В узком помещении диспетчерской на большом складе спиртных напитков было кромешно темно, но глаза Майкла Шейна привыкли к темноте за прошедшие два часа более или менее терпеливого ожидания, и он мог разглядеть все вокруг с достаточной ясностью.
Не то чтобы в маленьком офисе было на что смотреть. На столе рядом с ним стоял телефон, а по другую сторону открытой двери, ведущей к большим задним дверям с висячим замком, которые широко открывались в светлое время суток, чтобы грузовики могли въезжать на погрузочные пандусы, стоял кулер для воды с вложенными бумажными стаканчиками. Справа от той же открытой двери стояла пятигаллоновая электрическая кофеварка, а в фарфоровой кружке на столе справа от Шейна оставались остатки пятой чашки крепкого черного напитка, который он выпил с тех пор, как устроился на свое одинокое дежурство в половине девятого.
Это была первая рутинная работа по слежке, которую рыжеволосый частный детектив выполнял лично за много лет, и он забыл, насколько утомительным и скучным может быть такое задание. Но компания Acme Bonding, которая защитила содержимое склада от кражи, была одним из старейших постоянных клиентов Шейна, и они выплачивали ему значительный ежегодный гонорар за то, что он присматривал за их делами в районе Майами больше лет, чем ему хотелось бы помнить. Действительно, в те годы, когда он только начинал заниматься частной практикой, гонорар Acme часто означал разницу между оплатой аренды офиса и неуплатой ее, и он был достаточно предан им, чтобы самому взяться за эту обременительную работу сегодня вечером, когда не смог найти другого компетентного оперативника, способного справиться с ней в короткие сроки.
Это было результатом смутной внутренней информации о том, что именно этот склад должен был быть ограблен сегодня вечером. За предыдущие два месяца в округе Дейд были разгромлены два похожих склада (ни один из них не подпадает под действие Acme), оба привели к большим потерям и не дали никаких зацепок для преступников.
Оба были тщательно спланированы и, по-видимому, выполнялись внутри компании, гладко и смело прикрываясь погодными условиями, подобными тем, что преобладали сегодня вечером.
Потому что в Майами был сезон ураганов, и до сих пор в осенние месяцы южная оконечность полуострова была охвачена последствиями трех жестоких штормов, которые прошли в море. В разгар двух из этих штормов на склады были совершены налеты. При ветре со скоростью семьдесят миль в час и случайных порывах, достигающих интенсивности в девяносто или сто миль, в различных частях района часто происходили перебои в подаче электроэнергии на периоды от нескольких минут до часа и более, прежде чем аварийные бригады могли устранить повреждение, и похитители спиртного воспользовались этой ситуацией и возникшей неразберихой, выбрав уязвимые цели в районах, которые были затемнены во время штормов.
Власти признали, что это могло быть простой случайностью, что две успешные операции состоялись только при содействии природных сил, но гораздо более вероятным казалось то, что воры тщательно определили свою цель заранее, пока надвигалась буря, и перерезали линии электропередач в стратегически важной точке в разгар бури, чтобы затемнить участок, окружающий выбранный склад.
Это не только дало им возможность действовать под покровом темноты, но и отключило автоматические системы сигнализации, установленные на складах для защиты.
Вот почему Майкл Шейн сегодня вечером сидел один в затемненной диспетчерской и угрюмо и неуютно ждал, когда что-нибудь произойдет.
Вот уже два дня правительственные эксперты составляют карту тропического шторма "Фатима" и сообщают жителям Майами в газетах и по радио. Штормовые предупреждения для небольших судов были разосланы от Ки-Уэста до Джексонвилла, и населенные пункты вдоль побережья были надежно укреплены, чтобы противостоять штормовому ветру до прогнозируемых восьмидесяти миль в час. С полудня небо над Майами было затянуто мрачными тучами, а влажность становилась все более удручающей. К раннему вечеру усилился ветер, и на город обрушились сильные ливни . Дождь перерос в сильный потоп в половине восьмого, когда Шейн ехал по дамбе Макартура в Майами-Бич, где находился склад, и порывы ветра на расстоянии пятидесяти миль раскачивали его тяжелую машину на незащищенной дамбе. Разгар шторма был предсказан на одиннадцать часов, и внутри хорошо построенного здания раздавались скрипы и стоны, в то время как непрекращающийся ливень, подгоняемый ветром, обрушивался на сводчатую крышу над головой.
