Глава 1-я. Основание города Харькова....................... 7—26
Мнения о времени основания г. Харькова; предания о начале Харькова и разбор их; документальные данные о построении Харьковской крепости; первое появление поселением, в Харькове; первый Харьковский осадчий Каркат; указания на древнее поселение на месте нынешнего Харькова в домонгольский период русской истории.
Глава 2-я. Топография Харькова в XVII и XVIII вв................ 27 — 52
Топография Харьковской крепости в XVIIXVIII вв.; топография посада и городских поселений в XVII в.: топография Харькова в 1721 г., по переписи его приходов, и в последующее время, в козацкий период его истории; топография Харькова после введения губернских учреждений, по различным документам, и планам.
Глава 3-я. Состав и движение населения...................... 53—77
Статистические данные о малорусском и великорусском населении Харькова в XVII в. по документальным, данным; социальные состав населения в XVII в.; социальные и количественные состав населения в XVIII в.. по переписи Хрущева; изменения в составе харьковского населения после введения губернских учреждений, образование новых сословий и статистика их; евройский момент; сословная борьба.
Глава 4-я. Харьков, как административные центр................78—102
Управление в Харькове в козацкий период его истории: Харьковские полковники, характер полкового устройства, московское воеводское управление, отношения к центральному правительству; губернская реформа К А. Щербинина и дальнешие изменения в административном, значении Харькова; харьковекие губернаторы и наместники 2-й половины XVIII в.
Глава 5-я. Городское самоуправление.......................103—137
Судьба городского самоуправления в козацкий период жизни города. Образование градского общества и его состав. Роль градского общества и его органы: Городовой Магистрат, и Дума. Ведомство Думы. Ее подчиненность администрации. Отношение харьковцев к городскому самоуправлению.
Глава 6-я. Городское хозяйство........................ . 138—158
Время возникновения городского хозяйства и ведение его Городовым Магистратом.. Хозяйственная деятельность Городской Думы. Источники городских, доходов. Городские расходы. Роль администрации в областьи городского хозяйства.
Глава 7-я. Благоустройство и полиция.......................159—196
Пожары и борьба с ними в Харькове в козацкний период и после реформы, замощение и осушение города и меры к поддержанию чистоты на улицах и площадях. Благоустройство рынков. Борьба с „воровскими людьми". Полиция в, козацком Харькове и после реформы. Медицинская часть в старом и в реформированном Харькове.
Глава 8-я. Градостроительство........................... 197—222
Древнейшие харьковские церкви и казенные сооружения. Разбивка города по плану при Щербинине, казенное градостроительство его времени. Казенные и частные сооружения в период наместничества и в Павловское время.
Глава 9-я. Экономический быть: промыслы, ремесла и торговля ....... 223—253
Промыслы и занятия харьковцев в XVII веке; льготы харьковским малороссиянам но жалованным грамотам; занятия харьковцев в XVIII в., по свидетельству переписи Хрущова; промышленность Харькова во 2-й половине XVIII в.; харьковская ярмарочная торговля во 2-й половине XVIII в.; постоянная торговля; ремесла; общия замечания об экономическом быте харьковского населения; цены на товары в Харькове в XVIII в. и их регулирование.
Глава 10я. Повинности харьковского населения.................... 254—318
Шаткое положение первых поселенцев Харькова, установление налогов и их отмена. Различие в повинностях харьковцев полковой и городовой службы. Походы и „командиращи" козаковь. Повинности харьковцев городовой службы. Подпомошники, их отношения к выборным козакам. Постройка и починка харьковской крепости, мостов, казенных зданий. Повинности постойная и почтовая.
2
Стран.
Денежные и хлебные сборы. Злоупотребления старшин. Нарушения привилегий. Повинности в переходной период и при наместниках: крепостные работы, постройка мостов, замощение и осушение города, пожарная, почтовая и постойная повинности. Денежные сборы. Отмена привилегий.
Глава 11-я. Церковь и духовенство.........................319—388
Религиозная жизнь г. Харькова в XVII в.; церковная зависимость Харькова от Белгородеких епископов и деятельность этих последних в отношении Харькова; обозрение храмов в г. Харькове и заключающихся в них памятников, церковной старины XVII—XVIII вв.; внутреннее устройство приходов, братства и шпитали; отрицательные черты религиозного быта.
Глава 12-я. Школы и образование......................... 389—432
Элементарные школы в Харькове при церквях; среднее учебное ааведение в Харькове—Харьковский Коллегиум: его основание, материальное обезпечение, учебное дело, просветительное влияние. Прибавочные классы Коллегиума и возникшее из них второе среднее учебное заведение—Казенное училище: его открытие, материальное обезпечение, постановка преподавания, число учащихся и их успехи, воспитательная сторона, значение. Главное и малые народные училища, слияние казенного училища с главным народным.
Глава 13-я. Наука................................ 433—456
Представитель местной науки—Григорий Саввич Сковорода, его богословско-философские трактаты; сущность их содержания; миросозерцание Г. С. Сковороды; его христианская философия; его жизнь в связи с учением; влияние на все слои общества.
Глава 14-я. Литература.............................. 457—477
Сочинения Орловского, козака Климовского, Филипповича, Витынского; литературные произведения Г. С. Сковороды; панегирики Харьковского Коллегиума; вопрос о первой харьковской типографии.
Глава 16-я. Искусство............................... 478—190
Харьковское искусство в козацкий период; харьковский театр XVIII в. по воспомннаниям Г. Ф. Квитки, репертуар харьковского театра и его образовательное значение.
Глава 16-я. Быть и нравы харьковского общества.............. 491—527
Домашняя бытовая обстановка трех харьковских полковников; быть среднего и низшего слоя городского населения; нравы общества; изменения быта с превращением Харькова в губернский город; эпизод с академиком Зуевым; дворянские выборы; посещение Харькова Петром Великим, Екатериною 2-ю и кн. Потемкиным.
ПРИЛОЖЕНИЕ:
К 1й главе................................... 528—530
Именной список жителей г. Харькова 1655 года.
Ко 2-й тлаве . . ................................. 530—542
Роспись церковных приходов г. Харькова 1724 г.; цены на дворовмя места
в Харькове в конце XVIII в.; именной список жителей г. Харькова но
переписи Хрущова в 1732 г.
К 3й главе................................... 542—543
Извлечния из книги генерального межевания Харьковской дачи.
К 9-й главе.................................. 543—519
именной список харьковских купцов 1787 г.; список харьковских куп
цов 1799 г.; цены товаров на харьковских ярмарках в XVIII в.
К 12-й главе................................... 550—550
Переписка Голициных с Коллегиумом; положение о прибавочных классах
при Харьковском Коллегиуме; соединфние казенного и главного иародного
училища.
К 14й главе................................... 557—565
Извлечния из сочинеяия Орловского; оды учеников Казенного училища и Коллегиума; речь протоиерея Шванского, сказанная при закладке великой залы наместничества в 1780 году.
К 15-й главе....... ...................... 560
Откуда взялись пушки, стоящия ныне у дома Дворянского Собрания?
Объяснен!* нланон в ржеунков......................... 567—568
Предисловие
Настоящий труд написан мною, при ближайшем сотрудничества Д. ТТ. Миллера, по поручению Харьковского городского общественного: управления к предстоящему в 1905 году 250-ти летию со времени основания Харькова.
Обнимая ХѴII, XVIII и ХIХ-й века. он. захватывает. все стороны городской жизни в древний козацкий период, последовавшую на ним жюху реформы, когда происходило нивеллирование прежнего своеобразного строя и быта, и в XIX век, когда Харьков жил и управлялся уже на общих основаниях с другими русскими городами. История города Харькова осуществляется по чрезвычайно широкой программе, благодаря тому, что была надумана заблаговременно и на осуществление ее отпускались достаточные материальные средства.
К работ мы могли приступить уже с 1-го января 1897 года и в течение ,4х лет занимались собиранием материалов, а остальные 5 леть посвятили составлению текста. Так как нужно было дать не компиляцию, а монографию, основанную на источниках первой руки, и так как печатных, материалов было совершенно недостаточно .для осуществления программы, то решено было произвести разыскания архивных документов, в местных и столнчных хранилищах.. были сделаны извлечения большого количества материалов из Харьковского исторического архива, заключающего в себе и деѵиа бывшей Слободской украйны, архива Харьковского Губернского Управлсния, являющегося самым обширным собранием документов по истории нашего края, Харьковской Городской Думы. Межевого отделения Харьковского Губернского Правления, Казенной Палаты и Духовной Консистории; из Москвы, из Архива Министерства Юстиции и Московекого отделения Главного Штаба; в Петербурге из военно-ученого Архива Главного Штаба и Имиераторской публичной библиотеки. Пришлось пересмотреть многие десятки тысячь листов, архивных хартий, организовать целую канцелярию для производства выписок, предпринимать поездки в Москву и Петербург обращаться и к частным лицам. Упомянем здесь с признательностью проф. И. И. (Ѵргеевича, сообщившая) копию рукописного наказа г. Харькова в Екатерининскую Коммиссию.
Источниками этим и мы воспользовались главным образом для 1-го тома настоящего труда. Что же касается 2-го тома, то значительная часть его текста основана исключительно на сообщениях, доставленных нам разными учреждениями и лицами. Желая получит возможно больше таких сведений, я составил особую программу, отпечатал ее и разослал во все правительственные, сословные, общественные и частные учреждения г. Харькова с просьбою дать на нее ответы. Многие откликнулись на мой призыв
— 4 —
и благодаря этому соответственные отделы книги отличаются должною полнотою и, наоборот, явились пробелы там, где такие сведения отсутствовали, потому что печатных данных об истории учреждения также не было. Можно только пожалеть, что анкетные способ собирания материалов не получил в нашем русском обществе такого признания, как заграницей. Тем большей признательностью я объязан лицам и учреждениям, которые отозвались на мой призыв и затратили иногда не мало труда, чтобы дать ответы на мои вопросы. Здесь не место перечислят всех моих уважаемых корреспондентов, тем более, что число их продолжает увеличиваться; но все они будут отмечены при ссылках на источники.
Особую и весьма важную группу источников составляют иллюстрации, воспроизводящия прежние планы и виды Харькова, портреты его деятелей. О них также будет речь впереди; здесь же только замечу, что собирание этой обширной коллекции стоило нам очень большого, можно сказать, огромного труда, благодаря тому, что никто до настоящего времени этим не занимался и исторические памятники г. Харькова оставались в пренебрежения.
Одним словом, нужно было создать и план сочинения, и материал для него. Существовавшие в печати пособия, за небольшими исключениями, дали немного готовых данных и выводов. Вообще же приходилось идти «неготовыми путями». Собственно по истории Харькова было два печатных труда—„Историко-статистическое описание г. Харькова" С. И. Кованько (в Харьков. Губ. Вед. 1859 года) и „Харьков. Историко-статистический опыт X. 1881 г." К. И. Щелкова (в Харьков. Губ. Вед. и отдельно). Но нам для 1-го тома совсем не пришлось пользоваться ими в качестйе пособий и мы только сделали из первого две фактические выдержки, да и то одну из них нужно было критически оценивать; из второго же сочинения не оказалось нужным даже делать извлечений. Мы этим не хотим сказать, чтобы труды эти не заслуживали внимания—наоборот, оба они для своего времени представляли известный интерес и важность и мы с признательностью должны здесь помянуть имена этих почтенных Харьковских историков—но нам возможно было совершенно эмансипироваться от них, потому что с одной стороны мы вообще старались пользоваться первоисточниками и на них строит свои заключения, а с другой нами собран был весьма богатый документальные материал, который дал нам возможность не пользоваться этими пособиями, основанными на скудных, а иногда и сомнительных данных.
Приходилось нам, правда, в немногих отдельных случаях опираться на предшествующую литературу, например, в вопросе о Харьковском Коллегиуме, о Г. С. Сковороде, о переписи Хрущова, о плане Харькова 1787 года; но и там мы давали свои дополнения, критические замечания, поправки. В огромном же большинстве случаев все наше изложение является по своему содержанию новыми страницами истории Харькова.
По самой теме, наш труд должен был получить описательные характер, тем более что он основывается главным образом на неизДанных материалах, которые нужно было вводит в тексть часто даже, может быть, в ущерб легкости изложения. Но давая описания, мы в то же время заботились о том, чтобы не
— 5 —
упустит из виду общей эволюции жизни г. Харькова в различные исторические моменты—в козацкий период его существования, в эпоху реформ, в XIX веке. Наша задача и заключалась в том, чтобы дать понятие о постепенном росте города Харькова с точки зрения материальной, умственной и нравственной культуры. Эта задача обусловила и план настоящего труда.
Но нередко нам приходилось вступать в область чистого исследования, в виду того, что многим вопросам нужно было давать впервые научную постановку и решение. Некоторые из этих вопросов представляют даже более общий интерес и решение их осветит кое в чем с одной стороны историю Слободской Украины, а с другой историю русских городов ХѴП, ХѴIII и XIX вв.
Однако в общем мы все-таки полагаем, что наша книга, оставаясь вполне ученым трудом, может быть доступна по своему изложению и более широкой публике, в особенности же читателям, так или иначе связанным с Харьковом, имея главным образом их в виду, мы сохранили и такие мелкие черты прошлаго (например, имена жителей), которые без ущерба могли бы быть опущены при другом положении дела.
Первый том настоящего труда в виде рукописи был представлен нами на премию Императора Александра П-го, в особый Комитет при Харьковском университете—и на основании рецензии известной исследовательницы А. Я. Ефименко этот Комитет присудил нам полную премию *). Такая высокая научная оценка труда была для нас отрадна вдвойне: как авторам, желавшим подвергнут свою работу разбору специалистов, и как лицам, принявшим на себя от Харьковского Городского Общественного Управления поручение составит юбилейную историю г. Харькова. Представление 1-го тома „Истории Харькова" на конкурс в рукописи дало возможность ьнам воспользоваться при печатании его некоторыми замечаниями рецензента, касающимися способов сделать более доступным наше изложение для широкой публики. Сама А. Я. Ефименко, как известно, блестяще разрешает в своих работах трудные вопрос о совместимости специально научного и популярного изложения и ее указания в этом отношении были для нас особенно ценны. После представления на премию рукопись 1-го тома была значительно дополнена новыми данными и к ней прибавлена еще одна глава.
Д. Багалей.
*) См. „Отчфт о третьем очередность присуждении премий, учрежденных Харьк. Звм. Бянком в на мят 25 летия царствования Ими. Александра II при Ими. Харьковском университетв". X. 1904, стр. 3—24.
ЛЕГЕНДАРНЫЙ ОСНОВАТЕЛИ ХАРЬКОВА—ХАРЬКО.
Глава 1-я.
Основание города Харькова.
Время основания города Харькова до сих пор было в точности неизвестно. Одни исследователи, например, приурочивали его к 1646 году, другие к 1653 г. и т. и. За неимением документальных, письменных памятников обращались поневоле к устным преданиям и книжным домыслам и представляли в мифическом виде самые обстоятельства, сопровождавшие первоначальные момент зарождения здесь поселения. Автор „Топографического описания Харьковского наместничествав,—сочинения, составленного во 2-й половине XVIII века и представляющего ценный источник для этого периода, говорит, что Харьков был построен в 1653 году 0 Этот же год построения Харькова принимает И. И. Срезневский *). Головинский, основываясь на рукописном „экстракте о Слободских полках", составленном в XVIII в., говорит, что слобода Харьков была населена в 1653 г.3). Гр. Фед. Квитка считает временем основания Харькова 1646 г.4); С. И. Кованько относит его основание к периоду времени около 1643 года, а постройку городских укреплений к более позднему сроку. Новое поселение, по его словам, в скором времени стало распространяться от нынешнего Белгородского колодца по правому берегу реки на Подол, где церковь Св. Троицы и вверх по горе, где церковь Св. Николая. Когда татары, заметив новую слободу, усилили свои набеги, слобожане приступили к построению крепости на горе, в которой с того или древнейшего (до татар) времени был подземные, теперь уже обвалившийся ход с двумя оставшимися устьями или дверьми к востоку или к реке Харькову в дворовом месте Шретера и к западу или к Лопани в архиерейском саду. Крепость была снабжена пушками разных калибров из собственности полковника и старшин; две из них находятся пред домом дворянского собрания 5). Преосв. Филарет первый привел из Пол
*) См. „Топ. описание Харьковского нам.", изд. под редакцией Д. И. Багалея, X. 1888 г., стр. 49. 2) Истор. обозреиие гражданского устроения Слоб. украйны. X. 1883 г., стр. б. 8) Слободские казачьи полки. С.И. 1864 г., стр. 63—64.
