День, когда для меня началась Беда, я, как и все, наверное, могу вспомнить поминутно: прямо от того самого момента, когда я проснулась в своей постели. Говорят, так же помнят 22 июня, те, кто пережил Великую Отечественную, а американцы - где они были, когда убили их президента Кеннеди. Просто это так резко разделило все на "до" и " после", что каждое событие того дня будто отпечаталось у меня в мозгу - хоть и прошло уже три года. Я вот очень четко помню, что когда я проснулась, в доме пахло жареным луком - мама готовила котлеты, а на завтрак был сыр "Пошехонский" - немножко крохкий, но с очень вкусной корочкой. А сапожки, которые я надела в тот день, были коричневого цвета, левая молния немного заедала, так что приходилось обжимать ногу, чтобы ее застегнуть, а во дворе, когда мы вышли - перед подъездом стояла "Скорая помощь", очень заляпанная грязью - первые зараженные появились уже в нашем доме, только мы тогда этого не знали.
Вообще, уже много говорили, что какая-то болезнь есть - поэтому мама и взяла меня с собой на работу. Она вообще-то хотела меня дома оставить, но я сама с ней попросилась - мне Виталик обещал пару новых фокусов с картами показать. Если бы я пошла в школу, то, наверное, и не вернулась бы оттуда. По крайней мере, я больше никого из своего класса не встречала, ни в одном анклаве, и даже здесь, в нашем родном "Пламени". Мне все же до сих пор хочется, чтобы кто-то тогда уцелел, пусть даже это будет волосатый Мирзоев, который меня пытался лапать в раздевалке.
На работу к маме я пошла, естественно, куда с большим удовольствием, чем в школу. Тем более, что как раз в тот день должна была быть контрольная по химии - а я эти валентности терпеть не могла.
Вообще, тот день у меня больше по запахам запомнился - я уже писала, как луком пахло, когда я проснулась, а потом, когда мы вышли во двор, там надо было проходить мимо кондитерской. Она называлась "Виктория", и мы все время заходили туда с мамой, там продавались очень вкусные десерты. Мне больше всего нравился тот, который назывался "Старые развалины" - с шоколадом и вишней. И вот возле кондитерской всегда так вкусно пахло свежими булочками - и в день Беды тоже. Мне, когда я запах булочек слышу, всегда то утро вспоминается - серое, холодно еще, под моими сапожками грязь подмерзшая трещит, а возле кондитерской такой запах! Сразу опять есть хочется, будто и не завтракала. Я даже стала просить маму купить булочку, но она сказала, что надо спешить, а то опоздаем. Так мы тогда булочку и не купили, я до сих пор жалею, потом таких уже никогда не было...
Машина наша не завелась тогда - может и к лучшему. Мама всегда делала круг - там хоть и движение сильнее и дальше ехать на несколько кварталов, но удобнее парковаться было. И еще там по дороге в пробку попасть можно было - а как раз с того дня, через пару часов, буквально, пробки рассасываться и перестали. Так что может мы в такую пробку бы и попали.
А потом мы вышли на улицу, и дымом запахло - это дальше по улице что-то горело, наверное, квартира. Тогда как раз пожары начинались, но их еще тушили - и в тот раз тоже, машина, красная "пожарка" мимо с "мигалкой" пролетела.
Это на машине надо было круг давать, а на троллейбусе минут двадцать ехать всего. Вот что удивительно - нам тогда никто из больных не попался, я даже укушенных не помню никого - все нормальные были, только напуганные уже довольно сильно. Говорили, правда, что это грипп такой, а другие, что нет, это атипичная пневмония, и надо срочно покупать повязки. А один дядька, толстый и краснолицый, говорил, что это все врачи специально выдумывают, чтобы народ на лекарства разводить, и паники быть не должно.
