Шостик Мария Александровна :
другие произведения.
Гаигрисс. Глава 9
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оставить комментарий
© Copyright
Шостик Мария Александровна
(
mari.shostik.98@mail.ru
)
Размещен: 09/08/2015, изменен: 09/08/2015. 44k.
Статистика.
Глава
:
Фэнтези
Скачать
FB2
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Тонконогая гнедая лошадка едва успевала нагонять массивного белого жеребца, в перерыве между
его гигантскими скачками, которыми он передвигался, когда тот останавливался, чтобы дождаться
запыхавшуюся кобылу. Путники спешили обогнуть Ортраг, горный массив, отделённый от основного
состава - Гор Балламасс, широкой долиной Таосара, вмещавшую в свои пределы десяток королевств
и поселений. Довольно обороноспособных, если учесть, что с севера над Таосарой зловеще высятся
Горы Балламасс, населённые орками, горными троллями, великанами, горгульями и прочими, а с
противоположной стороны юго-запада, долину полукольцом сжимает Ортраг, населяемый общиной
гоблинов, по численности превышающей всё коренное и пришлое население Таосары.
Вот уже более семидесяти лет между тремя разношёрстными сторонами не вспыхивали ни войны, ни
территориальные конфликты, что в корне противоречило представлениям Ридеры и совершенно не
укладывалось в её, одолеваемой мигренью, голове.
В Бестиарии, одолженном у Ктаеры, гоблинам посвящалась целая глава; присутствовало подробное
описание экстерьера, физиологии, склада ума, традиций, верований, нехитрого языка и прочей
характеристики, что опять же приводило в некоторое замешательство Ридеру.
Она с далёкого детства впитывала лишь ту правду, которую их монарх считал единственно верной.
Будучи ребёнком, она не сомневалась в истинности королевских слов, записанных на первосортной,
белой бумаге, монаршей рукой лично, зачитываемых глашатаями на городских площадях, перед
непросвещёнными ротозеями, доверчиво уставившихся на болтающуюся на атласной ленточке
эмблему короля. Их головы ни разу не посещала мысль о возможном со стороны монарха обмане, а
если и посещала, то ненадолго, изгоняемая бесконечной верой в своего правителя.
Обработанное пропагандой, воображение Ридеры создавало низкорослых, почему-то пучеглазых,
лопоухих уродцев, в изорванных обносках, с зажатыми в мозолистых лапах кривыми ножами, с
нечленораздельным визгом выскакивающих из-за кустов и со дна ближайшего оврага.
Белый конь Ктаеры, мелькавший чёрным хвостом впереди, с быстрого бега - ничуть не утомлявшего
его - перешёл на изящную рысь, и затем на шаг, позволяя запыхавшейся кобыле нагнать его.
Лошадь тяжело дышала, и время от времени принималась жалобно похрипывать, намекая на свою
усталость; её спина вспотела, на боках и морде выступила пена. Ридера ободряюще похлопала её по
шее, от всей души надеясь, что последнюю версту лошадь осилит, а не упадёт, подкошенная под
худые ноги усталостью. Не решившись испытывать выносливость лошади, Ридера выбралась из
седла и взяла кобылу под уздцы, но двигаться дальше не спешила, решив позволить ей недолгую
передышку.
- Дай-ка мне, - потребовала подошедшая Ктаера. Ридера послушно отступила, приготовившись к
лицезрению очередного чуда. Ктаера положила ладонь на голову лошади и что-то сказала.
Ридера разочарованно опустила руки, несколько удручённая незнанием странного языка, на котором
маги произносили заклинания. Лоскутка широко распахнула глаза, вскинула голову и дёрнулась в
сторону, но Ктаера прикрикнула на лошадь, на опять же, Древнем Наречии, и Лоскутка мгновенно
успокоилась, и опустила голову к пробивающейся через каменистую поверхность растительности,
намереваясь подкрепиться.
- Могу ли я научиться этому дивному языку? - восторженно вскричала Ридера, наблюдая как пена
сходит с боков и морды лошади, словно втягиваясь обратно.
- Всё, что тебе для этого нужно - терпение и упорство, - Ктаера положила руки на спину коня, легко
подтянулась, перекинула ногу к противоположному боку и укрепилась в седле.
***
Спустя час-другой они устроились на ночлег, укрывшись в ложбинке среди камней, защищённой от
ветра и вражьих глаз. Солнце величаво клонилось к краю горизонта, забирая с собой свет и тепло.
