьезно ухудшило бы условия сделки. "Новое время" номер за номером жаловалось на то, что уже победа кадетов на выборах в Петербурге вызвала краткосрочное падение ренты на 1% и, стало быть, как считала газета, нанесла ущерб российскому народному хозяйству. Финансовое положение правительства было таково, что ему приходилось идти на поклон либо к Думе, либо к банкам. Правительство выбрало банки, согласившись фактически на любые условия: несмотря на то, что учетная ставка в конце января была 9% и могла в любой момент подняться до 10%, резервы Банка (Государственного-А.К.) уменьшились и чувствовался бойкот налогов со стороны крестьян. Возник и грозил увеличиться бюджетный дефицит: увеличилось жалованье железнодорожникам и почтовым служащим, возрасли расходы на содержание армии и дотации казакам, участились перемещения войск между гарнизонами, выросли расходы на полицию и на борьбу с голодом, наконец, государство потеряло часть своего имущества и налоговых поступлений. Невозможно хозяйствовать, когда казну так трясет. И вот правительство пошло на условия, которые представляют собой гротескный контраст даже ценам на государственные бумаги во время русско-японской войны (результат эффективной тактики крупных финансовых институтов на рынке акций) и оказываются чуть ли не самыми тяжелыми условиями, в которые когда-либо попадала сама Россия или любая другая великая держава: действительный процент остается выше 6, государство получает 682 млн рублей при номинальном долге 843 млн. рублей, если обслуживает долг из 5% годовых; все это с сохранением условий займа на долгий срок. Но так или иначе, заем был получен. После этого граф Витте стал первым человеком, который больше не нужен. Поскольку к тому же он делил дурную славу с министерством внутренних дел, иностранные банки тоже предпочли бы не допустить его сотрудничества с Думой. Было достаточно любого предлога - какого рода был этот предлог, теперь уже трудно установить -, чтобы кабинет Витте бесследно и бесславно исчез, а на его месте оказалась "коллегия" корректных, не слишком скомпрометированных в глазах "общества" [330] консервативных служащих. Новый кабинет министров "смягчил" проект "основных законов" (его текст ранее просочился в печать), придав им несколько более конституционный характер, но оставил его на подпись Царю, на что тут же посыпались гневные протесты не только со стороны демократов, но и со стороны партий центра. В целом бюрократическая машина работала после выборов так же исправно как и до них. Проект широкого социального законодательства был в основных чертах известен. В частности было известно, что правительство расстается с безнадежной идеей регламентировать капиталистическое развитие. Теперь "капиталу" в руки плыла "свобода собственности", избавленной от вмешательства сверху, за исключением некоторых социально-политических ограничений. Так же стало кое-что известно о реформе местного управления, взявшей отчасти за образец прусскую окружную систему с ее комбинацией общинных и поместных округов. Предполагалось осуществить давнишний проект, хотя и в другой форме, "всесословной волости" как низовой административной единицы. Земских начальников предполагалось устранить, а управление на этом уровне ограничивалось судебным контролем. Таким образом, уничтожалась система Александра III, которую приветствовали с таким вострогом 10 лет назад. Другая сторона дела была в том, что отныне собственность, в особенности земельная собственность, попадала под усиленную защиту от покушений на нее снизу. 26 апреля - день открытия Думы и юридически последний день Старого режима - был для Царя трудным рабочим днем. Этим днем датирован не только закон о сельскохозяйственных рабочих, но и указы, касающиеся крестьянского банка, финансового регулирования и т.д., появившиеся в первые 10-12 дней после открытия Думы.
  Настал день открытия Думы. В праздничной атмосфере, после роскошной церемонии Царь на глазах у всего народа "неверными шагами" (выражение газет) поднялся на трон и зачитал совершенно бессодержательное "приветствие". Тронная речь, которой все ожидали, фактически не состоялась. Возможно, в результате "безответственных" влияний, а, возможно, просто потому, что не нашлось никого, кто сумел бы подсказать Царю, о чем он должен говорить. Обращение Царя было воспринято с сильнейшим неудовольствием, потому что он ни словом не упомянул амнистию. Амнистии ждали все: в тюрьмах и в десятках тысяч деревень, страдавших от выслки и арестов. Амнистия была бы символом того, что практика наказаний без суда будет прекращена. К этому времени правительству уже пришлось вернуть из Сибири и Архангельской губернии ссыльных, выбранных депутатами в Думу. Председателем Думы стал профессор Муромцев, в свое время смещенный с профессорской должности. Его заместителем - профессор Гредескул, попавший до того под домашний арест, а потом на поселение в Архангельскую область. Тут же и вне всякой повестки дня под одобрительный шум присутствующих амнистии потребовал Петрункевич, ветеран освободительного движения, ставший в свое время председателем "Союза освобождения" при его нелегальном оформлении в Шварцвальде в Германии. И начался сам спектакль. Обе стороны понимали: последнюю точку в этом спектакле поставит "пуля" [331] . Официальный "правительственный вестник" опубликовал приветственную речь Императора. Но продолжал игнорировать существование Думы. Казалось, как писала петербургская пресса, он никак не мог решить: считать ли Думу государственным институтом, или революционным клубом. То же самое можно сказать и о "верхах" старой России. Перед началом заседаний Думы Муромцев, как того требовал закон, посетил Царя. У него, Муромцева, от этой встречи осталось "хорошее впечатление". После дебатов об амнистии, во время которых все накопившееся раздражение вышло наружу (хотя приличия и соблюдались) и было принято ответное обращение Думы, Муромцев был снова приглашен к Царю. на этот раз на именины. Его с безупречной вежливостью посадили на почетное место, но с ним не заговорил никто из значительных людей. Царь отказался сам принять текст ответа Думы и просил передать его министру Двора. В крестьянской стране, где крестьяне как один требуют "прямого доступа" своих представителей к Царю, этот шаг произвел глубокое впечатление. Вообще все происходящее необратимо разрушает романтический ореол Царя в глазах крестьянской массы.
  Скамьи для министров в Думе 16 дней пустовали, и это было вполне многозначительно, потому что правительство, начиная с декабря, всячески оттягивало созыв Думы до конца мая, в частности, под тем предлогом, что оно само должно тщательно подготовиться к этому событию. Когда же Дума, наконец, собралась, правительство не вошло в нее ни с одним законопроектом [332] . Вся деятельность Думы свелась к подготовке ответа на приветственную речь Царя. Граф Гейден и несколько его товарищей заявили, что не согласны только с редакцией ответа, и покинули заседание, чтобы не нарушить единогласие. А единогласно принятый ответ содержал следующие требования: четырехсоставная формула избирательного права ("четыреххвостка"); устранение произвола чиновников, разделяющего Царя и народ - чиновники должны быть поставлены под парламентарный контроль; ответственность министров; парламентарный режим; ликвидация Государственного совета; гарантии неприкосновенности личности; свобода слова, прессы, объединений, собраний и стачек; равенство всех перед законом; отмена смертной казни; рабочее законодательство; реформа налогов; бесплатная народная школа; перестройка самоуправления "на основе всеобщего избирательного права"; распространение правовых отношений на армию; "культурная автономия" национальностей; амнистия всех осужденных по политическим, религиозным и земельным делам. Было дано согласие на: изменение избирательного права, хотя и не теперь, поскольку начала работать только что избранная Дума; рабочее законодательство; всеобщая школа; справедливое распределение налогов, в частности, подоходных и на наследство; реформа самоуправления с учетом традиций нерусских народов; гарантии неприкосновенности личности и личных свобод, впрочем, с оговорками об "эффективном" пресечении злоупотреблений свободой; судебная ответственность чиновников; отмена внутренних паспортов; отмена сословных ограничений крестьянства и обеспечение крестьян землей через крестьянские банки из государственных земельных фондов, а также помощь в переселении -экспроприация земли исключалась. Все другие требования были более или менее определенно отклонены, в первую очередь требование амнистии. Было обещано лишь "тщательно изучить" обстоятельства всех еще не решенных судебных разбирательств [333] .
  
  Только для того, чтобы ответить на требования Думы, через 17 дней после того, как Дума начала работать, премьер-министр впервые взял слово [334] . И с этого дня материалы о заседаниях Думы стали появляться в вечернем приложении к "Правительственному вестнику", заменившему "Русское государство" графа Витте. Имелось в виду публиковать стенограммы выступлений, но вскоре, возможно потому что речи Аладьина, Назаренко и некоторых других деликатов были сочтены слишком "дикими", информация сократилась до бессодержательного перечня выступавших [335] . Тогда в пику этому Дума решила сама заняться массовым распространением информации о происходящем в Думе и выделила на это некоторую сумму денег. Пока вопрос об амнистии, при страшном возбуждении всей страны, обсуждался в Думе, страницы официальной печати заполнялись длинными телеграммами со всех концов России с протестами против амнистии. Они были подозрительно похожи друг на друга [336] . А полицейская "машина высылки" невозмутимо продолжала работать. Только во второй половине мая поступили сообщения, что высылка приостановлена. Это соответствовало обещанию правительства, что содержащиеся с ноября в тюрьмах по административному распоряжению "после тщательного расследования" будут, наконец, освобождены, если их дела не будут переданы в суд. Между тем Государственный совет отверг радикальный вариант обращения, составленный 12 кадетами "академической" группы, а также и реакционный вариант Самарина и поразительно сильным большинством принял обращение полностью, включая требование амнистии, но только убрав оттуда "преступления против жизни и собственности". Ответ на обращение не был зачитан, потому что Государственный совет поначалу совсем лишился голоса: престарелый Председатель (назначенный) не мог вести заседания и устранился от работы. Его обязанности были возложены на его Заместителя, но целую неделю ничего не было слышно о начале заседаний [337] . Со своей стороны Дума почти единодушно ответила на разъяснения правительства с "безусловным недоверием". На это ответа не последовало. Министерские скамьи продолжали пустовать. Правительство против Думы прибегло к турецкому рецепту: пассивно игнорировать неудобные требования. Существавала реальная опасность, что Дума погрязнет в бесконечных разговорах. Как сообщали депутаты, в Костромской губернии полиция распространяла слух, что депутатам Думы дали взятку 2 тысячи рублей, чтобы они ничего не делали, а только разговаривали [338] . Демократы ответили на это тем, что стали быстро вносить один за другим законопроекты. Тогда правительство стало пользоваться своим правом (согласно параграфу 55 думского порядка производства дел) требовать сначала все предложения себе на рассмотрение и держать их у себя до месяца (например, предложение об отмене смертной казни). Но конституционно-демократическая партия добилась учреждения парламентской комиссии для обсуждения центральной проблемы - аграрного вопроса и вынесла на ее рассмотрение свой проект аграрной реформы. Поскольку во время дебатов обнаружились значительные расхождения во мнениях по аграрной реформе между самими демократами, у правительства появилась возможность расколоть Думу, но чтобы этой возможностью воспользоваться, правительство само должно было бы иметь какие-то принципиальные предложения. Но упрямая вера в то, что частная собственность на землю "священна" и язвительный тон, взятый Гурко (представителем министерства внутренних дел) в его несколько импровизированной речи, на которую Герценштейн ответил еще более язвительно - все это вконец обострило отношения между народными представителями и правительством. Участники "трудовой группы" демонстративно покидали зал, когда начинал выступать представитель правительства. Они со своей стороны предложили провести в парламенте анкету о противозаконных действиях властей и ответственных за них чиновниках. Дума отослала это предложение в комиссию, и комиссия решила это предложение поддержать. Они попытались также, когда при обсуждении демократической программы отношение к ней правительства осталось напримиримо отрицательным, побудить Думу создать местные комитеты по аграрной реформе на основе четырехэлементного избирательного права. Это предложение было отклонено [339] , так же как и чисто пропагандистская вторая аграрная программа 33 членов группы; в ней в общих выражениях говорилось об "отмене любой формы земельной собственности в пределах Российской империи", о "праве каждого на такое количество земли, которое после уплаты земельного налога обеспечило бы его семье здоровую жизнь", о контроле местных властей над упорядоченным ведением хозяйства и т.д. На этом проекте сказалось возрастающее влияние внепарламентских социал-революционных организаций на левые партии. Они считали практическую работу в Думе бесполезной и собирались прежде всего использовать Думу как трибуну для революционной пропаганды. Когда 13 членов группы выступили с обращением к народу, критикуя поведение правительства в отношении Думы как обструкцию, правительство обвинило их в подстрекательстве, а губернаторы старались найти "опровержения" этому обвинению, причем многие даже решались сами весьма резко критиковать Думу [340]. Нервное нетерпение, охватившее страну, накаляло атмосферу в Думе, а эту атмосферу в свою очередь распространяли в массы депутаты, ездившие по стране и беседующие с избирателями. Тем временем циркулировали самые дикие слухи: будто плетутся интриги с целью установить военную диктатуру, о схватках между кликами в Петергофе, о махинациях одной особой клики, которую пресса окрестила "звездной палатой". В связи с белостокскими погромами Думе удалось продемонстрировать свой высокий авторитет; посланные туда для составления отчета депутаты немедленно восстановили порядок, но осложнили свои отношения с правительством. Одностороннему освещению событий со стороны военного командования депутаты Думы противопоставили свое освещение - одностороннее, хотя бы просто потому, что у них не было полномочий опрашивать чиновников. Интерпелляции на противозаконные действия чиновников поступали сотнями; на них давались совершенно стереотипные ответы. Как только министры и их чиновники в Думе переходили от сугубо деловых справок к политическим комментариям, левые депутаты громко перебивали их, а тем, у "кого руки были в крови" (генерал Павлов) вообще не давали говорить. "Две России" не могли найти общего языка; опять начались военные бунты, политические стачки, крестьянские беспорядки. В Думе начинала складываться двойная партийная структура: либо кадеты объединялись с правым "легальным" крылом трудовой группы, либо они присоединялись к "партии мирного обновления", которую постепенно сколачивал граф Гейден, пытаясь также привлечь к ней часть "беспартийных". Пока не были даны твердые конституционные гарантии, главная партия в Думе (кадеты) безусловно предпочла бы первый вариант, хотя бы только потому, что к этому ее толкало все ее прошлое. Умеренные со своей стороны очень хотели бы установить контакт с ними, но преждевременный пакт с умеренными делал бы кадетов уязвимыми для демагогии правительства, которому явно были выгодны нападки социал-демократов на кадетов и Думу. Поэтому кадеты, после негласной дискуссии, отклонили идею правительства, где портфели получили бы не только они сами, но и такие политики как Шипов, граф Гейден и Стахович. Было в высшей степени сомнительно также, смогут ли кадеты сами сохранить единство, если будут формировать правительство. Котляревский и некоторые другие решительно склонялись направо, Щепкин и другие предпочитали союз с левыми партийными группами. А если бы был снят тяжелый гнет полицейского произвола, то при либеральном правительстве стране грозили бы не только стихийные вспышки радикального протеста, но и классовые конфликты, а за ними и национальные. Но главное было то, что Царь, озабоченный исключительно своим положением и безопасностью, боялся довериться либералам.
  Рассматривать предметную деятельность Думы нет особого смысла, потому что фактически она была сведена к нулю. Когда обструкцию со стороны правительства, наконец, удалось преодолеть и Дума начала работать, она продемонстрировала редкую энергию, неизвестную в других парламентах мира. Основная работа, конечно, шла не на пленарных заседаниях, о которых только и сообщала пресса, но в комиссиях. Уже беглый взгляд на еженедельный отчет о заседаниях комиссий [341] дает представление о том, какая работа шла за кулисами. Все предложенные на рассмотрение комиссий законопроекты к началу июля были почти подготовлены. Проект аграрной реформы обсуждался на заседаниях Думы две недели; по нему выступили почти 100 депутатов, Затем он был передан в комиссию, состоявшую из 91 человека. Она вместе с бесчисленными подкомиссиями работала 4 недели и придала проекту общий вид, удовлетворявший большинство: версия Думы в основном совпала с кадетской.Не то, что Дума обещала слишком мало деятельности, а то, что обещала слишком много, привело буквально в шок придворные круги: это сулило им большие неудобства в будущем [342] . Попытались, было, поставить Думу в ложное положение, предложив ей проект 50-миллионного займа для смягчения последствий предстоящего тяжелого неурожая. Но Дума одобрила для начала 15 миллионов и пообещала в дальнейшем еще, отметив, впрочем, что необходимые средства должны быть сэкономлены, поскольку финансовый анализ Коковцова (в общем на редкость темный) не доказал, что заем действительно необходим. Большинство Государственного совета во главе с "группой центра" - после того, как Совет отклонил характерным образом предложение Самарина о поименном голосовании - присоединилось к точке зрения Думы, и это было тяжелым ударом для правительства. Его положение становилось все более трудным: нужно было либо распускать Думу, либо подчиняться.
