Бабушку Тону хоронили всем миром. Народу собралось столько, что газон около ее утлой лачуги не вместил всех желающих, и не попавшие в первые ряды толпились за оградой. Ученики бабушки Тоны подошли поближе ко входу в дом и склонили головы у гроба.
Бабушка Тона лежала в наскоро срубленном деревянном гробу, как живая: она никогда не принимала полный облик лисы. Рыжие чуть облезшие уши спрятались под седыми волосами. Ноги по обычаю погребальной церемонии были обмотаны хвостом.
Бабушка Тона ушла из жизни добровольно. Она часто говорила, что не хочет жить в мире, в котором бродят нечестивые голодные оборотни, а люди не умеют мирно сосуществовать с метаморфами и вампирами. Она воспитала не одно поколение детей, хотя я смутно помню свое детство. Бабушка Тона учила меня, как и всех остальных, но любила больше других. Она говорила, что если я не метаморф, то это даже лучше - не надо прятаться по ночам и носить удостоверение.
Дети подошли к гробу и бросили туда веточки ивы. Мокрый первый снег ложился на землю, на наши головы, на лицо усопшей, и не таял. Когда прощальные слова были произнесены, а слезы выплаканы, гроб подняли на носилках и отнесли в крематорий.
Я уже и не помнила, когда перестали хоронить метаморфов. Правительство с натяжкой называло их людьми, но прав их, как граждан, не ограничивало. Полный абсурд. В детстве мир казался больше, полулюдей было меньше, а небо - ближе. С каждым годом число метаморфов росло, но и оборотни не отставали. Заражение передавалось, как бешенство. Кто не успевал привиться, в конце концов, умирал или обрекал себя на вечную муку ежемесячных превращений.
Сейя положил свою руку на мое плечо.
- Она была очень хорошим наставником. У меня хотя бы были родители, которые заботились о своем единственном сыне. Отец еще не носил в себе вирус, а мама недавно получила удостоверение метаморфа.
Сейя сегодня выглядел почти как человек: волчьи уши нервно подрагивали при каждом звуке. Он оделся более-менее прилично, но ночные дежурства в облике волка его почти доконали.
- Пойдем. Мы сейчас ей ничем не поможем. Надеюсь, там ей будет лучше, чем здесь.
Мы зашли в уютное теплое кафе выпить кофе.
- Ты не мог бы спрятать уши? - попросила я Сейя.
- Я думал, что тебе так больше нравится. Но, если ты настаиваешь, Шиби...
И снова, как по волшебству, произошло превращение: он зажмурился и скривил лицо, затем уши стали уменьшаться, а шерсть и вовсе опала.
- Чему учила тебя Бабушка Тона? Ведь ты же не метаморф.
- Она говорила, что неважно, являюсь ли я наполовину зверем. Она ценила во мне то, что я с должным почтением и доверием отношусь к другим существам. Она научила меня видеть вещи такими, какие они есть.
- И ты спасла Моню. Очень благородно. Я это ценю, - ответил Сейя и накрыл своей теплой ладонью мою руку.
- Моня, конечно, немного странный... Но ты ему понравился. Ведь он не знает своих родителей.
- Я даже не знаю, кого из вас я люблю больше.
Сейя улыбнулся, и обнажились волчьи клыки. Я влепила ему затрещину, и вскоре он принял нормальный облик.
На улице усилился снегопад, и стало совсем холодно. Пока мы пили кофе, снежный покров земли значительно вырос. Небо затянулось тяжелыми низкими облаками, и стемнело раньше. Я предложила Сейя зайти ко мне домой и взять Моню на вечернюю прогулку.
- А куда ушла бабушка Тона? Я слышал, что сегодня говорили о ней, - спросил Моня, когда я одела его и вытащила на улицу.
- Она умерла. Когда умирают метаморфы-лисы, говорят, что они уходят отращивать девять хвостов.
- А если умирают волки?
- Тогда они уходят выть на луну, - ответил Сейя и протяжно завыл.
