В голову пришел сюрреалистический образ моей жизни. Улица о двух сторонах, очень похожая на улицы израильских городов. С одной стороны - ветхие, уродливые дома для бедных, с ржавыми решетками на окнах, с бесстыдно вывешенным сушиться прямо на улицу дранным нижним бельем, с дурным запахом из окон кухонь... На другой стороне - новые высотки, будто летящие вверх, со стеклянными балконами, с роскошными подъездами, струящимися светом, с зелеными двориками, которые вечерами освещают элегантные фонарики. Улицу делит пополам безупречная, как принято в Израиле, асфальтированная дорога.
И вот она я... Вроде бы уже на той, светлой стороне улицы, но иногда приходится бегать зачем-то на старую - понюхать, что ли, "аромат" прошлой жизни, дабы еще сильнее полюбить нынешнюю? Все еще пытаюсь разобраться в чем-то, что-то хочу доказать? Кому? Уж точно не себе. Неужели тем, кто и поворота моей головы в свою сторону не заслуживает? Боюсь, что да. Люблю доказывать. Хотя пробовать что-то вдолбить в голову упертым дуракам - занятие неблагодарное и нелепое. Что ж, возможно я бываю нелепа...
Впрочем, отвлеклась. Итак, мечусь с одной стороны на другую, и вдруг безупречный асфальт начинает плавиться под ногами, кипеть, сдвигаться, а из него лезут... крокодилы и акулы (о, психиатру будет любопытно: крокодилы из асфальта!), которые, естественно, пытаются меня, как минимум, укусить, а как максимум, сожрать. И кто же такие, эти недобрые животные? Мои сомнения, страхи? Омерзение от всей предыдущей жизни? Или это образы моих врагов, коих немало?
Вот так живешь себе тихо, незаметно - и нет у тебя врагов. Не то, чтобы друзей полно, но врагов точно нет: кому ты нужна, чтобы враждовать с тобой? Стоит высунуть свой нос, заявить о себе хоть как-то, напомнив, что ты - тоже человек и имеешь право на свое мнение, тут же выясняется, что большинству это не по нутру. И тогда уже всем до тебя есть дело. Как плесневые грибы в сырости, в твоей жизни вырастают враги и недоброжелатели. Что ж, это жизнь, ее законы. Будем считать, что полет проходит нормально.
Эта книга в каком-то смысле - итог огромной внутренней работы. Обыкновенный анализ без лишних эмоций, с воспоминаниями и обращениями к себе самой - той, прошлой. О любви, о ненависти, нежности и мерзости, но с холодной головой. По крайней мере, хотелось бы, чтобы так получилось. Не уверена, сможет ли полностью понять меня тот, кто не знает моих книг "Мама, не читай!" и "Дочка, не пиши!". Думается, лучше сначала прочитать их, тогда эта книга станет для читателя интересней.
Не буду лукавить: опасаюсь, что для многих эта моя работа не будет столь любопытна, как первые две, ибо я не собираюсь "бузить", писать что-то скандальное. Ну, разве совсем немножко. Чуть-чуть... Без остренькой приправы не обойдется. Приправы к размышлениям о том, что было когда-то и что есть теперь.
Личности? Ну, а как же без перехода на них? Будут личности. Будут и оценки. Но вот что главное: это будут размышления победителя, стоящего на повергнутом враге. Можно себе позволить расслабиться, закурить сигаретку, снисходительно поглядывая на лежащего врага, и порассуждать о том, как все было и чем дело кончилось.
А кто враг? Получается, враг - моя прежняя жизнь. Мое прошлое мне враг? А почему бы и нет, если тогда, в этом самом прошлом, я никогда не была счастлива, если я торопила жизнь, чтобы она поскорее закончилась... Теперь я каждый день прошу: остановись, мгновение! И с ужасом оглядываюсь назад... "А что же крокодилы?" - спросите вы. Крокодилы возникают в тот момент, когда я, несмотря на то, что победила, начинаю прыгать с одной стороны улицы на другую: со своей нынешней, благополучной стороны вдруг сигаю туда, во мрак и грязь. Конечно, в этот момент из асфальта выпрыгивает крокодил и... возможно, пытается меня уберечь от этого безумного поступка. Глупый, не понимает, что я возвращаюсь туда на минуточку, чтобы лучше понять и прочувствовать отдельные моменты жизни, которые, возможно, мне еще нужно объяснять себе не раз и не два. Вот и приходится через крокодилов прыгать.
От ненависти до любви
Некоторые читатели моих прежних творений просили меня написать следующую книгу... о любви. Очевидно, утомила я их своими бесконечными битвами с врагами. Хочется людям почитать о чём-то красивом и "вечно-женском". Ох, не моя делянка - красивое... Вряд ли сумею соответствовать романтическим ожиданиям читателей. Хотя постараюсь написать так, чтобы скучно не было.
Итак, о любви... В разном возрасте наше представление о сем предмете разное, думаю, это бесспорно. И меняется оно из года в год, ну, может, из десятилетия в десятилетие - в зависимости от нашего опыта. И я подумала: а не взять ли мне свои былые публикации в женских журналах, которые на девяносто процентов были посвящены любви, и не проанализировать их с сегодняшней точки зрения, т. е. с позиции челов
ека, много пережившего, многое переосмыслившего и нашедшего эту самую любовь уже отнюдь не в юном возрасте?
Немножко отвлекусь... Забавно (или грустно?), что женщины-читательницы даже не подозревают о том, до какой степени дурят нашу сестру! Дурят и глянцевые журналы, и горы психологической и якобы психологической литературы на прилавках магазинов. Наверное, читательницы удивятся, если я скажу, что до смешного часто статьи и книги о том...
...как воспитывать детей, пишут женщины, ни разу не рожавшие и не имеющие собственного опыта родительства;
...как соблазнять мужчин, пишут неуспешные в личной жизни дамы старше бальзаковского возраста;
...как выглядеть красивой и как правильно за собой следить, пишут неухоженные, непривлекательные и не избалованные мужским внимание немолодые особы;
...как удержать мужчину рядом с собой, пишут женщины, которых часто бросали мужчины или мужья которых постоянно гуляют на стороне.
Дорогие женщины! Снимите лапшу с ушей! Все эти рекомендации, советы, наставления и заклинания часто не стоят выеденного яйца. Когда-то, работая в журнале и сотрудничая с разными женскими "глянцами", я тихонько хихикала, наблюдая все это. А сейчас мне стыдно... Но стыдно не потому, что сама грешила тем же - как раз ваша покорная слуга сроду не лезла в то, о чем понятия не имела, но мне стало жалко нашу сестру: ведь читают, внимают, стараются следовать рекомендациям, а учителя-то кто? Сие касается, как я уже говорила, не только "глянца". Увы, вся эта "психологическая" литература, будто бы написанная профессионалами, на девяносто процентов - "творчество" дилетанток от психологии, начитавшихся профессионалов, или закончивших некие курсы, классы, прошедших тренинги-шменинги... Видели бы вы воочию этих авторов - женщин, часто совершенно замотанных жизнью, менее устроенных и менее счастливых, чем читательницы. И не думайте, что если в статье или книге есть фото, то вы имеете представление о том, кто ее написал. Девчонки! Нынче мастера Фотошопа сделают из любой дурнушки самую обаятельную и привлекательную светскую львицу.
Важное замечание: всё вышесказанное отнюдь не означает, что абсолютно все их советы плохие и неправильные. Журналистки часто умны, образованны и теоретически неплохо знают предмет, так что иной раз к их рекомендациям вполне можно прислушаться, но только не возводя сих дам в ранг гуру! Можно иметь в виду их советы - не более того. Но делать публикации в женских журналах руководством к действию - ни-ни! В этом смысле лучше почитать хорошую классическую литературу - она больше научит жизни, ей-богу.
Конечно, всем нужно зарабатывать на свой хлеб, одни дамы пусть пишут, другие - читают, если интересно, но только не следует, читая, представлять себя ученицами роскошных женщин с навсегда решенными проблемами, удачливых, счастливых любимиц судьбы с голливудской улыбкой, жизнь которых, как в конце любого романа Даниэлы Стил, - праздник. Мягко говоря, это не так.
Я написала, что не грешила... Пожалуй, грешила, изображая из себя счастливую, поэтому имеющую право, нацепив на нос очки, мудро рассуждать на темы любви и брака. И сейчас, видимо, согрешу, потому что книгу, которую вы держите в руках, тоже можно назвать "психологической". но это психология домашнего приготовления, ни на что не претендующая, не наука, не более, чем мой личный опыт и собственные размышления. Любой может их прочитать, а потом выбросить. А можно просто подумать - вместе со мной. И если где-то в прошлом я слукавила, выставляя себя мудрецом и знатоком жизни, то теперь покаюсь и расскажу, как обстояло дело в действительности. И никаких обобщений!
В 1995-м году, еще до моего "романа" с женским глянцем, я на свою голову накатала продолжение книги "Вам и не снилось", написанной моей матерью, куда вывалила все свои комплексы и женские проблемы. В общем, собрала в пучок собственный жизненный опыт и приправила его тараканами из своей головы. Вспоминать неловко - честно говорю, хотя издательства почему-то все эти годы книгу переиздавали под разными названиями (совсем недавно она вышла под названием "Рома, прости").
Мать сама призналась, что кто-то умный (возможно, даже не один) как-то сказал ей: а вы разве не понимаете, что все, написанное Катериной, - это отражение ее внутреннего кошмара? "Разве?" - удивленно вскинула брови мать. Я ей не верю. Не верю ее удивлению.
Галина Щербакова сама всю жизнь в своих книгах писала исключительно о себе. Будучи признанным писателем, она никогда не могла отстраниться, "отрешиться" и "воспарить", чтобы творить художественное произведение. Потому ее книги давно превратились в склад ее собственных разрешенных и неразрешенных проблем, противоречий и страданий. Но только своих, ни чьих более. Оттого и бесконечные повторы, а также похожие друг на друга, как близкие родственники, персонажи, кочующие из книги в книгу... Даже сюжеты часто перекликаются. Сколь бы ни был человек разносторонен, его собственный мир конечен, поэтому писатель должен уметь подниматься над самим собой, дабы увидеть нечто выше шляпы собственного мужа. Подчеркну: что очень приемлемо для журналистики (собственный опыт, собственная жизнь, извлеченный опыт, которым хочется поделиться), редко годится для писательского труда. Писатель Галина Щербакова не могла подняться над собой и собственными комплексами, чтобы сказать миру нечто новое и свежее. Прекрасно зная это, как же она могла не догадаться, что со мной, отнюдь не профессиональным писателем, случилось то же самое? Думаю, догадалась. Но ее это не тронуло и ни чуточки не заинтересовало.
Почему я об этом пишу сейчас? Да потому, что тогда в глубине души я рассчитывала именно на интерес со стороны самых близких мне людей, в первую очередь, матери. Вот прочтут они и обязательно спросят меня: а все ли у тебя в жизни ладно? Наивная... Чтобы не сказать - дура.
Но я снова отвлеклась...
