Школьникова Вера Михайловна : другие произведения.

Северные витражи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Витражи мастера Гальена скоро прославились по всему миру, владыки и вельможи почитали за честь получить даже самую маленькую из его работ, короли заказывали ему портреты своих дочерей и посылали их потом женихам как драгоценнейшие из даров. Когда его спрашивали, в чем секрет, он загадочно улыбался и отвечал, что нет тут никакого секрета. Нужно просто видеть, что делаешь.

   Еще вчера мастер Гальен был подмастерьем. Вчера трое старейшин витражного цеха придирчиво рассмотрели шедевр Гальена, сына покойного мастера Торна, ученика не менее уважаемого мастера Арана. В небольшом круглом витражном окне танцевали огненные птицы: красный, пурпурный, оранжевый, охряный, песочный, желтый, золотой - цвета обжигали взгляд, притягивая к себе. Каждое перышко на раскинувшихся крыльях и длинных хвостах было прорисовано с неимоверной тщательностью. Самый старший из мастеров покачал было головой - не любил он это модное нововведение - витражные стекла разрисовывать, так и вконец облениться можно, куда ж проще поверх стекла краску размазать, чем кусочки подобрать, да упрятать в оправу, но не стал цепляться. Уж больно хороша была работа, не от лености так сделана, а для пущей красы. А больше и придраться-то было не к чему - золотые нити оправы так незаметно вплетались в рисунок, что казалось, будто их там и вовсе нет, глаза птиц были сделаны из отшлифованных пластинок дымчатого топаза. И в свете солнца, и при свечах краски не теряли богатства оттенков, вода скатывалась по поверхности, не размывая узор - в общем, давно уже не видели в небольшом портовом городке такого таланта, а ведь местные мастера-витражники на всю империю славились, из столичных храмов приезжали в такую даль окна заказывать.
   Всю ночь гудела пирушка, на нее ушла половина годового заработка юного мастера. Хорошо еще, учитель, по доброте своей, позволил подмастерью подзаработать в последний год ученичества и отдавал ему от каждого заказа не десятую, как уставом оговорено, а пятую часть. Мастера разошлись по домам к полуночи, а подмастерья и старшие ученики гуляли до самого утра. Следующей такой гулянки долго ждать придется, не каждый год шедевры защищают, не каждый подмастерье рискнет опозориться перед цеховым советом. Рано утром Гальен расплатился с хозяином таверны и, совершенно счастливый, отправился домой. Да-да, не в мастерскую наставника, а к себе домой, первый раз за последние десять лет. Отцовский дом вместе с мастерской так и стоял закрытым, ожидая, пока подрастет да выучится наследник. Вот теперь и пришло время паутину по углам смести, вывеску обновить и нанять глашатых, чтоб на рынке и в порту про новую мастерскую объявили. Главное, первого заказчика получить, а там уже дело само пойдет.
   Дело и впрямь пошло, да еще как. Не прошло и трех лет, как Гальен взял двух учеников и трех подмастерьев, и смог позволить себе использовать для выплавки стекла привозной песок из Кавдна, который недаром называли "золотым", ибо продавали его если и не по цене золота, то немногим дешевле. Зато какие краски получались, яркие, за сотни лет не выцветут!
   На все хватало, и к дому третий этаж надстроить, и трех лошадей на конюшне держать, и прислугу, и на храм жертвовать. А как женился мастер Гальен - молодая жена палец о палец по хозяйству не ударила, целыми днями сидела, вышивала, как благородная, хотя и была из мастеровой семьи. Дети пошли, три сына, подрастут - не надо будет учеников со стороны брать, дочка-красавица, отцова любимица. Хвала Семерым, все в семье здоровы, заказов так много, что едва выполнять к сроку успевает, денег столько, что на днях второй сундук заказал, дубовый, в железном переплете, а к нему замок хитрый, видно и впрямь боги решили проявить милость к сироте, - говорили в городе. И все соглашались, что боги справедливы, со всех сторон мастер Гальен человек хороший, кому ж и счастье, как не ему?