В чугунном котелке, извлечённом из походного мешка Ридеры, кипела вода с мясом, картофелем и
свежей зеленью. Не желая понапрасну пускать слюну, Ридера отвернулась от костра и принялась
размышлять над своими загадочными спутниками.
Именно: спутниками. Хаур, белый черногривый и чернохвостый конь, одним своим умным взглядом
убеждал Ридеру в обоснованности её подозрений.
Он был крупнее чем иные рыцарские кони, быстрее и выносливее, внешне походил на стройного
тяжеловоза, с пушистыми бабками; не имел ни уздечки, ни поводьев - Ктаера держалась либо за
длинную гриву, либо не держалась вообще, сунув руки в карманы или сложив на груди.
Седло простенькое, без верхней луки, с отверстиями со стальными ободками для ремней сумок и
ножен.
Да и Ктаера, судя по всему, была не лыком шита, беря в расчёт её принадлежность к незаурядной
касте, сметливость, вооружение, и энигматичного зверя в сажень росту.
Однако, сколь бы высоки не были интерес и любопытство, питаемые Ридерой ко всему новому, она,
не зная в точности причины своей неуверенности, не решалась расспрашивать Ктаеру о ней самой и
её чудо-коне.
Ридера нетерпеливо оглянулась на котелок: его содержимое продолжало степенно развариваться.
Она вынула из сумки гребёнку и принялась немилосердно драть свои нечёсаные, короткие волосы.
Не успела она толком приступить, как левую ладонь и запястье свело болевой судорогой, и Ридера,
вскрикнув, выронила гребёнку из онемевшей руки. Скороспешно высвободив руку из перчатки -
благо уже наступили холода, и Ридера освободилась от необходимости придумывать оправдания
своей привязанности к кожаным перчаткам - она тревожно обхватила левое запястье правой рукой,
словно опасаясь, что левая ладонь иссохнется и отвалится от остальной конечности. Но ладонь была
на месте и зараза тоже, без видимых прогрессий, но Ридера всем своим существом чувствовала, что
она медленно развивается, холод, ею испускаемый, проникает в саму душу и холодит её...
Ридера поёжилась и поскорей отогнала прочь эти меланхоличные мысли. Боль отступила, и Ридера,
посетовав на себя за неумение сдерживать свои параноидальные страхи, что в будущем могло бы
обернуться для неё худшей стороной монеты, вернулась к прерванной процедуре.
"Два, три года, старик?" - размышляла она, прочёсывая непослушную прядь, - хоть бы один удалось
протянуть."
Взглянув в размеренно темнеющее небо, сереющие и сливающиеся с ним облака, в макушку почти
скрывшегося за полосой горизонта солнца, она твёрдо решила выяснить, стоила ли затеянная ею
игра в великого путешественника, уже сгоревших свеч, и тех, которым предстояло сгореть.
***
Ктаера устроилась чуть выше надёжного ночного убежища - на удобном склоне каменной гряды,
откуда удобно было обозревать окрестности на предмет непрошенных гостей и величественную
панораму засыпающей равнины: горизонт, затянутый желтоватой дымкой, заходящее желтовато-
красное солнце( как всегда по осени ), равнинные деревья, чаще всего произрастающие в гордом
одиночестве,( некоторые из них будто погнуты чей-то гигантской рукой ), кустарники и травы - в
основном можжевельник, пустырник и полынь, да упрямо пробивающаяся у основания каменного
каркаса пижма, уныло свесившая отцветшие жёлтые головки - на затаившуюся в них рыжую лисицу
и шмыгающих там же белопёрых фазанов, на далекую черту леса, на спешащих по своим гнёздам
разнообразных и тонкоголосых пичуг.
Свесив одну ногу вниз, а коленом второй подперев подбородок, Ктаера внимательно наблюдала за
Ридерой. Теперь всё бедственное положение её спутницы открылось Ктаере во всей своей ужасной
красе. При обычном видении на запястье Ридеры было просто большое чёрное пятно, вроде ожога
или синяка, но стоило применить "Взор" - один из возможных спектров зрения, позволяющий видеть
ауры и души, как вместо безобидной отметины на коже проявлялась зловещего вида чёрная масса,
беспрестанно пульсирующая, невероятно медленно, но верно тянущая крохотные отростки дальше и
внутрь, через кожу, к крови и костям. И к душе.