Примерно с середины 90-х я стала постоянным автором женских журналов, а в некоторых даже поработала редактором. Материалы на любовные, "отношенческие" темы нужно было выдавать в промышленных количествах. Надо так надо. Я выдавала. Всегда писала, так сказать, "с себя". Объект, в буквальном смысле, всегда под рукой. Только порой переворачивала все с ног на голову. Хотя чаще рассказывала читателю о собственных мучающих меня проблемах. Зато с видом знатока.
Начну, пожалуй, с темы мезальянса. Итак, году эдак в 99-м в журнале, где я работала, появилась моя статья...
Бертолуччи против айсберга в океане
В нашей редакции раздался телефонный звонок. "Это вы пишете про всякие интересные истории? - спросил бойкий женский голос. - Но с моей не сравнить... хотите, расскажу? Это такой ах! Только не по телефону..."
В конце того же дня распахнулась дверь и на пороге появилась... если вы видели в модном журнале фотографию брюнетки в коротенькой собольей шубке, в кожаных брючках и на высоченных каблуках, то описание явившейся к нам гостьи излишне.
- Я разговаривала по телефону с Катериной, - сообщила она сотрудникам редакции. - Она меня ждет. Кто здесь Катерина?
- Это я... - призналась я, робея от неземной красоты нашей гостьи.
- А я - Зоя.
Пять минут спустя Зоя сидела напротив меня, элегантно закинув ногу на ногу, курила через длинный золотистый мундштук крепкие сигареты и рассказывала.
- Когда у нас это началось, у Митиной мамы случился сердечный приступ, а его папа заработал язву желудка. Представьте: единственный сын, "краснодипломник", почти аспирант, женится на лимитчице с ЗИЛа, крановщице, то есть на мне. Почти двадцать лет назад я приехала в Москву из Верхней Пышмы - есть такой маленький городок на Урале. Я была такой мечтательницей! Все детство, как многие провинциальные девчонки, грезила какой-то другой жизнью, лишь бы не жить, как мои бедные родители, скучные служащие, господа Никто! Вас шокирует, что я так о них? Да люблю я их, они хорошие, дай им бог здоровья еще на много лет, но их унылое существование... Сразу после окончания школы я уехала в столицу. Другого пути, как устроиться на ЗИЛ, не было. Об институте со своим троечным аттестатом и не думала. А у родителей совершенно не было денег ни на репетиторов, ни на взятки. Вы представляете, что такое работа на заводе и жизнь в общежитии? Откуда вам знать... Несмотря на этот кошмар, я влюбилась в Москву, даже в ее жуткий шум, в толпы таких разных людей на улицах.
А общительная я была до ужаса! Мне везло: чаще я попадала в компании к приличным людям - к каким-то студентам, молодым инженерам... Наверное, судьба. На зависть своим соседкам по общежитию я подцепила Митю, будущего аспиранта. Девчонки говорили: теперь у тебя будет прописка в шикарной московской квартире, ведь его родители - ученые. Я плакала от обиды: как можно так принижать мое чувство? Я ведь люблю! Почему влюбился он? А я тогда была хорошенькой: толстая коса до попы и вообще... Я ведь незлая, не смотрите, что сейчас такая резкая - это уже намного позже появилось. Митя же... Уж как его все пугали опасностью брака с лимитчицей... Без толку. Так-то вот.
Несмотря на истерики его родителей, мы поженились. Я, конечно, помню кислые физиономии некоторых его родственников и друзей на свадьбе. Между прочим, многие из этих друзей сразу отвернулись от Мити. Считали, что он ненормальный. Обзывали "народовольцем". В смысле, что я - простой народ, а они, видимо, дворяне... Те, кто остались в друзьях, долгие годы смотрели на меня, как на какое-то экзотическое существо, хотя и любопытное. Цирк!
Зоя грустно засмеялась. Потом затушила выкуренную сигарету, тут же вставила в мундштук новую, щелкнула зажигалкой в форме львицы, затянулась и продолжила:
- Конечно, они ко мне постепенно привыкли, но до конца все равно не принимали... Однажды, когда гости думали, что я на кухне, а на самом деле я уже шла с бутербродами в комнату, кто-то произнес слово "мезальянс". Говорили обо мне и Мите... На следующий день я полезла в словарь. У них в доме этих словарей было - миллион! Все толстые, на отдельной полочке. В общем, в переводе с французского это означает непристойный союз, по-нашему - неравный брак. С тех пор и стучит у меня в голове, как часы: мезальянс, мезальянс... Я ведь знаю: когда прошла юношеская страсть, Митя разрывался на две половины: одна из них любила меня, другая страдала. Хотелось гордиться женой, чтоб и умная была, и образованная, и красивая. Чтобы все восхищались и завидовали. Думаете, мне было легко? Я ведь все видела и понимала. Но что я могла? Читать книги без передышки? Не могу. Ходить в музеи? Ходила - скучно. Знаете, как я боялась, что Митя меня бросит? Найдет другую, себе под стать? За годы страха я почти вся поседела. Теперь я крашеная брюнетка. Так-то вот...
Мы уже остались в редакции одни, все ушли. С Нового Арбата доносился непрерывный гул машин, иногда перекрикиваемый сиренами спецтранспорта.
- Когда грянула перестройка, началась сумасшедшая торговая жизнь. И оказалось, я многое умею! Я стала одним из первых турецко-китайских челноков. А теперь у меня три небольших магазинчика ширпотреба, есть "Вольво" и "Опель", новая квартира с евроремонтом. Собак держу - двух шарпеев. Кстати, сын и дочка у нас - у-умненькие, отличники! В папу. Я их отдала в дорогую гимназию, где все предметы преподают, как минимум, кандидаты наук.
Это стоит кучу денег. Но мы такое можем себе позволить. Хотя мой Митя... Он просто кандидат наук. Ну, вы знаете, как сейчас платят кандидатам.
Он мучается, ему стыдно. Но ведь он ничего не умеет делать, только думать. Чтобы он поменьше думал о своей, как он это называет, невостребованности, я дважды в год отправляю его то в круиз по Европе, то загорать на Карибы. Он, наконец, увидел свои любимые музеи: Лувр, Прадо... А позапрошлой весной я подарила ему Интернет, из которого он не вылезает часами. Между прочим, - Зоя гордо вздернула подбородок, - он читает книги в оригинале, на трех языках, из всех библиотек мира, - и она с презрением оглядела меня, недостойную и мизинца ее Мити.
- Так в чем весь юмор-то, - продолжила Зоя, - сейчас ему завидуют его яйцеголовые друзья! Теперь им нравится со мной разговаривать. Они мне говорят: с вами, Зоя Васильевна, очень интересно, вы объездили весь мир - от Стамбула до Нью-Йорка, прекрасно ориентируетесь в проблемах макроэкономики и интересуетесь политикой. Еще бы! Меня кровно волнует, какой гад рискнет отменить частную собственность! А мой Митя... Он мне недавно сказал: "Я - дурак, потому что когда-то мне было неловко за якобы неравный брак. Я, - говорит, - был снобом-идиотом, но теперь тобою горжусь. Ты у меня стильная, современная, по-житейски мудрая". Так-то вот.
Она замолчала. Тут я заметила, что Зоя сидит не элегантно скрестив ноги, а поджав их под стул, ссутулившись, сцепив пальцы рук, и грустно смотрит на меня. Что бы это значило? Вдруг она коснулась прохладными пальцами моей руки и испуганно прошептала:
- Я вам все это рассказала, чтобы просто спросить: как вы думаете, он меня не бросит? Что значит - "по-житейски мудрая"? Это ведь не просто умная, а что-то другое?
Я стала ему интересна как человек или он просто благодарен мне за все то, что я для него делаю? Как вы думаете? Ведь этот "мезальянс" никуда не делся...
Я достала свою сигарету и спросила Зою:
- Хотите, я тоже расскажу вам историю про мезальянс? Про моих друзей?
Она кивнула.
- Их зовут Юля и Олег. Юля выросла в интеллигентной семье: книги, театры, выставки, классическая музыка. После школы поступила в МГУ. И однажды в студенческой компании вдруг влюбилась в "чужака", студента какого-то заштатного технического вуза из простой семьи. Его папа - мастер цеха на заводе, а мама - портниха в ателье. Попав в их дом, Юля ужаснулась: здесь понятия не имели, кто такой Малевич, что такое "самиздат", о чем поет Галич. И вообще, Галич - это имя или отчество? ("Ну, Галича я уже знаю", - тихонько прокомментировала Зоя.)
Что сказали ее мама и папа? И что они могли сказать? Ведь сами воспитывали дочь на гуманистических идеалах, утверждающих, что все люди прекрасны! Что о человеке надо судить по его нравственным установкам, и только по ним. С этими установками у ее любимого все было в норме: он не пил, не ругался плохими словами, знал, что женщину следует пропускать вперед и уступать ей место.
"Может, мальчик способен развиваться"? - с надеждой спросила ее мама. Юля гневно сверкнула глазищами. В общем, свадьба состоялась.
"Мальчик" и в самом деле развивался: в двадцать лет впервые открыл для себя прозу Булгакова, чем вызвал у тещи повышенное давление. "Разве у вас дома не читали хотя бы "Мастера и Маргариту?" - схватившись за виски, прошептала она. "Что-то слышал про такое", - простодушно признался зять. "Мама, сколько можно! - возмущалась дочь, пока молодой супруг плескался в душе. - Не задавай ему дурацких вопросов! Я же тебе говорила: у него дома иные ценности". - "Он хороший мальчик, - вздохнула мама. - Но все же... Не поторопилась ли ты"? - "Ма-ма!".
Прошло почти двадцать лет. "Мальчик" стал инженером, теперь он менеджер в фирме, торгующей оргтехникой. Юля - редактор в преуспевающем рекламном агентстве. Словом, в социальной жизни они на равных.
За прошедшие годы Олег прочитал все, что "положено": Маркеса, Воннегута, Войновича... ("Двоих последних даже не знаю", - огорченно пробормотала Зоя.) Посмотрел в альбомах картины Модильяни и Босха. Мужественно вникал, борясь с зевотой и дремой, в фильмы Сокурова и Тарковского ("Митя - фанатик Тарковского! А я больше Рязанова люблю".) В какой-то момент он вздохнул с облегчением: теща с тестем явно примирились с ним. Удар был нанесен с неожиданной стороны, от Юли. Теперь во время семейных недоразумений ее главным аргументом стало следующее: "Я тебя вытащила из грязи, а ты..." Иногда она жалуется маме: "Прихожу домой, а он сидит перед телевизором, смотрит футбол и дует пиво прямо из бутылки. Да еще орет дурным голосом: "Козлы!". И кое-что похуже. Вылитый его папочка!"
Мама делает загадочное лицо и говорит почему-то по-украински: "Бачили очи, шо купувалы... Но он - хороший мальчик! Тебе грех жаловаться".
В гости к родителям Олега они ездят пару раз в год исключительно по большим праздникам. А уж Юлины мама с папой - и того реже, ссылаясь на слишком длинную дорогу на другой конец города.
Дочь обижается: "Хорошо устроились, мамуля! Учили меня быть терпимой, а сами..." - "Ты выбрала этих людей, - парирует мама. - Это твой крест. Олежку я люблю как сына, но не требуй от меня невозможного!" - "Я их не выбирала, - грустно шепчет дочь. - Я просто влюбилась, но никто мне не объяснял, что такое... неравный брак. Почему вы меня неправильно воспитывали"?