В маленьком офисе Шейну было так уютно, как только может быть мужчине в данных обстоятельствах. Система кондиционирования воздуха по всему зданию обычно работала двадцать четыре часа в сутки, чтобы обеспечить постоянную температуру хранящихся там вин и крепких спиртных напитков, объяснил Шейну менеджер, когда поселил его в половине девятого, после того как все остальные сотрудники разошлись по домам, так что ночью ему будет достаточно прохладно, и он получит немедленное предупреждение, если во время грозы внутри здания отключат электричество.
Жужжание кондиционера и поток прохладного воздуха из отверстия над головой были ровными и успокаивающими - и все более усыпляющими. Шейн пошевелился в своем кресле, широко зевнул и закурил еще одну сигарету, радуясь сквозняку, который унес бы дым и характерный запах табака, если бы попытались войти. Он криво усмехнулся, вспомнив другие задания в далеком прошлом, когда подобные задания были рутинной частью работы оперативника, когда его тщательно обыскивали в поисках сигарет и спичек, прежде чем поместить в подобное место для подобных ночных бдений, которые обычно заканчивались досадным провалом.
Это было давно, когда молодежь была смелой и нетерпеливой и предпочитала действие бездействию любой ценой. Сегодня вечером Шейн с комфортом признался себе и снова зевнул, что был бы вполне доволен, если бы гроза прошла над головой без помех, доказав беспочвенность сообщения о попытке ограбления и позволив ему пойти домой и поспать несколько часов в собственной постели.
В этот момент ровное гудение кондиционера прекратилось. Шейн настороженно выпрямился и затушил сигарету в пепельнице. Конечно, у него не было возможности узнать, было ли отключение электричества чисто случайным или оно было тщательно подстроено. В любом случае, система охранной сигнализации теперь не работала, и в здание можно было проникнуть безнаказанно.
Спокойно оставаясь в своем кресле, детектив вытащил из-за пояса короткоствольный пистолет 38-го калибра и взвел курок. Левой рукой он достал из бокового кармана пальто мощный фонарик и положил его на колено, слегка нажав большим пальцем на выключатель. Его позиция сразу за открытой дверью офиса была тщательно выбрана стратегически. Сразу за входом находились большие задние двери, которые нужно было отпереть изнутри и распахнуть настежь, прежде чем могла произойти какая-либо крупная кража.
Внезапно стало очень тихо, когда выключили кондиционер. Скрипы и стоны здания и шум дождя, хлещущего по крыше, усилились из-за отсутствия других звуков.
Шейн взглянул на свои наручные часы, и подсвеченные стрелки показали четверть одиннадцатого. Это было подходящее время. Если что-то должно было произойти, это должно было начаться в ближайшие несколько минут. Никогда нельзя быть уверенным, сколько времени потребуется аварийной бригаде, чтобы обнаружить повреждение и отремонтировать сервис в такую ночь, как эта. Если бы банда была хорошо организована, у них были бы люди, готовые войти в здание, как только система сигнализации была бы выведена из строя.
Он услышал слабый звон стекла неподалеку и понял, что разбилось окно. В этот момент они не стали бы обращать внимания на шум. Скорость была важна. Должно быть, это одно из окон главного офиса на первом этаже дальше по коридору, подумал он и наклонился вперед в кресле, чтобы посмотреть в том направлении.
Он напряженно ждал и увидел танцующий отблеск света, играющий на стене коридора. Пока он наблюдал за происходящим, оно стабилизировалось, и почти сразу же из одной из дверей офиса появился фонарик, который он держал на уровне пояса, и направился по коридору в его сторону.
Он отступил назад, чтобы свет вспышки прошел мимо него и не причинил вреда его убежищу, когда мужчина подошел ближе, держа свой собственный фонарик наготове, указательный палец правой руки твердо лежал на спусковом крючке револьвера.
Он подождет как можно дольше, прежде чем подставиться незваному гостю. Было почти очевидно, что у мужчины был дубликат ключа от навесного замка на задней двери, и если бы он был уверен, что находится в здании один, то сначала отпер бы двери, чтобы впустить грузовик обратно внутрь.