***
Малый тракт, с его многочисленными разветвлениями на ещё более малые пути, тропы и тропки,
проложенные неизвестно кем через лесную чащобу и по обоим сторонам густо заросшие всякой
растительностью и уже лет двадцать нехоженые, от того покрытые толстым слоем дорожной пыли,
никогда не слыл безопасным. И Грег в этом сиюминутно убедился, стоило солнцу предательски
закатиться за горизонт, уступив небосвод полной луне. Желая поскорей прибыть в Кайреку и нанести
дружеский визит сначала в резиденцию Дрегира Эскилла, а затем в таверну "Вечный эль", потянуть
из кружки золотистый напиток, поболтать со стариной Малтаком о бесцеремонных, расплодившихся
чародеях, кичащихся друг перед другом безвкусно отделанными посохами и умными словечками,
он пренебрёг безопасным маршрутом и упрямо топал по направлению к своей цели, продираясь
через густой кустарник и прорубаясь через нестройные ряды, дерзнувших преградить ему путь
разбойников. Деревни и трактиры он оставил позади, предпочитая не тратить денег и времени.
Из дали Грег принял его за пенёк невысокого дерева, срубленного, для разведения большого костра,
группой прошедших здесь до него путешественников. Но такую крохотную, но важную деталь, как
отсутствие кострища и даже следов стоянки, он, мысленно уже перенёсшийся за городские стены
Кайреки, под крышу своей излюбленной портовой таверны, не отметил.
На счастье Грега, когда до "пенька" оставалось аршинов семнадцать, тот, что противоестественно
для пня, пошевелился. Грег мгновенно замер и его рука очутилась на рукоятке топора.
Упырь, сгорбившись сидел у самой дороги и с увлечением ворочал остатки кого-то мелкого зверька.
Грег поморщился: не хотелось ему марать свой славный топор или меч о подобную мерзость, но и
отступить, что в его понятии означало струсить, он не мог - самолюбие не позволяло.
Мертвец резко повернул голову в сторону Грега, при этом громко хрустнув шейными позвонками и
впился в него немигающим, мёртвым взглядом, неестественно больших глаз, лишённых век.
Грег широко расставил ноги и покрепче перехватил топор, готовясь к неизбежной схватке с ожившей
падалью. Упырь, опираясь на вытянутые, сгибающиеся в нескольких местах конечности, проворно
выполз на тракт и привстал на задние лапы, почти сровнявшись ростом с Грегом.
Упырь хоть и был относительно свеж, но уже были заметны следы разложения на его сгорбленном
теле: посеревшая кожа местами облупилась или вовсе слезла, оголив мышцы и кости. Удлинившиеся
передние и задние конечности, приобрели свойство сгибаться под немыслимыми углами; когда-то
человеческие ногти превратились в омерзительные когти.
Органы, указывавшие при жизни на пол человека, деформировались и сгладились, и сколько бы
усилий не было приложено для их определения, всё впустую. На лысом черепе мертвеца красовался
свежий след от чьих-то зубов, недоставало правого уха.
"Гули, должно быть потрепали" - злорадно подытожил Грег.
Упырь раскрыл широкую, утыканную иглами-зубами пасть в хриплом шипении и, шурша дырявым
тряпьём свисающим с его острых плеч, бросился на Грега.
Передвигался он из положения полуприседа, опираясь на передние лапы и подтягивая задние.
Приблизившись таким манером к Грегу, покойник оттолкнулся задними лапами от земли и разведя в
стороны передние, прыгнул к человеку, намереваясь сгрести того в смертельные объятия.
Грег, будучи ещё гробокопателем, вдоволь нагляделся и на упырей и на гулей, выучив на зубок их
примитивные повадки. Дождавшись предсказуемого лобового броска упыря, Грег, наотмашь
ударил мертвеца плоскостью топора снизу вверх, по выпирающему подбородку, зная, что бить
лезвием при таком сближении непростительно опасно - удар в голову остановит только пасть, но
не когти, которые успешно настигнут свою цель.
Упыри, если к мертвецам эти слова верно употребимы, живучи и стойки - даже после решающего
удара, они ненадолго остаются подвижны, проявляя эту подвижность в мстительном устремлении к
своему уничтожителю, пока тот остаётся в поле их видимости. Поэтому важно не подпускать их на
расстояние вытянутой лапы покойника, а если мертвяку вдруг удалось сократить это расстояние -
особенно броском - незамедлительно отбросить как можно дальше.
Грег успешно отразил атаку упыря, выбив из его гнилых дёсен несколько жёлтых клыков.
