Аннотация: Памяти моей дорогой бабушки Вари. Она не умела вышивать, зато прожила долгую жизнь. Напечатан в местном Глянцевый журнале PRO (Пятигорск)
Человеческая жизнь неотделима от своей формы. В этом понятии сложились и образ жизни, и её действия, и процессы. Всё это не просто факты, а возможности бытия. Человек может действовать или бездействовать, добиваться успеха или терпеть неудачу, терять или обретать себя. Он - единственное существо, форма жизни которого неразрывно привязана к счастью. А иначе, зачем жить?
Крестики ложатся ровно, аккуратно заполняя пустые места в строгом соответствии с рисунком. Иголка снуёт над работой верх-вниз, вверх-вниз. Форма постепенно обретает своё содержание. Скоро каждый крестик займёт своё место, и работа будет завершена. Волосок к волоску, пёрышко к пёрышку, и глазки птички, обретая форму, смотрят с вышивки совсем как живые. Разноцветье нового мулине переливается на солнечном свете и бликует крошечными зайчиками, за которыми внимательно следит большой серый кот, изредка помуркивающий рядом с бабой Варей на диване. Она подслеповато щурится и поворачивает к работе большую линзу, чтобы закончить ещё один мотив. Досадливо вздыхает. Она прожила долгую жизнь, и глаза стали уже не те. Родные уговаривают сделать операцию, но она сомневается. Пусть глаза и плохо видят - зато свои. А то теперь и непонятно стало: то ли люди, то ли манекены форменные по земле ходят... И вдруг после операции этой совсем видеть перестанет? Или всё-таки видеть, но не как прежде... Зачем тогда все?
- Бабуля! Ну, опять ты за своё! - в комнату заходит внучка. Взрослая - у неё уже давно своя жизнь, своё счастье, свои дети. - Мы же договорились... Алёна после семестра программу закачает и доделает эту работу! К чему ты опять напрягаешься?
- Какая из неё вышивальщица? Искусственное всё... Наносное. Больно нужно им форму-то соблюдать. А тут душу нужно вложить, чувства. Да и пора уж мне...
- Что ты, ба! - внучка порывисто садится рядом с бабой Варей на диван и обнимает её, уткнувшись носом в такое родное, тёплое плечо. - Кто же нам будет все новости пересказывать?!
- Ладно, ладно... Посмотрим, - баба Варя вздыхает, прикрыв на мгновение глаза, и снова принимается за работу. - Не надо закачки вашей быстрой - сама объясню. Пусть Алёнушка приезжает: как положено - всё умение ей и передам. Покажу, расскажу честь по чести. Лето длинное - успеет ещё на свои моря съездить...
Щебетание птиц, доносящееся в отрытое окно, и аромат цветущего сада наполняют жизнь тихой радостью. Лёгкий ветерок теребит прозрачную тюлевую занавеску, закрывающую проём двери. Солнце льет свой тяжелеющий к полудню янтарь на крашеные рыжей эмалью полы. Крохотные пылинки мерцают в его лучах крохотными искорками времени
Дом наполняют покой и умиротворение - словно что-то важное состоится именно сейчас и здесь. То, что подспудно всегда ждешь с тихим трепетом и торжественностью. И вот оно приходит...
Вышивка закончена. Старческая рука поглаживает канву, сплошь зашитую аккуратными, ровными крестиками. Волосок к волоску, пёрышко к пёрышку - сказочная птица поглядывает на бабу Варю чёрными бусинами французских узелков, склонив маленькую головку на бок, и взмахивает крыльями. Пёстрое пёрышко вырывается из общей массы и, плавно кружась, опускается к ногам. Рука бабы Вари дрожит и безвольно падает, роняя иголку, закрепившую последний стежок. Птичка оглядывается вокруг и резко взмывает вверх, тут же опадая пеплом воспоминаний прожитой жизни, таких же ярких и порывистых, как она сама.
Ветер продолжает теребить занавеску пустой комнаты, а по дорожке сада, ещё не совсем уверенно, топает к дому маленькими ножками кудрявый светловолосый карапуз. Девочка. Разноцветные горошины весело гоняются друг за другом на коротком платьице. Она улыбается, причмокивает губами, измазанными малиной, и хлопает в ладоши.
Вот оно - счастье новой жизни. А иначе, зачем жить?