Боже, ему понравилась ее улыбка. Это была убийственная.
Отсюда он мог видеть, как она пользуется им, сверкание белых зубов, которые, как она клялась, никогда не отбеливала. Выпуклые скулы в ее профиль каждый раз, когда она поворачивалась от бара обратно к кассе. Он был слишком далеко, чтобы видеть ее карие глаза, но он знал их блеск и то, как они смеялись, когда она улыбалась этой улыбкой. Это было то, что захватило его, что заставило его понять, что это была та самая девушка, которая спасет его на этот раз.
Он увидел это снова, но ему пришлось наклониться вперед, чтобы держать руль в поле зрения через окно, когда она повернулась обратно к своему клиенту. Парень припарковался прямо перед кранами, чтобы иметь возможность болтать с ней каждый раз, когда она наливает пиво. Когда она откинула волосы за плечо, он снова увидел улыбку. Эта убийственная улыбка. Его улыбка. Так какого хрена она дарила ее этому парню?
"Два-ноль-четыре? Отправь сообщение в два-ноль-четыре".
Заверещало радио, и, не глядя, он протянул руку и убавил громкость.
"Два часа ноль четыре минуты. Поступило сообщение о нападении от звонившего из дома четыреста двадцать четыре на северо-восточной Девятой авеню".
Напасть на мою задницу, подумал он. Какая-то пожилая леди пытается уговорить нас поехать к ней домой, потому что услышала шум, который, как оказалось, издает чертов кот. В этом районе не совершают нападений в час ночи. Пустая трата времени. Он не потрудился ответить, хотя и знал, что это никуда не денется.
"Два ноль четыре? Где ты находишься?"
"Черт", - сказал он вслух, хватая микрофон.
"Это два ноль четыре", - ответил он монотонно, без эмоций в голосе.
"Я нахожусь в двухсотом квартале по Саут-Парк-роуд по вызову о краже со взломом. Мне нужно проверить этот переулок и обезопасить помещение".
"Без десяти четыре".
Он слышал раздражение в голосе диспетчера. Но черт с ней.
"Это диспетчер в четыре восемнадцать", - раздался другой голос в трубке. "С последним звонком все ясно, я принимаю это нападение".
"Десять четыре, четыре восемнадцать. Ты в пути через сто часов".
Старый добрый Роджер, подумал он. Вечно жулик. Всегда добивается своего. Он положил трубку обратно на приборную панель и повернулся обратно к бару. Первые капли дождя забарабанили по его лобовому стеклу и заблестели, как сахар, в свете фар на парковке. У нее смена еще через два часа. Тогда она убиралась бы за девочек в дневную смену, даже если бы он попытался убедить ее оставить это им. Тогда, может быть, он узнал бы, о чем, черт возьми, она говорила ранее с этим гребаным частным детективом.
Он опустил стекло и глубоко вдохнул ночной воздух, вдыхая запах дождя в дуновении ветерка. Он наблюдал, как старый "Камаро" медленно проехал через парковку, а затем затормозил из-за знака "Стоп" на Федеральной. Надо бы зажечь этому парню прямо сейчас, подумал он. Даже если там нет никакого движения. Эти панки, которые думают, что могут нарушать закон в любой чертов момент, когда им захочется. Он наблюдал, как красное свечение задних фар "Камаро" мигнуло, а затем исчезло в следующем квартале.
Он повернулся обратно к бару, а она все еще разговаривала с парнем на крайнем табурете, и он почувствовал, как жар приливает к его ушам, а спина дернулась, заставив его поерзать на стуле. Кожа его ремня и кобуры скрипнула. Он взял свой личный сотовый телефон с пассажирского сиденья, нажал на быстрый набор и наблюдал, как она повернулась к телефону в баре, как только он услышал звонок в ухе.
"Ким, я могу тебе помочь?"
"Только если освободишься пораньше", - сказал он своим сладким голоском.
"Привет, малыш", - ответила она, но отвернулась от окна, пряча улыбку, которая должна была принадлежать ему.