Мне было жаль Моню. Мы не могли объяснить ему, что такое смерть, хотя, кому как не вампиру знать все о ней. Но Моня был еще слишком мал и слаб, чтобы заботиться о себе, а в обычные детские сады его не принимали. Тем временем, он прыгал по дороге, высунув язык, и ловил им снежинки. Он даже поймал одну на ладонь и показал мне. Она не таяла...
Моня все же попросил еды. Я с мольбой посмотрела на Сейя: он работал в отделе поимки оборотней и мог достать крови. Он пообещал мне, что добудет для Мони все, что я попрошу.
Когда малыш устал, мы вернулись домой и уложили его спать. Это слабость вампира - быстрая утомляемость. Сейя прошел в мою комнату и стал рыться в фотографиях.
- Ты в детстве была очень красивой. А сейчас стала еще краше, - сказал он, показывая на выцветший снимок, где меня обнимала Бабушка Тона.
- Бабушка Тона ничуть не изменилась за эти годы. Шерсть только поседела. Расскажи мне, как ты превращаешься?
- Разве твоя наставница не говорила тебе об этом?
- Я знаю много о метаморфах, но рассказ из первых уст гораздо интереснее.
- Я узнал о том, что могу принимать облик волка, когда мне было двенадцать. Тогда правительство еще не ввело обязательные анализы ДНК. Помнится, я очень разозлился на соседского пса, который топтал мой газон. Я рыкнул на него, и пес убежал, хотя раньше меня не боялся. Его хозяйка увидела, что произошло, и завопила: "Оборотень, спасайтесь!" А потом пришла мама и похлопала меня по спине и потрепала за волчьи уши.
- Она была счастлива?
- Да. Она искренне верила, что будущее - за симбиозом животного и человеческого начала. Теперь я отвечу на твой вопрос. Чтобы превратиться, мне нужно хорошо подумать и представить, чего же я хочу. А потом сосредоточиться. И все.
Он снова зажмурился и отрастил волчьи хвост и уши. Я попросила полного превращения. Сейя снял с себя одежду, и я отвернулась. Он сказал, что не хотел бы ходить по улицам голым. Я услышала едва различимые хруст и треск - росли новые кости. Где-то полминуты спустя Сейя позволил мне обернуться. Передо мной на задних лапах стоял самый обычный волк, разве что немного крупнее. Оборотни выглядели иначе, но ведь на то они и оборотни. Я провела рукой по его морде, и он клацкнул зубами. Я попросила его вернуться в человеческое обличье. Шерсть как будто стала расти назад, морда и ноги укорачивались прямо на глазах, грудная клетка расширялась.
- Вот так обычно все и происходит. Главное - не забывать об одежде.
Это показалось мне забавным. Но Сейя не разделял моего чувства юмора.
На его груди от схваток с оборотнями остались глубокие шрамы. Я понимала, что метаморф - наполовину животное, но он был мне симпатичен. Желтыми глазами Сейя смотрел на меня сверху вниз. Он усадил меня на кровать и поцеловал в губы.
Утром, когда я проснулась, метаморф уже ушел. На столе он оставил записку и бурдюк с кровью. С того дня я разрешала ему ночевать у меня, а он помогал нам с Моней.
Несколько дней спустя луна почти перешла в фазу полной. Сейя не приходил ко мне, потому что для него настали жаркие ночи. Но самое страшное начиналось именно в полнолуние, когда оборотни, не контролирующие себя, выходили на охоту. Правительство официально ввело комендантский час на это время, и даже метаморфы не рисковали выходить на улицу. А мне пришлось.
- Мама Шиби, Моня хочет есть.
Когда Моня бывал голоден, его глаза становились красными, а кожа белой, как простыня. У него не оставалось сил, чтобы бегать или играть, и он просто сидел в своей комнате и смотрел на меня.
- Моня, я не могу выйти на улицу. Сейчас там очень опасно.
- Пожалуйста, Моня очень голоден.
Невозможно устоять. Я взяла на всякий случай кольт, заряженный ампулами с паралитическим снадобьем, оделась потеплее, и пошла в ближайшее кафе, обслуживающее метаморфов.