Когда мы приехали, там все спокойно было, и тоже вкусно пахло, кофе. Только у мамы в бухгалтерии народу оказалось немного, а мамин начальник, Сергей Афанасьевич, сказал, что сегодня из конторы вообще мало кто приедет - Вера заболела, Мария Петровна не отвечает, а Мирза вот как раз в пробку попал, там авария какая-то непонятная. Он еще пожаловался, что его самого дочкина белая крыса за палец тяпнула - а вот он же все равно приехал! Ну, мама его быстро уговорила, что надо в поликлинику обратиться, может и прививки от бешенства делать - он и укатил, почти сразу. Мама говорила, что он за день до Беды рассказывал, что эту крысу дочке друг подарил.
Мама кофе осталась пить, а я к Виталику пошла. Он здорово всякие фокусы показывал, и не только с картами, а и с другими предметами. Ну, и Ваську хотелось увидеть, пушистика моего. Он меня любит и всегда мурлычет, когда я к нему прихожу. Сперва-то я к Виталику зашла, тем более, что он мне нравился тогда, и я даже думала, что он на мне женится: двадцатилетний парень на пятикласснице, ага. Виталик, конечно, в своей комнатенке был. Он показал мне, как с картами работать надо, а сам своим позанимался. Только у меня ничего не получалось, так что Виталик, как всегда, сказал мне "креатив-говно", ну он всегда так говорит, даже если у самого не получается, у дылды длинной. А тут ему позвонили, он ответил, так там так орать начали - он в лице изменился, сказал мне, чтобы я его ждала, а сам ушел. Ну, а я к пушистику моему пошла.
И я когда еще подходила, то сразу поняла, что что-то плохое случилось, потому что там пахло не так, как раньше. Я же говорю, что у меня весь тот день с запахами связан. И еще как-то похоже было, будто уже это было - извините, я путано пишу. И я вспоминала, где так пахло - а потом вспомнила. Так в деревне было, когда мы к дедушке ездили. Мы тогда перед домом остановились и еще удивились, что нас никто не встречает, во двор зашли, а потом за сарай, там гудело, ну, и я сунулась, вместе с родителями. А там дедушка только-только кабана заколол, и лампу паяльную разжигал, папа тогда еще даже рассердился, что без него дед управился, мол, подождал бы меня, я бы помог. А дедушка сказал тогда, что и сам еще может любого кабана завалить, не хуже чем фашиста, тем более таким ножом, что от фашистов ему достался. Ну, так вот и пахло там тогда, за тем сараем, точно, как и здесь - тяжелым таким. Кровью пахло. И парным мясом. И еще вроде, тем самым, "креативом", короче. И тоже меня никто не встречал - как и тогда, в деревне. А Тарас Николаевич должен был бы. У меня даже ноги задрожали, и я сама даже не знаю, почему я туда пошла. А потом я увидела Ваську, и сразу поняла, что с ним все плохо. Потому что Васька раздирал своими лапами Тараса Николаевича, и мне стало ясно, что он взбесился. Наверное, Тарас Николаевич забыл клетку закрыть, у него это как то раз было уже, тогда для него это все хорошо кончилось, ну, а в этот раз - нет... Он его просто на лохмотья порвал, там все во внутренностях было, и тем, что во внутренностях, и самое страшное - Тарас Николаевич, он все еще живой был. Я это точно видела, потому что он голову ко мне повернул, и глазами моргнул. Рот раскрыл - будто сказать мне что-то хотел. А Васька тогда его лапой к полу прижал и давай его за лицо кусать. Примостился как-то поудобнее, а потом нажал своими громадными желтыми клыками - там что-то хрупнуло, и Тарас Николаевич обмяк, а я поняла, что Васька его загрыз до смерти.
Я сама не знаю, как тогда не закричала, наверное, побоялась его внимание привлечь, просто попятилась, только он все равно меня заметил, и уставился на меня своими глазищами, не моргая. Я еще вспомнила, как Тарас Николаевич, всегда говорил: "...вот Катя, смотри - у больших кошек, как и у людей, зрачки круглые, а большинство авторов все время пишет про щелевидные. Это только у твоей Мурки такие...".
Так вот, Васька смотрел на меня, а на усах у него была запекшаяся кровь Тараса Николаевича, и он даже ее не облизывал, а только на меня смотрел, смотрел, будто оценивал. Ну, вот тут я не выдержала, конечно, и закричала. И побежала от Васьки по коридору, даже не смотря, куда я бегу, лишь бы подальше, а вокруг опять пахло - свежими опилками с манежа и вообще всем этим цирковым запахом. И я бежала, и визжала, и боялась оглянуться, потому что точно знала, что Васька бежит за мной, и сейчас догонит меня и разорвет.