В грузовике, рассуждал Шейн, должно быть два или три человека, которые быстро погрузят его, и, если ему повезет, он сможет застать их врасплох и окружить всю банду.
Свет, пробившийся через дверной проем перед ним с расстояния двадцати футов, небрежно продемонстрировал пустоту маленького кабинета, мигнул справа, когда его носитель поспешил завернуть за поворот коридора, направив луч на задние двери.
Он прошел в двух футах от Майкла Шейна и на мгновение вырисовался силуэт на фоне отраженного света его вспышки, показав среднего роста, стройного мужчину с непокрытой головой, слегка наклонившегося вперед, и в его правой руке блеснул металл, когда он приблизился к запертым дверям.
Он выпрямился перед дверями, и Шейн, затаив дыхание, ждал, когда он уберет пистолет в карман и достанет ключ, чтобы отпереть висячий замок.
Вместо этого произошло одно из тех необъяснимых событий, которые ставят в тупик разум. Возможно, какое-то шестое чувство предупредило его об опасности сзади. Возможно, от детектива, который так напряженно ждал, исходила какая-то животная эманация. Шейну было суждено никогда не узнать, что заставило его внезапно развернуться, присесть на корточки и направить луч своего фонарика прямо в лицо детективу, который ждал в открытом дверном проеме.
Большой и указательный пальцы левой и правой рук Майкла Шейна отреагировали одновременно. Мощный луч его вспышки озарил скорчившуюся фигуру белым светом ровно в тот момент, когда пистолет в правой руке мужчины взорвался оглушительной серией взрывов, расположенных так близко друг от друга, что они прозвучали как один протяжный взрыв. И Шейн практически почувствовал, как пули на долю дюйма вспороли неподвижный воздух над его волосами.
В тот же миг его собственное оружие перемежало р-р-р-р-р-р-р-р другого пистолета.
Фонарик и пистолет с грохотом упали на пол, а темная фигура мужчины покачнулась, а затем рухнула вниз, превратившись в бесформенную груду безжизненной плоти.
Фонарик лежал на полу, его луч был направлен на стену в четырех футах от него. Стрелок лежал неподвижно.
Шейн с трудом поднялся со стула. Сквозь закрытые двери, запертые на висячий замок, он смутно слышал рев мотора грузовика, пронзительный вой передач, когда тот удалялся в затемненной зоне, и он знал, что в определенной степени испортил задание.
Только один из банды лежал мертвым перед ним. Остальные снаружи услышали грохот стрельбы внутри склада и убегали.
Он вошел в дверь, осветив фонариком лежащую фигуру. Он был молод, и у него было бледное, крысиное лицо. На нем была синяя непромокаемая куртка, расстегнутая до пояса, под которой виднелась спортивная рубашка в черно-белую клетку. Точно по центру груди на его спортивной рубашке расплывалось багровое пятно. В шести дюймах от скрюченных пальцев его правой руки лежало оружие, выпустившее смертоносные пули, которые всего минуту назад пропели свою песню смерти над рыжими волосами на голове Шейна.
Это был странный и неуклюжий вид ручного оружия, не похожий ни на один пистолет, который Шейн когда-либо видел раньше. Он долго светил на нее фонариком, затем наклонился и задумчиво поднял. Он казался удивительно легким в его руке из-за своего объема и продемонстрированного смертоносного потенциала, и он поколебался, прежде чем опустить его в карман пальто, а затем вернуться мыслями к насущным потребностям момента.
Он отвернулся от мертвеца, зашел в диспетчерскую и снял телефонную трубку, чтобы посмотреть, не был ли он выведен из строя из-за перебоев в подаче электроэнергии.
Он был вознагражден приветственным гудком, и он набрал номер полицейского управления Майами-Бич и сообщил, кто он такой и где находится, и что у него есть мертвое тело, за которым они могут приехать и забрать в удобное для них время.
Затем он повесил трубку, налил себе шестую кружку кофе, сел, закурил сигарету и стал ждать приезда полиции.