Ночь была ясная. Полная луна освещала каждую веточку, каждый сугроб, и снег отражал этот серебристый свет обратно в небо. Белые покровы под ногами чавкали, потому что морозы еще не ударили и не сковали землю льдом.
Хозяин кафе не задавал лишних вопросов. Если в комендантский час незнакомка идет к нему за стейками и кровью, значит, у нее есть на то веские причины. Он посоветовал мне быть осторожной и вручил пакеты с едой.
Я старалась идти как можно быстрее. Всего-то, пройти один квартал, но меня кто-то учуял. Бабушка Тона говорила, что люди не могут чувствовать приближения оборотня, но я услышала, как за мной кто-то крадется. Он старался идти как можно тише, но я все равно ощущала его присутствие. Когда я обернулась, то увидела сгорбленного мужчину в поношенной латаной-перелатаной одежде. Он сжимал и разжимал кулаки, как будто превозмогая внутреннюю боль. Он смотрел на меня и хотел что-то сказать, но его голосовые связки издали только рык. А потом его тело распрямилось, ноги удлинились, и стала расти густая рыжая шерсть. Я увидела ободранный хвост, разорванные уши и большие голодные лисьи глаза. Я достала пистолет и выстрелила, но оборотень не остановился. Он занес над моей головой свою огромную когтистую лапу, и я побежала на дорогу, надеясь, что кто-нибудь заметит меня. К несчастью, я споткнулась, и он оцарапал меня, но я успела увернуться, прежде чем челюсти щелкнули где-то возле моей шеи.
- Получи! - крикнул человек из-за спины оборотня, и тот рухнул у моих ног. Разрывная пуля прошла точно через лоб лиса. - Вы в порядке?
- Вроде бы... я всадила ему дозу парализатора, но это не помогло.
- Глупости! У оборотней другой метаболизм. Нужно десять обычных доз, чтобы замедлить их.
У незнакомца на руке была нашивка метаморфа-охотника. Он сел рядом со мной и показал удостоверение, чтобы я не боялась. Человек был низкий и толстый, с большими кошачьими ушами брылями. Он осмотрел мою руку.
- Вы заражены пассивным вирусом?
- Нет. Я думаю, надо сделать прививку от бешенства.
- Вы правильно думаете. Я сопровожу вас в медпункт, а потом домой.
В медпункте была очередь за вакциной. Некоторые неосторожные люди осмеливались выйти на улицы ночного города и тоже переходили дорогу оборотням. Врач без интереса вколол мне дозу вакцины, и по моему телу растеклось неприятное жгучее тепло.
- Какого дьявола вы вышли на улицу в комендантский час? - спросил метаморф.
- Мой ребенок хотел есть. Он вампир, - последние слова дались мне с большим трудом.
- Не знал, что у людей могут родиться дети-кровопийцы, - сказал он.
- Я взяла его из приюта, чтобы вырастить из него настоящего человека.
Метаморф ничего не сказал. Он проводил меня до порога и ушел, не попрощавшись. Моне и Сейя я ничего не сказала, а они и не заметили перемен во мне.
Перемены начались три недели спустя. Обычная человеческая еда меня почему-то не устраивала. Я ужинала вместе с Сейя, запивая кровавые стейки молоком. Моня почему-то стал искоса смотреть на меня и говорить: "Мама Шиби болеет, плохо, очень плохо!"
Однажды вечером я увидела за окном растущий серп луны, и завыла, как настоящий волк. По счастью, Сейя не было дома. Когда я проснулась с утра и стала причесываться, то обнаружила у себя лисьи уши. К вечеру у меня вырос пушистый рыжий хвост.
- Что это с тобой? - спросил Сейя.
- Не знаю. Они сами выросли.
- Если тест был отрицательным, это может значить только одно... Скажи мне честно, ты выходила на улицу в полнолуние?
- Да... мне очень жаль. Моня хотел есть. Когда я возвращалась домой, на меня напал лис.
- Черт тебя подери, Шиби! Ты не могла потерпеть? Я принес бы тебе цистерну свежей крови, но ты сделала все сама. Ты хотя бы привилась от бешенства?
