С того дня, как гондольер Фёдор выловил из-под Прачечного моста почти бесчувственное тело несчастного поэта Мрачевского, спасённый перестал сочинять. Он подолгу стоял на переправах, смотрел на проплывающие обстоятельства и молчал. Вероятно, думал о печальной своей любви. На берегах, в водах или под мостами поблизости крутился его новый малоприметный товарищ Федя-Теодор: поигрывал веслом или лирой и тоже, вероятно, думал: скорее всего, о чужом добре.
. Осенью
...
В воскресенье на Итальянском мосту итальянцы долго фотографировали друг друга, а потом стали клевать пиццу. Когда появился Мрачевский, они опять принялись фотографировать друг друга, но уже на фоне Мрачевского. "Думают, видно, что я Пётр", - решил Алексей, но опровергать не стал. Присмотревшись, понял, что это голуби.
...
Из лужи под Американскими мостами Мрачевский как-то выловил денежный знак. С одной стороны бумаги находился бородатый учёный Франклин, а с другой, вместо пирамиды, был изображён календарь.
- Stranafalshivok! - грязно по-итальянски выругался Теодор, ударил учёного веслом и запел "Вернись в Сорренто".
...
На Банковском мостике ещё издали Мрачевский увидел двух знакомых банкиров с канистрой пива. Подойти постеснялся, хотя очень хотелось. А потом его окружили грифоны, и он потерял равновесие. Если бы не лира, наверняка бы пал.
...
На Предтеченском мосту субботним вечером у Мрачевского в канал упала любимая шапочка. Потянулся было за ней Алексей, но вовремя догадался, что это знак.
. Летом
...
Как-то раз с Аничкова моста Мрачевский бросал уточкам. Тут его кто-то за плечо трогает, и произносит ласково:
- Здравствуйте, Михаил Осипович!
- Здравия желаю! - отвечает Алексей и оглядывается. А перед ним Пегас в пальто и валенках. Не удивился Мрачевский: уж очень знойным был конец месяца. И опять стал уточкам кидать.
...
На Египетском мосту к Мрачевскому подошёл египтянин, но ничего не сказал. Постоял, платочком утёрся, да и дальше двинулся. "Выпить бы", - подумал Мрачевский и тоже утёрся.
...
На Певческом мосту Мрачевский никогда не пел. Впрочем, на других мостах тоже. И вприсядку не танцевал. Ненавидел он эти дела. А вот Федя любил. Как начнёт перед Пантелеймоновским, так аж за Михайло Васильевича жилы из детей тумана тенором тянет, а на длительных остановках - непременно танец с вёслами под Хачатуряна. Непременно.
...
Как-то на Кавалергардской, ещё будучи на Пегасе, Мрачевский соскользнул под мостки в свежую траншею. Животное, естественно, тут же поджало губу, да и поскакало к другому. Но напоследок ехидно прохрюкало:
"Лошадь не смог одолеть Алексей,
её оседлает в постели Андрей".
Сначала Мрачевский опечалился, но потом вспомнил, что у него осталась Горилка.
...
Возле Литейного моста Мрачевский и другие крупные писатели и писательницы заспорили как-то, кто из них великий. В тот раз победила Горилка.
Но чаще предпочитали выяснять в переулке у Львиного мостика, где Теодор, фанат Графа, разливал в конспиративном подвале, и делал огромные скидки интересующимся и графоманам.
. Весной
...
Большая поэтесса с красивой фамилией Горилка одно время преследовала Алексея и днём, и ночью. Едва Мрачевский закроет глаза и забудется, как она его и преследует. И всё время с розовой коляской. Подкатит к ступеням Красногвардейского моста, голубей распугает, и уж изволь, помогай, перетаскивай. Кошмар, да и только.
...
Однажды во время рыбалки у Поцелуева моста межу Лёшей и Федей пробежала чёрная кошка. Потом белая, рыжая, пегая... Друзья поняли, что пора переменить место и наживку.
В другой раз, когда они там же подбирали ключ к золотому замку на перилах, со стороны своего моста явилась известная серая крыса Матвеев, без фаты, но с резиновой дубинкой. Пришлось сдаться.
...
В четверг на Почтамтском мосту, возле символов солнца, девы кормили птицу. Когда Мрачевский дошёл до середины, они вдруг разом отвлеклись от селезня и перестроились в шеренгу. А лица удивительно знакомые. Хотя дам было всего три, мост оказался плотно закупорен пышными телами. Они стояли бедром к бедру, плечом к плечу и, наверняка, даже лезвие бритвы не могло найти щель меж их славных боков. Мрачевский повернул назад. Но и там уже ждали: возле обелисков со стороны Прачечного переулка путь преграждал крупный мышеподобный господин в виде женщины-почтальона и целился пивной банкой прямо в голову несчастного.
"Спрыгну", - решил писатель и уже глаза закрыл. Но тут донеслись шлепки спасительного весла гондольера.
...
