Шляхов Анатолий Анатольевич : другие произведения.

Повторная Жена

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
   ПОВТОРНАЯ ЖЕНА.
   (нехорошие истории 2)
  
  
  
   Лена.
   Моя любимая Леночка. Сколько же ты попортила мне крови.
   Мой любимый Ленок.
  
   Встретился я с ней на какой-то вечеринке.
   Уж потом?
   Борис Константинович, был такой, может и есть.
   Мощный художник
   Удивился.
   - Как, она тебе понравилась. Так я притащу её тебе домой. Устраивай день варенья.
   И устроил.
   Джентльменский набор:
   Кагор.
   Шампанское.
   Бальзам.
   Ликёр.
   Водка.
   Коньяк.
   И закуска, сами понимаете, к такому шаху должна быть оборонная. Иначе мат.
   Шах мат.
  
   Шах мат.
   Жизнь всегда жизненнее.
   Пат.
   Лена,
   в тот вечер, у меня на роскошном льняном с верблюжьей шкурой диванчике не осталась.
   Да и вообще я ей не понравился.
  
   Жизнь жизненнее.
   И красил я роспись в кинотеатре.
   Крутом кинотеатре Октябрьской революции.
   И пришёл туда Олег Синицин.
   И кто бы подумал.
   С Леной!
  
   " Классный чувак, хотя толстоват, неказист,
   Но классный.
   Тем более у меня всё равно сейчас никого нет.
   Олежка в постель не затянешь,
   Какой у него интересный друг.
   Синицын.
   Синичкин.
   Синица.
   Синенькая - такой.
   И притащил ведь меня
   к нему,
   уговорил.
   Валик хороший длинноногий - семь дней назад меня бросил.
   Наверное, вернулся к жене.
   Поворотился к жёнке,
   Страшной.
   Куда ж ему маленькому возвращаться.
   Сволочь.
   А этот неказист.
   Поправилась на целых полтора килограмма.
   И нарисовал чёрти чё;
   Здесь
   У чёрта что?
   Ладно.
   Колю.
   Руки у него,
   Пальцы;
   Толстоваты.
   Не маленькие,
   18,
   21.
   В сантиметрах.
   Сойдёт.
   Там видно будет.
   Жанка в ночную.
   Нет, вечернею.
   В с ё р а в н о.
   У подружки своей,
   с семнадцатой.
   Переночует.
   А вахтёр?
   Клавдия Степановна.
   А я ей вчера
   Привезла кучу всего,
   и с цветами.
   Р о з о в ы е розоньки."
  
   И она осталась.
   - Толя, как здорово.
   Ужасно красиво.
   Хочу посмотреть, как ты это делаешь.
   - Анатолий
   Привет,
   Хорошо;
  
   Я, пожалуй, пойду.
   Она хочет, у меня стрелка в два.
   Вы тут..
   Осмотритесь.
   Расстаёмся с Олегом мужским крепко-коротко пожатием.
   Руко-правда, право давление нажатием.
  
   Она так поразилась объемом моих расписных объемов. Что отдала себя прямо в фойе, в одежде. Во время киносеанса.
  
   - А ты можешь научить меня так нарисовать?
   - Расписать
   - Так разписать
   - Могу
   но...
   - А положи руку вот сюда
   Чувствуешь,
   Как я волнуюсь
  
   Трогай,
   Видишь, бьётся.
   Жарким дыханием освежает правое ухо
   - Чувствуешь
   - Д-а
   - А здесь?
   - Что?
   - Дотронься,
   Какие горячие пальцы.
   Расстегивает двумя руками две недлинные молнии на светло- желто- розово- гипюра- пористо- креветко- рельефном с шагреневой кожицей камбинизоне
   - Тут дотронься.
   Дай, сама.
   Т-а-к.
   То-ле-чка.
  
   Расстёгивает молнию
   грязных,
   разно- цветно- блестящих,
   в мою, красно-прекрасную краску,
   серых джинс.
   Профессиональным движением сдвигает в бок тонко- эластико- синие плавки.
   Второй гладкой ладошкой одновременно проводит вверх по черно- коротко- разно- жёстко волнистым волоскам.
   Захватывает губами.
   Всасывая целиком.
   Привстающий.
   Сладкий.
  
   Минута.
   - Хочешь сюда?
   - Не удобно
   Выйти могут
   - Плевать
  
   Минута.
  
   - Поехали ко мне
   - Далеко
   Пойдём лучше ко мне
   - Хорошо
  
   Естественно, я не довёл себя до финиша. Такую девочку нельзя отягощать.
   Женщин надо оберегать. Иначе все изойдём на болезни.
  
   Одновременно.
   Д-з-ы-к.
  
   Застегиваем,
   пряча всё расстегнутое (с некоторым трудом, правда).
  