"Ты знаешь, я не смогу, даже если захочу. Я играю один".
Он наблюдал, как она повернулась и прижала мобильный телефон к щеке, а затем обхватила локоть ладонью, как бы обнимая саму себя. Ему понравилось это движение.
"Как там дела сегодня вечером?" спросила она. "Поймали каких-нибудь плохих парней?"
Он знал, что ей всегда хотелось послушать истории, которые отвлекли бы ее от скучной болтовни перед ней.
"Ничего особенного", - сказал он, не желая предпринимать усилий, чтобы выдумать что-нибудь без обиняков. "Довольно тихо. Дождь, знаете ли. Лучший друг полицейского. Как там у вас?"
"Скучно", - сказала она, и он увидел, как она шагнула вперед и взяла барную тряпку, прижимая телефон плечом.
"Так кто же тот парень, с которым ты флиртовала последние полчаса?" спросил он, не в силах себя контролировать.
"Что? Ты шутишь, да?"
Он мог видеть, как она смотрит на окно с северной стороны бара, где он в прошлом парковал свою патрульную машину.
"О. Скажи мне, что он просто еще один старый школьный друг, как тот, последний", - сказал он.
Она продолжала смотреть на север, а затем вышла из-за стойки, подошла к пустому столу и вытерла чистую поверхность.
"Да, старик прав", - сказала она в трубку. "Ему сорок восемь. Он женат на моей бывшей начальнице из ранчо".
Она пыталась сохранить легкий, дразнящий тон в своем голосе. Он был недостаточно близко, чтобы увидеть крошечный укол страха, отразившийся в ее глазах.
Он молчал и наблюдал, как она сдалась из-за стола, а затем исчезла за стеной, а затем снова появилась в другом окне. На ней была та самая свободная белая блузка на пуговицах, широко распахнутая спереди. Под ней был хлопчатобумажный свитер, который туго облегал ее грудь и подчеркивал ложбинку между грудями.
"Тебе обязательно все время носить эту рубашку расстегнутой?" спросил он, наблюдая, как она подошла поближе к окну и посмотрела в его сторону. Светоотражающая краска на боку патрульной машины светилась, как неон, в свете фар, и он увидел, как ее взгляд остановился.
"Кажется, тебе всегда это нравилось", - сказала она, обхватила ладонью трубку телефона и придвинулась ближе к стеклу. Угол падения света отбрасывал тень на ее лицо.
"Ты знаешь, я начинаю ревновать", - сказал он. "Просто ты такая красивая".
Она знала, что некрасива. Эту фразу она слышала тысячу раз от мужчин по другую сторону бара, произносимую под запах бурбона и пива. Но у него все было по-другому. Он был другим. Ей понравилось, когда он это сказал, потому что это не было шуткой или каким-то плохим подтруниванием. Даже когда он сказал это в первый раз, это было сказано с оттенком страсти, которая заставила ее поверить, что он в это верит. Теперь она слишком много знала о том, откуда взялась его страсть, и ей пришлось сильнее сжать свой желудок, чтобы сдержать подступающую к горлу желчь.
В патрульной машине снова захлюпало радио.
"Всем подразделениям, офицер преследует убегающего подозреваемого в девятисотом квартале Третьей улицы. Запрашиваю подкрепление".
Диспетчер повысила свой ровный голос на ступеньку.
"Два ноль четыре?"
Это был единственный конкретный номер, по которому она звонила.
"Два-ноль-четыре на связи", - ответил он в микрофон, поворачивая ключ в замке зажигания и заводя двигатель. Он оставил свой мобильный телефон открытым и сказал в трубку: "Мне нужно поймать нескольких плохих парней, детка", а затем включил световую полосу и сирену и выехал со стоянки на улицу.
Теперь он улыбался, обрадованный возможностью покрасоваться. Она смотрела, как красные и синие огни вспыхивают в южных окнах, и почувствовала небольшой всплеск адреналина в крови.
"Но ты ведь вернешься за мной, верно?" спросила она, удивляя саму себя прохладой просьбы.