** „Основание Харькова"—и Молодык" на 1843 год, стр. 69—71. В специальной статье о Харькове он говорит: „Губернский город Харьков, конечно, населен в числе первых слобод украинских с 1646 г. Старожилы рассказывали, что первые его поселенцы основали свое жительство из нескольких дворов над рекою Харьковом, близь лугов и озер при источнике, что ныне называется „Белгородский Колодязь." С умножением приходящих, поселение простиралось вниз по реке правого берега и внутрь нынешнего города. Когда по горе и по низу, над озерами и болотами, что ныне „Подол* около церпки Св. Троицы умножились жители и крымские татары, видя твердое намерение новопоселившихся удержать край за собою, усилили свои набеги, то и жители, а может быть, уже тогда существовавшее начальство полковое, приступили к построению** крепости*, как тогда называли. По запискам, Харьков, как полковой город, известен с 1653 года. Крепость сия снабжена была по возможности пушками разных калибров из собственности полковника и старшин* (Г. Харьков и Современник т. XX, 1840 г., перепечатано в 4м томе „Сочинений Гр. Фед. Квитки", под редакцией А. А. Потебни. X. 1890, стр. 469—470).
*) Описание Харьк. губ. X. 1857, топогр. стр. 13—14. В другом своем труде в Ист. стат. описание гор. Харьков** С. И. Кованько говорит, что полковым городом Харьков был с 1653 до 1765 года.* (Харьк. Гув Вед. 1850, М 7).
— 8 —
ного собрания законов древнейшую дату о Харькове 1656 года—указ Чугуевскому воеводе Сухотину о постройке Харьковских укреплений; сказав, что основание Харькова относят к 1650 году, сам он заявил, что о времени населения города Харькова черкасами документов доселе не отыскано. Самые старые документы в Архиве Губ. Правления относятся к 1658 и 1663 гг. Разсказ о Харьке Преосв. Филарет считает легендой, основываясь на свидетельстве Книги Большого Чертежа Новейший историк г. Харькова К. И. Щелков повторяег данные, приведенные Преосв. Филаретом, и считает возможным отнести основание Харькова к 1650 г., ибо в 1656 г. он называется новым городом 2).
Какое же из этих мнений наиболее основательно? Решение этого вопроса зависит, конечно, от тех источников, на которые опираются названные выше исследователи, и потому нам нужно обратиться к их критическому разсмотрению. Автор „Топографического описания», как это мною доказано в другом месте, положил в основу своего труда оффициальные источник—описание Харьковского наместничества 1785 года; источник этот, в той части своей, которая касается современного описания края, вполне достоверен. Но могли ли чиновники канцелярии 1785 года сообщить точное сведение о времени основания Харькова? Могла ли сохраниться там письменная запись об этом факте? Едва ли. Харьков первоначально ничем не выделялся из ряда других городов и слобод, которые появлялись в значительном количестве на территории Слободской украйны, и только впоследствии мог возникнут вопрос о времени его основания. Местных харьковских анналов не было—не оказалось и Харьковского Несторалетописца, который бы задался этим вопросом в силу исторического интереса. А в одном из наиболее древних описаний г. Харькова, которое относится к 1767 году и—что особенно важно—имеет оффициальное происхождение3), основание его отнесено совершенно неверно к 1630 году. В начале второй половины XVIII века, очевидно, уже не было точных сведений о событии, относящемся к половине XVII века. Если же не могли решит этого вопроса в 1767 году, то еще меньше данных для этого было в 1785 г.в момент составления описания Харьковского наместничества. В том же 1767 г., когда составлялось хроногеографическое описание Харьковской губернии, в известную Екатерининскую коммиссию для составления проэкта нового уложения затребовано было сведение о времени основания Харькова и местные учреждения не дали точного ответа, а отнесли его начало к средине XVII столетия 4). Это служит новым подтверждением того обстоятельства, что в Харькове, в 1767 году, не было прямых точных данных о времени его возникновения: иначе бы, конечно, местяое начальство ответило на прямой запрос центрального правительства. И. И. Срезневский относит к 1653 году постройку Харькова, Сум и Ахтырки и основывается повидимому на „экстракте о Слободских полках", но Головинский, основываясь на том же „экстракте", говорит, что в 1653 году была основана слобода Харьков, а, следовательно, постройка в ней городских укреплений должна быть отнесена к более позднему времени. Из одного и того же источника два автора вывели неодинаковыя хронологически даты. Это разногласие, кажется, нужно объяснит тем, что И. И. Срезневский не принимал во внимание разницы между временем основания известного поселения и постройки в нем городских укреплений; между тем очень часто было так, что первоначально являлась в известное место партия переселенцев и основывала здесь слободу, которая некото
2) Ист. стат. опис. Харьк. еп отд. II, М. 1857, стр. 5—6. а) Харьков (Ист. стат. омыть) X. 1881, стр. 4. 5.
3) Это—„Хроногеографическое описание г. Харькова, см. Д. И. Багалея „Материалы для истории колон, и быта" т. 2-й, стр. 216.
4) Д. И. Багалей „Материалы для ист. кол. и быта, т. 2-й, стр. 214.
— 9
рое время существовала без изменений и только через год или два превращалась в город, т. е. получала правильную крепость. Крепость могла строиться год, два и только, по окончанин ее, поселение становилось городом. Так было в Сумах, Ахтырке и, как увидим далее, в Харькове. Головинский по этому выражается точнее, относя к 1653 году основание слободы Харькова. Он основывается на „экстракте о Слободских полках", который до нас не дошел, но мною найден и напечатан такой же „экстракт" в сокращенной редакции 1) и там также сказано, что Харьков „осажен" в 164, т. е. в 1656 году. Документ этот отпосится к 1734 году, т. е. древнее хроногеографического описания и—что очень важно—основан с одной стороны на сообщениях разрядного архива, а с другой—полковых управлений; сведения о времени основания городов сообщены этими нфследними. В пользу их добросовестности говорит то обстоятельство, что относительно многих городов в них сказано: сведений о времени их поселения не отыскано. Гр. Фед. Квитка, указывая на 1646 год, основывается на предании, иодробным разбором которого мы займемся ниже; древнее населенною частью он считает Подол, между тем как в действительпости это было городище и наконец пушки были доставлены не полковою старшиною, которой еще тогда не было, а центральным правительством. С. И. Кованько, указывающей на 1643 год, не определяет вовсе источника своих сведений и пользуется повидимому также преданиемг которое однако не сходится с известными нам документальными данными. С. И. Кованько относит к первоначальной постройке городских укреплений два подземные хода, которые вели к р. р. Лопань и Харькову и остатки которых существовали при нем, но эти ходы могли возникнут и в более позднее время; вообще нужно сказать, что о времени их возникновения мы не имеем положительных данных. Слишком категорически С. И. Кованько говорит также и об артиллерии, которою снабдил будто бы Харьковскую крепость полковник и полковая старшина—в действительности устройство в Харькове крепости связано, как увидим далее, с деятельностью Московских воевод. Обратимся теперь к разбору преданий о начале г. Харькова. Таких преданий мы подобрали три. Все предания приписывают основание Харькова казаку Харьку. Предания о Харьке довольно древнего происхождения. Это доказывается тем, что они занесены в два письменные источника, относящиеся к концу XVI века. В неизданном „Топографическом описании Харьковского наместничества» 1785 года читаем „заподлинно неизвестно, но если поверить молве, то на сем месте (где теперь Харьков) завел себе хутор некто из зажиточных малороссиян, но кто он был таков, откуда и когда вышел, о том сведения нет, именем Харитон, а по просторечию Харько, от которого якобы сей город и река название свое получили" 2). Как видно однако из текста, и сам автор, кажется, не доверяет этой молве. Но это предание существовало и ранее: его привел в своей книге академик Зуев, путешествовавший по Харьковскому наместничеству в 1781 году. „Наименование свое Харьков имеет, пишет он, от первого поселенца Харитона, вышедшего со многими другими семьями и поселившегося здесь. Он был пасечник или пчеловод; трудами своими и способностью места разжился он скоро, так что многие из других мест стали к нему приходить для сожительства, а как в общежитии, наипаче у малороссиян, обыкновенно называт друг дружку полуименем, то, называя его Харько, прозвали и Харьков хутор, Харьков слобода, Харьков город, тому назад сказывали мне, не многим будет более
1) Д. И. Багалея „Материалы для ист. кол. и быта", т. 2-й, стр. 170. 2) Вофнаоученые архив Главного штаба, отд. 5, инк. 37, 468.
10
ста лет, следовательно, и начало города Харькова не далее относится" Таким образом, по этой версии, как и по предыдущей, на месте нынешнего Харькова был хутор Харька, потом слобода и, наконец, город. Харько, по Зуеву, жил немного ранее 1680 года—дата, как видим, очень поздняя, неверная, доказывающая, что во времена наместничества сохранилось смутное воспоминание о том, что было в Харькове в момент его возникновения. Во втором предании, приводимом Зуевым, слиты повидимому два способа возникновения новых селений в Слободской украине—хуторской: и слободской. Хутора могли быть и тогда, но, вообще говоря, они возникали уже под охраною городских поселений, как это было в Харькове, отдельные жители которого, по свидетельству воеводы Офросимова, позаводили себе в окружающих лесах хутора и пасеки. Но в силу постоянной опасности от татар, нужно было прежде всего устраиваться однако не хуторами, а городками и слободами, дабы дать дружные отпор врагу и это было возможно, потому что переселенцы, основывавшие новыя поселения, приходили более или менее значительными партиями. Такая значительная партия сразу явилась, как увидим далее, и на Харьковское городище, которое само по себе представляло как бы естественные оборонительные пункт. В предании академика Зуева также говорится о партии переселенцев, пришедшей с Харьком, но если с ним пришла партия, то, она. как это было в соседнем с Харьковом Хорошеве, должна была основать не хутор, где могло быть одно или несколько хозяйств, а слободу. По первому варианту, не только город, но и река Харьков получили свое название от Харька, но в действительности, как увидим далее, название реки древнее мифического Харька. Уже в приведенных здесь вариантах, предание о Харьке носит характер некоторого домысла, построенного по общему типу преданий топографического характера: миф о Харьке создался для объяснения названия города. Третий вариант—Топчиева, записанные в XIX в., заключает в себе еще больше топографических соображений, а четвертый Г. Ф. Квитки—представляет дальнейшую литературную .обработку этого предания на почве фамильных домыслов и соображений. Вот предание, записанное Е. Топчиевым и напечатанное им в 1838 году. „Еще дед моего деда, говорит разсказчик, зашел в этот край, и именно в окрестности Харькова, когда было здесь весьма мало народу. Татары кочевали тогда на левом берегу Донца и разъезжали в теперешней Харьковской, губернии, как в своей земле. Первые поселенцы, прорываясь сюда с рааных месть Польши и Малороссии, небольшими партиями и даже отдельно семьями, должны были выбирать для своего поселения места скрытные и недоступные. Для этого удобнеё других было местоположение между двумя реками: Харьковом и Лопанью, там, где эти реки, сливаясь между собою и имея весьма болотистые берега, поросшие частым луговым лесом, делали его с трех сторон недоступным, а с четвертой оно прикрывалось сплошным лесом по горе между реками, доходившим тогда до теперешнего кафедрального собора. Оно представляло такое скрытное убежище, что, вероятно, избрано было для поселения еще первыми поселенцами, которые, по слабости сил своих, были не в состоянии защищат открыто себя и свои имущества от хищничества татар. Где же на описанном мною местоположении могло быть первое поселение, как не там, где чистая здоровая вода давала первую необходимейшую после пищи потребность в быту поселянина? Речная вода не представляла еще такого удобства. На в сем этом пространстве в одном только месте есть родниковая вода, при самой реке Харькове, так называемая Белгородская криница. Первый поселенец, конечно, поселился при ней хутором. Хутор его как первое поселение, дало назваше своему месту, потом реке и уже впоследствии городу—и
1) Путешеставнные златслш С.ГХ 1787, стр. 187
11
этот первый поселенец был Харько. Затем разсказчик передает некоторые сведения о судьбе Харька. Жил он боее 200 лет тому назад (т. е. не позже конца 20-х или начала 30-х годов XVII века); вышел он из Польши в качестве предводителя нескольких семейств, часто он истреблял партии татар, грабивших поселенцев; один раз, преследуя грабителей, он был разбит ими и потонул в Донце; жилище его было разграблено и уничтожено; долго оно таким образом оставалось впусте, пока не явились новые выходцы, которые заселили левый берег Лопани, при устье которой образовался впоследствии город, но название свое он получил по первому поселению. Таким образом, предание это приписывает основание первого поселения в Харькове Харьку и относит его к концу 20-х или началу 30-х годов XVII века; этим первым заселенным пунктом признается не нагорная часть нынешнего Харькова (где собор, университет, присутственные места), а низменная, болотистая недалеко от впадения р. Харькова в р. Лопань, где теперь Белгородская криница. Нельзя не прийти к заключению, что предание это носит характер домысла и не имеет никакой исторической основы. Топчиеву разсказывал это предание 104-х летний старик, служивший ловчим у одного помещика, а свою повесть он основывал главным образом на тех разсказах, которые он слышал от своего господина и его друзей на охотничьих привалах. Если же эти разсказы относятся к 40 годам прошлаго века (когда разсказчику было 20 лет), то и тогда разговор происходил о таком событии, которое имело место 120 лет тому назад—срок слишком значительный, чтобы о нем могло сохраниться живое воспоминание. Это не народное предание, а своего рода ученые домысел. Повторилось явление, часто наблюдаемое в истории: из названия города выкроено было имя его мифического основателя; как из названия Киев, путем филологического сближения, образовалось имя Кие, также точно из названия Харькова получилось имя его основателя Харька. Домысел повествователя очень ясно виден из следующих его слов: „как соображу все, что я сам видел и слышал от других, то не приходится быть первому поселению при реке Лопани; иначе город Харьков назывался бы Лопанью или река Лопань Харьковом." Быть может, внрочем, эти соображения принадлежат не самому разсказчику, а его господину и гостям—это еще вероятнее; быть может, кое что здесь должно быть отнесено и к Е. Топчиеву, интересовавшемуся Харьковскою стариною в то время не существовало еще строгих требований относительно точности записей и этим последним нередко придавали литературную форму записыватели. Тем не менее суть дела от этого не изменяется, и разсказ этот скорее относится к ученым домыслам наших старожилов, чем к чисто народным преданиям. Его историческая недостоверность доказывается и хронологическою несообразностью—в конце 20-х годов не было еще даже одного из самых ранних поселений, Чугуева, основанного в 1638 году и служившего оплотом для дальнейших пунктов—и тем, что название свое Харьков получил не от Харька, а от реки Харьков, существовавшей здесь раньше города, и наконец характером самой деятельности этого Харька. Она носит вполне легендарные оттенок; он один был в состоянии защищат первых поселенцев от татар, а с его смертью эти последние сделались хозяевами всей местности. При этом разсказчик забыл, что местность для поселения была избрана Харьком у Белгородской криницы только потому, что она была вполне безопасна от татар, а между тем она и является при нем главной ареной борьбы с татарами. Нельзя не вспомнить здесь и о другом герое Корольке, который якобы основал г. Волчанск. Он, также как и Харько, является в образе героя и
) Словесное хгрвдшяиб о начального населении города Харькова Б. Топчиева (Прнб. к Харьк. Губ. В*д. 1838 г. М 4, стр. 3041).