  Надежды, что в ходе дебатов по аграрной реформе оппозиция окажется расколотой из-за конфликта интересов, не оправдались, несмотря на то, что в Думе обнаружились значительные расхождения во мнениях. Даже умеренные во главе с графом Гейденом смирились с отчуждением земли; они расходились с левыми только по вопросу о масштабах экспроприации. С другой стороны, ситуация была в некотором смысле оригинальной (о чем мы уже говорили), поскольку правительство в своих положительных проектах должно было опираться на "инородцев" западных областей против старорусского крестьянства. Дума могла проявить значительное понимание правительственной аграрной программы, сильно ориентированной на мелкокрестьянское хозяйство, если бы правительство решилось отказаться от абсолютного неприятия всякой экспроприации - даже той земли, которую крестьяне уже арендовали или обрабатывали собственным инвентарем. Но правительство сделало абсолютную "неприкосновенность собственности", на чем, как мы видели, строятся отношения Царя с дворянством, центральным пунктом внутренней политики. Причем до такой степени, что даже синод, согласно сообщениям газет, указал священникам упоминать в проповедях рядом с необходимостью смертной казни священность собственности - отнюдь не лучший способ укрепить авторитет церкви среди крестьянства. Правительство откровенно боялось потерять последнюю возможность защитить интересы собственников, коль скоро оно не смогло допустить в их интересах рост цен на землю; согласившись с экспроприацией, оно теряло бы все свои позиции против Думы, сделав неизбежной окончательную капитуляцию бюрократии. Поскольку правительство не могло поначалу найти себе поддержку в Думе, оно попыталась сыграть против Думы на интересах землевладельцев и крестьян и одновременно расколоть Думу. Внеся свой проект аграрной реформы в Думу. правительство обратилось (20 июня) с официальным обращением к стране ("Правительственный вестник", Љ137). Правительство в данном случае вело себя вполне демагогически. Во-первых, Дума все время настойчиво подчеркивала, что не может быть и речи об экспроприации наделов и мелкособственнических крестьянских хозяйств. А правительство снова делало вид, что любое отчуждение земли будет сопровождаться разделом всего земельного фонда на равные участки и изъятием всех частных владений и "в конечном счете" даже наделов. Во-вторых, правительство уверяло, что это перераспределение приведет лишь к "незначительному" приросту земельных участков в распоряжении крестьянских семей. На самом же деле, согласно расчетам самого же правительства, земельный фонд всех деревень в среднем, включая наиболее обеспеченные, увеличился бы более чем на одну треть. Правительство, конечно, прекрасно знало, что такая прямая официальная полемика с Думой (в большой степени к тому же лживая) не будет воспринята спокойно, тем более что оно всего лишь воспроизводило несерьезные аргументы Гурко во время того бурного заседания Думы, о котором мы уже упоминали. И что оно не произведет никакого впечатления на крестьян, правительство тоже хорошо знало. Поэтому совершенно бессмысленное заявление правительства имело только один политический смысл: правительство расчитывало, подстегнув революционные страсти левых, создать кадетам трудности в Думе. Оно боялось, что если Дума выстоит и будет существовать, то власть правительства и дисциплина в армии будут в конце концов подорваны, и хотело навязать Думе формальный конфликт до того как Дума, используя проект аграрной реформы, приставит Царю револьвер к виску. Этого удалось достичь. Этот шаг правительства, разумеется, противоречил всем обычаям разумной государственной практики. Но то же самое, конечно, можно сказать и по поводу ответного шага Думы: вопреки голосам умеренных (граф Гейден, Стахович) Дума решила ответить на меморандум правительства. Для этой цели аграрная комиссия предложила "разъяснение", очень умеренное по форме и содержанию, но тоже обращенное к общественности. В нем Дума выставила уже известные положения аграрной комиссии против правительственного заявления от 13 мая (ответ на обращение Думы) и заметила по поводу меморандума от 20 июня (повторяющего в основном заявление от 13 мая), что закон не может войти в силу без согласия Думы и что Дума не откажется от требования принудительной экспроприации. Далее в разъяснении Думы говорилось, что аграрный закон может войти в силу только после тщательного обсуждения, а народ должен "спокойно и терпеливо" подождать результатов этого обсуждания. После заседания, длившегося до 2 часов ночи с 6 на 7 июля (19/20 июля) Петрункевич сообщил, что в результате долгих консультаций кадетская партия предлагает поправку, с которой чуть позже согласился и граф Гейден. Согласно этой поправке вычеркивались упоминания заключений комиссии, поскольку они еще не были доведены до сведения Думы, а в место этого предлагалось ссылаться на ответ Думы на царское приветствие, одновременно упрекая проавительство в том, что оно "делает невозможным мирное решение аграрного вопроса". Фраза, где выражалась надежда на то, что народ сохранит спокойствие и терпение, попала теперь во вступление к разъяснению. Левые (Шилкин) резко критиковали поправку, считая, что она "ослабляет" документ и предлагали вместо этого призвать народ сплотиться и поддержать Думу. Это предложение было отклонено. С поправкой Петрункевича разъяснение было принято против 53 голосов; социал-демократы голосовали против, потому что не были согласны с призывом к спокойствию, а правых не устраивало все "разъяснение" в целом. "Трудовики" (101 депутат) воздержались. А 124 кадета (не все) проголосовали за. Само собой, подобные прямые "обращения к общественности" противоречит практике и духу конституционных правлений, что признал и сам Петрункевич.
  Единственная аналогия этому, хотя и очень отдаленная с государственно-правовой точки зрения, практика "обнародования" некоторых выступлений во французской палате представителей. На том же основании эта акция сильно контрастировала с принципом, которого кадеты старались держаться, несмотря на все противозаконные выходки правительства: оставаться во что бы то ни стало в рамках установленного "порядка". Само по себе "разъяснение" еще не означало, что Дума нарушает этот принцип. Как объяснил Петрункевич, в намерения Думы входило не обращаться к народу через прессу, а обращаться к министру внутренних дел через официальный "Правительственный вестник". Дума, в известном смысле, пользовалась своим правом на "опровержение в прессе" в ответ на публикацию правительства. С точки зрения формальной легальности все было в порядке, но это не меняло того факта, что по критериям самих же кадетов это была политическая ошибка, которой, впрочем, было очень тудно избежать. Она должна была кончиться отступлением Думы, хотя бы потому, что у нее не было полномочий навязать эту публикацию "Правительственному вестнику": сам Петрункевич говорил, что это будет очень тяжело сделать. Опять предстояло выбирать: либо идти "неконституционным" путем, либо просто отдать документ прессе для того чтобы она использовала его по собственному благоусмотрению. Естественно, что резолюция, клеймящая неправду, содержащуюся в правительственном меморандуме (а в этом случае можно было бы с полным основании говорить даже о "бессовестной демагогической лжи") имело бы тот же эффект, поскольку было бы с радостью подхвачено широчайшей прессой. Тексты "разъяснения" и поправки к нему как вносившиеся в Думу предложения попали в отчет о заседаниях Думы такого официоза, например, как "Торгово-промышленная газета" (Љ152 и 154). Отношение правительства оставалось до самого последнего момента двусмысленным. В передовой статье вечернего приложения к официальному "Правительственному вестнику" от 7 июля выражалось удовлетворение, что после всех обсуждений в Думе самый умеренный вариант разъяснения - позднее принятый в смягченной форме - был положен в основу третьего чтения, и социал-демократы поэтому отказались участвовать в дебатах. Это как будто указывало на то, что среди левых возобладало здоровое благоразумие. Однако уже 7 июля стало достоверно известно, что министерство внутренних дел настаивает на роспуске Думы и принимает военные меры. В Думе воцарилась нервная обстановка. Совершенно азиатское по стилю сообщение в официозном издании "Россия", что Австрия и Германия готовятся вмешаться в пользу Старого режима (как считается, сфабрикованное заместителем министра внутренних дел Гурко и неожиданно поддержанное Петрункевичем) [343] , еще более накалило атмосферу на заседании Думы, шедшем ad hoc непрерывно. А когда все устали, была принята уже упомянутая резолюция.
  Тактически удобный случай для роспуска Думы представился, когда Дума раскололась, и кадеты оказались в изоляции. Правительство воспользовалось этим. Роспуск Думы и перерыв в работе Государственного совета произошли буквально перед обнародованием Царского "манифеста", который даже по русским меркам выглядел поразительно. В нем указывалось, что Дума "вместо работы строительства законодательного", отклонилась от своей прямой компетенции. занявшись расследованием деятельности "поставленных от Нас местных властей", а также предполагаемым несовершенством "изменения которых могут быть предприняты только Нашею монаршею волею". Последнее утверждение было чистым вымыслом, поскольку Дума и не помышляла вырвать из рук Императора его прерогативы. Право интерпелляции в связи с незаконными действиями властей полагалось Думе по конституции. Что же касается законодательного творчества, то оно выражается не в речах в парламенте, а в работе комиссий, а по этой части ни один парламент в мире не делает сейчас больше, чем русский. Беда лишь в том, что он не угождает Царю. Далее следовала оценка (неверная) думского разъяснения от 7/8 июля как "обращения к населению" - абсолютно незаконное утверждение. Столь же беспардонным выглядело утверждение, что этот "призыв" - еще не опубликованный - побуждает крестьян к восстанию. Далее обещается, что "пахарь русский без ущерба чужому владению получит законный и честный способ расширить свое землевладение", каковую задачу и должна будет законодательно решить будущая Дума; ее созыв назначался на 20 февраля (5 марта). Это означало, между прочим, что бюджет на 1907 год не будет принят в согласии с законом. Совершенно уж ни на что не похоже то, что мы видим в заключительной части документа -"мы приведем ослушников закона к подчинению". В преамбуле Манифеста с фальшивым религиозным пафосом, который сегодня кажется таким неуместным привеском к монархическим декларациям, говорится, что Император "неколебимо верит в милость Божию". Но затем Манифест добавляет, что "ожидания Императора были прискорбным образом обмануты". А в конце говорится, что теперь он решился положиться на людей: "Мы верим, что появятся богатыри мысли и дела и что благо самоотверженным трудом их воссияет слава земли русской". Допустим, что такое признание собственной импотенции может подвигнуть "героев", таящихся где-то в безвестности. Однако в полицейских условиях нынешнего режима вряд ли для них найдется место. Скорее это будут личности вроде бывшего министра Дурново, или генерала Трепова, или Столыпина, который теперь с поста министра внутренних дел должен передвинуться на пост премьер-министра. Во всяком случае, на них, вероятно, расчитывает редактор Манифеста. Но как раз к ним подходит старое изречение "Саблей может править любой дурак".
  Депутаты распущенной Думы (кроме умеренных) из Выборга подали протест против неконституционных действий правительства - принятия бюджета без обсуждения в Думе и пассажа в правительственном заявлении, где говорилось, что "императорская воля будет навязана каждому". Депутаты призывали к неуплате налогов (мы уже высказались критически относительно этого шага) и к отказу идти в рекруты [344] . Насколько этот ход окажется пропагандистски успешным, будет видно.До поры до времени может сохраняться спокойствие - во всяком случае пока никто ничего не предпринимал - но если массы, как это было прошлой осенью, выйдут из-под контроля вождей, тогда что? Курс русских бумаг не упал очень сильно. Но это потому, что банки, привыкшие иметь дело с режимом абсолютной власти, теперь вынуждены избавляться от своих запасов и соответственно "стилизуют" курс. Кого, однако, вводит в заблуждение обстановка на бирже и уступчивость парламента, созданного в атмосфере давления и обмана, тому помочь невозможно. Кажется совершенно исключено - и наша хроника как будто должна была это продемонстрировать - что этот режим сумеет найти какой-то путь к долговременному "успокоению" страны: она сама должна себя вытаскивать за волосы из болота. И она должна захотеть это сделать. И если мы отвлечемся от "тактической" стороны дела, то нетрудно увидеть, что наиболее вероятным долгосрочным последствием действий правительства будет дальнейшее падение авторитета Царя в крестьянских массах, хотя этот процесс пока может быть слегка замаскирован фальсификацией народного мнения на выборах.
  На этом наша хроника кончается. Мы могли дать лишь очень приблизительную картину сложных и тонких обстоятельств, стоящих за недавними событиями, в особенности расстановки противоборствующих сил при Дворе: даже в самой России об этом теперь недостаточно известно. Но в мои намерения не входило писать "историю" России в последние шесть месяцев. Моя задача была в том, чтобы показать социальную и политическую ситуацию, в которую русское общество привел полицейский абсолютизм, не отказавшийся своевременно от наследия Александра III. Положение усугубила и деятельность переходного правительства Витте. Из этого положения российскому обществу теперь предстоит выбираться - и кто знает как? Надо заметить, что почти роковая, возможно вынужденная склонность современных династических режимов оберегать свой "престиж" и "сохранять лицо" привела к тому, что они не дают своевременно то, что должны дать, а когда уступки вырываются у них одна за другой, они пытаются вернуть себе потерянный престиж безжалостным полицейским произволом. Сознание того, что жертвы приносятся тщеславию, парализует партии, которые пытаются остаться верными парламентарному решению проблемы; поэтому дикая форма, в которой левые партии поносят министров, не встречает со стороны этих партий решительного отпора. Пока не видно, на базе каких уступок со стороны правительства, приведшего своим поведением избирателей в крайнее бешенство, Дума могла бы выработать программу для сотрудничества с правительством. Не видно, как вообще окажется возможным править страной цивилизованным образом в зыбучем песке, куда ее затянула бюрократия. Мы убеждены, что при резком обострении классовых противоречий любая попытка опереться на имущих обернется реакцией.
  Существует (и у нас в Германии тоже) жалкая привычка в случае таких тяжелых родов, какие теперь переживает Россия, искать "виноватых". Естественно, что о монархе и его окружении не позволяется даже думать в этой связи. Поэтому в моду входит "критика" парламентаризма - ведь эта такая по видимости легкая добыча для критики. В глазах немецких филистеров оказывается виноватой Дума. Говорят, что она оказалась политически "бессильной" и не сделала ничего "положительного". А чтобы слегка польстить немецкому читателю, добавляют, что русская нация "не созрела" для конституционного режима. Но сперва следует спросить, до чего созрели те, кто близок к трону и кто привел страну в ее нынешнее состояние. А кроме того, представьте себе новорожденный парламент, которому правительство за полтора месяца не предложило для "позитивной" работы ничего лучшего, чем законопроекты об учебных курсах для женщин, об оранжерее и о прачечной, а все собственные инициативы парламента отправляло в долгий ящик, пользуясь тем, что по конституции имело право держать их на рассмотрении месяц. Могла ли Дума в этих условиях сделать больше, чем она действительно сделала? Только бесцеремонные верхогляды, не знающие действительного положения дел и клюющие на газетные фейерверки, или закоренелые консерваторы могут позволять себе все это хамство по адресу Думы. Из нашей хроники должно быть хорошо видно, что девять месяцев режим только и делал, что с истинно монгольским коварством всячески мешал осуществлению дарованных Манифестом "прав". Только в середине июня (старый стиль) были сделаны первые [345] действительные предложения относительно скромных реформ. Легко было заметить, что они несут на себе печать земского либерализма: законопроект о мировых судах должен был наверняка пройти [346] , а закону об аграрной реформе предстояло серьезное деловое обсуждение. Но самого главного правительство не сделало. Оно не дало гарантий против абсолютного произвола полиции, не отменило административный арест и высылку и не ввело ответственность всех чиновников перед независимыми судами, а без этого правительство не могло опереться ни на один слой населения. Роспуск Думы мог быть выгоден правительству только в одном случае, а именно если оно решилось (вероятно, так оно и было) фальсифицировать выборы [347] . Чтобы оправдать полицейский произвол, ссылались на террористов. Но даже простая статистика показывает, что военное положение, то есть бесправие, только увеличивает число террористических актов и возбуждает симпатии к террористам [348]. Точно так же как революция снизу невозможна без поддержки средних слоев, подавление насильственных действий сверху тоже невозможно без их участия. Известное выражение : "Que messieurs les assassins commencent"(Господа убийцы, начните первыми - перестаньте убивать) [349] в этой ситуации, пожалуй, уместно обратить к правительству. Вместо этого правительство, похоже, полагается исключительно на прошлый опыт, надеясь, что "машина" - в данном случае бюрократический аппарат - не остановится. Хотя на самом деле она остановится; даже самому неумеренному энтузиазму приходит конец. С другой стороны, не видно, чтобы энергия русского радикализма пошла на убыль. Особенно после того, как в борьбе против нынешнего режима сложилось кадровое ядро социал-демократов и социалистов-революционеров. И особенно в условиях полного развала экономики.
