|
|
||
! по стенам поползут, зазмеятся, всё расширяясь, трещины; дзинь и вылетят все оконные стёкла, какая-то из перегородок просядет, не выдержит перекрытие и всё, проваливаясь в бам-бух-бабах, схлопнется, как бетонный карточный домик.Именно так: как бетонный карточный домик; а он будет сидеть, невозмутимый, среди рушащегося мира, и курить свою невозмутимую сигаретку пока этот стекло-железо-бетонный мир не погребёт его под своими обломками. В общем и целом вполне тривиальная смерть, не на смертном одре конечно, но тоже, надо сказать, не на дыбе. Хоть в принципе какая разница, Степану Андреевичу Шейко было на это наплевать, самым натуральным образом - наплевать. Вот уже два месяца как ему было всё равно. Надо же прошло уже два месяца. Он сидел, жадно курил и слушал голодное завывание сирены воздушной тревоги. "Пошли они к чёрту" - резко подытожил Степан Андреевич всё то что происходило у него в мозгу - жребий брошен. Крапка.
! незаметно выпорхнуть в окружающий мир, на пустые притихшие улицы города, где должна была свершится Великая нехилая махалка. Сергей и Артём давно об этом думали, давно об этом бредили - увидеть всё своими глазами;порой это казалось несбыточной мечтой, такой же несбыточной, как двенадцать баллов по математике, но к удивлению мальчиков фортуна вдруг повернулась к ним своим неуловимым лицом и то что вчера казалось невозможным, сегодня само свалилось им в подставленные ладони.
! ... не выдержит перекрытие и всё проваливаясь в бам-бух-бабах, схлопнется как бетонный карточный домик; а он будет сидеть невозмутимый среди рушащегося мира и курить свою невозмутимую сигарету. Что за чушь. Как это теперь выглядит нелепо, картинно, самонадеянно, а ведь прошло всего-навсего пятнадцать минут.Пятнадцать несчастных минуток и вдруг протяжно и нудно завибрировал мобильный телефон. Степан Андреевич подобрал плоскую тяжеловатенькую коробочку со стола.
! из-за угла соседнего строения, волоча по асфальту переломанную в нескольких местах ногу, зловеще прохромал неуклюжий труп. То и дело клацая развёрнутой пастью и настороженно дёргаясь головой. Но труп не выходил, не шкандыбал на свою добычу, не внимал мельчайшим акустическим колебаниям среды; мертвецы не показывались, надежно забившись в полуподвальные норы, где они, тщательно нюхая окружающий воздух, дожидались своего звёздного часа.Мальчики ускоренным шагом шли в сторону самого высокого здания. Дом этот был ещё не достроен и верхние этажи его напоминали правильный геометрический скелет из железобетона. Как и ожидалось новостройка был пустой; пробравшись через лаз на её территорию, Артём и Сергей почувствовали себя в относительной безопасности: среди сложенных штабелями стройматериалов их было трудно обнаружить, здесь они могли прятаться целую вечность. Но не это интересовало ребят, их целью была самая верхотура недостроенного небоскрёба. Там во все стороны открывался безупречный вид, оттуда город был виден как на ладони, идеальная площадка для обозрения - как раз то что им было нужно. Мальчики собирались всё увидеть своими глазами, всё от начала и до конца, до мельчайших подробностей - увидеть, заснять на смартфон, выложить в ютуб и со спокойной совестью почивать на заслуженных лаврах. С минуты на минуту ЭТО должно было начаться, нужно было торопится, чтобы не упустить ни единого мига. Грузовой лифт не работал, в целях безопасности вырубили электричество, и поэтому пришлось долго и нудно подниматься по лестнице на своих двух. Предстояло покорить, примерно, двадцать три-двадцать четыре этажа, путь немалый и достаточно серьёзный для детских мышц, но Артёму и Сергею было плевать; они спешили, щёлкая ступеньками, как семечками, поскольку боялись опоздать на начало представления.
! А ведь я люблю тебя, Киев, твои весёленькие малахитовые улочки, придуривающиеся провинциальными парки, где пенсионеры вызывают на себя шахматный огонь, загаженные поддатой молодёжью игровые площадки, подъезды, хрустящие под ногами пластмассовыми шприцами от сюрреализма, воняющие мочой пространства за гаражами.Да и сейчас ещё люблю, несмотря ни на какие трагические катавасии, и жаль, конечно, что с тобой так поступили, что ты попал под серьёзную раздачу, что постепенно превращаешься во вмятину на географической карте. Новая угроза как всегда грядёт с востока или северо-востока - нечто мрачное, безликое, бородатое. Степану Андреевичу оно всегда почему-то виделось именно бородатым, но это была не та жиденькая бурятская бородёнка, которой бравировали хитрющие монголоидные ханы, это была совсем другая борода, это была борода лопатой: мощная, широкая и толстая; бородища за которую можно было легко ухватится обеими руками. Обеими руками ухватится за шикарнейшую волосяную поросль и тащить по земле эту мрачную, неумолимую, безликую азиатчину.
! Часть геома вынырнула над крышей ближайшей высотки в полукилометре от них, но из-за своего колоссального размера это казалось непростительно близко - встань на цыпочки, потянись рукой и можно было с лёгкостью торкнуться его антрацитовой, отражающей солнце, как бы полированной поверхности.Клык, не замечая за собой того, инстинктивно втиснулся в кирпичную кладку стены, он сделал это совершенно рефлекторно, его физиономия стала бескровной, словно мороженная рыба; Клык совершенно забыл, что на него сейчас может смотреть Марьяша, подобная мысль испарилась из его головы, ему было не до Марьяши, как впрочем, и ей: она с замиранием женского сердца взирала на явление геома.
! Он показался только частично, выказав на обозрение верхнюю часть своего грандиозного геометрически безупречного корпуса, но и этого было вполне достаточно чтобы произвести на женщину неизгладимое впечатление. Ё-моё. Вот это мощь, вот это силища - кто сможет такому противостоять?По сравнению с махиной геома все эти брутальные мачо, гордящиеся своей потенцией и своими ухоженными пиписками, просто мелочь пузатая. Марьяша смотрела на геома даже с некоторой долей восхищения, словно на самца, который покорил её сердце с первого взгляда. Но в это время овладевший собою Клык, пытаясь перехватить инициативу, быстро и настойчиво закомандовал:
! что-то чернело, что-то прямоугольное, громоздкое, противоестественно правильное на фоне вылинялой, слабо бледнеющей лазури. Казалось кто-то вырезал идеально ровный кусок пространства и теперь на том месте зиял угольный провал в никуда. Его трудно было с чем-то сравнить; на Земле практически не встречались такие простые и идеальные формы, а с учётом масштаба всё это выглядело абсолютно бессмысленным и отталкивающим.И всё же какой-то смутный скрытный смысл в этом угадывался, неясный для людей, но заставляющий холонуть от догадки их маленькие отзывчивые сердца.