   Вбрасываю кисточки,
   вытеральные уже недалеко, не далеко, не белые тряпки,
   в свою коричнево- жёлто- проклеено- ребристо- картонно- пятидесятинедюймовую коробку
   - Подожди
   Открываю шестидесяти широко- сантиметровую, незаметно- искрашенную дверь.
   Там вёдра тряпки банки (сверхбольшие), пластмассово- ярко- изукрашено обклеенные пузыри,
   стягиваю бело- коричнево- ромбово- семидесяти- проценто- хлопчатый свитер,
   через голову естественно;
   не через зад же.
   Сбрасываю с задницы и передницы (мужской род - передника) джинцы-цы-цы,
   одеваюсь в чистое.
  
   Выходим,
   держась за руки.
  
   Поднимаю на зелёненький левую..
   - Не надо тут рядом.
   Проходим шесть тысяч один, и пять дециме... вру сантимов.
   - Подожди тут.
  
   - Клавдия Степановна, ко мне гость приехал из Снежногорска. Можно с ночёвкой.
   Он приличный.
   Клавдия Степановна одевает роговые средне- увеличительные очки.
   Смотрит мне в глаза
   - Ладно, Леночка.
   Только в журнале поставь, что он вышел в одиннадцать двадцать девять с полушкой.
   ( Полу-полушки).
  
   И уж в её комнате, в общежитии, мы оторвались.
  
   Она,
   манекенщица.
   И делала два дела профессионально.
   Первое, думаю ясно.
   Второе, танцы во всех видах. А хоть бы и народные. А хоть бы и гопак.
   Ну а что за первое,
   ежели кто сомневается.
   Отгадайте ребус:
   Французский минет с психическим, двойным оргазмом.
  
   Но описывать кроватно- общаго- пружинное
   Призвание,
   не хочу.
   Три пальца держать карандаш устали...
  
   - Не думала, что ты так умеешь.
   - Самцы умеют всё.
   - Вечером, у меня репетиция, хочешь приходи, Лауреатов 49.
   - Может лучше ты, ко мне.
   - Не, не могу.
   Послезавтра в семь на вахте.
   - Мм-о-ж-е-т,
   ко мне.
   В-с-ё же.
   - Не могу.
   У вахты в семь.
  
   Сопим со стонами.
   Снова небольшое продолжение.
   Большого.
   Начала.
  
   Одеваюсь,
   Целуемся у дверей.
   Расходимся.
   .
   В семь ноль три у неё...
  
   Этих семь нуль три;
   Было шесть месяцев...
  
   "А хочу.
   Так.
  
   Да и,
   Хотя.
   Он классный.
   Получше Валика, длинноногого моего,
   Но внешне..."
  
   И вот приходить ко мне отказалась на прочь.
   Её общежитие и всё.
   Лишь через шесть долгих медовых месяца. Со дня варенья.
   Она пришла.
   Да так и осталась:
  
   Жёлто бежевая "волга"
   С черно-белыми шашечками
  
   - Заедим за ликёром
   Кокетливо кивает, светло- каштаново- длинно- длинно невьющимися волосами на голове. С тёмно коричневыми "пуговками" зрачками в лице.
   Естественно
   нос,
   уши,
   ресницы,
   щёчки,
   губки и остальное,
   тоже есть.
  
   - Давно тут не была..
   Ты мне показался тогда такой некрасивый неряшливый..
   А сегодня классный.
   - Своё время всем.
   Полу ложится на диван в блестяще обтягивающем
   всё,
   комбинзочеке.
   - Давай никуда не пойдём.
   Ну, этот ликёр.
   Это день рождение.
   - Неудобно
   - Плевать
   Иди сюда ...
  
   Ох, и любил же её.
   Платьишки выставочные прямо с показа мод. Учится в институт обязательно.
   За границу, пожалуйста.
  
   - Ты где училась?
   - В Красноярске в пединституте.
   - А сейчас?
   - Бросила.
   Подиум.
   Всё такое.
   Одёжку на себе показываю.
   Сцена.
   - Хочешь, через Олега получить корочки?
   - Не выйдет.
   Два года уже прошло.
   - Выйдет.
   - Знаешь, что он сказал.
   Вчера.
   Что он баб представляет, только,
   как какой-то гладкий предмет
   е-ания.
   - Сволочь.
   Твой
   Олег...
  
   Но и благодарила, и она меня.
   Психический оргазм.
   А растопырьте, лёжа на спине, пальцы обеих рук. Да ногтями в ягодицы любимого.
   Да тяните пальцы, до плеч не срезая кожу.
  
   Из-за этого тупого слова секс, люди столько потеряли.
   Древнего.
   Загадочного.
   Так необходимого.
   Что там порнуха на экранах.
   Жу-жу.
   Жу-жу.
   Тошниловка.
   Многоступенчатый оргазм по тайдзы. Это не сплошная осексуализация народов.
   Романтика.
   А где же прелестница, кудесница, чудесница, красавица, воскресница, любезница, нарядница, скромница, целомудренница.
   Богатство оттенков.
   Где язык.
   Где настоящий интим.
   Вот за это её и любил.
   За талант природный.
  