- В ту же ночь.
- Тогда я ничего не понимаю. Если это рецидив, то тогда в твой крови живет пассивный вирус. Нам лучше выждать до полного превращения.
Вплоть до ночи полнолуния мой облик не менялся. Я жила, как обычные люди, и ген оборотня не причинял мне беспокойств. Но стоило полной луне подняться из-за горизонта, как мои руки превратились в лисьи лапы. Все превращение сопровождалось жуткой болью, от которой хотелось крушить все вокруг...
- Шиби, Шиби! - кричал Сейя и тряс меня за плечи.
Его лицо плавало в мутном кровавом тумане. Я попыталась оторвать его от себя. Мои руки снова были человеческими. Неужели прошедшая ночь оказалась сном?
- Ты человек, Шиби! Ты не зверь! Посмотри на меня!
- Я... человек. Сейя.
Это единственное, что я смогла сказать. Сейя уложил меня на пол и подсунул под голову подушку. Влажным полотенцем он смыл кровь с моего лица и принес молока.
- Что произошло?
- Ты не помнишь?
- Я помню, что у меня выросли лисьи уши. И хвост помню.
- Я пришел, когда ты разгромила почти всю комнату. Мне пришлось принять облик волка, чтобы успокоить тебя. Прости, Шиби, я укусил тебя.
- Какой сегодня день, Сейя?
- Первый день убывающей луны.
Я как будто прозрела. Все встало на свои места. И вернулась раздирающая внутренности боль, от которой я заплакала и стала рвать на себе волосы. Сейя вколол мне успокоительное, и сразу же стало легче.
Теперь он каждую ночь проводил со мной рядом, лежал на кровати и грел своим телом. Каждое утро он осведомлялся, как я себя чувствую.
И снова за три ночи до полнолуния у меня выросли хвост и уши. Сейя нашел выход из положения: пустующую комнату он обил синтепоном и приделал к двери замок. Полное превращение застало меня некстати во время ужина...
Наутро все повторилось. Плоть отражает скрытое безумие. Теперь и у меня на груди остались шрамы: я пыталась сопротивляться и бороться. Сейя сказал, что у меня выросло два хвоста, как у оборотней-кицуне, и что Моня сидел под дверью и звал меня, но я не слышала.
Когда чуть полегчало, Сейя отвел меня к врачу. Он провел полное обследование, снял все биометрические показатели и взял анализ крови.
Я сидела, как на иголках, целую неделю. Даже успехи Мони в общении с детьми не радовали меня. Теперь окружающие по крайней мере не разбегались при виде маленького вампира, и даже пытались завести разговор.
Сейя принес нераспечатанное письмо. Он, наверное, не хотел узнать ответ раньше меня. Его лицо исказилось звериным оскалом, когда он прочел первые строки, и метаморф, закрыл лицо рукой, сел на кровать.
"Тест на пассивный вирус ликантропии (вид Vulpes) положителен"
Сердце сжалось в комочек, подпрыгнуло к горлу и убежало куда-то в пятки. Руки вмиг похолодели.
Я умру.
Пройдет одно, два, три, десять превращений.
Но я или сойду с ума от боли, или умру.
- Я могу тебе чем-то помочь, Шиби? - спросил метаморф.
- Нет. Пассивная ликантропия вместе с активным заражением несовместимы. Особенно если возбудители относятся к одному виду.
- Мы будем бороться.
- В этот раз я вспомнила меньше, чем в прошлый. Когда-нибудь я забуду твое лицо.
- Я постараюсь сделать так, чтобы это произошло как можно позднее.
- Ты только усилишь мои мучения, Сейя.
Он погладил меня по голове за ушами, и это принесло мне успокоение. Что заставляло его оставаться со мной, я не знаю. Сейя лег рядом и стал греть меня своим телом. Движения, вечные, как сама жизнь.
...
Я лежала на диване, закрыв глаза. Мой отдых прервал Моня, который думал, что я спала, и стал дергать меня за ногу. Жутко болела голова. Моня сидел на полу и улыбался.