— 12 —
свое имя получил от одного живописного урочища в окрестностях города 1). Нет сомнения, что подобные легенды существовали и относительно многих других городов нашего края, но только не все дошли до нас, потому что этими городами менее интересовались, чем Харьковом, превратившимся из незначительной слободы в центральный город целой области—Слободской украйны. Даже топографические данные и соображения в этом предании возбуждают сомнения. Харько поместился возле Белгородской криницы, чтобы не иметь недостатка в хорошей родниковой воде. Но нужно думат, что тогда вода и в наш их харьковских речках была годна для уиотребления, испортившись уже только в ХѴШ и XIX вв. от разных причин; и во всяком случае река, с ее рыбными ловлями, представляла более удобств для первоначального поселения, чем криница, ибо главным запятием хуторян являлось не столько земледелие, сколько рыболовство, звероловство, пчеловодство и другие аналогичные промыслы. Притом в Харькове имеется еще и другая прекрасная криница—это Карновские источники, снабжающие и в настоящее время город питьевой водой. В самом указании места, выбранного Харьком, замечается какое-то колебание и неопределенность: местожительство назначается ему в угле, при впадении реки Харькова в Лопань, у Белгородской криницы, но эта последняя находится несколько выше по течению р. Харькова. Самая мысль о хуторе, как о первоначальном поселке, думается мне, возникла на основании позднейших фактов. Хутора действительно были одной из любимых форм малорусской колонизации, но они могли появляться тогда, когда уже в крае было достаточное число укрепленных поселений—городов, под защитою которых и селились хуторяне; так было, например, в Изюмском полку, где было много хуторян, ютившихся при укрепленных городках, так было и в самом Харькове.
Совсем иное предание об основании Харькова разсказывасть известный малорусекий писатель Григорий Федорович КвиткаОсновьяненко *). Сущность его заключается в следующем. Цервым поселенцем Слободского края был Андрей Квитка, иоселившийся на нынешнем предместье Харькова—Основе. О происхождении и первоначальной судьбе этого Андрея Г. Ф. Квитка разсказывает длинную и романическую историю. Он был сын Москов-
*) Окрестности г. Волчанска Пр. Иваненкова (Харьк. Губ. Вед. 1858 г. № 50, стр. 607—609: часть неоффипДальная).
*) Основание Харькова. Старинное предание (Молодык на 1843 г. часть 1-я, стр. 1—73). Любопытны те возражения, который представил против достоверности легенды о Харьке Г. Ф. Квитка в своей статье о гор. Харькове. „Остается сказать несколько слов, говорит он, о наименовании гор. Харькова, о коем осталось предание, будто он назван так от первопоселившегося здесь казака „Харька", храброго, сильного, могучего, который один уж верно по тысяче убивал нападавшх на него татар и чуть ли не ежедневно. В месте диком, пустом и опасном от нападений тогда хищных татар не мог поселиться один Харько, Кузьма, Иван или кто бы он ни был и как бы ни был силен и могуч и хотя бы с большим, но с одным своим семейством, а без всякого сомнения пришли сюда несколько семейств вдруг и поселясь тогда же укрепились от набегов хозяйничавших в здешних местах татар и тут же дали наименование своему укреплению—городу по тогдашнему и, может быть, назвали его по речке, от которой недалеко, как известно и как сказано прежде, первоначально они поселились. Речка сия вытекала, по тогдашнему выражению из России, из Белгородской провинции, и наименование ее есть чисто русское, несвойственное малороссийскому наречию. Но если бы Харьков получил свое название от первого поселенца Харька, в таком случае он, быв прежде деревней, по свойству языка, именовался бы „Харьковка", как и другие близь лежащия: Ивановка, Григоровка, Основка (после Основа) или, если хутор, то Харькив хутор, даже если бы преобразись из деревни в город, названием своим старался уподобиться русскому (для слобожан весьма нравившемуся, что доказывается принятием некоторыми из нас фамилий с русскими окончанияии), то а тогда оставался бы непременно Харьков, условиф, требуемое языком в отношении имени Харька. К тому же полковые города: Сумы, Ахтырка— также получили свое наэваниф от речек, при коих поселились первые здешние жители" (Сочинения Гр. Фед. Квитки..т. IV, стр. 494—495).
— 13 —
ского боярина, убежавшего заграницу и там умершего в тюрьме за убийство на поединке знатного немца, который дурно отзывался о России и русских. После него осталось двое сыновей—Андрей и Григорий; верные слуга Агафон привез Андрея в Киев и его взял к себе на поиечение в 1604 году некий пан Яселковский; панская дочь прозвала его за красоту Квиткой (по малороссийски квитка значит цветок) и это прозвище осталось за ним в качестве фамилии. Вскоре маленького Квитку взяла к себе жена Киевского воеводы, в доме которой он и вырос. За это время также выросла симпатия между Квиткой и воеводской дочерью, симпатия, окончившаяся бетством их из Киева и женитьбой. Молодая чета с иесколькими верными казаками поселилась недалеко от Чугуева и это селение получило название Осповы. Вслед затем Андрей Квитка стал привлекат в Слободской край из Задней ровской украйны новых переселенцев, которые, убегая от унии, начали селиться в этих безплодных, по привольных местах. Обозревая новостроющияся слободы, он однажды наткнулся на маленький хуторок у нынешней Белгородской криницы на месте, удобном для жизни, а у живущих нашел огороды, сады фруктовых деревьев и колодезь хорошей воды. Он любовался удобством места для жизни, ирошел далее на возвышенность и в нем родилась мысль, для приведения которой в действие он всем вновь прибывающнм носелепцам, всегда первоначально являвшимся к нему, как „осадчему" за советом, где выгоднее поселиться, начал предлагат селиться на хуторе Харьковском и вверх по возвышению. Население скоро умножилось, нужно было подумат об укрепленин места, устроении города. Место с поселившимся тут же шляхетством найдено удобным; на горе, с обеих сторон проходили реки—Харьков и Лопань; за последнею, к высокой горе (называемой уже Холодною) были озера, болота, тони, наконец, дикие сады, соединяющисся с непроходимыми лесами; за рекою Харьковом также сады, рощи и луговыя места; в третью сторону (что ныне называется ИИодол) болыния болота, поросшие густым, высоким камышом. Приступлено к ностроению города и к сооружению Храма Бозкьяго, подобно как и в других городах и значительных селениях. Поселенцы упросили о. Онуфрия, ирипявшего монашество (родного брата Андрея Квитки) отправиться с выборными от общества к Черниговскому владыке, просит его молитв и благословения в благом начинании и отряжены от себя духовного лица для освящения города и Храма Господня в нем и в других селениях, имеющих в том нужду, равно и о приглашении духовных лиц для заиятия месть священников при новоустроенных церквах. Посольство отправилось, благополучно прибыло в Чернигов и со вниманием выслушана Преосвященным просьба новых поселенцев. Отрядив имянитое духовное лицо с уполномочием освятит все вновь устроенные храмы, снабдив должною для того святынею, согласив священников занят места пастырей новособранного стада Христова, Преосвященные при отпуске посольства, благословил и вручил им подлинные, чудотворные образ Пресвятыя Богородицы, Елецкою именуемый, и сказал при том: „Благая Заступница да путеводствует вас в избранное место для славы 1ожией, да благопоспешит в исполнены желания делатьелей благого предприятия и благодатью своею, да не отступит никогда от места, избранного для хвалы Святого имени его. Но да помнит каждый гражданин новостроющегося града, что в благочестии жителей зиждутся грады, устами же нечестиво живущих раскопаются". С должным благоговением жители предполагаемат: города встретили образ Благодатной, покровительству которой вручили себя и новый город. Встреча была на Холодной горе и оттуда духовенство в облачении, с пением, свечами и кадилами несли в предполагаемый город. На непроходимых местах (что ныне Екатерияославская улица) устроены были мостики и безопасные переходы. По принесении Св. Образа в город, внесен он был в церковь, наскоро выстроенную и за недостатком спо
2 4327
— 14 —
собов весьма незначительно убранную, любящими благоление храмов приисканы были колокола, больший из них был пудов пят. Приступили к приготовлению заложения города и освящения в нем Храма Божия. В вечер 14 августа 1646 года в диком, безлюдном, необитаемом до того месте раздался первый звон колокола, призывающий хотя и не во многом еще числе поселившихся граждан к славословию имени Божия и Заступницы всех уповающих на помощь Ее. Всенощное бдение совершено. В самый же день праздника Успения Пресвятыя Богородицы, во имя коего сооружена и церковь, освящен был храм, совершена в нем безкровная жертва и потом с возможным месту и обстоятельствам благолением выступила из храма духовная процессия. Но чиноположению церковному, на всех местах, где предполагалось быть городским воротам и башням, приносимы были установленные молитвы с окроплением святою водою и осенением образа Той, в руце которой иоручаем был град. Усердные граждане, ввосторге душевном, чтобы явит свою радост, при всяком торжественном действии стреляли из ружей, палили из пушек, привезенннх с собою шляхетством фамилий: Ковалевских, Земборских и других. Город в молитвословии наименован был „Харьковом". До сего было совещапие, как наименоват город. И общее мнение основалось назват его по реке, мимо его протекающей. Река течет из России, говорил Квитка, а с ним согласились и все, пусть и по имени известно будст, что мы коренные русские, подданные православного и преславного Царя Московского. Но окончании пиров, необходимых при таком пеобыкновенном событии, принялись за укрепление города. Вот его тогдашняя величина и обширност: первые ворота были, где ныне везжают к Университету; другие там, где дом и лавки купца С, Ф. Карпова; третьи, где сапожные ряд; четвертые, на случай обложения города, тайные ход к р. Лопани, спуск между присутственными местами и лавками Карпова. Прочее все было обнесено рвами, дубовым частоколом; кое где стояли пушки, о коих уже сказано выше. Так разсказывали старики.
Но действительно ли это было народное предание в настоящем смысле этого слова? Мне каясется, что это скорее фамильная легенда и при том с заметным влиянием ученых домыслов и соображений. Г. Ф. Квитка принадлежал к одному из древнейших родов местной казацкой старшины, представители этого рода желали доказат свое исконное дворянское происхождение и создали легенду, литературно обработанную ииисателем Г. Ф. Квиткой в цитированной выше его статье. Большинство Слобскодоукраинских старшинских родов (Захаржевские, Шидловские, Ковалевские) были выходцами из малороссийских областьей Польши, потому их некоторые считали поляками, хотя на самом деле они были православными южнорусцами. Фамилия Квиток—народномалороссийская; она не оканчивалась на ий и не давала, следовательно, ближайшего повода выводит ее из Польши. Никаких доказательств ее исконного дворянского происхождения не существовало. А между тем Квиткам удалось очень рано вступит в ряды Слободскоукраинской козацкой старшины и они этим самым как бы приобрели право на дворянство. В конце ХѴИИИго века старшинские роды стали переименовываться в российских дворян и тогда у них получили особенно важное значение генеалогические росписи. Большинство не могло представит документов, которые бы доказывали их шляхетское положение в Польше, но все-таки они настаивали на этом своем исконном дворянстве, а, быть может, под час и имели основания утверждат это. Вопрос о происхождении рода Квиток оставался открытым. ВПольше такого шляхетского рода не было, а между тем и Квитки, подобно Захаржевским, Лесевицким, вышли из Заднепровской украйны. Оставалось, таким образом, вывести их из Московского боярского рода, поселив отпрыск его (Андрея) в Киеве, центре Заднеировской украйны. /Такое происхождение вполне должно было удовлетворят фамильной гордости Кви
— 15 —
ток, ибо ставило их не только не ниже, а даже выше остальных фамилий, выводивших свое дворянство из польского шляхетства, Руссофильство своей фамилии, если можно так выразиться, Квитка подчеркивает в разсказе о наименовании г. Харькова по реке Харькову, потому что она течет из России, хотя рядом с этим в его повести невольно проявляется и стремление к местной малорусской стихии; оно выражается, например, в том, что Андрею Квитке приписана роль „осадчего", т. е. предводителя партии переселенцев; она проявляется и в том, что за благословением Квитка обращается не в Москву или Белгород, а вт Чернигов, игравший тогда роль центра левобережной Малороссии. Но фамильные характер разсказа Г. Ф. Квитки проявляется не только в том, что он разрешает воирос о дворянском происхождении этого козацкого рода, а еще и в исключительной роли, какая приписана здесь Андрею Квитке в заселении края. Он является не только истинным основателем Харькова, но и первым, и главным колонизатором Слободской украйпы вообще: он вызвал нереселение черкас из Заднепровской Малороссии; он руководил ими из своей Основы, при выборе месть для поселения; в самом имени Основы автор хочет видет намек на руководящую роль этого древнейшего поселка в деле заселения края; сам Харьков объязан ей своим происхождением. Очевидно, мы имеем здесь панегирик роду Квиток, напоминающий аналогичные панегирик роду ДонцовЗахаржевских, напечатанные в Киеве еще в 1705 году *); по всей вероятности, это литературное произведете Орновского было известно Г. Ф. Квитке, интересовавшемуся родной стариной и написавшему даже исторические очерк о Харьковском крае и Харькове; быть может, что оно даже внушило ему мысль литературно обработат свои фамильные предания и противопоставит их разсказам о военных подвигах ДонцовЗахаржевских.
Напомним кстати, что впоследствии Г. И. Данилевский также подверг литературной обработке свои фамильные легенды. Являясь не народным преданием, обыкновенно заключающим в себе зерно исторической истины, а фамильным панегириком и вместе с тем ученым домыслом, разсказ Квитки не может служит нам источником в вонросе о начале г. Харькова; он представляет для нас только историографический интерес, свидетельствуя о том, как представляли себе основание нашего города такие образованные и широко начитанные в свое время писатели, как Г. Ф. Квитка. Он дал нам то, что позволяли дать скудные письменные источники и предания, преломленные и приукрашенные в его авторском творчестве, на котором кроме того отразились его фамильные традиции.
По существу разсказ Г. Ф. Квитки еще более не состоятелен, чем разсмотренные нами выше предания о Харьке. Если даже из него выбросит совершенно легендарные подробности о происхождении и первоначальной судьбе Андрея Квитки, то и тогда в нем не останется ничего достоверного. Не возможно допустит общего руководительства Андрея Квитки в деле колонизации всего края, потому что каждая партия нереселенцев имела своего осадчего, с которым и являлась на новое место, и это было естественно, потому
1) Этой редчайшей книги нет в Ими. Публичной Библиотфке, Москов. Рун. Музфе, Библиотоке Ими. Московского архива Иностранных дел, Академии Наук, Библиотеке Киевской Духовной Акадфмии и КифвоПечерскоЙ Лавры, Московского и Харьковского Университфтов, Харьковской Духовной Семинарии. Во всех этих хранилищах я производил поиски, и только академик А. И. Соболфвский сообщишь мне, что нашел это иадание в Библиотеке Тверской Духовной Сфминарии—и я принял меры к получению его оттуда. Благодаря любезности администрации Семинарии, оно было доставлено на время в Харьковский университет—и я теперь, наконеп, мог ознакомиться с ним. Вот его подлинное эаглавие—Bogaty Wirydarz herbownemi wielmoinych ich meciow panow Zachartewakich zaeadzony rosami Iego Carekiego Majestatu etolnikowi i polkownikowi Charkowekiemu jego maci panu Theodorowi Zachariewekiemu w panegyryczny prezencie oddany. W. S. Cudotworney Wielkiey I#wrae Kiiowopiecxarakiey. Boku 1705. (158 стр.). 2. ..