   Ну и дурак же я был. Ведь это только тело.
   А душа.
   Душа ведь главнее.
   И получил за это от Бога,
   а может не от Бога.
   На всю катушку.
  
   До сих пор без зубов хожу...
  
   И пахать мне приходилось много.
   Творчество внутри всколыхнулось до небес.
   Выставки посыпались: городские, краевые, зональные.
   А никто меня нигде не любит. Везде конкуренты и конкуренция.
   Члены союза.
   Заслуженные.
   Каждый норовит
   кольнуть,
   боднуть,
   заплевать,
   затоптать.
   Сильные работы на выставки не берут.
   Попроще.
   По примитивнее.
   Чтоб не заметен был.
  
   А если и берут.
   То так представят,
   что лучше бы не брали.
  
   Композицию "Хейро" повесили в Абакане вверх ногами.
   Трехметровый длинноворсный, ручной пряжи, гобелен "Песня",
   в картинной галерее сов. искусства,
   вывесили в двухметровом пространстве.
  
   Везде свои кланы.
   Своя тусовня....
  
   - Шульжинский Анатолий Степанович.
   Нехороший такой.
   Работу зарубил.
   Председатель выставкома называется.
   Левой ногой накорябаный "На севере" взяли.
   А двухметровые "Маки" в уникальной золото- добычной раме..
   " Это не то,
   Перенасышенасть цвета,
   Композиция перегружена,
   Автор недооценивает детали,
   Деталировку.
  
   Вот зелёный лист,
   провалился.
   Вот ещё.
   Здесь не выявлена фактура.
   Тут лишний;
   Да пожалуй, и резкий, контрастный, провод кисти.
  
   И вообще, не гоже идти на поводу у наркоманов.
   У нас сегодня соцреализм"
  
   - Бедненький.
   А ты что.
   - А что.
   Когда выставком пятнадцать человек.
   Все члены и заслуженные.
   И на тебя смотрят.
   А мне, творческую не дают.
   Всё из-за директора и её дочки.
   На выданье.
   Замуж за меня захотели.
  
   Сказал
   Палею
   Борису Ильичу,
   по тихому :
   " Борис Ильич.
   За что же ты
   меня
   так
   ненавидишь".
  
   А он раскраснелся:
   "Анатолий!
   Вернитесь!
   Вас никто здесь не обижает!"
  
   Бежит за мной по коридору..
   - Ну
   - Что ну.
   Не взяли три больших серьёзных работы.
   А дерьмо, взяли.
  
   " Жизнь та бьёт ключиком, да чаще по голове,
   по головке.
   Не всех,
   не всех конечно.
   Некоторых и по другим местам тела и среды.
   А может, кто кого и не бьёт.
   Только не встречал я таких; пока".
  
   - Все тебя обижают.
   Ласковый.
   Иди ещё.
   Ко мне.
   Хочешь...
  
   Серия гобеленов "Цветы Таймыра".
   Интерьеры баров ресторана "Дудинка".
   Оформление ледового зала и городской среды к спартакиаде народов. Смешанное макраме в блатной домик для высокого начальства.
   Потолки.
   Батики.
  
   Москвичи приехали стали перепроверять объекты.
   Не только мои.
   Худфонд перевыполнил план на тысячу процентов.
   Что-то
   много.
  
   Выездной худ, совет в город Дудинка направился.
   Три дня командировка.
   Директор.
   Председатель.
   Члены совета.
   Представители Москвы.
   Комиссия проверяющих.
   Бухгалтер ген.фонда и я, с Леночкой.
  
   Всё осмотрели.
   Всё понравилось.
   Утром обратно.
  
   Вечером как водится в ресторан, за мой счёт.
   Директор, правда, профсоюзными частично раскошелился.
   Ужинаем.
   Елену приглашает галантный парниша на вальс.
   Она на меня смотрит.
   - Пожалуйста, пожалуйста.
  
   Весь кабак "на ушах".
   Танцуют только они.
   Танго на бис.
  
   Так они и протанцевали весь вечер классику.
  
   И
   кабак закрывается.
   И мы все выходим.
  
   И она уходит с парнем.
  
   На меня все зрят с непонятно-странно-неприятно-непонимающим (сколько букв?)
   Выражением.
   Как на инопланетянина.
  
   Что ж смотреть.
  
   Глядите.
  
   Уехала утром большая комиссия.
   И я, (сколько букв?)
  
   А она осталась.
   Осталась ласковая,
   осталась сладенькая.
   Неизвестно где.
   И кто ж тебя теперь там трахает,
   мой котик.
   Куда, за что и зачем.
  
   Меня по прибытию электрички, бухгалтер московский, проверяющий, в гостиницу затащила.
   Умная женщина,
   27.
   Некрасивая, с большим грузинским носом.
   Зато не толстая.
  
   Почувствовала она самца на ночь.
  