"Конечно, детка. Я вернусь". Он выключил сирену на Девятой улице, но сохранил скорость, поворачивая ровно настолько, чтобы шины не визжали по бетону. Сейчас он слушал радио, из которого доносились звуки погони и местонахождение подозреваемого Роджера. Он слышал, как его коллега-патрульный тяжело дышит, пытаясь что-то сказать в микрофон, который все дорожные полицейские прикрепляют к отвороту своих рубашек.
"Подозреваемый ... сейчас направляется на север по ... э-э... Тринадцатой авеню, приближаясь к Пятой".
Звуки звяканья наручников Роджера и бряцания его дубинки на поясе доносились по передатчику каждый раз, когда он нажимал на микрофон, чтобы заговорить. Этот засранец устроил ему довольно хорошую пробежку.
Он увеличил скорость, а затем слегка нажал на тормоза, проезжая знак "Стоп". Он следил за сигнальным светом фар. Все темное было просто солнечным. Из других радиопереговоров он мог сказать, что другие подразделения приближаются, как на охоте на лис. Но он хотел попасть туда первым, не объявляя о себе и не передавая гонца в чьи-либо руки.
"Два ноль четыре. Где ты находишься?" Снова отправь сучку. "Нам нужно установить периметр на восточной стороне Пятнадцатой авеню".
К черту это. Чертовы парни с периметра всегда упускают что-то хорошее. Он проигнорировал звонок, выключил мигалку и погнал машину по восьмой в сторону парка. Парень поедет в парк. Они всегда отправляются в гребаный парк, полагая, что патрульные машины не будут преследовать их по деревьям.
"Подозреваемый is...uh...in движется по аллее north...in квартал шестьсот ... э-э ... в сторону парка".
Здорово, Роджер, подумал он, вывернул руль, выскочил с тротуара на дерновое покрытие футбольного поля парка и почувствовал, как задняя часть "Форда" заскользила по траве.
"Белый мужчина ... плотный, шести футов ростом ... одетый в серую обрезанную толстовку ...…темные брюки ..."
Роджер проделал адскую работу, но было не похоже, что он собирается долго выдерживать, и этот трах обязательно затянется в густых соснах на северной стороне. Если он построит забор за библиотекой и пересечет Федеральную границу, нам крышка.
Он прибавил скорость, взметнув над полем петушиный хвост травы и черной грязи, и выключил фары. Он использовал рассеянный свет от бейсбольного ромба, чтобы прицелиться в линию деревьев. Снова затрещало радио, и он снова услышал металлический скрежет, но на этот раз никто не произнес ни слова.
"Четыре восемнадцати? Четыре восемнадцати, где вы находитесь?" спросила диспетчер, теперь в ее голосе слышалось беспокойство.
Он добрался до деревьев, невнятно остановил машину и, держа глаза на уровне головы, осматривал поле в поисках движения. Высокие бейсбольные фары вспыхивали и гасли, оставляя траву в тени. Он открыл водительскую дверь, поздравил себя с тем, что не забыл выключить плафон, когда началась смена, и вышел. Воздух был тяжелым от моросящего дождя и запаха свежескошенной травы. Он отстегнул ремешок "хаммера" от 9-миллиметрового пистолета в кобуре и прищурился, глядя на запад и прислушиваясь. Его взгляд остановился на чем-то на черном фоне, тусклой белой вспышке, которая была там, затем исчезла, затем появилась снова. Он сделал несколько шагов в том направлении, когда радио ожило.
"Четыре восемнадцать. Подозреваемый задержан", - сказал Роджер.
Он услышал потрескивание как в радиоприемнике на своей рубашке, так и в воздухе перед собой и начал бегать трусцой.
"Десять четыре, четыре восемнадцать. Местоположение?" сказал диспетчер.
"На футбольном поле в северной части парка".
Когда он подошел ближе, то увидел Роджера, упиравшегося коленом в спину крупного мужчины, который лежал лицом вниз в траве, мотая головой из стороны в сторону и выплевывая свежие вырезки, приклеенные к его потному лицу.