Мама возмущенно пожимает плечами: это противоречит ее либерально-демократическим убеждениям.
Когда Юля приезжает к свекрови, то, стиснув зубы, едва выдерживает шумные посиделки с большим количеством водки, с непременным нестройным пением "Айсберга в океане" и засыпающим прямо за столом свекром. Периодически она выходит в коридор якобы поправить прическу, а на самом деле - чтобы постоять перед зеркалом, сжав кулаки, и трясущимися от раздражения губами бормотать: "Раз, два... Это скоро кончится... Три, четыре... Через час уже домой..."
Олег, кстати, никогда не пьет (он за рулем) и не поет. Он тоже терпит. Когда они едут домой, в машине царит тягостное молчание, иногда прерываемое язвительными замечаниями: "Твой папа, как обычно, на высоте: захрапел прямо с куском колбасы в руке". - "А ты опять ляпнула про Бертолуччи. Зачем? Что ожидала услышать в ответ? Ты специально это делаешь, чтобы потом меня пилить?" - "Ты стал похож на своего папу. Просто одно лицо..." Приехав домой, они всегда мирятся. Просто потому, что любят друг друга, - соврала я для своей посетительницы.
...Зоя смеялась. Кажется, успокоилась. Она опять закурила, закинула ногу на ногу и сказала:
- Это что! Вот у меня есть знакомая, Аня, так это финиш! Слушайте... Она филолог по образованию, хорошая девочка из приличной семьи. И вдруг... Выбросила диплом и порвала со своей профессорской родней, которая отказала от дома будущему зятю. Юра - выходец из деревни. Его родители приехали работать в Москву и в течение многих лет постепенно вывозили из своей глубинки теток и дядьев, племянников и племянниц, двоюродных и троюродных братьев и сестер. Таким образом, в спальном московском районе поселился целый клан Сидоровых. Юра среди своих многочисленных родственников считался элитой: он работал шофером такси. Там, кстати, он и познакомился с профессорской дочкой Аней.
Она на удивление легко вошла в его семью, с удовольствием училась закручивать на зиму банки с вареньями-соленьями, отстирывать мужские сорочки с помощью подсолнечного масла, готовить из фруктового жмыха запеканки. Летом с восторгом ездила в деревню: сеять, полоть, собирать... Свекровь обучила ее вязанию и шитью. Свекор раскрыл тайны приготовления первача и секреты грамотной косьбы. А муж... Он обожал свою Анюту и клятвенно обещал ей, что "завсегда сможет обеспечить семью", лишь бы дети, которых должно родиться непременно трое, "были здоровенькие".
Ее родители молча скорбели и с напряженным вниманием следили за развитием Аниного младшего брата - выпускника физико-математической спецшколы, возлагая свои последние честолюбивые надежды на него. И старались максимально оградить мальчика от влияния "сошедшей с ума старшей сестры".
Прошло много лет. У Ани с Юрой уже трое детей - здоровых пацанов, которые целое лето проводят в деревне на берегу незагаженной речки, попивают парное молоко и поедают свежие, прямо из-под курочки, яички. Хохма в том, что их шестнадцатилетний сын ухаживает за нашей дочкой, - смеется Зоя. - Я к этому спокойно отношусь, а вот Митя напрягается: он не из того круга, говорит. Я ему: а я разве из того?". Теряется. Еще я Мите сказала: вот тебе генетика - твоя дочь похожа на тебя даже в поступках.
...Было уже около девяти вечера. Мы с Зоей вскипятили воду в редакционном электрочайнике, заварили кофе. Перешли на "ты".
- Это что же получается? - вдруг сказала она. - Кругом - сплошной мезальянс? И что ты по этому поводу думаешь?
- А ты?
- Наверное, я дура. Ведь я же вижу, что Митя меня любит. А это самое главное. Господи, какая простая вещь!
Зоя пошла в туалет "поправить лицо", а я, ожидая ее, задумалась: что мы подразумеваем под мезальянсом?
С одной стороны, "все - рядовые, ведь маршалов нет у любви". И если брак заключен по любви, то, значит, это не мезальянс? С другой стороны, разница между супругами, какой бы она ни была, все равно дает о себе знать. Если ее стараются не замечать или действительно не замечают сами супруги, то обязательно заметят окружающие. И дадут это понять, и что-то испортят в отношениях. А если разница в возрасте - тридцать лет? Когда и воспитание, и мироощущение, и привычки по определению различны, ведь люди принадлежат к разным эпохам... Но и такие пары бывают необыкновенно счастливы! В то же время как много я знаю распавшихся семей, где все, казалось бы, как надо: он и она - и ровесники, из одного круга, одинаково любят Кафку и, тем не менее, расходятся. Может быть, это как раз у них мезальянс? А персонажи всех наших с Зоей историй до сих пор вместе...
Зоя подвезла меня на своем "Вольво" до дома. Пригласила меня и "всех моих товарищей по работе" в свои магазины и пообещала скидки.
Когда мы уже попрощались, она вдруг схватила меня за рукав пальто и спросила:
- Так как ты думаешь, Митя меня не бросит?
* * *
Вот такая была статья. А теперь "сеанс магии с разоблачением". Разумеется, никто к нам в редакцию не приходил, никакой Зои и в помине не было. Обычный журналистский прием, дабы "поднять проблему". (По секрету: так бывает в девяти из десяти случаев. Как бы пришло письмо. Как бы человек пришел в редакцию. И не верьте журналисту, который скажет, мол, у нас не так, у нас все по-честному!)
Я просто подняла собственную проблему, которая вот уже много лет сидела занозой в моей башке.
Итак, моя гостья Зоя - лишь выдуманный персонаж, и ее история родилась в моем воображении в каком-то смысле как сценарий, противоположный тому сценарию, что разыгрывался в реальной жизни.
История из моей жизни - это сюжет номер два, про Олега и Юлю. Тютелька в тютельку, за исключением некоторых деталей.
Представьте себе юную девчонку, которая не понимает, как ей жить, будучи во всех смыслах неудачливой, некрасивой и ничем непримечательной, которую и полюбить-то не за что. Девчонка мечется, чувствуя себя лишней и нелюбимой в отчем доме, страдает от собственного несовершенства, но, как и все, мечтает о любви. И не просто о любви, как о неком высоком чувстве, а о любви-спасительнице, которая избавит от нелюбви в семье, от беззащитности в большом мире. Ведь в этом мире она лишняя, а потому никто и не думает оградить ее от его опасностей: ну, пропадет пропадом эта ошибка природы, да и фиг с ней! Если бы рядом был Он, Мужчина, Защитник, любимый и любящий, он, конечно, подставил бы ей... то есть, мне... свое плечо, защитил бы от недоброжелательной родни, которую я удручаю своей никчемностью. В общем, даже сложно сказать, чего я хотела больше: обычной страстной любви, о какой мечтают все девушки на планете, или чтобы хоть кто-то любил и оберегал меня, вот такую, какой меня угораздило родиться.
Мне было 16 лет, и я считала себя и свою жизнь конченными. Мне ведь УЖЕ шестнадцать, а со мной всем все ясно. И вдруг появляется... мальчик, ну да, конечно, мальчик, неполных 18 годков, и - о чудо! - влюбляется в меня! Причем, мальчик интересный внешне, а потому еще более невероятным кажется то, что он не просто обратил на меня внимание, но выделил среди сверстниц, разумеется, в сто раз более красивых и достойных меня. Наверное, у него не все в порядке со вкусом и пониманием (думала я), но ведь этим нельзя не воспользоваться! Ведь больше никто и никогда - это совершенно очевидно - не обратит на меня внимания.
Поэтому я радостно ответила на чувство. И, что там лукавить, крепко вцепилась в мальчика. Хотя он и не возражал. Так, в 16 лет, я выбрала себе мужа "на всю жизнь". Именно это я и думала: на всю жизнь. И не только потому, что сама влюбилась, но и по причине вечно грызущего меня убеждения: никто и никогда больше не обратит на меня никакого внимания. Произошла ошибка природы, в меня влюбился красивый мальчик. Куй железо, пока горячо...
Никогда в нашем доме не говорилось о неравном браке. Правильно, царил советский винегрет: нет богатых, все бедные, практически никакой разницы в образе жизни, все живут в одинаковых домах, у всех одна и та же мебель.[1] Про иную разницу - в уровнях образования, в социальном положении - никогда не говорилось. Может быть, это и подразумевалось, но вслух никогда не произносилось...
Лишь однажды мать поразила меня: на даче за моей подругой - девочкой из интеллигентной семьи - сильно приударил местный простой парнишка. Буквально обрушил на девочку водопад своих чувств. Я радостно сообщила маме, вот, мол, такие интересные дела происходят вокруг нас. Мама вдруг сморщилась, скривила рот и презрительно произнесла:
Ой, радости-то сколько! Да у него мать, наверное, официантка!
Я замерла, удивленная. Вроде как-то этого раньше не было - дворник, официант, уборщица - никакого презрения к этим людям я прежде не замечала у своих родителей. Мне было всего 12 лет, и этот случай не заставил меня крепко задуматься над тем, как и с кем можно заводить близкие отношения. Хотя мама была права, но она выразила верную мысль в недопустимой форме. Тогда, в детстве, и подруги у меня были "из простых", но я их часто любила не меньше, чем "сложных". Правда, когда я приходила к ним в гости, меня неприятно поражали их быт, родители, бабушки: что-то было чужое и чуждое в образе жизни этих людей, в их укладе, разговорах, привычках, и даже во внешнем виде.
Но когда в свои 16 лет я встретила мальчика, который влюбился в меня, в моей голове не было ничего, кроме желания быть любимой и перестать чувствовать себя ничтожеством. А с мамой, помимо того коротенького разговора об "официантке", мы больше никогда не вели бесед о разнице между людьми, которая может сделать любой союз несчастным. Даже если есть любовь.
Итак, "пришла пора, она влюбилась". Правда, чувство было усложнено внутренними моими заморочками подростка из... странной семьи, но, тем не менее, факт состоялся. Крылья, разумеется, сразу же выросли, мир показался намного более симпатичным, чем виделся доселе.
И было лето первой любви, и были первые свидания, страстные поцелуи, мечты о большем, ощущение праздника.
В конце лета я приехала к заболевшему любимому в гости. И случился шок... Его мама и папа... Добродушная мама и молчаливый папа. Они были вежливы, позвали меня пить чай. Мы с любимым молчали, а они неторопливо перебрасывались фразами. Безобидными, простыми, по поводу того, что бурчало радио, по поводу природы-погоды... Ничего особенного. Но я с ужасом поняла, что... не туда попала. Эти неплохие в сущности люди были чудовищно необразованны, не читали книг, их словарный запас был беден, как растительный мир пустыни. Они, очевидно, не знали очень многих вещей, которые для меня были на уровне букваря, у нас с ними не было практически ни единой общей темы для разговора. И, самое главное, я с ужасом представила себе их в кругу моей семьи и вообще - в своем кругу.