   Зря чувствовала, но другого рядом не было.
   Там и кувыркался.
   А мысли то об этой суке,
   сучечке,
   сучоночке,
   с-сучонке.
   Так у меня ничего и не получилось с бухгалтером. Вернее я всё сделал для неё и не смог ничего для себя.
  
   Стоит то еле-еле.
   Только приподнялся.
   Ну же, и опять в бездны бесчувственных.
   Как одинокий нежный одуванчик под северным ветром.
  
   Махнул на это рукой и показал высший пилотаж орально-нематериального секса, (противное словцо влезло)
   Орально-фатального интима.
  
   После этого шутил с ней за кофе.
   - Вот приедешь ты, случайная моя, в Москву к мужу и скажешь. "Милый (не знаю, бывает прямая речь в прямой речи внутри прямой речи. Странно.
   Да речи вообще не бывает прямой.
   Никогда.
   Тем более сейчас в дермократии...
   Так сначала.)
   -" Милый я тебе пыталась изменить.
   Очень пыталась.
   Но получилось только до середины.
   Так что ты прости меня подлую ласковый, но это не в счёт.
   0-0,
   в нашей регби по жизни".
  
   Через день, в центральногостинечном номере.
   Тихонькой сапочкой.
   Нарисовалась она.
   Елена.
  
   - Ленок, как ты меня нашла.
   Верная моя?
  
   Любимая,
   губки розовенькие, ненапомаженные ещё, в бантик уложила.
   Тёмно-коричневыми глазками-пуговками невинно смотрит.
   Ресничками,
   ненакрашенными пока, часто хлопает.
  
   - Толечка прости.
   Не знаю, что на меня нашло.
   Пойдём домой.
   Ну, пожалуйста!
   ну, хочешь на колени стану.
   Хочешь!
  
   И стала таки.
   Прилюдно стала.
   Три слезинки по щёчкам округлённым пустила.
   По тому наверно и не накрасилась.
  
   Эх, коварство да любовь в виде проституции с мастурбацией и онанизмом неполовых органов.
  
   Попили ещё кофе.
   В вчетвером.
   Соседка, была с нами, тоже москвичка,
   Света.
   Присутствовала при коленопреклонении, без жертвоприношения.
   Бухгалтер ген.фондовский, Люда,
   подмигивает,
   поддразнивает,
   Лена, за рукав серого свитера теребит.
   - Пойдём домой а.
   Щёчкой о руку трётся.
   - Прости.
   Ну, прости.
  
   И простил ведь падлу.
   Тварь подколодную.
   Простил змею горячую и опять примёрз.
  
   Теперь, через годы.
   Знаю.
   Надо было по-другому поступить.
   Как Олег Синицын
   в Москве.
  
   Хотел он там с подружкой вместе жить.
   Встречались они давно.
   И вот, он, у угла её дома, в красном пазике.
   Она, в своей квартире.
   В их, с мужем квартире.
   Прощается с вещами, коврами да кошечкой.
   Навсегда ведь убегает.
   Тайно.
   Насовсем.
   Закрыла не последний раз дверь в квартиру, выходную (если дверь входная, то в неё надо входить.
   Ежели вы читатель и я уходим, тем более навсегда.
   Значит дверь выходная.)
  
   Закрыла Олегова лапочка выходную дверь.
   Вышла из подъезда.
   К Олегу в машину села.
   Впереди села,
   рядом.
   В лобовое окошко глядит.
   В ста метрах от них..
   Ейный муж дорогу переходит.
   Узнала она его.
   Наверно было хорошее зрение, зрительная память или дальнозоркость.
   И проговаривается шёпотом.
   - Бедненький.
  
   Олег, машину заглушил.
   Подождал пока муж исчезнет в подъезде дома.
   - Всё.
   Вылезай.
   Приехали.
  
   Так больше они ни когда и не виделись.
  
   - Почему?
   спросил я тогда Олега.
   - Уходишь навсегда.
   Не жалей.
   Жалеешь, не уходи.
  
   А ведь я простил.
   Простил змеёныша.
   Потому, к телу прикипел.
   Притёрся.
  
   Ну, живём ещё.
   Душа в душу.
   Верней, тело в тело.
  
   Держится за меня.
   Ни на кого не смотрит.
   Никаких эксцессов семейных, идиллия.
   По ночам шепчет.
   - Люблю сладкий.
   Люблю ласковый.
   Никогда мне не было так хорошо. Никогда и ни с кем.
   Подумал.
   " Какие твои годы
   Лапушка".
  
   А может, не подумал, а значительно позднее придумал.
  
   - То-ле-ч-ка,
   хорошенький сладенький.
   Я хо-чу де-те-й.
  
   - Лена...
   Понимаешь...
   С меня хватит двадцатипяти;
   зарплатных процентов;
   за Илью,
   сына.
   От моей первой.
   Непервой Любови..
   Любви ..
   Любочки.
   Женушки.
  
