Скупость "иранцев" активно высмеивается в народе. На эту тему популярен следующий анекдот: ежедневно "парси" приходил к стене плача и просил бога: "Господь, дай мне выиграть миллион, ну что тебе стоит, Господи!"
Это продолжалось до тех пор, пока господу не надоело. Подозвав дежурного ангела, он сказал: "Я согласен, но скажи ему, пусть купит лотерейный билет"
Босс наш вопреки анекдоту вовсе не скуп. Однажды он подозвал меня и говорит:
"Мне нравится, как ты работаешь, Яша. Не стесняйся, захочешь жрать - возьми сметанку, булочку и умни ее где-нибудь в укромном месте, но так чтобы Берг не видел"
Берг - завскладом нашего супермаркета, личность странная и подозрительная. Помимо приема товаров в его обязанности входит приглядывать (согласно распоряжению босса) за тем, чтобы кто-нибудь из персонала не положил себе в рот что-либо съестное.
Исключение делается индийской еврейке Шошане, ей позволено брать у Берга, но лишь тогда когда у него появляется эрекция, а этого события приходится ждать, как прихода мессии.
Почему я симпатичен боссу? Потому что он мне ничего не платит. Мы договорились, что я исполняю должность посыльного, и весь мой навар - это чаевые от клиентов. Для этой цели, шеф разорился на ящики, которые я наполняю продуктами и развожу по домам на своем стареньком "Фиате". И я вроде при деле, (после тщетных попыток устроиться на работу) и босс счастлив - сервис ему ни во что не обходится.
Большая часть персонала нашего супермаркета - новые репатрианты, пашут за гроши. Давид, приехавший из Молдавии один из них:
- Даю тебе четыре часа в день, - сказал ему босс, когда тот пришел устраиваться на работу. К радости начальства вместо положенных четырех, Давид ежедневно отрабатывает восемь.
- Вторую половину за того парня, - сказал он боссу, когда тот поинтересовался, чем объяснить такое его рвение.
- За какого парня? - не понял босс.
- Который пьет, - отвечал Давид.
Только через месяц, когда он вдруг бесследно исчез, стало ясно, что он имел в виду: разведка доложила, что "русский" беспробудно пьет горькую уже третьи сутки, и никакими силами поднять его невозможно. Выяснилось, что раз в два месяца Давид уходит в загул, как медведь в спячку, а, отгулявши, возвращается к жизни.
- Раньше со мной такое не случалось, - жалуется Давид, - это последствия чернобыльской аварии. Последствия эти оказались на руку боссу, ибо на дурняк Давид отрабатывает за троих парней.
Людмила Федоровна - наша уборщица, доделывает львиную долю работы своей коллеги индийской еврейки Шошаны.
- Я не знаю, как у вас в России, но у нас в Индии любят пунктуальность, - подчеркивает Шошана, и каждые полчаса устраивает перекур, который она проводит в подсобке, работая над эрекцией Берга. Эта индийская пунктуальность выливается для Федоровны в пару дополнительных часов работы за индийскую подругу.
В воскресенье и понедельник торговля идет вяло - как эрекция Берга.
С легкой руки Шошаны половая потенция нашего завскладом стала показателем торгового оборота в супермаркете. В понедельник она составила три бала по шкале Берга.
К понедельнику израильтяне еще не исчерпали недельные запасы провизии. Начинается все во вторник к вечеру: стройными рядами евреи вваливают в супермаркет, и начинается шоу под названием "Последний день Помпеи" - 4 бала по шкале Берга.
Босс садится за микрофон - это его любимое занятие - и на высоком иврите убеждает клиентов, что замороженных кур, двухнедельной, кстати, давности завезли не более как пять минут назад и что кошернее мяса в Израиле не бывает. Давид, пыхтя и потея, вываливает товар на прилавки. Людмила Федоровна носится со шваброй по залу - за клиентами только подтирай: тот бутылку выронил с пивом, а этот ячейку с яйцами пронес мимо авоськи. Кассиры подбивают бабки. Покупатели томятся в очереди, нервно подгоняя кассиров. Бывает, иной застоявшийся покупатель нервно вспомнит вашу маму, но босс тотчас улаживает конфликт.
- Покупатель он - что любовница, - учит нас шеф, - я не призываю вас провести на нем все приемы "Камасутры", но приласкать и приголубить его - ваша прямая обязанность.
Сам он делает это виртуозно. Клиенты в нем души не чают. Любого скандалиста в миг уймет и убедит купить то, в чем у него в ближайшие десять лет не будет никакой надобности.
Мои функции несколько схожи с работой амбала.
Амбалами в дореволюционной Армении называли грузчиков. Я вступаю в дело уже после того, как клиент рассчитался за покупку. А покупает он на всю оставшуюся жизнь. Мне с моей колбасно-дефицитной психологией бывшего совка трудно понять, зачем долговязому и тощему ортодоксу по имени Ицик шесть ящиков набитых жратвой. Я уже засек - это недельная норма Ицика. Такое количество провизии в моем родном Тамбове на полгорода хватит. Нет, Ицик парень хороший, а возмущаюсь я, потому что мне эти ящики приходится на своем горбу таскать на шестой этаж. Дом новый, лифт еще не пустили, каждый ящик пятнадцать килограмм. Подниматься приходиться соответственно количеству ящиков. К последнему рейсу я уже не несу ящик, а изображаю бурлака на Волге, в надежде, что клиент пособит мне все-таки. Но бурлаки в Израиле клиента явно не интересуют.