! даже отсюда было заметно - Пятый двигался. Чёрная сверкающая гора порхала строго в западном направлении; очевидно в его планы входило форсировать Днепр.До сих пор международному контингенту удавалось удерживать предыдущие геомы на левом берегу, на подступах к историческому центру города, но все понимали что сие временно, что рано или поздно это произойдёт: геом преодолеет реку и вторгнется в пределы старого Киева.
! По проезжей части улицы, почти под самыми окнами домов, в сторону набережной опускался громоздкий механизм циклопа. Это была бронированная боевая машина, которую сотворили люди, призвав на помощь всю свою науку и экономику. Баснословно дорогие машины эти входили в состав контингента международных сил ООН и обязаны были защищать земные города от адского произвола чёрных кубов.Громоздкий, высотой с восьмиэтажный дом, циклоп шагал вниз по склону улицы по направлению к реке, неуклюже имитируя человеческую походку. "И этими наивными игрушками они хотят ЕГО остановить" - подумал Степан Андреевич, провожая циклопа взглядом. Со спины машина казалась совсем безалаберной и небоеспособной. Он вспомнил фотографии последнего Четвёртого геома: это был простой прямой угол, неказистая буква "Г", никаких геометрических излишеств, очень строгая и даже скупая форма, лаконичная в своей выразительности. Но если учесть её невиданные размеры и ту мощь, которую она в себе таила, то пуританская скупость формы только усугубляла вызываемый геомом страх; с дизайнерской точки зрения геомы выглядели идеальными автоматами для разрушений и убийств, а буква "Г" казалась совершенным выражением геометрии, рядом с которым многоступенчатые аляповатые конструкции боевых циклопов, полные разных второстепенных деталей, выглядели делом рук позапрошлого века. Предстояла схватка не только технологий, но и дизайнерских, эстетических концепций.
! Холодные, трезвые , без малейших витиеватостей, эвклидовы обводы геома вызывали у людей ужас; гораздо более человечной казалась барочная, полная диких несовершенств геометрия циклопов.Степан Андреевич хотел было открыть застеклённую дверь и выйти на балкон, но передумал. Зачем это всё, к чему? Уж больно всё это напоминало глупенькую модернистскую мелодраму, где обыватель, провожая в бой, машет кружевным платочком, идущим на смерть железным роботам. Правда циклопы не были роботами, внутри них находились люди - экипаж из трёх человек, но в принципе это ничего не меняло - тоже дурновкусие только в профиль. Степан Андреевич ещё раз взглянул на город. Может такой город, притаившийся, словно перед прыжком, но ещё надеющийся, ещё полный сокрытой от посторонних, венозной жизни, он видит в последний раз.
! Да, Киев был обречён, он уже третий год дышал на ладан, он же третий год висел на волоске, шатался у кромки бесконечности, готовый полететь, шухнуть туда плашмя. И вполне возможно, что он туда уже летел; летел навстречу бездне, раскинув руки и ноги, не встречая никакого сопротивления, и ежесекундно всё глубже и глубже погружаясь в бесконечность - поглощаемый ею.Так и не раскурив сигареты, Степан Андреевич вздрогнул: в небе, недалеко от его дома взорвалась чёрная звезда. Совсем как в замедленной съёмке, куски звезды, побольше и поменьше, ринулись в разные стороны. Что это было, чёрт задирай? Степан Андреевич не сразу понял что взорвавшаяся звезда до недавна являлась реактивным истребителем - его подбили. Самолёт, словно получив под дых невидимым кулаком, разлетелся в щепки. Ударная волна, достигнув здания, вынесла половину оконных стёкол. Один из обломков звезды - крыло самолёта, разворачиваясь всей плоскостью в воздухе, наподобие бумеранга, врезалась в дом Степана Андреевича.
! Плотный застоявшийся воздух шибанул в нос. Чёрт забирай, что это всё значит? Темнота стояла, хоть глаз выколи. Кто-то накрыл их толстою меховою шапкой - так показалось Марьяше. В такой темноте всегда ожидаешь наихудшего. Это может быть всё что угодно, любой злокозненный, монструозный сюрреализм. Марьяша невольно поддалась внутрь, словно ожидая удара.В прихожей воняло сыростью и спёртым пространством. Очевидно хозяева уже давно сюда ненаглядывались, может даже их вовсе не было в Киеве, а быть может, кто его знает, и в живых. Но скорее всего в живых они всё же оставались: мертвецы ни за что бы не додумались поставить такое сложное запирающее устройство - хитренький замочек явно был делом рук ныне здравствующих особей. Клык невыразительно матернулся, опрокинув оказавшийся под ногами невидимый в темноте табурет. Жилище которое он вскрыл вызывало разочарование - простенькая трёхкомнатная квартирка. Даже беглого взгляда было достаточно чтобы понять, что и на этот раз им обломалось. Это действительно был облом: они вышли из тёмной прихожей и тщательно осмотрели все три, полные пыльного света комнаты. Жилище оказалось безнадёжно бедненьким и ничем не примечательным - не пофартило и на этот раз; зачем было ставить такой заумный замочек - непонятно.
! когда в чистом небе со страшным грохотом - угу-гу-гухх - появилась звезда. Неправильная, чёрная, всё расширяющаяся звезда. Обломки её разлетевшись по городу, падали в жилые кварталы, рождая медленно набирающие в весе, курчавые башни пыли, за которыми, опаздывая, следовал фронт звуковой волны.То там то сям по городу взбухали непроглядные серые гейзеры; несколько зданий пропало из вида, словно присев по нужде; на их месте в небо ударили клубящиеся пылевые фонтаны. Высотка, на которой находились Артём и Сергей, заходила ходуном.
