1. Инсульт выбил у пациента 70 процентов зрительной зоны правого полушария, в силу чего пациент практически перестал видеть всё, что находится у него с левой стороны. Применение лекарственных средств позволяло поддерживать оставшиеся 30% левостороннего зрения. По прошествии нескольких лет было обнаружено, что левостороннее зрение у пациента исчезло практически полностью, за каким-то небольшим остатком. Возник вопрос о причинах этого. Выяснилось, что пациент, так как левой стороной видел плохо, старался смотреть на всё правой стороной. Естественно, что отсутствие тренировки левостороннего поля зрения привело к дегенерации тех остатков его, которые сохранялись после инсульта. Было предложено пациенту начать тренировать левостороннее зрения. Сущность тренировок заключается в том, чтобы смотреть на объекты левой стороной и фиксироваться на том, что пациент видит. Цель состояла в том, чтобы ввести тренировки в повседневное поведение человека. Например, когда он смотрел телевизор, то он старался смотреть правой стороной. Теперь следовало смотреть левой. Пусть это будет что-то серое, во всяком случае, различимое от темноты. Следует фиксироваться на этом сером и рассматривать его. И, соответственно, выработать у себя привычку смотреть левой стороной. Разумеется, успех восстановления здесь зависит от настойчивости и усилий воли со стороны пациента в проведении тренировок. Самыми трудными являются тренировки начального периода, когда положительные сдвиги в восстановлении зрения незаметны. Однако по прошествии времени накопление "бесконечно малых" позитивных изменений превращается уже в отчетливо ощущаемую величину, и у пациента возникает уверенность в том, что он способен посредством тренировок восстанавливать зрение. Обычно процессы восстановления этого рода, в зависимости от усилий и адекватности тренировок пациента могут происходить быстрее или медленнее, но в любом случае, особенно у пожилых пациентов, это может занять несколько лет тренировок. Критерием правильности и эффективности тренировок являются систематические проверки, в данном случае, левостороннего поля зрения. Проверки осуществляются обычным способом и в домашних условиях: берутся два предмета, например, две столовые ложки. На одной, расположенную по центру поля зрения, пациент фокусирует взгляд. Вторая ложка вносится в поле зрения с его внешней стороны и её появление пациент фиксирует боковым зрением. Правильность и эффективность тренировок подтверждается расширением видимой части "слепого" поля. Обычно оно наблюдается уже после первых тренировках, однако расширение поля происходит медленно, с отступлениями, но в целом динамика положительная. Длительные и упорные тренировки обычно приводят к весьма удовлетворительным результатам.
2. После инсульта пациент "забыл" названия предметов, в силу чего лишился возможности высказывать что бы то ни было. Речь пациента была искаженной, но через несколько лет искажения уменьшились, однако произвольные высказывания для пациента остались практически недоступны, хотя в автоматическом режиме, когда пациент не контролировал свою речь, его высказывания были достаточно понятными. Зная за собой этот недостаток, пациент старался не говорить вообще. Другими словами, всегда, когда его о чем-то спрашивали и он должен был отвечать, первое, что с ним происходило, это мысль: я не знаю слов, я не могу говорить. Малейшее нервное напряжение делало для него высказывания невозможными.
На вопрос, понимает ли пациент то, что ему говорят, от ответил, что понимает. Когда ему говорят слово, он "вспоминает" его значение. А это означало, что части мозга - хранители слов и их значений, сохранились, что переход от слов к их значению у пациента происходит нормально. Ненормальным является переход от значений к словам, их обозначаемым.
Очевидно, что едва ли не всякому человеку известна ситуация невозможности извлечения слова, когда человек знает, что знает слово, но "не может его вспомнить". Для целей воспоминания он может применять различные приемы, в том числе ассоциативные, и в конечном счете обычно знак значения человеку удается воспроизвести. При этом особенностью всякого этого рода "затыков" является опережающая воспоминание слова испуганная мысль-утверждение: "Я не могу его вспомнить". Как только возникает эта мысль, связанная с сомнением в знании слова, попытки произвольного его воспроизведения становятся невозможными, воспроизведение слова блокируется. Это говорит о том, что слова и их значения принадлежат непроизвольной части человека, его полушарию, специализирующемуся на непроизвольных функциях. В то же самое время любое произвольное действие, точнее, его программирование, осуществляется доминирующим полушарием. А так как бессознательная часть непосредственна, то она воспринимает соответствующие мысли ведущего полушария как программу действий для себя. И блокирует доступ к словам. Речь, т.о., идет о неврозе, обусловившим нарушение синхронизации работы полушарий друг с другом. И здесь же становится ясен способ взаимодействия полушарий, как он наблюдается на субъективном уровне. Ведущее полушарие управляет ведомым посредством команд, которые ведомое воспринимает непосредственно и выполняет их. Здесь возникает еще множество многоразличных вопросов, но, во всяком случае, это обстоятельство должно быть зафиксировано как закон, выражающий на субъективном уровне отношения между полушариями. Кстати говоря, два слова не по теме. Во время болезни, в период неподвижности, когда Эриксон когда Милтон Эриксон мог только наблюдать и слушать, он заметил, что его сестры могут говорить "нет" в смысле "да" и "да" в смысле "нет". В этом случае мы имеем проявление отношения, противоположное указанному "да"-"да", "нет"-"нет". Т.о., мы имеем дело с переворачиванием смыслов высказываемых терминов на противоположные. Очевидно, что этот приём должен применяться в условиях запрета на соответствующий ответ сверхсознанием, каковая его реакция определяется обществом. Человек всегда член какого-то общества, и одной ногой он стоит в обществе, другой - в своем индивидуальном, автономном существовании, и всюду, где имеет место доминирование общественного мнения, противоречащее ему индивидуальное скрывается под маской общественно приемлемых утверждений. И существуют критерии, которые позволяют приёмнику определить по тону, каким нечто утверждается, о прямом или противоположном значении слов.
