Дождь стекал струйками по стенам старого старого дома одиноко следившего за жизнью соседей.. А вот и он сам: 3 комнаты, прихожая, коридор, кухня. Первая комната небольшая: в углу стоит старый драпированный диван, насквозь пропитанный грязью, блохами. Бедный диван он настолько осквернен, что выцветшая драпировка выглядит неряшливо и грубо. Сама комната состоит из двух окон, одно из которых выходит в опустевший осенний сад, другое - в менее приятный позаброшенный двор. Тишина, как будто бы все кругом вымерло, лишь изредка слышится стон, доносящийся из дома. Две остальные комнаты ничем не отличаются от предыдущей своей обстановкой, тоже пропитаны смородам и ветхой мебелью. В одной из них промеж всего выделяется старинная икона Божьей матери в золотой раме. Коридор со вздутыми от влажности обоями и затертым половичком ничем не примечателен. Покой дома тревожит толпа ребятишек собравшихся у ворот дома. Слышаться их громкие, но еще детские голоса, но через некоторое время они разбредаются кто куда во двор дома входят двое: мальчишка лет 15-ти ,рыжеволос и конопат, и девчонка года на два его младше на вид- миловидная. У мальчика красивые зеленые глаза, которые выразительно очерчивают контуры бледного лица, он не высок, очень сутул, отчего при ярком дневном свете можно увидеть небольшую выпуклость на костлявой спине подростка. Лохмотья едва укрывают молодое тело его от наготы, и это делает подростка еще более жалким. В руках он держит потертую шапку с мелочью - нищенствует. Девочка, кажется еще прозрачнее, чем мальчуган, лицо усталое, спутанные клоки волос собранны в неряшливый хвостик на затылке какими-то тряпками. Под каре-зелеными глазами синяки, сами глаза -неподвижны. Хотя поношенная одежда ее менее потрепана, чем у мальчугана, но от нее тоже веет смородам. Они, взявшись под руку, входят в дом, дверь которого оказывается незапертой, проходят по узкому коридору в первую комнату. Тут все по прежнему лишь со стороны кровати доносится чей-то отчетливый стон. Девочка подходит первая, откидывает какие-то лохмотья и на диване виднеется дряхлое сухое тело старика.
-Василий Григорьевич, вам плохо, - вежливо спрашивает она
-Да дитя мое, отжил я уже свое,- кивает аккуратно постриженной головой старик.
-Может вызвать скорую,- теребя потертую шапку в руках, подходит к дивану и мальчуган.
Он протягивает горстку монет старику и лекарства, которые достает из-под двойного дна шапки.
-Вот возьмите ,- говорит он.
-спасибо вам деточки,- грустно говорит немощный старик,- А как же вы?
- Вы главное выздоравливайте, а мы ничего, еще "заработаем, правда Альберт,- говорит девочка.
Мальчуган молча кивает головой, по-видимому, он не очень разговорчив.
-Ничего страшного, переживем!- говорит закашлявшись старик,- главное что у нас есть воля!
Василий Григорьевич еще в юности по глупости угодил в ряды зэков на 15 лет за групповое убийство. Потом вышел, но жизнь установила новые барьеры, и второй срок мужчина уже не боялся. На волю вышел он побитым стариком, хотя ему только исполнилось 48 лет. Жизнь не сложилась и на личном фронте, детей нет, семьи нет, так случайные женщины. Кто знает, как бы сложилась жизнь этого человека, не попади он в ряды уголовников, возможно, это был бы на редкость образованный мужчина. С детства Василия Григорьевича тянуло к живописи, литературе. С 18-ти лет начал писать он свои картины . Они получались у него болезненные жизненные словно рожденные в муках. Как человек, большую часть жизни проведший за решеткой он очень любил волю и дорожил ей, несмотря на то что последние годы свои жил в разрухе и нищете.
"Лучше жить на дне, но на воле, нежели в достатке, но в рабстве"- часто говорил он своим юным гостям.
Раньше он стоял около ребят в переходе и торговал сам своими картинами, сейчас он уже больше этого делать не мог, прогрессирующая астма с каждым днем давила его все больше и больше.
Дети сами познавшие порабощение в интернате, оба из неблагополучных семей, привязались к старику, прислушивались к его мнению и помогали ему, чем могли. Пытаясь научить ребят жизни, старик рассказывал им тюремные байки из своей нелегкой жизни, конечно немного приукрашивая их, чтобы не было так страшно. Примерно через месяц Василий Григорьевич умер. На похоронах присутствовали его дальние родственники охотившиеся за наследством с злобными лицами, и лишь в сторонке искренне плакало двое ребят Альберт и Лиза. Бросая последний комок земли в могилу, дети шепотом благодарят старика за все, а больше всего за глоток воли в их сердцах.