  Русская освободительная борьба не поражает особым "величием" и ничем особенно не вдохновляет внешнего незаинтересованного наблюдателя - что правда то правда. Прежде всего потому, что за исключением малопонятных требований аграрной программы, все ее остальные лозунги утратили для нас на Западе привлекательность новизны. Они потеряли оригинальность, свойственную им во времена Кромвеля и Мирабо, а как чисто политические требования они в действительности лишены реального содержания. Они тривиальны для нас (обычно) как ежедневное умывание. К этому добавляется еще одно: у обеих сторон конфликта нет "большого вождя", который придал бы движению патетическое звучание, способное, так сказать, увлечь "посторонних". Ни прекрасный политический публицист, ни эксперт по социально-политическим проблемам - а их сколько угодно - не могут быть "вождями". Не может им быть и даже самый смелый "практический" революционер. Все что происходит теперь, выглядит весьма эпигонски. Все идеи, выдвинутые разными сторонами, не только по существу, но и по форме выражения - "коллективный продукт" [350] . Издалека, из положения политически и экономически "сытых" народов невозможно разглядеть сквозь туман программ и коллективных действий какой-либо единичной судьбы. Безоглядного идеализма, непреклонной энергии, вспышек надежды и приступов меланхолии могучих борцов - ничего этого нет. Для внешнего наблюдателя отдельные, часто драматические судьбы вплетены в клубок событий, происходящих со всеми. Это порочный круг бессмысленных убийств и беспощадного произвола в таких масштабах, что сама его мрачная жестокость становится привычной. В наше время сражение на поле боя, лишенное романтических одежд рыцарства, стало механическим процессом, где участвуют инструменты и объективированные продукты умственных усилий лабораторий и мастерских, воплощающие бесстрастную силу денег. Вместе с тем это постоянное и страшное напряжение нервов для вождей и сотен тысяч солдат. То же самое можно сказать и о революции. Все в ней - во всяком случае для наблюдателя - "техника " и крепкие нервы. В России, где полицейский режим комбинирует грубую силу и рафинированное азиатское коварство, участникам борьбы приходится тратить так много сил на чистую "тактику" и "партийно-политические соображения" [351] , что в этих условиях, пожалуй, трудно найти какую-либо роль для "крупной личности". Против полчищ насекомых не помогут никакие великие дела. А на другой стороне их нет вообще. В России множество высоко профессиональных чиновников -в этом легко убедиться даже при беглом взгляде извне. В существующей системе они могут все, но только не выдвигать из своей среды "государственных деятелей", способных осуществлять большие реформы. Этому мешают уже одни династические амбиции - точно так же как и у нас в Германии [352] . При ознакомлении с документами российской государственной жизни поражаешься, какой в них вложен огромный труд и как тщательно они бывают разработаны. Но они всегда направлены к одной и той же цели - самосохранению полицейского режима. Объективная бессмысленность этой цели устрашает. Не видно, какие, даже самые скромные "моральные" или "культурные" ценности этот режим может реализовать. И это придает всем намерениям и поступкам самих властителей, но также и "профессиональной работе" слуг государства, даже самых "дельных" среди них, пугающую призрачность, Эта атмосфера так хорошо оттеняется аполитичностью Льва Толстого в романе "Воскресенье". Сравнивают русскую революцию с французской. Не говоря о бесчисленных прочих различиях между ними, достаточно назвать одно: даже для "буржуазных" представителей освободительного движения собственность перестала быть священной и вообще отсутствует в списке взыскуемых ценностей. О ее "священном характере" возвещает сегодня - поздно с точки зрения собственных интересов - сам Царь. Это означает конец всей славянофильское романтики и "старой" Руси. В русском обществе действуют импортированные новейшие силы крупного капитала, тогда как это общество все еще покоится на фундаменте архаического крестьянского коммунизма. Они развязывают в рабочей среде радикальные социалистические настроения и в то же время противопоставляют им организацию ультрасовременного типа, абсолютно "враждебную свободе". Пути политического развития в этой ситуации непредсказуемы, даже в том случае если идея "святости собственности" одержит верх, что вполне может произойти. Из истории России оказались исключены все те стадии развития, на которых сильные экономические интересы собственников служили буржуазному движению за свободу. Маломощный промышленный пролетатиат пока себя почти не проявил [353] , а крестьянские идеалы принадлежат нереальному миру. Нигде борьба за свободу не велась в таких трудных условиях как в России. Нигде она не велась с таким самопожертвованием, и немцы, сохранившие еще какие-то остатки идеализма наших отцов, должны испытывать естественную симпатию к этой борьбе.
  Реакционным "реалист-политикам" здесь в Германии следует спросить себя: а правильно ли они поступают, возбуждая против себя Россию, как это делал Наполеон III до 1870 года, возбуждая нашу ненависть против себя. Достаточно заглянуть в русские реакционные газеты и официозы, чтобы заметить, с каким искусством они используют враждебность к демократам нашей "охранительной" прессы, чтобы направить ненависть народа вовне, то есть на нас. Безусловно, жалкий царский режим, потрясаемый каждой войной до самых оснований, представляется "удобным" соседом. Подлинно конституционная Россия будет сильнее и чувствительнее к инстинктам масс, а потому беспокойнее. Но не следует себя обманывать: эта Россия грядет - так или иначе. И чем раньше, тем лучше, пока мы, с точки зрения как раз "реальной политики", можем опереться на превосходящую силу и пока существует больше шансов полюбовно разобраться в хаосе существующих между нами проблем.. Будет гораздо хуже, если эти проблемы придется решать нашим внукам: к тому времени все духовные силы этого рвущегося вперед народа обернутся против нас.
  Пока обе нации плохо понимают друг друга. Я не встречал до сих пор ни одного русского демократа, питавшего бы симпатию к немецкой культуре; это невозможно без глубокого понимания. Что же касается немцев, то бремя нарастающего благополучия и укореняющаяся привычка к "реальной политике" мешает им сочувственно воспринимать возбужденно-нервное существо русского радикализма. Разумеется, во враждебном мире мы должны быть бдительны, но не следует забывать, мы сами подарили миру самое ценное в те времена, когда были нищим и чуждым остальному миру народом, а будущее сытых народов не зелено, а серо.
  
  
  Референция
  [1] Эта хроника - продолжение напечатанного в XXII томе "Архива" (тетрадь Љ1) очерка о судьбе "освободительного движения" в России. Здесь мы в основном касаемся законодательных актов Правительства, принятых в самое последнее время. В остальном же мы могли бы лишь повторить то, что сказали в предыдущем очерке. То, что мы пишем, нельзя считать "историей": речь идет о происходящем здесь и сейчас, и мы не знаем, что за этим последует. Поэтому мы можем лишь выделить существенное и характерное из груды разнообразных и преходящих впечатлений. В качестве источника я использовал русские газеты, но я также старался принять во внимание и официальные сообщения "информационной службы". Надеюсь, что я ничего не упустил. И хочу попутно заметить, что хотя официальные инстанции и искажают информацию, не всякое их утверждение оказывается объективно неверным.
  [2] Все даты мы даем по юлианскому календарю и в скобках - по григорианскому.
  [3] Мы не даем здесь детального описания этого события, отличавшегося разнузданным варварством. Мы также оставим в стороне бунты в армии.
  [4] Несмотря на все опровержения, сейчас совершенно ясно, что "Черная сотня", показавшая себя впервые во время Февральского манифеста 1905 года (угрожающие письма либеральным политикам, избиения действительных или воображаемых социалистов, кровавые еврейские погромы), была организована полицией по воле центральных инстанций, хотя, конечно, к ней потом примкнули и настоящие "добровольцы". То, что это никак не "широкое народное движение", явствует хотя бы из результатов выборов там, где "Черная сотня" пользуется наибольшим успехом: именно в этих местах "массы" неизменно голосовали за демократов. Завербованная полицией чернь может выступить и против центрального Правительства там, где возникает угроза "классовым интересам" нижнего уровня полицейской корпорации, - в этом нет ничего удивительного.
  [5] Наряду с приверженцами конституционно-демократических взглядов как, например, министр сельского хозяйства Кутлер, или искренними конституционалистами, в правительстве оказались и махровые реакционеры - как, например, министр юстиции Акимов.
  [6] Короткое и наглядное описание якобинского господства в Харькове дает князь М.Шаховской ("Новое время" Љ10704, стр.7): Дума окружена рабочими, требующими открытого голосования; выдвигается требование удалить из города полицию и войска; в забастовочную кассу поступает 10 тысяч рублей...Всё это очень типично для провинции. Редактор реакционной киевской газеты "Киевлянин" профессор Д.Пихно публикует сборник своих статей под характерным названием "В осаде". Этот сборник - лучшая до сих пор интерпретация событий с контрреволюционной точки зрения.
  [7] Святейшему Синоду пришлось распорядиться, чтобы священники с амвона опровергали слухи о ненадежности государственных сберегательных касс ("Русские ведомости", Љ24, стр.1).
  [8] Бастовали только 33 города (в октябре - 39) и две трети Петербургского Совета (99 тысяч) - меньше, чем в последние дни второй всеобщей забастовки. Полностью прекратить работу железной дороги так и не удалось; главные линии продолжали работать (Прокопович, "Без заглавия", Љ3).
  [9] Дубасов прославился оперативным приказом сжигать любую деревню, проявившую какие-либо признаки насильственного сопротивления.
  [10] Эти цифры годятся для предварительной оценки. Цифры, опубликованные правительством, как почти всегда, - враньё.
  [11] Состав участников иллюстрируют такие цифры: из 213 заключенных в начале февраля в московских тюрьмах 193 были "политические". Из них: 46 рабочие, 32 железнодорожники, 23 работники почты и телеграфа, 21 студент, 15 адвокатов, 11 врачей, 11 приказчиков, 10 земских служащих, 9 техников, 8 "литераторов", 4 "педагога", 1 фабрикант, 1 священник, 1 музыкант. Средний возраст заключенных был 28 с половиной лет, но 30 из них были моложе 20 лет ("Русские ведомости", 2 февраля, стр.4).
  [12] Это не значит, что крестьяне сами по себе не устраивали бы еврейских погромов, как полагает часть немецкой прессы. Более того, засвидетельствовано по крайней мере несколько случаев, когда крестьянские общины обращались в министерство с прошениями разрешить им еврейский погром как средство поправить свою крайнюю нужду, в особенности к этому были склонны, как ни странно, старообрядцы, сами подвергавшиеся гонениям со стороны государственной Церкви. Но эти прошения безусловно доказывают, что если бы правительство не хотело бы погромов, то их бы не было. "Причинная связь" тут такая же, как в те времена, когда бургграф Нюрнбергский и епископ Вюрцбургский заключили между собой союз, позволявший им хорошо набивать кошельки, как только наверняка предвиделось, что предстоят еврейские погромы.
  [13] Только один пример - закон о регистрации общественных союзов. Совет министров и две несогласные между собой группы в государственном совете полагали, что условия, необходимые для регистрации союзов, должны рассматриваться в судах: по мнению одной группы в обычных судах, по мнению другой - в административных. Оба варианта, естественно, судя по характеру нынешних российских судов (в отличие от того , что было раньше) политически одинаково безобидны с точки зрения полицейских интересов. Некоторые эксперты, в частности группа крайне реакционных членов государственного совета (20 человек) предложили Царю поправку: перевести этот вопрос в компетенцию расширенного "присутствия", фактически совершенно зависимого от губернатора. Царь отверг проекты министерства и Государственного совета, и принял последний проект только потому, что он (согласно его тупым представлениям) делал союзы наиболее уязвимыми ("Русские ведомости", 19 февраля, стр.3). Все это только дало радикалам формальное подтверждение того, что в России нет правовых гарантий.
  [14] Позднее, несмотря на явные доказательства вины (статья 341 Уложения о наказаниях: "злоупотребление властью") были избавлены от наказания ставропольский губернатор граф Коцебу (Ростов), фон Лаунитц (Тамбов) и другие (заседание 23 апреля).
  [15] Для них по знаменитому образцу - вводилась подписка о неучастии в каких бы то ни было организациях, не одобренных властями.
  [16] Например, сообщение (одно из многих) в "Новом времени" от 13 января, стр.2 (офицеры Маньчжурской армии).
  [17] "Русские ведомости", 12 января, стр.2).
  [18] "Русские ведомости", 27 января, стр.2).
  [19] Положение козаков (см., например, статью Щербакова в "Праве", 1906, Љ7) за последние десятилетия изменилось в двух существенных отношениях. Во-первых, станичный сход, где присутствовали все взрослые казаки-общинники, всё больше уступал место представительным собраниям типа обычного русского волостного схода, а на место выборного атамана появился назначенный. Его полагалось выбирать из трёх предложенных кандидатов, но список этот всё чаще удлинялся с таким расчетом, чтобы в нем оказался кандидат, удобный Правительству. Контроль над всеми административными решениями, в особенности что касалось распоряжения деньгами, перемещался к русским центральным властям в Петербурге, чей ставленник "окружной атаман" обращался со станицами столь же бесцеремонно, как и земские начальники с сельскими общинами. Во-вторых, менялись экономические условия. Первоначально казаки селились на границе, получая землю в аренду, а в уплату аренды обеспечивали сами лошадь и экипировку, проходили строевую подготовку в куренях, куда входили из поколения в поколение, как граждане античного полиса, и были готовы в любую минуту встать в строй по Царскому призыву. Сегодня их "служба" мало чем отличается от военной повинности остального населения, но продолжается дольше. 20 лет службы начинаются с "подготовки", и за 2 года казак должен сам вооружиться, обмундироваться и снарядить коня, что обходится в среднем в 300 рублей. Дальше начинается войсковая служба. Она не стоит казаку ничего, если все будет в порядке с конем и обмундированием. После этого он возвращается домой и до 38 лет должен появляться в войске "вооруженный и верхом". Использовать коня для сельских работ запрещается. Первоначально вся экипировка производилась в хозяйстве, так же как и фураж. Теперь всё, включая сапоги, надо получать из государственных магазинов. 15 лет назад на всё это уходило 120 рублей наличными. Теперь одна только лошадь стоит 130 рублей, весь срок службы верховому казаку теперь обходится в 1100, а пешему казаку в 550 рублей. Помимо этого, он не может сниматься с места и выбрать себе другое занятие, поскольку каждый год проверяется на "готовность", а первые пять лет должен являться на военные сборы. Постоянную военную службу несет 1,7% всего населения, но 4,5% казаков, а во время войны соответственно 5% и 12,2%. Но самое главное в казацких областях - земельный вопрос. Когда-то надел здесь составлял 30 десятин (33 га). Сегодня в области Войска Донского в результате роста населения средний размер составляет 12 десятин, а хорошей земли - 7 десятин. Расходы по службе и нехватка земли требуют более интенсивного хозяйства, а сама служба не оставляет для этого возможности. Ко всему прочему, с начала 80-х годов правительство урезает дарованные Александром II возможности для получения образования. Делается это, чтобы сохранить "дикость"казаков, то есть якобы в интересах их боевой эффективности (что твой поздний императорский Рим). Ясно, что это не помогает казакам экономически.
  [20] Этой дотацией дело не ограничилось. В мае сибирские казаки получили права на полезные ископаемые под своими наделами и т.п. Многочисленные подачки Царя то одной, то другой части "нашего верного казацкого войска" выглядят, прямо скажем, как непристойное заискивание.
  [21] Между тем, казацкие войска адресовали Думе протесты против их использования в полицейских целях.
  [22] При этом режиме губернаторы и градоначальники могли пользоваться правилами "поддержания порядка", разрешавшими применять административные меры пресечения - до 3 месяцев ареста или 500 рублей штрафа, запрещать публичные и частные собрания любого рода, закрывать в случае надобности фабрики, мастерские и лавки, высылать по собственному усмотрению подозрительных лиц и передавать политические преступления на рассмотрение более высоких инстанций, которые могли применять наказания, предусмотренные военным судом (включая смертную казнь).
  [23] Сверх мер, названных выше, предполагались: арест имущества подозреваемого, прекращение печатных изданий, закрытие учебных заведений, увольнение младших служащих и угроза повышенных штрафов за нарушение установленного распорядка.
  [24] Это значит, что все гражданские лица попадают в сферу распоряжения военного коменданта, и вступают в силу законы военного времени.
  [25] Сейчас почти невозможно установить, какие, собственно, административные правила, следует считать "нормальными". Правила "усиленной охраны" были введены в 1881 году как временная мера против террористов на три года. Введенные тогда административные меры и сегодня еще используются во всех случаях, когда полиция превышает свои полномочия. Мало по малу становится совершенно неясно, каковы же на самом деле права полиции в обращении с индивидом.
  [26] В Брест-Литовске школьное управление отказалось выплачивать содержание женам учителей, которые больше месяца содержались под арестом без предъявления обвинения ("Русские ведомости", 4/2, стр.3). Министр Дурново специально распорядился не выплачивать вспоможения тем крестьянам, что подозревались в участии в беспорядках. Священнослужители, раздававшие хлеб бастующим крестьянам, подвергались аресту ("Право", стр.1258). Запрещалась бесплатная раздача питания для безработных и неимущих в голодающих областях, если ее организовывали политически подозрительные лица; мне известны 2 случая, когда это были сыновья либеральных профессоров. В то время, когда в Петербурге было 30 тысяч безработных (по оценке "Нового времени"), бесплатная раздача питания тоже запрещалась, если считалось, что она служит политическим целям организаторов ("Новое время", 3 февраля, стр.4).
