Вначале, когда всё только начиналось, мы все разделились на части. Но, конечно, каждая часть определенным образом позиционирует себя по отношению к остальным, рассматривая себя как точку отсчета, и это позиционирование осуществляет себя не на словах, а на эмоциях. Могут быть, конечно, и слова, но это уже крайность, это война, и это лишнее, потому что требует уже даже и практических действий и решительное отчуждение друг от друга, но, поскольку мы все оказались в одной лодке, то тут надо как-то сосуществовать. А как можно сосуществовать иначе, как не отгородившись друг от друга границами, такими, что эмоционально комфортно люди чувствуют себя в границах своего общества, и не комфортно при пересечении границ.
Эмоциональное разделение происходит само собой, просто не нужно в это дело вмешиваться, не нужно лицемерить, нужно отдаться тому, что происходит, то есть быть вполне естественными.
Конечно, каждая из групп считает себя лучшей, истинной, и критически относится к остальным группам. А что такое эмоциональное отношение в первую очередь? - это эмоциональное отношение "лучше - хуже", то есть я лучше или хуже других, и по отношению к тем, кого я воспринимаю как худших, я отношусь свысока и, в зависимости от склада души, могу их третировать или относиться
к ним снисходительно, де вот, мог, какие они бедненькие.
Так что мы вот так вот разделились на группы в соответствии с принципом "свой свояка видит издалека", и так начали наше
сосуществование.
Конечно, со временем границы между группами существенно подвидоизменились, потому что тут уже вмешались также и другие факторы, именно, кто чего стоит на самом деле, и появились новые критерии для оценок, которые надстроились на первыми, так что первые критерии существенно оказались в прошлом. Тем не менее, возможности или невозможности людей, принадлежащих группам, они не изменились, и, конечно, эти возможности и невозможности существенно влияли на отношение между людьми в уже перемешавшихся группах.
Первоначальное же деление состояло в том, что сразу же образовалось наше высшее общество, которое смотрело на остальных как на голытьбу, и это отношение заключалось даже не в том, что высшее общество образовалось из детей обеспеченных родителей, а потому, что сам культурный уровень отличал их от остальных: это были качественно совсем другие люди. Это
уже по мере учебы границы несколько подистерлись, однако в существенном всё же мало что изменилось. А подистерлись границы от простого заражения культуры от голытьбы, так что вполне культурные ребята вдруг приобрели привычки голытьбы, так что культура их становилась уже не так заметна, и, в свою очередь, голытьба заражалась
культурой. Это - результат диффузионных процессов,
поскольку общежитие так или иначе осуществляет размытие границ между группами, а в конце учёбы внешне границы уже
почти не ощущались. Но это было только внешне, тогда как внутри, в своей сущности каждый знал, чего он стоит и какие цели преследует, потому что люди, принадлежащие разным группам, руководствовались теми целями,
которые возможны для соответствующих социальных групп, реализовать которые они чувствовали себя способными и выше головы не прыгали.
И, тем не менее, подобно тому, как растения тянутся к свету, к солнцу, подобно этому и каждый человек, независимо от того, к какой группе он принадлежит, тянется
наверх.
И вот в нашем высшем обществе, понятное дело, ребята устремились наверх. И, чего я никогда не мог понять, но мужская часть нашего высшего общества решительно игнорировала соотечественниц
и направила все свои матримониальные усилия на иностранок и, конечно, не на
каких-нибудь африканок, а на американок, норвежек, словом, на западное бабьё,
вокруг которого возник в их головах какой-то ореол необыкновенности, словно они
являли собой что-то высшее сравнительно с соотечественницами. Вот, в связи с этим, обратите внимание, сколько африканцев ходит по нашему городу с нашими белыми
женщинами. А много вы видели, чтобы белый парень шел с черной девушкой? Я ни одного такого случая не припомню, нет, не встречал. Получается, что белая для черного тоже своего рода обладает каким-то ореолом, ощущением чего-то высшего. Ну, вот и для наших ребят из высшего общества точно таким же ореолом, получается, стали обладать западные девицы. И так как этот интерес к западным дамам начал приобретать форму даже чуть ли не эпидемии, то университетское начальство, не знаю уж, по какой причине, этим обеспокоилось и начало принимать меры против этого бедствия вплоть до того, что стало приглашать молодых людей к себе на ковер и проводить с ними профилактические беседы, заканчивающиеся угрозой исключения из университета и сообщения
их уважаемым родителям относительно непатриотического поведения их отпрысков. Не могу сказать, чем так уж обеспокоилось университетское начальство, может быть, возможностью усиления утечки русских мозгов за рубеж.
Но это можно только предполагать, на этот счет можно только фантазировать, потому что это так и осталось
для меня тайной за семью печатями. Я же имею дело только с фактами, и им и стану следовать.
Расскажу только один частный случай, который у нас приобрел сильную огласку и как-то подействовал на остальные умы претендентов на западных женщин, так что после этого если что и происходило
в этом отношении, то это происходило подковерно, и мы настолько, чтобы это вышло на уровень скандала, ничего такого больше не слышали.