Оглушённый упырь кубарем покатился назад. Грег не мешкая подбежал к поверженному мертвецу и
издав победный крик с силой опустил топор, на этот раз лезвием вниз, на открывшуюся для удара
шею мертвеца и перерубил кость и дряхлые хрящи пополам. Голова упыря, с приятным для Грега
хрустом, отделилась от туловища и откатилась в сторону. Однако, обезглавленное тело мертвяка
судорожно задёргалось, когтистые лапы зашарили в пространстве вокруг себя, пытаясь достать Грега,
предусмотрительно отошедшего в сторону.
Он пристально осмотрелся, оттёр лезвие топора от вонючей чёрной жидкости, заляпавшей оружие и
пнув мертвячью голову, снова взял курс на Кайреку, теперь уже не теряя бдительности и не ленясь
посматривать по сторонам.
***
Человек, отсёкший голову упырю и бредущий сейчас со скучающим и пренебрежительным видом
вечного победителя, и предположить не мог, насколько ему повезло.
На данный момент, Шогул был слеп на один глаз, но это обстоятельство его мало заботило - для
Младшего божества, способного к регенерации, отсутствие глаза при наличии достойного питания,
дело поправимое.
Шогул бесшумно выбрался на тракт и пристроившись саженях в семи за спиной человека, двинулся
вслед за ним, дожидаясь когда же тот обернётся и заметит его.
***
Утро выдалось по-осеннему серым и холодным. Тяжёлые, пугающе чёрные облака, уныло ползущие
по небу, не пожелали расступиться перед солнцем, стремящимся на свое законное место. Изредка
между их рванными клочками удавалось пробиться одному-двум блеклым лучам.
Ридера нехотя разлепила глаза, поглядела с минуту на тягучее движение небес, борясь с утренней
дремотой и не без труда приняла сидячее положение, сдерживаемая коконом из свёрнутых воедино
накидки и одеяла. Она потёрла глаза и сфокусировала взгляд на протянутой ей кружке, стараясь не
забыться и не повалиться опять на спину. Летнее, весеннее и даже зимнее утро с первыми лучами
солнца, и не важно, с яркими или тусклыми, всегда вышибало из Ридеры сон, похлеще колодезной
воды и моментально выдёргивало её из-под одеяла.
Но утро осеннее побуждением Ридеры к активности похвастаться не могло - наоборот, оно лишь
нагоняло на неё сонливость, леность и нежелание покидать уютную кровать.
Ридера всегда радовалась живительным лучам дневного светила, для неё они служили будильником
даже более лучшим чем петух, голосящий в курятнике и кот, аккомпанирующий ему под дверью.
Солнечные лучи в любое время года теплы, но осенью солнце редко когда увидишь, из-за таких вот
неприветливых серых занавесей-облаков.
Ктаера, в отличие от Ридеры, уже давно была на ногах, успела заварить чай и подогреть вчерашний
ужин и теперь пыталась пробудить её от сна, полной до краёв ароматным чаем, кружкой.
Ридера ухватилась за кружку, как тонущий в воде за протянутую ветку и в несколько глотков осушила
её.
- Ну и сильна же ты спать, - усмехнулась Ктаера, - вставай.
***
Тучи над равниной раскатисто гремели, грозя разразиться молнией и пролить на головы путников
тонны воды.
При очередном раскате грома, с каждым разом повторяющимся всё ближе и ближе, Ридера натянула
капюшон, чуть ли не по самые глаза. Холодный ветер немилосердно жалил кожу и холодил лёгкие.
Под копытами лошадей хрустел тонкий слой образовавшегося ночью инея.
- Обогнём тот холм, от него вёрст пять, может больше. Дальше город, за ним Лесной Приют -
Обиталище Друидов и Дриад, через десять вёрст от него - Аингдор. К позднему вечеру должны
успеть, если дождь не помешает, - поясняла Ктаера, указывая на внушительных размеров холм.
- Дождь - существенная помеха для мага? - недоверчиво спросила Ридера, - разве ты не в силах
разогнать тучи?
Ктаера лишь снисходительно усмехнулась и объяснила:
- Этим занимаются маги погоды, а в Халмоте - в городе, через который мы пройдём - их нет.
Их услуги дороги, сами они изнежены, из своих особняков без личной гвардии носа не кажут и они
уверены, что на их волшебстве держится мир, - Ктаера говорила спокойно, без нотки ненависти или
презрения в голосе, - Стоит признать: их навыки полезны, к их помощи нечасто прибегают, но если и
прибегают, то с золотым запасом в кошеле. Так что живут они припеваючи.