— 16 —
что переселенцы выходили из различных местностей и поселялись также в разныи местах за Белгородской чертой. Андрей Квитка, проживая в своей „Основе", не мог даже знат естественных условий всей той территории, которая вскоре получила название Слободских полков; да и его, конечно, не могли знат обыватели Заднепровья, выходившие на яслободы" и из Киевщины, и из Волыни, и из Подолии и даже из Галиции. По словам Квитки, Основа древнее Харькова, но это не подтверждается никакими данными, названия ее мы не встречаем в актах ХУП века. Основа, по разсказу Квитки, была родовым гнездом этой фамилии, а по документальным источникам оказывается, что она и населена была не Квитками, а ДонецЗахаржевскими: Квитки только приобрели ее у этих последних покупкою в 1713 году !); указание на 1646 год, как на год основания Харькова, не только не подтверждается, но даже опровергается другими данными. Известие о иеренесении из Чернигова подлинной Чудотворной Елецкой иконы Божией Матери также трудно допустит, если вспомнить, каким глубочайшим уважением пользовались такие иконы на местах. И почему именно эта икона была двинута для торжества основания г. Харькова, когда ничто еще не указывало тогда на ту выдающуюся роль, какую ему придется играт в будущем; в момент основания это был один из маленьких городков Слободской украйны. Совершенно неправдоподобиым представляется также объяснение автора, почему чудотворная икона осталась в Харькове; выходит так, как будто в Чернигове забыли о ее перенесении в Харьков. По более древнему преданию, сообщаемому Преосв. Филаретом, эта икона была пожертвована Успенскому собору Кн. Барятинским только в 1687 году. 2)
Разсмотрев мнения прежних историков9) и предания об основании Харькова и убедившись в их неосновательности, мы обратимся теперь к документальным данным, большей частью нами самими собранным, и постараемся на основании этого достоверного материала решит поставленные вопрос. Одно из древнейших документальных свидетельств о Харькове относится к 1656 году. В этом году уже несомненно Харьков существовал; в нем жила большая партия переселенцев—малороссиян, явившаяся сюда, очевидно, сразу и занявшая своими дворами Харьковское городище. Об этом свидетельствует найденная мною отписка Харьковского воеводы Селифонтова 1657 года4). Харьковское городище—это нынешняя высокая центральная часть города, где собор, присутственные места, университет. Название „городище" указывает на то, что здесь некогда был какой то город. „Черкас"—поселенцев было так много, что они „все городище заставили своими дворами", а оно, по точному измерению Чугуевского воеводы Григория Спешнева, равнялось 530 саж. (нужно думат в окружности). В самое первое время Харьковские поселенцы были в ведении Чугуевского воеводы, потому что поселились в блйжайшем соседстве с Чугуевом (в 36 вер. от него), в пределах Чугуевского уезда. Чугуев представлял из себя одно из самых старых поселений за Белгородской чертой и быль основан еще в царствование Михаила Феодоровича также переселенцами из Заднепровья, вышедшими оттуда под предводительством козацкого гетмана Якова Острянина. Вот почему Чугуевский воевода измерял Харьковское городище для устройства на нем крепости—острога; вот почему он посылал к Харькову для ироведываяья вестей о татарах Чугуевских сторожей и станич
4) Филарета. Ист. Спт. опис. Харьк. фпархии, отд. Пф, стр. .129. *) Ист. Стат. опис Харьк. фпархии II, стр. 10—13.
) Мы не останавливаемся еще на мнении современного историка Харьк. Слободекого полка г. Альбовского, сообвдившего и некоторые новый данные по вопросу о иачале Харькова, потому что подьауемси одинавовым рукописным материадом с фтнм почтеннш автором, но только освещяем фтот материал иначе.
4) Д. EL Вагалея. Материады для йот. код. и быта, т. 1й, стр. 21—22.
— 17 —
ников. Но Чугуевский воевода, проживая в Чугуеве, не мог, конечно, обращат большого внимания на харьковских черкас, в особенности в таком сложном и трудном деле, как их первоначальное устройство дворами и постройка городских укреплений. Вот почему он охотно предоставил им значительную свободу и в том, и в другом деле, т. е. ностройке собственных домов и городских укренлений. Эти последния они начали устраиват по своему „извычаю", т. е. обычаю, который однако значительно отличался, как выяснилось впоследствии, от обычного типа московских городских укреплений. В 1656 году Харьковские черкасы уже успели себе устроит крепость под руководством Чугуевского воеводы, следовательно, начат ее постройку могли уже в 1655 году, но по своему малороссийскому типу, когда центральное правительство назначило им и Хорошевским поселенцам (совместно) особаго воеводу Селифонтова: 28 Марта 1656 года последовал указ Чугуевскому воеводе Сухотину Змиевских, Мохначевских, ИИеченежских, Харьковских и Хорошевских черкас ни в чем не ведат, так как в Чугуевском уезде велено быть для городового строенья в Змиеве—Якову Хитрово, а в Харькове Воину Селифонтову. А если ты, говорится далее в указе, узнаешь о приходе воинских людей татар, то должен будешь ссылаться с Яковом Хитрово и Воином Селифонтовым, чтобы сообща эти новые города и живущих в них служилых черкас в плен и расхищение не выдат ().
Новому воеводе по обычаю был дан наказ, определявший круг его объязанностей. На основании его он должен был устроит по общему московскому типу городскую крепость— острог, т. е. центральное укрепление. Однако он встретил большие затруднения при осуществлении этого проэкта. Горожане, как я уже сказал, устроили острог по чертежу Чугуевского воеводы, но очень низкий и редкий, причем острожины накладывали сверху. Когда же Селифонтов составил смету на постройку острога и приказал каждому поселенцу доставит нужное по разверстке число бревен, с тем чтобы они острожины ставили в землю и прикрепляли их вплотную друг к другу, то они отказались делать это и заявили, что это им не вмочь и что они разбредутся от этого врознь, потому что они людишки бедные, голодные, пашни еще не распахали, хлебом не обзаводились и дворами не построились, а когда со всем этим управятся, тогда они готовы выстроит острог и по указанному образцу. Воевода от себя прибавлял, что поставит острог нигде кроме городища невозможно—другого места не имеется, уменьшит острога нельзя, ибо все городище занято дворами и, следовательно, должно быть защищено—между тем поселенцы его не слушают, крепости не строит, по вестям на сторожи не ездят, в приказную избу сторожей и деньщиков не дают, а только безпрестанно пьют и бражничают и унят их нечем. Селифонтов спрашивал, как ему следовало поступит в виду изложеняых обстоятельств. В том же году воевода Селифонтов обратился с жалобой на Харьковских черкас к царевичу Алексею Алексеевичу. В ней он снова повторял, что черкасы не слушаются его, острога не делают, по вестям о воинских людях на отезжия сторожи не ездятв, сторожей и деныциков ему в приказную избу не дают. И теперь он, воевода, получил известие от Чугуевского воеводы 0. Сухотина, что приходили на Тор (ныне Славянск) в боль* шом количестве татары, многих русских людей и черкас побили и позабирали в плен, потом приехал из Полтавы черкашенин Митька Васильев и сообщил ему, чтотатарские „языки" (т. е. захваченные в плен татары) сообщили полковнику Пушкарю, что их единоплеменники собираются идти на украйяу; из Змиева тамошаий атаман Почфтовский писал Чугуевскому воеводе О. Сухотину, а тот передал это чрез Харьковского вестовщика, что, по словам шинкарей малороссийских городов, из Полтавы тамошние козаки ходили в
) Поди. собр. закон, т. 1й М 175; Моск. Арх. Мни. Юст. Столб. Белгор. стоя. И 404.
— 18 —
степь и взяли в плен 10 татар, которые сообщили с пытки, что их братия собирается идти на Государевы украинские города, а севрюки сообщили Змиевским старожилам, что видели более 30 человек татар на р. Берестовой, а урочища эти находятся немного более чем в 20 вер. от Харькова между Валками и Змиевом, но той дороге, которую вновь проложили жители Харьковского городища в 1654 году для поездок в Тор (т. е. Славянск) за солью; дорогу эту он, воевода, приказывал Харьковским и Хорошевским черкасам засечь (т. е. заделать, уничтожить), но они отказались это исполнит; приказывал он по этим вестям черкасам явиться на смотр, но многие из них не послушались, а самовольно разехались из Харькова по разным городам, иные же поехали на Тор вывариват соль, а в Харькове вследствие этого разъезда стало малолюдно и в приход воинских людей уберечь Харьковского городища будет невозможно, и если татары разорят Харьков или заберут в плен его жителей, благодаря этому непослушанию черкас, то его вины пусть в том не будет. Эта отписка была сообщена Государю, который велел отправит в Харьков к черкасам указ, где приказывал им быть в послушании—острог делать, новых дорог не прокладыват, чтобы ими татары не пришли, иначе татары придут и заберут их в илен и тем причинят разорение "). Здесь особенно любопытна хронологическая дата о существовании малороссийского поселения на Харьковском юродыще в 1654 году. Жители этого поселка ездили уже в это время в Тор, т. е. нынешний Славянск, за солью и проложили для этого даже дорогу. Это во всяком случае самое древнее упоминание о Харькове, но не о юроде Харькове, а о поселении на Харьковском городище. Однако поселенцы вскоре все такй принялись за постройку крепости по своему образцу, а в течение 1656, 1657 и 1658 гг. ее устроили по московскому типу. По крайней мере к этим годам относятся (не дошедшие впрочем до нас) „строельные" книги г. Харькова. В описаний г. Харькова 1686 г. мы находим о них следующее указание: „в приказной избе в сундуку великих государей дела—книги строельные г. Харькову 164, 165 и 166 годов за рукою воеводы Воина Селифонтова; во многих местах почернено и скребено и приписано"; это были самые древние документы в архиве Харьковской приказной избы, все другие были моложе 2). Что гор. Харьков построен был в эти три года, это подтверждается еще и другим документом: в описании городов Белгородской черты 1678 года о Харькове сказано, что, по книгам Осипа Корсакова, город этот построен в 164—166, т. е. 1656—1658 годах на реках Харькове и Лопани, на Крымской (т.е. правой) стороне первой и Ногайской (т. е. левой) стороне второй 3). В 1656 году постройка городских укреплений по московскому типу однако только что началась—город же не считался еще построенным—это видно из одного документа, найденного мною в архиве Министерства Юстиции—именно челобитной Харьковских детей боярских Гришки Карпова с товарищами, которую они подали в 1659 году в разрядные ириказ. Они раньше служили по г. Чугуеву, а в 1656 году были испомещены на диком поле на реке Жихорь, где и образовали деревню Жихорь ,и в то время Харькова города, писали они, не было, а ныне в 1659 году, Государь, по Твоему Великого Государя указу, построен Харьков город". В 1659 году они просили Харьковского воеводу разрепиит им отправиться в Москву, для подачи вышеуказанной челобитной *). С Чугуевским воеводой у вновь назначенного Харьковского также происходили недоразумения по поводу высылки им на сторожу к Харькову вместо служилых людей работников и малых ребят и при том
пеших и без ружей; Селифонтов жаловался на Чугуевского воеводу Белгородскому и этот последнии сделал виновному строгий выговор, упрекая его в том, что он это сделал „ради своей беэдельной корысти" Из памяти от 18 Февраля 1656 г. видно, что из Чугуева посылались обыкновенно разъезды в Харьков из детей боярских в количестве 5 человек.
Итак, начало построения города Харькова по малороссийскому тину относится к 1656 году; первоначальным местом поселения выходцев малороссиян было Харьковское городище, явившееся его будущим Кремлем, подобно тому как и Змиев, Салтов, Сумы, Белополье, Хорошево и Мохнач также были построены на городищах. На открытой, ровной, степной местностн городища являлись, можно сказать, единственными укреилсниями и потому то как Московское правительство, так и первые прочные „насельники" края черкасы должны были воспользоваться ими для защиты от татар. Не даром в предварптсльиых тонографических разведках Московских служилых людей для постройки новых городов городища описываются особенно тщательно: определяется их положение, величина и т. и.2). На это Харьковское городище явилась сразу целая партия переселенцев—потому то они и заняли своими дворами верхнюю часть города, потому то они и могли укренит ее всю тыном. Конечно, эта первоначальная партия постоянно потом пополнялась новыми выходцами, являвшимися или по одиночке, или целыми группами. Такие массовыя иереселения малороссиян из Задпепровья представляли обычное явление в XVII в.8). Иногда, таким образом, являлось сразу но несколько сот человек с женами и детьми, церковными сосудами и колоколами, стадами и всячеекпм имуществом. Так меяеду ирочим был заселен и ближайпний к Харькову пункт—г. Чугуев. Но народное предание перенесло черты сравнительно ноздних явлений—на более ранния; в XVIII в., о котором могли сохраниться живыя восноминания, массовыя переселения с правого берега Днепра совершенно почти прекратились, новые поселки образуются теперь преимущественно путем выделения из прежних хуторов, слобод и т. и. Эти хутора и слободы стали заселяться частью обитателями из Слободской украйны, а частью выходцами из соседней Гетманщины, т. е. левобереяшой Малороссип, где иаселеиие пользовалось еще правом вольного перехода. Конечно, разеуждая а ргиоги, нельзя отрицат возможности и того, что еще до появления большой партии переселенцев в нынешнем Харькове нриютнлась какая либо переселенческая семя или небольшая группа, но, во 1х, на это мы не имесм никаких положительных указаний, а, во 2х, документы указывают нам именно на большую, а не маленькую группу. Свое имя вновь построенные город получил, само собою разумеется, не от мифического Харька, а от реки Харьков. Назвацие рекн древнее названия города. В знаменитом русском географическом намятнпке „Книге большого Чертежа**, составление коей относится к началу XVII в. и в которой перечисляются населенные пункты Московского Государства, пет города Харькова, а есть река Харьков. Далее филологически невозможно происхождение имени Харьков от Харька; от этого носледнего слова могло бы образоваться название Харькйв, с ударением на носледнем слоге; звательные
1) Д. И. Багялея. Материалы. Т. 2-й, стр. 77. Отписка эта помечеиа 163, т. е. 1655 г., но повндимому это ошибка, потому что в другом документе сам Селифонтов говорит, что был назначен в Харьков в 164, т. е. 1656 году; ср. Д. И. Багалея. Материалы J, стр. 22, тоже в Моск. Архиве Минист. Юстиции. Столбец Белгор. стола, № 389. Впрочфм и 163и год мог означат 1656Й год, если принят во вниманиф, что в XVII в. год начинался с 1-го сентября—все зависело от того, в каком месяце происходило событиф. При пере воде счета старых годов от сотворения мира, всегда возможна разница на 1.
а) Д. И. Багалея. „Основание города Харькова11 стр. 6; ссылка на Столбец Белгор. стола 2 4814 в
Моск. Архиве Минист. Юстиции.
) Д. И. Багалея. „Очерки по истории колонизации и быта" т. 1й, стр. 425428, там и ссылка на первоисточники.
— 20 —
падеж имени Харько правда звучит „Харьку", но от звательного падежа не происходят производные.
Спрашивается теперь, к какому же времени нужно отнести не построение города Харькова, а первое появление здесь переселенцев? Если постройка городских укреплений при Селифонтове началась здесь в 1656 году, то, очевидно, черкасы явились сюда раньше, но когда? Документальные данные не дают нам прямого и точного ответа на этот вопрос, но мы представим свои соображения, основанная на документах и решающия этот вопрос, на наш взгляд, с значительно долею вероятия.
