Распахнув уличную дверь и впустив солнечный свет в лавку, юноша растерянно замер на пороге и задумался. В "Голубиную башню" снаружи проникнуть было невозможно: на поверхности двери, прилегающей к стене башни практически без зазора, ручка отсутствовала. Серьезных повреждений на глиняной обмазке Гарман тоже не обнаружил, из чего сделал несколько простых умозаключений.
Впервые за столько лет он вполне мог забыть задвинуть засов и запереть дверь лавки. Это казалось немыслимым, но исключать подобную оплошность не следовало. Подмастерье был чересчур увлечён, наблюдая, как учитель с другом возятся с ключом, поэтому спешил как можно скорее покинуть хранилище и вернуться в мастерскую. Во-вторых, вчера ночью он крепко уснул, чувствуя сильное недомогание, и мог не услышать шагов вора по мастерской. В-третьих, выкрали единственную важную ценность - ключ бедуина.
Ничего хорошего предстоящий день не обещал: бросить лавку в начале дня было нельзя, разве что запереть ненадолго под благовидным предлогом на время молитв. Ситуация требовала немедленных действий, ведь гость учителя в любой момент мог вернуться и потребовать шкатулку с содержимым. Мальчик всерьёз опасался грозного воина пустынь и очень не хотел подвести Ахмеда, которого искренне почитал. Оставался только один выход - воссоздавать ключа по эскизам и гравюрам, оставшимся в мастерской, и, по возможности, делать дубликат быстро. С мечети зазвучал голос муэдзина [6], и Гарман, закрыв дверь изнутри на мощный засов, помчался за рисунками.
Молодой заратуштриец не отличался особой религиозностью, но связь с семьёй моханди поддерживал, посещая единоверцев в праздники, когда его отпускали. Учитель не был истовым верующим, хотя три десятка лет прожил в Йезде, поэтому младшего ученика тоже не принуждал следовать заветам пророка. О своей родной религии парс по рождению Гарман Араминан, как было указано в его карточке, знал лишь по рассказам членов общины.
В понимании юноши, основу жизненной философии последователей учения Заратуштры составляли внутренние убеждения, требующие от человека единства слова, мысли и дела. Такое восприятие жизни исключало сомнения, во многом экономило время, позволяя всегда быть в ладу с собой и окружающим миром, пусть иногда враждебным и несправедливым. Гарман старался, в меру своего разумения, соответствовать личным представлениям о том, каким должен быть истинный парс. Доводя до конца любое дело, не опасаясь вновь и вновь переделывать то, что, по его мнению, не соответствовало идеалу, он совершенствовал свое мастерство, неизменно радуя старого учителя.
Подмастерье разыскал в мастерской чертежи и чеканку с орнаментом, подобрал заготовки для гигантского ключа, сделал метки и вернулся в лавку с твердым намерением сначала дождаться клиентов, а после взяться за дело. Английская леди с сыном, почти ровесником Гармана, уже ожидала у дверей лавки.
- Приветствую тебя, юный друг! - оказавшись в лавке, женщина с удовольствием скинула с головы черный хиджаб[7], привычным жестом поправив светлые вьющиеся волосы.
- Как дела? - стараясь выговаривать английские слова правильно, поприветствовал посетителей юноша.
- Невыносимая жара! И как только местные женщины не задыхаются в этом неудобном одеянии!
- Думаю, это дело привычки.
- Гарман! Как будет на фарси слово "задохнуться"?
Юноша ответил, после чего отдал леди её ключи. Ему было жаль расставаться с такими приятными и дружелюбными людьми. Англичанка привезла сына в Йезд под конец путешествия по Ирану, где они месяц практиковались в изучении местного языка. Заодно и молодому мастеру удалось подучить английский в коротких диалогах с британскими туристами. Женщина казалась ему очень красивой и доброй, похожей на мать, которую он помнил очень смутно. На прощанье путешественники подарили парню небольшой атлас мира с превосходными красочными картами и, пожелав всех благ, покинули лавку.
В этот день больше никто не появился, и Гарман, едва дождавшись вечерней молитвы, запер дверь и ушел в мастерскую. Не разгибаясь до самой ночи, напрочь забыв о своей лихорадке, он пытался сделать заготовку для ключа. Молодой чеканщик был в отчаянии - получалось плохо, требовался другой материал. Рано утром пришлось отправиться на другой конец города к кузнецам, чтобы подобрать что-нибудь более подходящее.