2
Майкл Шейн забеспокоился, потягивая горячий кофе и ожидая. Он понял, что ему, возможно, придется долго ждать, прежде чем полиция соберется ответить на его звонок в такую ночь, как эта. Во время шторма, подобного этому, приходилось справляться с бесчисленными мелкими чрезвычайными ситуациями. Ветви деревьев загораживают городские улицы, машины заносит на скользких от дождя тротуарах или они заглохают на перекрестках под порывами ветра и дождя, затопленные подвалы и перепуганные домохозяйки звонят, чтобы сообщить о подозрительных бродягах в их дворах.
И полиция Майами-Бич не сочла бы его звонок по-настоящему экстренным. В конце концов, он сообщил о смерти мужчины и пообещал дождаться, когда они приедут и заберут тело.
Фонарик другого человека лежал на полу снаружи, где и упал, все еще ярко горя, а Шейн положил свой собственный на стол рядом с собой, так что интерьер офиса теперь был довольно хорошо освещен. Снаружи шторм продолжал бушевать, казалось, не утихая, в то время как внутри жара казалась тяжелой и гнетущей из-за внезапного прекращения подачи холодного воздуха. На лбу Шейна выступил пот, и он сердито вытер его. Он знал, что очевидное повышение температуры должно быть чисто психологическим. Температура, вероятно, поднялась не более чем на целый градус с тех пор, как отключился кондиционер, но казалось, что по крайней мере на десять градусов жарче.
Он отодвинул от себя кружку с горячим кофе, когда она была еще наполовину полна, и вдруг вспомнил, что обещал позвонить менеджеру склада, как только появится что-нибудь, о чем можно будет сообщить.
Рядом с телефоном лежал листок бумаги с написанными на нем его именем и домашним номером. Шейн слегка повернул фонарик, чтобы лучше осветить прибор и бумагу, наклонился вперед и набрал написанный там номер.
После третьего звонка ответил женский голос. “Алло”.
“Мистер Эрикссон здесь?”
“Минутку”. И тут он услышал ее слабый голос, зовущий: “Джон. Это тебя”.
Двадцать секунд спустя в трубке раздался голос менеджера: “Да? Эрикссон слушает”.
“Майк Шейн, мистер Эрикссон. Может быть, вам лучше спуститься на склад”.
“Что? Что-то случилось, Шейн? Они...?”
“Электричество отключилось десять минут назад, - лаконично сообщил ему Шейн, - и мужчина проник в одно из окон офиса. Мне пришлось убить его. Сейчас я жду полицию”.
“Боже милостивый! Это ужасно. Если бы вы могли захватить его живым ...”
Шейн устало перебил: “Я не мог. Для этого он был слишком быстр на спусковой крючок. Было бы неплохо, если бы ты был здесь, когда приедет полиция, чтобы подтвердить тот факт, что меня наняли для выполнения этой работы. ”
“Конечно, я ... как только смогу добраться на таком ветру. Я подойду к боковой двери, Шейн. Вход в офис. Я ... э-э ... постучу дважды, а затем один раз, чтобы сообщить вам, что это я. Пожалуйста, подождите меня ”.
Шейн сухо сказал: “Я не собираюсь никуда уходить”, - и повесил трубку. Затем он встал, его ум был активен и заинтересован теперь, когда он знал, что Эрикссон уже в пути. Он взял свой фонарик, направил луч через стол на противоположную стену и сфокусировал его на серии из шести отчетливых круглых отверстий в деревянной обшивке, расположенных на расстоянии не более четверти дюйма друг от друга и почти точно горизонтальных.
Они находились не более чем в четырех-пяти футах над полом, прямо на одной линии со стулом, на котором он сидел, и точкой, с которой мужчина стрелял через открытую дверь.
Шейн поморщился, когда наклонился вперед, чтобы рассмотреть их повнимательнее, зная, что пули не могли пройти в нескольких дюймах над его головой. Круглые отверстия выглядели ужасно большими, чтобы быть оставленными пулями, выпущенными из пистолета, и он вспомнил впечатление от почти непрерывной череды взрывов, которые слились практически в единый громкий и убийственный рев как раз перед тем, как он нажал на спусковой крючок своего собственного пистолета.
Он сердито покачал головой при этом воспоминании. Должно быть, память и воображение сыграли с ним злую шутку. На рынке не было автоматического оружия, способного так быстро метать свинец.
