0268.439 "Володя Минкин"
Я
как-то по весне рассказывал Володе Минкину, как ходил с тургруппой.
Как здорово, когда мужчины и женщины в одной какой- нибудь комнатушке
переодеваются и спят. Но есть во всем этом и минусы. Как-то одна девица говорит:
"У меня месячные начались, я не могу тяжести таскать. И вот мы с приятелем её рюкзак по
очереди на себе несли, добрались до привала, высунув языки, а она за бабочками
принялась гонятся. Вова слушал меня, и глаза его, когда речь зашла о комнате с
переодеваниями, привычно замаслились, когда же
речь зашла о приключении с месячными, он посеръёзничал, потом словно от чего-то
отмахнулся, де с ним этот фокус не пройдет, и сказал: "Ты же в этом году опять
пойдешь?"-"Пойду"- "Возьми меня с собой." Почему нет?
К вечеру приехали на турбазу в горах. Вся турбаза - домишко и зачуханный пункт питания. Измученные, в каком виде были, в таком и упали. Проснулись от утренней прохлады. Вышли на воздух, осмотрелись. Куда ни кинь глаз - довольно пологие горы,
тянущиеся в бесконечность к горизонту, покрытые зеленой травой и лишь кое-где
утыканные группками хилых деревьев. И в окружающем безмолвии возникло чувство
бесконечной заброшенности и одиночества. Вова поежился: "Не знаешь, городишко какой-нибудь есть
здесь поблизости?" Я показал на пустынный горизонт и пожал плечами. До
самого завтрака Вова, как попугай, повторял одно и то же: "Должен же где-то
поблизости быть хоть какой-нибудь город. Ты должен знать. Должен знать название."
Я помалкивал.
После завтрака туман в низине рассеялся, и в паре километров Вова, наконец, увидел городишко, над которым в разных местах над отдноэтажными домами возвышалось несколько домов
не выше пяти этажей. Вова начал
теребить меня: "Пойдем в город!" Я с недоумением смотрел на него: "Ты для чего
сюда приехал? Тебе что, своего города мало? " Между тем, группа уже собралась на
осмотр местных пещер. "Да ну их с их пещерами, чего я в них не видел. Пойдем в
город". Так как, в конечном счете, всё-таки это я Володю сюда затащил, хотя мог
отговорить его от внезапно пробудившегося в нём желания поучаствовать в
компании мужчин и женщин, переодевающихся и спящих в одной комнате, и, с другой
стороны, "друзей одних не бросают", наконец, мной руководило всё-таки какое-то чувство
ответственности за него", я внял, в конце концов, его желанию, и мы отправились в
город.
Где-то через полчаса оказались на въезде в город. Здесь, у шоссе, стояло несколько ларьков,
рядом здание полицейского поста и тут же совершенно не обустроенная, вся в
рытвинах, но явно обустраиваемая, площадка, поскольку тут же находилась
строительная техника.
Вова остановился и сказал: "Знаю я
тебя. У тебя нет никакой определенной цели. Ты сам не знаешь, что тебе нужно. С
тобой заморочаешься ходить, ты будешь перед каждой тумбой останавливаться и
неизвестно для чего её разглядывать. Мы с тобой расходимся, а через... Сейчас
10 часов. В два часа здесь же встречаемся". Я почувствовал, как Володя с его
неуправляемостью начинает выводить меня из себя. Но он - взрослый и ни в
малейшей степени независимый от меня человек. Вова углубился в город, а я
возвратился на базу, а к двумя часам спустился вниз.
Места было не узнать. В
стороне стояла тяжелая строительная техника, от до этого уродливой площадки только что с
рёвом отъехал тяжелый самосвал с землей, и моему взору открылась сама площадка с
ровным утрамбованным песком. На другой стороне площадки стоял Володя, а у
полицейского поста копы тормозили проезжающие машины.
У каждого человека -
свои заморочки. Моя заморочка состоит в том, что если "нормальные герои всегда
идут в обход", то я иду напрямик. И вторая заморочка состоит в том, что
предпочитаю запретные пути. И я пошел прямо по проваливающемуся под ногами
песку, загривком ожидая реакции со стороны копов. Впрочем, реакции с их стороны
я не слышал, и мной овладевало чувство беспокойства и несправедливости: ведь я
должен быть наказан. Меня вообще возмущало, что я разрушаю идеально ровную
поверхность песка,
точно также, как меня возмущало бы, если бы это делал кто-то другой.
Так я шел
по песку, и когда уже подходил к концу площадки, вдруг провалился в песок по
грудь: под моей тяжестью плохо укрепленные бетонные блоки, подпирающие
стену песка, накренились. Разумеется, это были не зыбучие пески, однако
всё равно из песка выбираться надо, и мне казалось, что сделать это будет
трудно, и я сказал Володе: "Помоги". Но, может быть, потому, что песок был
сырой, я туловищем сверху образовал воронку и наконец высвободил ноги и очутился
на поверхности песка, а через минуту стоял на твердой земле. Посмотрел на
произведенное мной разрушение, потом пришло возмущение тем, что бетонные блоки
были плохо закреплены, и это второе возмущение вытеснило первое, то есть я
решил, что ни в чем не виноват, и успокоился.
Между тем Володя смотрел на меня торжествующе. На мой вопросительный взгляд он сказал: "Посмотри, что я надыбал" - И открыл сумку. Сумка кишела большими черными тараканами. Я дико посмотрел на Володю, как на сумасшедшего: "Зачем это тебе?!" - "Пригодятся"-
ласково сказал Володя. Тут только я обратил внимание на его испачканную одежду, и только тут в нос мне ударил жуткий канализационный запах. Я представил себе, как он в этом виде явится на базу, как эти твари там расползутся... Для меня это был предел, когда сумасшествие одного превращается в сумасшествие другого. Я повернулся и пошел прочь, и словно весь мир для меня сузился до канализационной черноты и ползающих в ней больших черных тараканов, и
чувство невозможности из неё выбраться на поверхность овладело мной.
03.05.12 г.