! Пятый геом деформировался, прямо на глазах легчайшим образом произошла его перекрисстализация. Он видоизменился, словно по мановению волшебной палочки; теперь их было два, два разновеликих чёрных объекта - один побольше, другое значительно меньше. Они жили каждый своей жизнью, но составляли одну, достаточно простую и очевидную систему: объект поменьше - чёрный блистающий куб - вращаясь вокруг собственной оси, одновременно описывал круги вокруг главного, гораздо более массивного тела параллелепипеда.Этот правильный вспомогательный объект, высотой ребра метра четыре, делал виток за витком, постоянно наращивая скорость вращения, пока его круговое движение вокруг основной массы Пятого геома не превратилось в одну слившуюся полосу. И вдруг полоса растаяла, исчезла, а вращающееся в обратную сторону центральное тело параллелепипеда остановилось, как вкопанное. И что более всего показалось странным:
! на другом конце квартала шагающий механизм циклопа оторвался и подлетел в воздух, словно от невиданного и невидимого удара в челюсть. Огромная машина нелепо кувыркнулась наподобие детской игрушки. Она упала, несколько раз перевернулась, сминая всё на своём пути: киоски, автомобили, троллейбусные остановки.Влетев в близстоящий дом, у которого от столкновения повылетали все стёкла, первый циклоп замер в неподвижности; могло показаться, что из него напрочь выбили дух; машина какое-то время совсем не шевелилась, стояла как мёртвая, окружённая клубящимися млечными облаками - туманностями андромеды окружённая. Первые несколько секунд мальчики не понимали что случилось. Казалось были нарушены фундаментальные причинно-следственные связи, невозможно было установить взаимосвязь двух столь отдалённых в пространстве событий. Оставалось загадкой как манипуляции в структуре Пятого геома могли привести к подобным весьма впечатляющим пертурбациям на другом конце квартала. Странным это было происшествием, не улаживающимся ни в какие привычные рамки, происшествием почти мистическим.
! внизу завывал мусорный ветер, крутились безумные водовороты из дыма и пыли; там было страшно, там носились вихри и там притаилась смерть. Где-то в этом клокочущем мучнистом море она поджидала удобного случая, чтобы сделать свой ход.Он отошел от пропасти и ещё раз, не веря в случившееся, посмотрел на то что осталось от его квартиры. Степан Андреевич переехал сюда с семьёй шесть лет назад, он уже привык к этому тёпленькому местечку, к этому семейному гнёздышку, здесь он был счастливым и здесь же он познал горе. Но теперь ничего этого не было, всё это осталось в далёком невозвратном прошлом, где-то там в клокочущем мучнистом море; оторванное крыло истребителя врезавшись в его дом, врезалось и в его жизнь, расчленив её на две неравные части - до и сейчас. В какой-то степени это был выход; вместо рухнувшей стены выход прямо светлел перед сего носом, нужно было только решится.
! Отсюда можно было ступить в разомкнутое пространство, навстречу безумным завывающим водоворотам из дыма и пыли, без околичностей и посредников, не дожидаясь своей очереди, напрямую с тринадцатого этажа - ход ладьёю. На какую-то долю секунды Степан Андреевич замер, сжавшись, словно набирая разгона, всё сознание его задрожало на волоске;но он этого не сделал, Степан Андреевич снова огляделся, постепенно приходя в себя: ободранные обои, упавший ничком шкаф, книги ранено трепещущие на сквозняке, подбитые птицы валяющихся повсюду журналов - что ещё? Встречи, взаимная привязанность, привычки, хорошие и не очень, объятия, расставания, утренний поцелуй, снова встречи и снова расставания - что ещё? Кажется всё, больше нет ничего, всё что можно он забрал, туго набил, упаковал чемоданы своей потёртой памяти, теперь его здесь ничего не держало, всё своё самое ценное он держал при себе в своём самом глубоком внутреннем кармане и Степан Андреевич, ссутулившись, словно по грузом тяжеленного рюкзака, вышел вон.
! Марьяша ему улыбалась. Ну, надо же: Марьяша улыбалась. Она обязана была поступить иначе, обязана была вести себя совершенно иным способом, но вопреки всему - она ему замечательно так улыбалась. Да полноте, действительно ли она ему улыбалась, неужели он ошибся, неужели его подвёл до селе безупречный нюх. "Этих баб никогда не поймёшь" - бессильно подумал Витёк.Ему было тревожно, ему было неуютно, он как будто находился на сильном сквозняке. Этот мощный ток воздуха образовался от распахнутой настежь улыбочки Марьяши, дуло в её приветливо открытый рот. Клык был явно озадачен, наверное у него был глупый вид, поскольку Марьяша, не выдержав, искренне захихикала. Снаружи снова загрохотало, забухало, загудело - яростно задребезжали оконные стёкла.
! Перед его глазами, словно дрожала красная завеса: догорал огромный рекламный билборд. Что он рекламировал было теперь непонятно: на металлических конструкциях дотлевали последние чёрные ошмётки материи. Билборд коптил, словно был сделан из рубероида.Проезжая часть напоминала улицу времён голливудского Апокалипсиса. Тысячи раз Витёк видел подобные фильмы и эти безлюдные улицы со стоящими на них в беспорядке пустыми автомобилями стали уже общим местом, он одно дело кадры из кинофильма, а другое - реальность, мать его.
! Совершенно безлюдная улица была загромождена стоящими в беспорядке пустыми автомобилями. Автомобили стояли как попало: некоторые из них были с закрытыми дверцами, некоторые - с открытыми, некоторые стояли с раззявленными капотами, другие широко зевали багажниками.Улица, несмотря на всю свою стандартность по меркам фабрики грёз, навевала ужас - возможно потому что это был не Нью-Йорк и не забытая географическим Богом, солнечная Калифорния, а такой знакомый с детства, старославянский Киев, где подобные новомодные голливудские штучки изначально казались невозможными по сути. Ладно Нью-Йорк или психованный Лос-Анджелес, ладно фотогеничный Париж, или, в крайнем случае, замешанная на эклектических дрожжах, всеядная Москва, но Киев.. нет, в это определённо не верилось. Не верилось и всё тут. Чепуха какая-то.