  [27] К этому надо добавить бандитские самосуды "Черной сотни", которой организационно помогает полиция. В марте члены Государственного совета, известные как противники смертной казни, получили угрожающие письма. А в феврале был опубликован в печати с разрешения цензуры призыв к убийству евреев и их "подручного Витте". Лишь в апреле было предъявлено обвинение цензору Соколову после жалобы Витте цензурным властям. При этом Соколов характеризовался как "очень добросовестный работник, знаток Канта и одаренный поэтически" (ср. "Русские ведомости", 58,2;61,2;62,2;100,2; заметка о заседании Совета министров от 28 февраля, где было решение запретить "Черную сотню" и во всяком случае не печатать ее призывов в правительственных типографиях. Но еще в марте в Киеве опять появился такой же призыв и опять с разрешения цензуры: "Русские ведомости", 89,3). В начале июня движение опять показало себя. Последовала отвратительная резня в Белостоке. И тогда депутат Думы князь Урусов, уволенный с поста заместителя Дурново, признал бессилие властей перед бандами политической полиции. В своем впечатляющем выступлении в Думе 8 июня он ярко показал, что эта "параллельная власть" вдохновляется в кругах, близких ко Двору, и организуется на местах полицией.
  [28] Например, известный издатель Юрицин, протестуя против "унизительного обращения", 8 дней отказывался принимать пищу. И он был не одинок (сравни, "Русские ведомости", 15 февраля, стр.4). Социал-демократической партии пришлось принять особое решение, запрещающее своим арестованным товарищам принимать участие во "всеобщей голодовке".
  [29] Официальные данные на апрель называют 11 тысяч заключенных (не все тюрьмы). Признается, что тюрьмы переполнены на 60-65%, Это означает, что в учтенных тюрьмах содержится 7 тысяч избыточных заключенных ("Новое время" Љ10787, стр.5). С января по май было 23 тысячи арестов - эта цифра называлась в Думе. В мае 12 тысяч "политических" были арестованы или высланы.
  [30] При этом просьбы помещиков переместить войска на крестьянские земли были отклонены, так как это привело бы солдат на сторону крестьян. Землевладельцам порекомендовали нанимать за деньги казацкие патрули.
  [31] По данным министра внутренних дел за пол-года в 1906 году было совершено 827 нападений на полицейских чиновников, из них 156 безуспешных.
  [32] После убийства Абрамова министерство юстиции упрекали в том, что оно виновато в его смерти, поскольку вовремя не приняло меры в его отношении. Министерство, оправдываясь, опубликовало длинное коммюнике, оскорблявшее девическую честь Спиридоновой, и ее адвокат выступил с немедленным протестом ("Право", Љ15). Абрамов совершил насилие над туберкулёзной заключенной, уже пострадавшей от обычного телесного наказания.
  [33] Открытые письма вроде письма Короленко были частыми явлениями. Например, письмо протеста, подписанное 24 гласными Тверского земства, против присутствия в их среде бывшего томского вице-губернатора Азанчеева; во время октябрьских беспорядков в Томске он безучастно наблюдал за самосожжением группы жителей, не пожелавших, чтобы их жены попали в руки казаков и "Черной сотни" ("Право", Љ4).
  [34] Уже после массового выхода заключенных на свободу в московских тюрьмах оставалось 1337 человек ("Русские ведомости", 8 мая).
  [35] 12 декабря были арестованы 137 рабочих харьковской фабрики. 15 марта 10 были отпущены на свободу, 55 были предъявлены обвинения, а 48 просто сказали, что они должны остаться в тюрьме. Участь остальных неизвестна.
  [36] Реакция противной стороны была, естественно, столь же дикой. Известны случаи, когда взрослые отправляли детей в казацкие отряды, а дети бросали в казаков бомбы; взрослых казаки не подпустили бы близко.
  [37] Ответственность за это несут типографии /ЉVII правил/.
  [38] Между 12 декабря и 12 января в 17 городах было запрещено таким образом 78 газет, арестовано 58 редакторов, отпущенных на поруки за 386 тысяч 500 рублей ("Русские ведомости", 16, стр.2 по материалам "Вечернего голоса").
  [39] При этом еще цензурные власти жаловались министерству на трудности, связанные с арестом тиража, если периодическое издание рассылается.
  [40] Это вовсе не значит, что между ними существовали существенные разногласия по поводу терпимости, или по вопросам общей политики. В Государственном совете митрополит выступал вместе с крайне правыми против амнистии. Только в плане церковно-государственного права главный русский митрополит и обер-прокурор, воплощавший бюрократический контроль над Церковью, были "в принципе" "естественными" врагами.
  [41] Чтобы брак был действительным, необходимо венчание по православному обряду (исключительно или наряду с другим обрядом). Отменена 33 статья /том 10, часть 1 "Свода законов"/, согласно которой "схизматики" и "сектанты" должны были принять православие для бракосочетания с православным партнером.
  [42] То, что они были прямо названы, имело существенное значение. Дело в том, что признание их церковных книг в 1874 году осталось безрезультатным, поскольку староверы боялись для протокольных нужд называть себя открыто "раскольниками".
  [43] Еще в январе 1906 года "Особая комиссия по делам веры" признала, что брак православного с хлыстом, иудеем или духобором противен совести православного священника, поскольку эти секты отвергают "Церковь" ("Новое время" Љ10716, стр.3). Потребность в компромиссе при заключении брака чувствуется особенно остро, потому что среди интеллигенции широко распространяется практика "свободного брака". В Петербурге Святейший Синод отменил справку от военных властей и от полиции, которые раньше были нужны жениху для венчания. Теперь только нужно, чтобы право жениха на вступление в брак было подтверждено двумя свидетелями, чьи подписи заверяет нотариус. Исповедь и причащение теперь необязательны и оставлены на усмотрение священника.
  [44] В 1883 году таких молельных домов было 1257, к 1904 году появились 283 новых.
  [45] Љ1 указа от 17 апреля 1905 года. Љ3 разрешает обращённым в православие возвращение в их старую конфессию.
  [46] К сожалению, мне на этот счет ничего не известно.
  [47] Согласно статье 185 "Уложения о наказаниях" отступник лишается всех гражданских прав и его имущество конфискуется вплоть до того, как "увещания" приведут его обратно в лоно Церкви. "Уголовное уложение" на этот счет молчит.
  [48] Подробности в статье Шишиленко в "Право", Љ15 за 1906 год, стр.1316. Повод для нее дало сомнительное запрещение выставлять в книжных магазинах материалы, подрывающие веру (о чем мы говорили раньше) - предстоящая отмена превентивной цензуры делало его бессмысленным. Кроме того, остались в силе наказания: /1/за богохульство и прочие оскорбления достоинства Церкви и ее служителей (статьи 73-77,97,98); /2/за погребение христианина без церковного обряда (статья 78) и осквернение тела (статья 79); /3/за понуждение к чуждой религиозной практике или несоблюдение собственной (статьи 80,81); /4/за поощрение отказа от христианства (статья 82) и от православия (статьи 83,84), в особенности для родителей или опекунов, которые не крестят и не воспитывают в христианской вере своих детей (до 14 лет), или, будучи сами православными, крестят детей по другому обряду и воспитывают в другой традиции (статьи 88 и 89); /5/для священнослужителей другой конфессии, если они применяют свою религиозную практику к православным (статьи 93 и 94); /6/за препятствие к переходу в православие (статья 95); /7/за принадлежность к "суеверным" учениям (статья 96); /8/за насилие, обман или обещание преимуществ с целью соблазнить кого-либо в свою веру.
  [49] "Второй всероссийский съезд" староверов состоялся 2-3 января в Москве. Он постановил, что хотя староверы примыкают к разным партиям, их всех объединяют следующие ценности: /1/сохранение единства империи; /2/сохранение монархии в конституционной форме; /3/устранение всех сословных ограничений; /4/устранение господства бюрократии; /5/всеобщая народная школа; /6/отчуждение земли в пользу безземельных и малоземельных крестьян за справедливый выкуп. На съезде были староверы всех направлений - имевшие своих служителей культа, беспоповцы, приверженцы белокриницкой иерархии и пр. Белокриницкая организация была, однако, в большинстве - около 200 делегатов. Преобладали умеренный ритуализм и дух межпартийного примирения. Представитель белопоповцев (оппортунистическая группа, регулярно рекрутирующая священников, покидающих ортодоксальное православие) предложил поддержать самодержавие, один из беспоповцев (они, естественно, наиболее радикальны) предложил очень революционную резолюцию, но собрание отклонило и то и другое. Между тем, в начале июня на отдельную конференцию в Москве собрались "окружники" (приверженцы оппортунистически-патриотической группы, появившейся в 1862 году в связи с польским восстанием), и "раздорники" (непримиримые).
  [50] Они провели свой съезд в Вильне 25 января. На съезде было 500 делегатов со всей России, но главным образом из северо-западных областей. Их приветствовал генерал-губернатор. Они сразу же стали жаловаться на вытеснение русских из органов местного управления. Указ о выкупе за землю они сочли для себя невыгодным. Они требовали русских школ и пропорционального национального представительства. Как и все русские крестьяне, они высказались за наделение землей безземельных и серьёзно занялись проблемой, "вечно юной" для всех русских сектантов - вопросу о заключении брака: будет ли вновь не признано освящение брака частным образом или будет обязательно церковное освящение. (Сообщение в "Новом времени", стр. 13). /Вебер здесь не указывает дату и номер - А.К./
  [51] Съезду задал тон председатель "Союза староверов" Д.В.Сироткин. 20 февраля в Москву со всех концов страны собрались 350 делегатов со специальной целью обсудить проблему нехватки земли. Поскольку это было первое совещание крестьян, где не господствовали политические партии, съезд в любом случае представляет интерес (подробное сообщение Д.Пестржецкого в "Новом времени", Љ10784 и 10785, также в "Русских ведомостях", Љ60, стр.3). Нехватка земли была подтверждена всеми, за одним-единственным исключением. Сведения о высоте урожаев (например, сам-два и сам-три для ржи, сам-три и сам-четыре для картофеля в Богородском уезде) часто расходились с данными земств. Крестьяне, располагавшие 10 десятинами (11 га), тоже требовали себе земли. Волоколамские крестьяне, сообщившие, что посадки клевера позволили в 4 раза поднять урожаи, прерывались раздраженными возгласами "довольно!". Многие сравнивали свои хозяйства с соседними имениями, как например с имением князя Воронцова-Дашкова в Саратовской губернии. Казаки-староверы затеяли спор: они категорически заявили, что "пришлые" никогда не получат от них землю; так встал вопрос, столь важный для всей аграрной проблемы: имеет ли местное население преимущественные права на землю, или оно должно делиться с подселенцами. Естественно, ни к какому выводу не пришли. Съезд ничего не хотел знать о "переселении", за исключением крайнего случая, когда поблизости совершенно нет земли. Экспроприация должна коснуться следующих земель: государственных, удельных, монастырских и церковных, а также принадлежащих мещанам, купцам и помещикам. Далее обсуждали вопрос: какова должна быть нормативная величина надела после его увеличения за счет экспроприации. Большинство высказалось за норму 1861 года. Другие варианты предусматривали от 4 до 15 десятин (на душу наличного населения!). "Справедливой" выкупной ценой сочли максимум 50 рублей за десятину как в саратовской губернии. Между тем крестьянский банк платит в два раза больше, что приемлемо. Регулировать аренду предлагалось так. Рента по бессрочной аренде не должна превышать 12% от стоимости земли и определяется судом. При этом вторичную сдачу земли в аренду и крупную следует вообще запретить, а размер арендованного участка не должен превышать 30 десятин. За исключением нескольких выступавших, большинство высказалось за общину, с тем, чтобы чересполосицу ликвидировать посредством частной собственности. Съезд поддержал реформу земств, высказавшись за отмену техники выборов, дающей преимущество дворянству и за ликвидацию института земских начальников. Съезд также рекомендовал максимально сократить косвенные налоги.
  [52] Это послабление пошло на пользу лютеранской церкви. В общем же с этой церковью обращаются наиболее либерально, и поэтому в нашем обзоре она почти не упоминается.
  [53] Партия требует реализации свобод, обещанных в Манифесте. Другие требования: запретить раздел крестьянских дворов, создать условия для того, чтобы бедные крестьяне могли приобрести землю по более дешевой цене, сделать воскресенье полностью свободным от работы, обеспечить рабочих страховкой и жильем, разрешить ремесленные союзы в форме касс взаимопомощи, обеспечить бесплатное школьное обучение в христианском духе и т.д. Естественно, за это партия также требовала более свободного сообщения с римской курией, свободного распоряжения церковной собственностью и возвращения конфискованной, полной "свободы Церкви", права для поляков проходить военную службу на территории Польши. Партия не ставит под сомнение единство империи при условии "максимального" самоуправления ("Новое время", Љ10733, стр.5). Партия называет себя "Конституционно-католической партией Литвы и Западной России". Ее "буржуазный" характер виден хотя бы из совершенно "некрестьянского" требования запретить раздел крестьянских дворов.
  [54] Письмо 32 петербургских священников, принадлежащих по большей части к весьма демократически настроенному "Союзу церковного обновления", к этому прелату в марте 1905 года поднимает вопрос о созыве совета (предсоборного присутствия -А.К.), и митрополит в этом деле встал на их сторону.
  [55] Между прочим, было много забастовок с требованием включить в учебный план "философию".
  [56] Такие же взгляды высказывает "Союз церковного обновления". Выразители его взглядов так формулируют основную этическую догму: "не делай другим того, чего ты сам себе не хочешь". Этой меркой, вслед за Крестителем, они и меряют политические программы. Рабское повиновение, говорят они, противно христианскому духу, ему отвечает только правовое государство. Демократы и социалисты исходят не из христианских принципов, но фактически они их воплощают.
  [57] В первую очередь материального управления. Говорилось также о необходимости тщательно пересмотреть материальную базу епархии. В Харькове, например, все церкви епархии были разделены на 3 категории. В зависимости от категории они отчисляли в пользу епархии 700, 500, или 300 рублей. При этом они должны были брать от епархиальной фабрики свечи в количествах, сильно превышающих их потребности. Введение счетов в епархии, и особенно в приходе, вызывало острое недовольство ("Новое время", Љ10819, стр.6).
  [58] Смоленские священники соответственно требовали: церковный надел в 36 десятин, 1000 рублей для попа и 500 рублей для псалмопевцев из государственной казны ("Новое время", 13 февраля, стр.3). Напротив, священники Балашевского уезда высказались за то, чтобы передать церковную землю крестьянам ("Право", 1906, стр.48).
  [59] Текст этого наказа приводит "Новое время" (Љ10751, 18 февраля, стр.1). Он, в частности, обсуждает применение насилия как средства политической борьбы: призывает священников молиться Богу, чтобы он подвигнул Царя дать возможность трудиться в условиях "мира, свободы и справедливости", упоминает стремление "русских людей" объединиться друг с другом перед выборами и настаивает, что пастыри не должны принадлежать ни к какой партии, но поддерживать всё, что служит делу "мира, любви, порядка, истинной веры", а также "православному Царю и единству отечества", предостерегает священников, что в атмосфере свободолюбия они не должны слишком втягиваться в мирские дела - иначе какие же они священники. Священник должен с толком использовать свои гражданские права и неизменно наставлять свою паству, чтобы она не уклонялась от выборов, помогая таким образом врагам Царя. В начале этого пастырского послания упоминается митрополит Филипп, выступивший против Ивана Грозного, как пример того, что русская Церковь, бывало, бросала вызов светской власти (по понятным причинам ничего не говорится о патриархе Никоне и его судьбе). Яснее пишет "Церковный вестник" (24/2): священство не должно разделять ни взгляда архиерея Прокоповича, считавшего богоугодным самодержавие, ни взгляд епископа Антонина, считавшего Божественным установлением конституцию , но должны решить, что они предпочитают: что лучше для благосостояния Церкви - власть православного Царя, или власть партии большинства, за которой стоят поляки, лютеране, армяне, мусульмане во главе с еврейской интеллигенцией.
  [60] Эта честь была предложена Самарину, но он ее отклонил. 136
  [61] Ректор семинарии в Костроме, отчаянный реакционер, открыто высказался так: во-первых, всякий отступник от православия заслуживает смертной казни, во-вторых, все обещания терпимости враждебны церкви и, в-третьих, что мирская власть со своими законами не имеет никакого права лезть в церковные дела ("Право", 1906, стр.705). Какова была реакция на это, мне неизвестно, но игумен Арсений, предавший с амвона анафеме "интеллигенцию", был сослан в монастырь в Белом море.
  [62] Как новшество следует в этом отношении приветствовать, что Синод строго указал в связи с одним спорным случаем саратовскому епископу на неприемлемость личного произвола в делах наставления верующих и отлучения от церкви.
  [63] В Нижегородской губернии попы в борьбе против неуплаты налогов заходили так далеко, что отказывались крестить детей тех, у кого недоимок было больше 40 копеек ("Русские ведомости", 89, стр.3). Крестьяне, впрочем, иногда тоже показывали характер. В "Новом времени" (Љ10707, стр.13) был опубликован "приговор", в котором 155 крестьян Екатеринославской экзархии требовали сместить попа за грубое обращение с прихожанами.
  [64] Подробности о предвыборных уловках духовенства см."Русские ведомости", Љ89,3.