Был в нашем обществе парень. Он был откуда-то из Краснодара и по виду своему представлял вполне зрелого, крупного мужчину,
импозантного, весьма не то, чтобы умного, но рассудочного уж во всяком случае. Родители его в Краснодаре занимали не последнее положение,
почему он и принадлежал нашему высшему обществу.
И случилось так, что он влюбился - не влюбился, этого я не знаю, потому что, мне кажется, что такие положительные типы людей неспособны к подобным каким-то неуправляемым непроизвольным чувствам, но у них всё происходит основательно, на основе каких-то рассуждений. Но это мне так кажется, а как это у них на самом деле происходит, не знаю, никогда не был в их шкуре.
И стало фактом, что он как-то сразу заявил о желании жениться на иностранке и, насколько я помню, вплоть до того, чтобы принять гражданство иностранки, там уж, не знаю, двойное или отказавшись от российского. И вот когда это дело вышло на общественный уровень, тогда-то начальство и пригласило его к себе. Я не стану называть его
настоящей фамилии, а обозначу похожей, скажем, пусть он будет Бреус.
Вызов начальства на ковер с угрозой отчисления, естественно, ломал Бреусу вес
разработанный им сценарий, поскольку если отчислят, то о женитьбе речь уже
могла идти. Да и, к тому же, как я слышал, начальство ко всему созвонилось с родителями Бреуса и рассказало о возникшей ситуации, так что в это же самое время Бреус получил соответствующее внушение и от родителей. Очевидно, что у Бреуса тут всё рушилось, весь его сценарий последующей жизни, который он сочинил для себя. Ко всему, примешалась тут и еще одна запятая, которая относилась уже к его избраннице, которая оказалась шведской коммунисткой, которая называла нас фашистами за то, что мы не возвышаем свой голос против эксплуатации масс во всём мире, не говоря уже
в своём собственном доме. Словом, и невеста-то получалась чуждым нам элементом,
с душком.
Однако правда и то, что все эти западные коммунисты - это публика особого покроя. Что я хочу сказать. Эта
иностранка была из Швеции, звали её Соня, а фамилия была то ли Асмудсен, то ли что-то в это роде, неважно. И эта Соня предавалась, в соответствии с европейскими ценностями, свободной любви. Посещала она
с этими целями и нашу комнату, так что мой сосед по комнате Коля тоже высказывал желание
жениться на ней. Но это было у него скорее в мечтах, поскольку он ощущал, что
она всё-таки, несмотря на всё наше приятельствование с ней, птица более высокого
полета, так что он вполне соглашался жениться, раз уж не получается на ней, то, во
всяком случае, на москвичке.
Но была у Сони, как оказалось, и постоянная точка. И такой постоянной точкой у неё был мулат из Претории.
Как-то этот мулат встретил меня с Соней на улице. Соня принялась передо мной
дико-торопливо извиняться и поскорее перебежала к мулату, что-то поспешно навешивая ему
на уши, понятно, чтобы он ничего не заподозрил о её отношениях со мной.
Прошлым летом она ездила со своим мулатом в эту самую Преторию знакомиться с его родителями,
и когда возвратилась, с почти мистическим удивлением, словно подобное в наше время
невозможно, возвестила: "Его родители- плантаторы, и
они - настоящие рабовладельцы".
И вот нынешней весной, после того, как Бреуса по поводу Сони начальство сделало
внушение, вследствие которого Бреус пребывал в душевных муках, поскольку
всё у него рушилось, Соня нанесла ему окончательный удар, объявив, что выходит замуж
за мулата и на лето уезжает с ним к его родителям в Преторию на отдых.
И вот нынешняя весна уже подходила к концу, уже пахло летом, в воздухе носились запахи всеобщего совокупления
и всеобщего счастья, и мы, которыми также овладело это всеобъемлющее
состояние природы, компанией собрались ехать на Зеленый остров на шашлыки.
Катя, имеющая виды на Бреуса, привязалась к нему, как банный лист: поедем да поедем с нами." Ты не поедешь, и я не поеду. Поезжай хоть ради меня". По лицу Бреуса я видел, что он находится при последнем терпении
от навязывания Катей ему себя, что он хочет остаться один и никого не видеть по
причине ножа, вонзенного в его сердце Соней напоследок, и это после всего того,
что он успел пережить перед этим.
Я схватил Катю за руку и с силой оттащил её от Бреуса. Катя истерически смотрела на меня и визжала: "Ты чего, ты чего, тебе еще чего надо". "Мне нужно сказать тебе важное". Оказавшись в стороне от Бреуса, я сказал: "Оставь человека в покое. Видишь, он не хочет".- "А тебе какое дело? Что ты вечно лезешь не в своё дело"- завизжала Катя. Оглянулась. Бреус
исчез. "А ты - скотина" - прошипела Катя тонкими изогнутыми дрожащими губами" на
меня.
И правда, с чего, спрашивается, я взял на себя функции сестры милосердия Бреуса?