! его вдруг накрыла тень. Он сразу всё понял; осознание того что случилось пронзило его как молния. Тень накрыла Витька, словно расплющив гидравлическим прессом - ужас обуял маленького человечка. И почему ЭТО должно было случиться именно сейчас? Ни минутой позже, ни минутой раньше, а именно сейчас?Именно сейчас, когда он особенно беззащитный, когда он застыл посреди проезжей части, словно муха в янтаре, и виден отовсюду наподобие гадкой, голенькой личинки. Именно сейчас тень Пятого геома накрыла его своим свинцовым покрывалом. И Клык уже не маскируя свою панику и ужас, взглянул в глаза, стоящей на другом берегу Вселенной, Марьяши. Он взглянул в глаза, смотрящей ему вслед, немилосердной молодицы, уже не скрываясь и не пряча свою внутреннюю суть; взглянул и опять всё понял - второй раз за пару секунд его пронзила, уже ставшая ему знакомой, молния понимания;
! молния опять угодила в то же самое туповатое и уже почти обуглившееся дерево - он всё понял и обомлел: так вот оно что. Так вот оно что. Так вот в чём был подвох - Марьяша самого начала всё это задумала и умело подвела Клыка к порогу желанной развязки. Так вот как она решила от него избавиться - с помощью Пятого геома. Не много не мало. Эта сука специально вывела его на геома, предоставила ему Витька на тарелочке с голубой каёмочкой.
! Геом расправился с циклопом, словно с хлюпиком. Нет, он не с циклопом расправился, это он так отметелил всех людей Земли, навалял им по первое число, скрутил в бараний рог, всех сразу, словно человечество это какой-то дрыщ - закомплексованный угреватый очкарик с тоненькой шеей. В лице циклопа Пятый геом легко отпиздил весь род людской.Конечно они с Артёмом понимали что на самом деле происходит. Когда-то к ним на урок приходил военнослужащий, целый полковник - серьёзный и несговорчивый такой дядька; он всё и пояснил ребятам. Оказывается это тактика такая; сражаясь с качественно превосходящим тебя противником, нужно сначала его вымотать, обескровить и только потом нанести решающий удар всеми имеющимися в наличии средствами. На циклопов возлагалась самая неблагодарная задача по выматыванию превосходящего противника, они тупо навязывались в бой, зная наперёд что у них нет никаких шансов победить - ни малейших; человеческие технологии пока не могли противостоять технологиям чёрных кубов, по сути циклопы - это пушечное мясо, которое человечество бросало на амбразуры. Такова была их судьба. Ими жертвовали как громоздкими механическими пешками. Энергоёмкость геомов была колоссальной, но не бесконечной, битва с циклопами требовала огромнейших энергетических ресурсов, циклопы буквально высасывали из геомов все соки, запас энергии рано или поздно должен был иссякнуть и вот тогда на арену выступит главная скрипка - ракета типа "тар-тар" и завершит начатое циклопами сражение. Прорывая останки силового поля, ракета детонировала тау-вещество; детонировала в непосредственной близости от основной массы врага, по сути на доли секунды открывая ненажерливую воронку чёрной дыры и снова её захлопывая. Риск что при этом могут пострадать посторонние объекты всегда существовал, вот для этого и нужно было доставить боеголовку с тау-зарядом как можно ближе к цели атаки, иначе последствия могут быть более чем трагическими: несколько грамм этого вещества способны за мгновение поглотить добрую половину многомиллионного мегаполиса. После срабатывания заряда вся масса геома практически полностью испарялась, превращалась в кванты тёмной материи и бесследно всасывалась в иное состояние. Но это будет потом, сейчас же происходила неутомимая и неумолимая титаномахия боевых машин, происходила схватка на выживание в исходе которой никто не сомневался - циклопы были обречены на поражение. Они были обречены, как пресмыкающиеся мезозоя, но сражались при этом великолепно и более чем достойно - что динозавры, что циклопы. А ведь внутри циклопов пыхтели простые люди, пилоты управлявшие этими машинериями и возможно сейчас они нуждались в помощи, в простом человеческом участии. И мальчики могли им помочь; это было недалеко, всего в шести-семи кварталах отсюда, в районе Речного вокзала. Серёжа спрятал смартфон в карман и торкнул Артёма за плечо; тот отмахнулся от него, словно от назойливой мухи, полностью поглощённый съёмкой невиданной батальной сцены.
! то ли миллионы не рождённых детишек, то ли тьма скопившихся за тысячелетия покойников. Скоро и он будет там, мертвец, вместе со всеми, один из них; гравитация втянет его во внутрь, словно сделанного из материала чудовищной плотности; он продавит земную кору, прорвёт натяжение верхнего слоя и провалится на головы миллиардам усопших, прямо в скопище скребущихся изнутри скелетов.Степан Андреевич пошёл дальше, он свернул в какой-то затянутый дымом переулок. Ещё не пройдя десятка шагов, он услышал как кто-то плачет. Нет, это не был потерявшийся ребёнок, плакал кто-то из когорты взрослых и судя по всему - женщина. В сивой угарной дымке, словно в тумане, Степан Андреевич двигался навстречу звуку и, в конце концов, вышел на зарёванную киевлянку. Посредине проезжей части она стояла на коленях, словно над осколками разлетевшегося вдребезги счастья и горько ревела. Не молилась, стоя на коленях, не просила помощи у высших сил, коленопреклонённая, а именно ревмя ревела. Уже немолодая и не очень привлекательная, каких в городе тысячи и тысячи, она плакала над своим обыкновенным индивидуальным горем, лила слёзы над личной жизнью, разбитой, словно выпавшее из сумочки маленькое кругленькое зеркальце. Сколько ей стоило усилий устроить свою судьбу, пристроить своё вожделеющее тельце, найти для себя плюшевый интимный уголок, а сколько неимоверных трудов понадобилось чтобы сохранить его в бурях житейских невзгод, чтобы соблюсти меру и умело балансировать на самурайском лезвии компромиссов и вот теперь всё ЭТО разбилось в единый миг, разлетелось к чертям собачим, слово и не судьба вовсе, а массивная хрустальная ваза.