- То есть, магия неоднобразна? - неуверенно предположила Ридера, доселе не подозревающая о
существовании системы классификации магии и магов.
Ктаера взглянула на неё снисходительно, как на ребёнка спрашивающего о природе простейших
явлений.
- В яблочко, - похвалила Ктаера, - магию принято делить на восемь типов.
Она подняла правую руку с растопыренными пальцами и принялась перечислять:
- Стихийная - подчинение сил природы и управление ими.
- Боевая - заклинания имеющие огромный разрушительный потенциал.
- Целительство - направлена на исцеление через использование заклинаний, микстур целебных
растений и ингредиентов.
- Вспомогательная - простые заклинания, применяемые магами повседневно "Невидимость",
"Левитация", " Телекинез" и прочие.
- Тёмная - некромантия и чернокнижество. Запрещённая.
Тут она принялась загибать пальцы на левой руке:
- Магия погоды - установление необходимых погодных условий и их контроль.
- Защитная - барьеры, щиты, охранные руны и т. д.
- Магия метаморфоз - превращение в животных. Самая малоизученная, опасная и нестабильная.
Ридера внимательно слушала Ктаеру, ловя, переваривая и запоминая каждое слово, из которых
выстраивалась заплата, перекрывающая пробел в её скудных знаниях.
- Значит и магов делят на соответствующие восемь типов?, - на сей раз вопрос был задан уверенно.
- Нет, только на два, - отвечала, потягиваясь в седле, Ктаера, - Объясняю:
Избранный тип называется Путь Магии: Путь Стихии , Путь Разрушения, Путь Целительства , Путь
Иллюзии и Обмана, Путь Тьмы, Путь Погоды, Путь Щита, Путь Превращения.
Одновременно доступны несколько Путей, но не один из них не будет пройден до конца, по тому как
запас сил у мага ограничен. Он как бы на нескольких Путях одновременно, черпает от каждого
сколько может, он силён, его арсенал изобилует разномастными заклинаниями, но не один из Путей
он не покорил до конца, не овладел им в совершенстве. Это как наложить несколько разных блюд в
тарелку. Понимаешь?
Ридера утвердительно кивнула.
- Причина этого скаканья с одного Пути на другой кроется в общей черте всех волшебников - жажды
знаний, силы и власти, - продолжала Ктаера, - но если маг отдаёт предпочтение одному конкретному
Пути, следует лишь ему, он проходит его до конца, открывает все его тайны и испивает его силу.
Маг прошедший Путь Стихии от начала до конца, без сомнения очень силён, но в то же время он и
уязвим перед коллегой прошедшим параллельно несколько Путей, к примеру перед магом Стихии и
Разрушения. В распоряжении у второго два Пути, а значит козырей в рукаве больше.
Но многое зависит и от сил самого мага. Он может пройти несколько Путей, но остаться некудышным
и бездарным волшебником, нарушающим расстановку слов в тексте заклинания и не умеющим
верно его прочесть. Такие личности опасны для окружающих.
Ридера покрепче перехватила поводья и задумалась. Она считала свою наставницу светилом магии и
не допускала мысли о том, насколько обширно и многогранно магическое искусство - травница и
сама-то об этом не подозревала, так что подавать Ридере пищу для ума и размышлений не имела
возможности. Волшебство Ридера невежественно соотносила с варкой целебных настоек и простыми
заговорами. Апогеем же её немногочисленных умений являлась "Ограда". Ей даже стало стыдно и
досадно за свою провинциальную дремучесть. Помолчав, она вновь спросила:
- Какие Пути избрала ты?
- Путь Стихии, Путь Разрушения, Путь Иллюзии и Обмана, Путь Щита, - быстро перечислила Ктаера,
приподнимаясь в седле и пристально оглядывая приближающийся холм, - меры предосторожности, -
ответила она на тревожно-вопрошающий взгляд Ридеры.
- Четыре Пути. Проводя параллель с тарелкой и блюдами, ты кажется хотела донести до меня мысль
о вреде переедания, которой не следуешь сама? - иронически заметила Ридера.
- Видишь ли, всё зависит от сил самого мага. А Ауры, как и желудки, бывают разные, - флегматично
отпарировала Ктаера.
Урезоненная Ридера снова задумалась: в её сознании роилось множество мыслей, как дельных так и
глупых, но самой яркой и насущной, эхом слов Ктаеры, сквозила мысль о возможностях её Ауры.