И когда я увидела впереди "Митрофана" - я обрадовалась, потому что хоть кто-то из взрослых появился, пусть даже и пьяный, как обычно. А то, что он пьяный - так это было понятно, потому что он всегда пьяный, когда не выступление. Его все время хотели уволить, но не увольняли никак, потому что он, как сам говорил, "лучший коверный отсюда и до Урала". Он и сейчас пьяный был, видно сразу после вчерашнего выступления пить начал, шатался, и даже не переоделся - так и шел в своих громадных клоунских ботинках, шаркая и загребая ими, даже грим с лица не смыл, только я все равно к нему помчалась, визжа во все горло: " дядя Сеня, дядя Сеня". Потому что его так и зовут, а "Митрофан" - его афишное имя. И только когда я подбежала к нему поближе, я увидела, что у него очень странный грим. И хоть сзади за мной гнался Васька, я все же остановилась, и тогда увидела, что дядя Сеня - не такой. Он обычно делает себе широкий красный рот до ушей, и в этот раз он себе его тоже нарисовал, только краска была..., ну очень похожая на..., на кровь.... А потом он раскрыл рот - и он у него по-настоящему разошелся до ушей - и стало видно, что это не рот даже, а такая громадная рваная рана. И глаза у него были жуткие: мутные, блеклые, и - неживые. И он заковылял ко мне, вытягивая руки, и я тогда поняла, что он меня сейчас схватит. Я тогда повернулась - и увидела что метрах в трех от меня сидит Васька, весь уже напружинившийся, и готовый к прыжку, а еще я поняла, и обрадовалась, что это мне снится, и просто надо проснуться, пока меня не схватил "Митрофан", или не прыгнул Васька. Я всегда просыпалась, когда мне кошмары снились - за самое мгновение до того, как упаду, или меня схватят во сне, поэтому закрыла глаза и попробовала "вынырнуть". Только оно не "выныривалось", и вообще, не было похоже на сон, поэтому я глаза открыла - чтобы как раз увидеть, как Васька прыгнул. Ему, в общем-то, три метра, как Мурке - тридцать сантиметров. Он и дальше прыгает, и выше, особенно, когда через горящий обруч. И я подумала, что это все же сон - потому что как во сне надо мной проплыло белое пушистое Васькино брюхо, медленно, плавно..., а потом кончик его хвоста больно ударил мне по глазам, и я очнулась. А за моей спиной загремело, я оглянулась через плечо, и увидела, как Васька сбил с ног дядю Сеню - "Митрофана", и рычит, и рвет его задними лапами, совсем, как Мурка мою ногу, когда играет. А дядя Сеня ..., он даже не делал попыток, хоть как-то отбиться от Васьки, а смотрел на меня и тянулся свободной рукой ко мне и все разевал и разевал свой страшный широкий рот, и щелкал зубами, а его клоунские ботинки все скребли и скребли по линолеуму, как у робота, хоть Васька его уже почти пополам перервал, а так ведь не бывает. Я тогда поняла, что случилось что-то совсем плохое... и, наверное, с Тарасом Николаевичем тоже такое случилось, и мне стало страшно, что здесь, в цирке они все такие стали. И поэтому, когда в коридоре появился Виталик, весь белый, как мел, а с ним Мурат из пожнадзора, я попятилась ближе к Ваське - я уже его не так боялась, как людей, или кто они теперь. И даже когда он меня позвал, я только головой помотала и еще дальше за Ваську отошла - он как раз с "Митрофаном" покончил, так же как и с Тарасом Николаевичем. Он, по-видимому, уже понял, куда надо укусить, чтобы э т и дергаться переставали, он вообще очень умный, Васечка.
Я глянула на него- ну, чтобы понять, как он на Виталика с Муратом реагировать будет - а он опять на них посмотрел-посмотрел, но прыгать не стал, а наоборот лег, а Виталик меня спросил:
- Катя, он тебя не укусил? Ну, "Митрофан", в смысле?