Уезжала от любимого я ужасно удрученной. Мне было грустно и плохо. Я не очень понимала, что происходит со мной. С одной стороны, я ругала себя за "снобизм", а с другой отчаянно думала: а что же теперь делать?
Ах, скажет читатель, сколько книг написано об этом, сколько фильмов снято! О том, как злые кастовые предрассудки рушили светлые чувства любви, как любовники гибли во имя своей страсти, не предавая любовь и отвергая тем самым предрассудки. Ну, да, искусство нас всегда ставило перед фактом: из-за "нехороших" предубеждений люди или гибнут, или, преодолевая эти предубеждения, побеждая, вопреки всему становятся счастливыми. Вместе.
А вот тут - стоп! Когда герои умерли, говорить не о чем. А вот счастливая жизнь после победы вызывает у меня много вопросов и сомнений. Как правило, на победном финале воссоединения любящих сердец заканчиваются и сказки, и драмы. Что будет дальше, для публики не важно. Напрасно!
В юные годы незнание подобной проблемы приводит к реальным драмам, которые со свадьбы только начинаются.
Моя свадьба была более чем скромная, состоялась она дома у родителей моего избранника. Мои мама с папой от организации торжества самоустранились. Не буду сейчас говорить, по каким причинам, потому что к теме это не имеет отношения. В общем, друзей пригласить я не могла, так как количество посадочных мест было ограничено. Была в основном родня со стороны жениха, а с моей - одна лишь подруга, родители и двое моих братьев с женами.
Это один из самых постыдных дней в моей жизни. По крайней мере, именно так он мне запомнился. Непонятные для меня люди - родственники мужа - со странными разговорами о предметах, совершенно неинтересных, типа результатов футбольных баталий, качества ливерной колбасы и стоимости крепдешина... Усиленное налегание на водочку, правда, этому я не очень удивлялась, ибо в моем доме наша доблестная "интеллигенция" в случае застолий тоже налегала на 40-градусную отнюдь не меньше. Но если после дозы алкоголя "наши" заводили политические пикейножилеточные дискуссии, то родню мужа (теперь уже мужа!) после выпитого тянуло на дурацкие, нередко пошлые анекдоты. Я краснела. Мой братец - будущий запойный алкоголик, уже тогда крепко выпивающий, - в тот раз отчего-то удержал себя в руках и не напился. Зато с улыбочкой, молча, поливал собравшихся уничижительным взглядом, иногда презрительно похмыкивая.
Потом началась семейная жизнь. "Как у всех, - твердила я себе. - Все нормально." Поначалу "выручали" гормоны: всегда хотелось целоваться, обниматься и всё прочее, близость была только в радость, а говорили больше о пустяках, поэтому было хорошо и весело.
Впрочем, нет, не очень порой было весело. Все-таки несовпадение наших с мужем "кругов" удручало. К его родителям нужно было периодически ездить в гости. О, какой мýкой это стало для меня! Но в 18 лет я не смела никоим образом нарушать сложившиеся традиции. Мы ездили к ним, и все то время, которое проводили у новых родственников, я думала о том, что жизнь повернулась ко мне самой неприятной стороной: я оказалась в среде совершенно чуждых мне людей. "Как так случилось? - спрашивала я себя, с тоской поглядывая на часы. - Ведь я сама все это сотворила... Где были мои мозги, мой ум?" Просто я ни разу не задумывалась о таком понятии, как неравный брак, сиречь мезальянс. А не задумывалась потому, что мы жили в "бесклассовом" обществе, где все равны, а многие родители, в том числе и мои, не объясняли своим детям, что нельзя менять "класс", иначе сделаешь себя несчастным человеком, социальным инвалидом, который и не тут, и не там. Ведь в бесклассовом обществе такого нет и быть не может!
Шли годы. Поездки к родне становились для меня все мучительнее. Да и муж перестал быть желанным, привлекательным, вкусно пахнущим любовником. И вот тогда из моей души полезли языки недоброго пламени. Когда гормоны поутихли, я смогла посмотреть на своего мужа вполне трезвым и незамутненным страстью взглядом, и мой разум завопил: "Заканчивай все это, пока не поздно!" Но все останавливал страх, вечный страх перед жизнью и ее колдобинами, страх принятия решений, а, главное, страх перед собственной несамостоятельностью и зависимостью от материальных проблем, мнения родителей, от того, как я буду выглядеть в глазах окружающих, и, наконец, апофеоз страха - кому я вообще буду нужна, никчемная и некрасивая? Ведь муж - это первый и последний мужчина, который до меня снизошел. До такой степени я себя не уважала и не любила! А потому очень быстро пришло озарение: а чего ты, дура, вообще рыпаешься? Разве ты заслуживаешь большего, лучшего? Кто ты такая? Это - твой предел, твой потолок и даже спасение. Скажи спасибо, что не выпендривалась, иначе вообще куковала бы одна до старости.
С одной стороны, я смирилась. С другой, окончательно возненавидела эту жизнь, которую я почему-то должна вести, не испытывая ни радости, ни любви, просто существовать, как приговоренная: живи, ничтожество, знай свое место и благодари бога.
За долгие годы первого супружества мои мама с папой всего лишь пару раз были в гостях у своих сватов. Каждый раз, когда родители мужа приглашали их, мать всегда "внезапно" заболевала. А мне, сделав большие глаза, говорила: "Уволь меня, ну уж нет, туда я не поеду!" С одной стороны, я ужасно переживала, с другой - вздыхала с облегчением: не будет моего мучительного стыда в присутствии родителей.
Со временем я тоже все чаще стала "заболевать", когда нужно было ехать туда в гости. Но, когда уже отказываться было неудобно и невозможно, я срывалась на муже - а на ком же еще? Стыдно вспоминать, но перед каждой поездкой к его родителям я устраивала концерт: кричала, придиралась к каждому его слову, жесту, бесилась из-за любого пустяка... Но стоило ему хоть чуточку поднять голос, как я, будто только и ожидала повода, вопила: "Что-о-о? Мало того, что я вынуждена ехать на Голгофу, так ты еще!.." Вспоминать очень стыдно! Сама себе становлюсь противной. То была болезненная сшибка неподходящих друг другу миров, идиотская попытка соединить несоединимое, мичуринский эксперимент по скрещиванию курицы и вороны, и не взрываться то там, то сям эта ситуация просто не могла. Я себя не оправдываю, а просто смотрю на эту ситуацию со стороны, по возможности, объективно. И что я вижу: эдакий "сюр", нереальную фантасмагорию об идиотском социальном эксперименте, который одна странная юная девушка и ее не менее странные родители зачем-то произвели сами над собой. Впрочем, в большей степени над этой девушкой. Она сама виновата? И да, и нет...
Виновата она в том, что жила умом своих родителей, а ума у них оказалось немного. Виновата в том, что вовремя не прервала дурные отношения, не аннулировала свой брак, который возник... нет, не по недоразумению, а по дурости и невежеству девушки и ее родителей.
Впрочем, что значит "не прервала вовремя"? До того момента, как мы стали жить отдельно от родителей, т. е в первые три года брака? Или до рождения дочери?..
Здесь я, пожалуй, остановлюсь. Дочь свою обожаю и самые нежные и теплые воспоминания связаны именно с ней. Поэтому будем считать, что все было не зря, не напрасно. Ведь на свете живет любимая доченька, мой свет в окошке!
Но если строить правильную для жизни теорию, то тут вот какое дело... Нельзя при создании семьи не учитывать не только разное материальное положение "брачующихся". После счастливой свадебки очень или не очень скоро, но непременно произойдет подсчет, кто и сколько вложил в семью, а кто гол, как китайская хохлатка. Надо учитывать и разное социальное положение, уровень образования, представлений о жизни и опыта родителей обоих голубков. Все-таки мичуринские опыты хороши в науке и в лабораториях, а мы-то не растения. Не напрасно человечество придумало такое определение, как "мезальянс", вложив в него определенно негативный оттенок. Что ж, в прошлом все были дураки? Нет, скорее дураками стали мы, когда за каким-то чертом отбросили эти якобы предрассудки, а на самом деле выкинули в форточку то, что позволяло людям жить, между прочим, в гармонии друг с другом или, как минимум, во взаимопонимании.
Сейчас, подозреваю, многие воскликнут: а как же те самые, оставшиеся в идеализируемом прошлом, неравные браки, когда, к примеру, молоденькую девицу из купеческого семейства отдавали за дряхлого дворянина? Чтоб купец во дворянство попал, а старикашка-дворянин поимел денежку и юное тело рядом... Разве это не мезальянс? Еще какой мезальянс, отвечу я, и спрошу: кто в подобной ситуации счастлив? Старикашка, конечно, да и то вполне мог на старости лет ветвистые рога схлопотать. Да, мезальянсами пользовались для решения своих проблем, не имевших ни малейшего отношения ни к любви, ни к счастью. Это был исключительно - расчет.
Но мы-то с вами беседуем именно о том, как строить счастье, а не о выгоде и расчете, верно? Очень даже допускаю, что бывают ситуации, когда брак по расчету становится вполне счастливым и благополучным. Хм... Впрочем, хотя и допускаю, но... не верю. Если такое и бывает, то как редчайшее исключение.
Молодые люди создают семью, и в нашей стране победившего хаоса в большинстве случаев их не связывают никакие материальные "кандалы" в виде настоящего немаленького капитала, никакие наследственные дела или бизнес-проекты (т. е. вычеркиваем из нашего "исследования" олигархов и просто очень богатых людей). Что останется между Ним и Ею, когда закончатся страсти-мордасти (а они непременно закончатся)? Что произойдет, если у людей разная интеллектуальная база, жизненный опыт (собственный и родительский), если с детства они читали разные книги, слушали разную музыку, смотрели разное кино? Им будет, о чем поговорить? Им будет, что делать вместе, особенно когда уже не будет желания не вылезать из постели? И как быстро они надоедят друг другу до зубовного скрежета?
Можно предположить утопический вариант, когда более развитый тянет менее развитого "в культуру". Как чудо и исключение - допускаю. Но жизнь показывает, что идти в горку намного труднее и неприятнее, чем катиться с горы, не прилагая никаких усилий. И именно так чаще всего и происходит.
И со мной это произошло. За 20 лет жизни с первым мужем я, кажется, чудом не деградировала полностью и окончательно. Конечно, не он в этом виноват, а я сама. Но, поверьте, очень трудно даже сохранить в голове имеющиеся знания-понимания рядом с человеком, у которого не находишь никакого отклика, у которого нет ни малейшего интереса ко всему тому, о чем ты думаешь, что читаешь, о чем болит душа. Иногда интерес он проявлял, и даже порой активно, но в целом понимания не было и быть не могло.
Наверняка, мужу тоже было плохо и трудно со мной. Ему хотелось других радостей и развлечений. Я знаю, что со своей второй женой он, наконец, смотрит, сколько влезет, спортивные матчи по телевизору с бутылкой пива в руках, ездит с приятелями на рыбалку и "отдыхает" с шашлыками на шести сотках. А я не могла этого понять, принять и дать ему его классовую свободу. Поэтому наша жизнь очень скоро стала невыносимо скучной и серой, унылой и будничной в самом печальном смысле этого слова.
