0268.562  Гламур
(заметки человека из леса)

    Почему заметки человека из леса? Я не говорю уже о том, что не просто не люблю, но не терплю, можно сказать, ненавижу, любую музыку - что  классическую, что  эстрадную. Слуха, как утверждают знающие меня, у меня никакого. Может быть, поэтому и не люблю. Хотя петь люблю, особенно в ванной. Впрочем, моего исключительного, замечательного пения не просто никто не одобряет, но меня готовы за него убить.
    Вот такой перед вами человек, и вот такого  человека я и  называю человеком из леса и предоставляю ему слово.

    Может быть, вводное слово и нужно. Может быть, вводное слово и необходимо. В смысле, да знаешь ли ты, о ком говоришь?! Кто ты и кто этот человек?! Чего ты добился, и чего он?! Знаю, поскольку полез в интернет и прочитал всё, что относится к нему. И тут же как бы захотелось извиниться и, как говорится, припасть и уничтожиться. Ну, так сказать, по привычке. Но то ли привычка куда-то пропала, но почему-то уже несоизмеримая прежде  со мной величина больших людей перестала меня в них впечатлять, и то ли зависть и сопутствующее ей чувство приниженности, взгляда снизу вверх по отношению к ним, пропали,  но без зависти что ж? - нет зависти - нет и чувства унижения, а если нет чувства унижения, то пропадает и значение табели о рангах.
    Но на какую - то точку  нужно было стать. И я подумал и решил: что такое я? Представлю себе, что я  - просто фотографический аппарат. Какие-то  снимки, сделанные мной,  произвели на меня впечатление, и я и говорю об этих снимках и произведенном ими на меня впечатлении, и больше ни о чем. А кто попал в поле зрения объектива фотоаппарата - это фотоаппарату безразлично.

    Не помню, от кого,  но я слышал такое определение гламура: гламур - это шоу плюс самолюбование. Отсюда получаем, что в гламуре шоу - средство, а цель - самолюбование. А что такое самолюбование - это удовольствие, которое человек переживает при взгляде на себя. А так как любое чувство основывается на сравнении, то и получается, что самолюбование так или иначе возвышает любующегося собой посредством унижения на ту же величину окружающих его.
    Гламур является необходимым признаком буржуазной культуры, поскольку гламур, или этикетка, обертка подчас важнее её содержимого...
    Нет, давайте воздержимся от углубления в эту область, а станем двигаться строго по теме, а тема наша - самолюбование. И вот, можете представить себе, в последнее время из всех телепередач меня больше всего привлекает шоу "Один в один". Вроде, как бы, забавно. И я, как всякий член буржуазного общества, за ней расслабляюсь. В смысле, отключаюсь. В смысле, ни о чем не думаю. Если занимает передача какие-нибудь пол извилины, то хорошо, и потому кайфуешь.
    Правда, я как бы и в этой точке припозорился, потому что оказалось, что то, что я время от времени смотрю, это уже повтор, так что эта передача - открытие только для меня, и поезд как бы ушел, и нечего распространяться относительно того, что было и быльём поросло. Впрочем, я полагаю, что от человека из леса ничего другого и ожидать не приходится. И, опять же, ведь ходим же мы в зоопарк и любуемся на обезьян и получаем от этого удовольствие. Так что можно, полагаю, и от человека из леса получить удовольствие.
    А должен вам заметить, что Любовь Казарновская мне очень нравится. У нас еще в каком-то годе были афиши с её выступлениями. Или это была не Любовь Казарновская, а Любовь Успенская, афиши о выступлениях которой и сейчас у нас расклеены по городу? Нет, всё-таки, Казарновская, потому что фамилия знакомая. А как увидел её в натуре и в лице, хотя и по телеку, она мне понравилась. Я имею ввиду, как человек. В смысле, как женщина. Одно дело, во первых, что фигура., а другое дело - лицо, открытое и приятное. И ведет себя, в смысле, раскованно и совершенно свободно. Ты сколько ей дашь?  Я бы дал ей лет тридцать пять, а оказалось 2013-1956 = 57.  Понимаешь, обманула меня. Я думал писать о женщине бальзаковского возраста, о муже намного старше её, и по этой причине о её неудовлетворенности и поэтому как бы такая свобода и непринужденность в общении - так сказать, хоть где-то что-то поймать, но поймать культурно и разрешенно, потому что она, несомненно, женщина культурная, а культурный человек, ты сам понимаешь, он существо искусственное, сделанное, неестественное. Это как мне одна заслуженная учительница высказалась: вот посмотришь, как простые люди веселятся, а мы так не можем, недоступно это нам.