  [65] "Русские ведомости", 9 января, стр.2 сообщает о собрании саратовских священников, потребовавших: всеобщее избирательное право, отмена сословий, терпимость, "манифест о земле". Духовенство Ялты, резко осудившее социальную бездеятельность церковных властей ("Право" Љ8,стр.709), вступило в острый конфликт с епископом и вынуждено было в конце концов уступить ("Новое время" Љ10748, стр.3). Духовенство Воронежа выступило за "Освободительное движение", где приносятся такие жертвы, пастыри должны сказать "вспомните Христа" ("Право", стр.738).
  [66] Отстранение от должности по этой причине пятерых священников в Харькове: "Русские ведомости", Љ20, стр.1).
  [67] Опубликован в "Право" Љ14, стр. 1287.
  [68] Самарин указал, что епископ должен рассматриваться как prius относительно общины. Мнение Деллингера (о равноправии епископа и общины -А.К.) ошибочно; на почве восточного католицизма этот принцип тоже не выдерживается.
  [69] Подробности о примененных для этого уловках см. в "Новом времени" Љ10828. Тут была довольно острая борьба.
  [70] Первоначально предполагалось, что разрешение коснется и школ, финансируемых общинами. Антинемецкая полемика, (в частности, "Нового времени) очевидно подействовала на Государственный совет. См. протокол в "Новом времени" Љ10787, стр.2.
  [71] Сравни, например, "Новое время", Љ10711, стр.3.
  [72] Возник особый "Союз против изгнания русских из пограничных областей". "Новое время", 2 февраля, стр.1.
  [73] В некоторых городах, например, в Житомире или в Могилеве, бургомистрами стали поляки.
  [74] Тем не менее, в Думе сидят 60 малороссов. Однако их "клуб" быстро распался, когда часть их примкнула к радикальной "трудовой группе".
  [75] Хотя, конечно, с ними флиртовали и консерваторы ("Новое время", 2 февраля, стр.2). В Казани в начале февраля появилась первая либеральная татарская газета. С тех пор такие газеты появились еще кое-где.
  [76] Забастовка 1901 года, охватившая все русские университеты, началась после того, как 150 студентов, принимавших участие в запрещенных организациях, были отданы в солдатчину.
  [77] Сравни статью князя Е.Трубецкого "Университетский вопрос" в сборнике "Русские о России". Для тех, кто хочет понять содержательную сторону проблемы, эта статья - лучшая в сборнике.
  [78] Указ от 27 августа 1902 года.
  [79] Уместно вспомнить, что именно эта формула в России восходит к "историческим правам". До начала реакции по этой же формуле действовал сельский мир, принимая решения по своим внутренним делам.
  [80] В американских университетах протекционистски настроенные профессора экономики "замораживали" сторонников свободной торговли. В "независимых" университетах это делалось через составление учебного плана. Вмешательство экономических, аграрных и промышленных интересов (прямое или косвенное, как например в недавнем вопиющем случае в Цюрихе, который оказался возможным благодаря возмутительной некультурности "директора по воспитательным делам") или политических партий (в Базеле неоднократной закулисной деятельностью занимались социал-демократы, как у нас реакционные партии) - самое опасное для "объективности" при заполнении вакансий. Но в династических государствах, конечно, самое важное - это полицейское вмешательство. Скандальный прусский "lex Arons" негласно действует по всей стране и даже в университетах, принимающих значительные пожертвования при условии, что они будут соблюдать "свободу преподавания" (мне известен случай в Йене, когда представитель факультета объявил, что некий ученый "ни в коем случае не пройдет все инстанции", поскольку он формально состоит в социал-демократической партии).
  [81] Действующее право знает (устав учебного заведения, Свод законов, том XI, часть I, статья 482а) испытания в факультетах (в отличие от комиссии профессоров, назначаемой для государственного экзамена), дающую право на преподавание: /1/степень магистра (кроме медицинских факультетов, где ей соответствует титул доктора), для которой необходим диплом об окончании Университета (в особых случаях допускается иностранный диплом), устное факультетское испытание и публичная защита диссертации; /2/степень доктора дается с разрешения министра профессиональным ученым, имеющим магистерский диплом и публично защитившим на факультете диссертацию; в случае, если магистерская диссертация особенно значительна, факультет может просить "совет" прямо предоставить соискателю докторскую степень. Докторами становятся обычно в зрелые годы после долгой работы в должности приват-доцента. Докторская защита с диспутом крупных ученых часто становится важным событием и получает освещение в газетах.
  [82] Совершенно ясно, почему это допускалось. В России трудно обеспечить повсюду высокий уровень приват-доцентуры. Поэтому, когда университетам трудно было заполнить вакансии, им разрешалось временное замещение должностей.
  [83] Подобная практика очень широко распространена и в Германии, где "директора институтов" с трогательным простодушием считают государственные академические учреждения своими и допускают или не допускают туда других доцентов по своему усмотрению. Во многих университетах есть, например, приват-доценты физики или математики, претендующие только на аудиторию и до начала учебного года остающиеся, так сказать, на улице, тогда как во все остальные помещения института они имеют доступ только с разрешения ординарных профессоров. Для наук, сильно зависящих от лабораторий или институтов "свобода преподавания" остается и у нас весьма условной вещью, сосуществующей с замашками ординарных профессоров, распоряжающихся своей вотчиной как турецкие паши. Надо признать, что когда возможности директора, скажем, химической лаборатории, так зависят от государственного института, полностью устранить связанные с этим нежелательные явления не удается. Хотя совершенно ясно, что нынешнее положение вещей уже давно нельзя считать оправданным.
  [84] Теперь ректора и деканы (до сих пор назначаемые) присматривают за ними и в случае, если их деятельность приобретает "вредное направление" должны их предупредить, уволить и сообщить об этом министру.
  [85] Против этого решительно возражают, указывая, что использование университетских институтов предполагает согласие директора.
  [86] Свобода преподавания для приватдоцентов также должна быть полной. Сегодня она ограничена тем, что куратор университета в случае "конкуренции" (мало привлекательный термин, принятый в Германии) принудительно распределяет лекции.
  [87] Предлагались также ставки для штатных преподавателей: 6 тысяч и 4 тысячи для профессоров и 2 тысячи для доцентов.
  [88] Студенты должны платить 40 рублей в семестр единовременно.
  [89]Может быть, правильнее было бы принять прусскую систему, где приватдоцент получает стипендию вплоть до (но не дольше) того момента, когда его сочтут достаточно подготовленным, чтобы занять должность профессора. "Свобода преподавания" российского приватдоцента, согласно предложенному порядку, будет так же ограничена как и американского преподавателя, если он сам не богат. С другой стороны, нет никакого смысла держать на плаву целое стадо престарелых прватдоцентов, мешающих продвижению молодежи. Беспощадный отбор - первая предпосылка эффективности высшей школы (нынешнее российское право предполагает, что профессор выходит на пенсию после 25 лет , в исключительных случаях после 30 лет службы. Он сохраняет при этом право преподавать и остается членом академической общины)
  90 Это ярко выраженное цеховое требование, и оно неприемлемо с точки зрения требований науки и преподавания. Достаточно дурно уже то, что неизбежен "цеховой" характер факультетов. Вынужденный , потому что только так можно оградить автономию университета от посягательств сверху.
  91 Московский медицинский институт (не знаю насчет других) 24 января первым привлек к участию в заседании (по своей инициативе) прозекторов и приватдоцентов с правом совещательного голоса. Материалы можно найти в "Русских ведомостях" (25 января, стр.3). Приватдоценты выразили надежду, что из этого прецедента скоро возникнет "справедливая" система отношений между тремя участникамиуниверситетской жизни - профессорами, приватдоцентами и студентами.
  92 Это кажется в высшей степени уместным. Потому что плодотворность общих правил на этот счет чрезвычайно сомнительна. Приватдоцент, долгие годы не получающий профессуру, возможно вовсе и не хочет ее получать, предпочитая оставаться вольным ученым и преподавателем. Или, наоборот, есть причины, по которым его не считают пригодным для этого (исключим возможность того, что нет профессуры по его специальности - штатная должность может быть создана специально для него). Ни в том, ни в другом случае не возникает повода (если факультет не сочтет, что в данном конкретном случае это целесообразно) привлекать его к работе факультетского совета, особенно во втором случае. Факультеты, конечно, бывает, заблуждаются и допускают ошибки, часто без умысла, иногда с умыслом, но нельзя утверждать, что они по преимуществу не правы или пристрастны, решая проблему подготовки научных кадров следующего поколения. Не следует бояться, что разрушаются чьи-то "научные биографии": это было бы крайне опасно с точки зрения преемственности в поддержании той или иной сферы знания. Только "отбор" самых способных может поддержать уровень научного знания. Добавлять к "цеховому" характеру факультетов еще и принцип привилегии для "старейших и самых заслуженных" приватдоцентов означало бы препятствовать продвижению молодежи, и от этого был бы только вред. Сами приватдоценты не ценили бы этой привилегии - будь это люди с особым характером "вольных ученых", или крупные академические фигуры, считающие, что "цех" и правительство их в свое время обошли. Речь идет, таким образом, только об особенных случаях, а в таких случаях должен решать сам факультет. Общее правило, предусматривающее некие "права" для приватдоцентов, было бы во вред делу. Для штатных преподавателей проблема стоит иначе, и в России она решена правильно, о чем мы уже говорили.
  93
  94 Профессор "закона Божьего" обязателен в каждом университете и это межфакультетская должность. В сущности, это декоративный элемент, и его ликвидация далеко не так многозначительна, как ликвидация нашего теологического факультета. Три часа "теологии" в первом семестре для юристов обязательны.
  95 Министерство собирается, как сообщают газеты, разрешить замещение должности по заявлению наряду с конкурсом, а также расширить допуск к имматрикуляции (по немецкому образцу). Остальные вопросы реформы будет решать Дума.
  96 До начала перестройки союзы регулируются статьей 118 Устава о предупреждении и пресечении преступления. Она запрещает всякое общество, не испросившее разрешения правительства и не получившее его.
  97 Сторонники репрессий против забастовщиков ссылаются на появившуюся в 1905 году статистику забастовок за 1895-1904 годы, то есть еще до начала революции. Из 18тысяч предприятий с числом занятых больше 10 или 15 в зависимости от уезда (не считая горных, государственных предприятий и железных дорог; также известно, что не все предприятия сообщили о себе) бастовали почти 10% - 1782; из 1миллиона 600 тысяч рабочих участвовали в забастовках 431254. то есть 43100 каждый год. Таким образом, в среднем каждый год бастовали 2,7% рабочих, то есть больше чем в Англии (2,1% в 1899 году), во Франции (1,6%) и в Германии (1,5%). Число бастовавших (хотя бы раз за весь период) на предприятиях с числом занятых меньше 20 составляло 2,7% от среднесписочного числа рабочих, а на предприятиях с числом занятых более 1000 - 89,7%. На Кавказе за 10 лет бастовали 75% рабочих (в Батуме 350%, в Баку 119%, в Тифлисе 98%), в Калишской губернии 285%, в Петербурге 52%, в других промышленных областях от 27 до 41%, но в Москве и Лодзи только 16%. 54,9% забастовок приходится на текстильные предприятия, 27,1% на металлургию и машиностроение. Главными причинами забастовок были заработная плата (48,6%) и продолжительность рабочего времени (30%), но после 1900 года все время возрастало значение забастовок по другим социальным мотивам(отчисления из заработка,штрафы, поведение управляющих, рабочее место и помещение): в таких забастовках участвовали в 1900 году 700 человек, а в 1904 больше 10тысяч. Тут очевидно сказалась пропаганда социалистических партий, пробуждавших у рабочих чувство собственного достоинства. Эти мотивы особенно важны у металлистов (21% всех забастовок). Самыми ожесточенными, судя по средней длительности (17,4 рабочих дня еа одного бастующего), были забастовки из-за продолжительности рабочей недели, затем шли забастовки из-за штрафов и вычетов (6,9 дня). Те же забастовки чаще кончались не в пользу рабочих: 69,2% забастовок по поводу штрафов и вычетов, 58,4% забастовок по поводу поведения управляющих, 66,6% по поводу распорядка работы - именно на этих участках трудовых отношений "господское право" сопротивлялось сильнее всего. В целом, благодаря относительно неудачному ходу массовых забастовок в крупной промышленности , 51,8% забастовок кончились полной неудачей. тогда как в Англии неудачными были 39,7% забастовок, во Франции 37,3%, в Австрии 35,3% в 1894 и 1898 году -взвешено по числу участников, а если считать число забастовок, то в России были неудачными 45,4% (35,2% в Англии, 46,9% во Франции, 44,7% в Австрии и 30,3% в 1892-97 (37,6% в 1901-05) в Германии). Менее удачный для рабочих исход забастовок в России объяснялся в значительной мере запретом на организации и антизабастовочным законодательством. Хотя в 50% случаев правительство не воспользовалось этими законами и вело себя пассивно, в целом его реакция была крайне жесткой: 269 раз была использована сила, 164 раза последовали аресты и высылка, 31 случай слушался в суде.(статистику обработал В.Е Варзар).
  98 Эта практика бюрократической организации забастовок известна как "зубатовщина" по имени полицейского чиновника-агента. Недавно Зубатов опубликовал в "Вестнике Европы" (март 1906 года) чрезвычайно интересные воспоминания о своих связях с Плеве, о надеждах, возлагавшихся на его метод, о колебаниях и разочарованиях, о том, как ему в конце концов пришлось уйти в отставку. Карьера Зубатова началась в год коронации Николая II: тогдашний министр внутренних дел перед празднествами затеял рутинную провокацию - надлежало "обнаружить" динамит, якобы заготовленный для покушения.Зубатову эта игра показалась слишком опасной, и он доложил об этом Великому князю Сергею. Последовала отставка министра, а Зубатов прочно занял положение доверенного лица. Еще один джентльмен того же рода предложил свои услуги во время большой стачки в Одессе, а в петербургском рабочем движении на правительство работал некто Ушаков.Надо быть очень осторожным, вынося суждение об этих "обманутых обманщиках" (включая Гапона); нельзя смешивать их личные намерения с целями государственной системы. Кто у нас в Германии знаком со всеми мерзостями системы Путткамера, со всем механизмом "политической полиции", вообще с деморализующим воздействием "политических" процессов, с воздействием законов о социалистах, например, на государственных прокуроров, завидующих друг другу, когда кому-то из них выпадает удача получить такой процесс, тому известно неизбежное коррумпирующее влияние всего этого режима партий и клик, замаскированного под "монархию". Такое можно увидеть не только в России.
  99 Существующее российское "забастовочное право" таково, что забастовка юридически попросту не существует. Вот как выглядело, например, решение Сената по поводу московской стачки 6 января 1906 года ("Новое время", 1-2, стр.3): /1/работодатель ничего не платит за дни забастовки; /2/трудовое соглашение остается в силе; /3/предприниматель не имеет претензий к рабочим по поводу забастовки. Характерно, что /1/ вообще оказалось предметом спора.
  100 Хотя официально были опровергнуты ("Новое время", 22 января) сообщения в том же "Новом времени" от 9 до 20 января), что по этому вопросу в Государственном совете были серьезные, даже страстные препирательства, это тем не менее очень похоже на правду (сомнительно только, была ли с этим связана отставка Тимирязева). Официальные сообщения о совещаниях см. в "Новом времени" от 31 января.
  
  101 Находящийся справа от кадетов "клуб независимых" (глава - князь Е.Трубецкой) не был зарегистрирован в Москве, хотя его заседение разрешили не только градоначальник и председатель управы, но и государственный прокурор. Решение было мотивировано тем, что клуб требует, как видно из его программы, разделения власти между Царем и народным представительством ("Новое время", 10791, 2).
  102 Большое возбуждение вызвал налет полиции на "Вольное экономическое общество". Градоначальник объяснил его так: /1/на собрании присутствовали не принадлежавшие к Обществу; /2/собрание проходило в доме, специально предназначенном для собраний. Таким образом, было два основания для того, чтобы считать его "публичным" согласно закону от 4 марта
  103 Вот некоторые детали из "практики" собраний: 13 декабря министр внутренних дел запретил всякие собрания с политическими и экономическими целями. После протестов конституционных (центристских) партий 22 января этот запрет был отменен и был восстановлен октябрьский регламент. Но 31 января "Наша жизнь" снова опубликовала распоряжения министра внутренних дел, где губернаторам рекомендовалось ограничивать число собраний, так чтобы можно было держать их под наблюдением, и запрещать собрания, если по мнению губернатора они могли "угрожать общественному спокойствию". В феврале протестовали кадеты; они указывали на то, что в разных областях страны власти чинят препятствия их собраниям. Министр Дурново лично возражал, что это не соответствует его намерениям, что он не предубежден против партии и не интересуется политикой. После повторного протеста партии, когда один из губернаторов опять запретил ее собрание, Дурново объяснил, что решения по таким делам принимаются на местах. К началу выборов он выпустил неправдоподобное распоряжение, о котором речь пойдет ниже. Даже консервативно-центристский петербургский градоначальник ("Русские ведомости", 57, 3) счел нужным возразить (официально) против запрета на собрания в столице.