   Все началось с той ночи, плохой ночи, когда Луна исчезла с неба прямо на глазах у припозднившихся гуляк. Потом, конечно, вернулась, но дурной знак дурным быть не перестанет оттого, что уже прошел. Впрочем, про Луну Гальен узнал уже позже, а в ту ночь он проснулся от собственного крика, жена испуганно вскочила, принесла ему теплого молока с медом, шептала что-то бессмысленное, утешающее, как маленькому ребенку, а по его лицу текли слезы, и все никак не унимались.
   - Приснилось тебе что-то плохое, бывает, ты завтра с утра в Храм сходи, помолись, милостыню подай, - жена и впрямь сначала не видела ничего страшного в случившемся. Ну, приснился страшный сон, с кем не бывает.
   - Я не помню, ничего не помню.
   - Ну и хорошо, что не помнишь, больно надо, страсти разные помнить, давай-ка лучше дальше спать, а то уже светает скоро.
   Утром Гальен послушно отправился помолиться, с привычным удовольствием посмотрел на свою работу в витражном окне Храма и, повеселев, вернулся к работе. И все у него в тот день получалось... А ночью, ночью он опять кричал и снова не мог вспомнить, что же ему снилось. И так изо дня в день, из ночи в ночь. Ничего не помогало, ни молитвы, ни снадобья, ни наговоры. Дошло до того, что Гальен просто боялся ложиться спать, работал допоздна, при свечах, слепился за столом, лишь бы не идти в уютную спальню на супружеское ложе. Все без толку. Неуловимый кошмар настигал его, стоило только задремать всего на минутку. Не спасал даже маковый отвар, от которого спали по несколько дней. Он все равно просыпался в поту и слезах, а потом долго не мог заснуть снова.
   Наконец, решили, что без Белой Ведьмы не обойтись. Идти к колдунье было боязно, это в Империи их уважали, а здесь, в княжестве Аэллин, скорее опасались. Было их тут мало, пожалуй, во всех городках вместе не больше пяти наберется, брали за услуги дорого, но почти всегда помогали. Почтенные горожанки считали Ведьм беспутными женщинами, ибо только шлюхи станут лечить распутников от дурных болезней, ведь всем известно, что болезни эти - кара богов прелюбодеям. Почтенные же горожане украдкой благодарили богов: в случае чего можно воспользоваться услугами ведьмы, хоть и за большие деньги, тем более что случаи эти в портовом городе случались гораздо чаще, чем хотелось бы.
   Ведьма оказалась совсем молоденькой, почти девочка, в синем бархатном платье с широченными рукавами, сразу видно - недавно из Сурема, здешние модницы все еще носили узкие рукава с треугольными манжетами, доходящими до середины кисти, как в прошлом году. Новые веянья еще не успели дойти до северного княжества, и Гальен, уж на что далекий от всех этих бабских штучек, и то хмыкнул про себя, представив, как недовольны будут новой модой отцы семейств. Это ж какой расход на ткань, да и на стирку, рукава-то пол подметают! Но ведьма, похоже, к своему платью привыкла и на волочащиеся по полу рукава не наступала. Она внимательно выслушала мастера, помянула негромким ласковым словом всех знахарок и жрецов, к которым Гальен обращался до нее и проводила в маленькую комнату без окон, зажгла странную синюю свечу с тяжелым дурманящим ароматом, достала лунный камень на серебряной цепочке, усадила мастера в удобное кресло, сама села напротив.
   Камень мерно раскачивался на цепочке, взгляд Гальена против воли следовал за блестящим пятном, пламя свечи дробилось в матовой поверхности, придавая фиолетовый оттенок бело-голубой подвеске.
   Из полудремы его вывела женская рука, коснувшаяся плеча. Голое запястье казалось ослепительно-белым на фоне темно-синего рукава:
   - Все, мастер Гальен. Я все сделала.
   - Как, все?! Да ведь и пяти минут не прошло!
   Ведьма с усмешкой распахнула дверь в соседнюю комнату - за окном начинало темнеть.
   - Но я все равно ничего не помню!
   - Отправляйтесь домой и ложитесь спать, как обычно. А когда проснетесь утром - будете помнить свой сон во всех подробностях, и больше он вас уже не испугает. Самый сильный страх вызывает неизвестное.
   Дома ждала жена, уже с порога спросила:
   - Ну, как там?
   -А, - махнул рукой мастер, - ерунду говорят про этих ведьм. Ничего они не умеют, зря только день убил. Говорит, мол, утром все как рукой снимет, да я что-то не верю. Куда ей, такой молоденькой справиться, когда и старухи не сумели.