В 1656 году черкас, поселившихся на Харьковском городище, назначенные к ним воевода Селифонтов называет „новоприбытными", т. е. недавно прибывшими. С другой стороны невозможно допустит, чтобы Московское центральное правительство оставляло их долгое время без самостоятельная воеводы, в особенности, если обратит внимание на то обстоятельство, что в Харьков явилась значительная партия переселенцев; своими домами они застроили все городище окружностью в 530 саж., а на таком пространстве, при тогдашней скученности построек в креиостях, можно было поставит не мало домов. На основании этих соображений можно предполагат, что во всяком случае были уже переселенцы в Харькове в 1655 году. Это предположение находит себе нодтверясдение в следующих документальных данных. До последнего времени мы не знали ни числа, ни состава Харьковского населения в момент основания города. Теперь именной список Харьковцев за 1655й год отыская мною в Московском Архиве Министерства ИОстиции и в виду его интереса и важности целиком печатается в приложены. Здесь ясе в тексте я ограничусь по поводу его только некоторыми краткими замечаниями. Всех черкас в Харькове в 1655 году оказалось 587 душ мужского пола (в слободе Хорошевское городище было 50 душ, но эта слобода, входившая в составь Харьковского уезда, приписалась теперь к Змиеву). Число женщин не обозначено в этом перечне, но оне, конечно, были и не переписывались разрядом, потому что этот последний ведал поселенцев и интересовался ими, как ратными людьми. В этот список не вошли и дети, а, также, вероятно, родственники, свойственники и другие лица, не принявшие на себя самостоятельных военных объязанностей и не попавшие поэтому в список Харьковских служилых черкас. На служилый же, воинский, по всей вероятности, козацкий состав данного реестра }гказывают два обстоятельства: во 1х, то, что во главе всех этих черкас стоял атаман Иван Васильев сын Кривошлык, а, во 2х, то, что они делились на сотни и десятки, во главе которых стояли сотники и десятники. Любопытно, что это было фактическое десятичное деление, т. е. в состав сотни действительно входило сто человек, десятка—десят, за исключением последней шестой сотни, в которой не оказалось полной сотни, а только 87 человек; между тем как впоследствии сотня потеряла свой строго цифровой характер и заключала в себе значительно большее или меньшее число лиц. Сотником 1й сотни был Тимош Лавринов, 2-й Логин Ященко, 3й Малей Федоренко, 4й Семен Песецкий, 5й Калиник Кушнер, 6й Костя Слюсарь. Фамилии поселенцев в общем чисто малороссийские, хотя иногда получившие несвойственную им великорусскую редакцию, происходящия преимущественно от имен с окончанием на енко; первоначально это енко обозначало, что это был сын известного лица, нанример, Иваненко—первоначально, в первом поколении, означало сына Ивана, а потом превращалось уже в прочную фамилию или кличку: Тимошенко, Якименко, Даниленко, Ефименко, Клименко, Гордефнко, Алексеенко и т. и. Другие фамилии также оканчивались на енко, но не произошли от личных имен, а иного происхождения, напрпмер, Сонченко, Суровченко, Ващенко, Слипченко, Ваненко, Дурасенко, Дегтеренко и т. и. Третьи происходят
— 21 —
от названия разных ремесл и промыслов, например, Мельаик, Перевозннк. Токарь, Колесник, Коваль. Кушнер, Котляр, Швец, Ткач, Резннк, Кравец и т. и. Четвертыя проксходят от названия местностей, народов, разных предметов, напрнмер, Кодацкий, Жук, Кременчуге кий, Волошеннн, Москаль, Хмель, Журавль, Дудка, Стриха, Ломака, Тетеря, Корытнн, Рогатинка, Заяц, Сыроежка, Горобец и т. и. Пятыя—от разных свойств и качеств—Тихий, Дурной, Кривый, Рудый, Черные, Недбаенко, Лысый и т. д. Шестыя представляют из себя отчества, но только в русской форме, например, Иванов, Семенов, Яковлев и т. и. Ест, наконец, и такие лица, которые называются по фамилиям своего тестя, например, Яков Шарков Зят и др. Получили ли эту военную организацию все эти лица только на месте в Харькове, или уже пришли с ней в Харьков—неизвестно; ибо в Слободскую украйну приходили партин переселенцев, в составь которых входили не одни козаки, но и мещане и посполнтые, стремившиеся в козачество. Харьковских черкас воевода Офросимов называл сбродом мужиков деревенских, указывая этим на преобладающи! в их составе элемент посполитых. Во главе Харьковских черкас стоял атамань, глава всех сотен и сотников. Если принят во внимание однородные составь Харьковских поселенцев и сопоставит этот факт с презрительным замечанием воеводы, что это был всякий сброд, то скорее можно будет предположит, что харьковские черкасы составили из себя козацкий отряд уже на месте в Харькове. Чрезвычайно важным указанием является свидетельство документа, что во главе сотен стоял не полковник, а атаманы следовательно в это время еще не было Харьковского полка. Если присоединит к воигаам женщин и детей, то всех жителей в Харькове в 1655 году, вероятяо, было 1500—1800 человек обоего пола. Если сравнит население Харькова и Хорошевской Слободы, то окажется, что в первом было по крайней мере в 10 раз более жителей, чем во второй. Отсюда видно, что Харьков сразу занял видное место среди других поселений по своему многолюдству. Это доказывается также и тем, что он сейчас же приобрел значение самостоятельного уездного центра. Преосвященные Филарет еще имел в руках одну чрезвычайно важную для нас выдержку из жалобы Белгородскнх священников, которая подана была Белгородскому воеводе Вас. Бор. Шереметеву. Недавно нам удалось найти эту челобитную в подлиннике *). В этой челобитной они писали, что их церковной вотчиной завладели в 1654 г. без всякого права переезжие из разных городов черкасы, а вотчина их расположена в Белгородском уезде и состонт из речек: Лопани и Харькова со всеми угодьями; об этой церковной вотчине черкасы заявили, что она находится в Чугуевском уезде и стали там бит дикого зверя, ловит рыбу и сечь бортные деревья. Белтородский воевода запретил этим черкасам, заисключением только 37 человек, явившихся ранее, селиться в Белгородском уезде, а сделал распоряжение о поселении их в уезде Чугуевском. Но они все-таки там станы и пасеки завела, аверя и рыбу довили, бортные деревья секли и монастырских севрюков грабили, а в 163 (т. е. 1655 г.) построили жилым городом новый город Харьков на рр. Харькове и Лопани, а строил тот город по Государеву указу строилыцик и воевода Воин Селифонтов*. Очевидно, что Белгородской церкви принадлежало все течение рек: Лопани и Харькова со всеми угодьями, в качестве „ухожая*, т. е. звероловного и рыболовного угодья; вследствие отдаленности их от Белгорода невозможно было фактически владет ими и эксплоатироват их для целей земледелия. Соборной Троицкой церкви в Белгороде приваддежал и Мохначевский юрт, который лежал еще южнее Харькова (это нынешние Мохначи),
М Ист. стат. опис Харьк. ел., И, 159—160, Архив Мин. Юстнции. Столбец Бедгородского стола И 504, стр. 201—303
— 22 —
а в 1656 году мы видим уже там нововезжих черкас. Московское правительство охотно принимало малороссиян и селило их за Белгородской чертой. И очевидно, что черкасы, занявшие угодья по рр. Лопани и Харькову в окрестностях Харькова, были те самые, которые основали Харьков, ибо к новому городу, сделавшемуся вскоре центром окружающей его территории—уезда, отведены были, как увидим далее, весьма обширные земельные угодья, именно земли по этим рекам. Быть может, о них говорит и другая грамота, приводимая Преосв. Филаретом. По сведениям ее, в 1655 г. явилась в Чугуев партия малороссиян в 800 человек под предводительством атамана Максима Тимофеева и испрашивала позволения у Государя селиться на вечные времена в Чугуевском уезде в урочище между рр. Лопанью и Харьковом. Государь велел их здесь устроит дворами и наделит землею по 24 или 30 четей на душу (не считая сенных покосов). К сожалению, в документе не определяется точным образом местожительство этих черкас; это подало повод Преосв. Филарету высказать нредположение, что черкасы эти были поселены в сл. Липцах и Лопани, и предположение это он подкрепляет близостью этих селений к Белгородскому уезду, многочисленностью поселенцев и ранним уноминанием (в 1663 году) о сл. Липцах. Но доказательства эти не особенно убедительны: владения Белгородских священников, как мы видели, захватывали Мохначевский юрт, который лежал далеко южнее Харькова и даже Чугуева; местоположение сл. Липец и Лопани, по нашему мнению, не совпадает с определением грамоты: с. Липцы расположено на р. Харькове, а с. Лопань на р. Лопани; между тем партия черкас под предводительством Тимофеева поселилась в урочище между Лопанью и Харьковом, что соответствует скорее Харькову. Харьков лежит при впадении Харькова в Лопань, а земельные дачи его поселенцев захватывали значительную территорию между рр. Харьковом и Лопанью к северу от города. Указат другое поселение, которое бы более Харькова соответствовало приведенному в грамоте указанию, мы не можем; приурочит его, например, к Лозовой трудно, потому что отряд черкас в 800 чел. был бы уже слишком велик для Лозовой, да и первое упоминание о Лозовой (и притом Русской, а не Черкаской) относится только к 1663 году. Скорее можно было бы приурочит этих черкас к Хорошеву, но там, как мы знаем, было всего 50 человек. Между тем в Харькове в 1655 году было переписано 587 взрослых поселенцев муж. пола. Таким образом, можно предполагат, что упомянутая партия переселенцев, состоявшая из 800 душ, поселилась главным образом в Харькове, а также в Хорошеве и других селениях, расположенных в областьи рр. Лопани и Харькова. Хронологие и топография вполне соответствуют такому предположению и нельзя назват другого пункта в этой местности, к которому бы можно было приурочит поселение 6—8 сотен черкас: в слободах, как это видно на примере Хорошева, поселялись не сотни, а десятки воинов. Конечно, сделанное нами приурочение представляет все-таки гипотезу, но и помимо этого остается вне всякого сомнения факт существования малорусского поселка на Харьковском городище в 1655 году. Поселок этот был в Чугуевском уезде и находился в ведении Чугуевского воеводы, который руководил здешннми поселенцами, при устройстве ими укрепления. Если при этом приурочят к этим именно Харысовским поселенцам вышеприведенную жалобу Белгородских священников о захвате ими земель по рр. Лопани и Харькову, то придется отнести первое появление их в этих местах к 1654 году. Но и помимо этого мы имеем категорическое свидетельство документа о том, что на Харьковском городище существовало поселение в 1654 г.: Харьковский воевода Селифонтов в 1656 г., как мы знаем, жаловался в прикаэ, что черкасы Харьковского городища в 1654 г. проложили дорогу и ездили оттуда на Тор за солью.
— 23 —
Приведенное раньше свидетельство Жихорцев, что в это время Харькова еще не было, не противоречит нашему заключению, ибо они имели в виду город Харьков, а мы говорим о поселении малороссиян на Харьковском городище.
И так, древнейшие следы малороссийского поселения на Харьковском городище относятся к 1654 году, а постройка городских укреплений, т. е. города началась в 1655 году. Мы отвергли Харька—мифического основателя Харькова, но на место его можем теперь, на основании более достоверных свидетельств, поставит истинного основателя нашего города—первого Харьковского осадчего, т. е. предводителя партии переселенцев, впервые осевшихся здесь; это был Иван Каркач. И Харьковские малороссияне, подобно Чугуевским, Острогожским, должны были явиться на новое место жительства со своим осадчим. Подобно тому как некогда на Чугуево городище явилась партия малороссиян под предводительством гетмана Якова Острянина, а в Острогожск—под предводительством Ив. Дзинковского, и у Харьковских черкас, представлявших значительную партью, должен был быть свой осадчий, ватажок или атамань. Древнейшие документы, правда, не называют нам его имени, но это, во 1х, потому, что до нас дошли только московские акты, имевшие в виду не внутреннюю казацкую организацию, а деятельность центрального правительства и его местных органов в деле обороны и заселения края, а, во 2х, и потому еще, что о первоначальном заселении Харькова у нас нет современных событью документов. Но пробел этот пополняется документами ХѴШго века. По „хроногеографическому описанию" Харькова (1767 г.) нервым харьковским осадчим был Иван Каркач Правда, этот же документ сообщает неверное известие, что Харьков был основан в 1630 году, но это не опровергает его сведения о первом Харьковском осадчем; год основания города с болыпим трудом мог сохраниться в памяти населения, чем имя осадчего. В момент своего основания Харьков ничем не отличался от других городов и слобод, основанных переселенцами— малороссиянами; следовательно, основание его должно было пройти также незаметно, как и основание других слободскоукраинских городов, но имя первого осадчего всегда сохранялось в памяти жителей даже и небольших поселений. Сообщение „хроногеографического описания" подтверждается еще и другим документом—описанием Харькова, представленным в известную Екатерининскую Коммиссию для составления проэкта нового уложения: там также первым Харьковским осадчим назван Иван Каркач. Там и время основания города показано правильно. „Сколько известно, читаем мы там, той город Харьков населен в средине прошедшаге века призванными из Заднепровских и малороссийских городов по привиллегием вольными людьми малороссийского народа для защищения границы от набегов татар, и первым осадчиком был малороссиянин прозванием Иван Каркач* 2). Кроме того фамилия Каркача встречается еще в двух документах: в межевой грамоте г. Харькова 1663 года упоминается „Каркачева пасека* 3), и в ведомости о Мерефянской сотне Харьковского полка говорится о старинном козаке Степане Каркаче 4). Наконец, в самое последнее время мне удалось найти упоминание о фамилии Каркачей и в документах XVII в. В списке Харьковских поселенцев 1655 года упоминается Яков Каркачев, а во главе Харьковских челобитчиков в Москву был отправлен Грицко Каркач5). Очевидно, что среди Харьковцев была целая семя Каркачей и один из них—Иван—
») Д. И. Вагедея. Материны, II, стр. 216. *) Ibidem, стр. 214.
*) Рукописная межевая выпись Харькова 1663 г.; сообщена В. В. Гуровыигь.
сиграл роль осадчего. Памят о нем долго сохранялась в Харькове—до 2-й половины XVIII века, когда его имя занесено было и в письменные документы, а потом, быть может, с потемнением воспоминаний, его имя отождествили с мифическим Харьком: К при смягчении могло перейти в X и Каркач мог превратиться таким образом, в Харкача, ибо в такой редакции его имя объясняло название основанного им города Харькова.
Вспомним же ныне с признательностью имя Ивана Каркача, который выбрал для поселения своей партии малороссийских выходцев именно Харьковское городище, убегая от религиозного и экономического гнета, ища в новом пустынном тогда крае свободы совести, свободы общественнополитической и материального благополучия.
Он вышел из Малороссы, по всей вероятности, Заднепровской тогда, когда она напрягала при Вогдане Хмельницком все свои усилия к освобождению от польского ига и Переяславским договором с Московским государством 1654 г. старалась обезпечит себе свободу под властью единоверной России. Одна часть малороссийского народа—Малороссия прямо вступила в подданство России, а другая заселила ей целый новый край—Слободскую украйну, центром которой суждено было сделатьься городу, основанному Иваном Каркачом. Пусть же памят о нем держится в Харькове, пока будет стоят город.
Вышеприведенными данными и соображениями и исчерпывается в сущности вопрос об основании Харькова. Но в заключение мы позволим себе еще остановиться на гипотезе проф. И. Я. Аристова, предполагавшего, что Харьков возник на месте древнего Половецкого города Шаруканя. Город Шарукань, который сдался русским князьям в 1111 году, должен был находиться где то в местности нынешних Харькова и Чугуева. Правда, летоиись помещает его в областьи Дона, однако под летописным Доном следует здесь разумет Донец; по крайней мере к такому заключению приводит разсчет пути, сделанного русскими князьями. Но ближайшее определение местоположения Шаруканя оказывается очень трудным. В Воскресенском сниске летописи сказано, что князья исполчившись пошли с Дона (т. е. Донца) на Шарукань; следовательно, Шарукань должен был находиться, повидимому, в некотором разстоянии от Донца; и такому условию удовлетворяет Харьков. Но в таком случае русские князья должны были сделать ненужные напрасные крюк: подвигаясь постоянно в юговосточном направлении, они подошли, наконец, к Донцу, а потом опят принуждены были бы, чтобы добраться до Харькова, возвращаться назад на запад, между тем как им гораздо проще было сначала подойти к Харькову, а потом уже к Донцу. Если же предположит под Шаруканем нынешний Чугуев, то опят получится несообразност: русские князья отступали от Донца, чтобы подойти к Шаруканю, а сам Чугуев стоит на Донце. Этимологие здесь также не дает положительных указаний. Город Шарукань назывался еще Чешуевым и Осеневым (все эти названия происходят, очевидно, от имен Половецких ханов); и если имя Шарука напоминает нам несколько Харьков, то имя хана Чугая еще ближе подходит к нааванию Чугуева.