"Йоу, Родж", - сказал он, добравшись до двойки. "Гребаная олимпийская скорость, чувак. Я и не знал, что ты звезда кросса по пересеченной местности, чувак".
Лицо Роджера блестело в тусклом свете. Он тяжело дышал, держа левую руку на лопатках мужчины, и вытирал пот коротким рукавом своей формы. На мужчине уже были наручники, и он позволил себе улыбнуться освещенной стороной лица.
"Я предполагал, что он направится в эту сторону, и я знал, что как только мы окажемся на свободе, я догоню его в спринте", - сказал Роджер.
"Гребаная олимпийская скорость", - повторил он, стоя над Роджером и подозреваемым, наблюдая за парком и замечая синие и красные вспышки других машин, подъезжающих по периметру.
"Слышишь это, говноголовый? Надрал свою жирную задницу с олимпийской скоростью", - сказал он и пнул подошвы толстых кожаных ботинок мужчины.
"Кстати, откуда ты взялся?" Сказал Роджер, наконец вставая. "Я не видел твоей машины".
"Я тоже рассчитывал на парк", - сказал он. "Но не на такой скорости, как у тебя, Родж. Думал, я подрежу его у линии деревьев".
Двое полицейских разговаривали так, словно не было никакой третьей стороны, оба они смотрели, как другие помеченные машины освещают фарами парковку к западу от поля. Они оба наклонились, схватили его за руку и поставили на колени.
"Вставай на ноги, говноголовый. Время маршировать маршем преступников, брат", - сказал он.
"Я тебе не гребаный брат", - сказал мужчина, невнятно произнося слова, говоря сквозь стиснутые зубы, как будто его рот неправильно работал. "И "я" не совершал никакого уголовного преступления. Я просто шел по улице, и этот хрен..."
Мужчина фыркнул, когда первая струя "Мейса" попала ему в лицо. Вторая порция химиката заставила его кашлять и извиваться между ними.
"Господи, чувак", - сказал Роджер, отворачивая лицо от едких брызг и канистры, внезапно появившейся в руке другого полицейского. "Полегче с этой дрянью. Мы его поймали".
Он посмотрел в лицо Роджеру и одарил его своей обычной улыбкой, убрал баллончик в кобуру и снова перевел взгляд на давящегося ртом заключенного.
"Эй, здоровяк. У тебя есть право хранить молчание", - сказал он, и теперь они наполовину втаскивали мужчину в перекрестные огни других полицейских машин. Позади них их следы были тремя темными пятнами на мокрой траве.
"И если ты откажешься от этого права, я вколю тебе еще порцию этого дерьма в твой замотанный проволокой рот".
Здоровяк ничего не сказал.
"Вот и все, брат", - сказал полицейский. "Теперь ты знаешь, кто здесь главный".
ГЛАВА 1
Я сидел в низком пляжном кресле, вытянув ноги и удобно зарывшись голыми пятками в сухой песок. Мои пальцы сжимали запотевшую бутылку пива Rolling Rock. Был ранний вечер, я пил, размышлял и внимательно следил за светом.
Это не новое явление. Я уверен, что люди, живущие на берегу океана, наблюдали за одним и тем же дрейфом, потерей и смешением цветов на протяжении тысячелетий со своих береговых линий. Но для городского парня из Южной Филадельфии, который редко видел закат, не украшенный углами и шпилями зданий, тросами мостов и изогнутыми шеями фонарных столбов, это было представление. Я сделал еще глоток из зеленой бутылки и посмотрел, как мимо прошла пара пляжных гуляк, их ноги касались прибоя, их склоненные головы вырисовывались на фоне бледной голубизны, все еще стоявшей в небе позади них. Я сидел достаточно долго, чтобы понаблюдать, как голубой цвет покидает Атлантику и в то же время медленно покидает небо. Если бы вы наблюдали достаточно долго и с терпением, то могли бы увидеть, как две стороны света, вода и воздух, теряют свой цвет и сливаются у линии горизонта, за много миль до моря. В конце концов даже эта граница потеряла свою четкость и погрузилась во тьму.