Я ответила, что нет, и заревела, и рассказала, путаясь, что тут было, а он мне сказал, что это всюду так - вот только что было сообщение, и люди умирают, а потом оживают, а если такой укусит живого - то он тоже заразится и умрет...- ну, короче, все, что теперь про Беду каждый знает. И он подошел ко мне, и обнял, и сказал, что надо отсюда уходить.
Я спросила, где мама - а он мне ответил, что она и другие живые там, в бухгалтерии. А я тогда спросила про Ваську - что, он теперь тоже умрет? Но Виталик сказал, что в сообщении говорилось, что опасаться надо крыс и собак, а кошки, вроде, не заражаются, даже если их кусают. А Васька, как амурский тигр - как раз представитель кошачьих, так что, наверное, ему ничего не грозит.
А когда мы уже выходили - Васька нас опять спас, без него мы точно не заметили бы Мику. Он наверху прятался, а когда мы мимо бы проходили - точно на кого-нибудь свалился бы. И я почему-то думаю, что он меня бы выбрал, этот шимп меня всегда не любил. А так Васька вовремя зарычал, подняв голову - и мы увидели, как Мика ползает там, в нагромождении конструкций для акробатического номера. Он видно понял, что его заметили, но все равно решил напасть, потому что перепрыгнул ниже. Я увидела, что он стал каким-то большим, а клыки у него, которые и так были немаленькими, вообще изо рта вылезли, как у саблезубого тигра, что в книжке "Волшебник Изумрудного города" нарисован. Я как-то сразу поняла, что Мика сейчас стал очень опасным, опаснее даже дяди Сени- "Митрофана", хоть мы и не знали тогда ничего про морфов. Если бы Васька его не учуял - он бы нас всех тогда убил, а не только Мурата. Только кто же мог подумать, что эти твари такие живучие: Виталик его достал, когда он пасть свою щерить начал, а он только челюстями лязгнул, кинжал перекусил - и все равно успел броситься и Мурату горло перервать, прежде чем издохнуть. Васька его уже, практически, с мертвого Мурата сорвал. А Виталик не зря, все-таки, свой номер так оттачивал - прямо в рот Мике попал. У него и правда был классный номер - "Смертельное колесо" назывался, он там с завязанными глазами ножи швырял в колесо, на котором его ассистентка Оля вертелась. Ну, глаза он понарошку завязывал, видеть то он видел - но все равно, красиво было. Только на афише смешно получилось: там на строчку "Смертельное колесо" - Виталий Банников", сверху начало слова "Аншлаг" наложилось - и получилось - Бан -Ан. Так его все "Бананом" и звать стали.
А Васька Мику только лапой тронул, и не стал рвать, а вот на Мурата, который еще дергался, рычать начал, и чем тот тише дергался, тем громче Васька рычал. Виталик тогда сказал мне отвернуться, достал еще один нож и наклонился над Муратом. Только я уже столько насмотрелась, что отворачиваться не стала - и видела, что он сделал. А Васька сразу после того рычать перестал...
...Папа тогда тоже уцелел, и смог приехать за нами, вместе с военными, уже ближе к вечеру. Виталик поехал с нами, но скоро ушел - я слышала, он теперь где-то на север. Не то в Пскове, не то в Питере. Васька ушел еще раньше, как только услышал рычание военного грузовика - словно решил, что с людьми с огнестрельным оружием ему лучше не встречаться. Может, оно и к лучшему - все же он хищник, хоть и кошачий. Я верю, что он тогда сумел выбраться из города и живет где-нибудь в лесах, а может даже, вернулся в свою родную амурскую тайгу. Пищи ему хватает - кабанов сейчас расплодилось немеряно. А охотников на них - сильно поубавилось. И хоть я тогда плакала, и звала его, но папа сказал, что на свободе ему будет лучше.
И еще он засмеялся, и сказал, что дядя Юра, ну, который с кошками работает, будет сейчас крутейшим олигархом. А Ваську надо все-таки называть правильно. Потому что он никакой не Васька, а Базилевс.