   Давай так поживем,
   Посмотрим друг на друга.
   Хорошо.
   - Я-а,
   на-вер-но,
   бе-ре-ме-нна.
   Шепотом,
   одними губами
   шепчет мне
   лёгким тёплым дуновением ветерка,
   в
   одеревеневшее от счастья ухо.
   - Леночка,
   поворачиваю голову.
   Целую шёпот губ.
   Губки.
   - Ласковая.
   Давай вставлю катетер.
   Или ты сама.
   Знаешь как?
   - Ну, Толечка.
   - Сладкая.
   Мы вместе, здесь,
   всего семь месяцев.
   Дудинку с рестораном и танцами.
   И злорадно усмехающейся, издевающейся комиссией потом.
   Ты,
   надеюсь, не забыла.
   А сказать тебе,
   что мне сказал директор худ.фонда Ульянов.
   Опосля?
   - Нехороший.
   Фу.
   Бяка.
   - Нет, Леночка.
   Давай всё же решим вопрос катетером.
   - Вредина.
   Приподнимается на плече- запястно- тонко- белых суставах (естественно рук).
   Вытягивает шею и целует щетинистый подбородок.
   Сползаю к средине тела.
   И...
  
   Наплевать на читателя,
   на всех,
   я не писатель,
   и не человек.
   Уже.
  
   Катетер вставила неудачно.
  
   Через пять дней,
   пришлось её.
   Сладкую.
   Истекающую кровью.
   Белую.
   Поминутно теряющую сознание.
   Сносить с шестого этажа на руках.
   Лифта ведь в старо- сталинско- неправительственных домах нет.
   Да он бы и не помог.
  
   Внизу стояла,
   под всеми
   Лермонтовскими белыми парусами.
   Белая машина скорой помощи.
   Я сидел в белом халате,
   всё время тряс её голову.
   Открывал пальцами глаза.
   Не давая им уснуть.
   И поминутно целовал холодный в испарине лоб ...
  
   Всё.
   Обошлось.
  
   Молодость взяла приз.
   Плюс деньги.
   Трихомоноз.
   И месяц,
   в четвёртой палате
   центральной больницы Севастопольская 3.
  
   И призовое место.
   В итоге.
   Не понятой,
   ни кем
   гонки.
  
   В никуда.
  
   Приходил.
   Каждый день.
   В восемь.
   И всегда с розовыми розами.
  
   Весной; она укатила на полтора месяца в Туруханск на сессию:
  
   - Мне пришло письмо.
   Через два дня последняя сессия.
   Надо лететь.
   - Конечно.
   Раз
   Надо.
   - Сладкий.
   И за это тебя люблю.
   А ты меня.
   - Не знаю.
   - Вредина.
   - Куча работы прикатила.
   Взять или отказаться.
   - Бери
   Меня ведь всё равно не будет.
   Чё делать.
   - Блин
   Титановые пластины.
   Эпоксит.
   Блин.
   Опять с серно-соляной кислотой парится.
   Можно плюнуть.
   И начать масленую рекламку проката,
   если подвинуть Абакумова.
   - Делай и то и как;
   знаешь.
   Пришлёшь на обратный билет?
   А то ведь не долечу.
   - Ладно.
  
   - Умница.
   Люблю сладкий.
  
   Взял я на это время сразу несколько заказов.
   Пашу как
   Карлик.
   Папа Карло из сказки Буратино, Толстого.
  
   Время деньги.
   Как говаривал Гайдай.
   - Когда видишь деньги, не теряй времени.
  
   Моя Лена защитилась, прилетела в почти Норильск. Другой дороги ни туда, ни оттуда нет.
   Звонит из аэропорта Алыкель:
   - Ало.
   А ло.
   Позовите Шляхова.
   - А к кому, Леночка.
   - Женя,
   ты что-ли.
   - Естественно.
   Мастерская ведь рядом.
   А он в другом конце коридора.
   В главном зале.
   Пашет.
   - Ладно, трепаться.
   Позови, пожалуйста.
   - А меня.
   - Джоржик Си-ме-нон,
   не приставай,
   нажалуюсь.
   - И ду за-зывать.
   Ябеда
  
   - Ало Котик!
   Целую.
   Хочу, хочу, хочу.
   Через полтора часа буду дома.
   Всё сдала на четвёрки
   Целую.
   - Сладенькая.
   Ленок,
   у меня в 10 часов худсовет.
   Две работы принимают.
   Буду только в одиннадцать тридцать.
   - Ну, Толечка.
   Я же соскучилась.
   - Но ведь нам ещё и денежки нужны.
   Подожди три часика.
  
   - Ну,
   вредина.
   Целую, целую.
   И очень, очень жду тебя мой милый Толечка.
  