- Пойдем гулять, уже стемнело.
- Как ты узнал? Я ведь шторы задернула!
- Моня смотрел минуту назад. За окном небо синее, земля черная, и по дороге бегают рыжие огоньки.
- Сколько раз тебе говорить: нельзя смотреть в окно, пока я не скажу!
Моня потупил глаза. Он очень скучал дома, ему хотелось бегать и гулять, а днем этого делать было нельзя. Он очень жалел, что ослушался меня, но природное детское любопытство пересилило. Моня обижался на меня, когда я не разрешала ему гулять одному. Я все еще боялась, что с другими детьми он не поладит. Но кризис миновал, и рано или поздно Моня должен был пройти первичную социализацию. Когда я сказала ему, чтобы он собирался на прогулку, обида испарилась.
Моня оделся чуднó: напялил пуховик и обвязал свою лысую голову моим рваным шейным платком. Я даже рассмеялась. Мне пришлось раздеть его и одеть заново.
На улице было прохладно и ветрено, но мои ноги уже не мерзли. Целый день шел противный моросящий дождь и, наконец, перестал. От этого земля превратилась в вязкую жижу, выбоины в дороге заполнились водой, а листья и вовсе сгнили. Моня с удовольствием прыгал по лужам и повизгивал.
Луна взошла большим алым диском: завтра полнолуние. Я уже начала немного нервничать. Улицы были тихи и пустынны. Лампы старых фонарей раскачивались на ветру и разливали вокруг полосы оранжевого света. Вдруг Моня остановился и замер. Он смотрел вперед во тьму, в такую кромешную, что даже я там ничего не видела. А он видел. Оттуда шла женщина в кимоно.
- Плохая тетя. Больная тетя, - тихо сказал Моня, когда я взяла его за руку.
Я с опаской посмотрела женщине вслед: полы наряда немного топорщились. Когда пришел очередной порыв ветра, разметавший подол ее кимоно, я увидела клок рыжей шерсти. Кицуне...
Головная боль прошла: свежий воздух благоприятно сказывается на моем здоровье. Чтобы лишний раз не испытывать судьбу, мы вышли на людный проспект. Я показала Моне на первого попавшегося человека, у которого из-под копны седых волос торчали острые ушки.
- Что скажешь?
- Этот хороший. Он ловит зверей.
Моня снова был прав: нашивка на рукаве куртки оборотня говорила, что он метаморф. Каждый десятый житель города был оборотнем, каждый третий - потенциальным носителем или носителем пассивной формы вируса.
Раздалось утробное рычание и громкий крик. Все, кто шел по улице, в том числе и мы с Моней, прижались к стене дома и стали смотреть туда, откуда послышался шум. Двое метаморфов загоняли оборотня. Наполовину человек, наполовину волк бежал на всех четырех конечностях неуклюже и нелепо. У него не было шансов. Когда его заарканили и вкололи успокоительное, он присмирел, сел на обочину и тихо заскулил.
Еще пару лет назад я сказала бы, что это событие - суть что-то из ряда вон выходящее. А сейчас мы привыкли, что каждую ночь жизненно важно носить удостоверения, что не следует появляться на улицах в комендантский час. И все равно я чувствовала себя как-то неуютно, когда понимала, что на месте этого несчастного создания может оказаться кто угодно, даже Моня.
- Мама Шиби, Моня хочет есть.
- Я тоже хочу, Моня. Пойдем, я куплю тебе вкусненького.
Моня не ел уже два дня. Немудрено, что ему в конце концов захотелось. Лечение не привело к успеху, и нам с Сейя пришлось смириться.
Мы зашли в маленькое придорожное кафе, в котором я всегда заказывала стейки с кровью. В столь ранний час оно пустовало, и хозяин лично подошел к нашему столику.
- Что будет заказывать госпожа?
- Двести граммов неразбавленной крови.
- Что закажете ребенку?
- Это ему, дурень. Мне ничего не надо.
Меня с каждым днем все больше раздражало такое отношение окружающих к Моне. Разве он виноват, что родился таким? Хозяин кафе вытаращил глаза, но не посмел возразить.