Но если и нет данных для отождествления Половецкого Шаруканя и Харькова, то это не исключает возможности мнения, что наш Харьков возник на месте какого то дотатарского города (ибо у татар здесь городов не было), может быть Половецкого, но может быть и русского. Проф. И. В. Голубовский в своем прекрасном исследовании „Печенеги, Торки и Половцы" доказал, что граница ЧерниговоСеверского и Переяславского княжества шла гораздо далее на юг и юговосток. чем это принято думат. Нынешняя Харьковская губерния составляла боевую границу древней Руси вообще и Северщины в частности. В пределах нынешней Харьковской губернии мы находим ЧерниговоСеверские города: Вырь, Вьяхань, Напаш. Чрезвычайно важным свидетельством в этом отношении является суще
— 25 —
ствование в XII веке русского города Донца, остатком которого, быть может, является Донецкое городище на р. Удах, впадающих в Донец (в 8 в. от Харькова, где теперь с. Бабаи). Следя за походами русских князей в Половецкую землю, мы видим славянорусское, северянское население и на Суле, и на Псле, и даже на Ворскле. С другой стороны Половцы, как видно из тех же летописных известий, не имели еще своих постоянных жилищ в бассейне Пела, Ворсклы, Донца и его притоков—Уд с Лопанью и Харьковом, Мжи, Оскола: их зимовища и летовища шли по рр. Орели, Самаре, Тору, южному Донцу и Дону. О существовании в Харьковщине и Полтавщине, до новой их малорусской колонизации целаго ряда городов свидетельствует масса городищ, расположенных необыкновенно правильно по течению рек Пела, Ворсклы, ее притоков Мерла и Коломака, Донца и его притоков Уд и Мжи, образующих несколько укрепленных линий. Упоминания об этих городищах мы находим в книге большого чертежа и росписи Донецких станиц
XVI в. В пользу русского происхождения говорит русские названия многих из них. Все это, повторяю, делает возможным предположение, что Харьковское городище представляет остатки какого либо старинного города домонгольского периода нашей истории, т. е. эпохи до половины ХШ в. Большую услугу истории могла бы оказат в данном случае археологие. Но, к сожалению, находки древностей в пределах городской черты хотя и случались, но едва ли регистрировались и в настоящее время мы их почти не имеем в своем распоряжении. Неблагоприятным обстоятельством в этом отношении явилось то, что Харьковское городище, представлявшее из себя остатки более древнего поселения, уже в половине
XVII века сделалось центром нового города—его крепостью, акрополем и, следовательно, подвергалось разным изменениям и раскопкам в то время, когда находкам различных предметов древности не придавали никакого значения. Теперь оно сплошь занято постройками и потому археологическое исследование его невозможно, в противоположност, например. Донецкому городищу, которое легко и ныне подвергнут всестороннему изучению посредством раскопок. Другим неблагоприятным обстоятельством нужно признат отсутствие в Харькове до последнего времени музея местных древностей и специалистов—археологов. К тому же если то древнее поселение, на месте которого возник нынешний Харьков, представляло из себя город в домонгольский нериод нашей истории, то он не мог быть в силу своего географического положения значительным культурным центром, а напоминал такие бедные украйные городки—острожки ЧерниговоСеверской земли, как—Вырь, Вьяхань, Попаш, где, по выражению одного из тогдашних князей, сидели только Половцы да псари, т. е. обрусевшие тюрки, принявшие на себя защиту русских окраин от своих диких сородичей, и охотники. Таким образом, Харьковская почва не могла доставит таких богатых кладов и находок как, наиример, Киев и другие центральные города древнерусской земли. Но кое какие древности тем не менее время от времени в Харькове находили. На Холодной горе был раскопан курган, в котором найдены человеческие кости, уголь, черепки, представлявшая, вероятно, следы языческого погребенгя 1). На той же Холодной горе найден был образ Спаса Нерукотворенного из гипса древнегреческого стиля, как предполагают домонгольского периода *). Находимы были в Харькове татарские джучидские монеты XIV века. И, наконец, едва ли не самой интересной находкой нужно признат бронзовое зеркало, отысканное в окрестностях Харькова и поступившее от студента Криворотова в 1854 году в музей Харьковского университета, где и ныие хранится. Оно подверглось
) Д. И. Вагадея. Археологическая карта Харьковской губ. а) Труды Шго археологического сеада, II, 205—207.
— 26 —
тщательному научному исследованиго профессоров Казанского университета И. Катанова и Д. Айналова *) Они пришли к заключению, что зеркало это восточного ироисхождения и имеет надпись на арабском языке, которая читается так: „прочная слава при безмятежной жизни, всестороннее счастие при спасительной победе, возрастающий успех при вспомоществующей судьбе и благоприятное положение при продолжительности существования (или блаженное состоите при будущей жизни) (да будут) во векиа.
„Содержание надписи показывает, говорит г. Катанов, что зеркало предназначалось вообще для начальника, управлявшего войском, но имени этого начальника нет... зеркала такого рода были отливаемы вообще по одной форме и пускались в обращение". „У арабов, говорит далее г. Катанов, металлические зеркала имели лишь практическое значение, как туалетная принадлежност, но другие народы, у которых эти зеркала были находимы, придавали и им магическое значение; также и др. инородцы клали зеркала при иокойниках, желая последним добра в загробной жизни". Проф. Айналов, разобрав подробно орнамент Харьковского зеркала, пришел к заключению, что он иредставляет линейную форму арабески чистого типа XI—XIII в. Остановившись же на других зеркалах, найденных в Харьковской губернии, он высказывает убеждение, что они вполне родственны по типу и штемпелям с поволясскими зеркалами и, следовательно, шли торговыми путями на юг в XI—ХШ в. через Поволжье с востока.
Таким образом, и зеркало, найденное в окрестностях Харькова, указывает на домонгольский или начало монгольского периода нашей истории. Да и едва ли можно отнести городища Харьковской губернии к другому белее раннему или более позднему времени. К более раннему времени их трудно отнести потому, что тогда едва ли бы сохранилась к концу XYI в. памят о том, что это были прежде города; к более позднему трудно отнести потому, что татаре, говоря вообще, не были строителями городов в пределах русской территории. Естественнее всего предположение, что это были города в Половецкой земле (каким выступает перед нами по летописи, например, Шарукань), заселенные смешапным русскотюркским элементом, но с господством последнего, в противоположность украинским городам русских княжеств, где также жило смешанное население, но господствовала стихия русская. При такого рода предположены делается понятным присутствие в находках как русского, так и тюрского элемента. Должно быть отмечено здесь то обстоятельство, что и другое городище, находящееся в ближайшем соседстве с Харьковским и упоминаемое уже в Книге Большого Чертежа—Донецкое, представляющее, по мнению некоторых, остатки русского города Донца ХП века, так же дало татарские монеты XIV века, а возле него открыто было древнее языческое погребете с височными кольцами славянского типа. Недалеко от Чугуевского городища на берегу р. Донца у сел. Кочетка найден был крестьянином и приобретен мною для унивёрситетского музея выдающейся памятник древности—бронзовая фигура всадника на коне западноевропейской работы или так называемый водолей (рукомойник), относимый г. Смирновым, посвятившим ему специальное исследование 2) ко 2-й половине ХП века. Одним словом, многое указывает на то, что местпость Харькова и его окрестностей не представляла из себя пустыни в эпоху до XIV века, хотя этнографическое приурочение Харьковского городища к той или другой народности, при недостаточности археологических данных, пока невозможно. _
г) См. ст. их ,Вост. метал, зеркала из Харьк. и Екатерин, губ.11 в „Трудах Харьк. цредв. ком.", т. 1, стр. Ш—474.
*) «О бронаовом водолфе западноевропейской работы, наиденном в Харьк. губ. и 0 других подобным находках в пределах Россияа. (Труды Харьк. Пред. Ком., т. 1й, стр. 481—519).
Глава 2-я.
ТопограФИя Харькова в XVII—XVIII веках.
Постараемся теперь проследит во всех подробностях постепенное возрастание территории г. Харькова со времени его основания до начала XIX века.
Что из себя представлял Харьков в XVII в. в смысле топографическом? Некоторое понятие об этом дают описания его крепости, дошедшие до нас от XVII ст. Такие описания относятся к 1663, 1668, 1670, 1673, 1675, 1678, 1686 и 1690 годам. Составлены они были харьковскими великорусскими воеводами и представляют оффициальные отчеты их Московскому правительству о состоянии, в каком находилась Харьковская крепость. Этою специальною целью определяются как достоинства, так и недостатки этого материала. Данные, касающияся укреплений, в высшей степени подробны и точны; но за то они вовсе почти не заключают тоиографических сведеяий о тех частях города, который находились за чертою укреплений. Впрочем в XVII в. Харьков и имел значение главным образом в качестве военного оборонительного пункта. В половине XVII в. нынешняя Харьковская губерния представляла из себя Украину русского мира, передовой оплот для Московского государства от татар, производивших на нее постоянные нападения и набеги. Население ее поневоле доляшо было превратиться в воинов, не переставая в то же самое время оставаться земледельцами и промышленниками. Жители еяслобожане—сиграли таким образом очень важную роль в деле защиты Русского государства от татар следуя в этом случае примеру своих собратьев—малороссийских козаков и запорожцев. Привлекаемое огромным количеством плодородных земель, религиозной, социальной и экономической свободой, стекалось в Слободскую Украину население отовсюду, где дали себя почувствоват крепостной гнет, недостаток земли или религиозное преследование. Трудно приходилось переселенцам, особенно на первых порах; но свобода, очевидно, была милее всего и потому край быстро заселялся. Там, где были одни сторожи и станицы, т. е. временные стоянки московских служилых людей, теперь появились укрепленные города; в лесах устраивались засеки; в степях—укреиления из валов и рвов. По дикому полю, где никто никогда не косил травы, зазвенели косы и полегла рядами трава, прошел плуг и поднял целину, нетронутую, может быть, от века и уже во всяком случае от времея скифов—пахарей и древних русичей. Вот такую то роль передового оплота против Крымских орд играл и Харьков в XVII веке. Отряды татар делали нападения на его окрестности, а в 1680 г. подходили к самому городу
Первая постройка его укреплений принадлежала еще, как мы видели, самим малороссийским поселенцам: они строили городские укрепления, правда по чертежу Чугуевского воеводы, но по своему обычаю, т. е. так, как они привыкли укреплят свои городки и местечка в Заднепровской Малороссии.
1) Д И. Вагадея. Материады т. И, стр. 101.
3 4327
— 28
Размеры этой крепости в первоначальные момент заселения города были не великиравнялись, как мы знаем уже, 530 саж. в окружности. Существовали ли в это время кроме крепости или острога еще и слободы, источники не говорят; известная нам отписка воеводы Селифонтова 1657 г. говорит только о том, что черкасы заняли своими постройками все городище; но они могли жит и за его пределами; воеводу в данном случае интересовал только вопрос—можно ли было уменьшит размеры острога, соответствовавшего городищу. Харьковская крепость в 1663 году представляется нам в таком виде. Креность его была деревянная и состояла из дубового тына с обламами, котками и засыпными тарасами; обламы—это бруствер в стене высотою под грудь стрелка; котки—бревна, которые помещались на вершине стены или башни и скатывались на врага во время приступа; стена рубленая тарасами, состояла из двух венчатых стен, расположенных параллельно друг к другу на толщину ограды; они соединялись друг с другом под прямым углом поперечными стенами, так что образовывались клетки, которые наполнялись землею или камнями. Тын был окружен рвом. Воевода Сухотин (бывший в Харькове в 1660, 1661 и 1662 гг.) построил другой тын и сделал нодле него ров глубиною и шириною в 2 сажня, а в стенах 10 башен, покрытых дранью. Одие из них были нроезжия, т. е. имели ворота; другие—глухия. Вся окружность городовой степы равнялась 475 саж., т. е. была немногим менее одной версты. Форму крепость имела четыреугольную; на четырех углах ее было по башне и эти башни носили название наугольных; одна из них была вместе с тем и вестовой: в ней висел вестовой колокол весом более 9 пудов. Другая находилась у реки Харькова, третья—у реки Лопани, четвертая тоже у Лопани. Из 6 остальных башен одна называлась Московской, другая Чугуевской, третья Тайницкой, остальная— без особых названий (одна глухая, другая—средняя, третья—над воротами). Название первых двух объясняется, очевидно, их положением: через них лежали дороги на Москву (нынешняя Московская улица) и Чугуев; в Тайницкой номещался тайник, т. е. тайные ход с колодезем, иростиравшийся на 16 сажень в длину и и!/г саж. в ширину. Все башни были устроены более или менее одинаково: восем из них были с обламами и шатрами или клетями на верху; две (Тайницкая и с проезяшми воротами) без обламов, но с шатрами. Оне возвышались с обламами и шатрами на 41/*—б1/* саж., а без них—от 1!/а до 37* саж. Самая низкая была Тайницкая башня: она возвышалась всего на Г/г сажня, а самая высокая вестовая, возвышавшаяся на б1/* саж. Разстояния мея«ду башнями былиследующия: 52, 554, 52, 63, 57, 37, 368/4, 52, 141/* и 567* саж. Ворот было трое и подле каждых* из них было по караульной избе; одни ворота были сделаны на протоке между острожными стенами, вели к р. Лопани и были 17* сажня ширины; другие находились в Московской башне, третьи—в Чугуевской: двое последних назывались поэтому проезжими. У всех ворот и порохового погреба были сделаны железныс запоры. Около рва за крепостыо был набит в дубовыя колоды „честик", т. е. частокол, состоявший из кольев, расположенных на близкрм разстоянии друг от друга в шахматном порядке; колья были вбиты в дубовыя колоды; позади честика были еще расположены „надолобы", т. е. обрубки дерева, стоймя вконанные в землю в один или несколько рядов. К окологородным упреплениям Харькова нужно отнести также „отезжий городок" в Харьковском уезде на Ржа* вом колодезе, на знаменитом Муравском шляху. Он имел четыреугольную форму и занимал пространство в 80 саж. в окружности; высота его стен равнялась 2 саж. От него шла засека на 200 саж. в длину и на 50 саж. в ширину, укрепленная сверх того еще надолбами в три кобылины, т. е. в три ряда. В этом тородке построена была караульная башня. Здесь стояли на стороже дети боярские из Харькова, села Архангельского и дерев
— 29 —
Жихоря, переменяясь друг с другом. Воевода Василий Сухотин к прежнему Харьковскому острогу или креиости пристроил новое пригородное укрепление. Окружность его равнялась 240 саж. Стена его состояла из стоячего дубового тына с обламами, катками и с помостами; башни еще не были поставлены. Высота стены до обламов равнялась I1/* саж. Острожек этот предназначался для осадного времени и потому в нем выкопано было четыре колодца.
Такова была Харьковская крепость. Внутри ее важнейшими постройками был собор и приказная изба. Соборные храм был во имя Успения Пресвятыя Богородицы. Приказная изба была невелика: занимала пространство в 3 сажня; в ней хранилось 20 грамот о всяких делах, 228 отписок Белгородского воеводы Гр. Гр. Ромодановского, именные книги харьковских черкас и русских служилых людей, приходорасходные книги, ведомости об истраченном иорохе и свинце. Кроме приказной избы был еще Государев двор, а в нем хоромы—две горницы с сеньми, да баня с сеньми, да конюшня, да житница, да амбар, да стайня. Все это помещение было предназначено, нужно думат, для воеводы. За то воинский наряд был значителен: было 12 пушек, в том числе 1 медная, 402 ядра и 8 бочек пороха и казенных денег новой воевода принял у нрежнего 10 р. 17 алтыи 1).
Посмотрим теперь, какие изменения пережила Харьковская креиость в носледующее время.
В 1668 году воевода Василий Никитич Торбеев сдал своему преемнику воеводе Льву Андреевичу Сытину город Харьков (т. е. крепость) и острог с городовыми и острожными ключами, с порохом, свинцом и ядрами в казенном погребе, с хлебом в казенных житницах и с архивом в сезжей избе. Город в тесном смысле этого слова или крепость была окружена дубовым тыном с обламами, катками и тарасами. У ворот башни и в самой башне (нроезжей Московской) было поставлено 2 пищали, в вестовой наугольной башне, от р. Харькова—были вестовой колокол и вестовая пищаль и обыкновенная; в средней глухой башне была пищаль; в наугольной башне от р. Харькова была пищаль; в нроезжей Чугуевской башне (или воротах) также была пищаль; в наугольной башне от р. Лопани была пищаль; у Тайницкой башни был тайник в длину 16, в нонерек 17а саж. к р. Лопани, колодезь в нем занесен илом и песком от дождевой воды и воды в нем не было; в глухой башне от р. Лопани пищали не было; за нею были нроезжия ворота к р. Лопани по протоку ее; в наугольной Лопанской башне стояла пищаль; за нею были проезжия Московские ворота или проезжая башня. Всего было 10 глухих и проезжих башен; число и расположение их остались те же, что и в 1663 году; окружность городской стены прежняя. Трое городовых ворот запирались на замок, а у двух были калитки с железными запорами. В казенном погребе было 70 и. пороха и 35 и. свинцу (с бочками). Сезжая изба сгорела во время пожара 1668 года и под нее было взято помещение у Харьковского обывателя Сем. Песоцкого. У сезжей избы стояла медная пищаль, в самой избе железная затинная и третья—у казенного погреба. При воеводе Торбееве в крепости был выкопан колодезь глубиною в 10 саж. со свежею водою. Крепостные укрепления очень обветшали. Около крепости за стеною был выкопан ров в 1 сажень глубины и ширины, без тына, но с честиком, забитым в один ряд в дубовыя колоды; подле честика с двух сторон крепости поставлены были надолобы в 2 кобылины с цепями; от Чугуевской наугольной башни до Лопанской наугольной надолоб не было и вверх но р. Лопани до верхней Лопанской башни ни надолоб, ни рва, ни честика не было. К старой
) Д. И. Багалея. Матфриалы, I, стр. 38—41.