      Но  тут, похоже, что всё не так, и мой бальзаковский трафарет, который я захотел наложить на неё, как бы не слишком подходит. 
    Видишь ли, я человек непостоянный. Так что если вначале меня передача как бы удивила, но  потом, так как в принципе все одно и то же, и дальше будет  то же, что вчера, это дело начало мне надоедать. А им, там, и участникам, и этому самому жюри, не надоедает, восхищаются, и вообще всем им очень как даже интересно, разве что Хазанов с последней передачи смылся, может быть, и ему, как мне, надоело. Хотя, с другой стороны, я же не знаю, какая там у них кухня и как они там в ней варятся. Может быть, это им и на самом деле всё интересно. С другой стороны, может быть, это у них работа такая, улыбаться, дурачиться и всё такое прочее, чтобы публику развлекать, тем более, что всё поведение этого дурачка-ведущего (Возможно, человек из леса имел ввиду пошлый вкус  ведущего, или, что то же, отсутствие вкуса. Впрочем, сложно сказать, что имеет ввиду человек из леса, когда высказывается, поскольку для него все его высказывания  первичны и ни через какие другие понятия не определяются)  это подтверждает, потому что то, что он выделывает, в том числе и с членами жюри, не вызывает ничего, кроме чувства неловкости, так что думаешь: на какую публику это рассчитано, и получается, что на самую что ни на есть низкопробную публику. И получается, что талантливые люди - и на кого они работают?  На тупиц вообще и на тупиц с деньгами в особенности. И вот ведь же работают, талантливые и одаренные, и унижаются. А что ты сделаешь, хочешь работать - унижайся и работай на дерьмо.  Дерьмо считает, что это нормально, но ведь не все же люди - дерьмо. Дерьмо - это профессия, специальность.
     Чего во всём этом больше, не берусь сказать. Но тут, как говорится, меня осенила такая притягательная картина, начинающаяся с дерьма и, как болезнь, как раковая опухоль, распространяющаяся на общество. Вот, допустим, я - дерьмо. И я желаю собой любоваться. Как я это могу сделать? - только таким образом, чтобы не дерьмо на меня работало. Ты, там, артист и талант у тебя, а всё равно ты - харя, подстилка под моими ногами. И когда я вижу в этой роли Любовь Казарновскую, мне становится стыдно за неё. И невольно думаешь: как ты сюда попала? Уж,  во всяком случае,  не с голоду же. Пела бы там свои арии по всяким лондонам и парижам. Правда, и там всё то же, больше того, там-то всё это дерьмо в максимальной консистенции. Но - всё-таки масштаб не тот. Потому что передача построена так, рассчитана на такой уровень, и именно благодаря ведущему, что в парижах ты поёшь для дерьма с деньгами, а здесь играешь свою роль для дерьма голожопного, и не воспитываешь его вкус, а, напротив, под его вкус подстраиваешься, имея ввиду единственную цель - чтобы он ржал и рыготал от удовольствия.
    Вот видишь, как ты рассуждаешь. А если именно повернуть дело так, что Любовь Казарновская  большая демократка, а так как телевизор смотрит народ, она тем самым служит народу. И ты, народ, её за её же служение тебе её  унижаешь.
    И, однако, опять же, ну, масштаб не тот.  То есть вот видишь, я рассуждаю как это самое дерьмо, а рассуждать иначе не умею, и чувствовать иначе не умею, потому что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.