К Петру Великому, Александру Невскому, Литейному, Дворцовому, Троицкому или, там, Кавалергардскому гондольеров и близко не подпускали. А под Смежным мостом, Горсткиным, Молвинским, Лештуковым, Обуховским, Семёновским, Измайловским, Старообрядческим, а под Бердовым особенно, Мрачевский плавать не любил. Вечно ему казалось, что за шиворот что-то или кто-то падает. "Шарфик надо носить!" - поучал Федя-Теодор и зубоскалил.
. Зимой
...
После новогоднего графина со Старо-Калинкина моста на Мало-Калинкин Мрачевский переполз самостоятельно. Но догадался об этом не сразу. Отчего позднее оказался на льду под Ново-Калинкиным мостом, Лёша догадался быстрее: снег попал за шиворот, сильно ударило в голову, а сверху Федька-шутник в чужой нептуновой бороде захихикал:
- Экватор, экватор!
...
До Крокодилова моста близ Адмиралтейских верфей Мрачевский никогда не опускался. Даже если Теодор подманивал лирой, или сухопутной крысой обзывал. "Галоши протекают", - вслух оправдывался Алексей, а втайне - недалёких подводников опасался. Так в мороз и преодолевали Фонтанку: настоящий моряк наискосок по льду, а бывший кавалерист берегом - конеобразно.
...
Крещенской воскресной ночью Мрачевский прыгнул в полынью с Благовещенского моста. Сердце поэта замерло от леденящего жидкого ужаса, но Алексей вовремя проснулся. Сверху ещё лили.
- Невский привет от лейтенанта Шмидта! - рявкнул красный отмороженный Федя и загоготал в полупустое ведро.
. Лебединый квартал
...
С Торгового или бывшего Офицерского моста, а иногда из-под нового путепровода между ними, любили приятели в ясную погоду приглядывать за разными птицами: голубями, уточками, маленькими и большими лебедями.
- Смотрите, Лёша! - с тревогой говорит Федя как-то раз. Мрачевский настораживается.
- Смотрите же!
- Куда?
- Ах, какое солнышко!
- Но у меня на лице ваша подушка с попугаем. Как трудно дышать... не давите... тяжко...
- Видеть свет сквозь преграду способны лишь настоящие поэты, - сказал Теодор со вздохом. Да и отпустил.
В следующий раз Федя опять говорит с тревогой. А Лёша уж и смотреть не хочет.
- Да смотрите же! Из Мариинского прохода балерина Шкафиньская выпрыгнули!
- Это, видно, чайка за рыбой пошла, - не верит Мрачевский. Но смотрит.
И правда: по каналу что-то тёмное саженками удаляется. Пошли на перехват. Догнали - действительно, чёрная лебедь. Зацепили багром, спасли. Мрачевский всего двумя шишками отделался. А с гондольера и спроса нет.
...
Под Галерный мост, никогда не гребли, и окурок Мрачевского там не падал. Возле Калинкиных водоворотов Федя выставлял невод, и любил дежурить с багром. Объяснял, что дальше нет пути живым шпионам и гондольерам, и с улицы поэтов никто не подпустит. Ну, поэты и другие внуки тумана, мол, и не переживают - ищут себя, плавают и ныряют в других местах. А тех, кто уже не справляется, течение само сюда несёт. Мрачевский ещё справлялся, но и его тянуло к последней переправе: знал, тут исток и начало мирового океана, несмотря на шуточки Феди, что Маркизова, хотя и величайшая в мире, но всё-таки лужа.
...
В пятницу, вроде бы, на Английском мосту, к Алексею приблизилась незнакомка в капюшоне: снаружи истинная англичанка, правда, лица не видать. Указывая в сторону замазанной таблички с названием моста, она, как бы по-английски, попросила, кажется, перевести.
От букв остались только две ножки, а как называлась переправа, Мрачевский напрочь забыл. Но даже если бы и помнил, то не ответил бы, потому что не понял, о чём ему говорят, а даже если бы и понял, то не ответил бы всё равно, потому что не знал ни этот язык, ни какой-либо другой, а на родном общаться сегодня не любил.
Вот Алексей и сделал вид, что вопрос к нему не относится, мол, он случайный слепой прохожий, ненароком оказавшийся тут в это время, хотя бы это сейчас и был самый выдающийся мост.
Иностранка решила, видно, что её не расслышали, поэтому громче и настырнее обратилась к Мрачевскому со своими каверзными словами, и даже за локоток слепенького своей холодной лапкой ухватила - уж видно, добрая душа, сама захотела на ту сторону перевести.
Поэт потянул пиджак, незнакомка не отпускала.
Дёрнул сильнее, при этом случайно задел чужой капюшон и тот сдвинулся.
Открылось Мрачевскому, кто тут главный.
Пронзила писателя нездешняя красота - её-то, оказывается, и искал повсюду.
Упал к лебединым ногам.
Увидел иные мосты, новые берега и доброго водяного Теодора в огненной гондоле, стремительно падающей в океан...