Все еще хмурясь, он полез в карман и достал оружие, чтобы изучить его еще раз, более внимательно. Он предположил, что это было какое-то иностранное оружие, хотя и не мог определить его на вид. Шестидюймовый ствол был прочно закреплен на металлической раме овальной формы, которая простиралась от спусковой скобы до дульного среза. У него не было молотка. Приклад был цельным металлическим и прямоугольным, откинутым назад от рамы под странным углом в десять или пятнадцать градусов, что придавало оружию неуклюжий вид, но создавало замечательное ощущение равновесия, когда он с любопытством поднимал его, и что, в свою очередь, вероятно, создавало иллюзию невесомости, которую он заметил, когда впервые поднял его с пола.
Он снова перевел взгляд с пистолета на ряд равномерно расположенных отверстий в стене и понял, что, что бы это ни было, это, безусловно, самое опасное ручное оружие, когда-либо изобретенное человеком. И он также знал, что смерть никогда не касалась его так близко, как сегодня вечером.
Пока он стоял там, начал гудеть кондиционер. Это был долгожданный звук, означающий, что электричество в здании восстановлено. Он опустил пистолет обратно в боковой карман и обошел стол, чтобы включить свет в офисе. Затем он вышел наружу и нажал другой выключатель, который осветил въезд грузовика и погрузочную платформу, и постоял там мгновение, мрачно глядя на тело человека, которого он убил.
Он не испытывал ни угрызений совести, ни угрызений совести, только иррациональное раздражение на мертвеца за то, что тот вынудил его к этому. Вложил пистолет в руки такого панка, и он почувствовал себя непобедимым. Особенно такой пистолет, какой он взял с собой на это задание сегодня вечером.
Шейн пожал своими широкими плечами и отвернулся, вышел в коридор и включил еще больше света, затем спустился в кабинет, в который кто-то вошел, и увидел разбитое стекло на полу и две выбитые форточки. К счастью, ветер дул с другой стороны, и в офис не залетал дождь. Он вышел и прошел по коридору к боковой двери, о которой упоминал Эрикссон, отпер ее и повернул ручку, готовясь к силе ветра.
Дул совсем не так сильно, как он ожидал, и он позволил двери хлопнуть о стену и встал в дверном проеме, оценивающе вглядываясь в ночь. Дождь также заметно утих, и сильно затянутое тучами небо посветлело с тех пор, как он вошел на склад. Прямо перед ним на фоне неба вырисовывался ряд пальм, ветви которых были наклонены на восток из-за преобладающего ветра, но их стволы не сгибались под порывами ветра и не угрожали вырваться с корнем, как это было бы, если бы скорость ветра была больше пятидесяти-шестидесяти миль в час.
Ночной воздух тоже был свежим, бодрящим и прохладным, что прямо контрастировало с удушающей влажностью, которой были отмечены поздние послеполуденные и вечерние часы, и Шейн глубоко и благодарно вдохнул его в свои легкие, испытывая удовлетворение, которое может испытывать только давний житель Майами, когда очередной тропический шторм прошел мимо, причинив не больше реального ущерба, чем "Фатима".
Пока он стоял там, фары автомобиля свернули на подъездную дорожку, перед ним затормозил седан, и мужчина в плаще выскользнул с переднего сиденья и поспешил к нему.
Это был Джон Эрикссон, пухлолицый и неулыбчивый, тяжело дышащий, когда он нырнул в коридор и встал рядом с Шейном, сокрушенно восклицая: “Полагаю, мне следовало поздравить тебя по телефону, Шейн, вместо того, чтобы делать вид, что жалуюсь. Но я был ошеломлен. Смерть кажется такой ... окончательной и ненужной ”.
“Я согласен на оба этих условия”, - сказал ему Шейн без улыбки. “Но парень не оставил мне особого выбора. Он начал стрелять до того, как мы смогли обсудить ситуацию”.
“Конечно, я понимаю”. Эрикссон вздрогнул и плотно сжал губы. “Как ты думаешь, он один из наших людей?”
“Я понятия не имею. Почему бы тебе не вернуться и не взглянуть на него, пока сюда не приехали копы?”