- Мама Шиби, почему он не любит Моню? Ему не нравится, что Моня не такой, как все?
- Пойми, Моня, - мне было тяжело объяснять ему, чтó именно не так, - быть другим - не значит быть плохим. Сейчас простые чистокровные люди - иные, чужие, ненормальные. Ты просто умеешь видеть вещи такими, какие они есть. Люди и оборотни не любят этот дар.
Моня радостно похлопал в ладоши, когда ему принесли целый стакан свиной крови, еще дымящейся. Он пил ее, как дети пьют молоко, с удовольствием, чмокая губами. Его заостренные уши подрагивали. Красные глазки Моня щурил так смешно и умильно, что редко кто мог удержаться от хохота. Сейчас он был похож на маленького котенка, для которого еда - это игра.
Хозяин проводил нас взглядом и даже не закрыл за нами дверь. Моня уже немного устал и просто плелся за мной, схватив мою руку. Когда на земле попадались кучки собранной ненамокшей листвы, Моня прыгал и утаптывал их. Если бы я ходила одна, может быть и на работу зашла, но сейчас Моня был только обузой.
Домой он пришел уже со слипающимися глазами. Мне пришлось самой раздеть его, умыть и уложить спать. С каждым днем я все меньше понимала, что происходит с ним и со мной.
Я раздвинула шторы. Мутный белый свет фонаря из соседнего подъезда падал сквозь ветви клена в комнату и рисовал причудливые узоры теней на потолке. Снова зачесалась спина. В сумерках я стала видеть еще лучше, чем раньше, а всякие шорохи только раздражали.
В дверном замке лениво и со скрежетом повернулся ключ. Я почуяла запах запекшейся крови. Это Сейя вернулся. Он долго и хрипло кашлял, а потом пошел в душ, чтобы смыть с себя всю вонь ночной охоты. Когда он выключил воду, я пошла на кухню и поставила кипятить молоко. Сейя испытывал слабость к нему в полнолуние.
Он вышел из ванной совсем голый. Когда я впервые заметила уродство метаморфа, человека и оборотня в одном лице, мне стало искренне жаль таких существ. Сейя по желанию мог сохранять в своем облике человечность, и он делал это для меня.
- Здравствуй, Шиби, - сказал он и обернул полотенцем бедра, чтобы не смущать меня.
- Тяжелая ночь?
- Две облавы. Мы поймали незарегистрированных волков-оборотней. Я весь измарался. Как там Моня?
- Спит он, устал. Он очень проголодался, и мне пришлось его покормить. Лечение прошло без толку. Он опять задал вопрос, и я не нашла, чем ответить.
Сейя тяжело вздохнул. Он тоже не знал, чем ответить. Он снял молоко с плиты и залпом осушил кружку.
- С каждым днем зараженных все больше. Врачи и ученые уже не пытаются лечить больных. Они смирились с тем, что популяция оборотней только возрастет. Немногие станут метаморфами.
- Но ведь это болезнь! Им не грозит нищебродство! Они не сойдут с ума!
Волны ненависти накатывали все чаще. Я стыдилась сама себя.
Сейя выключил свет и усадил меня на кровать. Температура его тела тоже повысилась, и его руки были теплее моих.
- Ты же прекрасно понимаешь, что я умру. Это как крещение. Ты можешь стать оборотнем, а можешь - метаморфом. И никак иначе, - сказала я.
- Может быть, еще раз сдать анализ крови? Вдруг они ошиблись?
- Нет, с каждым днем все хуже.
Сейя разложил диван и помог мне раздеться. Там, где чесалась спина, уже начала пробиваться шерсть, жесткая и неприятная. Сейя весело вильнул хвостом: у него шерсть была гладкая и темная. Его ушей почти не было видно из-под прически.
- Моню нужно познакомить с другими детьми. Он не должен оставаться один.
- Я слышал, что есть центр, где работают с вампирами. Я обязательно пошлю туда письмо, - сказал Сейя.