Кузницу ему приходилось посещать часто: учитель был старинным приятелем кузнеца-иорданца. Мастера нередко подбрасывали друг другу заказы и всегда помогали то материалом, то инструментом. Благодаря многолетнему общению с кузнецом мальчик сносно знал арабский язык, хотя писать на нем не мог. Разговорная практика пришлась весьма кстати, "Голубиную башню" посещали клиенты, изъясняющуюся чуть ли на десятке разных языков. Но встретить в Йезде человека, не знающего фарси, арабский или английский хотя бы на примитивном уровне ключнику пока не довелось.
Стремительный утренний город ослеплял ярким красками, оглушал смешением звуков, отчего юноше делалось неуютно. В центре сновали машины, наперебой сигналя друг другу и пешеходам, беспорядочно перебегающим улицы во всех направлениях. Юного мастера то и дело толкали люди, куда-то отчаянно опаздывающие. Несмотря на долгие годы, проведенные в Йезде, Гарман так и не привык к городской суете. По мере возможности избегая шумных и людных мест, он больше всего ценил тишину мастерской и время, проведенное за работой над каким-нибудь интересным и сложным заказом.
Добравшись до кузнечной мастерской, юноша застал там кузнеца, беседующего с солидным мужчиной в европейском костюме и тёмных очках. Обрадованный иорданец немедленно бросился к Гарману со словами:
- Как хорошо, что ты здесь, брат мой! Я как раз собирался идти к Ахмеду и просить его о помощи, - кузнец показал чеканщику несколько цветных фотографий бронзовой позолоченной маски, инкрустированной крупными самоцветами и украшенной затейливым орнаментом. - Уважаемый клиент желает заказать качественную и очень точную копию этого изделия.
- Я должен отнести заказ учителю?
- Да! Прошу тебя, передай ему этот срочный и ответственный заказ. Увы, сам я не в силах исполнить столь тонкую работу без огрехов. - Кузнец не кривил душой - он действительно почитал Ахмеда, как высококлассного специалиста в чеканке, современном слесарном искусстве и ювелирном деле.
Старый чеканщик был левшой, опытным мастером, и, несмотря на преклонный возраст, обладал острым зрением и твердой рукой. Кузнец один из немногих видел его за работой. Недавно им пришлось совместно восстанавливать для местного коллекционера тонкую крышку золочёной шкатулки, раздавленной каменной глыбой во время землетрясения.
Гарман не собирался рассказывать о недуге учителя и обрадовался, что опередил иорданца, придя к нему первым. Не имея возможности отказать в просьбе, он принял из рук неразговорчивого незнакомца довольно внушительную сумму в долларах, уточнив некоторые детали:
- Когда заказ должен быть готов?
- К концу недели, - ответил кузнец, поглядывая на клиента, стоящего чуть в стороне и недоверчиво наблюдавшего за юношей.
- Нужна только бронзовая основа, позолота и камни не нужны, - прервал молчание незнакомец. Его хриплый голос звучал неприветливо и почти угрожающе. Ткнув пальцем в фотографии, мужчина проговорил: - Смотри, здесь изделие отполировано идеально. Чтобы было выполнено также качественно.
Гарман кивнул, взяв фотографии и нужный материал для маски. Затем они с кузнецом подобрали подходящую по размеру медную трубку для ключа, и юноша поспешил покинуть кузницу, размышляя лишь о том, как быстрее приступить к изготовлению дубликата.
В этот раз дело пошло лучше, и к вечеру юному чеканщику удалось сделать неплохую заготовку. Днем в лавку забежали туристы с документами и ключами, собираясь уезжать на север страны на несколько дней. Наконец, появился гончар Хамид, которого Гарман с нетерпением ждал, и забрал у юноши письмо для брата.
К началу следующего дня основа для ключа была готова, оставалось отчеканить узор и надписи. Отдыхая от работы над копией, мальчик рассматривал снимки маски, сделанные в разных ракурсах и чем-то напоминавшие фотографии из музейных альбомов. Ему казалось, что подобные чёрно-белые изображения он видел в одной из книг библиотеки учителя.
Женщина, с которой делали маску, казалась погружённой в сон. Тонкие черты вытянутого лица, острый прямой нос и выразительные скулы не имели ничего общего с внешностью местных женщин. Видимый на фотографии фрагмент головного убора или, возможно, короны, украшенной драгоценностями, требовал особого внимания. На выступающей части короны шириной в три пальца был отчеканен сложнейший рисунок с изображениями не то собак, не то волков. Собаки у зороастрийцев - священные животные, но таких, как на маске парень не видел даже у членов общины, державших в своих домах собак разной породы.
Здесь действительно требовалась тонкая и весьма кропотливая работа. Осторожный кузнец не зря отказался, а вот Гарман подвернулся не вовремя. Но ученик интуитивно чувствовал, что рассказывать об учителе, бедуине и проблемах с ограблением лавки не следует. Придется делать маску - за работу уплачены немалые деньги, да и репутацию уважаемого Ахмеда портить никак нельзя.