Шейн отвернулся, оставив дверь открытой, чтобы пропустить полицию внутрь, когда они прибудут, и зашагал по коридору на длинных ногах, а Эрикссон, семеня рядом с ним, рассеянно сказал: “Я говорил своей жене этим вечером, когда мы сидели в нашей гостиной, в безопасности и уюте от бушующей снаружи бури, ожидая получения от вас отчета, я говорил ей: ‘Почему мужчины упорствуют в нарушении закона во времена сравнительного экономического спада, каким сейчас наслаждается наша страна? Работа есть для всех. Хорошо оплачиваемая работа. Мне трудно содержать полный штат сотрудников даже в такой небольшой операции, как эта. Если этот человек - один из наших собственных сотрудников, я буду чувствовать себя каким-то образом ответственным. Я буду чувствовать, что не смог понять ... ”
Шагая впереди него, Шейн завернул за угол ко входу для грузовиков и отошел в сторону, махнув рукой. “Вот он. Взгляните и убедитесь, что вы его узнаете”.
Эрикссон медленно подошел и посмотрел на восковое лицо мертвеца. Он глубоко вздохнул и повернулся обратно, качая головой. “Я рад сообщить, что он не один из наших людей. Однако, с вашей точки зрения, я полагаю, это все усложняет, не так ли? Мы все еще должны предположить, что у него была внутренняя помощь и информация. Боже мой, я просто не понимаю ... ”
“Не обязательно”, - сказал ему Шейн. “У хорошо организованной банды, такой, какой кажутся эти похитители спиртного, были бы средства получения информации ... даже дубликатов ключей. Один из ваших людей, возможно, был неосторожен ... заговорил не с тем человеком ... ”
Он замолчал, когда снаружи до них сквозь шум бури донесся затихающий вой полицейской сирены.
“Теперь это будет полиция. Помните, что даже я не знаю, откуда вы узнали, что это место может быть ограблено сегодня вечером. Расскажите им, если хотите, или просто скажите, что у вас было предчувствие из-за надвигающегося шторма и того, что два других склада были недавно ограблены при похожих обстоятельствах. ”
“Да... я...”
Но Шейн уже удалялся от него по коридору к открытой боковой двери, которая теперь была освещена полицейским прожектором снаружи.
Двое дородных патрульных в плащах протопали внутрь, и Шейн с радостью узнал в одном из них румяное, добродушное лицо Джима Хогана. Это упростило все и сделало намного менее официальным, потому что Хоган знал Шейна много лет и был совершенно готов принять объяснение рыжего о том, каким образом произошло убийство, не доставляя его официально в управление, как это сделал бы другой полицейский.
Кроме того, ночь все еще выдалась неспокойной, а у пары в машине с радиостанцией на повестке дня уже стояло с полдюжины звонков, и было не время для формальностей, без которых можно было обойтись.
Шейн поприветствовал Хогана рукопожатием, был должным образом представлен своему молодому партнеру, который знал рыжего по репутации, и пара вернулась, чтобы осмотреть тело, в то время как Шейн быстро объяснил обстоятельства, которые привели его на склад той ночью.
“А вот и мистер Эрикссон, менеджер, который подтвердит то, что я тебе сказал, Джим”, - закончил Шейн. “На полу лежит парень, который разбил окно и начал стрелять в меня, когда я сидел в этом офисе. Он проделал ряд пулевых отверстий в стене за письменным столом, если вам нужны какие-либо доказательства того, что я застрелил его в целях самообороны. ”
Офицер Джеймс Хоган посмотрел на мертвеца, на пулевые отверстия и на стул, в котором сидел Шейн, и с чувством пробормотал: “Матерь Божья, Майк, какое счастье, что твои рыжие волосы были гладко приглажены сегодня вечером, иначе, клянусь, ты бы получил подпалину бесплатно”.
В этот момент к дому подъехала машина скорой помощи, двое мужчин в белых халатах вбежали с носилками, и Хоган официально распорядился увезти тело в морг, не дожидаясь разрешения судмедэксперта. Он коротко посовещался с Джоном Эрикссоном, записал показания Шейна и Эрикссона и отпустил их обоих взмахом руки.