Пациенту был задан вопрос, как он думает, словами или как-то иначе. Пациент ответил: словами. А это означает, что когда пациент думает про себя, он использует внутреннюю речь, и с внутренней речью у него проблем нет. Пациент сказал, что всё начинается в том самый момент, когда ему необходимо что-то высказать вслух. Именно в этот момент блокируется работа мозга. В целом очевидно, что это - последствия ранее пережитого пациентом стресса. Можно говорить о существующей у пациента фобии высказывать свои непосредственные импульсы, что связано с тем, что именно непосредственное выражение им своих импульсов и настаивание на них в его "предшествующей жизни" привело к длительному и безвыходному стрессовому состоянию, разразившемуся в конечном счете инсультом как способом избавления от стресса "без исхода". Собственно, этим и объясняется сегодняшнее поведение пациента, который "боится сказать", которое оказалось генерализованным на всё его поведение потому, что его жизненная стратегия потерпела фиаско во всех отношениях, оставив его в жизни практически ни с чем.
Но это - его внутренняя рана. То же, с чем мы непосредственно имели дело - это неспособность его перехода от внутренней к громкой речи. Самое первое, что следовало сделать, это приложить усилия к торможению существующего у него ставшего инстинктивным рефлекса торможения субъективного автоматизма чувственного отношения к реальности.
Чем характеризуется внутренняя речь. Она характеризуется двумя формами. Одна форма - это внутренняя речь как явление сознанию. Она возникает как данность, появляется как бы ниоткуда и в этом смысле носит насильственный, директивный характер. Она есть данность чувственной жизни человека и от человека не зависит. Она может травмировать человека, может оказывать на него какое-то иное чувственно-эмоциональное воздействие. Она - реальность внутренней чувственно-эмоциональной жизни человека. Вторая форма внутренней речь - это разговор пациента с самим собой про себя. В этом разговоре пациента с самим собой устанавливается связь между его познающей, рационально-духовной частью и познаваемой, инстинктивной, чувственно - практической реальностью. В этом отношении человек познает своё собственное содержание как реального, чувственно - практического, "материального" существа. В свою очередь, внешняя речь пациента также может представлять собой разговор пациента с самим собой, и это роднит, делает тождественными две формы речи - внутреннюю и внешнюю. По своему функциональном назначению они тождественны и не отличаются друг от друга. Всё различие между ними состоит единственно в том, что при внутренней речи не включаются механизмы громкой речи в работу. Различие между ними можно представить себе как отношение между управляющим сигналом и его усилением. Управляющий сигнал слаб, усилитель же заставляет работать механизмы на их рабочую мощность. Управляющий едва затрагивает рабочие механизмы. Возникают микродвижения языка, голосовых связок, дыхательного аппарата и т.п. Но для того, чтобы возникла громкая речь, должен существовать усилитель управляющих сигналов, то есть должен существовать особый, механизм, чем механизм внутренней речи, и сбой у пациента связан с запуском именно этого усилителя, последствием запуска которого является, соответственно, блокировка сигналов управления, и в результате этого возникает неспособность произвольной внешней громкой речи.
Что такое громкая речь, когда человек говорит сам с собой: так же точно, как и во внутренней речи, в громкой речи этого вида пациент ни на что внешнее ему не действует, и, следовательно, он не может ожидать ответного действия на себя. В то же самое время, громкая речь уже воздействует на окружающую среду, просто пациент не ожидает ответов внешней среды на свою громкую речь, и поэтому может вполне расслабиться, может быть совершенно спокоен.
Положение совершенно изменяется, когда громкая речь имеет своего адресата. В этом случае пациент уже ожидает ответной реакции на свою речь, и это вызывает в нём напряжение и блокировку, если у него возникло фобическое отношение к внешней среде. Нам нужно было придать уверенности пациенту в том, что он может произвольно говорить. Для этой цели ему было рекомендовано говорить с самим собой вслух и слушать то, что он говорит, то есть обеспечивать обратную связь с самим собой.
