Встреча с Кирой стала неожиданной, от того не самой приятной. Владимир забыл о существовании девушки, едва переступил порог своей квартиры с собственными проблемами. Это было полгода назад. Кира понравилась ему тогда и всколыхнула чувства сейчас. Рыжие волосы, убранные в конский хвост, синие большие глаза на скуластом лице, чувственные полные губы слегка приоткрыты, обнажая белые жемчужины-зубы. Такую красоту, увидев однажды, вряд ли позабудешь. Тем более что в последнюю их встречу не в пинг-понг играли. Но появление красавицы в гинекологическом отделении в его дежурство наталкивало на мысль, что в случившемся есть и его вина. Вина, которая не имеет срока давности.
Володя не знал, чего испугался. Вероятность того, что замерший плод -- его ребенок, ничтожна. Папашей мог быть кто угодно попавший к ней в постель в недельный промежуток времени. Он мог залезть на Киру сразу же после ухода Володи. Но... Владимир Аринушкин сопоставив те немногие факты (срок и поиск Кирой встречи с ним три месяца назад) решил все-таки, что он причастен. По крайней мере, Кира верила в его причастность. Для Володи оставалось загадкой, что такая красавица делала в компании заблудших душ. На момент прихода по злополучному адресу у каждого из них была своя история. Трагическая история. И пусть не каждый из них озвучивал ее, тем не менее, все были уверены, что здесь он неспроста. Все они виделись в той квартире не впервой. Все кроме Киры. Володя не узнал ее истории и не рассказал своей. Незачем красивой девушке знать о жене, с которой он час назад поссорился. Наличие жены могло осложнить ситуацию и уменьшить шансы на совместный досуг. А после невнятного секса Владимир решил удалиться, не попрощавшись. Именно потому что секс был блеклым, Володя и решил, что продолжения истории можно и не ждать. Но не ему ли знать, что дети появляются и от менее приятных заходов.
-- Новикова? -- Он сомневался, что знает эту фамилию. Но что-то ему подсказывало, что это фамилия Киры.
-- Володя, не стать тебе врачом, -- укоризненно произнесла акушерка.
-- Это почему еще?
-- Что должен сделать доктор, заступивший на дежурство?
-- Я вообще-то еще интерн, -- поправил Анжелу Володя.
-- Боюсь, ты им еще долго пробудишь. А врач должен прочитать карты всех пациенток.
-- Именно этим я и хотел заняться...
-- Ладно, занимайся. Мы там сами. Тем более, она сама родила.
Как только акушерка вышла, Владимир положил карточку на стопку, поднялся и вышел за Анжелой Викторовной.
Кира лежала на кровати, раскинув ноги. Простыня и подол халата были в крови. Володе даже показалось, что пол у кровати Киры был заляпан кровью. В палате пахло бойней. Только теперь Аринушкин увидел девушку на соседней кровати. Ее обезумевший взгляд прыгал с него на Киру, с Киры на медперсонал.
-- Так, а ты что здесь делаешь? -- к девушке подошла Анжела и подтолкнула к двери.
-- Почему здесь? -- спросил Владимир у проходившей мимо Анжелы Викторовны.
-- Прихватило, -- пожала плечами акушерка. -- Не успели в операционную.
Ему было плевать и на то успели они или нет, и на девушку, ставшую случайной свидетельницей кровавых подробностей. Его интересовала только Кира.
-- Она жива? -- спросил он.
Кира подняла голову и посмотрела на него. Синие глаза стали тусклыми от боли, рыжие волосы облепили мокрое покрасневшее лицо. Нет, в глазах была не боль. Там была ненависть.
В палату вкатили каталку. Аринушкин посторонился и глянул на прикроватную тумбочку. Там, в пожелтевшей пеленке лежал он, его сын.
К черту! -- выругал себя Володя. -- Какой сын?! И почему мой?!
Киру переложили на каталку и вывезли из палаты. Она ни разу на него не посмотрела. Надя -- медсестра, собрала окровавленные простыни и с нескрываемым отвращением посмотрела на мертвый плод.