Нередко мои нервы не выдерживали, и я буянила: кричала, ругалась, будто билась о стены комнаты без окон и без света, со спертым воздухом и сырым полом, с отчаянным воплем "Выпустите меня!". Но домашние слышали всего лишь мою визгливую ругань и не понимали... Приступ проходил, я затихала, жизнь моментально входила в свою колею, а я, обессиленная и выпотрошенная, чувствуя себя дико виноватой, понимала, что двери из этой комнаты для меня нет. И даже окна нет.
И вот с этого периода, пожалуй, начинается самое главное. Итак, страсть ушла, и это нормально. В моем случае вместе с ней ушла и любовь. И образовалась пустота, не заполняемая ничем. Пустота между мною и мужем. Пустота, от которой веяло холодом... И не разводилась я лишь потому, повторюсь, что боялась жизни, боялась, что никто и никогда меня больше не полюбит. Да и дочка уже была, а муж все-таки был ее отцом. В общем, обычные бабьи страхи средней во всех смыслах женщины.
В конце концов, пустота сожрала все наши отношения. Развод случился только после того, как я встретила свою настоящую любовь. А теперь вопрос на засыпку: если любовь прошла, но между людьми очень много общего, им интересно и хорошо вместе, они друг другу доверяют и им всегда есть, о чем поговорить, такой союз возможен? Уверена, что да. Продлится ли он долго? Конечно! Ведь любовь - это подарок судьбы, она приходит редко и не ко всем. Естественно, я говорю о настоящей любви... И если ее нет, на чем может держаться брак? Как раз на том самом родстве душ, на общих интересах, вкусах, понятиях. И это надежнее страсти, на мой взгляд, намного крепче!
Из всех своих многолетних размышлений я сделала вывод: с самого детства людям надо говорить о том, что "плавать" в жизни нужно в своем аквариуме, среди своих - близких по духу, по культурному уровню, по представлениям о жизни. А уж создавать семью - только с такими! Иначе не будет ни счастья, ни мира в доме. Нужно так настраивать и воспитывать ребенка. Жестко? Да. Но ведь речь идет о судьбе детей, поэтому не надо играть в демократию, это же не выборы депутатов... Мы хотим своим детям счастья, и никого при этом не ущемляем. Просто отправляем сыновей и дочерей в жизненное плавание на хорошо оснащенном судне с точной лоцией, чтобы они не попали в крушение и не утонули. Разве это не правильно?
О Любви безграничной
Ироничное
В глянцевых журналах, помимо статей, всегда бывают литературные странички... Написала и засмеялась: "литературные" - умора! Хотя бы раз в этих журналах мне попалась настоящая литература! Впрочем, разве изданиям подобного уровня она нужна? Нет, это входило бы в противоречие с содержанием и духом "глянца". Главное в подобной "литературе" - сюжетик, идейка, хэппи-эндик. Вот именно в такой уменьшительно-несерьёзной форме. Несколько раз мне приходилось выступать в роли автора подобных публикаций. Почему? Сама не понимаю: вокруг "глянца" всегда крутится большое количество... ммм... "писательниц на заборе",[2] у которых подобных образцов "литературы" - не одна сотня штук в компьютере! Но иногда главные редакторы обращались именно ко мне: а не напишешь ли ты для нашего издания рассказик? Какое-то время я отбрыкивалась, напирая на то, что ни разу не писала рассказики, но однажды вдруг подумала: а что, я разве не смогу выдать нечто на том уровне, который задан иными "писательницами" в глянце? Да неужели? И выдала. А потом еще и еще. В общем, тоже стала "писательницей", автором "литературных страниц" женских журналов.
Один из моих опусов был навеян рассказом А.П. Чехова. Удивительный человек был Антон Павлович, ну, никак не дает он покоя современным авторам! Столько сюжетов подарил, столько образов, что мы и в XXI веке продолжаем их использовать и эксплуатировать, оправдывая себя тем, что не скрываем источника вдохновения, и даже названия наших "произведений" всегда перекликаются с названиями рассказов Чехова. Мы - честные воришки!
Душечка из Ясенева
На Наташином мониторе уже зажглась заставка в виде "звездного неба". Внимание девушки было приковано к важнейшему делу: аккуратному, тщательному нанесению алого лака на ноготки. От напряжения она даже прикусила кончик розового язычка и вытаращила голубенькие глазки. Проходя мимо Наташиного стола, бухгалтер Ирина легонько коснулась клавиши компьютера - на дисплее появилась синяя таблица Нортона.
- Хоть не так откровенно отвлекайся, - объяснила Ирина Наташе, но та никак не отреагировала, поскольку, похоже, даже не слышала, что ей сказали. В этот момент во всей вселенной существовали лишь два предмета, безраздельно владевшие ее вниманием: лак и ноготки! Ирина усмехнулась и пошла себе дальше - мол, что с нее взять, с этой Наташки-душки? Впрочем, обычно Наташа бывала очень мила и приветлива с окружающими, внимательна к ним, всегда говорила "спасибо" и пожалуйста", всем улыбалась. Ее любили, поэтому легко прощали такие мелочи, как, например, фанатичная зацикленность на собственной внешности и, в частности (в особенности), на ноготках. Однажды она сама простодушно призналась: "Все, что угодно, но выйти на улицу с ненакрашенными губами и облупленным лаком на ногтях - никогда, даже если опаздываю на самолет! Иначе буду чувствовать себя голой, выглядящей непристойно, в лучшем случае - просто уродиной!"
Разве можно на нее обижаться после такой искренности, после слов, сказанных чуть не со слезами и с яростным притоптыванием маленькой ножкой? В дверях появился худенький и очкастый Игорь Вадимович - шеф. Он печально и обреченно понаблюдал за Наташей и ее занятием, чуть-чуть покачивая головой в такт своим, очевидно, совсем невеселым мыслям.
- Ох, Наталья, Наталья, - негромко произнес Игорь Вадимович.
Наташа вскинула голову, облучила шефа взглядом своих голубых глазищ, улыбнулась приветливо-ласково и защебетала:
- Ой, Игорь Вадимович, а я уже всё-превсё сделала! Я как раз хотела подойти к вам и отпроситься на часик пораньше! Я правда всё-превсё сделала! - она чирикала, как птичка, красиво прижав ладошки друг к другу, как бы в молитве, и кокетливо склонив голову к плечику.
- Да? Вот как? - неуверенно промямлил шеф, поджал губы, еще раз посмотрел в сияющие голубые глаза, полюбовался белоснежной улыбкой и, махнув рукой, сказал:
- Ладно, иди! Но я проверю твою работу, имей в виду, - он даже нахмурился и чуть-чуть погрозил пальцем.
- Конечно-конечно! Правильно-правильно! - затараторила Наталья, вскакивая со стула и одновременно выключая компьютер. - Если что не так - я завтра задержусь и всё-превсё сделаю, как надо!
Она уже натягивала пальто ярко-оранжевой расцветки типа "вырви глаз". Все присутствовавшие, в том числе и шеф, с улыбкой смотрели на Наташины сборы - на нее нельзя было смотреть иначе, нельзя было по-иному реагировать на это щебетание, на детский взгляд прелестных глаз, на сумасшедший цвет пальто и кокетливо сдвинутую набок шляпку. Все это вместе, яркое, эффектное, привлекательное и милое, и было - Наташа.
Ожидая лифта на двадцать втором этаже, где располагался офис фирмы, Наташа нетерпеливо переминалась с ноги на ногу: ой, прежде, чем ехать домой, к мужу Петеньке, еще в два места надо успеть, еще целых два дела сделать! Конечно, она сегодня домой позже приедет, это ясно. Ведь именно в этот день так неудачно все сошлось - и к Коленьке заехать необходимо, он очень просил; и Сергей ей строго-настрого велел - сегодня! Ну как прокрутиться и все успеть? Она, разумеется, Петю предупредила, что задержится часика на два, вот и с работы удалось сбежать пораньше. Ах, как же тяжело! Наконец-то, подъехал лифт. Наташа оранжевым апельсинчиком - первая из толпы ожидавших - шустро вкатилась в него.
На улице накрапывал противный осенний дождь. Наташа вытащила из сумочки складной оранжевый зонт под цвет пальто, раскрыла, и ярким пятном скоренько засеменила вместе с людским потоком Нового Арбата в сторону метро. Пробегая мимо Новоарбатского гастронома, она на секунду замерла, нахмурила в задумчивости светлые бровки, стукнула себя кулачком по лбу и воскликнула:
- Боже, какая дура! Чуть не забыла! - и ринулась в магазин.
Ведь сколько раз говорил ей Коленька, что очень он любит халву к горячему чаю. Хороший чай-то она купила, вон он у нее в сумке, а вот про халву, балда, чуть не забыла - хорошо, что сейчас вспомнила, так удачно - рядом с гастрономом.
Коленька жил рядом с метро "Войковская", так что Наташа была у него уже через сорок минут. Как всегда, поднимаясь в старом, большом, с окошечками лифте, она с улыбкой вспоминала историю их с Коленькой знакомства. Как это было романтично!..
Она пришла на премьеру в Дом кино, это было лет пять назад, еще до Петеньки. Какой тогда показывали фильм, она не помнит, потому что фильма-то и не видела. Дело в том, что перед сеансом она решила спуститься вниз, в кафетерий, попить соку. Обидно немножко - подружка Соня не пришла, заболела, и одной Наташе было скучновато. В кафетерии она купила апельсиновый сок и присела за столик. Буквально через полминуты кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась:
- Не возражаете, если я составлю вам компанию? - на нее смотрели немолодые, но все равно красивые и ужасно знакомые глаза высокого, красиво седого, пожилого джентльмена, в руках которого дымилась чашка с кофе.
- Конечно, пожалуйста, садитесь! - и она улыбнулась, как умела только она.
- Боже, какая у вас улыбка! И глаза! - пожилой джентльмен, усаживаясь на стул рядом с Наташей, с восхищением смотрел на нее. Наташа чуть заметно покраснела и опустила глаза. А потом они разговорились. И выяснилось, что этот человек - актер, много снимавшийся в 60-е годы, был очень популярен. Разумеется, Наташа знала его, знала этот знаменитый взгляд из-под пушистых ресниц, от которого млели в свое время все девицы и дамы. Наташа любила кино и часто смотрела старые фильмы, она знала Коленьку и помнила его роли.
- Это потрясающе! Вы - гениальный актер! Я вами восхищаюсь! - она прижала руки к груди, и во все глаза смотрела на "звезду", которая печально качала головой и красиво курила сигареты "Мальборо".
- Спасибо, деточка, спасибо, - скорбно так отвечал он ей. - Это приятно, что кто-то помнит нас, тех стариков.
- Господи, какой же вы старик? - воскликнула Наташа. - Вы такой молодой!
- И за это спасибо. Но нынче мы, артисты из того времени, чувствуем себя никому не нужными стариками. Нынешние деятели, ваши сверстники, нас и за людей-то не считают.
- Что вы такое говорите! - Наташа искренне недоумевала.
- Да что есть, то и говорю. Эх! - актер горестно взмахнул рукой. - Сниматься не приглашают, да для нас даже сценариев-то нет, никто и писать не хочет! Вот - сегодняшняя премьера. Что за фильм, что за артисты? Всё молодняк зеленый, весь из себя коммерческий, идущий в ногу со временем и "Сникерсом". Наше новое кино! А все старое - на свалку, вместе с людьми.