  104 Подготовленный министерством юстиции проект был признан "неудовлетворительным" и оставлен поэтому ad acta. Лаконичный официальный комментарий гласил:"в настоящее время в министерстве не разрабатывается никакой иной проект на сей предмет"("Новое время", 2 февраля, стр.4)
  105 Идя навстречу Думе, правительство предполагает отменить внутренние паспорта. Кроме того, подготовлен (по сообщениям печати) законопроект о личной ответственности чиновников Он, похоже, основан на принципе "мелких воришек на виселицу, крупных воров на волю". Младшие чиновники и служебный персонал будут преследоваться за проступки автоматически, а чиновники до четвертого класса табели о рангах только с санкции прокурора, при условии, однако, что особые судебные палаты ("смешанное присутствие" согласно статье 242 Устава гражданского судопроизводства) разрешают возникающий "конфликт компетенции" (по прусской терминологии). Для чиновников, назначаемых самим Императором, прежний порядок остается в силе. Он лишь модифицирован тем, что согласно статье 68 исправленного устава Государственного совета от 24 апреля 1906 года вопрос о том, отдавать ли под суд министров, наместников, генерал-губернаторов и чиновников первых трех классов, решается Первым департаментом Государственного совета, в котором заседают назначенные Императором из числа назначенных им же членов Государственного совета. В этой связи ценным представляется проект об учреждении мирового судьи, выбираемого земством ("Новое время", 10854). Это означает, как и давно требуемое упразднение земских начальников, возврат к духу реформы Александра II. 10 лет обеспечивал он процесс освобождения. О содержании этого проекта будет известно, когда он будет подготовлен.
  106 Витте несет ответственность за еще одно неизбежное средство бюрократического управления - громоздкий официоз "Русское государство" с капиталом в 600тыс, рублей. Пошлая собачья преданность этого органа напоминает о худших временах бисмарковской прессы. Вот, например, грязная статья, сопровождавшая отставку министра Тимирязева: он, дескать, получает жирную пенсию, теперь ему еще пойдут большие деньги за участие во всяких инспекциях, и он будет при этом корчить из себя либерала. Вполне в духе немецкой официозной прессы, скажем, образца 1888 года. Или другой пример: оскорбительные статьи, где Витте после тяжелого поражения партий центра, упрекал их в иезуитстве, бюрократизме и классовой узости интересов (хотя сам же их протежировал), тогда как демократы прославлялись как единственно достойные.
  107 На аудиенции представителям "мещанства" (сообщение газеты "Право", Љ4) Витте сделал замечание, вдвойне странное, если учесть положение его правительства: английский король, сказал Витте, "засисит от еврейских банкиров". Нельзя принимать совсем уж за чистую монету утверждения видных английских публицистов, будто предстоит расширение прерогатив английской короны. Здесь, как и в случае с президентом Т.Рузвельтом, заботятся в первую очередь о том, чтобы всему был предел. Но несомненно, что этот король, благодаря чувству такта, каким могут похвастсться далеко не все нынешние монархи, благодаря лишенной склонности к внешним эффектам и в высшей степени сдержанной манере, как никто другой сохраняет достоинство (даже в формальных делах, например, в переговорах с Джоном Бернсом) и на деле оказывает интересам своей страны более значительные услуги, чем властители, наделенные куда более широкими формально-правовыми прерогативами.
  108 Тенденция к этому заметна в отношениях между Председателем Государственного совета и Царем; Председатель готовит Царю на утверждение парламентские решения. В указе от 21 октября 1905 года (Љ10) ясно сказано, что Совет министров не принимает решений по делам, подлежащим парламенту. Поскольку подготовка этих дел недвусмысленно предписана Совету министров, это может относиться только к санкциям, с помощью которых сам Царь надеется ускользнуть от щупальцев бюрократического спрута. Будут ли все эти установления успешны, остается, конечно, весьма сомнительно.
  109 Крупные капиталисты, конечно, всегда будут против Думы вместе с бюрократией; они пожертвуют при этом всеми своими формальными правами. У нас в Германии, например, перед заседаниями Союза социальной политики (осень 1905 года) некоторые представители картелей поистине восхитительным образом заклинали "государство", что оно должно действовать с ними совместно во имя единых интересов, "воспитывать" (sic!) их и т.п.,отлично понимая, что в этих взаимных объятиях они будут в роли Брунгильды, а государству. если оно будет слишком важничать, уготована роль короля Гунтера.
  110 Характерно для этих людей: при обсуждении проекта рабочего законодательства, представленного министром Федоровым (он теперь уже в отставке) сразу после открытия Думы министр объяснил, что по его мнению российская промышленность не выдержит десятичасового рабочего дня. Но приглашенные на совещание крупные промышленники единодушно его требовали. На каком основании? А вот на каком: общество этого определенно хочет, и было бы тяжелой "тактической ошибкой" не пойти на это. Чтобы понять это, достаточно дочитать сообщение о переговорах до того места, где речь идет о сверхурочных. Здесь с опасной наивностью предлогается решать вопрос на основе "свободного соглашения", без вмешательства фабричной инспекции. Законодательно утверждается 10-часовой рабочий день, а сверхурочные - по выбору. Видно, что эти люди научились чему-то у тех, кто готовил закон о союзах, эдикт о терпимости и т.п.
  111 О самом этом понятии позже. В Своде законов (книга I, раздел 1, статья 50) сказано: "все предначертания законов рассматриваюися в Государственном совете, потом восходят на Высочайшее усмотрение и не иначе поступают к предназначенному им свершению ка действием Самодержавной власти". Исключения упомянуты в примечаниях 1 и 2. Это чисто технические распоряжения по армии и флоту; они попадают к Императору прямо через Военный совет и Адмиралтейство.
  112 Такие есть и теперь. Окончательная редакция устава Государственного совета от 23 апреля 1906 года предусматривает создание Первого департамента Государственного совета, состоящего исключительно из назначаемых членов Совета.
  113 Оно нашло себе место во второй части I тома Свода законов; тем не менее понадобилось еще и "примечание" к статье 49 "Основных законов", предписывающее обсуждение всех законов в Государственном совете.
  114 На практике заседания нового Государственного совета показали, что к возникающей там "левой" (то есть буржуазные партии центра с Шиповым во главе) примыкают многие назначенные члены Совета. Иными словами, российская бюрократия едина только как скрепленная самодержавием система, но не по настроениям своего кадрового корпуса. Правда, с другой стороны, среди выбранных членов Совета многие защищают интересы бюрократии. А для влияния так же как и в принципиальном отношении решающим было правовое урегулирование.
  115 Председатель имеет решающий голос при повторном голосовании по тому же вопросу: статья 10 устава Государственного совета, статья 48 устава Думы. В Думе для законодательной инициативы попрежнему необходимы 30 голосов.
  116 Статья 17 порядка производства дел в Государственном совете ставит его в равное положение с Думой
  117 Вопрос в том, что такое закон и когда в нем возникает надобность. Господствует мнение (его держится и Коркунов), что "закон" это все, что исходит от высшей власти и пропущено через Государственный совет. Но так как (старый) устав Государственного совета предписывает, что через него должны пройти все законы, то возникает порочный круг. Таким образом, все зависит от того (даже согласно букве булыгинского закона), какие распоряжения проходили через Государственный совет раньше, то есть от предыдущей практики. Первым неконституциональным распоряжением был, таким образом, мораторий векселей в Белостоке. По "старому" порядку он далжен был бы, несомненно, проходить через Государственный совет.
  118 Так и случилось, что можно видеть из списков назначенных.
  119 Буквально: "Императору Всероссийскому принадлежит верховная и самодержавная власть. Повиноваться власти Его не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает"
  120 Соответственно в окончательном проекте и в опубликованном тексте Основных законов это выглядит так (статья 4): "Императору всея Руси принадлежит самодержавная власть. Сам Господь заповедал нам покорятьсяего власти не за страх, а за совесть"
  121 Вопрос этот теперь важен практически, тем более что переходное правительство предприняло неслыханный в России шаг - "принудительный перевод" одного судьи (в Сибирь) по административной линии.
  122 Также и указ, вводящий закон, говорит о том, что Император намеревался "более четко отделить область принадлежащей Нам высшей государственной власти от законодательной власти".
  123 Последнее добавлено в первоначальный вариант
  124 Несомненно, что изменение конкретных законов, на которых базируются статьи этой главы, не предполагает изменение Основных законов, а, стало быть, не требуют императорской инициативы.
  125 Статья 37 новых или статья 47 старых "Основных законов" гласит: "Российская империя управляется согласно твердым правилам на основе законов, принятых строго установленным образом"
  126 Сомнительное, потому что впутывает лично Императора в политический судебный процесс, например, против депутата Думы.
  
  127 Это соотношение (судя по официальному "Ежегоднику России" за 1904 год) не было везде точно выдержано. На 1 миллион жителей полагались, судя по всему, 4 депутата в Думе. Но, напрмимер, Эстландское и Олонецкое губернаторство получили на одно место больше, а Псковское и Херсонское на два меньше. И еще для 16 губерний реальные цефры расходятся с расчетными. Все это по совершенно неизвестным причинам
  
  128 Но без различия расы и конфессии. Впрочем были исключены "не-оседлые народы" -цыгане и народы севера.
  129 Только женщины, удовлетворявшие цензу недвижимости (параграф 9 закона от 6 августа и параграфы 8, 11,12, 13 регламента от 18 сентября 1905 года) могли вносить своих мужей и сыновей в избирательные списки Мужчины же могли передавать свои полномочия только сыновьям.
  130 После поражения партий центра в Петербурге было признано тяжелой ошибкой, что кандидаты в дупутаты выдвигались не до выборов выборщиков, как это делали демократы. Поэтому личная правлекательность кандидатов не играла существенной роли в выборах.
  131 Возникла идея, что выборщикам от одной партии в отдельных избирательных округах нужна коллегия доверенных лиц, но после выборов на апрельском съезде демократов она была отклонена: все они были чаще всего просто интересантами; каждый из них сам хотел стать депутатом - они готовы были для этого на всякие интриги, не считаясь с ущербом для собственной партии - или же это были местные боссы, совершенно непригодные для систематической работы. Личный фактор как раз в этой предвиборной кампании (здеь правительство рассчитало совершенно правильно) играл еще значительную роль и корректировал изъявление массовых настроений, каковые господствовали бы в случае прямых выборов. Но по причинам, о которых мы будем говорить дальше, корректировка оказалась весьма незначительной - ничего существенного не произошло.
  
  [132] Порядок выборов в "сельской местности" был модификацией порядка выборов в земства ("Свод законов". том II, часть I, Положение о губернских и уездных земских учреждениях, глава III, часть 1,статья 15). По установлениям, действующим с 1890 года выборы в уездные земства проходили так: /1/лица, общества (в особенности предпринимательские) или товарищества, признанные "полезными" союзы и учебные заведения, располагавшие /а/125-300 десятинами (в зависимости от уезда) сельскохозяйственной налогооблагаемой земельной собственностью /б/или иной земельной собственностью стоимостью 15 тысяч рублей (в собственности, пожизненном владении или как гороно-заводскими дачами на посессионном праве) выбирают лично или через своего законного представителя (директора компаний и т.п.). /2/не принадлежащие к крестьянскому сословию (физические) лица, располашающие земельной собственностью в 1/10 от избирательного ценза на душу, посылают уполномоченных на избирательное собрание 1-го избирательного класса. В каждом из двух избирательных классов отдельно выбирают /а/дворяне и /б/прочие. Число уполномоченных от 2-го класса по размерам налога зарегистрированных избирателей в отношении к налоговому цензу тех, кто раполгагал правом личного гослоса в 1-м классе. Но соотношение дворян и не-дворян в земствах по уездам определялось законом ("Свод законов", приложение к статье 14) таким образом, что повсюду, за редкими исключениями, дворяне оказывались в большинстве - как правило 3 к 1; /3/Крестьяне выбирают уполномоченного от каждой волости и из их числа губернатор назначает установленное законом для каждого уезда число земских гласных, причем за редкими исключениями они оказываются в незначительном меньшинстве к представителям двух других классов. (Кроме того, в уездных земствах заседают градоначальники городов в сельской местности и представители администрации удельных и государственных земель, а председательствует предводитель дворянства).
  Порядок выборов в Думу, таким образом, отличается следующими элементами: в думских выборах нет не-физических лиц, нет привилегий для дворянства; у губернаторов нет права регулировать выборы в крестьянском сословии; все несельскохозяйственные элементы выделены в особый "городской" избирательный класс; нет ценза для 2-го класса частных землевладельцев; крестьянское сословие имеет избирательную првилегию. Администраторы уже допущены в верхний цензовый класс на земских выборах в некоторых северных областях (Вятка, Вологда), а включение арендаторов в верхний класс - новинка. Так же ново распределение представительства между землевладельцами и крестьянами - система думских выборов более благоприятна для крестьян. Прнцип, предписывающий "выдвигать кандидатов только из среды выбирающих" заимствован из земской системы. )
  133 Булыгинский закон устанавливал для городских избирательных округов более высокий ценз, чем для городов в уездах.
  134 Но пассивное избирательное право обусловлено принадлежностью к деревенской общине (статья 17 закона о выборах).. Это значит, что крестьяне, никогда не принадлежавшие общине и приписанные прямо к волости, лишены пассивного избирательного права.
  135 В частности, согласно уставу 1884 года университетский диплом давал крестьянам право (не обязанность) выйти из крестьянского сословия (заметим, однако, что община может помешать общиннику получить образование). Редакия этого статута в "Свод законов" от 1903 года (том V, статья 5 приложения к статье 586 о прямых налогах) ставит исключение из налоговых списков и тем самым из "податного состояние" (эквивалент сословия в налоговом контексте) в зависимость от завершения университетского образования и от заявления индивида, которое одобряется, если он посвящает себя государственной или церковной службе, а также работе в учебном заведении.
  136 Обследование рабочих, сдаланное Щербаковым на мануфактуре Эмиля Циндлера, показало, что только 10,8% из них не имели никакой связи с общиной, 3,6% имели дом в деревне, 12,3% имели надел, который сдавали в аренду, 61,4% имели надел, который обработывала их семья, 11,9% периодически возвращались в деревню, чтобы подтвердить свое право на надел (эти цифры использовал также Туган-Барановкский во 2-м издании "Русской фабрики"). В целом можно считать, что 50% рабочих порвали правовые связи с деревней.
  137 Волостной сход сейчас имеет только одну задачу - выборы на сословно-крестьянские должности. Волость также единица налогообложения. Но в целом, как целевое объединение, волость - совершенно безжизненный институт.
  138 Понадобилось особое решение сената, постановившее. что для избирательного права рабочих тоже действительны критерии пола и возраста.
  139 Они не увеличивают de jure относительный вес класса земельных собственников, поскольку он зависит от распределения земли между двумя классами, Но фактически включение арендаторов и управляющих усиливает позиции аграрно-капиталистического класса на выборах и de facto обеспечивает представительство замлевладельцов-абсентиистов.
  140 16 апреля ("Новое время", 10809, стр.4) на окончательное обсуждение поступил закон, распределявший мандаты таким образом: военно-пограничные районы - 1, русские - 1, "инородческие" - 1. Закаспийская, Самаркандская и Ферганская территории по 2, Сыр-Дарьинская 4 (2 от Ташкента).
  141 2 миллиона малороссийских крестьян Полтавской губернии имеют 23 выборщика против 110 от класса крупного зелевладени. А в Тамбовской губернии 1 миллион 200 тысяч русских крестьян имеют абсолютное большинство в коллегии выборщиков. Так получается, потому что число выборщиков определяется по объему налогов, которые платит соответствующий класс.
  142 Выборщики от рабочих (их было 236 из общего числа около 7000) в 19 губерниях, где губернские города были выделены в самостоятельные избирательные округа, распределялись между большими городами и губерниями. Подробности мне не известны.
  143 Число предприятий, где рабочие последовали призыву социал-деморкратов бойкотировать выборы, было весьма значительным, особенно если учесть, что открытая демонстрация лойяльности этой партии была опасной. Но во многих местах в бойкоте участвовала только часть рабочих, а те кто голосовали, выбрали реакционных кандидатов. На крупных предприятиях, где так называемые "комитеты взаимопомощи" позволяли манипулировать рабочими, особенно часто выбирали реакционеров. Партийная дисциплина была особенно сильной как раз среди наиболее продвинутых групп рабочих, например, печатников, и они исправно бойкотировали выборы. Там, где они этого не сделали, их обычно и выбирали, как самых грамотных. На волостных собраниях бойкота почти не было, потому что там постоянно находились зависимые волостные должностные лица.
  144 Даже "монархическая партия" редактора "Московской газеты" Карла Амалия (Владимира Андреевича) Грингмута принимала в свои ряды всех без различия пола; туда не брали только евреев ("Новое время", 22/1, стр.2).
  145 Как говорилось в одном восторженном письме, опубликованном в прессе, к середине февраля в России было "уже" 16 политических партий, и Россия по своему политическому развитию "обогнала Германию". Здесь в Германии к этому отнеслись бы не с таким восторгом.
  146 Московская городская Дума практиковала постоянное пополнение избирательных списков, но сделала это по собственной воле.