   Жена только вздохнула горестно - еще пятьдесят золотых на ветер, так гляди, скоро по миру пойти можно. Ну, тут она, конечно, преувеличивала, как часто свойственно заботливым хозяйкам - до бедности семейству мастера было еще ох как далеко, но вот на приданное дочери в этом году ничего не отложили, все на жрецов да знахарей ушло.
   Поздней осенью темнело рано, вскоре после возвращения пришло время ложиться спать. "Не засну я, никак не засну", - думал Гальен, ворочаясь под одеялом. Жена тихо сопела сбоку, уткнувшись в подушку. Сон, как обычно, подкрался незаметно, вот только что мастер в сотый раз рассматривал потолочные балки, как вдруг понял - спит.
   Он стоял в небольшой круглой комнате - в башне, не иначе: где ж еще круглую комнату найдешь? Стоял перед витражным окном, самым прекрасным из всех, что он видел в жизни. А ведь он еще в пору ученичества два года странствовал повсюду, забредал в старинные храмы, покупал леденцы смешливым служанкам, чтобы попасть в замки графов и герцогов, даже до королевского дворца в Суреме добрался. Извел кучу денег на пергамент и цветные чернила, зарисовывая самые лучшие, самые редкие, самые красивые витражи. И всякий раз с ним была твердая уверенность: я могу сделать лучше. Лишь дважды - -в маленьком заброшенном храме Эдаа, перед витражом, символизирующим вечность, и в Библиотечной Башне Сурема, он понимал, что сможет сделать также, но не превзойдет давно умерших мастеров.
   А сейчас он жадно всматривался в совершенные контуры танцующего золотого дракона: каждую чешуйку можно было рассмотреть, серебряные нити оправы проблесками вплетались в золото картины, перепончатые крылья словно трепетали под напором невидимого ветра. Казалось, витраж светится изнутри теплым солнечным светом, а дракон сейчас сорвется со стекла и взмоет в небо, оставив за спиной пустой переплет окна.
   Нет, никогда ему не сделать так, никогда. И никто не повторит такое чудо, нет таких мастеров ни среди живущих, ни среди умерших. Он подошел ближе, приложил ладонь к стеклу - оно показалось теплым, наверное, солнце нагрело за день, или... или дракон все-таки дышит?
   А дальше... дальше он не понимал, как такое возможно. Вроде бы он стоит в комнате, а вокруг него полыхает пламя, полыхает, не замечая его, обходя стороной, с хрустом вгрызаясь в деревянные панели обшивки, стулья с ажурными спинками, стол, заваленный белыми листами. Оно подбирается к окну, облизывает витраж жадными языками, багряные отблески кровью стекают по золотой чешуе, стекло лопается сразу в нескольких местах, и золотистые осколки падают в пламя, а потом вся башня содрогается и оседает вниз, словно ее основание раскачал разъяренный великан, и мастер зависает в пустоте, сжимая в ладони золотую чешуйку, не замечая, что в кровь разрезал ладонь неровным краем. И только тогда тишину разрывает отчаянный крик: "Нет, не надо! Не надо! Верните! Верните все, как было!" И он просыпается в своей постели, подушка и простынь промокли от пота, перепуганная жена не может отвести взгляд от струйки крови, вытекающей из его сжатого кулака. Он раскрывает пальцы - блестящая чешуйка лежит на его ладони.
   С рассветом Гальен был в мастерской, подмастерья застали его стоящим перед своим шедевром, огненными птицами, мастер постоянно прикладывал кусочек желтого стекла к витражу и молча качал головой. С того дня он сильно изменился, в городе шептались: "Сдал, сдал Гальен, а ведь не старый еще. Не иначе как ведьма сглазила". Похоже, удача покинула мастера, мол, побаловались, и хватит с тебя, шутка ли, десять лет во всем везло.