Наташа могла бы поклясться, что в глазах актера блеснули слезы. Она почувствовала, как к горлу подкатил ком, и ей тоже захотелось заплакать. А он все продолжал говорить, и вскоре Наташа поняла, что ей совсем не хочется смотреть эту сегодняшнюю премьеру, ибо наверняка она увидит одну чернуху и пошлость, где места нет светлым чувствам и мыслям, а самое главное - нет в этом кино старых артистов, тех самых, которые составляют "золотой фонд" нашего кинематографа. Что же хорошего и интересного можно там увидеть?
- Это ужасно несправедливо! - говорила она потом подруге Соне. - Талантливых людей выбрасывают из жизни, как будто незаменимых на самом деле нет! А в результате - что мы сейчас имеем? Какое искусство? Кто теперь у нас "звезды"? Их нет! Назови хоть одну! - она горячилась, даже щеки раскраснелись.
- Не преувеличивай! - строго осаживала ее Соня. - Что за старческие, маразматические речи?
- Почему это маразматические? - возмущалась Наташа. - Вот тогда было кино.
- Ага! О любви партии к народу, - хихикала Соня.
- Ну, не только. Было кино доброе, светлое, и артисты были - ну просто замечательные и будто родные! Теперь такого даже близко нету. Одни "Сникерсы"!
Через два дня после знакомства в Доме кино Наташа и артист Николай Н., или просто - Коленька, встретились у него дома, на "Войковской". Выпили сухого вина, снова поговорили о жизни и кино, а потом все и случилось. Он был нежен и немножко неловок, сентиментален и даже слегка плаксив.
- Наташенька! - всхлипывал он и обнимал ее за плечи. - Ты такое существо, такая радость для меня на закате жизни. Я ведь, в сущности, так одинок...
И снова комок жалости сдавливал Наташе горло. Она нежно гладила его красивую, седую голову и прижималась губами к его плохо побритой щеке.
На этот раз Коленька встретил Наташу в накинутом на плечи клетчатом пледе. Лицо его заросло щетиной, глаза слезились.
- Ты нездоров, Коленька? - испуганно воскликнула Наташа, сбрасывая свое яркое пальто.
- Да, я нездоров, - с гордым достоинством произнес тот. - Я устал от этой жизни, я нездоров!
И он печально прошествовал в комнату, где со скорбным видом улегся на диван, застыв в красивой позе.
- Ах, детка, если бы ты знала, как все это тяжело... - и он прикрыл ладонью глаза.
Наташа поняла, что Коленька опять изрядно выпил и, как обычно за последние приблизительно полгода, ему ничего от нее не надо, кроме тепла и участия, так он сам говорил.
- Я принесла твой любимый чай и халву! - крикнула Наташа из кухни, ставя чайник на газ.
- Спасибо, детка, огромное спасибо! - пожилой артист смахнул набежавшую слезу и устроился на диване поудобнее в ожидании ароматного чая, блюдечка с халвой, Наташиных голубых глаз и необыкновенной улыбки. Через пять минут он все это получит и утешится на целых несколько дней, до следующего телефонного звонка Наташи, когда он усталым голосом скажет ей:
- Детка, я в депрессии, мне нужно тебя повидать, - и она опять примчится к нему, как "Скорая помощь", потому что иначе не может. Как ему повезло, что он встретил ее, женщину на все сто пятнадцать процентов, женщину, которая появляется, когда ему нужно, с чаем и сладостями и которая вовремя уходит. Утешение на старости лет.
Через три четверти часа она уже летела оранжевым ветром к метро - до назначенной встречи с Сергеем оставалось чуть больше двадцати минут, а еще надо до "Кропоткинской" доехать.
С Сережей она познакомилась у Сони на дне рождения года три назад. Его пригласил Сонин муж - Сережин заместитель в процветающей фирме. Сережа - генеральный директор компании, молодой, интересный, преуспевающий господин с золотыми часами и в костюме от Версаче. Потом уже выяснилось, что сей господин женат, у него двое ребятишек, но жена с головой ушла в свой собственный бизнес, ребятишки целыми днями с няней, а он - в постоянном стрессе от работы, в хронической усталости и напряжении, которые не снять ничем. Пожалуй, только ею, Наташей:
- Ты меня просто сразила своими глазищами! - говорил он, сидя в своей стального цвета "BMW", целуя Наташу. - Мне с тобой так хорошо! Ты единственная от меня ничего не требуешь, необыкновенная ты моя! Знаешь, кто ты? Ты - народный целитель!
Наташа звонко хохотала.
- Да-да! - продолжал он. - Ты меня расслабляешь по полной программе. Лапочка ты моя, маленькая! Если бы я не был женат...
Тут она закрывала его рот своей ладошкой и тихонько отвечала:
- Не будем об этом говорить, Сергуня. Я тоже скоро замуж выхожу.
- Ты? Замуж? - Сергей испуганно схватил ее за плечи и довольно сильно встряхнул. - Ты хочешь сказать, что у нас с тобой все кончается?
Он, бедный, даже побледнел.
- Я ничего такого не говорю, - успокаивала его Наташа, целуя нежно в нос. - Ты мне тоже нужен, милый мой, просто не будем говорить лишних слов, чтоб себя же не ранить.
Конечно, разве можно причинять лишнюю боль такому занятому, задерганному на работе человеку? Это ж надо совесть иметь!
- Не понимаю, как при таких налогах вообще может развиваться, да просто как-то существовать хоть какой-то бизнес?! - на работе в обеденный перерыв Наташа распалялась и призывала всех разделить ее возмущение. - Ведь задушили совсем, да плюс рэкет - как честным бизнесменам работать, спрашивается?
- А тебя-то почему это так волнует? - смеялись коллеги. - Дело свое собралась открывать, что ли?
- Да нет, не потому. Просто возмущает меня эта ситуация, при которой люди дела загнаны в тупик. Или нарушай законы, или закрывай лавочку!
Ее пальцы гневно сжимались в кулачки:
- И правительству нет до этого никакого дела. Кошмар! И совсем это не смешно, между прочим!
Сереже и вправду было нелегко, у него катастрофически не хватало свободного времени, а самое неприятное, что он никогда заранее не знал, когда у него будет "окно". Вот и нынче утром он позвонил и сказал:
- Лапа, мы можем встретиться сегодня! Я прошу тебя, постарайся, мне так хочется тебя увидеть.
И разве могла она не постараться для него? Ему ведь так трудно найти свободный часик, а она-то может как-то выкрутиться, у нее нет фирмы и ответственности за сотню человек.
Когда Наташа выбежала из метро "Кропоткинская", стальная "BMW" уже ждала ее.
- Опаздываешь, лапа! - недовольно буркнул Сергей, пока Наташа, пыхтя, как паровоз, усаживалась к нему в машину.
- Прости, Серенький, меня задержали...
- У нас осталось очень мало времени. Поехали ко мне - моя сегодня поздно придет, дети до девяти на теннисе, - и он страстно поцеловал ее в губы.
- Конечно, дорогой, - прошептала прощеная Наташа, украдкой посмотрев на часы. Да, у нее тоже немного времени осталось, но она сроду в этом не признается.
Они отдыхали в шикарной спальне Сережиной пятикомнатной квартиры. Сережа, как всегда, говорил о наболевшем:
- И наезжают, сволочи, и наезжают все кому не лень. Все чего-то из-под меня хотят, и всем - мало. Знаешь, что я понял? Сколько человеку ни давай, он никогда не будет доволен. Будь он человек сам по себе или лицо государственное - все едино! Только шире рот разевает - мол, еще! А государство наше - это многоротое чудище с громадным желудком, его не прокормишь. Ведь, посуди сама, что такое мой бизнес?..
И Сережа уже в который раз начал изливать свою коммерсантскую душу Наташе, а та ласково гладила его по щеке, сочувственно вздыхала, цокала, когда надо, язычком и периодически причитала:
- Вот ужас-то!.. Бедный ты мой!.. Какие они все-таки!.. Как же ты справляешься?..
Ее искреннему сочувствию не было конца, хотя иногда она бросала быстрый взгляд на часы, и тревога бередила ее душу - время поджимало! Но Сергей этого не замечал: он вот уже в тысячный раз радовался, что в его жизни случилась встреча с этой прелестной женщиной, с которой так просто и легко, которой он может поплакаться и которую он сейчас, между прочим, осчастливит, подарив золотое колечко с камушком.
- Это тебе, лапа! - торжественно произнес Сергей, доставая из тумбочки черненький футляр и протягивая его Наташе.
- Ой, миленький! - прошептала Наташа, открывая футляр и заливаясь краской смущения и удовольствия. - Ой, какой ты у меня! Просто самый лучший! Спасибо тебе, хотя мне и неловко!..
Она надела колечко на безымянный пальчик левой руки, полюбовалась сиянием камушка и с благодарным поцелуем прильнула к губам Сергея:
- Ты - мой прекрасный друг! Самый лучший, мужественный и талантливый мужчина на свете!
Сергей сиял. Усталость и стресс отступили.
"BMW" стального цвета подкатила к дому на Новоясеневском проспекте и мягко тормознула у дверей магазина, расположенного на первом этаже здания. Через мгновение ярко-оранжевая женщина в шляпке вышла из авто. Она очень торопилась и буквально бегом бросилась к входу, нервно поглядывая на ручные часики. "Как все-таки удачно, что у нас внизу есть продуктовый магазин!" - в который раз поблагодарила судьбу Наташа. Ей еще надо купить молока, сыра и глазированных сырков, так любимых ее Петенькой.
С мужем она познакомилась два с половиной года тому назад на работе. Он пришел к ним в качестве рекламного агента какой-то газетки. Он был такой неуверенный в себе, закомплексованный и зажатый, что Наташа, которая волею судьбы первая с ним разговаривала, прониклась к этому худенькому юноше острой жалостью и сочувствием к его неблагодарной работе. Шеф тоже послал его подальше с этой самой рекламой, конторе она тыщу лет не была нужна. Не ладилось тогда у Петеньки с его работой, не получалось у него "вербовать" клиентов. Да почему, собственно, "тогда"? У него и теперь не очень-то клеится это дело, так, время от времени улыбается удача. Хоть и работает он ныне в солидном рекламном агентстве: Наташа устроила его туда через Сережу. Петя тяжело переживает свою "коммерческую бездарность", как он сам выражается, но беда в том, что выбора особого у него в этой жизни нет - кому нынче нужны инженеры-конструкторы? Наташа это хорошо понимает, жалеет его и абсолютно убеждена в том, что все его неудачи - из-за его глубокой порядочности и неумения грызть конкурентам глотки.
- Ты себе не представляешь, какая в рекламном деле идет свара, драка за место под солнцем! - объясняла она бухгалтеру Ирине. - Мой Петя - очень способный и порядочный человек, он все делает честно, не так, как другие, которые друг у друга клиентов перехватывают, обманывают друг друга, плетут интриги. Петенька - не такой, он все делает по совести. Оттого и проблем у него больше, чем у других, и неудач много. Но он себе никогда не изменит, и по большому счету, ни у кого к нему претензий нет и быть не может!