И в детстве, и позже, работая уличным полицейским в Филадельфии, я брал уроки у ночи. Я никогда не слышал, чтобы мой отец бил мою мать при дневном свете. Я никогда не стрелял в убийцу или невинного ребенка из тагалонга до наступления темноты. Я никогда не встречал женщину, которая не дождалась темноты, чтобы разбить мне сердце. Теперь я был в Южной Флориде, проводя вечерние часы, почти с потребностью, наблюдая за наступлением темноты, событие, которое я назвал "исчезающей синевой".
Я почувствовал вибрацию на бедре и потянулся к тому месту, где мой пейджер был зажат между поясом и натянутой парусиной кресла. Я выключил его и не потрудился взглянуть на дисплей. Это должен был быть Билли. Больше ни у кого не было этого номера. Я провел еще несколько минут, вглядываясь в ставшую черной воду, наблюдая, как маленькие мигающие огоньки рыбацких лодок и далеких грузовых судов становятся новой границей того места, где вода встречается с небом. Прибой издавал шипящий звук каждый раз, когда набегал на песок, и я позволял ему наполнять мои уши, пока не набрался мужества ответить на страницу и узнать, что цивилизация приготовила для меня завтра.
Билли Манчестер - мой друг, мой юрист, а ныне и мой работодатель. Он один из самых талантливых адвокатов-бизнесменов с негласными связями в этой части штата и, несомненно, самый умный человек, которого я знаю. Его сердце обливается кровью за угнетенных, и он работает на финансовых рынках, чтобы заработать кучу денег, и тем самым доказывает, что эти два понятия не являются взаимоисключающими. Он знает все тонкости правовой системы, игроков, политики, правил и закона. Но вы никогда не увидите его имени в рекламе, в колонке "кто есть кто" или перед присяжными или камерой новостей. Закон - его страсть, а капитализм - его библия. У нас странная совместная история. Мы оба выросли в Филадельфии, беспризорники на улицах одного города, но с разных планет.
Я был сыном сына полицейского в Южной Филадельфии, районе, где были белые, этнические, католические и часто "синие воротнички". Билли жил в черных гетто Северной Филадельфии. Он сломал все свои стереотипы и поступил на юридический факультет Темплского университета, лучший в своем классе. Я поступил в полицейскую академию, в середине своего курса. Он получил степень MBA в Уортоне. Я продолжал арестовывать наркоманов на Саут-стрит, руководил расследованием убийств в качестве молодого детектива и терпел от начальства нагоняй за то, что не играл в игру так, как она была задумана. Из-за невероятных и тайных отношений между нашими матерями мы наконец встретились как мужчины в Южной Флориде, и теперь я работаю частным детективом Билли.
Я прошел по мягкому песку, неся свой стул, мой маленький холодильник позвякивал пустыми зелеными бутылками, и поднялся по лестнице у переборки. Пляжная толпа давно покинула это место после захода солнца. Я сложил свои вещи и встал под душ со стороны лестницы, чтобы смыть песок и соль и оставить мокрые следы на вымощенной плиткой дорожке, ведущей к бунгало, где я остановился. Это была маленькая квартира с одной спальней и уступка Билли, которая действительно понравилась мне. Я считал свой дом в Южной Флориде построенной на сваях исследовательской лачугой на нетронутая река, протекавшая вдоль края Эверглейдс. Именно там я впервые изолировал себя после того, как уволился с работы копом по инвалидности на севере. Это было и остается идеальным местом, чтобы собраться с мыслями. Но по мере того, как я начинал выполнять все больше и больше следственной работы для Билли и его клиентов, он приводил убедительные аргументы в пользу того, что два с лишним часа, которые мне потребовались, чтобы сплавиться на каноэ по уайлдернесс-ривер и доехать до его офиса в Уэст-Палм-Бич, часто были нелогичными. Я согласился, хотя и знал, что мой друг обеспокоен тем, что хижина стала убежищем и для меня. Пришло время мне вернуться в мир, пусть даже на маленький шаг назад. Я не сопротивлялся этому.