! Словно яркое контрастное пятно прорезалось ей навстречу сквозь темноту мира. О как она его вспомнила: это была мощь, это была сила, это были краски, бьющие радугой ей в лицо, это была удачливость во всём - вот как она вспомнила Пятый геом, вот в каком образе он ей привиделся, пробился сквозь толщу накрывшего её мрака. Она прозрела в геоме красоту и счастье. Для неё Пятый стал олицетворением всех цветов жизни.Марьяша всё помнила, она всегда всё помнила, у неё была длинная и твёрдая память, память неприятная и злая до подробностей. И теперь ей почему-то привиделся давний эпизод с бегством. Это было во времена Третьего геома. Она бежала. Она бежала мимо склавшихся зданий, мимо накренившихся столбов освещения, оборванных троллейбусных линий, мимо закопченных стен и раздавленных, словно скорлупки жуков, автомобилей - она бежала. Но Марьяша почти ничего вокруг себя не замечала - ей было на это глубоко наплевать, она бежала, как по пустыни, словно по Средней Азии, бежала она: Марьяша была счастливой. Да, Марьяша была тогда счастливой и ей был неинтересен разрушенный город, все эти задымленные кварталы, все эти руины, она вообще не любила несчастных, ни людей, ни городов; горе казалось ей глупым и некрасивым, воплощением тупизны и безвкусицы казалось ей горе, только люди недалёкие и лишённые вкуса могли серьёзно обращать на него внимание; только люди недалёкие и лишенные вкуса могли так серьёзно и сосредоточенно страдать. Если ты несчастен, значит ты тупица или это просто приносит тебе удовольствие, но Марьяша была не такой, она считала себя умной и сильной и любое горе навевало на неё смертную скуку. "Безмозглые идиоты" - думала она иной раз, глядя на картинно-несчастных людишек. Она отвергала всякую сентиментальность и всякое сострадание, считая это заразной болезнью. "Все они мазохисты" - говорила она себе. Марьяша не собиралась играть в их сентиментальные игры, эти мягкотелые забавы не для неё; все эти "пуси-муси" - плевать она на них хотела. Она любила Киев, она питала к нему искренние чувства, была очень сложно и глубоко к нему привязана, но только до тех пор пока он приносил ей радость, пока он был зелёным и ясным - разрушенный город её не интересовал. Разрушенный Киев это для садомазохистов и прочих извращенцев, он - чепуха.
! Пятый не поддался на марьяшины чары, не купился на её женские прибамбасы, она не могла им вертеть по своему усмотрению, как всегда это делала с мужиками, наоборот, это он загнал её в тёмный отсыревший угол и теперь вертел на своём стояке, словно глупую подвыпившую шлюшку. Пятый делал с ней ужасные и омерзительные вещи - он доминировал.Он оказался единственным мужчиной в этом дряблом истлевающем мегаполисе, единственным кому во всём сопутствовала удача и потенция; можно было сопротивляться этому, но не почувствовать этого было нельзя и Марьяша, падкая на всё сильное и уверенное, хорошо это прочувствовала - её насилуют. Пятый глубоко и грубо её трахал и Марьяша за это его уважала. Да уж, за это он был достоин уважения. Попробуй теперь забудь его, такого садиста, насильника и сволочь. Марьяша не боялась, ей просто хотелось выть от бессилия, это была унизительная для неё поза - она облажалась. В это время женщина услышала как над ней кто-то шебуршит; какие-то неясные шорохи она услышала над своей головой, как будто там устроила возню остроносая мусорная крыса. Крыса существовала недалеко, сначала тихая, она копошилась и скрежетала всё громче, всё ближе подбираясь к лицу Марьяши, становясь всё назойливее и вдруг в глаза женщины, привыкшие к абсолютной темноте, хлынула отвесная стена света; резкий свет буквально отвесил женщине оплеуху.
! все разрушенные и разрушаемые города одинаковы независимо от их географического положения. Они одинаковы всё равно разрушены они геомом, разрушены они ордами фашистов или зеленоватыми инопланетянами разрушены - руины всё те же, одни на всех, на все случаи жизни, неотличимые, киево-рио-де-женейро-сталинградские. Все разрушенные города были похожими, начиная стобашенным Илионом и кончая златокупольным Киевом.Всякие географические и исторические приметы были утеряны, город становился универсальной формулой выражение пространства без всяких претензий на какое-либо своеобразие; почему ты думаешь что это Киев и вообще почему ты думаешь что это Восточная Европа; собственно, откуда ты взял что это третья планета от солнца, разве на планетах Проксимы, если они там существуют, города не так рушатся и так не исчезают?
! Улица Владимирская словно ворочалась в тяжёлом дурном сне. Неспокойно вела себя улица Владимирская, поминутно вздрагивала от кошмара, а члены её то и дело бились в некрасивых резких конвульсиях. Что тебе сниться улица Владимирская, что ты видишь в своём плотном тошнотворном сновидении? Можно было подумать, что ты не спишь, а умираешь - так неспокойно, так тяжело ты ворочаешься своим телом.Немногие уцелевшие здания стояли без окон - мрачные проёмы зияли вместо привычных окон. Из некоторых проёмов наружу валил чёрно-жёлтый дым; в квартирах тех, по всей видимости, бушевали нешуточные пожары. Здания были как черепа из многочисленных глазниц которых в небо выползали длинные жирные черви. А ведь когда-то на этой блистающей радостью улочке он сидел с Лизанькой на скамейке. Где теперь та скамеечка, та самая зелёная, плохо выкрашенная с неприличным словом глубоко вырезанным на пологой спинке? Девочке было семь лет, она во всё стреляла своими меткими глазками и не выпускала изо рта карамельный окатыш чупа-чупса; пластмассовая трубочка чупа-чупса торчала из её рта, словно трубочка для дыхания, которой пользуются все дети, чтобы дышать в загаженной атмосфере взрослых. Загаженная атмосфера взрослых - сейчас туда наползают длинные лоснящиеся черви из пустых глазниц домов. Куда бы ни смотрел Степан Андреевич, куда бы не поворачивал очами, на каких бы предметах не останавливал свой взор, прежний Киев, бодрый и лучезарный, как бы просвечивал сквозь руины сегодняшнего дня. Или нет, скорее наоборот: куда бы не смотрел Степан Андреевич, на какие предметы не вперял свои дикие мутные взоры, всюду сквозь чистые солнечные картины прежнего мира просвечивал Киев сегодняшний. Как на рентгеновском снимке сквозь живую плоть молодого человека просматривались непривлекательные схематичные конструкции его костей, так и сквозь образ прошлого Киева, как неявные водяные знаки, проступали реальные кости реального времени.