-- Владимир Алексеевич, Вы не отнесете его в морг?
Нет! -- едва не выкрикнул Володя, но почему-то кивнул.
-- Хорошо.
Он накрыл окровавленное тельце и взял сверток в руки. Кулек получился сантиметров тридцать -- тридцать пять. Владимир держал плод не впервые, тем не менее, сейчас в этом действии было что-то необычное. Смесь первобытного страха и трепетной любви. Именно тогда Володя подумал оставить его себе. Подумал, но тут же отогнал эту страшную провокационную мысль. Пропажа шестимесячного плода... К черту! Пропажа мертвого плода на любой стадии развития всплывет уже к вечеру. И тогда ему даже медбратом никуда не устроиться.
Володя вошел в лифт, прижимая к груди крохотное тельце. В кабине он оказался один. Любопытство охватило с новой силой. Он словно вор -- поспешно и озираясь, откинул застиранную тряпицу с мертвого личика. Это уже был человечек. Крохотный человечек с чувствами и эмоциями. Глядя на миниатюрное личико, Володя вспомнил еще кое-что. У плода на двадцать пятой неделе появляется эмоциональная связь с матерью. Конечно, сейчас она утеряна, но... Какой-то бред лез в голову. Ему показалось... Нет, ему захотелось, чтобы связь эта теперь была не с матерью, а с отцом. Володе даже показалось, что ребенок жив. Крошка жив и спит.
Аринушкин накрыл лицо в тот момент, когда лифт остановился.
В реанимации Кира пришла в себя и открыла глаза.
Ребенок в пеленке шевельнулся. Владимир от неожиданности едва не отбросил сверток. Лифт дернулся и двинулся вниз. Аринушкин держал кулек аккуратно, будто нес хрустальную вазу. Плод больше не шевелился, поэтому Володя решил, что это, скорее всего, передалась в руки вибрация лифта. Но открыть и посмотреть на тельце он так и не решился.
Володя вручил тело Петровичу -- патологоанатому, развернулся и зашагал к лифтам.
-- Эй, малахольный, а бумаги?
Аринушкин махнул рукой, не сбавляя шага.
-- Чтоб завтра занес!
Володя не слушал его. Его больше беспокоило происшествие в лифте. Вибрация вибрацией, но он чувствовал в руках шевеление, будто он держал... Жука? Личинку? Ребенка он держал. Как ни назови, оно было живое. На какие-то три секунды, но было живое. Это не могло показаться.
-- Черт! Мне надо выпить! -- подумал Аринушкин. И только когда на него повернулась санитарка, вошедшая в лифт на первом этаже, он понял, что произнес это вслух.
Но даже мысли о выпивке, сворачивали на протоптанную дорожку -- к Кире, а от нее неизменно вели к мертворожденному.
Анжела Викторовна вышла из палаты. Владимир шагнул ей навстречу.
-- Как она?
-- В сознании. Лежит, в потолок смотрит.
-- Это нормально?
-- Вова, это ты мне должен сказать. Нормально все с ней, -- сказала Анжела и пошла к ординаторской. Остановилась, повернулась к Володе и произнесла:
-- Хороший сериал "Интерны". Главное, правдивый.
Развернулась и пошла прочь.
Это не было комплиментом. Это не могло быть комплиментом. Плевать. Конец смены способствовал началу пьянки. Володя понял, что впервые в жизни он будет пить с большим удовольствием.
Кира напряглась. Сердце учащенно забилось в груди, транслируя свою трудоспособность на прикроватном мониторе. Красивые губы растянулись в улыбке, правая рука с красными ногтями сгребла простынь.
Крохотная ручонка схватила скальпель, оставленный Антоном Петровичем в изголовье каталки. Малыш встал и на трясущихся, еще слабых ножках побежал к краю каталки. Скальпель он взял двумя ручками и прыгнул на спину старому патологоанатому. Скальпель на все лезвие вошел в шею. Мертвец вынул его и с силой прорезал от подбородка к уху. Из распахнутого зева раны хлынула кровь. Петрович попытался схватиться за горло, пошатнулся, оступился и упал, завалив каталку. Инструмент со звоном упал на кафельный пол. Правая нога Петровича еще некоторое время дергалась, хотя сознание его уже покинуло. Малыш отбросил скальпель, прильнул мертвыми губами к затухающему фонтану сонной артерии и начал пить.