Виллы Royal Flamingo были еще одной находкой Билли. Это была аномалия в Южной Флориде. Более ста лет недвижимость рядом с песком с видом на океан привлекала людей и деньги. В 1920-30-х годах здесь были маленькие бунгало, покрытые розовой штукатуркой поместья богачей в испанском стиле и невысокие мотели для перевозки туристов. Затем появились четырехэтажные отели, причудливые сосновые коттеджи в Кестере для первых жильцов и современные бетонные особняки 50-х и 60-х годов.
Но к 1980-м годам вы не могли купить частный дом с видом на океан, если только вы не были миллионером, и даже их теснили двадцатиэтажные кондоминиумы, расположенные краеугольным камнем на автостоянке и закрывающие любой проблеск воды любому, кто жил даже на улице от пляжа. Шоссе A1A стало бетонным коридором нового столетия, разделенным только случайным парком штата или городским пляжем, где планировщикам хватило ума не губить свой будущий туристический бизнес, запретив застройку на песке и сохранив небольшой открытый пляж, чтобы привлечь больше солнечных денег.
Но владельцы Royal Flamingo Villas были еще более дальновидны. "Фламинго" так и остался группой небольших оштукатуренных коттеджей, расположенных по обе стороны от A1A в городе Хиллсборо-Бич. Каждое место не было связано между собой, если бы не каменные дорожки, которые вели через территорию поместья. Хотя они стояли кучкой, как какая-нибудь сплоченная деревня, притаившаяся на корточках в поисках защиты, территория была заполнена пальмами с банановыми листьями, морским виноградом и креп-миртовыми деревьями, которые окутывали это место зеленью уединения. Большинство коттеджей были в индивидуальной собственности инвесторов, которые создали небольшую ассоциацию сотрудничества. Это было великолепно. Единственный способ, которым сеть отелей или группа высотных кондоминиумов могли купить свой участок на берегу океана, - это убедить всю группу согласиться сначала на продажу, а затем на цену. Билли был одним из таких владельцев. Он принял право собственности на один из коттеджей от клиента, для которого заключил сделку с федералами, чтобы шестидесятилетний брокер по ценным бумагам не попал за решетку. Когда пришло время получать гонорар Билли, он согласился инвестировать в землю на пляже. Там было всего пять коттеджей с панорамным видом на океан. Один принадлежал Билли.
Я прислонил шезлонг к стене патио, накрыл полотенцем все еще неиспользованный газовый гриль и вошел внутрь. Полы были выложены полированным терраццо в старинном стиле. Стены были выкрашены в какой-то бледно-зеленый цвет. Кухня отделялась от гостиной стойкой. Мебель была плетеной, а подушки, портьеры и гравюра в рамке на одной из стен были выполнены в стиле тропических цветов. Единственным сходством с моей лачугой на реке была тишина. С тех пор как я покинул постоянный городской шум, я очень высоко оценил тишину. Я пошел на кухню и заварил кофе в капельной кофеварке - благословенный апгрейд по сравнению с моей жестяной кастрюлей на дровяной плите на реке. Как только она началась, я сел на деревянный табурет у стойки и, наконец, достал из кармана пейджер, чтобы посмотреть, по какому из номеров Билли мне нужно позвонить. Я несколько секунд смотрела на цифры, сначала не узнавая их, а затем позволив своей памяти сработать. Это принесло запах изысканных духов, вспышку светлых волос, глаза зеленого, нет, серого оттенка. Я не видел детектива Шерри Ричардс несколько месяцев. Номер, который был передо мной, принадлежал ее мобильному телефону. В последний раз, когда мы разговаривали, это было по этому телефону, и я отчетливо помнил, что это было поздно ночью и было темно. "Да. Это Макс Фримен. Возвращаю страницу детектива Ричардса. Я буду доступен, э-э, ну, я не буду спать большую часть ночи, если я ей понадоблюсь, э-э, если это срочное дело ".