  147 Самые организованные партии имеют, естественно, твердо установленные партийные взносы; у кадетов, например, они составляют 25% от налога на жилище.
  148 Поскольку на эту просьбу не могло быть никакого ответа, многие к4рестьяне в своих приговорах просили отсылать 8-9 рублей домой в деревню.
  149 Решение о бойкоте принималось в разных вариантах и после долгих сомнений. В Харькове "Союз союзов" (7 января) разрешил избирателям регистрироваться, но не принял окончательного решения, как они должны будут себя всести в дальнейшем. Всеобщий съезд того же союза в середине января (при плохой явке делегатов) решил бойкотировать выборы, но против довольно значительного меньшинства, состоявшего из Лиги защиты прав евреев, союза учителей, союза инженеров и союза государственных служащих ("Русские ведомости", 19 января). Не меньше колебались также многие организации социал-демократов. И все же в целом бойкот был принят
  150 О "Союзе союзов" речь шла в нашей первой работе. В феврале он предложил своим членам обсудить проект страховки на случай ареста и увольнения, но также принять решение о "допустимости" проведения не-конспиративных собраний. Судьба этих предложений мне не известна. Излюбленным средством его борьбы был систематический бойкот местных властей и отдельных лиц. Что же касается собственно профсоюзов в западно-европейском смысле , то почти все они стали возникать после 9 января 1905 г.(как обычно развивается профсоюз, рассказано в хорошей анонимной статье в "Русских ведомостях" от 2 февраля 1906 года, стр.4). Вплоть до этого времени рабочее вдвижение оставалось робким, развивая профсоюзную активность только в рамках уже существующих "касс взаимопомощи". По свидетельствам, исходящим от самих профсоюзов, бойня у Зимнего дворца "пробудила их к сознательной жизни". Комиссия сенатора Шидловского дала стимул к возникновению первых организаций. Наиболее квалифицированные профессии, как например, печатники, показали пример другим. Неудача майских праздников вызвала реакцию. Ядром союзов стали существовашие на фабриках институты "фабричного старосты" (на севере) и "фабричных комиссий" (на юге). На этой основе возникали местные межпрофессиональные комиссии. В их руках, как например в Харькове в 1905г., оказались забастовочные фонды, биржи труда и арбитражные суды. "Советы рабочих депутатов" стали высшей формой этого синдикалистского рабочего предствительства, которое частично было профессиональным, но в принципе лишь "попутно" Профессиональным. Объединение профессиональных союзов в полиграфической промышленности шло параллельно с организацией Советов рабочих депутатов. В Петербурге летом 1905 г. работали Союз печатников и Союз конторщиков (входивший в "Союз союзов"). За ними последовали металлисты, сапожники, портные, часовщики. В Москве впереди были муниципальные рабочие, столяры и железнодорожники. В Харькове печатники. В конце ноября в Москве было 60 профсоюзов, в которых состояли 25 тысяч человек, в Харькове было 3 тысячи организованных рабочих, в Вильне около 5 тысяч. Профсоюзы существовали также в Нижнем Новгороде, Саратове, Рыбинске, Екатеринославе, Одессе и других местах. Главный орган профсоюзов "Профессиональный союз" сообщал 27 ноября 1905г., что в Петербурге имеется 18 профсоюзов, а 25 декабря их было уже 35.
  
  151 Все же и в России были прямые репрессии: массовые разгоны профсоюзных собраний ("Русские ведомости" 2 февраля), аресты (там же, 9 февраля, стр.3) и т.д. Так или иначе, по поводу запрета собраний профессиональных союзов в Москве в начале марта министр внутренних дел объявил, что этот запрет относится только к Москве и окрестностям ("Русские ведомости", 59, 3). Устав петербургского "Союза рабочих на профессиональной основе", резко осуждавший вдохновляемые полицией движения, такие как "гапонцы", "зубатовцы", "ушаковцы" как узурпаторские со стороны "предпринимателей", несмотря на это был был утвержден, еще до нового закона о союзах и несомненно по полицейским соображениям.
  152 С середины января некоторые московские фабрики стали работать 11 часов в день вместо 10 часов в революционное время ("Русские ведомости", 18 января). В Петербурге отменили третий перерыв на работе ("Русские ведомости", 1 февраля).Рабочие государственных предприятий (не только железных дорог) опять должны были "безусловно выполнять все распоряжения" ("Русские ведомости", 1 февраля).
  153 Между прочим, это не так уж мало, как многим у нас в Германии может показаться. Как знать, как много немцев будет продолжать голосовать за социалистов, пока Кайзер не перестанет рабочим "тыкать" и не станет, обращаясь к ним, соблюдать хотя бы внешние приличия, ныне усвоенные худо -бедно любым бюргером. Но в целом предприниматели зашли так далеко, что московский градоначальник, опасаясь брожения среди рабочих, был вынужден (20 февраля) указать фабрикантам, что если они будут продолжать действовать столь же "бессовестно", то пусть лучше не расчитывают на защиту со стороны государства ("Новое время", 21 февраля, стр.1).
  154 В самых больших городах рабочие были организованы. У них были свои комитеты, работавшие с властями и частными организациями вспомоществования.
  155 Эта связь продемонстрирована в заметке в "Русских ведомостях" от 12 февраля (стр.1). Этот следствие особого характера российского рабочего класса должно быть оценено по достоинству. Из Петербурга в январе назад в деревню отправились 13 тысяч "отфильтрированных" рабочих.
  156 Сошлемся на брошюру Парвуса "О текущем политическом положении и видах на будущее" (январь).
  157 Петербургский "Союз союзов" 22 января подтвердил, что были рагромлены и почти поголовно арестованы руководящие органы крестьянского союза, союзов железнодорожников, ветеринаров, врачей, агрономов. Союз учителей был распущен. Союз земских служащих висел на волоске. В "Союзе союзов" оставалось всего 17 союзов ("Русские ведомости", 24 января)
  158 В Самаре, например, из возникших в первые полтора месяца после Октябрьского манифеста союзов печатников, столяров, сапожников, пекарей, кондиторов, мельников остался только один союз печатников, находившийся к тому же в распре с более старым "Обществом книгоиздателей", не признававшим его устава. И так было повсюду. Этой тенденции, во всяком случае внешне, противостояли несколько московских профсоюзов. Уполномоченные союзов приказчиков, портных и портних, посыльных, пивоваров, римеров, модельеров, маляров, строителей, переплетчиков, орнаментистов, фармацовтов, штельмахеров собрались 22 января на заседание для того чтобы обсудить проблемы издания агитационной литературы. Вопрос об обязательных взносах из-за тяжелого положения тогда прищлось оставить ("Русские ведомости", 24, I, стр.4). Было установлено, что союзы пекарей и столяров существуют только на бумаге. Союз табачников потерял 700 из 1000 своих членов. Почти во всех остальных союзах не поступали членские взносы. Многочисленные лидеры профсоюзов погибли во время декабрьского восстания или сидели в тюрьме ("Новое время", 30, I). На начало января в Петербурге в профсоюзах состояло будто бы 32 тысячи человек ("Новое время"), но мне эту цифру не удалось проверить. В Нижнем Новгороде сохранилось только два профсоюза: профсоюз приказчиков, пытвшийся в остром противостоянии с хозяевами сохранить завоевания октябрьской стачки, и профсоюз портных, занятый ранее в основном народным образованием. Кое-какие отрывочные сведения относительно Москвы дают материалы заседания Бюро профсоюзов, опубликованные в газетах: пекари - 2тыс.(?), взносы 970рублей, добровольные добавки 1000 рублей. Другие профсоюзы сообщают о своих безработных: столяры - 800, печатники - 1500. Обстоятельства везде отчаянные, денег нет, работодатели неизменно норовят уволить профсоюзных лидеров.
  159 О судьбе гапоновского рабочего движения, которому зимой 1905-06гг. полиция и министр внутренних дел чинили все мыслимые препятствия, и о тяжелой судьбе его основателей я не могу писать подробно из-за отсутствия аутентичного материала. Многое свидетельствует о том, что широкие и образованные слои его приверженцев не потеряли к нему доверия. Гапон между тем от радикальных воззрений (летом 1905 года в Париже он держался радикальных взглядов и в отношении династии) все чаще возвращался к вере в силу и добрую волю Царя. И полиция и революционеры, наконец, стали относиться к нему с подозрением, а последние даже сочли его опасным. Похоже, что он "обманутый обманщик", хотя, вероятно больше обманутый, чем обманщик. "Собрание русских фабрично-заводских рабочих" Гапона и "Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве" Ушакова, созданные в конце 1904г., конкурировали друг с другом. Различались они тем, что ушаковцы были активнее среди рабочих-профессионалов, а движение Гапона пыталось объядинить вместе квалифицированных рабочих и простых поденщиков. Из ушаковской организации выросла так называемая "Независимая социалистическая рабочая партия" со своим органом "Рабочая газета". И здесь границы между партием и профсоюзом были очень размыты. Так же как и в Харькове, когда профсоюзы создавались параллельно с межпрофессиональным "Союзом защиты прав". На их собраниях не было и речи о свободе слова.Эта группа была обречена на полное ничтожество. Во время выборов она играла роль, действуя на руку реакции, только там, где социал-демократы бойкотировали выборы.
  160 Развитие начлось уже в начале февраля подпольным распространением призывов к созданию союзов ("Новое время", 1, II, стр.2)
  161 Некоторые такие кассы имеют долгую историю. Такой кассой в чистом виде была основанная 39 лет назад касса взаимопомощи петербургских печатников. 1 января 1906 года она располагала капиталом 88 тысяч рублей. В 1905г. она распределила 19 тысяч рублей (на больных, на сирот, на похороны, инвалидам и вдовам). Касса располагала собственным врачем и больничными койками. Взносы в кассу были примерно 11тысяч рублей ("Новое время", 10789,стр.4). Политическая активность таких касс сводилась разве что к "семейным вечерам". Белоконский в "Русских ведомостях" (80, стр.4) очень интересно пишет о харьковском "Обществе взаимного вспомоществования занимающизся ремесленным трудом". Оно существует с 1898г. Белоконский ошибается, называя его старейшим профессиональным обществом взаимопомощи.
  162 Первое попросило в июне у государства заем в 250 тысяч рублей. Правительство разъяснило, что собирается передать этот вопрос в Думу.
  163 Союз телефонистов в Петербурге предложил передать ему в кооперативное управление телефонную сеть. Город мог бы на этом сэкономить значительные средства. Но городским властям пришлось это предложение отклонить, поскольку телефонная сеть была у них только в "концессии", и не могла быть передаваема в другие руки.
  164 Мне известны такие условия только для одного государственного предприятия на Урале: арендная плата 1% валового дохода, 10% отчислений для поддержания предприятия в хорошем состоянии, срок аренды 12 лет, артель берет на себя уплату налогов и выплаты рабочим по больничному листу ("Новое время", 10853, стр.;).
  165 "Союз рабочих печатного дела" возник в Петербурге после 9 января 1905г. и поначалу не имел ясных целей. 200 рабочих выбрали 12 представителей в комиссию по заработной плате. Хозяева отклонили переговоры. Стачка не удалась. Тогда рабочие решили создать легальный союз и назначили комиссию для разработки устава.. При этом проявилось их недостаточное классовое сознание: сперва они не хотели в уставе называть себя "рабочими", считая, что у них более высокий статус, чем у простых фабричных рабочих (между прочим, по таким мелочам можно судить, что один год означал для русских рабочих). Устав подписали 1500 человек. И после того как большинство подтвердило не-политический характер союза, его разрешил градоначальник. Сначала было неясно, чем, собственно, союз собирается заняться. Но в июне 1905 г. подвернулся вопрос о выходном дне в воскресенье, и его удалось ввести в большинстве типографий. Союз поддержал забастовку московских печатников, после чего число его членов выросло с 600 до 4000 (из общего числа типографских рабочих 20 тысяч). От практики общих собраний пришлось перейти к окружным собранииям, а затем и к системе представительства. В сентябре, как уже говорилось, по инициативе печатников возник "Совет рабочих депутатов", ориентированный на социально-политическую борьбу. Эта борьба с самого начала оказалась революционной, вдохновлявшейся идеей народного суверенитета. Это было видно из опубликованного в июне обвинительного заключения против его членов. Профсоюз, сохранивший тем не менее симпатии к Совету, основал филиалы в Москве, Харькове, Риге, начал планомерно создавать забастовочные фонды и собирать средства на дорожные расходы тем, кто уволен и ищет работы. В октябре союз был во главе российского рабочего движения. Уже в ноябре, псоле московской стачки, внутри союза началось движение за отказ от политической борьбы и переход к исключительно экономическим задачам: соглашение о зарплате, помещения для собраний, выходной в воскресенье и т.п.. При этом все же многие его члены сохранили свои строгие социал-демократические убеждения, что проявлялось при каждом удобном случае, в частности в последовательном бойкоте выборов. Так шли рука об руку революционный синдикализм и формально отдельные от него неполитические профсоюзы.
  166 Я не пишу здесь о новых образованиях социально-политического направления, занятых исключительно классовой борьбой рабочего класса. Из них заслуживает внимания основанная в Петербурге 11 марта под председательством Плансона "Лига труда". Это клуб для всех тех, кто соглашается с некоторым минимальным набором требований (в основном общих с программой кадетов), но также готов участвовать в акциях на злобу дня (как арест Мищенко 16 апреля). Лига поддерживает создание всяческих кооперативных обществ на принципах взаимопомощи. Я также не буду заниматься жилищными проблемами рабочих. В России они стоят очень остро - рабочим приходится часто ночевать на предприятиях или в фабричных бараках. Общество Эмиля Циндлера в Москве предложило городу собрать добровольные пожертвования у фабрикантов и приобрести 100 десятин земли для постройки 400 двухэтажных домов для рабочих; общество обещало и свое участие в этом. Это измененный вариант инициатив, известных и у нас в Германии. Его слабые места очевидны (сравни публикации на эту тему в "Русских ведомостях" 88, 2, а сам план в "Новом времени", 10782, 2). 14 марта в Москве основан "Союз московских квартиросъемщиков, Он потребовал установить довольно сложный правовой статус съемщиков, напоминающий английское tenant right, определяющий их отношения с землевладельцами. Аренда должна возобновляться через 48 лет для каменных домов, через 36 лет для деревянных домов. Арендная плата не должна повышаться больше, чем на 5%. А если землевладелец не согласен возобновлять договор на этой основе, дом должен быть выкуплен по цене, которую назначит комиссия из представителей интересов обеих сторон - кредитных институтов и страховых обществ.
  167 Она на самом деле не всегда находилась в меньшинстве и сейчас не находится; такое случалось только на некоторых съездах прежней партии.
  168 Этот раскол еще более углубился во время открытия Думы. Радикальный петербургский комитет находится в постоянной распре с Центральным комитетом. Большевики ничему не научились и в декабре. Настойчивые увещевания Плеханова ничего не дали. Результат: в июне петербургский комитет распорядился об увеличении взносов до 10 копеек, поскольку "денежная поддержка из буржуазных кругов начинает иссякать" ("Русские ведомости", 166, стр.3).
  169 Об ее предыстории см. мою первую работу.Здесь только напомним главные положения ее программы: /1/четырехчленное избирательное право (всеобщие, равные, тайные, прямые выборы); /2/самоуправление областей и польская автономия; /3/дополнение крестьянского надела и, если это необходимо, экспроприация земли у частных землевладельцев. Ядром движения были земские деятели и либеральная академическая интеллигенция. Партия считала, что ее взгляды выражают 16 печатных изданий. Но два важнейших из них -"Русские ведомости" и "Биржевые ведомости" - отказывались признавать свою партийную принадлежность. Прожектерство было характерно для партийной прессы, особенно в отношении внешней политики. В минуту, когда в собственном доме царит такой беспорядок, выглядит неправдоподобным, что Котляревский в "Полярной звезде", продолжая сделанное мимоходом замечание Струве, рассматривает будущее партии в связи со столь необходимым изгнанием турок из Европы и посредством союза с Англией(и апрельский съезд партии послал приветственную телеграмму Кэмпбелл-Баннерману). Для этой цели союз с Англией в военном отношении для России совершенно бесполезен и не прибавит ей могущества. За этим скрывается разделяемое всем русским обществом недоверие и ненависть к Германии; именно она имеется в виду как естественный враг, несмотря на все заверения Котляревского. Известно, что лозунг "освобождения покоренных народов" со времен французской революции использовался для создания мощных военных монархий современности. Так же и русская революция, если она окажется успешной, положит начало эпохе крайней напряженности и колоссальному росту вооружений повсюду и в частности в Германии. Разговоры о "бескорыстных" освободительных войнах в наше время, когда за сценой военных действий потирает руки капитализм, кажутся опасной утопией.
  170 На взгляды русских аграрных политиков в 90-е годы сильное влияние, наряду с традиционным народничеством оказали немецкие работы о "конкурентоспособности" мелких сельскохозяйственных предприятий. Верили и сейчас верят, как и многие в Германии, что крупные и мелкие предприятия технически "равноценны".Я никогда не разделял такой взгляд в этом виде. У нас в Германии мелкое хозяйство держится и развивается за счет крупного не потому что оно технически более производительно, а в силу особенностей нашего частно-хозяйственного строя. Верно и то, что о "конкуренции" между крупными и мелкими аграрными хозяйствами нельзя судить на основе их технической производительности, как это делают в промышленности. Мы здесь лишь вкратце намечаем проблему.