! Этот колосс казался исчадием супрематизма, абстракцией во плоти, состоящей из великого множества геометрических подвижных сегментов; он обладал очень сложной архитектурой в которой очень смутно угадывался военный характер. И вдруг всю эту гигантскую громоздкую архитектонику со страшной оглушительной канонадой снесло одним боковым ударом.Циклопа буквально сдуло в сторону, он отлетел, словно сорванное с фундамента многоэтажное здание. Он смог остановиться только на другом конце улицы, сминая автобусную остановку и упёршись ходовой частью в приземистое сооружение кинотеатра. На проезжей части осталась чудовищная борозда взрыхлённого асфальта. Циклоп неуклюже подымался на ноги и только теперь Клык вновь увидел его противника. Это был колоссальный экземпляр, закрывающий собою большую половину неба, чёрный монолитный красавиц в несколько раз выше и шире неказистой человеческой машины. Он снова бросил на Витька неправильную переломанную в нескольких местах тень. Вторично тень Пятого геома накрыла его с головой. Клыку стало зябко, он испугался, что больше никогда не увидит солнца; ему хотелось спрятаться, но что-то удерживало его на виду, какая-то до конца непонятная, сладостная сила, он даже на какое-то время забыл о Марьяше, которая продолжала стоять на другом берегу Вселенной, всего лишь в метрах пятидесяти от Клыка, но так невыразимо далеко и тоже созерцала разыгравшуюся схватку титанов.
! В сторону геома, переворачиваясь в воздухе, полетел, брошенный циклопом пустой автобус. Автобус ударился о невидимую преграду силовой защиты и, не причинив геому никакого вреда, вяло от него отвалился, наподобие усохшего довеска. Циклоп, мощно работая задними конечностями, ринулся в рукопашную;словно борец, он собирался схватить геома за нижнюю часть корпуса, но не добежав метров пятидесяти, получил такой невероятной силы удар кубическим молотом, что споткнувшись, бедолага, беспомощно порыл железным своим носом асфальт дорожного покрытия; раздался немилосердный лязг и немилосердный грохот, словно небесные грузовики, опрокинувшись кузовами, свалили во дворе тысячи тонн металлолома. Циклоп немедленно вскочил на ноги, но вскочил, чтобы тут же пропустить следующий всесокрушающий удар; потом был ещё и ещё. На этот раз правильный, антрацитово сверкающий молот опускался сверху вниз, он делал одни полный оборот вокруг поперечной оси геома и становясь почти невидимым из-за моментально набранного ускорения, резко обрушивался на плоское бронированное рыло циклопа. Машина буквально расползалась под этими ударами, она трещала по всем швам, бронированные плиты начинали глубоко прогибаться, словно были сделаны из нагретого пластилина. Окружающий воздух превратился в сплошной грохот. Приплюснутое рыло циклопа явственно деформировалось; нагреваясь его корпус начинал источать жар. Марьяша совершенно оглохла от раздирающего душу лязга и скрежета. На её глазах, на расстоянии не более семидесяти метров, происходила настоящая титаномахия - две глыба материи сцепились в смертельном противостоянии. Женщина не сводила с них взора, она глядела, словно зачарованная: это казалось ей ужасным и прекрасным одновременно. Она любила мужские потасовки. Марьяша обожала наблюдать как мужики мутузят друг друга по чём зря,
! но видимое сейчас совершенно шокировало её неслабое воображение: механические самцы не знали пощады, они рубились насмерть. И в глубине души, где-то том в её последних сокровенных уголках женщина чувствовала что отдаёт предпочтение чёрному, геометрически идеальному красавцу с молотом наперевес. Пятый геом был её героем, героем её романа, она желала чтобы он победил, чтобы победил непременно он.Клык также всё видел, хотя и с большего расстояния, но смотрел он на это со страхом и трепетом; из укрытия он за всем наблюдал и не было в его душе никакого восторга и никакого пиетета перед сражающимися. Он укрылся в пустой подземный переход и, время от времени, высовываясь наружу, выныривая в окружающую среду, видел адское борение двух машинерий, робко наблюдал все перипетии схватки. Видел, правда, весьма схематично; в клубах пыли и дыма силуэты антагонистов носили весьма приблизительный, условный характер, особенно трудно было разглядеть абрис циклопа, словно утопавшего в море густо взвившейся, мусорной взвеси; и всё же, несмотря на дым и пылевые вихри, Клык явственно заметил, как складываясь, часть соседнего здания погребла под собою одинокую фигурку Марьяши, стоящую в самом эпицентре дьявольского противостояния. Вот она стоит и вот её уже нет. Дивные алебастровые облака взметнулись над местом где только что маячила восхищённая молодица.
! Циклоп лежал в ущелье между двух до основания разрушенных домов, выпростав искореженные конечности ходового механизма далеко вперёд на проезжую часть. Он как будто устал и прилёг отдохнуть, откинувшись навзничь; циклоп откинулся навзничь среди всеобщей разрухи, словно откинулся навзничь среди благоуханно цветущих полей. Некоторые сегменты его конструкции были завалены обломками строений; он лежал на горах щебня, словно лежал на примятой траве летней поляны, среди милых луговых цветочков.Артём присвистнул, разглядывая поверженного колосса. Какая разница кто тебя поверг, вооружённые до зубов злые инопланетяне или тебя повергли твои же дальние родичи - обуреваемые жаждой справедливости, металлические роботы - не суть важно; важно только то что лежишь ты сейчас здесь, в центре старого Киева, развалившись, словно на ковре из трав и ромашек.
! пилоты, заключённые в тесные боевые рубки, горят словно взъерошенные школьные тетрадки. Внутри этого герметического корпуса, как будто в нём запаянные, они дотлевали сваленными в кучу кипами ненужной макулатуры. Пилоты орали, как зверьё. Их плоть, словно бумага, гнулась, искажалась, коробилась под действием немыслимой температуры, пока не превращалась в легчайшую астральную сажу, дунув на которую, в небо можно было поднять целую эскадрилью угольных, на ходу истлевающих хлопьев.Опять смерть, опять тошнотворное уродство человеческой гибели. Серёжа вспомнил отца, ставшего куском косной материи, накрытый новеньким сукном гроб, мать потерявшую тонюсенькую ниточку жизни и этот, навсегда отпечатавшийся с изнанки души, запах - тягостную сладковатую вонь бездны. Опять всё повторяется. Серёжа не выдержал; он упал на раздолбанную грудную плиту циклопа и начал в отчаянии колотить в неё своими нелепыми детскими кулачками. Почему взрослые такие слабые, такие хлипкие, такие эфемерные? Почему их так легко удалить из жизни, так запросто из жизни этой выдавить, словно жёлтенькие угри на лице? Серёжа что-то кричал в сварочный стык между бронелистами, его кулачки отбивали мелкую дробь, металлический кожух корпуса невнятно и тревожно гудел. Люди не обманывайте меня, не оставляйте меня больше, не умирайте так быстро, подумайте обо мне; подумайте обо мне, пожалуйста. Силы Серёжи иссякли, он утомился, но ещё и ещё раз ударял циклопу в железную грудь, ещё и ещё раз бил ему сжатым комочком в колоссальную грудную мышцу, туда где у циклопа обязано было находится могучее стальное сердце; но каждый новый удар мальчика был слабее предыдущего, скоро Серёжа уже не бил в грудь великана, а жалобно в неё царапался, возился на её поверхности слабыми детскими ручонками, весь зарёванный и абсолютно обессилевший. И вот когда последний звук Сережиного отчаяния схлынул, когда ручки его обмякли не в состоянии более сотрясать воздух и колебать непоколебимые основы, именно тогда внутри циклопа что-то громко зашарудело и лязгнуло что-то; чудовищно загарчало внутри циклопа, а один из его членов, резко дёрнувшись, зашевелился, словно краб, под большою бетонною грудой обломков. Циклоп, как бы вздрогнул всем своим тысячетонным механизмом и ожил. Вот-вот он должен был воспрянуть, отряхивая прах со своих чугунных сандалий.
