Мой приятель, который
Потом узнал, что он гей,
(Он был тогда очень молод),
Не знал, как зовут Оккама.

Он вообще читал-то
Только ноты, и кроме
Литературу по сдаче
Экзаменов в... (нет, не вспомню,
Текстильной? Мясомолочной?
Лесопромышленной?)  школе
Для тех, кто школу закончив,
Совсем в сапоги не хочет.

Тогда он использовал слово.
Возможно, что сам придумал.
Напомню, читал только ноты
И Хендрикса числил Богом.
А слово было "студийно".

Я завлекал его в гости:
Что будешь есть, моя радость?
Что будешь пить, моя сладость?
С кем будешь спать, моя прелесть?
Вино? Если красное, к мясу.
Вино? Если белое, к птице.
А если белое к мясу, 
Мясо с грибами и сыром.

Он отвечал с усмешкой:
Это же не студийно...
Студийно: "что будешь хавать,
Пельмени или пельмени?
Выжрем водки и водки,
Или водки и водки?"
Он был тогда очень молод,
Не знал как зовут Оккама.

Он был тогда очень нежен,
И я тонул в поцелуе.
А он читал Мандельштама,
И говорил что про комбик.
Да, я тонул в поцелуях,
Захлебывался стихами.
Он был тогда не со мною,
Он был мне просто приятель.

Потом он влюбился смутно,
Рыдал на полночной кухне,
Ремнём проявляя вены,
Ширялся за гаражами
Разбавленным героином
И запивал его водкой.
А что я ещё мог сделать?
Он был тогда не со мною

Потом он, кажется спился.
Я видел его однажды,
Тогда он попал в больницу,
Вестимо, с панкреатитом.
Сбежал. Приехал на вечер.
Напился и врал безбожно.
Но макияж был клёвый.

Подряд лет восемь, наверно,
Пытался ему дозвониться,
Но номер был недоступен,
Но номер был недоступен,
Но номер был невозможен,
Потом перешел к другому
Новому человеку
Поскольку давно потерян.