   Гальен перестал работать в мастерской. Не мог, душа не лежала. Яркие краски витражей, которыми он так гордился прежде, резали глаз, изящные фигуры раздражали своей правильностью, классические сюжеты утомляли. Сколько раз он мастерил одно и тоже, по заказу, спешно, только бы успеть к сроку, корабль ждать не будет, сколько сил и времени потрачено впустую! Нет, конечно, ни один мастер не станет позорить свое имя дрянным товаром, и еще ни один покупатель не пришел в цеховой совет жаловаться на мастера Гальена, наоборот, еще и другим советовали к нему обращаться. Но душу он в эти заказы не вкладывал, а что такое витраж без души - поделка, пустая безделушка в красивой оправе; даже разноцветные стеклышки, которыми играли его дети, теперь казались Гальену куда как более стоящими, чем весь его труд. Они хоть детское сердце радуют, а его витражи так, взгляд привлекают.
   Заказы поступали все реже и реже, кому охота платить мастеру, а получать работу подмастерья? Двоих подмастерьев пришлось отправить, и одному-то едва работы хватало. Хорошо еще цех вошел в положение, позволил юношам уйти в другую мастерскую, по уставу такого заводу не было - взял подмастерье, так уж выучи до конца. Можешь хоть двадцать лет при себе держать, но выгонять не смей!
   Жена со слезами умоляла мужа показаться лекарю, Гальен отмахивался, здоров, мол, и продолжал просиживать днями в опустевшей мастерской, разглядывая свои витражи и сравнивая их с чешуйкой. Приходил встревоженный тесть, тоже долго уговаривал к лекарю пойти: себя не жалеешь, так жену и детей пожалей, и меня, старика! Гальен никого не желал слушать, подмастерье рассказывал, что мастер начал сам с собой разговаривать, бормочет себе что-то под нос, ничего не разобрать, раньше за ним такого не водилось.
   Так прошел год. Последний подмастерье защитил свой шедевр и в тот же день покинул сумасшедшего учителя, того уже в городе так и называли - Гальен-помешанный. Заказов теперь не было вовсе, никто не хотел с больным связываться, но Гальен упрямо продолжал приходить в нетопленую мастерскую. Он по-прежнему плохо спал, теперь не из страха, а от напряженного ожидания - ну когда же этот сон приснится снова, он же еще так много не успел увидеть! А может быть, получится выйти из комнаты, пройти по замку и найти неведомого мастера? Гальен все бы отдал, лишь бы стать его учеником, пусть даже просто составы смешивать да краски растирать. Только бы увидеть - как, как это делается! Проклятое "как" не давало спать ночью и лишало покоя днем. Иногда Гальену казалось, что он совсем рядом с разгадкой, но уже на следующее утро он был как никогда далек от нее.
   Жена не выдержала, собрала детей и ушла к отцу. Обещала вернуться, когда муж одумается. Он словно и не заметил ее ухода, только вместо горячего обеда покупал в ближайшей пекарне хлеб, на большее не хватило бы денег, да и не хотелось есть. Порой он и сам удивлялся, что не скучает даже по детям - не то, что по женщине, с которой прожил двенадцать лет. Все в этом мире потеряло значение, кроме разгадки. Несколько раз он разжигал огонь и принимался за работу, но останавливался на середине, уже по заготовкам понимая - не то. Он вставил чешуйку в простую железную оправу - тонкий ободок - и носил на шее. Пауки по-хозяйски расположились в доме, заплетая окна и стены пыльными сетями. В конце года он не смог заплатить цеховой взнос, в сундуке осталось пять монет. Старший цеховой мастер вызвал его к себе, долго увещевал, уговаривал взяться за ум. Ведь какой мастер был! Другого такого поискать надо! Гальен послушно кивал, проявляя почтение к старшим, но не слушал. В конце концов, старик дал ему отсрочку на три месяца для уплаты взноса, а не то пригрозил лишить звания мастера, как по уставу и полагалось.
   Вернувшись домой, Гальен понял, что у него осталось всего три месяца. Три месяца, чтобы понять то, что он не понял за год. Да тут ведь целой жизни не хватит!
   Теперь он работал днем и ночью, изредка урывая пару часов сна. Прекрасные витражи с честью украсили бы любой дворец или храм, а он с трудом сдерживался, чтобы не разбить их в приступе бессильного гнева. Не то, не так!