Какова цель этой цепочки?
Что происходит, когда пациент в своей речи обращается к адресату? В нормальном случае по отношению к адресату человек продолжает оставаться в единстве (наедине) с самим собой, по отношению же к адресату он выступает в качестве наблюдателя. Адресат - это вне его существующий объект, по отношению к которому человек удерживает дистанцию. Он не теряет связи с собой, он автономен, он отделен от внешнего объекта и не допускает проникновения внешнего объекта в себя, в свою собственную внутреннюю субъективную реальность. Совершенно иное положение в случае фобического отношения к адресату. Существующая фобия переводит сознание на низший уровень, пациент теряет ориентировку в своем субъективном пространстве и времени, и, следовательно, также и связь с реальностью потому, что у него теряется способность удерживать, сохранять дистанцию между собой и реальностью. И как только у него срывается эта защита, обеспечивающая его дистанцию по отношению к окружающему, окружающее врывается в его субъективную реальность и становится частью её. Человек оказывается замкнут внутри своей субъективности, он лишен возможности объективирования относительно внешней среды. То, что внешняя среда ворвалась в его субъективную реальность, вызывает в нём чувство беззащитности перед ней. У него остается только страх, который либо зажимает его, выступает в качестве стопора возможных реакций, либо же, напротив, ведет к проявлениям его крайних раздражений относительно среды, что, впрочем, одно и то же, поскольку порождает один и тот же результат: неспособность делать что бы то ни было на произвольном, сознательном уровне. А это означает, что у пациента крайне ослаблена связь с самим собой, он заражен вирусами внешней среды, которые разрушают его систему самоуправления. Система самоуправления у него больна, и задача состоит в том, чтобы по возможности восстановить связь пациента с самим собой, а это нельзя сделать иначе, как только вытесняя, уничтожая проникшие в сферу субъективности пациента вирусы. Вот поэтому пациенту и было рекомендовано говорить с самим собой вслух. В этом отношении человек становится зеркалом для самого себя, он познает себя, своё содержание и у него укрепляется связь с самим собой. Он начинает постепенно различать то, что принадлежит ему, что есть он, и то, что не есть он, какие-бы функции это внешнее в нём ни выполняло. И это и позволяет пациенту настаивать на своём, то есть не терять связи с собой. А мы видели, что затруднения пациента в выражении адресной громкой речи связано с ослаблением связи с собой. Человек опосредован самим собой, он двойственен. Зеркало, в которое человек смотрится, это он сам, и задача состоит в постоянном приведения соответствия зеркала человека с ним самим.
В норме, говоря с другими, человек в то же самое время продолжает говорить с самим собой.
То есть у человека постоянно идет внутренний диалог с самим собой, и внешние воздействия накладываются на диалог человека с собой, или, напротив, человек диалог с собой накладывает на внешние воздействия, и в этом и заключается процесс сознания и осознания человеком себя, и этим обеспечивается опора человека на себя.
116. Доминирование внешней среды в диалоге указывает на дезориентацию человека, переход его в гипнабельное, сверхвосприимчивое к внешним раздражителям состояние, в основании которого в конечном счете всюду в естественных отношениях человека с внешней средой лежит инстинкт страха. Т.о. происходит изменение его сознания, которое заключается в том, что с внешностью смыкается, то есть становится доминирующим его бессознательное, сознание же оказывается вытесненным на место бессознательного. В этих условиях максимально повышается восприимчивость человека к воздействиям. Милтон Эриксон говорил: мой голос останется с вами. В гипнабельном состоянии голос индуктора (терапевта) становится частью внутренней субъективной реальности человека. Он не объективируется, не выступает для человека в качестве внешнего объекта. Он является частью его внутренней образной жизни.
В норме на практике отношение сознательного и бессознательного заключается в том, что человек реагирует на внешность отчасти сознательно, опираясь на существующие отраженные и осознанные им структуры, отчасти бессознательно, опираясь на неизвестные факты внешней среды. Каждый из аспектов - сознание и бессознательное - имеют свою область в чувственно-практических и сознательных отношениях человека с внешней средой, и выход, превалирование той или другой стороны определяется давлением на человека известного и неизвестного во внешней среде. Принцип диалога заключает в себе эти две стороны, поскольку в диалоге человека попеременно действует и воспринимает. Редукция сознания происходит на уровень бессознательного тогда, когда отключается сознание человека и его действия являются реактивными, действиями полета, то есть представляют собой инстинктивно- рефлекторные реакции на внешние раздражения. В этом разница: реагируем мы на внешние раздражения посредством сознательно выработанных шаблонов, и в этом случае наши реакции являются произвольными и, сл., определяются нашим сознанием. Или же наши реакции определяются нашими инстинктами.