Аннотация: Читать следует после "Майора и Ленор", но перед "Восьмым томом". Такая вот логика. Запутанная и извращенная.
ОСЕННИЕ СНЫ,
ИЛИ
ПУСТЬ МАМИН-СИБИРЯК ОТДОХНЕТ...
Она ударила так, что в сердце кольнуло. Он поморщил лоб: вот так-так! А он и думать забыл! Да, ведь... Нет, успокойся, держи себя в руках. Вскочив было, задумался, присел на краешек деревянного стула с высокой спинкой. Она - это мысль. Мысль, ничего больше. Это слово ведь тоже женского рода?.. Он усмехнулся, расслабился. Каждую мышцу, след в след, одну за другой. Опустил руки на колени, оперся плечом на жесткую спинку. Нет, спешка - враг. Она сгубила такого славного юношу, даровитого, талантливого, но - излишне горячего. Остерегся назвать по имени. Привычка. Погладил себя по коленям, усмехнулся еще раз, уже про себя: спешить некуда - никто не убежит, да. Но - и ждать нечего и некого. Он был один. Да, вчерашний вечер показал это особенно ясно, четко, как резец гравера - отделил черное от белого.
Стал припоминать, где оставил болотные сапоги. А, надо взять у соседа, сходить через улицу. Даже лень. Сосед обязательно поинтересуется, зачем они ему понадобились, полезет с расспросами, куда это он собрался... Не увяжется ли с ним? Этого не хватало! Выдохнул, прифыркнув, - нет, этот точно не пойдет с ним в осень, выставит сапоги на крыльцо и ручкой помашет - бери и вали. Зима, снег - его время, лыжи на ноги - и заскользил среди деревьев в звенящей тишине. Не осенью. Нет.
Его ли время - осень? - задал вопрос себе, залезая в шкаф, перетряхивая все вверх дном в поисках выцветшей до желтизны старой куртки. А, нашел! Вытащил за рукав из пыльной, пропахшей нафталином, кладовки. Поизучал немного, примерил - мешковатая, зато свободная. Сцепил руки над головой. Куртка задралась, оголив живот. Джинсы он в шкафу не нашел. Пошарил под сломанным, нескладывающимся диваном. Ага, и вареные в щелоках и извести штаны обнаружились. Славно. Он почесал затылок. Брюки были велики в поясе, шире раза в полтора. Оглядел темную подвальную комнату - не веревкой же подпоясаться? Поколебался, стянул ремень с вешалки, на которой болтался парадный костюм - черный, военного кроя, почти полководческий мундир. Свернул в петлю и развернул, щелкнул по бедру. Отличная кожа. Довольный, положил на стул, поверх сложенных джинсов.
С осторожностью, будто та - стеклянная, снял с себя черную дорогую рубашку, аккуратно повесил на плечики. Где-то внизу, в ящике хромого облезлого комода, нащупал связку носков и скомканные футболки. "Бедлам, дурдом для бедных" - покачал головой, роясь в тряпье. Все - с чужого плеча, ношенное, кое-где поеденное молью. Натянул первую попавшуюся. "Рюкзак возьму у соседа" - прикинул мысленно. Вот и свитер шерстяной, вязаный. Он сузил глаза - принюхался. Свитеров было два. Приложил к птичьему заостренному носу один, второй. Серый, синий. От серого пахло жженым деревом. Нахмурился. Раскрылась поляна в окружении сосен, валуны, освещенные косым солнцем с одного бока, плеск волн. Синий был тонок, сигареты и ваниль с корицей. В синем звучала музыка. Надел оба.
Вечерний разговор не шел из головы. Много бы дал, если бы было разрешение свершившегося. Два свитера смешно увеличивали его худое тело, он показался себе плечистым, плотным. Случившееся давно. Оно тянулось из темноты прошлого. Соудаджи.
Открыл дверь - тяжелый влажный воздух не шевелился. Высокий, прямой, в двух свитерах, в узких темно-коричневых брюках и подкованных ботинках, высекая искры на камнях мостовой, он перешел улицу. Ступил на асфальт окольной дорожки. У соседа горел свет в окне. Свет бледно-голубой, пляшущий - сосед смотрел телевизор. Старый пьяница, тренер.
Сосед встретил его приветливо, усадил за стол. "Что, грибы-ягоды собирать?" - "Ага, грибоягоды..." Сосед подарил панаму (страна-изготовитель Китай) песочного цвета с кармашком для мелочи, под застежкой-"молнией". И не поймешь, что за пятна - камуфляж или грязь. Дал еще эмалированное ведро литров на десять - под дары леса - и термос с райскими птицами и бледными розами на потрескавшемся корпусе. Поблагодарив соседа за щедрость, вернулся.
Дождь пятнал куртку. В ожидании электрички сидел на платформе на перевернутом ведре.
Любительская колбаса и духмяный чай с цедрой апельсина.
ПРИМЕЧАНИЯ,
ИЛИ
ЧТО ЗАСТАВИЛО НАС ТАК ПОСТУПИТЬ?
У нас с Майором и в мыслях не было тревожить Северуса, убитого Сами-Знаете-Кем. Это инициатива Ленор. Она, узнав о его гибели, подумала, что может воскресить его. "Надо всегда давать людям второй шанс" - кредо Ленор. Услышав о таком, Майор только удивился. По его мнению, продолжение этой фразы может быть только: "...чтобы они могли наступить на грабли дважды".
Ленор сделала допущение первое, что Северусу будет неуютно лежать в заболоченной почве, холодно, сыро, и он попросту восстанет, чтобы сменить место упокоения. В этом она решила ему помочь и пустилась в странствие с лопатой, налегке...
Майора, словно громом, поразило допущение второе, подстегнувшее его не хуже вожжей: ведь Северус отдал свою память о Лили, она теперь - достояние Джи Пи! Одно это породило жгучее любопытство. Плюс ревность - Майор не мог позволить, чтобы Ленор хоть на секундочку оказалась наедине с Северусом. Потому что в равной степени, но по-разному, обоих не хотел терять.
И допущение третье, которое позволило мне с ощущением легкости, без опасения за воскрешаемого, взяться за клавиатуру: Джи Пи свою знаменитую Бузинную Палочку положил вовсе не на прежнее место, а похоронил вместе с Северусом, здраво рассуждая, что там ее никто искать не станет. Ведь нет у Северуса ни друзей, ни родственников. Он - один и последний. И никто не пойдет искать его могилу. Потому воскрешаемый Северус был вооружен на всякий случай, причем, вооружен отлично.