3*
— 30 —
крепости стали делать для воды острог, но его еще не окончили. Укрепления его состояли из одного тына без обламов и катков. Острожная стена простиралась от наугольной Чугуевской башни до проезжей башни у Никольских ворот на 30 саж. (башня эта была недостроеяа); от Никольских ворот до угла, у которого был поставлен иструб, 40 саж., от угла до Троицких ворот—80 саж. (ни башня, ни ворота еще не были поставлены и проезд был открытый), от Троицких ворот вниз по речке Нетече до отвода 533/* саяс, от отвода до проезжей башни Рождественских ворот—1174 саж. (башня и ворота не доделаны), от Рождественских ворот до иростого (не укрепленного) места 4 !/г саж, простого места по мере 77* саж., а от простого места до наугольной Лопанской башни Иб1/* саж. Всего, следовательно. острожной стены было 2358/* саж. В этом остроге было выкопано шесть колодцев с обильною и свежею водою. В 10 вер. от города у Ржавого Колодца находился острожек, а подле него была засека на 200 саж.*).
В 1670 году первоначальная крепость Харькова называлась уже старым городом, а пригородное укрепление, построенное Сухотиным, острогом.
К старому и редкому острогу прибавлены были новыя дубовыя бревна; ров расчистили снова до 2х сажень. В остроге было пристроено 4 башни (3 проезжия и 1 глухая), в нем было 6 колодцев со свежею водою. Около посада никаких укреплений не было. В острожек у Ржавого колодца сторожи теперь посылались из одного Харькова; засеки и надолоб не было. Пушек осталось 9 2). По описи 1673 года тайника уже вовсе не было 3). В 1678 г. его укрепления повидимому несколько улучшились.
В 1686 году укрепления Харькова представляются сравнительно с прежним в таком виде. Обламов и катков на стене не было, а по валу в сая«ень высотою и 2 сажня шириною был просто поставлен острог в 1 Ѵг сажня высоты. Верхи у башен было сгнили и обвалились, но построены вновь в 1676—1677 г. при воеводе Андрее Щербачеве. Всех башен теперь было 8 и девятая ворота с башнею. Вот названия этих башен: 1) проезжая Московская, 2) в 52 саж. от ее к р. Харькову выходила наугольная, что была раньше вестовая, 3) в 551/* саж. от ее средняя глухая, 4) в 52 саж. от ее наугольная, 5) в 63 саж. от ее проезжая Чугуевская с воротами, 6) в 50 саж. от ее наугольная глухая (от р. Лопани), 7) в 74 саж. от ее глухая (от р. Лопани), 8) в 50 саж. от ее ворота (к р. Лопани), 9) в 147* саж. от них наугольная верхняя (Лонанская), а в 5674 саж. от ее первая—проезжая Московская. Таким образом, одна башня (десятая) была уничтожена; промежутки между башнями остались нрежние за исключением того, который захватил уничтоженную башню и потому удвоился. Окружность всей крепостной стены равнялась 4663А саж., т. е. была немногим меньше прежней. Устройство башен было таково: высота их до обламов простиралась от 3 до ЗѴ« саж.; затем следовали обламы высотою около сажня, в которых устроены были бойницы; потом покаты высотою от 1 до 2 саж., потом клетки с бойницами с трех сторон высотою в 27а арш. и наконец на самом верху шатер около сажня. Таким образом, высота башен колебалась между 7 и 8 саж. Все это раньше было окружено рвом, одна сторона которого (к городу) была ослонена еще стоячим дубовым лесом (прежний частокол), а теперь ров занесло песком, а дубовый лес сгнил. В городе был один колодезь с хорошей водою, шириною в 2, а глубиною в 10 сажК этому старому городу или крепости был пристроен еще другой меньший острог. Он также состоял в это время из крепостной стены, построенной из стоячего дубовато леса
1) Моек Архив Мин. Юст. Раар прик. книга Белгород. стола № 56, листь 1—21. *) Д. И. Багалея. Материалы, 1, стр. 41. е) Д И. Багалеа. Материалы, I, стр. 42.
— 31 —
) Д..И. Багалея. Харьков в XVII в. Харьк. Кал. на 1865й год, стр. 611—639,
с обламами и катками. Острожек этот во многих местах подгнил и обвалился. В нем было шесть башен; из них три проезжих—Никольская, Троицкая и Рождественская, названные так, очевидно, по имени трех и ныне существующих церквей. Стена его шла от наугольной Чугуевской башни старого города до проезжей башни Никольских ворот, потом до наугольной глухой башни, оттуда до проезжих Троицких ворот, оттуда до новой наугольной башни, построенной при воеводе Осипе Корсакове (в 1679 году) подле р. Нетечи. От Чугуевской башни до Никольской было 30 саж. острожной стены, от Никольской до глухой наугольной 40 саж.; от наугольной до Троицкой 80 саж.; от Троицкой до новой наугольной 7 саж.; от наугольной до Рождественской биѴз; от Рождественской до Лопанской старого города28 саж.; всего 2461/* саж. Многие укрепления не были еще достроены и заканчивались постройкою только теперь; другие же предстояло еще сделать. Так, например, наугольная башня была без обламов, без шатра и недостроена; в Николаевской и Рождественской башнях затворы были сделаны только теперь; часть стен также нужно было достроит. Около этого острожка с 2х сторон от старого города—от наугольной Чугуевской башни, речки Нетечи и новой Наугольной башни выкопан был ров, который занесло иеском; теперь от наугольной башни до старого города, до наугольной Лопанской башни выкопан бйл ров глубиною и шириною в 2 сажня. В острожке по прежнему было 6 колодезей с обильною и свежею водою. И самый острожек, как свидетельствуют документы, был построен для того, чтобы иметь во всякое время в изобилии воду, ибо в старом городе был только один колодезь
В 1690 г. укрепления Харькова снова требовали починки: острог и башни от ветхости во многих местах обвалились, около города никаких укреплений не было.
Борьба Петра Вел. с Карлом ПИведским, вторгшимся в пределы южной Россин, заставила Русское Правительство обратит серьезное внимание на Харьковскую крепость, которая в это время была значительно расширена, как об этом свидетельствует документ 2-й половины ХѴШ века (хроногеографическое описание). Указав, что в первое время Харьков представлял из себя деревянные городок, автор хроногеографического описания Харькова 1767 г. продолжает далее: „а в 1708 и 1709 годах, по причине возмущения донских козаков и вступления в Малороссию Карла ХПго и измены Мазепы, Нетр Великий, будучи самолично в этих местах, повелел укрепления города Харькова расширить—и был распространен регулярною формою, укреплен высоким валом, рвами, бруствером, пятью бастионами и сверх того форштатом о шести вольверках", при чем окружность собственно города, т. е. крепости равнялась 596, а форштата—544 трех аршннных саж. Трудно сказать, в какой мере это известие отличается точностью: во всяком случае оно не принадлежит современнику, а лицу, писавшему о постройке Харьковских укреплений во 2-й ноловине ХѴ11Иго века и при том не ведавшему о тех изменениях, которые происходили в течете 2-й половины ХУИИго века после устройства первоначальной крепости при осадчем Ив. Каркаче. Регулярную форму имела повидимому Харьковская крепость еще и до Негра Вел.; тогда же было устроено и второе укренление с 6 башнями, соответствовавшес, кажется, форштадту, о котором говорит автор хроногеографического описания; форштадт главным образом и подвергся расширению в XVII в. Это дополнительное укрепление простиралось на 235 саж. в окружности, а в XVIII в. уже на 544, т. е. равнялось центральному 1).
Представленные здесь данные не дают нам полного понятия о топографии Харькова в ХѴП и начале ХѴШ в., ибо останавливаются только на том, что составляло, так сказать,
— 32 —
казенную собственность в городе—а таковою являлась крепость, наряд, т. е. пушки, свинец и порох, и приказная изба с государевым двором. Само собою разумеется, что и в крепости кроме собора, приказной избы и государева двора были еще дворы и дома черкас и великорусских служилых людей—их было много, они то и составляли в сущности город; однако о них по указанной выше причине молчит документ, глухо упоминая только о том, что все городище было занято черкасскими дворами.
Но этого мало: дворы поселенцев, тогда уже были и вне крепости. В пользу этого говорит следующия соображения. Во 1х, в остроге было тесно поселенцам. Окружность его равнялась 540 саж. Он имел четыреугольную форму, и если предположит для упрощения расчетов, что это был квадрат, то в таком случае каждая сторона его будет равняться 135 саж., а площадь 18225 кв. саж. или 7,6 десятин. Другими словами площадь эта приблизительно равняется одному из нынешних городских кварталов. Если на каждое дворовое место положит по 100 кв. саж., то на этом пространстве, не считая еще места, необходимаго для улиц, могло бы поместиться всего 180 домов. Конечно, такая площадь была слишком недостаточна для большой партии явившихся сюда малороссиян, к которым присоединились еще и великорусские сведенцы. Во 2х, всякий украинский город того времени обыкновенно состоял не только из острога, но из посада и слобод, где жило большинство городского населения. Такую слободу мы видим, например, в Судже 3), посады были в Ахтырке, Острогожске, в Сумах8). В 3х, о существовании посада в Харькове говорится в документе 1659 года и в его описании 1670 года 4). В 4х, в более позднее время мы здесь находим не только посад, но и слободы.
С самаго первого момента своего поселения жители Харькова стапи заводит себе хутора и пасеки, где обыкновенно проживали и занимались хозяйством. Вот чрезвычайно важное в этом отношены свидетельство. В 1658 году Харьковский воеводаОфросимов жаловался государ*) на самовольство харьковцев, которые не пожелали ездит на караулы и в отезжия сторожи, а „жили все они в лесах по хуторам и по пасекам своим, а в городе только чуть не пусто". Многие, очевидно, только числились городскими жителями, а в действительности проживали в лесах, со всех сторон окружавших тогда Харьков. Места эти составляли собственность—окружные земли города и его жителей, устраивавших здесь свои заимкихутора и пасеки. Но если в самом начале существования Харькова очень многие жители его проживали по хуторам и пасекам, то еще естественнее было им селиться непосредственно за пределами городских укреплений, в тех местах, которые составили территорию города в трех частях его, известных и в более позднее время под именем Подольской, Залопанской и Захарьковской частей. Новые поселенцы любили простор, он им был нужен, даже необходим для хозяйственных потребностей—нужны были огороды, сады, пасеки, левады. С этой точки зрения были привлекательны и более отдаленные места, часть которых вошла потом в состав города.
Топографическою особенностью Харькова повидимому нужно признат ту черту его, что посад в нем не составил особой единицы, а представлял дальнейшее распространение
*) Д. И. Багалея. Матер. II, стр. 216.
) Д. И. Багалея. Материалы, т. 1й, стр. 47.
) Головинского. Олоб. коз. полки. СПб., стр. 57. Д. И. Багалея. Материалы, т. 1й, стр. 57. Д И. Багалея Очерки по ист. кол. и быта, т. 1й, стр. 477.
*) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг. ст. № 605: „и в посадг во дворех наших братью черкас мно гих били11... Д. И Багалея. Материалы, т. 1й, стр. 41.
— 33 —
казенную собственность в городе—а таковою являлась креиост, наряд, т. е. пушки, свинец и порох, и приказная изба с государевым двором. Само собою разумеется, что и в крепости кроме собора, приказной избы и государева двора были еще дворы и дома черкас и великорусских служилых людей—их было много, они то и составляли в сущности город; однако о них по указанной выше причине молчит документ, глухо упоминая только о том, что все городище было занято черкасскими дворами.
Но этого мало: дворы поселенцев, тогда уже были и вне крености. В пользу этого говорят следующия соображения. Во 1х, в остроге было тесно поселенцам. Окружность его равнялась 540 саж. Он имел четыреугольную форму, и если предположит для упрощения расчетов, что это был квадрат, то в таком случае каждая сторона его будет равняться 135 саж., а площадь 18225 кв. саж. или 7,6 десятин. Другими словами площадь эта приблизительно равняется одному из нынешних городских кварталов. Если на каждое дворовое место положит по 100 кв. саж., то на этом пространстве, не считая еще места, необходимаго для улиц, могло бы поместиться всего 180 домов. Конечно, такая площадь была слишком недостаточна для большой партии явившихся сюда малороссиян, к которым присоединились еще и великорусские сведенцы. Во 2х, всякий украинский город того времени обыкновенно состоял не только из острога, но из посада и слобод, где жило большинство городского населения. Такую слободу мы видим, например, в Судже 2), посады были в Ахтырке, Острогожске, в Сумах8). В 3х, о существовании посада в Харькове говорится в документе 1659 года и в его описании 1670 года 4). В 4х, в более позднее время мы здесь находим не только посад, но и слободы.
С самаго первого момента своего поселения жители Харькова стали заводит себе хутора и пасеки, где обыкновенно проживали и занимались хозяйством. Вот чрезвычайно важное в этом отношении свидетельство. В 1658 году Харьковский воеводаОфросимов жаловался государю на самовольство харьковцев, которые не пожелали ездит на караулы и в отезжия сторожи, а „жили все они в лесах по хуторам и по пасекам своим, а в городе только чуть не пусто". Многие, очевидно, только числились городскими жителями, а в действительности проживали в лесах, со всех сторон окружавших тогда Харьков. Места эти составляли собственность—окружные земли города и его жителей, устраивавших здесь свои заимкихутора и пасеки. Но если в самом начале существования Харькова очень многие жители его проживали по хуторам и пасекам, то еще естественнее было им селиться непосредственно за пределами городских укреплений, в тех местах, которые составили территорию города в трех частях его, известных и в более позднее время под именем Подольской, Залопанской и Захарьковской частей. Новые поселенцы любили простор, он им был нужен, даже необходим для хозяйственных потребностей—нужны были огороды, сады, пасеки, левады. С этой точки зрения были привлекательны и более отдаленные места, часть которых вошла потом в составь города.
Топографическою особенностью Харькова повидимому нужно признат ту черту его, что посад в нем не составил особой единицы, а представлял дальнейшее распространение
1) Д. И. Багалея. Матер. ИТ, стр. 216.
8) Д. И. Багалея. Матфриалы, т. 1й, стр. 47.
) Головинского. Слоб. коа. полки. СПб., стр. 57. Д. И. Вагалея. Матфриалы, т. 1Й, стр. 57. Д И. Багален Очерки по ист. кол. и быта, т. 1й, стр. 477.
4) Моск. Арх. Мин. Юст. Столб. Белг. ст. № 605: „и в посаде во дворех наших братью черкас мно гих били41... Д. И. Вагалея. Материалы, т. 1й, стр. 41.
34
поселений за чертою креиостк по всем направлениям, что обусловливалось центральным ноложением этой последнеи и отсутствием естественных границ для такого разселения. Впрочем, исходя из последующего деления Харькова на три части—центральную, залопанскую и захарьковскую и деления центральной части на крепость в собствениом смысле и предместье, можно предполагат, что сначала заселилось предместье, окружавшее крепость, заключавшее между нрочим и Подол и простиравшееся до нынешних Харьковского и Лоианского мостов, хлебного магазина и Мироносицкой церкви, а потом уже за мостами Залопанская и Захарьковская части; если предместье было посадом, то Захарьковская и Залопаиская части являлись в это отдаленное время (да и позже) слободами.