Кира улыбнулась еще шире, рука отпустила простынь.
Володя любил этот пивбар. Больше из-за вполне приличных цен и наименьшего количества пьяных драк. То есть, вероятность вернуться домой живым и не с пустыми карманами, в этом заведении была куда больше.
Санек задерживался. С Сашкой они дружили с восьмого класса. Оба хотели поступить в медучилище. Только у Саньки на хотелках все и закончилось, а Володю понесло.
Аринушкин заказал себе бокал "Старого мельника", для разогрева, и в ожидании друга уставился в телевизор. Шведы были настроены решительно и заколачивали в наши ворота шайбы, словно гвозди, но Владимира мало интересовало происходящее на экране. Хоккей он обожал с детства. Каждый зимний вечер в дворовой "коробке" разворачивались серьезные баталии. Им на полном серьезе тогда казалось, что, приедь к ним действующая сборная Швеции или Финляндии (да хоть Канады), они двенадцатилетние пацаны обыграют их в сухую и непременно со счетом 25:0. Некоторые ребята из дворовых команд занимались серьезно в хоккейной секции, но никто из них по прошествии пятнадцати лет так и не стал звездой КХЛ.
Шведы забили очередной гол. Володя обычно переживал страшно, но сегодня... Сегодня у него для переживаний был совершенно другой повод. Он отпил пива. И когда ставил кружку на стол, вдруг ему показалось, что кто-то прошмыгнул под плазменной панелью. Кто-то маленький. Может, кошка?
-- Наше Вам с кисточкой, -- услышал Володя голос Санька.
Плоский юмор был его кредо и обычно Аринушкин улыбался каждой его бородатой шутке. Ради приличия. Сегодня, а тем более, сейчас, ему было не до приличий.
-- Что с тобой? Ты будто кошачьего дерьма наелся. Ну ничего, скорая помощь уже здесь. Фельдшер с опытом вытаскивания с того света принимается за работу. -- Санек деланно засучил рукава. -- На что жалуетесь?
Владимир жестом позвал официанта.
-- Вчера ночью ко мне в отделение положили Киру, -- проговорил Аринушкин и отпил из бокала.
-- Да ладно? Поздравляю. А кто это?
Володя не верил своим ушам. Он шутит?
-- Ты действительно не помнишь? Три месяца назад ты мне все уши прожужжал, что она меня ищет...
-- Так это она? Красивая телочка. -- Санька принял два бокала пива и бутылку водки. -- Ух, и напьемся сегодня. Извини. И что у нее заболело?
-- А ты как думаешь, что может болеть в гинекологическом отделении?
-- Да ладно?
-- Слушай, ты достал уже! -- Володя уже сомневался в правильном выборе собутыльника.
-- Не кипятись. Давай выпьем... за Киру, -- предложил Сашка. -- Она же выздоравливает?
-- У нее умер плод на двадцать шестой неделе.
-- Печально, но она-то жива?
Аринушкин едва подавил желание ударить давнего друга. Он достал из кошелька сотню и положил под пустой бокал.
-- Все, -- поднял руки Саша. -- Больше не буду. Не знаю, что на меня нашло... Да сядь ты уже! Давай выпьем.
Володя сел и принял рюмку водки.
-- А главное, она мне тогда говорит: Скажи этому скорострелу, что он выбил десять из десяти. Я-то думаю, где вы пострелять успели. Ну, мало ли где вы в тир ходили...
-- Скорострел? -- Володе не понравилось это сравнение, потому что он сразу понял о какой мишени речь.
-- Ну, это не точно, -- замялся Александр. -- Может она сказала снайпер.
После выпитого ответ легко удовлетворил Володю. Он с улыбкой отпил пива. Снайпер -- это хорошо, снайпер -- это меняет дело.