    Но всякое дело, которое мы делаем, должно приносить нам хотя бы какое-то удовольствие. А какое удовольствие здесь могут получать участники передачи? О, весьма много удовольствия. Потому что собственное-то унижение должно компенсироваться. И когда участники передачи занимаются копированием, то есть в этом наслаждение, потому что есть возможность посмеяться над копируемым, а иначе невозможно, потому что без удовольствия ничего не делается. О жюри же и речи не идет, поскольку, во-первых, жюри судит, и у него появляется возможность посмеяться внутренним смехом теми, кого они судят, потому что ничто не доставляет больше удовольствия,  чем внутренний смех. И вот артистам в глаза говорят, как замечательно они  исполнили свою роль, а в душе в это время смеются: ну, и ваньки же вы!.
    Вот вечно ты всё развезешь, не знаю как. Да здесь идет обычная работа, которая вообще никаких эмоций не предусматривает, и люди просто выполняют свою работу. Они сами во всем этом не участвуют. Это все лишь работа, имитирующая какие-то чувства. Это всё - имитация, виртуальный мир, шоу, и больше ничего. И никто собой не любуется, потому что некогда любоваться, нужно выполнять работу.  Не стоит путать живые чувства и работу.
    Да? Ну, всё равно. Я даже и не хотел писать то, что написал, это само собой получилось. А я хотел написать о том, как Казарновская меня раздражила лично, во-первых,  тем, что "они (своими замечаниями) свою ученость показать хочут"; это меня раздражило, и поэтому она и сама начала меня раздражать, потому что она открывала рот, а я уже думал: вот сейчас она начнет: грудной голос, горловой голос." Или там насчет леди Гаги,  что де она  без души играет свою роль, и всё это возражение ей Аниты Цой на коленях перед ней - какая гадость эта картина! Вот так всё это дело накапливалось, накапливалось и завершилось взрывом. И этот взрыв есть во-вторых. Вы помните, как тысячу лет назад, какой же это был год? Примерно 1956-1958, где-то там, в ту пору как раз в моду вошла песня "Мишка". Ну, и мы все балдели от неё. И не от её слов, и не от мелодии, но от слов, от мелодии и исполнителя вместе  - балдели от чувств, которые она вызвала в нас. И песня эта подверглась резкой критике в печати   музыкальными кругами. И где-то в то же самое время академическими музыкальными кругами началась травля Марка Бернеса: он и не поёт, а шепчет, и т.п. То есть успеха Марка Бернеса высокие академические музыкальные круги перенести никак не могли. То есть в том смысле, что вот мы учились, становились в стойки, исходили потом, являемся всевозможными оперными певцами, а сдохнем со всем нашим пением, а Марка Бернеса, который даже и не поёт, а говорит, а даже не говорит, а шепчет, не переплюнем, не дойдем до слушателя. И де мы вообще не понимаем, как вообще можно таких людей, как Бернес, совершенно не умеющих петь, не имеющих даже голоса; людей, которые не учились в консерваториях и к тому же и вообще неграмотных, а Марк Бернес именно и был безграмотным, к пению допускать. И поэтому такого конкурента, как Марк Бернес, нужно уничтожить.  И уничтожали.
    А тут случилось так, что одной из исполнительниц , кажется, Еве Польне досталась сыграть Ваенгу. До этих самых пор я о Ваенге не знал ничего, кроме афиш и неясных слухов о твердом её характере. Но лицо её мне нравилось. Оно отличалось от гламурных,  проштампованных лиц других артистов на  афишах, которые как бы так и говорят: "купи меня" или: "купи билет на меня". Для меня это  лицо особенной женщины из тридцатых, сороковых годов, может быть, лицо моей матери, лицо "оттуда", лицо порядочной женщины из моего мира, и поэтому оно было мне родным, лицом моего человека, а слухи о её независимости  лишь укрепляли меня в этом моём чувстве.