Он обнял меня и повалил на кровать. Он знал, какое удовольствие доставляло мне почесывание за ушами, и я просто растаяла от удовольствия. Когти он тоже не стриг специально. И глаза у него были совсем не волчьи, и лицо человеческое. Только ноги, как и у меня - животные. Он мог это изменить по своему желанию, а я - нет.
- Сколько тебе осталось, Шиби?
- Не знаю. Это уже десятое перерождение со времени укуса, и больше пяти я не протяну. Мне все труднее вспоминать то, что было вечером до восхода луны. Я становлюсь опасна.
- Я снова запру тебя, Шиби, и буду сторожить, пока ты не перестанешь царапаться и рычать. Пока ты не станешь человеком.
Я окунулась во тьму с головой и ткнулась губами во что-то мягкое. Чуть промазала: это была его щека. От Сейя пахло лесом и травой, или же я просто не чувствовала запаха псины, на который жаловались немногочисленные настоящие люди. Сейя вскрикнул и отпрянул от меня: я нечаянно укусила его.
- В прошлый раз клыки появились не так рано, - ужаснулась я.
- Поверь, Шиби. Мне все равно, какая ты. Я буду с тобой до твоего последнего вздоха, не теряя надежды.
- Поклянись, что если я не вспомню послезавтра утром даже себя, ты усыпишь меня.
- Клянусь, - сказал он, и его глаза сверкнули в темноте.
- Позаботься о Моне. Если он спросит, куда ушла мама, скажи ему, что она пошла выть на луну и растить девять хвостов.
Я хотела сказать что-то еще, но из груди вырвался только скулеж.
...
Сейя предусмотрительно заново обил комнату синтепоном и выдал мне тарелку с едой. О, он действительно позаботился, чтобы я не покалечила ни его, ни Моню.
На моих руках кровь. И это не моя кровь.
Хвостов уже шесть. Я недалека от истины. Мутация прогрессирует.
Моня скребся под утро за стенкой. Почуял неладное.
Слава богу, я могу писать. С ошибками, но все еще могу писать. Когда разучусь делать это - кончилась я.
Под окном кто-то воет и зовет. Но я не пойду.
Пока что я человек. Я не оборотень.
Люблю тебя, Сейя.
...
Я держу в руках ее записку. Шиби рычит под дверью.
Бедная, бедная Шиби. Это уже двадцатое превращение. Я зашел к ней в обличье человека, и она тут же набросилась на меня, пытаясь укусить за горло.
Записка написана корявыми буквами. Вместо чернил - кровь. Слов не разобрать.
Я открыл дверь и увидел ее. Совершенно нагая, руки и лицо в крови.
- Посмотри на меня, Шиби, посмотри. Это я, Сейя.
Она смотрит на меня своими лисьими глазами, в которых еле теплится пламя жизни. Шиби молчит.
За окном светлеет небо, но диск полной луны еще не закатился за горизонт.
- Убей меня, Сейя. Я не могу больше.
Эти слова, как выстрел в упор. Мимолетный признак сознания в гибнущей личности.
Я помню твои мягкие губы, тонкие пальцы и подрагивающие уши, Шиби. Я помню этот пушистый лисий хвост, который не спрятать под одеждой.
- УБЕЙ МЕНЯ!
Она шепчет мне на ухо эти жестокие слова.
Несколько минут на раздумье. Когда Луна выйдет из-за туч, Шиби снова все забудет.
Я целую ее в лоб.
Вытянутая лисья морда. Рыжая редкая шерсть. Глаза цвета янтаря.
Я разбиваю окно рукой. Больно. Наплевать.
- Беги! Уходи по лунной тропе! - рычу я.
Шиби очень хрупкая. Она легко выпрыгивает в окно и заметает свои следы девятью хвостами.
Я вижу ее тень на утесе. Она смотрит на луну и что-то шепчет.
- Куда ушла мама Шиби? - спросил Моня, дернув меня за руку.
- Мама отрастила девять хвостов и ушла выть на луну.
- Не плачь, Сейя. Теперь мама Шиби больше не болеет. Теперь все хорошо.
Когда я снова посмотрел в окно, на утесе уже никого не было.