-- В общем, ты настрелял, ты и выскреб, -- хохотнул Санька и отпил пива.
Аринушкин уже не так остро реагировал на тупые шутки друга. Володя глянул на плазменную панель. Хоккей закончился. Шел боксерский бой. Снова ему показалось, что кто-то выглянул из-под стола, стоящего у стены под плазмой.
-- Она мне главное, еще такая говорит: пусть придет хоть...
-- Почему ты мне не сказал, что она беременна?
Володя не ожидал сам от себя такого вопроса. Почему ему вдруг стало это так важно? Почему он готов сейчас из-за малознакомой девушки разругаться с человеком, которого знает лет десять, как минимум? Из-за секса? Да он его даже не помнил. Не помнил на столько, что в равной степени мог показать себя как снайпером, так и скорострелом. По сути, ни одно из этих определений не делало его гигантом секса. Из-за ребенка? Чушь какая. Ребенок мертв и, стало быть, связь утеряна. Единственное что могло связывать его с рыжеволосой красавицей сейчас лежало на "разделочном столе" Петровича.
-- Оно тебе надо было? Ты со своими проблемами не мог разобраться, а тут она...
А ведь он прав. С Наташей они были "на ножах". Что в тот день, когда он, хлопнув дверью, ушел и встретил Киру, что три месяца спустя, что сейчас. Она давала ему передышку или брала ее себе, но потом с новой силой закатывала скандалы.
-- Вам бы с Натахой ребеночка, -- произнес Сашка. -- Все бы и наладилось.
Не наладилось. Несмотря на то, что Санек был близким другом, Володя не делился с ним самым сокровенным. Именно воспроизведение потомства и стало камнем преткновения в их отношениях. Наташа не хотела детей. Она никогда не забеременеет даже случайно. Наташа предохранялась с маниакальным рвением. Вот в этом-то и дело. Узнай, что Кира беременна тогда, он не ушел бы к ней, но крепко бы призадумался. Собственно, он это сделал и сейчас. Связь все-таки была. Каким-то образом их связывал даже мертвый ребенок.
-- Нет, Санек, не наладилось бы, -- голос предательски дрогнул и Володя влил в себя очередную рюмку.
-- Пойду, отолью, -- сказал Саша, встал и, пошатываясь, пошел к массивной двери туалета.
Володя присосался к бокалу с пивом. Через желтую жидкость и дно бокала он увидел какое-то шевеление. Будто на стуле Сашки кто-то был и выглядывал на него через край стола. Володя звонко поставил бокал и отодвинулся на стуле. Снова кто-то выглянул. И теперь Аринушкин отчетливо видел голову. Кукла? Потому что размер головы даже для ребенка очень мал. Володя вскочил, опрокинув стул. Оббежал стол и взглянул на стул Саньки, потом встал на колени и заполз под стол.
-- Ты что, чертей гоняешь?
Вернулся Санька. Володя вылез из-под стола, встал, отряхивая колени.
-- Мне домой надо.
-- Чего вдруг?
-- Мне надо домой! -- крикнул Аринушкин, снова привлекая к себе внимание отдыхающих субботним вечером.
-- Ну, раз надо...
Володя схватил куртку и побежал к выходу.
Кира дернулась. Сердцебиение звучало прерывистым писком немного быстрее, чем за пару секунд до этого.
Санька, все еще не понимая, почему убежал друг, хотел сесть, когда острая боль пронзила ногу. Он вскрикнул, пошатнулся и, не удержав равновесие, завалился на стул. Внимания на их столик уже никто не обращал. Саша почувствовал, как теплые струйки побежали в ботинок. Боль начала утихать, но вспыхнула вновь. Только теперь чуть ниже колена. Сашка, все еще не понимая, что происходит, нагнулся в поисках предметов причиняющих боль. Не мог же человек сидеть под столом и резать его? Мог! Не совсем человек, но... На грязном полу на собственных ножках стоял младенец. Может быть уменьшенная копия, но живая копия. На крохотной кровавой маске горели два злобных уголька-глаза. Ручки младенца держали анатомический скальпель. Угрозы от мальца Сашка видел не больше чем от старой слепой крысы, поэтому, позабыв сопоставить порезы на ноге и скальпель, он попытался вытащить младенца из-под стола и протянул руку к нему.