    Артистка спела песню "Курю", и скопировала Ваенгу настолько удачно, что я, не терпящий музыку ни в каких её проявлениях,  в каком-то смысле был поражен и заинтригован. И вот Казарновская врывается в последующий разговор, перебивая его, и в её голосе звучит неприкрытое раздражение: "Что касается этой артистки, то я не понимаю, как таких людей вообще допускают на сцену. Я не понимаю нашего шоу-бизнеса. Ведь это - какой-то Кашперовский. Она следит за залом. Она не выпускает из поля зрения ни одного человека из зала. И её взгляд говорит: только  попробуй не полюби меня!" Очевидно, Казарновскую что-то очень сильно раздражило в Ваенге. И, уже несколько позже, я, кажется, понял, что её раздражило. Её раздражило в Ваенге то, что недоступно Казарновской несмотря на все её регалии. Из области за пределами  оперного пения, которую она как-то понимает и которая ей близка, и дальше которой больше ничего нет, это область попшоусного гламура, то есть самолюбования. Всё. На этом Казарновская заканчивается. И вот эта академическая односторонность, которой тяготится и сама Казарновская, вызывает ту же обиду и ту же зависть и непонимание, которыми  в своё время была вызвана  травля Марка Бернеса - этими же самыми "сильно образованными"
   Я открыл файлы с концертами Ваенги и, полагаю,   понял, чем привлекает Ваенга - именно тем, чем в свою время привлекал людй Марк Бернес.. Ваенгу нужно не только слушать, но и видеть. И видеть Ваенгу и слушать ею самой написанные песни - только это дает целостную картину относительно того, что Ваенга делает. Песни Ваенги  и движения Ваенги, движения её рук - это одно нераздельное целое. Движения её рук, её тела, тон - это тот язык, который позволяет зрителю расшифровывать значение слов и войти в тот образ, который и есть сам зритель. И поэтому песни Ваенги находят отражение в каждом, и отсюда испуганное и сопротивляющееся, и до сей поры испуганное и сопротивляющееся восклицание Казарновской: "она следит за каждым зрителем", и далее защитное: "и требует: попробуй не полюбить меня". Это означает, что Казарновской казалось, что Ваенга следит за ней. Но в действительности это Казарновская не могла оторвать взгляда от движений Ваенги, и в то же самое время ощущала, что это невозможно, что еще мгновение - и она упадет в черноту, в пропасть, в которой ничего нет, просто потому, что ничего из того, о чем поёт Ваенга, нет в Казарновской, несмотря на все её регалии или именно потому, что они у неё есть. И отсюда её личное и ненавистное отношение к Ваенге, потому что Казарновская не хочет знать, что она - инвалид, душевный инвалид, инвалид, у которого нет ничего своего, и сегодня она, подобно даме бальзаковского возраста, прислонится то к одному, т к другому в поисках душевности. А что уж тут прислоняться, поезд давно ушел. Но не может же известная оперная певица перед самой собой признаться, что она - инвалид, и это уже навсегда. Самолюбие-то что-нибудь да значит!  
    Для того, чтобы увидеть, что Ваенга делает, нужно посмотреть на лица зрителей. Замечание Казарновской относительно Кашпировского довольно точное,  но всего лишь "фигура по умолчанию", потому что что такое Кашпировский с его "добром" -  в общем - то - ноль, фигура болвана на телеэкране, и фигура зажатого в себе человека, как только он оказывался среди людей,  которым не сказали, что он "маг" или которые к самому этому слову относятся с юмором. Лица зрителей во время песен Ваенги - это лица людей, которые в это время переживают состояния "вхождения в себя" и переживания своих собственных чувств и своей собственной жизни, это - сон наяву, и это - сладкий сон, в котором человек приходит к самому себе, чувствует самого себя, переживает самого себя, и ощущает, что это его переживание - и есть его настоящая жизнь,  это и есть единственно ценное, что есть у него,  и это и есть он.
    Ваенга - единственная в своём роде, подобно тому, как единственным в своем роде был Марк Бернес. Её отличие от всех других артистов певческого жанра состоит в том, что те в песнях в лучшем случае выражают себя. Ваенга не выражает себя. Она  создает то, что делает. Поэтому  то, что она делает, объективировано ею по отношению к себе, превращается во вне её существующий идеальный объект, почему он и воспринимается зрителем и вызывает в зрителе изменения его сознания  в соответствии со своим содержанием, позволяя зрителю повернуться лицом к самому себе, к своей собственной жизни.

    22.07.13 г.