Полученные от аренды крючков в лавке деньги, ученики аккуратно складывали в старинный сейф, вмазанный в стену мастерской, предварительно записывая на листке полученные суммы денег. Гарман иногда подозревал второго подмастерье в некотором лукавстве, но никогда не рассказывал об этом учителю. Сам он был предельно честен с человеком, который старательно учил его всему, что знал и умел. Единоверцы в общине много и часто рассуждали о благих мыслях и поступках, присущих последователям Ахура Мазды. Но молодому мастеру казалось, что так и следует жить любому человеку, независимо от наличия или отсутствия какой-либо веры.
Грааль бедуина приходилось наполнять уже в пятый раз, хотя чаша имела довольно большой объём. Видимо учитель, просыпаясь пока юноша отсутствовал, утолял мучившую его жажду. Выглядел спящий Ахмед хорошо, дышал ровно, только странные шрамы на лбу, у самых корней седых волос, производили устрашающее впечатление.
В Йезд учитель приехал три десятка лет назад, как и Гарман учился ремеслам, много и тяжело работал. Потом вышло так, что он остался в "Голубиной башне" за старшего. Ахмед всегда жил в этой стране один без родных и близких, лишь иногда к нему издалека приезжали гости, которым он оказывал самый лучший прием. Больше о нём ничего известно не было. Где жил раньше и кем был учитель до этого, оставалось тайной, а ведь старику исполнилось никак не менее семидесяти лет.
Укладываясь поздно ночью спать, юноша услыхал тихий шёпот. Он подошел к учителю и понял, что тот разговаривает во сне. Часть слов на фарси удалось разобрать, но некоторые фразы на языке, напоминающем арабский, так и остались непонятыми - этого диалекта Гарман не знал. Речь шла о какой-то пещере и горящих факелах, об огненных фонтанах, вырывающихся из-под содрогающейся земли.
Сжимая руки в кулаки, старик метался на жёсткой подстилке и, перейдя на неизвестный мальчику язык, как будто плакал и просил о пощаде. На висках учителя выступили крупные капли пота, собиравшиеся в тонкие ручейки и медленно стекавшие по морщинам. Снова перейдя на фарси, он уговаривал кого-то бежать, но, судя по всему, спастись из адского пламени удалось лишь ему одному. Часто повторялось имя Салим - так учитель обращался к бедуину, копию ключа которого юный мастер не выпускал из натруженных рук уже трое суток.
Ученик решил, что таким странным образом на спящего действует вода из грааля, но нарушать инструкции и поить старика обычной чистой водой он не решился. Исполнительный юноша никогда не перечил старшим, искренне любил и уважал учителя, несмотря на его суровый нрав.
В конце концов, старик затих, а у Гармана сон как рукой сняло. Долив воды к остаткам жидкости в чаше, он зажег масляную лампу и, старательно воспроизводя рельеф, продолжил кропотливо наносить рисунки и надписи на ключ, беспрерывно меняя выколоточные молотки и чеканы.
Наконец, одна сторона дубликата была почти закончена. Оставалось скопировать с имеющейся гравюры орнамент на обороте ключа и отчеканить изображения. Оставалась проблема - подлинный ключ выглядел более тёмным, но точно определить состав сплава им с учителем так и не удалось.
Известные чеканщикам технологии старения металла, применяемые мастерами калямзани, в данном случае могли не сработать. Поэтому Гарман решил, что после окончания работ он попробует несколько раз медленно прокалить и остудить изделие, а после завернуть в смоченную особым составом ткань. Однажды такой метод помог успешно завершить реставрацию кинжальной рукояти и получить нужный оттенок.
К концу следующего дня перед мастером лежал дубликат ключа, заботливо смазанный маслом и плотно завернутый в верблюжью шерсть. Напряжение немного отпустило юношу, но предстояла непростая работа над заказом кузнеца.
В часы молитвы парень закрывал лавку и бегал в библиотеку, пытаясь найти хоть какую-то информацию о происхождении женской маски. Он помнил, что в одной из книг видел черно-белые фотографии с изображениями предметов одежды, украшений, оружия, масок и всевозможной домашней утвари. Наконец, нужная страница нашлась, но удивительная маска с цветных фотографий кузнеца ни на что не походила ни на одно изображение. Три имеющихся в наличии фотографии маски в разных ракурсах напоминали те, что часто делают коллекционеры для аукционов - высокое качество снимка, нейтральный тёмный фон и хорошее освещение.