Черт, подумала я, а затем оставила номер нового мобильного телефона, который дал мне Билли, на автоответчике.
У нас с Ричардсом была история. Черт возьми, эта женщина спасла мне жизнь, когда спустила курок расчетливому мудаку, который держал меня под прицелом 9-миллиметрового пистолета во время дела, в которое меня втянул Билли. В тот раз парень просчитался, полагая, что женщина-полицейский не опустит на него молоток. Шерри Ричардс была не из тех женщин, которые боятся опустить молоток.
У нас были отношения. Но я спал с ней в кровати, оставленной пустой пацанкой-панком, которая застрелила своего мужа-полицейского, когда он все еще качал головой, не веря в возраст ребенка. Мой собственный короткий брак с офицером из Филадельфии закончился, когда она, ну, перешла к другим испытаниям. Несмотря на то, что мы с Ричардс осторожно перешли к чему-то хорошему, я приоткрыл ей частичку себя и был ошеломлен, когда ее сердце, казалось, захлопнулось, как сейф. Ей не понравились концовки, свидетелями которых мы оба были. Они напугали ее, поэтому она рано покинула шоу. Я не видел ее несколько месяцев.
Было уже за полночь, и я сидел на крыльце своего дома, читая новую биографию Джона Адамса, которую мне одолжил Билли. Старый пердун был обаятельным, новаторским, может быть, чертовски блестящим, но он также был амбициозным, а я не фанат амбициозности. Я вынес отдельно стоящую лампу со старым пожелтевшим абажуром наружу и пропустил шнур через одно из жалюзи на окне. Между страницами я смотрел на черный океан. Поднялся ночной бриз, и плеск волн о песок превратился в более сильный, рвущийся звук, как будто рвут тонкую ткань . Резкий запах разложения, пришедший с отливом, чувствовался в каждом вдохе и создавал странную смесь с ароматом моей четвертой чашки кофе. Мои глаза были закрыты, когда писк моего мобильного телефона заставил их открыться. Я нажал на нее большим пальцем.
"Да".
"Да?" - сказала она. "Что ж, твой телефонный этикет не изменился, Фримен".
"Что я могу сказать? Эволюция - это ползучий процесс".
"Дай угадаю. Ты читаешь, положив ноги на этот старый выщербленный стол, и все еще допиваешь последнюю чашку кофе на ночь".
"Ты экстрасенс", - сказал я.
"Ты динозавр".
"Спасибо тебе".
Ее голос был теплым и легким. Я испытал облегчение, но немного расстроился из-за ее способности звонить спустя месяцы и быть такой чертовски легкомысленной.
"На самом деле, я не в хижине. Я в городе, на пляже".
"У Билли"?
"Вроде того. Это маленькое местечко на берегу океана, которое он держит, чтобы прятать клиентов, когда они пытаются избежать повесток в суд и сотрудников суда ".
"Звучит идеально для тебя, Макс", - сказала она, и мы оба немного помолчали.
"Итак, ты рядом. Насколько ты занят?" - спросила она, ее голос перешел в более жесткий, деловой тон. Ладно, это был не светский звонок.
"Занят больше, чем имею право быть, но как раз заканчиваю работу с Билли. В чем дело?"
"У меня есть дело, над которым я работаю, Макс", - начала она. "Исчезновение нескольких женщин-барменов здесь, в Броварде".
"Вы работаете с пропавшими без вести?"
Я не хотел, чтобы вопрос прозвучал так, будто ее понизили в должности.
"Не просто пропал", - сказала она. "Исчез. Пропал как будто с лица земли. Не сбежал, не повеселился и не начал все сначала где-то в другом месте. пропал".
"Хорошо", - сказал я. Ее тон заставил меня подумать, что она уже услышала слишком много скептицизма по этому поводу.
"Похожие обстоятельства? Часы? Внешность?" Спросил я, включив свой процесс бывшего полицейского, оказывая ей профессиональную любезность, которую она заслуживала.