! Лежит, но про прежнему держит свой выдающийся святительский крест, так как будто лежит, бережно его обнимая; как будто в обнимку с выдающимся своим крестом лежит святой Владимир; словно в какой-то брачный альков улеглись они совместно с крестом почивать и святой Владимир что-то оному кресту нежно нашёптывает, нежно его уговаривает, утешает его сладкоголосо; словно не с крестом вовсе низринут был бронзовый князь, а опрокинулся с горки разом со своей ласковой женой; в альков со своей ладушкой ненаглядной опрокинулся.И так нежненько он кресту что-то нашёптывал, так подобострастно перед ним сюсюкал, изливался в признаниях, как в ночи обычно сюсюкает и изливается супруг перед своей законной супружницей. Ишь ты, а византийский-то крест оказался штучкой премиленькой и полезненькой штукенцией оказался-то византийский крест.
! Может он тоже промышлял в открытом городе, также как и Клык, желал поживится за счёт неосмотрительных и перепуганных горожан, всласть помародёрствовать , воспользовавшись благоприятным случае. Вот только беда, случай-то вышел не очень благоприятным и даже весьма неблагоприятным случай оказался. И как результат: лежишь теперь, припадаешь строительной пылью, словно какой-то музейный экспонат. Интересно, сколько таких горе-мародёров разбросанно сейчас по Киеву, припорошенных мукою времени?Подобные мысли Клык гнал от себя прочь, вскоре он опять вышел на туже самую улицу только в метрах ста выше по её асфальтному течению. Прошло уже минут сорок, а живой автомобиль всё никак не давался ему в руки, так можно было ходить до самой ночи.
! и свергая с себя водопады мусора и разворачивая, завалившие его железобетонные балки, циклоп воспрянет из завалов в полный свой рост, вознесётся в разворачивающихся облаках пыли, доставая стальною макушкой до дневного светила. Словно железная башня, он вздыбится над руинами - непобедимая, вечно торжественная и вечно торжествующая башня, готовая вновь стоять насмерть, вновь защищать этот город от посягательств из вне.Но к неудовольствию мальчиков, произошло нечто иное, нечто совершенно обратное произошло. В то время как циклоп беспомощно ворочался в ошмётках Киева, на него вдруг накатила огромнейшая тень. Неведомо откуда явившись, ТЕНЬ накатила, словно вставшая дыбом отвесная волна цунами. Тень явилась полнейшим сюрпризом. Невидимая, но настойчивая сила, словно смахнула мальчиков с поверхности циклопа - проявилось действие непроницаемой стены силового поля; они кубарем закувыркались в мусорные кучи. И Серёжа и Артём недоумевали: что это, как это?
! Откуда он взялся, так быстро, так молниеносно представ перед очи мальчишек; так быстро, так молниеносно явившись из ниоткуда, материализовавшись буквально на пустом месте - это казалось немыслимым: Пятого геома только что не было и в помине и вот, пожалуйста, он уже тут как тут. Тут как тут, стоит великолепный геометрический красавиц, сверкая на солнце гигантскими глянцевитыми плоскостями антрацитового цвета.Пятый геом вдруг возник; он легчайшим образом, эффектно вспорхнул на авансцену. Между его геометрической фигурой и землёй просматривалась тонкая прослойка расстояния, зазор не менее двух метров между ней и всей поверхностью планеты. Очевидно шум и лязг циклопа, неожиданно возобновившую свою функциональную деятельность, привлекли сюда Пятого. Пятый был во всеоружии, он явился сюда не просто так, не с пустыми руками, а неся на магнитном плече своём тяжеленное квадратное орудие молотобойца. В некотором смысле он явился вовремя; поверженный циклоп ещё не воспрял над руинами, не взнёсся в полный рост, окружённый облаками мусорной взвеси, а барахтался в кучах этого самого мусора, не в состоянии свались с себя тонны железобетонных изделий. Но и геом, и мальчикам с близкого расстояния это предстало во всех подробностях, уже не казался таким грозным как раньше, что-то изменилось в его внешнем облике: лоск его внешнего облика немного погас, как будто был затёрт от частого употребления. Да, Пятый оставался красавцем, но вблизи уже было заметно, что это не прежний идеальный красавиц - он уже не выглядел как с иголочки; враг потускнел и осунулся, время брало своё, резервы его мощности подходили к концу. Воздух вокруг геома дрожал и колебался, как будто нагретый гигантским обогревателем, отчего контуры геома, как бы начали плавится, становились менее чёткими, словно размытыми в незаметной для глаз мельчайшей вибрации. Теперь Пятый вёл себя не столь самоуверенно, теперь Пятый вёл себя скорее остервенело. Всё верно: бездонные залежи его энергии исчерпались, но тем более казалось непонятным то что произошло потом. А потом произошло избиение, самое настоящее, ни с какой точки зрения неоправданное, совершенно нерациональное избиение циклопа.
! Пятый совершал возмездие тысячелетий, не иначе. Мрачная правильная громадина изливала лютую ненависть, даже не скрывая своей антипатии к делу рук человеческих. Чувствовалось в этом глубинное отвращение чёрных кубов к животной материи и органической форме жизни вообще. На лицо был фундаментальный антагонизм, неприятие друг друга на атомном уровне, примирить и нивелировать которое было в принципе невозможно, немыслимо. Это была уже не личная неприязнь даже, а неприязнь видовая.