  171 Покупная цена в 12 губерниях выросла в 2 раза, в 22 губерниях в 1,5.
  172 У русских для этого есть хорошее выражение "продовольственная аренда". Оно подчеркивает отличие этой системы от "капиталистической аренды". Но ее не следует отождествлять с "парцеллярной арендой", потому что арендатор парцеллы вполне может построить на ней капиталистическое предприятие.
  173 По данным петербургского земства в России сейчас приходится 39,5 десятин залежи на 100 десятин обрабатываемой земли (в Германии 6). При этом в областях земельного голода в Черноземье под плугом находится 9/10 земли, засеянных почти исключительно зерновыми. Скот здесь пасут по жнивью и применяют недостаточно удобрений. В результате растет залежь и падает плодородие. Средний валовой доход крестьянина по 34 губернским земствам составляет 11 рублей 78 копеек с десятины, а чистый доход - минус 7 рублей, то есть хозяйство убыточно. Что же касается урожайности, то за последние 40 лет она она больше всего выросла в некоторых губерниях с очень небольшой долей мелких крестьянских хозяйств: в Черниговской на 65%, в Киевской на 64%, в Подольской на 58%. Все это области с подворным землевладением (нет общины) и значительными современными крупными хозяйствами.Вслед за С.С..Бехтеевым горячим сторонником чисто технического решения крестьянской проблемы теперь выступает Пестржецкий (см. его "Опыт аграрной программы" и многочисленные статьи в "Новом времени"). Вот как он доказывает, что "нехватка земли" не существенна (сравнительно). Он группирует 50 губерний европейской России в два класса - хорошо обеспеченые землей и плохо обеспеченные. А затем показывает ("Новое время", 10877), что /1/с 1891 по 1902 г. обеспеченные землей губернии получили больше помощи (из-за неурожаев), чем малоземельные - 102 млн.рублей против 86млн, /2/что несмотря на более высокое налогооблажение в расчете на десятину в малоземельных областях, недоимки по налогам (3 рубля на душу) были там в 1898г. меньше, чем в областях, обеспеченных землей (3 рубля 40 копеек), а в самых малоземельных Полтавской и Подольской губерниях они были меньше всего - 10 копеек; /3/что потребление водки и оборот розничной торговли в малоземельных областях были больше; и, наконец, /4/что в малоземельных областях содержание свиней на 100 десятин было 32,6 против 6,6 в обеспеченных землей областях, то есть в пять раз выше, а содержание всего скота на 70% выше (157 голов против 91). Тут следует заметить, что эта статистика выделяет главным образом западные губернии и в частности малороссийские.
  Своеобразие аграрно-политической ситуации России частично состоит в том, что экономически наиболее "современный" и хозяйственно развитый аграрный строй господствует не на коренных национально-великорусских землях. Крупные современные хозяйства, как и интенсивные (относительно) мелкие крестьянские хозяйства расположены на западной окраине, где хозяйствуют крупные польские помещики или украинские и белорусские крестьяне. Это - золушка Империи в смысле народного образования, самоуправления, политической культуры. На другой стороне находятся "обеспеченные землей" 25 губерний, среди которых степные Астраханская и Оренбургская, севрные губернии Пермская, Олонецкая, Вологодская и области нового заселения. Если все эти цифры что-нибудь значат, то только одно: только размер надела еще ничего не говорит о положении крестьян. Против попыток судить о том, как меняется обеспеченность жизненных потребностей крестьян, сопоставляя урожайность с численностью населения (коль скоро речь идет не о местных сравнениях, а об осреднениях по большой территории), можно сказать, что самые существенные элементы кризиса связаны не с количеством собранного зерна, но с перестройкой способов удовлетворения крестьянских потребностей после перехода к денежному хозяйству (из-за роста производства на экспорт, отчасти навязанного крестьянам налоговым давлением).
  174 В этом случае крестьяне могут себе найти применение на месте только как рабочая сила на крупных предприятиях, если эти последние интенсифицируют свое хозяйство таким образом, что потребность в рабочей силе растет. При экспортном зерновом хозяйстве рабочая сила идет на ветер.
  175 Несомненно, что в областях с нехваткой земли крестьянским хозяйствам нехватает прежде всего лугов.
  176 "Кулаки" собирают свой капитал довольно часто за пределами сельского хозяйства
  177 В прессе часто ссылаются на "Материалы по статистике движения землевладения в России" (том IV), где приводятся данные за 1863-1892гг. по 45 губернаторствам европейской России. Согласно этой статистике, среди не-крестьянских сословий главные покупатели земли - купцы вместе с категорией "почетных граждан" (коммерческие советники, обладатели чинов и т.п.). Они приобрели на 200 млн. рублей земли больше, чем продали. А продают землю главным образом дворяне; они продали больше чем купили на 640млн. рублей больше. Но подчсетам Святловского за 30 лет дворяне продали 24,2 млн. десятин, то есть 1/3 того, чем они располагали после реформы 1861г. Купцы приобрели 9,6млн. десятин, "почетные граждане" и мещане 2,5млн..Освобожденные крестьяне, жившие ранее на поместных, государственных и дворцовых землях, получили в виде наделов 112млн. десятин. У колонистов и ранее освобожденных крестьян было 7,5млн. десятин.Столько же было м дворцовых земель. В собственности других не-крестьянских землевладельцев (кроме государствоа) имелось около 100млн. десятин. Наконец у государства было 150 млн. десятин К 1893 г. крестьяне прикупили к своим наделам еще 9,5млн десятин, а к сегодняшему дню по меньшей мере 15млн. При переходе земли от дворян к другим сословиям обнаружилась та же тенденция, что и в Германии - тяга парвеню к фидеикомиссу: капитал предпочитал земли, дающие ренту (в Черноземье), и именно здесь крестьяне увеличили свою собственность меньше всего. Наоборот, в Нечернземье главными покупателями земли были крестьяне, а купцы отставали (максимум их покупок приходился на промышленные районы). Здесь распространялось трудовое крестьянское хозяйство. При этом крестьяне покупали землю на средства, заработанные в промышленности, которой в Черноземье нет. Мелкому хозяйству здесь благоприятствуют местные товарные рынки в отличие от экспортных областей на юге, где господствует крупное хозяйство. Патентованно марксистский анализ этих фактов дает Маслов ("Аграрный вопрос России. стр.221 и далее). Его суждения часто чрезвычайно произвольны, но их рассмотрение я оставляю до другого раза. К сказанному стоит лишь добавить главные результаты, которые получил теперь Лозицкий, обрабатывая новейшую статистику движения земли (данные на 1898г., опубликовваны в 1905). в 1898г. в черноземных областях крестьяне (единоличники, кооперативы, общины) приобрели 34,3%, продали 7,2% земли, поменявшей собственника, а в среднем на эти облати пришлось 27,1% всей купленно-проданной земли. Соответственные цифры для нечерноземных областей 13,7%, 6,2% и 7,5%. Картина - противоположная той, что наблюдалась между 1863 и 1892гг..Это объясняется тем, что в 1895 г. изменился устав Крестьянского банка, что дало возможность крестьянам удовлетворять с помощью Банка свой земельный голод."Купцы и почетные граждане" как в черноземных областях, так и за их пределами, превратились из чистых покупателей в чистых продавцов (соответственно -2% и 26%). Впрочем за пределами Чернозомья чистыми покупателями стали "юридические лица" (13%); в основном их покупки приходились на Пермскую ггубернию. Крестьянские покупки земли, как показывает Лозицкий, постоянно растут. Маслов же характерным образом/1/ игнорирует новую статистику; /2/оценивая масштабы участия крестьян в торговле землей, учитывает только операции общин да еще оперирует сальдо, а не оборотом, чтобы показать, что в торговых операциях с землей на крестьян приходится всего 2%. На самом же деле доля крестьян в покупке земли выросла с 12,7% в 1863-72гг. до 34,9% в 1898г. Из всей земли, перешедшей от сословия к слсловию в 1863-72гг. крестьянам досталось 22%, а в 1898г. 66,4%.. Среди 19 губерний с наибольшим приростом крестьянской земли в 1863-97гг. были 8 черноземных, но за 15 лет между 1883 и 1897г. уже 10. а в 1898г. 11.
  178 На киевщине, например, уже в начале этого 1906г. цена достигла 450 рублей за десятину.
  179 По данным комиссии Кутлера арендная плата по губерниям колебалась от 60 коппек в Вологодской до 14,5 рублей.
  180 Этот аргумент обычно используют, отвечая крестьянам на их требования увеличить наделы. Часто при этом идут на преувеличения. Так, зам. министра Гурко, выступая на заседании Думы 19 мая, приводил цифры: сельскохозяйственный рабочий в расчете на десятину поместной земли получает 11 рублей, чистый доход на десятину крестьянской земли составляет 5 рублей. При этом, однако, забываются некоторые "мелочи". Но возражения профессора Герценштейна тоже не слишком убедительны. Тот факт, что применение той же массы рабочей силы в мелких хозяйствах по сравнению с крупными (в хозяйствах того же направления) означает непроизводительную растрату труда, остается в силе. По материалам "Комиссии центра" в 11 губерниях из 26 доход сельскохозяйственного рабочего на десятину посевной больше, чем производительность в денежном выражении одной десятины крестьянского надела.Это результат большего применения капитала и лучшей организации труда в крупных хозяйствах.
  181 Какие же категории крестьян получают основную массу земли при ее рыночном перераспределении? По данным Лозицкого в 1898г. земля покупалась больше всего там, где в 1897г. были тяжелые неурожаи. Урожай в Черноземье составил 23% от среднего, а приобретение земли 262% от средней величины. Внутри Черноземья, в "Центральном районе" урожай был 34% от среднего, а приобретение земли 485%. Лозицкий делает вывод, что бедственным положением крестьян, пострадавших от неурожая, воспользовалась "сельская буржуазия". В нечерноземных областях урожай был на уровне среднего, а объем покупок земли составил только 30% от среднего - следствие промышленного кризиса, отразившегося на крестьянах-кустарях). Но любопытно, что и в Центральном промышленном районе, и в Центральном сельскохозяйственном на дворянство приходилась одинаковая доля чистых продаж земли - примерно 1/3. В Центральном промышленном районе перешли из рук в руки 480тыс. десятин. Торговое сальдо крестьян было положительным. На крестьян- единоличников пришлось 5% оборота, на кооперативы 10%, на общины 2%. В Центральном сельскохозяйственном районе оборот составил 290тыс. десятин; крестьяне и здесь купили больше, чем продали (единоличники 4%, кооперативы 12%, общины 9%). Оказывается, как раз в неурожайных областях участие общин в покупке земли особенно заметно. Так что можно думать, вопреки Лозицкому, по крайней мере часть земли крестьяне покупали из нужды.: крестьяне, кажется покупают землю (с помощью банковского кредита) именно потому, что неурожаи заставляют их увеличивать свои земельные участки.
  182 Вот как определяет "трудовую норму" на семью Крестьянский банк: для центрального Черноземья 23-33 десятины (7 и 1/3 до 10 и 1/3 на душу мужского пола), для Полтавской губернии 25 десятин (8 и 1/3 на мужскую душу), для Таврии(Крыма) 30-35 десятин (10-11 и 2/3 на мужскую душу), в Оренбургской губернии 67 десятин (22 и 1/3 на мужскую душу). "Новое время", 10833, 2.
  183 это отражает уже рассмотреннуюдесь точку зрения А.А.Кауфмана, только несколько детальнее разработанную.
  184 Точка зрения А.А.Чупрова
  185 Точка зрения Мануйлова
  186 Туган-Барановский. Первоначальная социал-демократическая программа тоже считала желательной "исторически" обусловленную норму, но в крайне невразумительной форме:все земли, отнятые у крестьян в 1861г., должны быть возвращены.
  187 Детально и убедительно обосновано Чупровым ("Русские ведомости", 107.стр.3)
  188 "Русские ведомости", Љ107 и "Право", Љ18, стр.1686-87.
  189 Это была земля, полученная крестьянами в неотчуждаемую собственность при освобождении. В Великороссии и Малороссии это была в основном общинная земля, а в Западном крае земля оказалась в наследственном подворном владении, по большей части в условиях черезполосицы.
  190 Кауфман сначала рассчитывает число получателей земли. Из материалов "Комиссии для центра" он берет число приписанных к деревням, то есть не живущих в деревне, но еще связанных с ней мужских душ, а также прирост населения для отдельных губерний, используя группировку деревенских общин по обеспеченности землей согласно данным имущественной переписи 1877/78гг. и так получает ежегодное увеличение численности малоземельного крестьянства. Он таким образом оценивает нынешнее состояние этого населения и определяет, каков у этой группы населения дефицит земли относительно нормы 1861г. и в годы после упомянутой имущественной переписи. Он сопоставляет эти цифры с данными министерства (их никто не оспаривает) о земельной площади в руках землевладельцев не-крестьян. Там где этой земли недостаточно, Кауфман предлагает использовать леса, оставляя нетронутыми минимум 25%. И вот какой он получает результат: чтобы покрыть дефицит в 73млн. десятин могут быть получены 5,4млн. из государственных и удельных земель, 39млн. из не-крестьянского частновладельческого фонда, Остается 28млн. десятин, Им соответствуют 33мил. десятин леса на севере (за исключением крайнего севера) и на юге. Но крестьяне с юга не будут переселяться в северные леса. Слабость этого расчета в том (см., что пишет Дэн в "Право", Љ15. стр. 1359), что невозможно установить, как менялась численность крестьян, приписанных к деревням, поскольку это было не естественное движение населения.
  191 По расчетам Пестржецкого 6-10 милдрд.. Те эе цифры дает министр, ссылаясь на Бехтеева ("Новое время", 10836, стр.2). По рассчетам Думы это было 4 млрд.. Налоговая стоимость всей (облагаемой налогом) земельной собственности при составлении новой налоговой росписи была определена в 16,8млрд. рублей.
  192 При норме 5 десятин на душу мужского населения (около 70млн.- по данным 2-го тома статистики занятий населения, появившегося в 1905г.) в европейской части России в 1897г. нужны были 177млн. десятин. Используемые земли составляли 308млн. десятин, не считая 209млн. десятин в северных губерниях, из которых 56млн. приходились на лес. Надо помнить, впрочем, что было еще не извнсьное число семей, для которых сельское хозяйство не было главным занятием. Чтобы сравнить ситуацию в России и в Германии, нужно поставить вопрос так: на какой земельной площади (с учетом местного плодородия) способна выжить (в преимущественно аграрных районах) немецкая и русская семья без дополнительного источника доходов. В Германии на "песчаных почвах среднего качества" в областях к востоку от Эльбы для этого достаточно 5 га (1 десятина равна 1,1га), то есть 1 и 3/4 - 2га на мужскую душу. При такой же обеспеченности землей (следует заметить, что средняя цифра включает также и безземельных крестьян) даже в Черноземье русские крестьяне голодают, бунтуют и вздувают цены за каждый клочек земли. Причина - огромная разница в производительности труда. Это видно хотя бы из того, что в Германии семейное хозяйство использует свою рабочую силу полностью, а в России только на 20%. Это происходит от узкой специализации на зерновых и ниизкого уровня техники. (в этом примечании много детальных цифр, и переводчик их опустил -А.К.)
  193 "Русские ведомости", 93, стр.8. Расчеты Чупрова для 10 губерний определяют потребность в 10млн. десятин, а расчеты Кауфмана - в 15,5млн.. Полемика растянулась на ряд номеров "Русских ведомостей".
  194 Второе издание его "Аграрного вопроса" стало мне только что доступно. Поэтому о его расчетах я знаю только то, что пишут о них критики (Кауфман, Дэн) или единомышленники Чупрова (Герценштейн в "Вестнике сельского хозяйства", 1906, Љ25). По его расчетам частновладельческие хозяйства, не обеспеченные землей по норме 1861г. составляли: в Полтавской губернии 70%, в Тульской, Воронежской, Нижегородлской и Орловской от 1/3 до 1/5, а в Калужской, Курской, Новгородской и Саратовской от 1/2 до 2/3 весх хозяйств. Чупров взял норму 1861г., потому что "потребительная норма" была совершенно неизвестна. Чтобы определить число потенциальных получателей земли, Чупров брал по уездам (1897г.) число находящихся на земле сословных крестьян (мужские души). Затем он использовал земскую статистику, которая для некоторых уездов отражала распределение земли между крестьянами. Он выделял группу крестьян, уже имевших земли больше нормы 1861г. (их стало значительно больше, и реформа предполагала оставить им их нынешнюю землю), с тем, чтобы внести поправку в совокупную потребность в земле. Он установил, что эта потребность в уездах, для которых была статистика, не превышает 10%. Эти данные он распространил на все 10 губерний и затем определил необходимые "дополнения" для каждой губернии совокупный реальныйнадел из совокупной нормативной потребности.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"