На свадьбе Наташи и Пети были и Коленька, и Сергей, которых Наташа представила своему супругу как старинных друзей. Петя очень обрадовался двум серьезным мужчинам в своем доме, так как сам не мог похвастаться друзьями, как-то не сложилась у него настоящая мужская дружба, да и с женщинами не складывалось до встречи с изумительной, прекрасной Наташей, которая в буквальном смысле слова вернула его к жизни. Ведь это первая женщина, которая сказала ему, что он, Петя, - лучше всех! Вообще жизнь рядом с Наташей как-то постепенно вошла в уютные и спокойные берега, не надо было больше рефлектировать и комплексовать по поводу собственной никчемности и неудачливости, ведь рядом - добрый и красивый человек, любящий и любимый. Тогда и все проблемы разрешаются как бы сами собой, одной улыбкой или ласковым словом. И друзья у Пети появились - Николай и Сергей, с которыми он периодически перезванивался и беседовал "за жизнь", которые иногда бывали у них дома, и все вместе они проводили чудесные вечера в беседах и спорах, за чаем и винцом. И над всем этим парила сказочная улыбка прекрасной женщины, Наташина ласковая дружба и нежная любовь. Жизнь теперь стала очень добра к Пете, думал он.
Наташа оранжевым облаком вплыла в свою квартиру, держа в каждой руке по увесистой сумке-пакету. Петя кинулся к ней и выхватил их из ее нежных рук.
- Ты что, Наталья! - воскликнул он. - Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты не таскала тяжести! Сказала бы мне, я бы сам зашел в магазин.
- Ну, что ты, милый! - ласково отвечала ему жена, поцеловав в щечку. - Зачем? Тебе своих дел разве мало? Как у тебя на работе?
- Да ничего вроде, - неуверенно проговорил Петя. - Кажется, один крупный клиент дозревает. Дай бог, дозреет.
- Дай бог! - кивнула Наташа, три раза плюнула через плечо и постучала себе по лбу. - Все будет хорошо, милый, не волнуйся. Я сейчас что-нибудь вкусненькое приготовлю. Я купила та-акую рыбку, ты себе не представляешь! Тащи сумки за мной...
И, скинув сапожки, Наташа, что-то весело напевая, легко побежала на кухню, где через секунду уже громыхала кастрюлями и тарелками, напевая радостный мотивчик.
Петя почувствовал себя счастливым и спокойным, как, впрочем, и всегда, когда домой приходила его женушка. Он пощелкал пальцами, повертелся на носках, подпел Наташе, которая за это почесала ему, как коту, голову, и включил телевизор. Начиналась программа "Угадай мелодию". Такого рода идиотские передачки обретали смысл и прелесть, когда их смотрела Наташенька: она так наивно и весело реагировала на все происходящее на экране, что настроение повышалось. Да и вообще испытывать отрицательные эмоции при Наташе, с Наташей было немыслимо.
- Что? Уже начинается? Я сейчас иду! - крикнула из кухни жена, услышав знакомые позывные передачи. Петя улыбнулся: этого он и ждал.
Поздней ночью Наташа лежала без сна. Вообще-то ей не было свойственно мучиться бессонницей, но сегодня что-то случилось. "Я, видимо, просто переутомилась", - решила она, в сотый раз переворачиваясь с боку на бок. Петенька спал крепко, чуть постанывая во сне и иногда вздрагивая. "Бедненький мой, - с умилением подумала Наташа, проводя рукой по его костлявой спине. - Устает сильно, работает много. Хоть бы у него все получилось на этот раз, а то он опять переживать будет и страдать, дурачок, думая, что я его не уважаю. Ах! - тяжело вздохнула Наташа. - Как бы ему раз и навсегда объяснить, что я никогда его презирать не буду, потому что знаю, что он - умница и трудяга, что все неудачи его - случайность, несправедливость жизни, все, что угодно, но только не его вина! Я это точно знаю. Он сам, дурашка, этого не знает, он думает, что он какой-то неправильный и неспособный, но я-то все прекрасно понимаю", - Наташа хитро улыбнулась и положила руку на лоб Петеньке.
- Запомни, дурачок, - зашептала она., - ты - самый лучший мужчина на этой земле, я люблю тебя, горжусь тобой! Только будь спокоен и счастлив. Милый ты мой! - она тихонько поцеловала его в нос. Он дернулся во сне, глубоко вздохнул и перевернулся на другой бок.
Наташа уставилась в потолок. Все-таки что-то не давало ей покоя. Что же? Кто? Может, Коленька? Но они сегодня так хорошо провели время, она оставила его умиротворенного и довольного окружающим миром. Сережа? Тоже как будто все нормально, если исключить его недовольство ее опозданием. Но потом-то все было замечательно! И когда они расставались, он так жарко целовал ей руку со словами: "Господи, как ты мне нужна, лапа моя, как мне с тобой хорошо!" У Наташи даже сердце зашлось при воспоминании об этих словах и поцелуях. Нет-нет, здесь тоже все в полном порядке. Что же мешает уснуть? Какая-то неясная мысль, воспоминание, какой-то образ... Да, вот оно! Наташа села на кровати, изумленно распахнув глаза. Как же она забыла - ее шеф, Игорь Вадимович, его взгляд! Ведь в тот момент, когда он смотрел на нее, а она отпрашивалась уйти пораньше, у него были такие печальные глаза, что у нее екнуло сердце, заныла душа. А ведь он смотрел на нее глазами Коленьки, когда тому плохо, глазами уставшего от всего Сережи, глазами испуганного неудачами Пети! Что это с шефом? "Он так загружен, бедный, делами и ответственностью, что, кажется, у него уже силы на исходе, - решила Наташа. - А тут еще я ухожу раньше, он нервничает и изводится, по-моему, в последнее время даже похудел". Наташе стало так нехорошо на душе, так совестно и неприятно, что захотелось плакать. "Завтра же я задержусь и сделаю работу как следует и с запасом, - твердо решила она. - И еще: угощу Игоря Вадимовича моими хачапури, которые сегодня испекла. Может, это его порадует и хоть немного утешит" Она закрыла глаза и стала фантазировать, как он обрадуется этому маленькому пустячку - домашней выпечке. "Только чтобы не было у него таких глаз, такого взгляда! Невозможно, когда мужчина так смотрит, просто невыносимо! Не забыть утром взять хачапури!" Строго сказав себе эти слова, Наташа облегченно вздохнула, закрыла глаза и через минуту уже спала.
И снилось ей, что сидят в ее квартире за одним столом и Петенька, и Коленька, и Сергей, и тут же - Игорь Вадимович. И все они едят хачапури, запивая горячим чаем. Коленька, правда, просит халвы, и она, Наташа, бежит на кухню за халвой. Всем весело, все чему-то смеются, всем хорошо. Но лучше всех - ей, Наташе. Ей спокойно и радостно, она полна любви, а потому ничего плохого случиться не может. Мир светел и ярок, так же ярок, как ее любимое оранжевое пальто, у которого цвет, между прочим, солнца, тепла и доброты, а вовсе не "вырви глаз". Наташа улыбнулась во сне.
* * *
Простите меня, Антон Павлович! Но в свое время ваш рассказ "Душечка" произвел на меня сильное впечатление. И вот, что я натворила с этим сюжетом. С чего вдруг?
В рассказе Чехова все происходит неторопливо и размеренно. События, которых не так уж и много, развиваются неспешно в жизни главной героини. Такая провинциальная история позапрошлого века, которая могла быть даже скучной, если бы это написал кто-то другой, а не Чехов, хотя он сочинил "Скучную историю". Ну, что особенного в том, что муж умер, женщина во второй раз вышла замуж, потом и второй муж умер? Но с тех пор, как я прочитала "Душечку", образ главной героини не давал мне покоя. Что это с ней? Или это абсолютная пустота в душе и в мозгах? Или удивительное умение любить, растворяясь в любимом человеке без остатка? Кто она, эта Оленька - положительный персонаж или отрицательный? Иногда я спрашивала людей, чье мнение мне не безразлично, что думают они по этому поводу? И оказалось, что большинство наших современников считают ее ничтожеством. Не зловредным, не опасным, но никчемным человеком. Но почему же мне никак не удавалось с этим согласиться?
Когда я мысленно "пристрачивала" канву сюжета к современности, то поняла, что сегодняшний день требует намного более бурного и динамичного действия. История, в которой у женщины один за другим умирают мужья, нынче претендует на детектив, а никак не на "лав стори" для женского журнала. К тому же - темп, темп! Я могу писать лишь о Москве - что я знаю о провинции? А столичный темп требует иного развития событий. Молодая работающая женщина, живущая в Москве, - это маленькая атомная станция, "вечный двигатель" и многофункциональная машина, успевающая, к примеру, за день сделать столько, сколько чеховская Оленька могла делать целый год. Количество получаемой информации и общения у современной деловой москвички непрерывно зашкаливает. Она живет очень быстро, в спортивном темпе и практически без отдыха-перерыва. "Свободного времени" как такового у нее практически нет. За те недолгие часы, когда она не работает, не находится в дороге, не занимается хозяйством и не бегает по магазинам, она должна проживать женскую жизнь, которая была у представительниц прекрасного пола в прошлые века - муж, любовник, дети... Отношения, страсти-мордасти... Встречи, расставания, слезы-мимозы... И на все про все у нашей современницы - ну, от силы часа три в сутки! И когда прикажете жить?
Да и мужья нынче один за другим умирают, к счастью, не часто. А ежели такое случается, то, как я уже говорила, тут явно пахнет детективом и требуется вмешательство следователей. Но ведь женская суть (впрочем, как и мужская) не так уж подвержена серьезным изменениям во времени. Иначе мы вообще не понимали бы литературных героев тех веков, когда все было иначе... Всё... Кроме самого человека.
Вот мне и пригрезилась современная чеховская Оленька. Встречи с разными мужчинами у нее происходят часто, отношений завязывается сразу много, и, таким образом, одновременно в ее душе может появиться множество чувств к разным людям. А почему бы и нет?
Вопрос в другом: положительной или отрицательной считать нашу героиню? Давайте вместе подумаем и порассуждаем. Вроде бы на первый взгляд - натуральная развратница. Бегает от одного любовника к другому, как проститутка. Но разве она берет деньги за свою любовь и нежность? Зачем ей самой все это нужно? Возможно, таковы ее представления о мире. Можно предположить, что когда-то мама говорила ей, что самое главное в этой жизни - угождать мужчинам. Во всех смыслах. Чего греха таить - я часто встречала женщин, рассуждающих подобным образом. И всякий раз охватывала тоска: господи, какие же они несчастные бабы! Жить в таком убеждении, стараться соответствовать этой науке и при этом ни с одним мужчиной не быть счастливой... Почему-то именно так часто и происходит в жизни. То ли мужчины не оценивают их стараний, то ли, что вероятнее всего, подобное поведение было поперек нутра этих женщин. Просто "мудрость" про угождение как семейное предание переходит от бабушки к матери, от матери к дочери... И по-другому несчастные бабы жить не умеют, не знают, как.