! громадная длань циклопа дёрнулась, вспучилась, словно выгибая под завалами свою спину, а его левую заднюю конечность ударила широкая крупная дрожь - да, циклоп неожиданно и громко начал подавать признаки жизни. Циклоп пытался встать, старался, совсем как обыкновенный человек, опереться на свободную руку; опереться, чтобы наконец оторвать от земли, подъять своё грузное туловище и восстановить его в вертикальное рабочее положение.Не каждый день подобного ты становишься свидетелем. Но как оказалось впоследствии, страннее всего было даже не это - самое странное развернулось впереди, а когда оно развернулось, то всё, что до этого считалось странным, вдруг сразу померкло, обмельчало, потускнело и на поверку обнаружило себя скорее как причина или как фон для настоящей, истинной и во всём её превосходящей странности. Самое странное оказалось сюрпризом для всех: и для Клыка, и для мальчиков шастающих по бездорожью бронеповерхности и, тем более, для едва очухавшегося и не вполне ещё пришедшего в себя циклопа.
! Откуда он взялся, так быстро, так моментально, так сразу представ перед очи постороннего наблюдателя; так быстро, так моментально, так сразу явившись из ниоткуда, материализовавшись буквально на пустом месте - это казалось мистикой: Пятого геома только что не было и вот вам, пожалуйста, он уже тут как тут. Пятый резко возник. Он легчайшим образом эффектно вспорхнул на авансцену - почти пятидесяти метровая, сверкающая широкими антрацитовыми гранями, геометрическая фигура.Между фигурой и землёй оставалась тонкая прослойка расстояния, зазор не менее дух метров оставался между ней и поверхностью планеты. Геом появился, очевидно, привлечённый скрежетом, возобновившим свою функциональную деятельность циклопа. Мальчиков, столкнувшихся с силовым полем геома, словно снесло порывом могучего ветра; словно пылинки, их сдуло с поверхности пологих бронированных плит. Воздух вокруг Пятого дрожал и колебался, как будто нагретый гигантским обогревателем. Как хорошо что Клык находился в метрах ста пятидесяти от всего происходящего, наверное, вблизи геома было настоящее пекло, даже сюда доносилось дыхание преисподнии: с такого расстояния в лицо Клыку дунуло адом - представляю какого сейчас было мальчишкам; они, наверное, верещали от обдавшего их термического давления. Воздух был, как кипяток. Появившись, Пятый тут же взмахнул своей кубической кувалдой. Лязг и скрежет грянули в барабанные перепонки, ударная волна буквально сдвинула с места весь окружающий мир, казалось сама объективная реальность стронулась со своих исходных позиций. Клык еле устоял на ногах, перепуганный до смерти, он попытался укрыться за какой-то непримечательный кирпичный выступ - всё что осталось от прежнего здания музыкальной школы. Теперь тут иная музыка звучала, теперь тут шикарная звучала какофония - куда том Гайдну, куда том Моцарту: геом вновь и вновь возносил свой молот, продолжая наигрывать оглушительный хевиметаллический мотивчик. Да, не повезло циклопу: только очухался и опять, милости просим, на наковальню; Пятый разминал неподатливую железку циклопа, словно желая её расплющить в тонюсенькую фольгу. В этом было уже что-то личное, какая-то глубоко укоренившаяся, личная неприязнь; чёрная геометрическая фигура изливала лютую ненависть, переходя всякие границы и тем самым выказывая совершенно не свойственные геометрии живые эмоции - да, не повезло циклопу: под крутейшую угодил он раздачу. И вдруг, когда вознесённый невидимой магнитной линией, на самой верхней точке геома, молот застыл в апофеозе, готовый в любой миг, молниеносно ускоряясь, низринутся на бедную жестянку циклопа, именно тогда в сей критический и торжествующий момент, Клык краем глаза, как бы мимоходом заметил:
! по крошке из всемирных обломков, как гадина извиваясь, как гадюка виляя своим туловищем, очень неуклюже и проворно одновременно, волоча повреждённую ногу, ползла Марьяша; она ползла к находящемуся во всеоружии Пятому геому, в самое пекло зачем-то ползла она, извиваясь навстречу грохоту и жару. Идиотка, ты куда извиваешься, там же погибель, там же верная смерть тебя ждёт.Клык обомлел: почти полкилометра она преодолела ползком, волоча свою бессмысленную тряпичную ногу, почти полкилометра на пузе, как гадюка, пресмыкаясь - зачем? Она явно торопилась, она явно хотела скрыться, уползти в какую-то расщелину между железобетонных плит: может она обезумела, может с ума сошла Марьяша?
! когда вознесённый невидимой магнитной линией, на самой верхней точке геома, молот застыл в апофеозе, готовый в любой миг, молниеносно ускоряясь, низринутся на бедную консервную банку циклопа и довершить своё геологическое предприятие, именно в сей критический и торжествующий момент - СТОЙ. СТОЙ. Я кому сказал: остановись - пересиливая гром и канонаду, во всю мощь своих детских голосовых связок прокричал Серёжа. Жёстко прокричал, повелительно, с вызовом.
! Пгукххх тогда раздаётся во все стороны мира - негромкое такое, но веское пгукххх. И на никчемном, по сравнении со Вселенной, локализованном куточке континуума происходит миллионоградусный скачок температуры. Ррраз и вся материя, которая находится внутри этого локального участка, испаряется в призрачную дымку атомов, а невидимая на практике, чисто теоретическая точечка искусственной чёрной дыры вмиг всасывает в себя это облачко квантового вещества и тут же, ничтоже сумящеся, схлопывается;схлопывается, спрессовав в доли секунды миллиарды лет своей эволюции и сколлапсировав в некое ненаучное ничто - выйдя по сути в другое измерение. Но горе тому кто окажется в зоне поражения данной точечки или хотя бы в непосредственной от неё близости; какой бы махонькой не была чёрная дырочка, она не оставляет никому шансов. Оставь надежду всякий оказавшийся вблизи, даже если ты в натуре супермен, обладающий непобедимыми нордическими талантами, точечка чёрной дыры тебе всё равно не по зубам; верее сказать, ты, любой какой ни есть, будешь чёрной дырочке этой ровно на один зуб, она тебя поглотит и не поморщиться - будь спок. И это притом что точечка сия практически незрима, что данная чёрная дырочка в диаметре своём сопоставима разве что с размером самых ничтожных субатомных частиц. Но именно в это игольное ушко может со свистом проскочить любой двугорбый обитатель пустыни, даже не цокнувшись ни одним из своих горбов о внутреннюю поверхность, образуемой ушком, арки. Вот такая вот дырочка.