Хмурый осенний день. С неба как-то подленько сыплется мелкая морось, которую язык не поворачивается назвать дождём, неся промозглую сырость и воглость. Очередной заказ приводит меня в квартал старых, чуть живых трёхэтажек. Из подъезда появляется парень бандитской наружности, бережно ведя под локоток сухонькую, на ладан дышащую старушку. Бережность, с которой парень обращается со старушкой, вызывает в памяти надписи на упаковке особо хрупких товаров: "не кантовать", "осторожно, стекло!".
"Вот ведь -- и бандитам не чужды нежные чувства" - приходит непрошеная мысль. Я вспоминаю добрые, высушенные возрастом руки своей бабушки, которой так и не успел сказать последнее "прости" и невольно завидую парню, который может вот так бережно поддерживать свою, а не оставляет, на возможно несуществующее "потом".
Парень всё так же бережно усаживает старушку в машину, справляется удобно ли ей, не беспокоит ли что-нибудь, а потом садиться сам.
--
Шеф, в Ленинский кожвен.
Я в некотором недоумении. Конечно, я понимаю, что в кожно-венерологический диспансер ходят не только с неприличными болезнями, но само сочетание сухонького одуванчика-старушки и диспансера, вызывающего стойкую ассоциацию с блудом, какое-то неправильное.
По дороге парень покупает пиво, чем вызывает лёгкую неприязнь на фоне моих ностальгических воспоминаний и сожалений.
--
Подожди нас, потом посчитаешь, - на панель ложится купюра.
Мне что? Я подожду...
Всегда нравилось наблюдать за людьми. Народу в диспансер идёт на удивление много -- кому-то нужно проходить комиссию, кому-то лечиться. Мужчины держаться независимо-отрешённо -- защитная реакция. Женщины более разнообразны в эмоциях -- кто-то заливается румянцем при одном взгляде на табличку с надписью "Кожно-венерологический диспансер", кто-то ведёт себя вызывающе, но большинство -- просто усталые, и равнодушные ко всему труженицы, привычно идущие на необходимую комиссию.
Вот и мои пассажиры.
--
Вы поняли? Сладкого Вам нельзя! Ни конфет, ни шоколада, ни чая с сахаром! - настойчиво и заботливо втолковывает парень бабушке. Надо же! У них в семье сохранилась эта замечательная традиция говорить "Вы" старшему поколению! Парень нравится мне всё больше.
--
Удачно? - задаю я дежурный вопрос.
--
Удачно. Слава богу, просто реакция на сладкое. А то я испугался, когда увидел, что бабушка вся коростами покрылась. Совсем запустили старушку!
--
Некому присматривать? - недоумеваю я его несколько отстранённому высказыванию о бабушке.
--
Почему некому? И дети есть и внуки. Только все собой заняты. Всем некогда.
--
А ты ей кто? - моё недоумение становится всё больше.
--
Никто. Я у неё комнату снимаю. Только нельзя же её совсем бросить?! Вчера с работы пришёл -- прямо испугался, так она выглядела. Хорошо сегодня выходной -- созвонился с врачом, приехали.
Моё недоумение сменяется восхищением. Парень уже не выглядит бандитом, просто хороший парень. Мелочи, на которые не обращал внимания, отбрасывая, как не соответствующие образу первого впечатления теперь ясно рассказывают: деревенский, приехавший в город устраивать свою жизнь, искать лучшей доли.
--
Шеф, давай завернём к парку -- мы с бабушкой на лавочке посидим немного, а то она совсем из дома не выходит.
Хмарь и морось уже не кажутся беспросветно унылыми -- от вида крепкого парня, "прогуливающего" по аллее хрупкую старушку становится теплее.