   До конца срока оставался один день. Гальен достал чистую одежду, еще женой стиранную, переоделся, подобрал оставшиеся медяки и вышел прогуляться. Он долго бродил по набережной, рассматривал корабли, слушал, как перекрикиваются грузчики, съел дымящуюся пузатку в таверне под открытым небом, вняв уверениям хозяина, что рыбка утреннего улова, вот прямо из сети на сковороду, кинул последнюю монетку маленькой служанке в зеленом чепце. Потом смотрел, как мальчишки ныряют в холодное весеннее море за губками. Скинув башмаки, прошелся по влажному песку, нашел маленький янтарик. Спешить было некуда. Завтра у него заберут мастерскую, опечатают цеховой печатью, сыновей отдадут в учебу другим мастерам, а ему останется разве что только милостыню просить. Никто бывшего мастера даже в подмастерья не возьмет, опозоренного. Против ожидания, на душе было легко, словно освободился от неподъемного груза. Теперь уже ничего не поделаешь, а раз так - то и метаться нечего, будь что будет.
   Назад он вернулся уже в темноте, зажег свечи, присел к столу, насвистывая, набросал рисунок нового витража - море и небо. Не поймешь, где одно переходит в другое, да и есть ли между ними различие. Небо и море - все оттенки синего - от светлой бирюзы и аквамарина до глубокой чистоты сапфира. Облака и гребешки волн - мерцание лунного камня и дымчатость кварца, прозрачность стекла и желтоватый отблеск опала. Солнца не видно, оно где-то там, дальше, за пределом картины, но его лучи пронизывают и облака, и волны - теплая изумрудно-золотая тень. Да полно, волны ли это... или играют дельфины, подставив солнцу серые гладкие спины? Или это качается на волнах вдалеке рыбачья лодка? Или это чайки кружат в небе... как знать.
   Все также неторопливо перебрал стекла, некоторые отложил, большую часть отбросил в сторону, разжег плавильню, засыпал состав, чтобы выплавить недостающие, потом вынул готовые стекла остывать, сам занялся оправой из серебряной проволоки, изогнул по контуру, тонкими нитями отделил волны. Выбрал овальную металлическую рамку. Потом занялся стеклами, раскладывал их так и сяк, смотрел на просвет, снова перебирал. Вставлять в оправу начал уже с рассветом. Осторожно положил готовый витраж на поддон и отправил в печь, на обжиг. Солнце настойчиво стучалось в закрытые ставни - подошел, распахнул, впуская свежий утренний воздух, вдохнул полной грудью. Потом достал готовый витраж, окунул в воду, капли стекли вниз, не повредив краски, вставил в рамку и, осторожно, как спящего ребенка, поднес к окну. Невидимое солнце на витраже заиграло в свете своего старшего собрата, золотые блики побежали по картине, волна накатывалась на волну, загибаясь белыми гребнями. Ему показалось, что пахнет соленым морским ветром.
   Спать Гальен рухнул прямо там, в мастерской, уронив голову на витраж, разбудил его стук в дверь около полудня, пришли за взносом. Встретил их, улыбаясь, отдал в уплату все витражи, что сделал за эти три месяца, после продажи еще и остаться должно было. Остаток дня сметал паутину и чистил полы, вечером, уставший, но совершенно счастливый, отправился за женой.

***

   Витражи мастера Гальена скоро прославились по всему миру, владыки и вельможи почитали за честь получить даже самую маленькую из его работ, короли заказывали ему портреты своих дочерей и посылали их потом женихам как драгоценнейшие из даров. Когда его спрашивали, в чем секрет, он загадочно улыбался и отвечал, что нет тут никакого секрета. Нужно просто видеть, что делаешь. Охотники за тайнами мастерства уходили обиженными, твердо уверенные, что тайна, конечно, есть, но мастер ее ото всех скрывает. Витражи сыновей Гальена не уступали отцовским, даже превосходили их в чистоте красок. Через пару лет после того, как старый мастер отошел от дел, князь Аэллин предложил ежегодно платить семье Гальена три тысячи золотых с условием, что ни один их витраж больше не покинет пределы княжества, и заказал девять витражных окон для своего замка в горах.
   С тех пор северные витражи были предметом зависти подлинных ценителей. Князья, а позже герцоги Аэллин хранили обычай, каждый год выплачивая наследникам Гальена условленную сумму и снабжая их заказами. Витражи очень ценили: на коронацию Наместницы Энриссы герцог Иннуон Аэллин прислал всего один подарок - небольшой витраж в рамке, и никто не обвинил его в скупости.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"