   Работаем в втроем.
   Моя задача, вворачивание болтов крепления орнаментов, в композицию "урожай".
   Для хлебокомбината.
   Вворачиваю электродрелью, подключённой через латор.
   А то если иначе, или долго, опупеешь.
   Не успел опупеть.
   - Витёк. Валера.
   Отпустите.
   У меня Ленка прилетела.
   Сдайте без меня, а?
   Валерий отвечает за двоих.
   - Ну что,
   отпустим Шлюхова,
   намеренно искажая третью букву я на ю.
   - Всё равно с него сейчас пахарь нулевой, видишь, как исстрадался.
   С тебя пузырь.
   - Лады.
  
   Пулей переодеваться.
   Нет всё-таки помедленней.
   Намного медленней, чем пуля...
  
   "- Комсомольская 39а
   - Для такой дЭвушки,
   куда угодно.
   Стоха.
   - Многовато.
   Туда за полтинник.
   - Нет проблем.
   Могу бесплатно,
   Если захочешь.
   - Хотельщиков многовато.
   А мне домой.
   К любимому мужу.
   - Все мужья любимые,
   Но ведь
   есть и ещё..
   - Слушай!
   Ты.
   Стоеросовый.
   Мне надо к любимому мужу.
   Непонятно.
   - Понятно, понятно; приятНо.
   Полтинник так полтинник.
   Везу.
   - Помоги тогда,
   чемодан уложить.
   - С удовольствием.
  
   - Вот это другое дело.
   Спасибо.
   - А первое?
   Я ведь действительно бесплатно.
   - Слушай.
   Красавèц.
  
   - Кра-са-в-ец,
   резко выворачивает руль.
   Пищит резина.
   Идёт на обгон ментовской машины.
   Впереди КаМаз.
   Подрезает скорую помощь.
   - Не красавец,
   Но могу быть очЭнь полезен,
   Если тебе нужна трёхкомнатная фатира.
   Или чево в энтом роде.
   Завсегда.
   Да, чудесная.
  
   - Мой муж художник
   Шляхов.
   Ты Горохова знаешь.
   Али к-ак?
   - Любимая,
   и мужика твово видел когда-тось.
   Шлахов, говоришь -
   снова резкий обгон
   - и...
   по рукам.
   А на счёт хаты, ни сумнивайся, вот телефончик.
   Не глядя,
   достаёт правой рукой,
   выворачивая опять левой руль,
   из замшевого кармана
   чёрного пиджака,
   с коричневыми тёмными кожаными вставками на локтях и воротнике,
   визитку.
  
   Пищат резиновые протекторы.
   Протягивает...
  
   - Выпить у тебя есть?
   - А как же.
   Крутой тачкист -
   колёса дребезжат по выбоинам с водой,
   легко заливает переднее стекло.
   Автоматически включаются дворники.
   На бархатно зеленеющем спидометре 150,
   - и без выпить
  
   - В нашем распоряжении один час.
   Общения.
   Врешь, наверное, с телефоном.
   - Красивая,
   зовут меня,
   Пётр Савелич Турков и ежели сбреэхал.
   Отруби мене,
   вместе со сво-оим Шлаховом,
   мою башку.
  
   Чёрная БМВ
   пища, притормаживая,
   стопорит у углового подъезда
   39а.
   Пётр хватает из бардачка за горло пузырь спиртяги..."
  
   Девять тридцать.
  
   Стою перед дверью своей квартиры.
   Звоню.
   Никто не отрывает.
   Звоню ещё.
   Непонятно.
   Опять.
   Ещё.
   Открываю своим ключом.
   На вешалке чья-то шапка.
   Возле двери новые туфли.
   И тишина,
   негробовая.
  
   Вхожу в гостиную.
   В кресле, у журнального, без журнала, столика, сидит мужик.
   Мужичонка такой.
   Парниша.
   Упакован в рубашку и брюки,
   но без носов.
  
   Которые неизвестно куда закатились,
   наверное.
   А может их вообще не было.
   Может теперь все парнишы без носков гуляют.
   Как я (сколько букв?)
  
   На столике,
   что без журнала.
   Пузырёк значит, спиртяги северной, для заполярничков.
   Да два стопоря пятидесятиграммовых.
   А может и не пятидесяти.
  
   Ленок мой.
   Леночек.
   Ленусенька сладкая.
  
   Стоит между тахтой и телевизором.
   Подальше значит.
   От греха.
  
   Меня то есть.
  
   Не буду описывать страсть.
   Свидетелей не было,
   Да и она не хочет.
   А свечки
   зажигания.
   Бенгальские, от дизельного немецкого двигателя.
   Никто не придерживал.
  
   Хоть по малюсеньким искоркам хрустальной влаги.
   На височках.
   Под нежными светло коричневыми тонюсенькими волосиками..
  
   Она
   и
   этим.
   Была хорошо удовлетворена.
   Если бы не я.
  
   "Настойчивые звонки в дверь.
   Переполох.
   Соскакивает с меня Пётр.
   Лихорадочно одеваемся.
   Злые звонки, утихают.
   Тишина.
   Открывается застеклённая дверь гостиной.
   Этот козёл не успел одеть носки.
   Падла.
   Очень неприятно.
   Страшно.
   Мой толстый здоровый.
   Всё-таки.
  