Существование значительных поселений вне пределовт крепости и острога пли форштадта во 2-й половине XYII и первой четверти XVIII в. доказывается еще тем, что в это время песомненно были уже приходские храмы, находившееся в предместье и слободах. Уже в 1659 году существовали в Харькове кроме Соборной Успенской церкви Благовещенская и Троицкая, а в 1663 г.—Михайловская и Рождественская 1). Судя по упоминанию в опнеании Харькова 1668 г. Никольских ворот 2), молено думат, что в это время была уже и Николаевская церковь, отмечаемая во всяком случае документами самаго начала ХѴШ в.3). В самом начале XVIII, а, м. б., и в конце XVII в. уже существовала Дмитриевская церковь 4), в 1687 г.—Вознесенская 6), в XVIII г.—Воскресенская в). Следовательно, в XVII в. в Харькове были церкви—Успенская Соборная, Благовещенская, Троицкая, Михайловская, Николаевская, Рождественская, Покровская и Вознесенская, в начале XVIII в.—Дмитриевская, Воскресенская. Несколько странным здесь является только слишком раннее возннкновспие Вознесенской церкви (оно подтверждается только глухою ссылкою преосвященного Филарета на один акт, текста которого он не приводить). Существование же остальных храмов (нреднолагаем приблизительно на техл же местах, где они стоят и ныне) не возбуждаот наших сомнепии и является вместе с тем показателем пределов города Харькова во 2-й половнне XVII и первой четверти XVIII века. Они захватывали Подол (Тронцкий прнход) переходили уже и за р. Лопань (Рождественский и Благовещенский приходы), доходили во всяком случае но нып. Екатерипославской улице до Дмитриевской церкви, переходили и за р. Харьков, обнимая Мпхайловский и Вознесенский приходы, касались и Нетечи в черте Воскресепского прихода.
Но в самое последнее время нам удалось добытг новый но нстпне дрогоцетшыП документ, дающий нам полное и отчетливое нредставление о топографип Харькова в коище первой четверти ХѴШ века, в козацкий период его нстории—это именно оппсапис всех городских приходов в 1724 году. Документ этот оффпциалыиаго пронсхождсния и, конечно, вполие достоверен 7).
) Моск. Арх. Мин. К)ст. Стол. Ииелгор. ст. № 480 ии 399. ) См выше.
3) Фил. Ист.Стат. опис Харьк. еп. II, стр. :0. 3233
4) Ibidem, стр. 35.
5) Ibidera, стр. 39. r) Ibidcm, стр. 43.
7) Любопытна истории находки «того документа. Прооси. Филарсть псрпыП (Ист.стат. опис. Харьк. сп., II, стр. 47—49) привсл краткое (очень краткое) иявлечсние и:ѵь этого документа, по бе:ѵь ссылки на его местопахождение. С. И. Кованько т свосм „Ист.стат. опис. г. Харькова" (Харыс. Губ. B1.д. ал 1859 г. № 7), июмапмствовал это известие у Пр. Филарета, ис сославшись однако на этого последнего. Проф. о. Тим. Вутксвич (в дИсториисостатистическом описании Харьковского канедрального Успенского собора54 X. 1894 г., стр. 242) перечиелнл все улицы Успенского прихода 1721 г., но также, кь соѵисялишию, но сделал точного укапан и я на документ, иа коего позаимствоваль снос ипкетие. Наконець, прот. о. Ник ЛИаиценко (в неизданной Цср
Топография Харькова по этому документу, представляется в таком виде. Все городские улицы и дворы распределялись между ю церковными приходами. На долю Соборного Успенского прихода приходилось 20 улиц и 273 двора, Николаевского 6 улиц и 118 дворов, Воанссснского—2 улицы и 107 дворов, Покровского—одна улица и 87 дворов, Рождественского—5 улиц и 121 двор, Троицкого—6 улиц и 115 дворов, Михайловского—4 улицы и 130 дворов, Носкресенского—8 улиц и 142 двора, Дмитриевского—5 улиц и 100 дворов и Благовещснского—4 улицы и 148 дворов. Всего, следовательно было в 1724 году в Харькове 01 улица и 1301 двор. Но число улиц в действительности несколько меньше, потому что некоторые из них повторяются в двух нриходах. Их было 57 и вот их названил в алфавнтном порядке: Безсаловка, Бережная, Беседина, Бибикова, Богодуховская, Боркченкова, Верещаковская, Гребенникова, Гунченкова, Дехтярева, Довгалевка, Дрикгн, Кношина, Золотарева, Келеберднна, Клименкова, Корабутова, Корсуновская, Котки, Котлярова, Криваѵо, Крохмалева, Ктитора, Куличнна, Куликовка, Максима писаря, Меркула, Миргородовская, Мельникова, Москалевка, Назарцева, Онопреева, Онанасовская, Островок, Пищальчина, Полковника, Номазанова, в Нригородку, Пробита, Пестунова, Синицкого, к Сизиону, Склярова, Смежная с Ннколаевским приходом, Сотницкая, Судии, Сушкова, Турчина, Чайчина, Черного Ивана, Чугаевская, Шаповалова, Шанрановская, Щеметева, Шилова, Юрченкова, над Ярком.
Названия эти почти все произошли от фамилий, прозвищ, имен и званий тех лнд, которые в них, вероятно, поселились раньше других или занимали более почетное положение среди остальных улнчан. В большинстве случаев среди их мы находим домивладельцев, неречисленных в документе. Из этих названий улиц в иолее нозднее время только сохранились Онанасовская, назвапная так очевидно но фамилии проживавшая на ней Панасенка, Москалевка, Верещаковская, Довгалевка и Куликовка, очевидно но фамилии проживавшая на ней Кулика. Названия улиц по фамилиям нроживавшнх в ней лнц ис могли быть особенно устойчивы и, но всей вероятности, одни из них нередко заменялись другими, тем более, что они, нужно думат, и не закреплялись ни в каких оффнциальных актах. Очень характерно название улицы—к Сизиону: оно ясно указывает, что улица первоначально представляла из себя дорогу, ведущую ко двору этого лица. Да и вообще можно сказать, что улицы в то время представляли из себя дороги. Любопытны размеры улиц: одне из них (нанример) в Соборном Успенском прнходе были, очевидно, короткие, другие (на окраинах) представляли из себя целые слободы, как это и было раньше в действительности. Любопытны и фамилии домовладельцев; среди этих иоследних ясно нреобладают всех родов ремесленники. Вообще составь населсния был очень демократичен. Правда но переписи в Харькове в то время было мпоясество „дворцов", но не сле
ковноприходской летописи о Троицкой церкви г. Харькова") сделал выписку из переписи 1724 года об улицах Троицкого прихода, но также без ссылки на документ и место его хранеыия. Крайне заинтересованные приведенными у этих авторов выдерками из ненапечатанной нигде описи харьковских приходовь. 1724 г., иосле тщетных поисковь этого документа в Харьковском Кафодральном соборе, я сделал соотаетстнсннын указании архивариусу Исторического архива Б. И. Иванову и поручиль ему произвести тщательные роаыски в Консисторском архиве. Сь разрешении архиспископа Харьковского и Ахтырского (ныне мнтронолитд Киевского) Высокопреосвпщеннейиного Флавиана, которому приношу за это глубочайшую благодарност. Е. II Иванов получил доступ в Консисторский архив и& там нашел этот дрогоценные докуменгь. Начало его не сохранилось—часть листа вырвана—но список домовладельцсв имеется полные. Сначала указываете» приходской храм, потом перечисляются все относящиеся к нему дворы, с прописанием названия техи. улиц, на которых они находятся, и фамилий домовладельцов. Происхожденио документа вызвано было распоряжение м Белгородского епископа Баифания Тихорского о новом распрфделфнии дворов по приходами и обложения сообразно с этим цорковных причтоиь извьстным денежным сборэм.
— 36 —
дусть думат, чтобы это были дворцы в буквальном смысле этого слово; иначе, конечно, нельзя было бы сказатьь—„дворец шинковой"; это были просто обыкновенные дома разных лиц, не нроживавших в них постоянно, а державших их для своего приезда или отдававших в наем для каких нибудь потребностей.
Чтобы не утомлят читателей длинным неречнем, а вместе с тем чтобы сохранит этот важные документ для интересующихся, мы номеицаем его в ириложении.
Проезжавший через Харьков в 1725 году малороссийский генеральные подскарбий Яков Маркович, вехавший в город с Холодной горы, нишет: „Харьков имеет положение не худое, ибо на прнгорке стоит; речка с приезду нашего под городом течет Лонатен, а с другой стороны Харьковка"
В 1732 году, по переписи Хрущова, в Харькове было 950 дворов с 1280 нзб. Они были разбросаны в центральной, ЗалоианскоИ и Харьковской частях города. Предместье города состояло из отдельных владельческнх хуторов и так называсмых „иидварков", т. е. отдельных и обшнрных собственных дворов—хуторов. Всех дворов было в предместье только 35. Кроме того в черте города находилась особая слободка, называвшаяся Клочковкой; это, очевидно, нынешняя Клочковская улица и Носки. Она принадлежала Харьковскому Коллегиуму и была приобретена основателем его енисконом Епифанием Тихорским. Вероятно, основателем ее был полковой Харьковский судья Тимофей Лаврентьевич Клочко, но имени которого она и была названа Клочковкой. В ней было 67 дворов с 85 избами. Основа в это время была селом, в котором было 56 дворов с 103 избами, а в слободке Ивановке было 11 дворов с 20 избами 2).
Плана Харькова в козацкий нсриод его истории мы не пмеем: да его, конечно, и не было. Но нонятис о нем дает нам план его 1768 г.3), на котором пунктиром обозначено
М Записки генер. подск. Як. Марковича, ч. 1-я М. 1859, стр. 73. 2) Харыс. Кал. на 1885й год (перепись Хрущева).
sj План Харькова было поручено раасмотрет особой коммиссии она ого одобрила и он был Высочайше утвержден 15 января 1768 г. (И. С. Загс. т. XVIII, JMS 13051 и планы).
Топографическая описания и ко.члскция планол Харькова детально изображает, нам?» постепенные перемены в его топографии. Таких плаиов ХѴШ века мы имесм шест: два из них были изданы в полном собран!и законов (Высочайше утвержденные планы 1763 и 1786 гг., третиии (1787 г.)—напечатай, пок проф. Ю. И. Мороэовым в Харыс. календаре за 1871М1 год и вторично секретарем. Хярьк. Губ. Стат. Комитета В. В. Ипаповым в „Атласе Харьков. Нам.". X. 1902 г., четвертый неизвестного года, заключающей в собе одну крепость, хранится в Военноученом архиве Главного Штаба в Петербург!;; тамг» же хранятся еще два рукопненых плана ХѴШ века, из конх один представляет увеличенные маештаб плана 1768 года, а другой тождественен с планом 1786 года. Наиболее интерссным изо пст.х этих плаиов оказывается план 1787 года, потому что он, по нашему мипнию, воспроизводит в значительной степени действительные Харьков того времени, тогда как Высочайше утвержденные планы 1768 и 1786 гг. нзображает нам идеальные Харьков, т. е. такой, каким он должен был сделатьься при осуществлен!и новой его планировки. Впрочем и эти планы, в особенности первый, дают все-таки ценные топографнческий материал, потому что составители их старались все-таки исходит из действительности и не делать излишней ломки там, где, по их мнению, без ее можно было обойтись. За копировку рукописных плаиов приносим искренную благодарность г. М. И. Пискунову.
План Харькова 1787 года вместе с планами других городов Слоб. Украип. губ. и картами ее тогдашних уездов, составляет приложение ис „Топографическому Описаиию Харьковского Наместничества" 1787 г., один экземпляр которого находится в библиотеке Императорского Харькоиского Университета, а другой в Военноученом архиве Главного Штаба в Петербурге. По всей вероятности, обе рукописи оффициалыиаго происхождения. Хотя первая найдена была на чердаке одного частпаго .чома, но дом атот ири::адлсжал Е. Е. Урюпину, бывшему ви конце ХѴШ и начале XIX вв. городскими головою в Харькове и
— 37 —
повидимому направление улиц и расположение кварталов и деревянных зданий в самом конце козацкого периода в истории города. Оказывается, как того и нужно было ожидат, что направление и расположение это чрезвычайно неправильное, сильно расходящееся с новою разбивкою их на плане, как это можно видет и на прилагаемом снимке с плана 1768 г. Улицы тянутся не по прямым, а по кривым линиям; кварталы имеют неправильны я формы; в городе была масса пустырей. Городские поселения были очень разбросаны и простирались, хотя и не в сплошном виде, почти до тех пределов, до которых они доходили на плане 1768 года. С западной стороны они уже перешли за вал и укрепления и положили начало слободе Опанасовке и Долгалевке (где ныне Панасовка и Гончаровка). В районе Воскресенской церкви поселения также переходили за линию вала; тоже нужно сказать и о Захарьковском районе (и. Вознесенского и Михайловского приходов) и о нынешнем Сумском. Даже еще на Высочайше утвержденном плане 1786 года мы находим кроме вновь „нрожектированных* кварталов обозначенные пунктиром места действительных деревянных построек города и между теми и другими замечается большое несоответствие: новые кварталы имеют правильную, обыкновенно четыреугольную форму, а старые неправильную. Нужно было не малое время, чтобы привести в большее или меньшее соответствие действительность и план: там, где были усадебные места и постройки, должны были пройти новыя улицы и наоборот. Нужно было выровнят частные владения и улицы—отрезат землю от одних и прирезат к другим. Даже центральная часть города не представляла в этом отношении исключений—и она не имела правильной разбивки.
Со введением губернских учреждений, с превращением Харькова в административные центр новой губернии, в сильнейшей степени должна была измениться и его топография—прежняя неправильность улиц и кварталов должна была замениться правильностью и прямолинейностью. Но само собою разумеется, что замена эта не могла произойти в друг, а делалась постепенно. Ак. Зуев, посетивший Харьков в 1781 году, говорит, что хотя план Харькову и был утвержден, но постройки но нем еще не велись. Быть может, это не совсем точно, но во всяком случае и во 2-й ноловине XVIII в. Харьков наноминал еще, за исключением центра, обширную деревню.
Общее топографическое положение Харькова в Щербиновскую эпоху изображается современным документом (1767 года) так. „Город Харьков, говорит он, стоит на вышине в три ангуле (триугольнике), который составляют виадающия одна в другую две речки—Харьков и Лопань; на южновосточной стороне—форштат с прочим селением заяимают оба берега этих речек и все жилье с садами в прямой липии от города простирается к юговостоку на 1/« версты и 28 сажень, а к западу на 1 версту и 12 саж.,
рукопись была розыскана его наследниками Карты уеадов начерчены уеадными землемерами—Никол афм Дрогомиром и Ильею Лесньш; планы городов, в том числе и Харькова— аемлемером Василифм Б&рабашовым. Оффшцальные характер рукописи эасвндетельствовап их оффнциальными подписями. Что они не были своевременно напечатаны—в этом нет ничего удивительного: в то время иадание в свет подобных пжматнижов сопряжено было с большими затруднениями. Топографичфские данные этого плана подтверждаются и видом Харькова 1787 года, помещенным в рукописи топографического описавия Харьковского наместничества, которая принаддежит Военноучеиому архиву Главного Штаба. Нужно думат, что етот видь находился также и в рукописи, принадлежащей ныне бибдиотеке Харьковского Университета, но только был утерян.
Цдан Харькова 1787 г. быль налечатан в 1879 г. проф. Ю. И. Мороэовьш, который даль к нему прекрасные комментарШ. Мы воспользуемся втим комментарием, сдедав ь нему с своей стороны необходимы* поправки и дополнения.
— 38 —
соединяясь с городом через речку Лопань посредством деревянного моста, и через речку Харьков—посредством двух плотин с мельницами" Другой документ 2), относящейся к тому же 1767 г., подтверждает и дополняет сведения первого" 3). Если отмерит I1/» версты от границы крепости в юговосточном направлении, то окажется, что тогда уже эти носеления в Захарьковской части города доходили до пределов, отмеченных на плаяе 1768 г.; на запад же, т. е. в Залопанской части, поселения простирались менее чем на 1 версту, как это видно из того же плана 4).