Отчаявшись разгадать с помощью музейных альбомов принадлежность раритета к какой-либо культуре, Гарман принялся за дело. Взяв инструмент и бронзовые заготовки, молодой мастер погрузился в работу. Маска на фото была покрыта позолотой, а видимый фрагмент головного убора украшали самоцветы или драгоценные камни без огранки. Перед учеником стояла важная задача: воспроизведение тонкой основы для лицевой посмертной маски женщины с необычайно красивыми чертами лица.
Учитель иногда разговаривал во сне, но больше ни одного слова разобрать не удалось. Гарману вдруг подумалось, что бедуин мог что-то подсыпать в обычную на первый взгляд жидкость без вкуса и запаха. В первый же день он попробовал кончиком языка воду в граале, но ничего особенного не почувствовал. Для юноши оставалось загадкой, как могут сохраняться целебные свойства жидкости, если постоянно добавлять чистую воду в полупустую чашу.
Два тяжелых изнурительных дня прошли в работе, заботах об учителе, лавке и клиентах. Изготовление маски потребовало от юноши титанических усилий, но привычному к кропотливому ручному труду чеканщику терпения было не занимать. Молодой мастер испортил два листа бронзы на плите, но в результате заготовку удалось вытянуть и сделать поверхность практически идеальной.
Долго пришлось провозиться и со смолой, чтобы добиться требуемой пластичности. После получения нужной формы заготовки над рельефом пришлось немало потрудиться. Гарман аккуратно и кропотливо выстукивал каждый фрагмент то на свинце, то на дереве, иногда используя песочную подушку.
Наконец, работа над маской была завершена. Взяв свой личный чекан, Гаруша отбил едва заметную метку мастера на внутренней стороне изделия, тщательно отполировал её и покрыл защитной смазкой. Бережно обернув свое творение в несколько слоев ткани и плотную бумагу, под покровом темноты он поспешил отнести маску кузнецу.
- Всевышний даровал Ахмеду великий талант! - искренне восхищался иорданец великолепной работой, осматривая маску со всех сторон.
- Мне выпала большая честь обучаться ремеслу у такого мастера, - соглашался смертельно уставший юноша.
- Это достойно лучших музеев мира! Поверь, я знаю, что говорю, - не успокаивался довольный кузнец.
Гарману, обеспокоенному состоянием учителя, не терпелось тут же вернуться домой, но ради соблюдения приличий требовалось поддерживать беседу с кузнецом. Смущаясь и не зная толком, как себя вести, чтобы не выдать своё участия в создании маски, юноша терпеливо выслушал непривычные для его слуха восторги и поспешил уйти.
В мастерской ученик еще раз осмотрел ключ - после обработки его удалось сделать существенно темнее. Оттенок практически совпадал с оригиналом, и, по мнению юноши, кроме него самого, бедуина и Ахмеда вряд ли кто-то ещё смог бы отличить дубликат от оригинала. Следуя наставлениям учителя, на внутренней части кольца он привычно поставил чеканом свою метку.
Ахмед считал, что множество незримых нитей, протянутых от творения к рукам мастера, будут поддерживать талант и силы ремесленника. Гарман был человеком весьма практичным, поэтому относился к философским рассуждениям учителя скептически. Однако, своё мнение вслух не высказывал и персональные метки на всякий случай ставил на всех изделиях и копиях.
Ученику не раз приходилось наблюдать, как сосед-гончар также метит собственные творения личным значком, напоминающим стрелку. Вероятно, все ремесленники в Йезде, а может и во всём мире, клеймят свои изделия. Значит, и ему следует поступать также.
Положив новый ключ в шкатулку, молодой мастер торжественно поместил её на полку в лавке, откуда раритет загадочно исчез несколько дней назад. Вернувшись в мастерскую, Гарман убрал всё, что могло выдать его бурную деятельность по изготовлению дубликатов. Едва держась на ногах от переутомления, юноша наскоро перекусил подсохшей лепёшкой и рухнул, как подкошенный на свою циновку.
Бедуин вернулся глубокой ночью, когда старик и мальчик крепко спали. Неслышно ступая, он осторожно прошел в лавку с зажжённой лампой в руках, взял с полки шкатулку, открыл её и извлек ключ. Оценив высокое качество работы, он положил дубликат на место и прошел обратно в мастерскую. Способность передвигаться бесшумно позволила путнику, никого так и не разбудив, спокойно улечься на пол рядом с Ахмедом и забыться сном. До утренней молитвы оставалось несколько часов.
[6] Муэдзин - служитель мечети, призывающий мусульман на молитву
![iran_craft_forging []](/img/s/shtorm_z/003/2iran_craft_forging.gif)
![chasing_craft []](/img/s/shtorm_z/003/2chasing_craft.gif)