Лёжа, Адамов потягивается с головой в травостое,
по нему ползает мелкая живность - разного рода букашки.
Сквозь стебли растений небо особенно голубое,
и солнце в распухшем зените выглядит старше. 

Поднявшись, Адамов свистит, распугивая насекомых.
От радости жизни он машет летящим вдали самолётам.
Над ним же плывут облака. Как будто над старым знакомым,
стюардессы смеются ему с высоты атмосферного фронта. 

Он видит как Ева идёт - мертвецы хватают её за ноги,
немой парикмахерский ветер дует в губную расчёску,
Вокруг поля растут и катятся вперёд дороги.
Земля во цвете лет, мир кажется простым и плоским. 

Ах, Ева, Ева, как баснословно пахнут твои косы
рыжие, и на лицо смешно рассыпались веснушки.
На пальцах у тебя хрустят абстрактные стрекозы
и ассирийские года считает над тобой кукушка. 

Нарвав в гермошлём весомых выпуклых черешен,
Адамов, смущаясь, подносит их розовой Еве.
Ракета его, вся в сетке густых керамических трещин,
лежала вблизи, примяв своим корпусом клевер, 

над которым сопела эскадра шмелей толстозадых. Адамов
вдруг к Еве прижался - ему стало как-то спокойно и мягко.
Он будто бы землю обнял и женские купола храмов.
Светило гудело, как рой, окруживший пчелиную матку. 

Эх, Адамов, Адамов. Бороздя просторы Вселенной,
ты забыл о яблоке рая, о смаке надкушенной жизни.
Тебя я люблю, космонавт, твои гибкие ржавые вены,
летящую плоть и твои обращённые к космосу мысли. 

Возвращайся на Землю, Адамов. Возвращайся душою и телом.
От Природы себе отгрызи, перестань озираться на звёзды.
И стоит космонавт, обнимается с рыжею девой.
Светило гремит, словно жесть. Машет птицами воздух. 

Свалившись на берег реки, в ромашках заглохла ракета.
Мальчишки, сидя на ней, тянут за ус стародавнего сома.
Ибо нету счастья другого, кроме капли росы на рассвете,  
кроме как целоваться, сняв стеклянный колпак гермошлёма.