“Приходи в штаб-квартиру завтра утром, Майк”, - грубо приказал он рыжему. “Как вы знаете, вам придется подписать официальный отчет, и, без сомнения, Пити Пейнтер захочет знать, почему, черт возьми, вы не посидели спокойно на том стуле и вам не снесли голову вместо того, чтобы воспользоваться вашим собственным пистолетом. Но ты же знаешь, какой Пити.”
Шейн с чувством сказал: “Я точно знаю, какой Пити, Джим”. Он похлопал Хогана по плечу и сказал: “У тебя есть дела, а мне нужно немного поспать, чтобы наверстать упущенное”.
“Ты прав. Ранним утром в штаб-квартире, Майк. Ты мне это обещал?”
“Это у тебя есть, Джим”. Шейн вышел, помахав своей большой рукой, довольный тем, что сбежал до того, как на место происшествия прибыло какое-нибудь начальство повыше и постановило, что официальный протокол требует, чтобы официальное заявление было сделано этой ночью и что, по крайней мере, его следует посадить под арест и держать под открытым небом до тех пор, пока его заявление о самообороне не будет полностью обосновано.
Он завернул за угол, туда, где ранее вечером припарковал свою машину, сел в нее и быстро уехал, довольный тем, что дождь прекратился и лишь изредка приходилось бороться с порывами сильного ветра.
Небо было ясным, и на нем ярко сияли звезды, когда он ехал по дамбе на материк. На поверхности залива Бискейн все еще рябили белые волны, но тропическая ночь после шторма была неожиданно безмятежной, и Майкл Шейн также чувствовал себя неожиданно безмятежно после того, как отнял жизнь у другого человека.
Потому что, несмотря на свою профессию частного детектива, рыжий на самом деле был ответственен за смерть очень немногих людей за свою долгую карьеру. Обычно он никогда не брал с собой оружие для расследования. Сегодняшний вечер, конечно, был исключением, полностью оправданным тем, как все обернулось.
Он решительно выбросил эту интрижку из головы, когда дошел до конца дамбы и повернул по Бискейн-авеню к своему отелю на северном берегу реки Майами. Что ему сейчас было нужно, так это большой глоток коньяка и несколько часов сна. Завтра он с уверенностью ожидал узнать, что человек, погибший от его пули сегодня вечером, имел длинный послужной список насилия и заслуживал жалости не больше, чем дикий зверь джунглей, ставший убийцей людей. Любой человек, мрачно сказал себе Шейн, который отправляется на кражу со взломом, вооруженный ручным пистолетом, способным выполнить ту работу, которую сегодня вечером проделал пистолет на стене офиса, просит все, что ему причитается.
Этот пистолет! Сворачивая с бульвара налево, на 3-ю улицу Юго-Восточной Азии, Шейн внезапно почувствовал тяжесть пистолета в боковом кармане. Он не отдал его полицейскому Майами-Бич. На самом деле, Джим Хоган даже не попросил показать оружие, из которого, как утверждал Шейн, были произведены выстрелы в стену офиса над его головой. Шейн сбавил скорость на подъезде ко 2-й авеню, тщательно обдумывая этот вопрос.
Хоган проявил халатность в этом отношении. Правда, все это было очень поспешно и очень неформально, и он торопился перейти к другим неотложным звонкам, и его небрежность, вероятно, была бы упущена из виду при сложившихся обстоятельствах, но Шейну не хотелось думать о возможности дисциплинарного взыскания Хогана за его небрежность.
Он мог бы и, вероятно, должен был бы развернуть свою машину и вернуться в полицейское управление Майами-Бич, а пистолет сдать сегодня вечером.
Но это повлекло бы за собой всевозможные официальные объяснения и подписание подробных заявлений, и в долгосрочной перспективе это могло бы лишь привлечь внимание к тому факту, что Хоган позволил ему уйти с пистолетом, даже не попросив показать его.
Возможно, было бы лучше, с благодарностью решил Шейн, забыть обо всем этом на сегодняшний вечер. На следующее утро он немедленно отправился бы в штаб-квартиру Бич, сдал пистолет и взял всю вину на себя, признавшись, что ушел с ним в кармане, прежде чем он или Хоган поняли, что он делает.
Он свернул за угол на 2-й авеню в сторону реки и припарковался у тротуара перед боковым входом в свой отель. Он припарковался там, вошел внутрь и поднялся на один лестничный пролет, избегая вестибюля и лифта.