- Ради бога, Янкель, - поминутно вздрагивает он, - не зацепи холодильник, он стоит побольше твоих ящиков.
Ицик норовит отделаться от меня десятью шекелями, но я уже знаю, как надо разговаривать с прижимистым клиентом:
- Дружбан, - говорю я ему, - за десять шекелей и мама с папой спать не будет...
Это любимая поговорка нашего шефа. Он у нас набит иранским фольклором, а я хожу за ним с блокнотом и наиболее мудрые мысли записываю:
- Клиента надо поразить глубокомыслием, - любит поучать шеф. Я лично так и делаю. Ицику мое глубокомыслие не нравится:
- Дорого берешь, Яша, - говорит он, отсчитывая положенное количество шекелей.
- А это наценка за экзотику, - говорю я, - где ты видел, чтобы еврей работал на черной работе?
Следующая клиентка - Лея. Она тоже новая репатриантка, только из Франции. Трудится по специальности - косметолог. Количество ящиков у нее пока не превышает трех. Это обстоятельство мне по душе, так же, впрочем, как и Леина попа, отвечающая всем европейским стандартам. Первый раз в жизни я вижу француженку, хотя и еврейскую. Естественно в ее глазах мне не хочется выглядеть только амбалом. Кряхтя под тяжестью ящиков, я лихорадочно вспоминаю французских классиков и перечисляю с десяток имен. Лея в восторге. Впервые в жизни она видит образованного амбала. Она тоже силится вспомнить какого-нибудь русского автора и после долгих потуг ей это удается. Конечно же, это Наполеон с его "Войной и миром".
- Вы любите Наполеона? - спрашивает она с ученым видом.
Признаться, я не знал, что у Толстого есть французский соавтор и в первую минуту мне неловко за мое невежество.
В отличие от Ицика Лея понимает своего брата репатрианта и предлагает выпить после трудов праведных. Салон у нее обставлен как в лучших домах Парижа. И библиотека есть. Русских писателей, правда, я там не увидел.
- Это вам, мосье Амбал! - говорит она, жеманно протягивая мне чаевые.
- О, миль пардон, мадам, - говорю я с прононсом и категорически отказываюсь от денег.
- Вы настоящий рыцарь, мосье, - манерно шепчет Лея, а сама смотрит, что у меня там бугрится под брюками.
Я отлично понимаю намек мадмуазель и признаюсь ей, что тоже люблю "Наполеона", но в качестве торта.
Пока Лея оценивает мои кондитерские пристрастия, я решительно беру ее на руки и несу на кровать, покрытую розовым покрывалом.
- Ах, нет, мосье, - драматически восклицает Лея, - я замужем!
Я огорчено поднимаюсь с кровати, но Лея цепко хватает меня за руку:
- Я сделаю вам минет, мосье, - говорит она, - у нас это сексом не считается.
Слово минет в переводе не нуждается, и я впервые понимаю ее без напряга.
Мысленно я аплодирую французам - умеют же люди жить. Увы, мы евреи все только усложняем: что плохого, скажем, в том, что Берг трахнул Шошану? И, слава богу, кажется. Но нам ведь нужно придать факту подоплеку - почему это у него получилось, а у нас нет, а не происки ли это арабов?
Переход от минета к арабам возвращает меня к ящикам - их в этот вечер будет еще немало.
Вторник и среда, можно сказать нормальные будни - 4 бала по шкале Берга. Настоящий бум начинается в четверг и пятницу. Израильтяне штурмуют супермаркет в стиле легендарной конницы Буденного. В бой идут в основном женщины, мужья покорно следуют в обозе, подгоняя перед собой грузовые тележки. Активность женщин в супермаркете посрамила бы даже Юлия Цезаря. В одно и тоже время они успевают:
Отовариться, перекусить (под предлогом дегустации), а заодно попилить мужей в воспитательных целях.
Зеркала и обилие пищи в супермаркете радуют глаз и душу:
"В Тегеране у нас был прекрасный базар, - умиляется босс, - я привык к базару. Он ведь как песня - не купишь, так послушаешь или погуляешь"
Но у нашего шефа особого не разгуляешься, как затянет свои иранские песни, так сразу покупательский азарт пробуждается.
Все в эти дни, включая босса, работают на износ, и у меня к концу смены ломит кости, ноет спина, и в светской беседе с француженкой Леей я уже путаю Стендаля с Сандалом.
Полгода такой работы приводят к важным пертурбациям: Людмила Федоровна по-прежнему работает за индийскую подругу, но не в зале, а в подсобке у Берга.
Давиду нравится индийская пунктуальность Шошаны, и он с усердием осваивает йогу. В загул они уже уходят вместе, но не пьют, а занимаются любовью.
У нас появился новый термин - товарооборот по шкале Давида.
Что касается меня, то я и вправду подзабыл Толстого, зато на глаз могу определить количество килограммов в ящике. Мой босс говорит, что в жизни это важнее. Он чрезвычайно горд нашими достижениями.
- Наш коллектив успешно абсорбирует новых репатриантов, - радуется шеф. Может быть, он и прав. Мы и в самом деле уже привыкли к новой жизни и чувствуем себя на семь балов по шкале Берга.