Тут и неуважение к себе, и недооценка собственной личности, и неумение слушать себя, свои желания, и пренебрежение к собственным потребностям. Кстати, в подобном случае, я полагаю, даже мужчины, которым верно служат эти женщины, не могут быть счастливыми. Ведь рядом - навсегда потухший человек с принужденной улыбкой и, говоря откровенно, не очень-то интересный. А чем, собственно, она может быть интересна? Эта женщина, как барашек, лежит на жертвенном алтаре, причем, добровольно. Какие чувства он может вызвать? Наверное, только жалость. Или равнодушие - сгорит этот, появятся другие барашки...
У подобных женщин не бывает любовников, потому что иметь любовника - плохо, это может как-то отразиться на ее муже, которому надо служить. Популярная в таких случаях фраза - "Как можно - при живом-то муже!" Ужасно бывает смешно услышать такое, так и хочется зло пошутить: "А ты его убей, если только в этом дело!". Ведь раз называется подобная причина, значит, других противопоказаний нет? То есть, рада бы гульнуть, но "при живом муже" это невозможно, ибо неприлично. Да уж, эта сентенция словнов камне, высечена в мозгу многих женщин, и, разрушая свои желания и мечты, они остаются тупо верными, полагая, что именно в этом заключена мораль.
Наверное, надо подчеркнуть, что сейчас мы говорим о тривиальных повсеместных случаях - когда "страсти-мордасти" прошли, настоящей любви нет, но люди продолжают жить вместе, ибо - семья, дети и все такое прочее... Убеждена, и это убеждение, увы, часто подтверждают жестокая статистика и всяческие опросы: огромное количество пар живет без любви. Их может связывать многое, но того самого, ради чего, собственно, мужчина и женщина испокон веков хотели быть вместе, нет. Так что будем исходить из этого печального факта.
Как же назвать этих жертвенных женщин? Давайте посмотрим на них... Нет, они уже давно не такие клуши, какими представлялись подобные жены еще лет тридцать назад. Нынче они бывают неплохо одеты, умеют пользоваться косметикой, не избегают парикмахерских... Но все это - без шика и кокетства. И если приглядеться... Руки. Вот, что их всегда выдает! Не очень ухоженные руки с плохим маникюром, а то и без него. Помилуйте, какой маникюр, когда, как ни крути, а до сих пор, даже при наличии посудомойки и самой современной стирально-сушильной машины, дел в доме много. И женщина считает себя обязанной быть очень хорошей женой, то есть угождать. Муж любит вкусно поесть - она всегда готовит его любимые блюда. Муж не выносит пыли в доме - она каждый день протирает мебель специальной тряпочкой. Ну, и так далее. Впрочем, не буду рассказывать о том, что вы и так знаете.
В наших широтах водятся некие психологи и психотерапевты, берущие на себя смелость поучать всех на свете, как жить. Поскольку по какой-то прихоти судьбы все эти "психо-специалисты" - женщины, то и советы их адресованы нам, дамам. Психологи и психотерапевты бывают, как и все прочие женщины, двух видов: феминистки и... как бы их назвать... наверное, "домостроевки".[3] Советы феминисток, в данном случае, нас не интересует. Все и так их знают: равноправие, независимость и самостоятельность женщин. В общем, никаких возражений этот набор не вызывает, если только не доходить до маразма и экстремизма: к примеру, вводить запрет мужчинам подавать женщине пальто или уступать место, ведь это якобы унижает ее по половому (или гендерному - сейчас в моде этот заграничный термин) признаку. Я, например, никогда не откажусь от такого "унижения". Некоторые очень неумные люди вообще склонны любую хорошую идею довести до абсурда и дискредитировать. Но оставим феминисток в покое. Сейчас нас интересуют "домостроевки".
Весьма интересен тип женщин-психологов и психотерапевтов (с кавычками и без). Некоторых я знала лично.
Эти женщины более-менее успешны в жизни, могут заработать себе на хлеб, правда, порой без масла, но голодными никогда не остаются. Они считаются специалистками по грамотному выстраиванию отношений с мужчинами. Кто их таковыми считает? А бог его знает! По крайней мере, так они себя позиционируют (это нынче тоже модный термин). Что ж, и в этом есть большая доля истины: книги, которые они пишут (а они непременно пишут книги!), вполне успешно продаются. Видимо, очень многим женщинам необходимы подобные пособия.
Казалось бы - что плохого? Да ничего! Кроме одной детали... Как я уже говорила, чаще всего у самих этих пишущих дам личная жизнь... скажем так... не очень. В общем, они сами никак не могут быть примерами головокружительного женского успеха в семейной жизни. Скажу страшное: некоторые вообще одиноки. Словом, я отнюдь не уверена в том, что внимающие советам этих гуру, позавидовали бы семейному и любовному "счастью" последних.
Именно эти дамы от "психологии" пошагово обучают стремящихся к счастью женщин угождать мужьям, гладить их по шерстке, вкусно кормить любимой едой, всегда быть нежной, всегда в хорошем настроении, ласковой и красивой даже после рабочего дня, учат соблазнять и кокетничать, даже если супруги в браке уже двадцать лет... Ну, и прочим, прочим пошлым банальностям, от которых у нормальных женщин и мужчин начинает ломить зубы, настолько это тоскливо и глупо.
Конечно, эти "научно-популярные" труды не имеют никакого отношения к обрушившемуся на нас валу книг, в которых рублевские "писательницы на заборе" учат молодых девушек: "Как переспать с начальником", "Как выйти замуж за олигарха", "Как женить на себе женатого с Рублевки", и наполняют книжные прилавки прочим проститутским (тут должно было быть более грубое слово) набором пошлейшей макулатуры. Всю эту гадость сочиняют отнюдь не психологи и даже не "психологини"! Последние не учат разврату и проституции. Они учат, какой должна быть женщина в понимании народной морали (иногда весьма сомнительной) и религий (где тоже отнюдь не все гладко, мягко выражаясь): быть покорной мужу, послушной, идеальной домохозяйкой, истинной хранительницей домашнего очага, тылом и опорой мужчине. Отлично! Только эта "хранительница" работает восемь часов в день, и тоже нуждается в отдыхе, заботе и внимании. Но это психологинями-"домостроевками" в расчет не принимается. Должна - и все тут! Иначе не достойна хорошего мужчины, и его непременно уведет та, которая все делает правильно и по науке.
И что у нас в сухом остатке? Душечка. Только работающая. Такое реально? Может быть, может быть... Хотя я лично подобного не встречала.
Так, запутываемся все больше? Получается, в моих глазах чеховская Оленька - отрицательный персонаж, потому что домостроевский, несамостоятельный, без собственной жизни и своего мнения, сиречь - ничтожный? А вот и нет. Кому плохо от такого ее образа жизни? Никому. Ее мужья счастливы, им с ней хорошо и покойно. Оленька с каждым из них тоже счастлива, с каждым ее жизнь обретает новый смысл, ей самой интересно жить его призванием. Так что хорошо всем. Вот это, собственно, и есть главная мысль-идея: не может быть плохим то, отчего людям хорошо, причем, не за счет других, а исключительно в своем личном, частном мире, не касающимся никого. Сколько бы ни бухтели феминистки, невозможно да и не нужно навязывать счастливым людям свое представление о правильном существовании. Живите, как хотите, а благополучных и довольных жизнью людей оставьте в покое. И не надо называть их ничтожествами! Для начала попробуйте стать счастливыми, как они. Неизвестно еще, получится ли у вас.
Казалось бы, моя позиция вполне должна удовлетворить "домостроевок". Но начинается вторая часть "Марлезонского балета". Я таки выступила в роли мичуринца, скрестив две непримиримые женские идеологии, получив некий доведенный до абсурда результат в виде героини моего рассказа, Наташи - достойной продолжательницы дела чеховской Оленьки.
Насколько мой персонаж реален? Понятия не имею, но не зря же она родилась в моем воображении. Не только Чехов тому причина. В те годы, когда я написала этот рассказ, одной из моих параллельных тем в журналистике был феминизм. Я его изучала как явление, новое в нашей жизни. Поначалу феминистки меня очаровали образованностью, деловитостью, умением самореализоваться и интересными идеями. Собственно, и по сей день я отношусь к ним весьма уважительно: а как можно не уважать тех, кто борется за твои же права? Меня смущают лишь крайности, которые нет-нет да и проскакивают в их деятельности и рассуждениях. Но в целом феминистское движение - дело полезное.
Моя героиня Наташа - вполне состоявшаяся женщина, зарабатывающая, которая совершенно спокойно могла бы сама себя содержать, в общем, быть абсолютно независимой и свободной. Мечта феминисток? Ага.
С другой стороны, Она типичная чеховская Оленька: жизнь и работу каждого из своих мужчин совершенно искренне принимает близко к сердцу, фактически живет интересами каждого из них. И как ее на всех хватает? Ну, она же современная, существующая в бешеном темпе, энергичная барышня (мечта феминисток!), ей на все хватает сил. "Но почему она их тратит на каких-то там мужчин? - возмутится некая феминистка, - вместо того, чтобы делать карьеру, влиться в общественную жизнь?!" И мы возвращаемся к тому, о чем уже говорили: кому-то от этого плохо? Кто-то несчастен? Наташа и ее мужчины идут по чьим-то головам? На все вопросы - ответ "нет". Так почему же это неправильно?
Казалось бы, "домостроевки" должны меня поддержать. Но вряд ли... Ведь у Наташи не один мужчина, а это противоречит домостроевским постулатам. И вообще - как-то неприлично все это... И опять я отвечаю вопросом на вопрос: кому от этого плохо?
Женщина, несущая радость, дарящая свет, согревающая, теплая, как оранжевое солнышко, сладкая, как оранжевый апельсин. Если ее света и тепла хватает на многих, если ее распирает от желания дарить и отдавать, если она полна любви и желания дарить эту любовь не только одному человеку, то почему, собственно, это неприлично и плохо? Не убеждена, что кто-то смог бы дать аргументированный и убедительный ответ на этот вопрос. Наташа порочна - но... почему?
Потому что, когда появятся дети, скажет строгий читатель, вся эта вакханалия может сказаться них. Как написал Михаил Жванецкий, давайте переживать неприятности по мере их поступления. Вот когда дети появятся, посмотрим. Что-то мне подсказывает: у такой натуры, как моя героиня, весь любовный пыл и желание заботиться и опекать тут же переключатся на них, на маленьких. И ее детки никогда всегда будут счастливыми, потому что у них будет удивительно любящая мама.
Желание выжить или оправдание порока?
И снова я возвращаюсь к себе - любимой. Перечитав свой следующий рассказик, я так погрузилась в мою былую трясину, что чуть было не захлебнулась горькой гадостью. Пришлось немедленно возвращаться к нынешней реальности, вытаскивая себя за волосы из тягостных воспоминаний, отряхиваться, как пес после дождя, и чуть не до визга радоваться собственному сегодняшнему положению. Да-да-да! Следующий опус - опять и снова - про меня! Это ж как женщину колбасило, что она (в смысле, я) не постеснялась выложить на всеобщее обозрение собственную историю? Впрочем, кто мог об этом догадаться, ежели и мама родная не узнала в героине собственную дочь?