В своей квартире в конце коридора он включил верхний свет и начал снимать куртку, но внезапно почувствовал непривычную тяжесть в обоих карманах и подошел к столу в центре комнаты, чтобы вынуть их.
Сначала фонарик из его левого кармана, а затем крупнокалиберный пистолет из правого. Затем его собственный пистолет калибра 38 мм, который он всегда носил за поясом в тех редких случаях, когда брал с собой пистолет, потому что у него никогда в жизни не было наплечной кобуры.
Он положил три предмета на стол перед собой и долгое время задумчиво разглядывал их, затем он отвернулся на кухню, где пустил горячую воду на поднос с кубиками льда, отломил три из них, бросил в высокий стакан, который наполнил водой из-под крана.
Возвращаясь в гостиную, он остановился у стенного шкафа и взял бокал для вина весом в четыре унции и наполовину наполненную бутылку коньяка. Он отнес их к центральному столу, наполнил стакан янтарной жидкостью и устроился в глубоком кресле.
Он закурил сигарету, сделал большой глоток мягкого ликера и прополоскал его во рту, чтобы насладиться вкусом после долгого вечера, когда пил только кофе со склада, а затем запил глотком воды со льдом.
Он перевел взгляд на фонарик и два пистолета на столе рядом с ним и мрачно осмотрел их. Знакомый пистолет 38-го калибра убил человека этой ночью. Другой пистолет, незнакомый и необычной конструкции, пытался убить его. Он вытянул одну руку и медленно повернул ее так, чтобы смотреть прямо в дульное отверстие.
Он показался ему огромным. Размером с пистолет 45-го калибра? Больше, подумал он. Но пистолет 45-го калибра был самым крупным из известных ему пистолетов. Конечно, он не был специалистом по калибрам иностранных пистолетов.
Он взял его и снова и снова вертел в руках, с любопытством изучая. Металл был темным, без намека на хром или блеск. Она выглядела совершенно новой, нетронутой, как будто к ней никогда раньше не прикасались человеческие руки.
Для него это был совершенно новый дизайн. Взглянув на него случайно, он не смог определить, как он должен был работать, где хранились патроны или как ими стреляли. Он обнаружил три маленькие кнопки, расположенные на торце пистолета, там, где обычно находится большой палец правой руки мужчины, и нажимал на каждую из них, каждый раз получая слабый щелчок, но никакого другого результата.
Он неодобрительно покачал головой, поставил ее на стол и взял бокал с вином, чтобы выпить еще.
Когда он поставил стакан, то сидел, нахмурившись, глядя на него, на слабые, но очень отчетливые отпечатки пальцев, оставшиеся на чистой внешней поверхности стакана. Он задумчиво потер кончики большого и трех первых пальцев правой руки друг о друга и почувствовал на коже что-то похожее на тонкую пленку масла.
Он достал носовой платок, тщательно вытер кончики пальцев и обнаружил на чистом белье едва заметные жирные пятна.
Он перевел взгляд с запачканного носового платка на пистолет на столе, и слабые проблески воспоминаний не давали ему покоя. В этом пистолете было что-то такое. Что-то, что он должен помнить. Он где-то видел ее раньше. Или ее аналог. Это должно что-то значить для него.
Но он не знал, что именно.
Он устал. Сегодня вечером он убил человека.
Ему нужно было поспать.
Он допил остатки коньяка, выпил полстакана воды со льдом и решительно встал.
Он выключил свет в гостиной и пошел в спальню, на ходу расстегивая рубашку.
Десять минут спустя он крепко спал.
3
Майкл Шейн проснулся в восемь часов следующего утра. Он чувствовал себя удивительно расслабленным и отдохнувшим и голодным, как волчица, выкармливающая шестнадцать щенков. Утреннее косое солнце ярко светило в его спальню, но в открытое окно дул ласкающий прохладный ветерок, напоминая о вчерашней грозе.
Он закурил сигарету с прикроватного столика, надел халат и тапочки и вышел на кухню, где налил горячей воды в кастрюлю для капельницы, отмерил шесть столовых ложек кофе с горкой, а затем поставил железную сковороду на другую конфорку и выложил на нее пять полосок бекона.