Лезвие скальпеля блеснуло, и ладонь Сашки разделилась пополам между средним и безымянным пальцами до самого запястья. Сначала боли не было. Она появилась с первыми черными каплями крови. Санька закричал и, ударившись головой о крышку стола, упал на пол. Его голова была в нескольких сантиметрах от голого младенца. Мертворожденный поднял скальпель и направил его острие к глазу Александра. Младенец замер, словно рапирист перед броском. Сашка моргнул, ресницы коснулись лезвия. В следующий момент мертвец сделал длинный выпад вперед, лезвие, а затем и часть ручки скальпеля с чавкающим звуком вошли в глазницу. Рука Александра вздернулась и схватила край скатерти. Саша уже был мертв, когда все, что было на столе, полетело на пол.
Кира выгнулась, и начала медленно опускаться на кровать, расслабилась. Показания приборов нормализовались.
Володя пожалел, что пошел пешком. Маленькая почти кукольная головка ему мерещилась везде. То из-за дерева выглянет, то из-за куста. Даже в окне первого этажа Владимир разглядел белое крохотное личико. Теперь он был уверен, что его преследует мертвый шестимесячный плод. Его мертворожденный сын. Вероятность того, что за ним бегает мертвец, ничтожна, но и признавать, что эта погоня исключительно в его голове, Аринушкин не хотел.
Либо я сошел с ума, либо живу последнюю субботу, -- подумал Володя и остановился. Перед ним на дорожке стоял мертворожденный. Даже в тусклом свете парковых светильников Владимир разглядел, что тридцатисантиметровое тельце бурое, будто его окунули в чан со свиной кровью. Но Володя знал, что свиней рядом с малышом не было и в помине.
Кира схватила простынь и выгнулась. Вены на шее вздулись. С приборами начало происходить что-то невообразимое. Писк наполнил реанимационную палату. Вбежавшая медсестра замерла. Что-то подобное она видела только в кино. Что-то про изгнание дьявола, кажется. Она хотела кого-нибудь позвать на помощь, но во рту пересохло.
Гримаса ненависти скривила крохотное лицо. Мертвец взял скальпель в обе ручонки и побежал на Володю. Аринушкин закричал. Отступив задом, он понял, что мертвец пойдет до конца. Паника подавила желание к сопротивлению. Решительность мертворожденного пробудила инстинкт самосохранения и Владимир, развернувшись, побежал прочь.
Он бежал, не оглядываясь и не укрываясь от веток, хлещущих его по лицу, груди, ногам. Именно поэтому он и не почувствовал боль в паху. Болело все, но вдруг ему стало трудно бежать. Ноги подкашивались. Он замедлил ход и посмотрел в область паха. Там, держась за ремень одной ручкой, висел мертворожденный. Он осклабился и еще раз воткнул трехсантиметровое лезвие в низ живота. Аринушкин остановился и попытался сбросить младенца, но он, воткнув еще раз скальпель в промежность, пополз вверх, к лицу.
Володя пошатнулся и упал на колени. Он как-то вяло попытался сбросить скользкое от крови тельце, но мертворожденный полз к цели. Первый удар был неточным и пришелся в подбородок. Владимир ударил в ответ и мертвец отскочил от груди, но повис на руке. Володя попытался стряхнуть его, но безрезультатно. Младенец висел на руке и кромсал ее скальпелем. Аринушкин хотел замахнуться от плеча и отвел руку. Младенец ударил в шею под нижнюю челюсть. Ударил и дернул к подбородку. Что-то забулькало, но Володе было не до этого. Он упал, голова глухо ударилась о брусчатку. Владимир задыхался и тонул одновременно. А потом свет померк. Скальпель и мертворожденный упали рядом.
Дежурный реаниматор вбежал в палату, когда все закончилось. Лицо Киры было безмятежно, легкая улыбка играла на губах. И только протяжный писк монитора омрачал умиротворенную картину.