   Слава Богу.
   Не бьет.
   Может, обойдется.
   Как с Дудинкой.
   Страшно.
   Дура.
   Потерять такое".
  
   Ласковая
   немая сценка.
  
   Смотрел бы её и смотрел.
   Цветастую, реальную, объёмную, бугристую, шагреневую кожицу.
  
   Как рекламу противно-бесконечную.
  
   Ленусик,
   в халатике розовом атласном.
   Вся в цветах да птицах с перьями.
  
   А птички-то
   без рог.
   Ни одной рогатенькой на халатике.
   И куда все роги попрятались.
   Подевались.
  
   Спокойно; только спокойствие.
  
   Подхожу к Зайке моей,
   недолгой.
   Провожу легонько ладошкой по халатику.
   По птичкам, птенчикам да
   цветулёчкам.
  
   А под ним та ничего и нет.
  
   Не поймите меня не правильно. Не пустота же там космическая.
   Бездонные
   вселенные.
   Квазары с динозаврами.
   Нет не в смысле праведности или правильности.
   В самом деле.
  
   Нет,
   там всё есть.
   Все на месте.
   На самом сладком пресладком месте.
  
   На том месте, ради которого всё человечество себя уже тысячи лет.
   Лупцует, лупцует.
   Колотит, колотит.
   Истребляет, истребляет.
   И не прекратит этого никогда.
   Да.
  
   Так вот
   трусиков та там и нет.
  
   Тонких нежных.
   Блестящих таких и нет.
   Голая значит,
   радость моя ужасная.
   Под теми птичками, да цветочками.
  
   " Лицо необычайно бледное.
   Проводит по мне рукой.
   Страх.
   Цепенея,
   не
   знаю
   что...
   На столе ещё эта проклятая спиртяга.
   Козёл".
  
   А мужичёк.
   Мужик.
   Мужище.
  
   Пока я думал, про всё то, что написал.
  
   И молвит.
   - Э дык, может, выпьем.
  
   Эх, видимо долго я думал, про то всё, что написал.
  
   Долго.
  
   И поворотился к парнише.
  
   Иду
   к другому креслу.
  
   Сажусь мягко.
   И воркую тихо, но очень, очень внятно.
   По буковочкам с точками.
  
   - Я.
   Сейчас.
   Тебе.
   Так.
   Выпью.
   Что.
   Пить.
   Тебе.
   Будет.
   Больше.
   Нечем.
   Вот, тебе десять секунд.
   Чтоб тебя,
   Незнакомова, не видел.
   Время пошло.
  
   " Этот летит,
   Стеклянные двери
   Не оглянулся даже
   Козёл"
  
   Парень исчез быстрее.
   Толи за семь
   толи восемь секунд.
  
   Секундомера то я с собой не принёс.
  
   Ну не знал.
   Что мою, ясноокую коричнево-глазенькую, надо с самолёта с секундомером встречать.
  
   А она тоже, жена называется.
   Друг человека,
   понимаешь ли.
   Предупредила бы хоть, когда звонила.
   Так, мол,
   дак эдак.
  
   " Толюнчик, любимый, желанный, сладкий, ненаглядный мой;
   возьми с собой секундомер обязательный."
  
   Говорю, солёной моей.
   - Ну что.
  
   Но ведь это не понятно что.
   Это же и не вопрос, и не ответ, и не утверждение.
  
   А что?
   Хрен знает
   что.
   Вот что.
  
   Вот Горькая моя и молчит.
  
   Потому что, я то дурак.
   Столько лет живу на земельке
   адовой.
   А простые вопросы и вопросики задавать не научился.
  
   Молчит моя царапулечка с коготками неострыми.
  
   " Дрожу.
   Теперь одна,
   с ним.
   Тот.
   Плевать.
   Дудинка.
   Простит.
   Слёзы.
   Дура".
  
   Но вдруг сконфузилась.
   На уголок тахты присела.
   На самый краюшек.
   И речит.
  
   - У него такая крутая тачка.
  
   Нервишки мои и поплыли.
   Заорал я.
   - Так ты!
   Стерва!!
   С первым встречным!
   Который тебя из аэропорта...
   Ду-ра!!
  
   " В ушах звон.
   Его лицо,
   из белого,
   стало
   алым.
   Непроизвольно льются слёзы.
   Спасение".
  
   У неё капельки по щёчкам розовым.
  
   Раскраснелась, значит.
   Побежали.
  
   Побежали.
   Но с тушью.
   С тушью!
   Потому что не готова была артистка моя не знаменитая.
  
   Плачет
   и бубнит.
   - Я тебя не люблю.
  
   Где ж ты раньше была - подумалось - когда в ухо мне шептала шепота разные.
   Прелестница моя.
   - Ты не хочешь детей.
  
   - О-т
   ка-во!
   Сс-сука!!
  
   " Славо Богу.
   Не бьёт.
   Сейчас же все вещи к соседке.
   Это всё.
   Он на пределе.
   И непростит.
   Дура.
   Телефон.
   Фатира.
   Ду-ра".
  
   Выпиваю, подряд пять стопарей спирта.
  
   Рукавом занюхал.
   И пошёл вон из гостиной.
  
   Вышел
   вон,
   да к-а-к дверью садану.
  
   Сыплется штукатурочка.
   Отлетает.
   Трескаются стёклышки дверные.
   В глубине тихо звенит оконце.
  
   Посудка в серванте, рядом он стоял несчастливый,
   позвякивает.
   Тарелочки знать с блюдцами со своих мест пососкакивали и на стаканчики хрустальные,
   да об пол.
  
   И опять сижу, в своей мастерской,
   единственно праведной.
   Святой моей.
   И никого у меня, кроме тебя та и нет.
   Нет...
  
   Исчезла моя Леночка из жизни моей вместе с вещами.
   Из жизни,
   но не из памяти.
  
   Не надолго,
   не надолго исчезла
  
   Выписаться то из квартиры
   ей надо.
  
   А квартиросъемщик единственный, пишет сейчас историю
   эту.
   И договорились мы встретиться у дома моего.
   Отдельного.
   Одиноко уединённого.
  
   Со спортсменом каким-то высоким превысоким она пришла.
   Нет, метр девяносто это не превысокий.
   Превысокий это два девяносто.
  
   "- Люсьен, он здоровый задиристый и непьющий
   - Понятно
   справимся
   - Нет
   Мне же надо из квартиры выписываться..
   Лучше бы
   Его выписать..
   Исписав.
   - В Мокрое я пас.
   - Ладно тебе Люсьенчик.
   Сладко длинно волосатенький мой.
  
   Вот
   Он идёт
   В чёрном кожаном пальто".
  
   И пришёл я, на встречу выпивши,
   потому как праздник был
   какой-то.
   И чёрт меня дернул к нему подойти.
   Ну не знал я, что спорт
   так за двадцать лет изменился.
   Что теперь к спортсменам или футболистам на один метр подходить
   опасно.
   Они ж теперь целыми днями тренируются.
   Что бы друг друга на травяном поле травмировать незаметно.
   Знать денежки, деньжищи за то получают огромные.
   Что б тупых людей, болельщиков то есть.
   Выращивать.
   В толпу оглупело-огалделую превращать.
   И твёрдо знаю я.
   Ежели Дэвид Бэкхем получает сто тысяч фунтов в неделю.
   То больна
   англия.
   Больна демократия.
   Больно общество человеческое.
   Очень больно.
   Такая зарплата может быть у учёного, у гения человеческого.
   Много доброго делающего на
   Земле-матери
   нашей.
   Не у кругло-мячего.
   Не у мяче-пустой головушки.
  
   И двинул меня спортсмен высокий ручонкой по зубам.
  
   Мощно двинул.
   С ног хотел сбить.
   И треснули у меня задники на австрийских туфлях.
  
   Но стою я.
  
   Оглушён уже.
   В голове колокольный звон набат организовывает.
   Бух
   Бу-м
   Бом.
   Бу-у-у.
  
   Но стою.
   Руками машу да всё по воздуху.
   А он знай, бьет, и всё в лицо.
   По лицу кровоточащему.
   А в руке у него кастетик латунно-свинцово-железненький.
   Рот зубками отплёвывается, отплёвывается, языком помогая.
  
   "Как-то странно они дерутся.
   Мой его колотит.
   А тот.
   Может пальто мешает.
   А я его испугалась.
   Здоровый.
   Тоже
   называется.
   И из туфлей
   вывалился.
   Боялась.
   Хотя стоит.
   Молодец Люсьенчик.
   Чем он там его колотит.
   Милый.
   Вот тебе и выписалась".
  
   И видит он,
   не одолеть меня.
  
   Отступать стал.
   Пятится.
   Потом и вовсе побежал за угол.
   Я за ним.
  
   - Эй!
   Мы ведь ещё не договорили!
  
   А он уже на кресте Талнахской и проспекта.
   За ним.
  
   Но мне догонять то в носках, по снегу колючему.
   Туфли
   там остались.
  
   Убежал он.
  
   Тут скорая подъехала.
   В травм, пункт отвезла.
   Позашивали мне дырочки откостетные.
   Врачи да мед, сестры всё про каратэ шепчутся.
  
   Босичком после домой
   пришкандыбал.
   Маслице облепиховое из шкафчика вытащил.
   Стал шовчики им смазывать да примочечки из него ставить.
  
   Так и срослись у меня шрамы да шрамчики.
  
   Так срослись, что не видно почти.
   Хорошо срослись.
   Хорошо.
   Спасибо маслу облепиховому.
  
   www.auau.tv ......... ил. '1980онаБылаТакая'
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"